Текст книги "Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен"

Автор книги: Анатолий Уткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 48 страниц)

Не только способ дискуссий, но и состав их участников не удовлетворяет Вильсона начиная с 12 января 1919 г. Его явно раздражает инициатива, которую берут на себя французы и англичане. Вильсон хотел бы быстро – в несколько дней – «реформировать мир» и уплыть в заокеанский Вашингтон. Погодите, все не так просто, как бы говорит Клемансо. Самый насущный вопрос – это отнюдь не финальное мирное урегулирование, а принятие решений, на каких условиях будет продлено перемирие с Германией, срок которого истекает через пять дней.

Возникает первый конфликт. Французы хотели бы предъявить немцам еще более жесткие условия перемирия. Ну уж это вовсе не входило в планы Вильсона. Он подзывает самого опытного в контактах с союзными военными – генерала Блисса. Американцы не желали уступать, и Клемансо (никому не передававший, по существу, узурпированное им председательское кресло), чтобы избежать взрыва, начал делать подачки американским новичкам в большой дипломатии. Клемансо пошел навстречу пожеланию Вильсона ограничить круг обсуждения. (Несомненно, втайне Тигр был и сам доволен – это повышало престиж Франции. Важным было то обстоятельство, что это категорическое требование звучало не от старых врагов Германии, а от новоявленных демократов в мировой политике – янки.) Было решено, что чисто военные проблемы будут изъяты из процесса заседаний и переданы в руки военных экспертов, а проблемами выработки мирных условий займется «Комитет десяти», среди которых доминировать будут пять великих стран (США, Англия, Франция, Италия, Япония). Нужно ли подчеркивать, что Клемансо не пришлось уговаривать сверх меры, американский нажим шел в самом желанном для него направлении.

Президент Вильсон настаивал на назначении Гувера главой союзной комиссии по гуманитарной помощи, но европейцы выступили резко против. Получив 100 млн. долларов от правительства Соединенных Штатов, он открыл офисы в тридцати двух странах. Уже в 1919 г. Гувер следил за движением по железным дорогам и за работой угольных шахт.

В конечном счете работа Парижской конференции нашла две свои формы. Первая – парадная – заключалась в пленарных сессиях, где присутствовали дипломаты и куда допускалась вся пресса. Таких сессий было шесть. Вторая – неизмеримо более существенная – в закрытых встречах лидеров главных стран.

Первая пленарная сессия состоялась 18 января 1919 г. в Зале мира Версальского дворца. Присутствовали 72 делегата из 26 суверенных стран и четырех британских доминионов. Это был последний бал буржуазной дипломатии XX в. В зале находились только «свои» – единомышленники по культуре, воспитанию, цивилизации и социальной принадлежности. Они создавали новый мир и упивались своим всемогуществом. Никогда уже история не даст мировой буржуазии подобной возможности. На востоке Европы, отражая силы белых армий и интервентов, крепло государство новой исторической формации. Здесь утверждался мир социализма, и он изменит весь ход дипломатии в мире. А пока Версаль слушал лучших мастеров парламентской риторики.

Президент Франции Р. Пуанкаре, ветеран-империалист, один из главных творцов Антанты, открыл пленарную сессию великодушной оценкой каждой из представленных стран. Следующей была очередь лидера Нового Света. Вильсон, в соответствии с этикетом, начал с рукопожатия с президентом Французской республики, затем предложил сделать Клемансо постоянным председателем конференции и перешел к комплиментам в адрес Франции и города, на который ныне смотрит весь мир, – Парижа.

Комплименты требовали ответа. Клемансо восславил союз стран-победительниц, поблагодарил американского президента и огласил программу, разработанную на основе американских предложений и состоящую из пяти пунктов, первым из которых был вопрос о Лиге Наций. В лагере миротворцев, казалось, царили мир и согласие. Двухчасовое заседание прошло без единого пункта расхождения.

Первым среди вопросов суженного круга участников стал вопрос о национальном правительстве. Было решено, что побежденные страны не принимают участия в переговорах, а прочие приглашаются лишь после того, как великие державы-победительницы решат вопрос между собой. Далеко не гладким оказалось второе пленарное заседание, состоявшееся 25 января. Малые страны были явно недовольны решением великих держав приглашать их на дискуссии только в том случае, если обсуждаемый вопрос непосредственно касается данной страны. Имея за спиной договоренность великих держав, Клемансо мог смело подавить голоса недовольных.

