Текст книги "Созвездие Антура"
Автор книги: Анатолий Белозерцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
Глава 4
ВЕЧЕР МУЗЫКИ
Белкин так и не осмелился подойти к Люсе и объяснить, что же случилось. При встрече с ним ее лицо не выражало ничего, словно его и не было рядом.
Она даже улыбаться стала чаще. Видно, привыкла к студентам, полюбила этот веселый народ и перестала чувствовать себя чужой. Она теперь не пропускала ни одного похода на каток, ни одной воскресной вылазки на лыжах. Вместе со всеми бесстрашно мчалась с круч, падала. Вставала, отряхиваясь, и смеялась под дружный хохот. Она смеялась громко и заразительно – так, что тайга оглашалась звонким эхом. Лешка, обычно находившийся неподалеку, видел ее лучистые глаза, слышал смех и досадовал еще больше. Он ревниво замечал, что возле нее постоянно крутятся «звери», в том числе и Володька Лебедев. Он подозревал, что Лебедев сам не равнодушен к Люсе и специально затеял тот спор. Лешка злился: какой он дурак, если позволил так надуть себя! Посещал лекции, готовился к семинарским занятиям, ходил по воскресным дням на охоту и рыбалку, но прежнего удовлетворения не было.
Учиться плохо он не мог: по всем предметам оставались отличные оценки, но и они не радовали. Даже раздражали. Алексею казалось, из-за того, что он отличник, ребята сторонятся его. А это, конечно, замечает Люся.
Но произошло событие, которое все повернуло.
В институте проходил смотр самодеятельности. Оркестр, с которым выступал Белкин, был его детищем. Сам подобрал ребят, занимался с ними.
И вот они – на сцене. В черных костюмах, белых сорочках, темных галстуках. Форма придала им строгость. Пальцы ударили по струнам, и полилась искрящаяся звуками мелодия:
Светит месяц,
Светит ясный…
Зрительный зал подчинялся музыке: лица слушателей были то нежными, то серьезными.
В заключение Алексей Белкин солировал в концерте Будашкина для балалайки с оркестром.
…Он видел перед собой далекий таежный бор, в котором сосны высокие, прямые… Синее, без единого облачка небо… Неширокую горную речушку, звенящую на крутых замшелых валунах. И был он уже не здесь, в зале, а в небольшом тихом городке, затерявшемся в уральской тайге. Представил, как собрались они снова в большой комнате и начали играть. Отец, мать, Анатолий, Валера и Коля – на гитарах, Владимир – на мандолине, а он – на балалайке. Вспомнил, как соседи шутили: «У Белкиных семейный оркестр!» – и улыбнулся.
В первых рядах сидела Люся. Она облокотилась обеими руками о спинку стула и, подперев ладонями маленький подбородок, пытливо смотрела на сцену. Лицо ее было сосредоточенным, а глаза ловили каждое его движение.
Аплодисментов он не слышал.
А после концерта в гардеробе почувствовал чей-то взгляд. Рядом, в двух шагах, стояла Люся. Он отвел глаза, заспешил к выходу. И услышал ее голос:
– Леша, никуда не спешишь? Ведь нам по пути…
Они вышли и утонули в густой февральской мгле.
Глава 5
ПЕТУХ – В НЕБЕ!
В марте Белкин прослышал, что в городе открылся авиационный клуб. Съездил, разузнал: идет запись в парашютный кружок.
Прыжки с парашютом! Об этом он мечтал еще в детстве. Заберется зимой с одноклассниками на Лысую и прыгает на лыжах с обрывов. Мальчишки выбирали «трамплины» покруче. Лешка боялся прыгать, но виду не подавал. Разгонится по лыжне, присядет на колени и – летит, дух захватывает.
Накануне Первого мая предстояли первые прыжки. К полудню новички собрались на полигоне. Командир парашютно-аэростатного звена выстроил их в шеренгу и поставил задачу:
– Прыгать будете с аэростата. В воздухе держитесь уверенней. В этом – залог вашего удачного приземления…
«Старички» острили:
– Раньше в этой «бочке» селедку возили, а пришла в негодность – передали ДОСААФу.
