Текст книги "Американская империя"

Автор книги: Анатолий Уткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

Так сработал инстинкт самосохранения, так более дальновидные идеологи американской экспансии хотели обезопасить себя.

Почему американцы не пришли к выводу о необходимости выхода из Вьетнама раньше? Почему в американской политической стратегии исчезла гибкость? Ответ сложен, если обращаться к деталям, и относительно прост, если указать главное. В Вашингтоне откровенно боялись, что поражение США во Вьетнаме будет означать непоправимый удар по американскому влиянию во всем мире, потрясет всю систему внешнеполитических связей США. Со слепым упорством лучшие умы американской правящей элиты поставили себя, свои политические судьбы и огромный американский арсенал на защиту простой идеи. Зона влияния США в мире, если не будет расширяться, – начинает уменьшаться. Страх перед нисхождением, закатом, перед эпохой исторического отступления вызывал у вашингтонских стратегов готовность идти на немыслимые усилия.

Следует сказать также следующее. Никогда американская дипломатия не отличалась такой стойкой верой в то, что в основу внешней политики США положены научные методы, как в 60-х годах. В Пентагоне в 1966 г. был создан отдел системного анализа, целью которого было учесть все возможные факторы, избежать непредвиденного поворота событий, держать процесс проведения внешней политики под постоянным контролем. Наукообразная фразеология о математически точном восприятии мира и выборе оптимальной реакции на перемены в нем чрезвычайно характерна для времени Кеннеди и Джонсона. Технократы типа Р. Макнамары обращались к компьютерной технике. Образ ученого-дипломата, доктора наук – министра, известного историка – советника стал приметой тех лет. Президенты Кеннеди и Джонсон, несомненно, гордились образованностью своих министров. Питомцы Гарварда и Массачусетского технологического института относились к «простецким» методам анализа своих предшественников, людей Трумэна и Эйзенхауэра, как к топорным. Имперская политика в 1961 – 1968 годах приобрела вид упражнения в интеллектуальной игре, требовавшей учета всех факторов, качественных параметров и количественных оценок, нахождения оптимального и беспроигрышного решения.

Сложные методы подсчета в главных своих выводах по существу затемняли простой факт: мир не удовлетворен существующим положением, народы требуют справедливости, своего права на самостоятельное развитие и готовы ради торжества этого права пойти на жертвы. В случае с Вьетнамом Вашингтон недооценил значение международной солидарности с борьбой вьетнамского народа за независимость. Ошибкой дипломатии Вашингтона в 60-х годах была переоценка американских возможностей в мире. Формально США готовы были ради обороны своей мировой зоны влияния вести «две с половиной войны» – одну в Европе, против СССР, одну в Азии, против КНР, и «половинную войну» в любом другом месте земного шара. На практике даже война во Вьетнаме (та «половинная» война) оказалась для Америки непосильной.

6. ОТ ВЬЕТНАМА ДО РАСПАДА СССР

Первый детант

Американское могущество в конце 60-х годов было исключительно велико. ВНП США достиг в 1969 г. 930 млрд. долл. – почти вдвое больше, чем у государств крупнейшей зоны капиталистического мира – Западной Европы. 42 государства были связаны с США договорными отношениями. За пределами территории Соединенных Штатов были размещены 302 крупных и 2 тыс. менее значительных американских военных баз. Численность американских войск в 1969 г. достигала 3, 5 млн., треть которых находилась за пределами США. Военный бюджет страны равнялся 75 млрд. долл. В Европе находились 300 тыс. американских солдат, на Дальнем Востоке – 100 тыс., в основном в Японии и Южной Корее. Таким образом, «пояс развитых стран был под контролем США».

Но все более возрастающим становилось действие трех сдерживающих рост гегемонии США факторов: 1) Советский Союз достиг стратегического паритета с США; 2) поражение во Вьетнаме показало опасность одинакового (по интенсивности приложения американской мощи) подхода ко всем, ближним и дальним, существенным и второстепенным, подпадающим под американское влияние районам; 3) союзники начали отход в сторону восстановления своего урезанного в 40-х годах суверенитета.

