Текст книги "Куликовская битва"

Автор книги: Анатолий Кирпичников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Два плана

Растущая самостоятельность Руси и ее открытое неподчинение Орде вызвали в 1380 г. поход монголо-татар на Москву. Поход замышлялся как крупнейшая карательная операция. Он предусматривал уничтожение русского войска, захват и разграбление Москвы и других городов. Среди целей ордынцев было отмщение за поражение на р. Боже и принуждение московских властей к выплатам дани, какой она была при хане Джанибеке (1342–1357 гг.). По словам Сказания о Мамаевом побоище, Мамай в ожидании военных действий отдал приказ не сеять хлеб, «будите готовы на русскыа хлебы». Здесь характерный пример того, как золотоордынская аристократия из-за стремления к агрессивным войнам тормозила социальное и экономическое развитие не только подвластных народов, но и своих частью оседлых земледельческих племен. В целом военные планы ордынцев были для них шаблонны: грабеж, захват добычи, убийства, погром областей. Подготовляя свою акцию, Мамай заручился поддержкой литовского князя Ягайло Ольгердовича и рязанского – Олега Ивановича.

Кроме ордынской конницы в армию Мамая входили бесермены (камские булгары), армяне, фряги (крымские итальянцы), черкасы (черкесы), ясы (осетины), буртасы. К оружию были созваны, очевидно, основные силы Мамаевой орды, включавшие, по сообщению Задонщины, девять орд и 70 князей. К ним примкнули и наемники, набранные среди народов Поволжья, Северного Кавказа и Крыма. Над Северо-Восточной Русью нависла реальная угроза разгрома, как это периодически осуществлялось монголо-татарами в Восточной Европе со времен Неврюевой (в 1253 г.) и Дюденевой рати (1293 г.). Ставилось под удар все, чего достигли низовские княжества в течение нескольких десятилетии. Московское правительство пыталось предотвратить войну мирным путем. Однако начатые переговоры после отказа Москвы повысить «ордынский выход» были прерваны.

Сообщение о выступлении ордынцев достигло Москвы в конце июля – начале августа 1380 г.[86]86
  Согласно Никоновской летописи, известие о выступлении Мамая было получено в Москве в июле, а сбор поиска был назначен на 31 июля в Коломне (Никоновская летопись. – ПСРЛ, СПб., 1896, т. 11, с. 52). Предпочтение здесь отдается августовским датам, приведенным в Ермолинской, Львовской и других летописях (Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV веках. М., 1960, с. 604).


[Закрыть] Сразу же был объявлен сбор войска, а 5 августа разосланы грамоты «по все люди». Эти грамоты, содержавшие, очевидно, ссылку на союзные обязательства, были направлены и удельным князьям, и независимым федератам. Рати должны были сойтись в Коломне 15 августа; следовательно, на сбор войска отводилось не менее 10 дней[87]87
  В ряде редакций Сказания о Мамаевом побоище время сбора войск в Коломне определено «на мясопуст святыа Богородица», т. е. 1–14 августа. Более точной представляется дата 15 августа – успение святой Богородицы, – указанная в распространенной редакции Сказания (Повести о Куликовской битве. М.; Л., 1959, с. 50, 124–125, 174; Никоновская летопись, с. 52).


[Закрыть]. Русское командование в тот период как бы примеривалось к своему противнику, пытаясь предугадать последующие события.

Для Москвы разразившаяся война была справедливой, направленной против иноземного владычества. Освободительные цели борьбы не могли не привлечь к ней широкие народные массы; уже в начальный период она для русских людей из оборонительной стала перерастать в наступательную. Это коренным образом отличало принятый в Москве замысел военной кампании от неприятельского.

Спешно собиравшиеся силы Руси готовились встретить подвижную татарскую конницу. Однако посланные в поле отряды разведчиков сообщили, что выступившее ордынское войско не спешит, «ждет осени», чтобы 1 сентября соединиться с литовцами и рязанцами на Оке. Стало ясным, что монголо-татары не отваживались совершить вторжение в одиночку. Подошедшая к южным границам Рязанского княжества Мамаева армия остановилась в районе устья р. Воронежа. На бесполезное выжидание ушли три недели. Время для внезапного нашествия было упущено. Русские же рати успели собраться.