…Аэростат оторвался от земли и стал быстро набирать высоту. Метрах в шестистах его сильно заболтало. Новички крепче вцепились в ремни.
– Обычное дело, – пояснил командир звена. – Дорога выдалась ухабистой, вот и трясет, как на грузовике.
«Ничего себе, обычное дело. Аэростат – не «трамплин» на Лысой… Но чего это я нюни распустил? – спохватился Белкин. – С таким настроением лучше не прыгать. Неужели слабее других?»
Послышался сигнал-гудок, парашютисты вскочили с мест. Проверив готовность каждого, инструктор нажал кнопку. Дверца открылась. Раздалась команда: «Пшел!» По Лешкиной спине пробежали мурашки.
Парашютисты один за другим ринулись в синь. Белкин прыгал последним. Накрепко сжав ремни, ждал своей очереди. Свистящая струя воздуха подхватила его, крутанула, потом отпустила, и он полетел к земле. С головокружительной скоростью он словно ввинчивался в плотную, хотя и податливую массу. Но вот почувствовал рывок – и свободное падение затормозилось.
Всего несколько мгновений длилось оно, но сжалось сердце в груди, и только теперь, когда над головой распустился шелковый купол, застучало сильно и часто.
Над ним блистало ослепительное небо, а снизу стремительно неслась навстречу пестревшая квадратами темно-зеленая земля.
И тут он увидел, как от аэростата отделился еще один парашютист. Он камнем падал вниз.
«Такой затяжной прыжок! – восхитился Белкин. – Это, наверно, инструктор».
Но что это?.. «Инструктор» заорал оглушительным голосом. Лешка вытаращил глаза в изумлении: это был петух, настоящий петух крупной сибирской породы. Он кричал что было сил и яростно хлопал крыльями, словно купался в теплом апрельском черноземе. Но так как до земли еще было далеко, купался он в синеве неба и солнечных лучах. Оттого был красно-огненным, словно клокочущее пламя.
Все смеялись. Даже самые боязливые. Приземление прошло благополучно.
Однокурсники, услышав про Лешкин прыжок вместе с петухом, язвили:
– Правда, что петуху присвоили звание мастера спорта? А тебе какое?..
Алексей не обижался: хоть и с петухом, но прыгал-то он один со всего охотоведческого.
Глава 6
„ГОРЬКО!“
В Лешкины сны все чаще приходила девушка с голубыми глазами и нежно вьющимися локонами. Она смеялась, смеялась так, что звенели, как эхо, синие небеса.
Однажды ему приснилась гроза. Содрогалась земля. Острые клинки молний раскалывали небо. Тучи словно разверзлись, жгутами лил весенний дождь.
Они шли по ночному городу. Тускло мерцали фонари. Когда дождь стал больно хлестать по рукам и лицу, они забежали в ближайший подъезд.
Гром, словно многотонная бомба, взрывался где-то за углом и, отразившись троекратным эхом, сотрясал окна окрестных домов. При каждом ударе Люся крепко прижималась к Алексею. Он чувствовал ее прерывистое горячее дыхание, слышал, как громко бьется чье-то сердце. Ее или его? Может быть, их сердца бились вместе…
Он медленно приблизился к ее губам и стал целовать мокрые щеки, жаркий лоб, сверкающие серебряными капельками волосы. Это длилось долго, очень долго. Они очнулись, когда кончилась гроза. Посмотрели друг на друга и расхохотались.
А потом снова шли по пустынному городу. В лужах отражались их тени. Они то сокращались до карликовых размеров, то вытягивались далеко-далеко, но были всегда рядом. По улицам, словно пароходы, в ярких огнях плыли фантастические громады домов.
Ему дышалось как-то особенно легко.
Сон… Но почему сон? Ведь это было на самом деле! Это было совсем недавно, в один из первых майских вечеров.
* * *
«Если театр начинается с вешалки, свадьба – с пригласительного», – заявил Лебедев и показал его проект. На нем было сфотографировано здание института, по углам размещены овальные портреты молодоженов. И все это обрамлял таежный пейзаж.