Рассмотрим указанные факторы и постараемся оценить их воздействие на американские правящие круги. Первый фактор – утрата глобального стратегического превосходства над СССР. К концу 60-х годов в стратегическом арсенале США находилось более 2 тыс. носителей стратегического оружия. В их число входили 1054 межконтинентальные баллистические ракеты, 656 баллистических ракет на подводных лодках, 540 бомбардировщиков межконтинентального радиуса действия. Ценой значительных усилий СССР, находясь под прицелом указанного американского арсенала, сумел создать такое же количество носителей ядерного оружия. Между двумя великими державами возникло состояние относительно устойчивого паритета в военной сфере. Отныне Соединенные Штаты были вынуждены действовать на международной арене с учетом этой реальности. Вместо открытого провозглашения курса на достижение превосходства над СССР президент Р. Никсон вынужден был говорить о «достаточности» имеющихся у США стратегических вооружений, о допустимости состояния паритета с Советским Союзом. Общественное мнение в стране, пережившей вьетнамскую авантюру, было настроено неприязненно по отношению к планам Пентагона. В период между 1970 и 1977 годами вооруженные силы США были значительно сокращены, что явилось следствием прекращения вьетнамской войны. Число эскадрилий ВВС уменьшилось с 169 в 1968 г. до ПО в 1974-м. Число армейских дивизий за это время сократилось с 23 до 16, число судов и подлодок ВМС – с 976 до 495. Доля военных расходов в валовом национальном продукте США уменьшилась с 8, 2% в 1969/70 фин. году до 5, 2% в 1976/77 фин. году.

Второй фактор – поражение во Вьетнаме. При президентах Кеннеди, Джонсоне и Никсоне Южный Вьетнам был частью сферы влияния США. Стремление народа этой страны выйти из зависимости рассматривалось американскими правящими кругами как посягательство на внешнеполитические прерогативы США. Такой взгляд на эту проблему содержал две существенные ошибки. Во-первых, происходившие внутри Вьетнама процессы были восприняты американским руководством как результат вмешательства внешних сил. Во-вторых, Южный Вьетнам был фактически приравнен по своей «ценности» для американских позиций в мире к наиболее близким союзникам. Комментатор «Нью-Йорк таймс» Р. Стал подверг критике подобный подход: «Элементарным правилом игры в силовую политику является то, что вы можете здесь выиграть, а там проиграть, но вы никогда не должны путать крупные фигуры с пешками». Полумиллионная американская армия на протяжении нескольких лет пыталась решить политическую проблему – «умиротворения» Вьетнама техническими средствами – интенсификацией бомбардировок, созданием «стратегических поселений», применением тактики «выжженной земли». А проблема была не технической, а политической: вьетнамский народ желал самоопределения и не мирился с диктатом.

Поражение во Вьетнаме служит своеобразным поворотным пунктом в послевоенной политике США. Американский исследователь Р. Барнет говорит об этом следующим образом: «Вьетнамская война, конечно, была ошибкой, но не была несчастным случаем… Вьетнамская война имела уникальные итоги не потому, что американская политика фундаментально отличалась от той, которая позволила подавить партизанское движение в Греции в 1949 г. или сокрушить Доминиканскую революцию в 1965 г., но потому, что победа над вьетнамцами составила бы такую цену, уплатить которую Соединенные Штаты не смогли». Поражение во Вьетнаме послужило тяжелым уроком для Вашингтона и показало, что концентрация сил в одном, относительно небольшом районе отвлекла внимание от прочих более или менее охваченных американским влиянием регионов. Произошло заметное ослабление внимания Вашингтона к Латинской Америке – традиционной сфере «американских интересов» еще со времени провозглашения «доктрины Монро». Президент Л. Джонсон уменьшил значимость программы президента Кеннеди «Союз ради прогресса» – не пошел на интенсификацию экономического и культурного вовлечения США в дела Латинской Америки.