Несмотря на то что в Восточной Европе в связи с усилением Руси сложилась новая расстановка сил, ордынцы были, по-видимому, уверены в привычной оборонительной тактике своих данников, не выдвигавшихся южнее Оки, а то и вовсе под защитой своих городов избегавших крупного полевого сражения. Этим можно объяснить и необычно длительную, трехнедельную остановку Мамая «в поле у Дона», и бездействие его разведки, которая оказалась плохо осведомленной о приготовлениях другой стороны. То были явные просчеты наступающих, позволившие русской рати приготовиться к отпору. К тому же с приближением к Дону все действия Мамая находились под наблюдением русской «сторожи», что позволило воеводам разгадать намерения противника и навязать ему время и место сражения. Ордынцы, кроме того, переоценили военную мобильность своих союзников, в особенности Олега Рязанского. В попытке спасти от очередного разорения свою землю он готов был, по словам Сказания о Мамаевом побоище, примкнуть к сильнейшему: «Которому их господь поможет, тому и аз приложуся».

Совершенно необычным для монголо-татар оказался русский план кампании: он предусматривал не пассивное выжидание, а решительное выступление войск навстречу противнику для завязки генерального сражения. Очевидно, этот план был окончательно выработан в Москве, после того как стало известно о намерении Мамая нанести удар монголо-литовскими силами (ожидаемый контингент рязанцев был, видимо, невелик) после их объединения 1 сентября на Оке. Целью русского командования было, предприняв упреждающие действия, помешать соединению союзников на Оке и демонстрацией своей силы оказать давление на колеблющихся рязанцев, а возможно, и литовцев. Этот замысел, как показали разворачивающиеся события, был успешно осуществлен.

Частично собранное в Москве войско «в борзе» двинулось в Коломну, которая была избрана главным местом сбора всех федеративных сил. Необычные действия русских воевод как бы подчеркивали, что прошли те времена, когда монголо-татары разбивали отряды княжеств порознь, грабя «в загонах» целые области. Армия Дмитрия Донского готовилась не только встретить врага на границе Залесской земли, но и углубиться на территорию вражеской коалиции. Выдвижение русских войск в Коломну и далее к устью р. Лопасни за неделю до назначенного Мамаем срока объединения его сил смешало планы наступающих. Позиция союзников Мамая становилась все более выжидательной. Ордынцы, узнав о движении русских к Дону и так и. не дождавшись войск Олега и Ягайлы, решились, наконец, выступить навстречу Дмитрию. Так в ходе начавшейся кампании монголо-татарская армия растеряла инициативу и пошла на поводу навязанных ей действий.

Следовательно, следя за разворачивающейся войной. можно обнаружить две противоположные военные позиции. Первая – ордынская исходила из традиционной предпосылки пассивности русских вооруженных сил и неотразимости действии своей конницы; вторая – русская – основывалась на встречной наступательной операции. Нужен был стратегический талант, уверенность в собственных вооруженных силах, трезвая оценка противника, чтобы впервые за истекшие почти 150 лет монголо-татарского ига выдвинуть и осуществить столь смелый, не исключавший серьезного риска, военный план. Соотношение сил, сложившееся к 1380 г., показывало, что объединенные русские земли могущественнее Орды. Приблизился исторический момент, казалось, навсегда сбросить вековое угнетение, мешавшее поступательному развитию молодого государства. Выразителем прогрессивных чаяний этого государства был князь Дмитрий, который сочетал в себе незаурядные способности выдающегося полководца и расчетливого политика.

Князя Дмитрия поддержала церковь. Популярный церковный деятель того времени Сергей Радонежский предрек ему победу и, нарушив монастырский устав,[88]88
  На это обстоятельство мое внимание обратил Д. С. Лихачев (см.: Лихачев Д. С. Мир Куликова поля. – Лит. газ., 1980, июль, № 28, с. 2).


[Закрыть] отправил в поход двух «смысленых зело к воиньственному делу»[89]89
  Никоновская летопись, с. 60.


[Закрыть] иноков – Пересвета и Ослабю. Присутствие этих людей, героически встретивших смерть на Куликовом поле, было глубоко символичным. Участие в военных делах «христовых воинов» придавало войне против «неверных» священный характер.