Когда проект пошел по рукам, кто-то присвистнул от восторга. Лишь Косыгин сказал: «Если хотите нарисовать таежный пейзаж, не забывайте: тайга никогда не обходилась без медведя, белки и сибирской лайки».
Студенческая столовая забита. Первая комсомольская свадьба на зоофаке!
Они сидели смущенные, словно в чем-то провинились. А кругом – «зверофаковцы».
Молодоженам подарили комнатные часы и пятикилограммовый торт. Геннадий Косыгин и Сергей Поле́, расцеловав виновников торжества, преподнесли им арбуз с шампанским.
Между студентами разместились преподаватели. Здесь они были не такие чинные и важные, как в аудитории. Вместе со всеми шутили, смеялись, мурлыкали про «величавую Ангару».
Декан факультета произнес короткую поздравительную речь, в которой не позабыл упомянуть о достоинствах обоих молодоженов.
– Люся – незаменимый работник в деканате, Леша – способный студент, отличный комсорг. За другого парня мы ни за что и не отдали бы нашу Люсю, – улыбнулся Александр Петрович. – С законным браком! Счастливой семейной жизни!
Когда крикнули традиционное «Горько!», Леша с Люсей покраснели, испуганно взглянули друг на друга и чмокнулись в пылающие щеки.
Звучала светлая мелодия «Сказок венского леса».
Поднялся профессор Скалон. Тень его коренастой фигуры отпечаталась на стене.
– Родные мои! В этот необычный для вас день не могу, не имею права не сказать несколько напутственных слов, – начал он. – Мне очень импонирует ваша молодая супружеская чета. Вы решили вступить в брак, не дожидаясь, когда придет к вам благополучие. И это правильно. Стройте свое счастье вместе!..
Василий Николаевич нахмурил брови.
– Мне вспоминается письмо великого Дарвина, которое он отправил своему коллеге и другу Гексли, только что вступившему в брачный союз: «Надеюсь, женитьба не вызовет у вас расположения к праздности. Боюсь, что счастье дурно отражается на работе». Дарвин даже не предполагал, что для Гексли искушение таилось не в праздности, а в работе сверх меры. Семья значила для него ничуть не меньше, чем наука, и тем не менее он так редко бывал с женой и детьми, что называл себя «постояльцем».
Алеша – будущий охотовед, а значит, и зоолог. Причем перспективный зоолог. После летних каникул он привез в институт богатейший гербарий уральской растительности. А посмотрите в нашем зоологическом кабинете, какие чучела сделал. Какую роскошную сову! Великолепного болотного луня! Красавицу-ворону! Я от всей души благодарен ему за эти подарки!.. У него превосходные качества орнитолога: наблюдательность, терпение, настойчивость. И что самое важное – научное видение. Вам, Алеша, настоятельно рекомендую всерьез заняться научной работой.
Я пью сегодня за одержимость! Пью, как поется в песне, «за яростных, за непокорных…»
…Перед Алексеем стоял торт с шоколадной надписью «Совет да любовь», а в памяти то выплывала, то исчезала куда-то миска голодных военных лет, полная овсянки. У него влажно блеснули глаза.
– Что с тобой, Леша? – забеспокоилась Люся.
– Вспомнилось кое-что, – и улыбнулся виновато.
Ему было жаль, что ни мать, ни отец, ни братья не прибыли на свадьбу. Приехать с Урала в Иркутск такой семьей накладно, а лишних денег дома нет. Недавно умерла жена старшего брата Анатолия, остались двое внучат – Слава и Танюша. И все хлопоты – на плечи матери. Отец-то совсем плох. И все-таки как было бы хорошо, если б родные сидели сейчас рядом.
…За столом, уже в который раз, поздравляли молодых с законным браком, желали счастливой семейной жизни и дюжину таких же, как они, «бельчат». И снова раздалось:
«Горь-ко-о-о!»
Алексей повернулся к Люсе, нежно обнял ее и, счастливо улыбаясь, уверенно и крепко поцеловал.
Глава 7
„СЛАВНОЕ МОРЕ“
«1 июля 1958 года
Дорогие мои папа, мама, Валера, Коля, Славка и Танюша!