Важной была речь Вильсона на этом пленарном заседании. Президент постарался подать себя мыслителем, обеспокоенным не преходящими тревогами момента, а магистральным путем развития человечества. Он выступил, как и следовало ожидать, за ассоциацию всех наций мира, за регуляцию процесса международного общения всемирной организацией – Лигой Наций. Она должна наблюдать и за развитием науки, и за развертыванием вооруженных сил. В эффектной позе, нащупав правой рукой свой пульс на левой руке, Вильсон заключил: «Пульс всего мира бьется в унисон с этим предприятием».

Без споров и возражений были приняты следующие резолюции:

«1. Для достижения мирового урегулирования, которого ассоциированные нации намереваются достичь, необходимо создание Лиги Наций с целью укрепления международного сотрудничества для обеспечения выполнения принятых международных обязательств и обеспечения охранительных мер против развязывания войны.

2. Лига должна быть создана как неотъемлемая часть общего Договора о мире и должна быть открыта для каждой цивилизованной нации, которой можно доверять в достижении ее целей.

3. Члены Лиги должны периодически встречаться на международной конференции и должны иметь постоянную организацию и секретариат для ведения работы Лиги в интервалах между конференциями».

Создавалось полное впечатление, что американцы – новички на таких международных форумах – сделали очень крупный шаг в реализации своей схемы нового дипломатического порядка. Воодушевленный президент Вильсон послал записку Хаузу: «Мы обязали их всех в торжественной форме, они вовлечены в удовлетворительной для нас степени».

Успех окрылил президента. Он решил принять непосредственное участие в работе комиссии, которой было поручено выработать организационные основы Лиги Наций. Президент Соединенных Штатов не мог быть рядовым членом этой комиссии. В качестве же председателя он надеялся не упустить шанса создать такую организацию, в которой США владели бы контрольными механизмами. Главным ее элементом должно быть экономическое могущество. А кто мог в мире 1919 г. осуществить полный экономический бойкот или, напротив, предоставить кредиты, сырье и технологию? Если же экономического бойкота было бы недостаточно (практически невероятный случай), тогда следовало пустить в ход военную машину стран, объединенных в Лиге Наций. Кто смог бы противостоять этой силе?

Армии союзников давали возможность задержать участие американских войск в европейской бойне. США могли не иметь достаточно войск. Спор о том, кому возглавлять экспедиционный корпус, мог расколоть единство. Нет, надежнее экономические рычаги: санкции, блокады и т. п. Здесь у США не было реальных конкурентов, они возглавили бы любое такое предприятие. Подобная эволюция ощущается во взглядах президента Вильсона между осенью 1918 г. и зимой 1919-го. (Вильсон отверг также план известного американского историка, творца теории «американской границы» Ф. Тернера, который предлагал создать всемирный парламент, где международные политические партии располагались бы в классическом спектре. Вильсон не был уверен в прочности американской фракции в предлагаемом мировом парламенте.)

Какие настроения и идеи владели Вильсоном, видно по восторгу, с каким он цитировал южноафриканского генерала Сметса: «Европа ликвидируется, и Лига Наций должна быть наследницей ее огромных состояний». Памфлет, из которого была взята эта фраза, предлагал прежде всего взять под опеку территории России, Австро-Венгрии и Турции. К радости президента, в предисловии к памфлету генерал Сметc писал: «Мир созрел для величайших шагов вперед, когда-либо сделанных со времен возникновения государства».