Выступление Дмитрия Донского опиралось на общий патриотический подъем народных масс и отличалось качественно новым общерусским подходом к решению внешнеполитических задач. В известной мере эти действия были «рывком вперед», что, несмотря на последующие трудности и поражения, ускорило создание Московского государства и его полное освобождение от вековой неволи. В данном отношении эпоха Дмитрия Донского была вершиной развития тогдашней Руси в период, предшествующий образованию единой России.

Поход к Дону

Источники Куликовского цикла позволяют с редкостной для русского средневековья, почти уникальной полнотой определить последовательность сбора войска, его состав, район мобилизации, построение и численность. По призыву разосланных во все концы страны гонцов с грамотами сбор войска, объявленный на 15 августа 1380 г. в Коломне, фактически начался еще раньше в Москве. В середине августа в дополнение к, по-видимому, уже съехавшимся московским «воям» туда прибыли во главе своих отрядов князья Белозерские (Федор Романович и Семен Михайлович),[90]90
  В Сказании о Мамаевом побоище упомянуты князья Федор Семенович и Семен Михайлович. По мнению Ю. К. Бегунова, Федор Семенович в данном тексте перепутан с Федором Романовичем, который сражался и погиб на Куликовом поло вместе с сыном Иваном. Что касается Семена Михайловича, то он в действительности был убит еще в 1377 г. на р. Пьяне (Бегунов Ю. К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побоище». – В кн.: Слово о полку Игореве и памятники Куликовского цикла. М.; Л., 1966, с. 493–494).


[Закрыть] Андрей Кемский (удел в районе р. Кеми к северу от Белого озера), Глеб Карголомский (с. Карголома в 3 км к юго-востоку от Белоозера), Андожские (или Андомские; волость Андога на р. Суде к югу от Белого озера), Ярославские (Андрей Ярославский и Роман Прозоровский; с. Прозорово на р. Редьме, впадающей в р. Мологу), Лев Курбский (с. Курба в 25 км от Ярославля),[91]91
  Достоверность названных здесь мелких князей Белозерско-Ярославского края заподозрена на том основании, что обособление связанных с ними уделов, по сохранившимся данным, происходило будто бы не древнее начала XV в. (Бегунов Ю. К. Указ. соч., с. 495–497). «Историчность» приведенных имен отстаивают Л. А. Дмитриев и особенно И. Б. Греков, резонно указывающие, что отсутствие сведений XIV в. о ряде мелких удельных владетелей еще не является доказательством появления их родов лишь в середине XV в. (подробнее см.: Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. М., 1975, с. 387–391).


[Закрыть] а также Дмитрий Ростовский. Никоновская летопись добавляет к этому списку посланца великого тверского князя Ивана Всеволодовича Холмского, князя Владимира Андреевича Серпуховско-Боровского,[92]92
  Известие Летописной повести о Куликовской битве, что князь Владимир Андреевич присоединился к главным силам лишь на р. Лопасне, опровергается сообщениями других источников, в том числе росписью полков в Коломне, согласно которой он командовал правым крылом.


[Закрыть] устюжских князей и других не названных по именам военачальников[93]93
  Никоновская летопись. – ПСРЛ, СПб., 1897, т. 11, с. 49, 52.


[Закрыть].

Карта первых мобилизованных контингентов обнаруживает характерную «звездчатую» систему их сбора. Вассальные дружины из городов и сел съезжались в стольный город под стяг своего князя. Из областных столиц собранные «вои» двигались в Москву. Белозерско-ярославские и ростовский отряды прибыли в столицу, пройдя расстояние 150–600 км. Учитывая короткие сроки сбора и то, что путь дальних «воев» занял не менее 7–10 дней, они проходили в сутки 60–85 км, что в 2–3 раза превышало обычную норму дневного перехода[94]94
  Дневной переход в начале похода равнялся обычно примерно 25 км (Иванин М. И. О военном искусстве и завоеваниях монголо-татар и среднеазиатских народов при Чингис-хане и Тамерлане. СПб., 1875, с. 165). Форсированная скорость суточного марша, равная 68–78 км, отмечается в военных действиях русских войск в XIII и XIV вв. (Рыбаков Б. А. Военное искусство. – В кн.: Очерки русской культуры XIII–XV веков. М., 1969, ч. 1, с. 354, 384).