Сегодня начинается летняя практика. Представляете где? На Байкале! На том самом, про который папа любит напевать:
Славное море —
Священный Байкал…
А море и в самом деле славное… Разлилось между высоких скалистых гор. Светлое, прозрачное, точно слезинка. Даже за сотни метров от него видишь, где мельче, где глубже: на отмелях – белесые разводья, в глубине – темные пропасти.
Поверхность озера – зеркало. Смотришь и видишь, как купаются в воде сбежавшие с косогора сизо-зеленые ели и пихты, как ныряют по волнам, словно белоснежные паруса, кочевники-облака.
Пожалуй, на шарике земном нет второго такого чуда. И по красоте, и по богатству. Байкал вместил пятую часть мировых запасов пресной воды. А водится в ней около двух тысяч видов животных и растительных организмов. Две трети из них нигде не встретишь на нашей планете. А сколько рыбы? Насчитывают до пятидесяти видов. Вот где бы было раздолье для Кольки! Конечно, рыба есть и в Увильдах, да не такая. Только осетр и омуль чего стоят!
Чудо этого «славного моря» – тюлень-нерпа. Оказывается, этот пресноводный тюлень уникален. Притом очень мил и красив. Можно бесконечно наблюдать, как он ныряет и выныривает из воды в погоне за рыбешкой. Наш декан занимается его изучением. Он, пожалуй, влюблен в него, как мать в своего ребенка.
Но нерпа – лирическое отступление. В основном мы изучаем зверей и птиц в прибрежной тайге. Сколько их, чем питаются, как «уживаются» друг с другом? Особенно нас интересует баргузинский соболь. Это – «король мехов». Мы вырабатываем научные рекомендации охотоведам, чтобы сохранить этого ценного зверька.
10 июля
Вчера с Сережей Поле возвращались из тайги и вдруг услышали треск валежника, «Наверно, косуля». Кусты раздвинулись, и из них выбралась… медведица. Огромная, лохматая. Я вскинул ружье и тут же вспомнил, что заряд-то у нас мелкий: не свалит – только раздразнит. Тогда быть нам в ее лапах. Задерет! Мотаю головой Сереге: не вздумай стрелять! Он согласно кивнул. Медведица взревела, встала на дыбы и уставилась на нас кроваво-красными глазами. Мы не шелохнулись. То ли от этого, то ли у нее было добродушное настроение – встала на четыре лапы и, незлобно рыча, удалилась в другую сторону.
Лишь в лагере мы с Серегой вполне осознали, чем могла бы закончиться для нас эта встреча.
16 июля
Недавно привез филина. Он поселился в нашей комнате. Возвращается вечером Люся с работы, а я выключил свет. Открыла она дверь – из темноты уставились два горящих глаза. «Ты чего это, Леша, привез? Светляки?» И хотела взять эти «светляки» в руки. Филин как защелкает, как застрекочет. Люся отскочила в сторону, а он развернулся на сто восемьдесят градусов и защелкал еще сильнее. «Лешка, включи свет! – не выдержала моя хозяйка. – Кто это? Вечно что-нибудь придумаешь, – сказала, успокоившись. – В прошлый раз ворону привязал к столу, теперь – филин. Нет чтобы привезти белочку». – «Привезу!» – пообещал я.
И привез. Правда, не белку – лисенка. Маленький, рыжий, юркий, он облазил все уголки нашей комнаты. Перевернул все вверх дном. Люсина мама замучилась подбирать за ним вещи. Как ни жалко было рыжего, пришлось «подарить» живому уголку соседней школы.
29 июля
Вот и конец нашей практике. Завтра – в Иркутск. Жаль, что придется прощаться с этим чудо-морем!
С огорчением узнал: на побережье озера собираются строить крупный бумажно-целлюлозный завод. Бумажники не дураки. Байкальская вода идеальна. Минеральных примесей в ней так мало, что ее можно использовать вместо дистиллированной. Но ведь это – Байкал!
Конечно, не бумажной базой должно стать это озеро, а краем здоровья. Такой здесь благодатный климат, столько целебных источников.