Ближневосточному региону Вашингтон уделил пристальное внимание лишь в ходе кризиса июня 1967 г. (когда Израиль в ходе шестидневной войны взял под свой контроль часть территории Сирии, Египта и Иордании). Необходимость положить конец позорной вьетнамской войне довлела над Белым домом. Президент обещал американскому народу выйти из войны «с честью». Американское руководство готово было пойти на многое, ведь недовольство в стране ставило под вопрос внутреннее единство, без которого невозможна была активная внешняя политика. Претендент Никсон стал сокращать контингент американских войск, но увеличил бомбардировки. Г. Киссинджер полагал и убеждал президента, что «сопротивление Северного Вьетнама имеет свой предел». Список еженедельных потерь американцев стал сокращаться, численность потерь гражданского населения Вьетнама – увеличиваться, а проблема тупика, в который зашли США, оставалась прежней.

Американская дипломатия, чтобы избежать новых «вьетнамов», приняла ряд важных, перспективных решений. Во-первых, президент Никсон потребовал от политических деятелей изменить главенствующую со времен Кеннеди концепцию и выделить приоритетные для США зоны в мире. Постепенно стала пробивать себе дорогу идея, что не все части американской зоны влияния в мире равнозначны для метрополии. Начался процесс выделения союзников «первой категории», действительно «жизненно важных» – опоры зоны американского влияния. Уже в июле 1969 г. президент Р. Никсон самым решительным образом отказался от обещания, которое давал Дж. Кеннеди, – помогать «всем и повсюду». Г. Киссинджер как бы имитировал стиль инаугурационного обещания президента Дж. Кеннеди – излагая при этом противоположные по смыслу идеи, – когда писал: «Соединенные Штаты будут участвовать в обороне и развитии своих союзников и друзей, но Америка не может и не будет составлять все планы, определять все программы, осуществлять все решения и брать на себя всю оборону свободных наций мира… Наши интересы должны определять наши обязательства, а не наоборот».

Выражением новой оценки стратегической ситуации в мире, возможностей США поддерживать свое влияние явилась так называемая доктрина Никсона, основные пункты которой содержались в выступлении президента на острове Гуам 25 июля 1969 г. Главная идея этой доктрины заключалась в том, что страны, находящиеся в сфере влияния США, делились на две категории. В отношении первых Р. Никсон обещал «обеспечивать щит ядерной мощи США». Это касалось наций, «союзных с нами или тех, чье выживание мы считаем жизненно важным для нашей безопасности». К этим странам относились государства западноевропейского региона, Япония, Австралия и Новая Зеландия, Израиль. Что же касается прочих стран американской орбиты влияния, то «мы обеспечим им военную и экономическую помощь, которая соответствует нашим договорным обязательствам. Но мы будем ожидать от нации, которая находится под угрозой, что она возьмет на себя преимущественную ответственность за обеспечение людской силы, необходимой для ее обороны». Это была уже новая политическая философия. Не весь мир, а лишь развитые зоны капиталистической системы объявлялись жизненно важными – ради преобладания в них США были готовы воевать. Огромная же масса развивающихся стран по существу объявлялась лишь зоной желательного американского доминирования,

В те самые месяцы и годы, когда Америка втягивалась во вьетнамскую авантюру, а потом остановилась и начала медленную деэскалацию, угроза зоне американского глобального влияния начала исходить не только со стороны национально-освободительных движений, подобных вьетнамскому, но все более со стороны прежде близких союзников. Набирал силу процесс самоутверждения ближайших союзников США, он был подготовлен более быстрым, чем в США, индустриальным развитием Западной Европы и Японии. До конца 60-х годов объединенная экономическая мощь Западной Европы и Японии была меньше американской. На рубеже 60 – 70-х годов наступает качественно новый этап – два конкурирующих с США центра (каждый из которых создает свою собственную систему зависимых государств, т. е. свою зону влияния, западноевропейские государства – в Средиземноморье и Африке, Япония – в Восточной Азии) стали по совокупным экономическим показателям превосходить американскую мощь.

В «период Вьетнама» – между 1964 и 1972 гг. – в Азии колоссальным по силе соперником американского экономического влияния стала Япония, а на Западе вырос экономический и политический соперник в лице Европейского экономического сообщества. Этот процесс превращения союзников в конкурентов происходил в период увеличивавшейся зависимости США от внешнего мира. В 1970 г. они экспортировали товаров на 27, 5 млрд. долл., к 1977 г. эта цифра возросла до 121, 2 млрд. долл. Американские фирмы находили более выгодным вывозить капиталы за пределы США: общая сумма прямых инвестиций за рубежом составляла 75, 5 млрд. долл. в 1970 г. и 149, 8 млрд. долл. В 1977 г.