[Закрыть]. Такой темп марша соответствовал авральности сбора. Как сообщалось в мобилизационной грамоте: «Вы бы чяса того лезли воедин день и нощь, а других бы есте грамот не дожидалися»[95]95
  Повести о Куликовской битве. М., 1959, с. 124; Шамбинаго С. К. Повести о Мамаевом побоище. СПб., 1906, с. 89–90 (прил.).


[Закрыть].

Был ясный тихий день,[96]96
  Время выхода армии из Москвы разные источники приурочивают к 9, 18, 19, 22, 27 и 28 августа 1380 г. В попытке определить дату выступления обратимся к более поздним календарным числам марша войск к Дону. Наиболее надежными здесь признаны показания Летописной повести о Куликовской битве, называющей 20 августа днем выступления армии из Коломны (Тихомиров М. Н. Куликовская битва. – В кн.: Повести…, с. 364–365). Учитывая протяженность пути Москва – Коломна и примерную скорость марша (см. с. 38), нужно думать, что войска вышли из Москвы или в середине августа, или в его четвертой пятидневке.


[Закрыть] когда прибывшие в Москву отряды выступили из города тремя колоннами по трем дорогам, ведущим в Коломну, «яко не вместитися им единою дорогою»[97]97
  Повести…, с. 55. – В дальнейшем, продвигаясь к Коломне, рати соединились вместе.


[Закрыть]. Впервые со времен «светлых» киевских князей в «поле незнаемое» выходило столь представительное войско. С особой теплотой древние книжники вспоминали о смелой белозерской дружине: «Велми бо доспешно и конно войско их»[98]98
  Там же, с. 86.


[Закрыть]. На поле брани эта рать, потеряв чуть ли не всех главных командиров, понесет губительные потери. Движение армии в Коломну, где уже дожидались другие отряды, заняло, по-видимому, не менее четырех дней. Войско, нагруженное обозом, подбирая встретившиеся по дороге части, проходило примерно 25 км в день.

Общевойсковое походное построение армии произошло на Девичьем поле в Коломне. «Князь же великий, выехав на высоко место з братом своим, с князем Владимером Андреевичем, видяще множество людей урядных и възрадовашяся, и урядиша коемуждо плъку въеводу»[99]99
  Там же, с. 56.


[Закрыть]. Для эпохи зрелого русского средневековья коломенский «разряд» полков по его подробности – древнейший документ своего рода. Он интересен в отношении организационного членения крупного войска, состоявшего из пяти полков (схема 1). Приведен перечень полковых командиров (два – семь), что позволяет судить о составе самих боевых подразделений. Дело в том, что каждому поименованному военачальнику соответствовал особый, так сказать, внутриполковой отряд[100]100
  Заметим, что полковой отряд мог быть сформирован из нескольких территориальных войсковых контингентов. Значит, отряд не всегда обязательно состоял из какого-либо одного ополчения или городовой дружины.


[Закрыть]. Следовательно, число командиров отражало в данном случае число составлявших полк «стягов».

В росписи полков, которую приводят источники, вкралась одна описка – выпало наименование «сторожевой полк». К счастью, данный пробел удается исправить. Наименование полка сохранилось в тексте Сказания о Мамаевом побоище по списку Михайловского[101]101
  Бегунов Ю. К. Указ. соч., с. 492.


[Закрыть]. Именно в этот полк, по своему положению авангардный, входили возглавляемые московскими воеводами отряды из Коломны, Юрьева, Костромы, Переяславля и Владимира[102]102
  В составе полка, согласно Сказанию о Мамаевом побоище по списку Миайловского, помечены Микула Васильевич с коломенцами, Тимофей Волуевич с владимирцами и Юрьевцами, Иван Родионович Квашня с костромичами. Судя по контексту, в этом же полку был и Андрей Серкизович с переяславцами. Приведенное в одном из списков Сказания упоминание о Романе Прозоровском как воеводе Владимирского полка в других источниках отсутствует (Моисеева Г. Н. К вопросу о датировке Задонщины. – ТОДРЛ, Л., 1979, т. 34, с. 235).


[Закрыть]. Следующий за сторожевым полк, передовой, был поручен смоленским княжатам Всеволожам[103]103
  Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969, с. 331–333.