Разумеется, все это не вызывало воодушевления у западноевропейских лидеров. Не смея открыто противостоять этой идее, они настороженно оценивали возможный политический ущерб. Особые опасения в отношении Лиги Наций выразил французский премьер Ж. Клемансо. Ллойд Джордж прямо зафиксировал в своих мемуарах: «Клемансо боится предоставления слишком широких прав Лиге… Лига Наций, по его мнению, должна быть Лигой защиты, которая обеспечит мир во всем мире. Он думает, однако, что союзники уже преступают эти пределы, когда предлагают создать Лигу Наций с административными функциями для вмешательства во внутренние дела, с ее чиновниками в различных странах, посылающими донесения неведомо кому». Клемансо боялся, что этими «неведомыми» будут, увы, не французы, а американцы. Чтобы ограничить ущерб, Клемансо хотел бы разместить штаб-квартиру Лиги «под боком», на французской территории. Это было абсолютно неприемлемо для американской стороны. Вильсон полагал, что штаб-квартира Лиги, управляемая советом высших дипломатов, должна размещаться в столице одной из малых стран. Этот постоянный совет будет как бы исполнительным комитетом Лиги.

Ллойд Джордж считал, что американской стороне уплачено вниманием сполна. Хватит месяца обсуждений вопроса о Лиге Наций, нужно переходить к более реальным вещам. И хотя в согласованной повестке дня вопрос о Лиге Наций стоял первым, а о колониях – последним, Ллойд Джордж решил не медлить. «Мир ждет, – бросился в бой английский премьер, – реальных, а не абстрактных решений. Удовлетворим же общественный аппетит скорым разрешением судьбы германских колоний».

Возможно, Вильсон не уловил момента, когда вопрос был поставлен, но дальнейшее течение событий остановить было сложнее. «Совет десяти» поручил державам, имеющим территориальные претензии, подать их в десятидневный срок. Для самого Ллойд Джорджа нужды в десятидневных раздумьях не было. Его список претензий был готов давно. Умелый адвокат британского империализма сумел сделать так, что практически вовлек своего американского оппонента в обсуждение острейшей проблемы, прежде чем тот понял, что попал на минное поле. Ллойд Джордж сделал значительный прорыв, сумев добиться согласия Вильсона (наряду с другими) на главный принцип: германские колонии возвращены Германии не будут.

Как предполагал Вильсон руководить территориями, которые, как он считал, нуждаются в опеке? Им выдвигалась система мандатов. В своих мемуарах Ллойд Джордж отмечает, что «у президента Вильсона были собственные, лично им выношенные представления о мандатах. Это вряд ли можно было назвать планом, так как было ясно, что он не разработал своих предложений в деталях и не мог представить конференции сколько-нибудь подробный проект. Он только очень туманно сказал, что, по его мнению, управление германскими колониями должно осуществляться мандатариями под непосредственным руководством Лиги. Когда его спросили, кто же должен нести расходы по осуществлению такого руководства, он сказал, что нести это финансовое бремя обязана Лига».

Англичане постарались заинтересовать Вильсона конкретными приобретениями в Европе. Так, после того как Вильсон высказал пожелание, чтобы турки были полностью удалены из Европы и чтобы Константинополь был передан какой-либо державе, действующей по мандату Лиги Наций, лорд Бальфур предложил передать мандат на Константинополь Соединенным Штатам. Вильсон отклонил это предложение.

В конце концов Ллойд Джордж и Клемансо согласились: колонии побежденных стран станут подмандатными территориями. Но это не касалось тех земель, которые были захвачены британскими доминионами и населены «нецивилизованными» народами, жестоко страдавшими от дурного управления Германии. Сейчас нужно закрепить статус-кво, следует передать эти колонии под администрацию оккупировавших их доминионов, а не некой международной организации, расположенной далеко в Европе. Клемансо приветствовал такой быстрый суд над судьбой «людоедов» (его слова) и попросил огласить конкретные предложения. Представленные Ллойд Джорджем руководители британских доминионов достали свои списки. Империалисты почувствовали живой интерес, еще недавно приглушенный дебатами о Лиге. Вильсон воспринимал разверзавшийся поток слов не без тоски. Этот дележ мира был далек от той идеальной схемы, где весь мир опекается Лигой Наций во главе с сильнейшим своим членом, подлинной сверхдержавой XX в. – Соединенными Штатами. Ажиотаж ораторов остывал, когда они смотрели на высокую прямую спину американского президента, всем своим скорбным видом выражавшего непричастность к оргии глобального грабежа, который воспевали империалистические хищники. Дождавшись желанной тишины, Вильсон посмотрел в упор вначале на Ллойд Джорджа, а затем на Клемансо и заявил, что то, к чему они призывают, – это возврат к старой, исчерпавшей себя системе империалистического соперничества, гонки вооружений и роста государственных долгов. Это подвергает риску всю систему. Она снова взорвется мировым конфликтом, если вожди коалиции-победительницы не создадут более надежной системы. (Напомним, что это говорилось в разгар Гражданской войны в России, когда лозунг социальной революции, выдвинутый в Петрограде, уже обнаружил всемирную притягательность. Вильсон предостерегал близоруких.) Если уж делить зоны влияния, то следует делать это централизованно, через мировую организацию – Лигу Наций. Тогда возникнет та упорядоченность, которая нужна для предотвращения гибельной конкуренции ведущих держав. Итак, во-первых, действовать не спонтанно, а через Лигу Наций, во-вторых, получать искомые земли не как колониальные приращения, а как подопечные территории.