В декабре 1969 г. ЕЭС приняло решение об увеличении Сообщества, что привело в последующем к принятию в «Общий рынок» Англии, Дании и Ирландии. Были также приняты решения об ускорении процесса интеграции, переходе ее в новые области. 1 января 1973 г. западноевропейская «шестерка» превратилась в «девятку». Страны «Общего рынка» превосходили США по населению и приближались к ним по объему совокупного валового продукта.

Япония в 1969 г. обошла по объему валового национального продукта Западную Германию, выйдя на второе место в капиталистическом маре. Восстановление мощи Западной Германии и Японии привело к лишению США привилегированных позиций, на которых держалась Бреттон-вудсская система, созданная в 1944 г. Экономическая и валютно-финансовая система США уже не могла быть абсолютной опорой и гарантом всей системы международных отношений. «У нас нет золота, – жаловался советник президента Никсона, – мы лишились рычага воздействия на союзников».

В октябре 1972 г. лидеры стран ЕЭС поставили перед собой задачу создания политического союза. Французы сняли свои возражения против вступления в ЕЭС Англии, и Сообщество декларировало свою готовность создать систему политического единства. Впервые за послевоенный период в капиталистическом мире у США появился конкурент, примерно равный им по основным параметрам – демографическим, экономическим, частично политическим и военным. Вокруг значительной части Западной Европы возникла новая «граница» – единый таможенный тариф «Общего рынка», стимулировавший импорт ближайших соседей на рынки девяти стран ЕЭС, а не далеких Соединенных Штатов. Индустриальный центр западного мира – промышленность Соединенных Штатов – стал встречать на пути своего проникновения в Западную Европу ограничения в виде таможенных барьеров ЕЭС. Более того, «Общий рынок» вовлекал в свою орбиту страны Средиземноморья и Африки, усложняя доступ на новые рынки развивающихся стран для американских компаний. Парадоксально, но не со стороны Востока, а из расположенного рядом со штаб-квартирой НАТО координационного центра ЕЭС в Брюсселе стала исходить угроза действий, подрывающих позиции США в мире. Экономическая и финансовая опора американского влияния – Бреттон-вудсские соглашения стали под натиском возрожденной Западной Европы анахронизмом. В одностороннем порядке США в 1971 г. отказались от них, прекратив обратимость доллара в золото и введя налог на импорт. Г. Киссинджер назвал эти действия «декларацией экономической войны другим индустриальным демократиям».

Отмечая, что «новая Европа девяти была привержена теперь целям не только экономического, но и политического объединения», Г. Киссинджер пришел к выводу: «Эта экспансия и укрепление западноевропейского единства указывали на окончание фактического американского преобладания на Западе, которым был характерен период с 1945 г. За исключением двух сверхдержав, западноевропейская экономическая и потенциальная военная мощь была теперь больше, чем у любого другого региона на Земле. Это единство было обречено на выработку своего собственного облика, своей собственной позиции». Г. Киссинджер не был уверен в дружественном отношении находящегося в процессе становления мирового центра – Западной Европы. Он считал утраченными иллюзиями «веру поколения выдающихся американцев в обеих политических партиях, которые считали гарантированным то, что объединенная Западная Европа облегчит наше глобальное экономическое бремя, продолжая в то же время следовать нашему политическому руководству. Они помнили лишь бессильную Европу конца 40-х годов, полностью зависимую от Америки в плане экономической помощи и военной безопасности. Они забыли, что Европа изобрела концепцию суверенности, что в Европе государственное искусство столетиями совершенствовало философию национализма, что нежелание европейских стран подчинить периферийные интересы более широким целям было главной причиной двух катастрофических мировых войн в этом столетии. Многое изменилось с 1945 г., и я всегда сомневался в том, что (Западная) Европа объединится с целью разделить наше (курсив Г. Киссинджера. – А.У.) бремя или что она согласится играть подчиненную роль, как только обретет возможность утвердить свои собственные взгляды».