Ученые начинают бить тревогу.
Неужели не победит здравый рассудок? Неужели Байкалу дадут погибнуть? Не верю! Ведь жить-то нам не только сегодня…»
Глава 8
СПОР С ДЕКАНОМ
Комсомольское собрание было шумным. Страсти разгорелись после выступления Алексея. Перед этим Сидоров, декан факультета, рассказал о новом почине рабочих вагонного депо Москва-Сортировочная.
– Учиться работать и жить по-коммунистически – этот девиз стал законом жизни десятков, сотен коллективов в нашей области. Сегодня областная газета «Советская молодежь» опубликовала портреты тех, кто одними из первых включились в коммунистическое соревнование.
Он взял газету, лежавшую на кафедре, развернул ее и показал студентам.
– Вот они, разведчики будущего! Виктор Горохов, Тамара Майборода, Тадий Булий…
Обком комсомола и президиум областного Совета профсоюзов одобрили инициативу создания коммунистических бригад. Нам тоже рекомендовано включиться в соревнование. Это предложение выносим на ваше рассмотрение, – закончил декан.
В аудитории стало тихо.
– Кто хочет выступить? – спросил председательствующий.
На трибуну поднимались парторг, профорг. В различных вариантах они сказали то же, что и Сидоров, предложили всем как один включиться в соревнование. В президиуме раздавались аплодисменты, которые нехотя перекочевывали в зал.
– Разрешите слово! – поднялся Алексей. – Да, Владимир Ильич предсказывал, что мы придем к победе коммунистического труда. Но при этом он требовал: как можно меньше политической трескотни! Как можно больше экономики!
Вот здесь участников коммунистических бригад называли разведчиками будущего. Это правильно. Они что-то ищут, открывают в процессе своей работы. А какие мы – разведчики? Для нас оборудованы аудитории, кабинеты, сделаны пособия. Нас обеспечили общежитием, платят стипендию. Все это предоставили отцы и матери наши. И наш долг перед ними – получить максимум знаний. Наши группы уже борются за право называться лучшей. Не подумать ли нам, как сделать это соревнование действенней? – закончил свое выступление Белкин.
– Да, у нас развернуто соревнование на лучшую группу, – из-за стола президиума снова поднялся Сидоров. – Но мы предлагаем принципиально новую форму, при которой значительно возрастет ответственность каждого за учебу и поведение.
– Я так понимаю, Александр Петрович, – ответил Алексей. – Хорошо учиться – наша обязанность. А если мы будем учиться плохо, нас гнать надо в три шеи!..
Собрание затянулось. Резолюцию приняли ту, которую предложил декан, но без энтузиазма.
Когда все расходились, Белкин и Сидоров столкнулись у деканата. Александр Петрович, словно и не было недавнего горячего спора, заговорил:
– Мы уважаем вас, Алексей. Ценим вашу энергию, организаторские способности. Недавно вам вручили Почетную грамоту ЦК комсомола – это мы представили к награде. Я рад, что областная газета рассказывает о вас как об инициативном комсомольском вожаке. Но почему как комсорг вы не поддержали нас, а пошли вразрез?
– А почему я должен идти в ногу с вами, если в данном случае вы, на мой взгляд, неправы, – ответил спокойно Алексей.
– Ну, знаете, Белкин, – в голосе декана появилось раздражение. – Комсорг должен воспитывать студентов, а вы сегодня… Не перехвалили ли вас?.. Не забывайте, при утверждении ленинских стипендиатов мы намерены учитывать не только успеваемость…
– Я учусь не ради премии, – голос Алексея задрожал. – На чай с хлебом заработаю сам. – И, не прощаясь, направился к выходу.
Глава 9
„ТРИ ФУТА ПОД КИЛЕМ!“
В Иркутск на защиту диплома приехал сотрудник Тихоокеанского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии Кузнецов. Алексея подкупили в нем серьезность, сдержанность и увлеченность.
– А в океан ходили? – спросил он гостя.
– Приходилось.
– Наверное, привыкли?