Эта точка зрения и манера ее изложения произвели большое впечатление на присутствующих. Глава делегации наиболее заинтересованной стороны – Великобритании, видя твердость американской позиции и не ощущая особой разницы между понятиями «владение» и «опека», выступил следом и поддержал предлагаемый принцип опекунства. Сейчас нам ясно, что Ллойд Джордж придерживался тактики избегать лобового столкновения и намеревался сломить ригоризм Вильсона при обсуждении конкретных тем.

Но французы не считали нужным демонстрировать бесконечную угодливость. Отбросив французскую галантность, Клемансо нажал на самую неприятную для Вильсона ноту – на соглашения военных лет. Почему Франция должна церемониться в обсуждении правомочности того, ради чего она пролила кровь целого поколения? Согласно тайным договорам военных лет, она имеет заранее оговоренное право владеть наконец-то захваченной добычей. Французы были готовы зачитать эти тайные договоры, их остановил только отчаянный жест Ллойд Джорджа. Опытный британский политик не хотел конфронтации между победителями с первых же дней мирной конференции. За конференцией наблюдал весь мир, наблюдали растерзанная Европа, поверженная Германия. И он частично достиг своей цели: представители британских доминионов (Хьюз от Австралии и Мэсси от Новой Зеландии) признали высокое моральное значение замыслов президента, но потребовали того, ради чего они пришли со своими войсками в Европу и за что они платили своей кровью.

Японский делегат вторил им, напоминая присутствующим, что, исходя из тайных соглашений, германские острова севернее экватора принадлежат Стране восходящего солнца. Из всех выступавших наиболее откровенным и упорным был австралийский премьер-министр Хьюз, которого уже трудно было остановить. Он заявил государственным мужам Лондона, что если они не проявят осмотрительности, то окажутся на поводу у президента Вильсона. Он готов отдать должное той роли, которую сыграла во время войны Америка, но «роль эта не дает президенту Вильсону права стать своего рода «deus ex machina» на мирной конференции и указывать всему миру, как ему следует жить в будущем. Соединенные Штаты не понесли никаких денежных затрат. Они даже не израсходовали тех барышей, которые получили за первые два с половиной года войны. Что касается людских потерь, то в этом отношении Соединенные Штаты не могут равняться даже с Австралией».

Всем присутствующим (а по мере раскрытия тайн – и всему миру) стало ясно, что единство первых дней конференции, уважение и определенная субординация – весьма ветхие структуры при дележе мира. Усилиями более дальновидных среди империалистов, боявшихся раскола победителей на этой стадии, в ход были пущены «тормозные устройства». Таких радикалов, как Хьюз, сумели уговорить смирить гордыню. И претенденты на аннексии, и более осторожный Вильсон пришли к выводу, что спор следует отложить, а в дальнейшем вести его в более замкнутом кругу. На следующий день президент Вильсон указал, что продолжение спора может привести к полному расхождению союзников, может «взорвать» конференцию. США не уступят и, судя по яростному натиску их оппонентов, претенденты на колонии – тоже. Вильсон предложил перенести окончательное решение вопроса о подмандатных территориях в создаваемую Лигу Наций. Он не остановился и перед угрозами. Если мир не пойдет по пути, указанному Соединенными Штатами, то американцам придется создать такую армию и флот, чтобы их принципы уважались.