В результате действия указанных факторов созданная в 40 – 60-х годах система внешнеполитического воздействия США начала давать сбой: под влиянием негативного опыта, прежде всего вьетнамского, было расколото согласие большинства американского населения платить любую людскую и материальную цену за глобальный интервенционизм, за контроль над далекими заокеанскими странами; союзники и сателлиты не только отказались поддержать США в авантюрах, подобных вьетнамской, но усилили свой сепаратизм, активизировали поиски своей собственной линии в мировой политике; экономика США показала пределы своих возможностей, особенно это относилось к «бюджетному здоровью» страны; вьетнамская война резко увеличила государственный долг и создала предпосылки невиданной в послевоенное время инфляции.

Как теоретик внешней политики США, Г. Киссинджер отличался от предшественников тем, что не считал теории «кризисного реагирования» лучшим ответом на чрезвычайные проблемы, стоящие перед США. Кризисные ситуации он рассматривал как отражение и проявление более глубоких процессов; задачей интеллектуальной элиты считал такое обслуживание внешнеполитических интересов США, при котором усилия направлялись бы на создание базовых мировых структур, благоприятных Америке, а не на шлифовку методов процесса принятия решений в обстановке конфликта. Он писал: «Соединенные Штаты должны базировать свою внешнюю политику на предпосылках, аналогичных тем, которые другие нации исторически избирают для проведения своей политики. Доля в мировом валовом совокупном продукте, представляемая нашей экономикой, уменьшалась на 10% с каждым десятилетием: от 52% в 1950 г. до 40% в 1960, до 30% в 1970, до 22% в 1982 г. … Оставаясь еще сильнейшей, но уже не превосходящей других нацией, мы должны были серьезно отнестись к мировому балансу сил, ибо если бы он обратился против нас, это могло бы оказаться непоправимым. Теперь мы уже не могли ждать, когда угроза появится перед нами во всем объеме, теперь мы должны были увеличить наши ресурсы за счет новых концепций».

Г. Киссинджер придерживался той точки зрения, что причинами неудач в стратегическом планировании предшествующих администраций были утеря широкого исторического видения текущих процессов, неумение мыслить в масштабах долговременного процесса. Прагматикам в Белом доме, занятым текущими кризисами, не хватало воображения, видения цели, к которой нужно стремиться, умозрительной модели желательного для США мирового порядка. Импровизации не могли заменить долгосрочных, целенаправленных, целеустремленных усилий. Самые удачные тактические находки не компенсировали отсутствия концептуального осмысления взаимоотношений США с внешним миром. В результате бюрократия, энергичная в решении непосредственных задач, но близорукая в отношении перспективного осмысления своих действий, сделала внешнюю политику США цепью несвязанных решений, а не рядом последовательных, целенаправленных усилий по реализации общего генерального плана.

Дипломатия, убеждал Г. Киссинджер, должна меньше полагаться на «финальное» оружие и больше проявлять творческую активность по созданию условий, максимально благоприятных для влияния США в мире. Эта позиция противостояла сугубому прагматизму всей многочисленной когорты политиков и профессоров периода Кеннеди – Джонсона. Предпосылкой выработки новой внешнеполитической концепции было убеждение Р. Никсона и его ближайшего окружения в том, что установившееся после Второй мировой войны в мире двухполюсное равновесие, основанное на противоборстве двух систем – не оптимальная схема. Интересам США, полагали они, лучше служила бы более сложная система – многополярный мир, в котором США более эффективно могли бы приложить свою мощь. Г. Киссинджер писал по этому поводу: «Двухполюсный мир не дает перспектив для нюансов; приобретение одной стороны означает абсолютную потерю для другой стороны. Каждая проблема оказывается приобщенной к процессу выживания. Малые державы раздираются между просьбами о защите и желанием избежать доминирования со стороны великих держав… В наших долговечных интересах создать более плюралистический мир». Статус-кво в мире, по мнению Киссинджера, должны вольно или невольно охранять не только ближайшие союзники США, но и их крупные политические противники. В более сложном мире ответственность за мировую стабильность, устраивающую США, объективно должна быть распределена между пятью вызревшими к рубежу 70-х годов центрами – США, Западной Европой, Японией, СССР и КНР. По мнению Р. Никсона, «пять великих держав будут определять экономическое будущее мира, а поскольку экономическая мощь является ключом к другим видам могущества, они будут определять будущее мира».