– Представь себе, не привык. Отправляюсь в очередную экспедицию и волнуюсь, как новичок. Вот скоро снова – экспедиция. На этот раз – зимой. Опять волнуюсь: где возьму людей, какая будет погода, как пройдет рейс?
У Белкина вспыхнули глаза:
– Вы – руководитель? Еще не набрали людей? А если вы предложите меня с Геннадием?
– Вас? – Кузнецов задумался. – А что? Можно и вас! – Но тут же спохватился: – Но ведь сессия.
– Мы ее раньше сдадим, – нашелся Косыгин, который тоже сразу загорелся. – Лишь бы разрешили…
– Вот именно – лишь бы разрешили, – подхватил Кузнецов. – Что будет зависеть от меня – постараюсь сделать…
Он сдержал слово.
– Вы отправляетесь зимой исследовать котиков? – заинтересовался Скалон. – Любопытная экспедиция. А кого хотите взять с собой? Белкина с Косыгиным? Одобряю ваш выбор.
Профессор наклонился к самому уху Кузнецова и заговорщицки прошептал:
– Федор Лукьяныч, между делом попросите ребят сделать несколько чучел морских птиц. Запишите где-нибудь – позабудете.
– Не забуду, Василий Николаевич, – заверил Кузнецов.
И Алексей, и Геннадий сдали экзамены на «отлично».
Провожая их на Дальний Восток, однокурсники завидовали:
– Счастливчики! Мы тут с крысами да лягушками будем возиться, а они – с морскими «котами».
– Попутного ветра!
– И три фута под килем!..
– Почему три фута? – засмеялся Белкин.
– Так желают всем, кто уходит в море.
* * *
Километры, километры, километры… Они здесь измеряются тысячами. Стучат колеса вагонов. За окнами, как нацеленные в небесную высь ракеты, замерли серебристо-зеленые ели и пихты. На дворе уже весна, и солнце на восточном небосклоне, яркое, помолодевшее, манило сильнее прежнего.
Алексей записал в дневнике:
«Дальний Восток!.. Необыкновенная, фантастическая страна. Приехать сюда – все равно что попасть на другую планету…»
ТИНРО расположился в центре Владивостока, на широкой площади. Со всех сторон к ней тянутся узкие улочки. Они берут начало то на высоком косогоре, то на берегу бухты и, вытянувшись между каменных зданий, образуют глубокие коридоры. По ним шныряют приморские ветры. Сбежавшись на просторной, открытой всем дождям и снегам площади, они сталкиваются, образуя гигантский ветровой котел.
Белкин и Косыгин, приехавшие вечерним поездом, сразу оказались в плену у стихии. Шальные ветры остервенело рвали одежду, впивались в лицо, шею, руки тысячами невидимых игл.
Добравшись до двери ТИНРО, друзья с радостью потянули ее на себя. Но она была закрыта. Позвонили. По ту сторону раздался старческий кашель.
– Из Иркутска, говорите? – переспросила ночная дежурная, открывая дверь. – Наказывали про вас. Поднимитесь на второй этаж. Там, в лаборатории ластоногих, скоротаете ночь. А завтра определят вас в общежитие.
– Не подскажете, мамаша, где можно поужинать? – осведомился Косыгин.
– Отчего не подсказать? – охотно отозвалась женщина. – Чайком можете у меня побаловаться, а ежели что еще…
– Нам основательнее.
– Тогда перейдете дорогу – столовая. Хотя она, чай, закрыта. Поблизости, на углу, – ресторан. «Золотой рог» называется, как бухта наша…
…Алексей и Геннадий прошли в дальний угол, сели за овальный стол. За ним уже расположились двое моряков. Белкин бросил взгляд на их нашивки. «Наверное, капитаны дальнего плавания, – отметил с уважением. – Но такие молодые?.. И без бород?..»
По книжкам и фильмам представлял капитанов суровыми, с бронзовыми от загара лицами и непременно с густыми бородами. «Никакие не морские волки, – разочаровался он. – Штабные крысы».
Алексею все еще не верилось, что он находится во Владивостоке и что скоро – первая в его жизни экспедиция…