Никогда еще американский президент не говорил ничего подобного. Присутствующие замерли. Они были свидетелями рождения феномена, который в капиталистическом мире получил в дальнейшем широкое распространение: Соединенные Штаты навязывали свое решение и весом своего политического престижа, и экономической приманкой. Если этих двух компонентов оказалось бы недостаточно, то США прибегнут к силе.

Англичане, по-видимому, первыми ощутили новизну и важность момента. Ллойд Джордж услышал в словах бывшего принстонского профессора не пустое упрямство, то был голос претендующего на исключительное положение американского империализма. «Взорвать» конференцию? Разумеется, немцы будут довольны. И не произойдет ли американо-германская перегруппировка? А шансы, которые получит большевистская революция? В качестве примирителя Ллойд Джордж выпустил южноафриканского генерала Сметса, об идеях которого в отношении Лиги Наций говорилось выше. И все же компромиссный проект был отвергнут Вильсоном. 30 января он жестко поставил вопрос: давайте вначале создадим Лигу Наций, а потом обсудим мандаты.

В зале бурлили страсти. Еще недавно Ллойд Джордж призывал Вильсона сохранять хладнокровие и терпение, а теперь они поменялись местами. Вильсон, по-видимому, понял, что берет слишком круто, и, желая восстановить рабочие отношения с Ллойд Джорджем, предложил принять проект Сметса как «предварительное соглашение», подлежащее пересмотру тогда, когда будет построено все здание Лиги Наций. Желая найти тот же компромиссный уровень с французами, Вильсон на словах согласился с требованием Франции иметь право держать войска на тех территориях, на которые она претендовала. Президент, правда, категорически отказался заключить формальное соглашение на этот счет, но уже сама уступка была многозначительна. В конечном счете она не означала ничего более, кроме попустительства империалистическим аппетитам партнеров.

Оппоненты воспрянули духом. Взбодренный Ллойд Джордж пообещал поторопить коллег с выработкой статуса Лиги Наций. Но британский премьер уже не был всесилен в своем лагере: австралиец Хьюз опубликовал в Лондоне отчет о дискуссиях 28 января 1919 г., который изображал Вильсона оторванным от жизни доктринером. Американский президент не привык оставлять удары без ответа. Через день он в гневе, пылая от возмущения, пригрозил собственным обращением к прессе. До сих пор он играл в игру, навязываемую ему партнерами, но, если против него выступят с запрещенными приемами, он тоже нанесет удар. Он многое может сообщить миру. Если против него в совете будут блокироваться враждебные силы, он сделает публичную оценку работы конференции, прервет переговоры и отправится домой.

Президент становился агрессивнее буквально с каждым днем. Когда австралийский и новозеландский представители еще раз открыто посягнули на тихоокеанские острова (они, мол, не могут инвестировать развитие этих территорий, не имея гарантий, т. е. не владея ими), Вильсон спросил их в лоб, могут ли 6 млн. (население Австралии и Новой Зеландии) бросить вызов «всему цивилизованному миру». «Восстание» британских доминионов имело бы шансы, если бы его поддержала Англия. Но Ллойд Джордж предпочел на этом этапе не бросать все силы величайшей империи против самой развитой индустриальной страны мира. Повторяем, развал конференции мог бы воспламенить надежды немцев, этот страх тогда был очень силен.

Примирение поручили генералу Боте из Южной Африки. Его многословие и чувство юмора должны были смягчить возникший конфликт. Стараясь ослабить пресс эмоций, Вильсон вышел из-за стола и начал расхаживать по ковру. Как только генерал окончил говорить, Вильсон, обращаясь к Ллойд Джорджу, заметил, что это была самая впечатляющая из слышанных им в жизни речей. В компромиссной резолюции было решено считать некоторые достигнутые в дележе колоний результаты «временными решениями». Под нажимом Вильсона Ллойд Джордж отвел свои дипломатические силы назад. Решили следовать первоначальной договоренности – обсуждать вначале проблемы создания Лиги Наций. На этом этапе Вильсон если и не одержал дипломатическую победу, то сумел ограничить алчные аппетиты своих партнеров.