Многополюсная система, с точки зрения идеологов группы Никсона – Киссинджера, давала большие возможности для создания «мирового порядка» (это выражение, часто употреблявшееся республиканцами Р. Никсона, характеризует более жесткую, более регламентированную мировую структуру). Одним из новых элементов в этой структуре должна была стать объединенная Западная Европа. В отличие от традиционных атлантистов Г. Киссинджер в своих работах уже в середине 60-х годов считал, что тесно сплоченная западноевропейская группировка должна быть целью американской внешней политики. Позже (в 1968 г.) Г. Киссинджер определил как автономный и японский центр современного капитализма. В первом же президентском докладе о внешней политике США говорилось: «Никакой стабильный и прочный международный порядок недостижим без вклада нации, население которой составляет более 700 миллионов человек», (имелся в виду Китай). Р. Никсон пришел к идее полезности для США признания КНР еще до своего избрания президентом, в разгар вьетнамской войны. В 1967 г. он писал о том, что «в далекой перспективе мы просто не можем позволить себе навсегда исключить Китай из семьи народов». Таким образом, возникла схема «пятиугольного мира», той желанной структуры, являясь частью которой США надеялись ослабить разрушительный бег времени, замедлить скорость мировых перемен, еще на одно поколение удержаться на главенствующих мировых позициях.

В новом пятиполюсном мире стало бы, по мнению Киссинджера, более вероятным достижение искомой стабильности не как результата столкновения интересов, а как результата увеличивающейся склонности «к взаимной сдержанности, сосуществованию и в конечном счете сотрудничеству». Избрание в качестве желаемой модели пятиполюсного мира было значительным изменением в американской внешнеполитической стратегии. Проводников американской политики в этом контексте интересовало уже не «реформирование» мира по американскому образцу, а стабильность мировой системы – значительная перемена глобальных приоритетов. Более реалистичным стало определение собственно американских интересов. В декабре 1969 г. Г. Киссинджер объявил, что «мы будем судить о других государствах, включая коммунистические страны, исходя из их действий, а не на основе анализа их внутренней идеологии». Во время визита в феврале 1972 г. в Пекин президент Р. Никсон провозгласил: «Нам важна не внутренняя политическая философия нации. Важно то, какова политика этой нации в отношении мира, в отношении нас».

Стратегический паритет

Если предшественники хотели иметь превосходство над Советским Союзом по всем параметрам, то Р. Никсон выдвинул концепцию «достаточности». Лишь такое развитие стратегического планирования США позволило СССР и США зафиксировать примерный паритет центральных стратегических систем. То была дань реализму, и она сразу же оказала оздоровляющее влияние на всю систему советско-американских отношений. Президент Никсон говорил: «Наша цель состоит в том, чтобы иметь уверенность, что Соединенные Штаты обладают достаточной (подчеркнуто нами. – А.У.) военной мощью, чтобы защитить свои интересы и поддержать те обязательства, которые администрация сочтет существенными для интересов Соединенных Штатов во всем мире. Мне кажется, достаточность была бы лучшим термином, чем превосходство». Основание для такого подхода было: отчаянный рывок Кеннеди – Джонсона в 1961 – 1967 годах не дал США долговременного стратегического превосходства, СССР достиг паритета на высоком уровне; эксперты республиканской партии с помощью цифр убедительно показывали, что даже экстренные усилия не дадут США «безоговорочного превосходства», но поставят бюджет, да и всю экономику США в напряженное состояние.

На почве более здравого отношения к потенциальному противнику США заняли позиции, позволившие заключить первый договор об ограничении ядерных вооружений. По прошествии полугода пребывания у власти представители администрации Р. Никсона заявили о готовности начать переговоры с СССР, и они начались 17 ноября 1969 г. в Хельсинки. После двух с половиной лет переговоров удалось найти почву для обоюдовыгодного компромисса. Обе стороны, согласно бессрочному Договору об ограничении систем противоракетной обороны (подписан в Москве 26 мая 1972 г.), отказались от дорогостоящего и дестабилизирующего строительства систем противоракетной обороны.