[Закрыть]. В полку правой руки под командованием князя Владимира Андреевича находились его воеводы Данило Белоус[104]104
  В большинстве текстов, за исключением Никоновской летописи, Белоус заменен на Белеут. Однако такая замена ошибочна и вкралась из-за созвучия двух фамилий, одна из которых (Белеутовы) связана с московским боярским родом (Веселовский С. Б. Указ соч., с. 292–294, 490).


[Закрыть] и Константин Кононович, а также отряды из Ельца, Мурома, Мещеры и Ярославского княжества. В большом (или великом) полку были отряды из Белоозера и Москвы под главенством самого Дмитрия Ивановича. Полком левой руки руководил Глеб Брянский. Имя этого военачальника вызывает сомнения[105]105
  Бегунов Ю. К. Указ соч., с. 492–493.


[Закрыть]. В исправных списках Сказания о Мамаевом побоище назван Глеб Друцкий – личность вполне историческая[106]106
  Повести…, с. 90. – Глеб Друцкий погиб в 1411 г. (Древняя Российская вивлиофика. СПб., 1896, ч. 8, с. 23).


[Закрыть]. В целом состав воевод отражал доминирующее положение московской знати, включавшей и вельмож, перешедших на службу великого князя, вассальных княжат, представителей столичного боярства.

^{Схема 1. Походное построение полков в Коломне}

По данным распространенной редакции Сказания о Мамаевом побоище, в Коломне к армии Дмитрия присоединились «мужи новгородцы». «Чюдно быша воинство их, и паче меры чюдно уряжено конми и портищем, и доспехом». В одном из вариантов Сказания снаряжение новгородцев описано более подробно: «Все люди нарядные, пансири, доспехи давали з города»,[107]107
   Азбелев С. Н. Сказание о помощи новгородцев Дмитрию Донскому. – В кн.: Русский фольклор. Л., 1972, т. 13, с. 87.


[Закрыть] т. е. из государственного арсенала. Это сообщение, на мои взгляд, вполне достоверно и указывает, каким путем экипировались городовые отряды[108]108
  Вооружение горожан из княжеских арсеналов летописи отмечают с XI в. Оружие и конь давались также младшему феодалу как служебное или наградное пожалование.


[Закрыть]. Речь в данном случае идет о тяжеловооруженных воинах, многим из которых оружие вручалось, видимо, лишь временно, на срок похода.

В коломенском походном построении «мужики новгородские» занимали место в полку левой руки[109]109
  Повести…, с. 134–135.


[Закрыть]. Участие новгородцев в Куликовской битве оспаривалось, но ныне убедительно доказано С. Н. Азбелевым[110]110
  Азбелев С. Н. Указ. соч., с. 88 cл. – Выскажем одно дополнение. Говоря о соединении против татар русского воинства, книжник упоминает «всю Русь и словены», разумея в последних несомненно новгородцев (Повести…, с. 58).


[Закрыть]. Он прояснил реальные подробности новгородской помощи. Так, новгородский контингент, если верить распространенной редакции Сказания, возглавляли шесть командиров, что соответствовало принятой во второй половине XIV в. практике отправки в поход новгородской рати, выставляемой пятью городскими концами, иногда под общим руководством степенного посадника. К тому же имена двух посланных на Дон военачальников удалось опознать как достоверные. Далее, новгородские посадники упомянуты в списке боярских потерь на Куликовом поле, воспроизведенном Сказанием и Задонщиной. Этот факт проверяется записью о павших в битве новгородцах, которая сохранилась в рукописном синодике XVI в. новгородской Борисоглебской церкви (в Плотниках)[111]111
  Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. М., 1977, с. 131.


[Закрыть].

Новгородская сила откликнулась на призыв Москвы о помощи не случайно. Как раз в год Куликовской битвы великий князь Дмитрий перезаключил с новгородцами союзный договор о совместной борьбе с врагами Московской Руси. Эти обязательства северный союзник Москвы как в 1375, так и в 1380 г., видимо, точно выполнил. Характерно, что сообщение о битве на Дону приведено новгородским летописцем в подчеркнуто торжественном тоне, как общерусское свершение. Именно в 1380 г. «по завету о победе на Мамая» была заложена на Славковой улице церковь Святого Дмитрия[112]112
  Новгородская 1-я летопись старшего и младшего изводов. М.-, Л., 1950, с. 377; Азбелев С. Н. Указ. соч., с. 96.


[Закрыть].