Для тех, кто знал президента близко, было очевидно, что он не такой представлял себе мирную конференцию и надеялся на более быструю реализацию американских предложений. Его душевное равновесие подтачивалось и атмосферой в американской делегации. Охлаждение отношений с государственным секретарем Лансингом становилось все более очевидным. Вильсон не мог оставить его вместо себя во главе американской делегации ни на один день, опасаясь, что будут потеряны существенные для реализации его дипломатического курса позиции. Да и среди прочих членов делегации были раздоры, ликвидировать которые выпало на долю президента. Но главное было в том, что упрощенное видение мира и его будущего у Вильсона все более приходило в противоречие с теми реальностями, которые он встретил в Париже. Поставить разоренную Европу в зависимость от колоссальной экономической мощи США, создать мировую организацию во главе с Соединенными Штатами, закрепить сдвиг в мировой политике, явившийся результатом резкого ослабления Европы в 1914–1918 гг., остановить и блокировать социальную революцию в Восточной и Центральной Европе и после этого триумфально возвратиться в США, оставляя свое имя на скрижалях истории, а США во главе мира – вот что виделось.

На деле же озлобленные победители просто жаждали материальной помощи США, но еще больше – материальной компенсации за счет Германии. Союзников возмущало, что держава, вступившая в войну последней и понесшая относительно других наименьшие жертвы, стремится диктовать свои условия. Интересы западноевропейской буржуазии, раненой, ослабленной, но оттого лишь еще более энергично выставлявшей свои условия, никак не способствовали раболепному восприятию американских милостей. Европейцев стал удивлять и возмущать Вильсон и как политик, и как человек. Его профессорский стиль и морализаторство вызывали у профессиональных циников либо усмешку, либо гнев. Когда Вильсон начал объяснять присутствующим, почему Иисус Христос не преуспел в своем деле (он, мол, был лишен всемирной организации), Клемансо широко раскрыл глаза и долго обводил ими присутствующих, наслаждаясь произведенным эффектом.

Англичане и французы попеременно возглавляли оппозицию странным для них американским идеям (и это их только сближало). Французы были «зациклены» на германской проблеме. Они первыми приняли германский удар, война все четыре с половиной года велась на их территории, они пропорционально потеряли больше других населения, их история не давала им оснований смотреть на Германию отвлеченно. Разумеется, никаких подобных ощущений американцы не испытывали. И две стороны неизбежно «схлестнулись» друг с другом по германскому вопросу. Французы потребовали введения ограничений на работу германской промышленности, запрета выпуска главных видов продукции. И нет сомнения, что вначале они искренне рассчитывали на благожелательность американцев.

Но для Вильсона и его окружения этот вопрос был мелким в сравнении с грандиозной схемой мирового переустройства, с созданием мировой организации, которая будет корректировать действия своих членов и сделает процесс предотвращения военных конфликтов упорядоченным. Более того, стремясь в конечном счете подключить Германию к этой организации, Вильсон не желал «преждевременных» репрессий, способных лишь вызвать отчуждение крупнейшей европейской страны. Поэтому «крик сердца» Клемансо не произвел на американскую делегацию никакого впечатления. Напротив, в нем виделась лишь шовинистическая узость мышления. Президент Вильсон, смертельно раздражая самолюбие Клемансо, назвал предлагаемое «панической программой». Напротив, американская сторона стала говорить о необходимости снятия продовольственной блокады Германии. На фоне страданий французского населения это казалось Клемансо и его коллегам высшей степенью лицемерия и черствости.

Европейцы стали напоминать, что Соединенные Штаты на протяжении своей короткой, но изобилующей захватами истории постоянно ратовали за самую высокую добродетель и в то же время постоянно нарушали свой символ веры. Принцип равенства между людьми не был применен ни к желтым, ни к неграм. Доктрина самоопределения не распространялась ни на индейцев, ни даже на южные штаты, а такие события в истории США, как война с Мексикой, освоение Луизианы, война с Испанией и бесчисленные нарушения договоров с индейцами, свидетельствовали о том, что великая американская империя всегда опиралась на грубую силу.