Вторым важным шагом, сделанным в мае 1972 г., было заключение Договора об ограничении стратегических вооружений – ОСВ-1, согласно которому ограничивалось число стационарных пусковых установок МБР и пусковых установок баллистических ракет на подводных лодках. Договором и временным соглашением (сопутствующим договору) юридически закреплялся принцип равной безопасности в области наступательных стратегических вооружений. Поистине капитальные изменения произошли в стратегии глобальной экспансии: империализм США признал равной себе по силе и статусу другую державу – Советский Союз.

Разумеется, противостояние не окончилось. В декабре 1975 г., согласно единому интегрированному плану № 5, ядерные силы США и их союзников по НАТО были распределены для поражения 25 тыс. целей на территории СССР и его союзников по Варшавскому договору. Военный бюджет США на 1975 г. знаменовал собой конец тенденции первой половины 70-х годов – сокращения американских военных расходов в реальном исчислении и положил начало новому периоду их роста. США (как бы говорили эти явления) постепенно отказывались от схем, порожденных вьетнамским фиаско, схем «более прочной» мировой структуры. Экс-президент Никсон переживал фиаско в Калифорнии, у себя дома, а его ведущий теоретик Киссинджер становился все более уязвимой мишенью критиков надуманных схем.

Отчуждение Западной Европы

В феврале 1973 г. президент Р. Никсон пригласил английского премьера-консерватора Э. Хита в Вашингтон, надеясь увидеть продолжение тех «особых отношений», которые связывали его с предшественником – премьером-лейбористом Г. Вильсоном. Самое худшее, с точки зрения американского президента, заключалось бы в синхронном выходе вперед двух тенденций: ориентированного на ограничение внешней активности американского изоляционизма и западноевропейского протекционизма. Чтобы избежать этих опасностей, Р. Никсон предложил создать общие американо-английские группы по координации американо-западноевропейских целей и внешнеполитической стратегии, а также выдвинул идею созыва встреч на высшем уровне главных индустриальных стран Запада.

К удивлению американцев, Э. Хит не придал значения идее совместных американо-английских исследовательских групп, а обсуждение американо-западноевропейских отношений предложил отнести на будущее, когда будут созданы единые западноевропейские политические институты. «Он хотел, чтобы на наши вопросы (Западная) Европа давала ответы как единое целое», — пишет Г. Киссинджер (курсив Г. Киссинджера. – А.У.). Такое проявление самостоятельности Англии, поставившей связи с ЕЭС выше договоренностей с США, обеспокоило Вашингтон. Но еще более болезненно американская сторона восприняла новую линию самого опекаемого прежде партнера – ФРГ. В данном случае границы американскому влиянию в Европе ставила выпестованная американцами Западная Германия, прежде полностью зависимая от США, а к 1973 г. – вторая после США держава капиталистического мира. С точки зрения Г. Киссинджера, причиной переориентации канцлера ФРГ В. Брандта было его убеждение в том, что «достижение германского единства или по меньшей мере частичное преодоление внутригерманского раскола не могло быть достигнуто посредством беспрекословного подчинения Америке и НАТО».

Изменение западногерманской позиции происходило на фоне уже устоявшегося, подчеркнуто самостоятельного курса Парижа. Напомним, что Франция в 1967 г. вышла из военной организации НАТО, именно она открыла двери ЕЭС перед Англией. Париж официально осудил вьетнамскую авантюру США и первый – после визита президента де Голля в Москву в 1966 г. – встал на путь нормализации отношений с СССР. Почувствовав уменьшение своего влияния в Лондоне и Бонне, американская сторона попыталась компенсировать потери на французском направлении, постаралась улучшить состояние дел в американо-французских отношениях. Но во Франции, после очередной победы голлистов на выборах в Национальное собрание, президент Ж. Помпиду назначил на пост министра иностранных дел своего личного советника М. Жобера, который стал одним из главных действующих лиц во время «выяснения атлантических отношений» 1973 – 1974 годов. М. Жобер оказался вторым по значению противником американской политики в Западной Европе после Ш. де Голля.