Возвращаясь к коломенскому «уряжению» полков, отметим, что примененное там пятичастное построение основных тактических подразделений в русском военном деле было известно с XII в. и удержалось четыре столетия спустя. В XIV–XV вв. такая разбивка постепенно вытеснила традиционное разделение войска на три полка; она позволила усложнить бой, шире осуществлять глубокий маневр, выставлять значительное дальнее сторожевое охранение, создавать более эффективный, эшелонированный в глубину и по фронту боевой порядок, лучше прикрывать главный полк – обычно ставку командующего. Увеличение числа основных боевых подразделений сверх шести-семи затрудняло единое руководство ими в бою, а малое число полков (один-два) снижало способность войска к маневру и, как правило, являлось показателем незначительности сил одной из враждующих сторон. Количество полков, участвовавших в коломенском смотре, напротив, отражало многочисленность собранной армии.

Войско, разделенное на полки, согласно заслуживающей доверия Летописной повести о Куликовской битве, выступило из Коломны 20 августа[113]113
   В других источниках это выступление приурочено ко дню Моисея Мурина, т. е. к 28 августа.


[Закрыть]. Оно было готово к внезапному нападению и встречному бою. В связи с этим понятно формирование передового полка сразу из четырех несущих боевое охранение отрядов. Вскоре после 20 августа войско достигло устья р. Лопасни. Тем самым оно вышло к месту предполагаемого соединения Мамая, литовцев и рязанцев и перерезало главный Муравский шлях, которым татары обычно ходили на Москву. Задача начального этапа похода, заключавшаяся в упреждающем выдвижении к месту объединения вражеских сил на Оке, была выполнена. Последующая переправа войска через Оку и его движение в глубь Рязанской земли произвели на участников антимосковской коалиции деморализующее действие.

Олег Рязанский, до последнего момента надеявшийся, что великий князь уйдет от ордынских полчищ на Двину или в Новгород Великий, «устрашися и возтрепета зело». А князь Ягайло, уже подошедший к Одоеву, «слышав, яко Олег убоася, и пребысть ту оттоле неподвижным»[114]114
  Повести…, с. 58; Никоновская летопись, с. 55.


[Закрыть]. Формулировки летописцев не вполне точны. Литовское войско продолжало свое движение для соединения с Мамаем. Однако Ягайло, направив свою армию вместо Оки к Дону, явно не торопился. В литовском войске, как выяснил В. Т. Пашуто, кроме восточно-аукштайских, не было надежных сил[115]115
  Пашуто В. Т. «И въскипе земля Руская…». – Ист. СССР, 1980, № 4, с. 86.


[Закрыть]. Характерно, что в составе этого воинства отсутствовали белорусы и украинцы[116]116
  Князь Ягайло «совокупил литвы много, и варяг, и жемоти, и прочаа» (Никоновская летопись, с. 55).


[Закрыть]. Русское население Литвы поход явно не поддерживало; более того, отдельные литовские и славянские выходцы (из Полоцка, Друцка, Брянска), как мы увидим ниже, дрались на Куликовом поле на стороне Москвы.

После переправы через Оку пришла весть о том, что Мамай все еще «в поле стояща и ждуща к собе Ягайла на помочь рати литовскыя»[117]117
  Симеоновская летопись. – ПСРЛ, СПб., 1913, т. 18, с. 129.


[Закрыть]. Русское командование тогда, вероятно, приняло решение очередной раз упредить соединение частей противников и идти навстречу Мамаю к верховьям Дона. Во время кратковременной остановки у устья р. Лопасни к русскому войску присоединились «остаточные вои. После выступления армии на этом месте был оставлен Тимофей Васильевич Вельяминов, «да егда пешиа рати или конныа поидет за ним (князем Дмитрием. – А. К.), да проводит их безблазно (непоколебимо. – А. К.)»[118]118
  Никоновская летопись, с. 54.


[Закрыть]. По словам Никоновской летописи, великий князь в то время печалился, «яко мало пешиа рати». Эта рать, видимо, не поспевала за конницей и догнала основные силы уже у Дона.

Войско, вступившее 25 августа в пределы Рязанской земли, вероятно, сошло с Муравского шляха и уклонилось в юго-восточном направлении. Очередная остановка была сделана у г. Березуя, находившегося в 23 поприщах (около 30 км) от истока Дона[119]119
  Березуй (Береза, Березай, Берестей) находился в 4 км южнее г. Венева, на месте с. Березова, где сохранилось городище (Сахаров И. П. Памятники Тульской губернии. СПб., 1851, с. 12).