И, по существу, Вильсон противопоставил себя всем, когда обрисовал свое видение решения вопроса будущего Германии. Он сказал, что, «если не будет восстановлена германская промышленность, Германия, совершенно ясно, не сможет платить». Могли ли, скажем, французы с симпатией слушать пожелание американцев восстановить индустриальную мощь Германии, которая по меньшей мере компенсировала бы военную мощь Франции на европейском континенте, а экономически ее значительно превзошла бы?

Еще одним разочарованием для американской дипломатии было поведение малых держав, еще недавно вовсю пользовавшихся поддержкой США в реализации своих прав на самоопределение. Самоопределение – хороший и действенный лозунг, но когда вставал вопрос о формировании новых государств, неизбежно возникал критический вопрос об их границах. И здесь Вильсон с его антипатией к территориальному дележу (он-то надеялся всех их сделать клиентами через посредство Лиги Наций) быстро превращался для малых стран из ангела в дьявола. Эти новые государства, с его точки зрения, еще имели наглость обращаться к США за помощью войсками, за подтверждением их часто спорных границ, за кредитами и оружием. Делегаты конференции еще раз пошли на поводу у американцев: они осудили установление границ посредством силовых действий и указали, что насильственное самоутверждение ослабит, а не усилит позиции этих стран на мирной конференции.

Итак, Англия и доминионы спешили поделить германское и турецкое наследство; Франция – демобилизовать Германию, нейтрализовать ее военную промышленность и осуществлять над ней контроль; малые страны стремились определить себя в максимальном территориальном объеме. Пока союзники еще не создали антиамериканского фронта на самой конференции, это было чревато взрывом, опасностью раскола с непредсказуемыми последствиями.

ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ ВЕРДЕН

15 февраля пушки Бреста отсалютовали американскому президенту, отбывшему в США. Позади были шесть недель жестокой дипломатической битвы. Наступила пора подведения итогов. Правда, в Париже еще велись бои и Хауз сообщал ему не очень ободряющие новости, но все же промежуточный финиш был достигнут. Какими были итоги? Прежде всего Вильсон не ожидал встретить на конференции скрупулезное обсуждение деталей. Вильсон не предполагал, что союзники так быстро откажутся от угодливости военных лет. Он ошибался, считая, что в Европе установится зыбкое квази-равновесие, и не думал, что Клемансо, Ллойд Джордж и Орландо бесстрашно ринутся против него, защищая интересы национальных отрядов буржуазии. Ведь ясно же было, что все они стоят на краю вулкана, именуемого социальной революцией. Президент недооценил мощи центробежных сил.

Вильсон принял особые меры предосторожности, чтобы парижские партнеры не знали, что он даже в отдалении следит за ходом дел в Париже. Из тайных сообщений Хауза он знал, что у трех его главных партнеров дела шли неважно. По пути на встречу с Хаузом в Клемансо стреляли, и пуля, угодившая под лопатку, уложила Тигра в госпиталь. Внутренние проблемы отвлекли Ллойд Джорджа от мировых дел, и он застрял в Лондоне. В Риме премьер-министр Орландо не встретил понимания достигнутого им с Вильсоном компромисса в вопросе о спорных территориях на адриатическом побережье. Ни у одного из лидеров избранной четверки не было видимых позитивных результатов.

Вильсон очень надеялся, что в его отсутствие полковник Хауз не даст угаснуть американской инициативе. Он верил, что оставляет дело в надежных руках. «Вам предстоит тяжелая работа, Хауз», – сказал президент, при прощании обнимая с несвойственной ему фамильярностью советника за плечи. Именно ему, а не Лансингу поручил Вильсон фактическое руководство американской делегацией, хотя формально руководителем значился госсекретарь. Главный наказ Вильсона Хаузу – не обсуждать вопросов о территориальных изменениях и репарациях, то есть как раз того, к обсуждению чего рвалась европейская дипломатия. Единомышленники – Вильсон и Хауз – очертили четыре пункта предлагаемого ими решения германской проблемы: 1) сокращение наземных и морских сил Германии; 2) изменение германских границ и лишение Германии колоний; 3) определение суммы выплачиваемых Германией репараций и срока их выплаты; 4) соглашение об экономическом положении Германии. Вильсон, поступая согласно установившейся между ними традиции, не оставил Хаузу письменных инструкций, надеясь на имеющееся взаимопонимание. Пожалуй, это был последний случай такого доверия.