[Закрыть]. В Березуе к основным силам присоединились князья Ольгердовичи: Андрей с псковичами и Дмитрий с брянцами[120]120
  В 1379 г. Дмитрий Ольгердович лишился Трубчевска, перешел на сторону Москвы и получил «в кормлением Переяславль-Залесский. Однако в 1380 г. переяславцамя командовал не он, а А. Серкизов. Возможно, что Дмитрий Ольгердович, вплоть до своей смерти в 1399 г. носивший титул князя Брянского, был связан с Брянском, оказавшимся в составе Литвы (ср.: Соловьев А. В. Автор Задонщины и его политические идеи. – ТОДРЛ, М.; Л., 1958, т. 14, с. 184–185).


[Закрыть]. Приведенная ими «кованая рать» (тяжеловооруженные воины) усилила армию как раз накануне решающей схватки. В Березуе она пробыла несколько дней,[121]121
  Согласно В. Н. Татищеву, к Березую войска подошли 1 сентября (см.: Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1965, т. 5, с. 144). 5 сентября из этого места были направлены под Мамаеву орду «избранные свои» разведчики.


[Закрыть] поджидая отставших и «перенимая вестей». Разведчики сообщили о движении Мамая, не знавшего о местонахождении русского войска, к верховьям Дона, «доколе приспеет нам Ягайло»[122]122
  Ермолинская летопись. – ПСРЛ, СПб., 1910, т. 23, с. 125.


[Закрыть]. 6 сентября московская рать подошла к Дону в месте впадения в него р. Непрядвы. И на этой заключительной стадии похода соединения литовцев и татар так и не произошло. Инициативу прочно удерживало русское командование. На берегу Дона к армии присоединилась пехота. «И ту приидоша много пешаго воиньства, и житейстии мнози людие, и купци со всех земель и градов»[123]123
  Никоновская летопись, с. 56.


[Закрыть]. Это сообщение указывает на участие в войске «черного люда» и использование (кроме сохранявшей решающее значение конницы) значительных масс пехоты, видимо необходимой в широком антитатарском походе. Не следует представлять пехотинцев как обязательно обездоленных, нищих людей. В их ряды рекрутировались состоятельные горожане: купцы и ремесленники. С XIII в. пехота оказалась родом войск, влиявшим на исход сражения, в том числе и с конными степняками[124]124
  Кирпичников А. Н. Военное дело на Руси в XIII–XV вв. Л., 1976, с. 7 cл.


[Закрыть]. Продемонстрировала она свои качества и на Куликовом поле. Пехотные части были, видимо, и в ордынском войске.

В русской рати сошлись люди разного социального положения. Источники Куликовского цикла – случай довольно редкий – отмечают «простых», «молодых» (в смысле имущественного положения) людей,[125]125
  Повести…, с. 61, 75.


[Закрыть] но не обязательно пехотинцев. Все эти факты раскрывают великий общенародный размах, который приняла во времена Дмитрия Донского борьба русских людей за освобождение и независимость своей земли.

Итак, за 20 дней похода русская рать прошла 300 км. С учетом остановок в Коломне, у устья р. Лопасни, в Березуе путь к Дону занял 12–13 дней. Движение русского войска можно назвать маршем-мобилизацией. На каждой остановке в его состав вливались новые пополнения. Следование к Дону не отличалось особой быстротой. Зато оно позволило подтянуть отставших и осуществить планомерный сбор не только ближних, но и дальних «воев». История Руси XIV в. не знает столь широкой по масштабу походной операции, характеризовавшейся наращиванием вооруженных сил по мере их наступательного движения навстречу противнику. Боевой дух подошедшего к Дону войска подняла грамота, полученная от Сергея

Радонежского, еще ранее предсказавшего победу Дмитрию. Приведенная в Летописной повести о Куликовской битве, она звучит с подкупающей достоверностью: «Чтобы еси господине таки пошел, а поможет ти бог и святая Богородица»[126]126
  Там же, с. 33.


[Закрыть]. На военном совете после споров было принято бесповоротное мужественное решение начать переправу через Дон.