Текст книги "Дядя Митя — Айболит"
Автор книги: Анатолий Новиков
Жанры:
Прочая детская литература
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
СЕЛЬСКИЙ ПРИВЕТ ПЛЕМЯННИКУ
Все, что ни делал в своей долгой жизни Саша Донников, происходило в первый раз.
В прошлом году он впервые пошел в первый класс. Нынешней весной впервые закончил его. Осенью должен был в первый раз пойти во второй класс. И так далее.
Нынешним летом он самостоятельно склеил бумажного змея и запустил его под самые облака, Тогда же впервые сильно огорчился – змееныш сорвался с привязи и усвистал за горизонт, махнув, правда, на прощанье хвостом.
Летом он впервые отправился с отцом на рыбалку, ел уху, приготовленную на костре с дымком.
Первый раз он сунул любознательный восьмилетний палец в непонятный серый кокон – он напоминал миниатюрный снаряд – под крышей сарая в коллективном саду, и его впервые в жизни ужалила оса. Палец сам раздулся до размеров кокона и болел так, будто его пронзила насквозь ужасная стрела.
Но Саша Донников рос смышленым мальчишкой и не расстраивался всерьез, если на пути познания мира возникало препятствие. Ну, например, такое, как больное ужаливание хитрого насекомого.
Мальчик догадывался, что познание мира и природы проходит не только через радость и наслаждение.
В общем, Саша слыл человеком неплохим. Только родители знали, что был он непробужденным.
Непробужденным к окружающему живому миру.
Городские голуби и вороны не могли дать ему ясного представления о красоте высокого и низкого птичьего полета. Они только подпрыгивали и изредка перелетали за угощением.
Толстые и ленивые собаки всех пород, которых водили по аллеям и тротуарам хмурые настороженные женщины, могли догнать разве что черепаху. Жирная собачья рысь даже отдаленно не напоминала стремительный псовый гонный бег по опушкам леса, мерзлому кочковатому лугу, пушистому, ослепительно голубому снегу.
Родители серьезно беспокоились за Сашу. Вот почему решено было отправить мальчика в деревню, к дяде Мите, потому что доктор мог развеять эту непробужденность и холодность к природе, к животным – ко всему прекрасному, без любви к которому человек глуп и нем.
Так получилось – и дядю Митю Саша должен был увидеть первый раз в жизни.
Родители собрали Саше чемодан с одеждой и обувью. Они дали телеграмму в Кордон. Потом посадили Сашу в самолет, поцеловав на прощанье сто пятьдесят три раза.
Самолет назывался АН-2. Впереди у него ввинчивался в синеву неба пропеллер, смешивая воздух для праздничных радуг. В кабине сидели два совсем молодых пилота, держась за один рычаг. Только левый летчик делал это правой рукой, а правый летчик – левой.
В гудящем тесном салоне лежали в углу бумажные почтовые мешки и пачки свежих газет. На железных скамейках, пристегнувшись широкими брезентовыми ремнями, примостились человек двенадцать. И все они глядела вниз, на покинутую планету.
Саша тоже стал глядеть вниз. С высоты в несколько сот метров отчетливо различалась черно-зеленая тайга, белые пятна озер, болотные провалы. Так одинаково промелькнули все триста километров.
Потом самолет пошел на снижение и посадку. И, проткнув клювом кудрявое облако, приземлился на сельском аэродроме – ровном заброшенном выгоне.
Саша сошел на землю по железной стремянке после всех пассажиров. В толпе встречающих он тотчас заметил дядю Митю. Доктор очень походил на брата. А может быть, наоборот. Дядя Митя стоял с большой сумкой на боку, в резиновых сапогах и махал рукой.
Около него пристроилась крупная спортивная коза со скрученной в сердцах бородой и тоже внимательно прощупывала глазами пассажиров, точно таможенник на посту.
Неизвестно, о чем она думала или гадала, но ей, видимо, понравилась сказочная картина выхода людей из брюха горячего зеленого шмеля, выпавшего из облаков. Она бы еще больше обрадовалась, выскочи из человечков такие же винтовые горячие шмели. И так далее. Так восторженно глядит ребенок на появление из просторной яркой матрешки других, таких же нарядных и блестящих, но уменьшающихся в росте.
– Здравствуй, Саша! Привет, племянник! – кричал дядя Митя – папин брат.
Потом доктор Донников без промедления и раскачки подхватил мальчика на руки и поднес к небесам. Потом опустил на землю, хотя, признаться, Саше хотелось еще пару раз взлететь повыше на сильных руках дяди.
Стоявшая рядом коза приветственно блеяла, внося лепту в общий хор. Неожиданно для пассажиров она просунула свою бородатую голову между ног мальчика и тоже попыталась в диком восторге подбросить его, видимо, под самые облака.
Саша потерял равновесие. Уронив дорожный чемоданчик, он рухнул на крутую спину козы. Довольное животное резво поскакало в родную деревню – мимо остолбеневших пассажиров, мимо изумленного начальника аэропорта в синей форменной фуражке.
За козой с невинным седоком мчался дядя Митя, придерживая локтем большую сумку с синим крестом на белом фоне и размахивая Сашиным чемоданчиком.
– Прыгай, Саша! – кричал он, вытягивая шею. – Не истязай козу! Слезай, кому говорю!
– Эй, на такси, попутчика не прихватите? – кричали озорные и шустрые на язык деревенские мальчишки.
Мальчишки шли с рыбалки с полными куканами рыбы.
– Немедленно прыгай! – приказал дядя Митя, почти настигнув оторопевшего от гонки Сашу.
Но тут прыткая коза развернулась к березовой рощице. Саша приземлился на дорогу. Когда он поднялся, одежда, волосы и лицо его были белыми от пыли, точно обсыпанные мукой.
– Ну как, не ушибся? – дядя Митя осмотрел ошарашенного племянника, стряхивая с одежды седой налет.
– Освежился! – Саша был под впечатлением безумной, невероятной скачки на мелкожующем рогатом. – Я, дядя, не знал до сих пор, что козы – такие сильные и умные, а главное, заботливые животные.
Сколько живу, а подобного не наблюдал! – дядя Митя огляделся по сторонам, точно ожидая подтверждения своим словам от земляков и пассажиров АН-2 рейса Щ-001. – Вот тебе и деревенское крещение, парень!
И тут все стали смеяться и вспоминать разные забавные истории. Коза, выставив из кустов лукавую узкую морду, блеяла на всю округу.
Так, почти фантастическим образом, городской житель второклассник Саша Донников въехал в село с пограничным названием Кордон. А к деревенским потешным историям прибавилась еще одна.
Лишь недоверчивый к слухам маленький печник дед Хирон, уже много лет болтавшийся без дела, то есть без приглашения сложить в доме печь либо плиту, по причине всеобщей газификации, мрачно покачал головой и объявил:
– Не к добру это, земляки! Не к добру! Видать, завтра град сыпанет и огурцы с сельдереем начисто побьет!
– Ты, дедушко, загодя не боись, – укоротили старика умные земляки. – Об эту пору града вовек не бывало! Огурцы же твои растут под стеклом в теплице.
– Помяните мои слова! – упрямился дед. – Возьмите, к примеру, год минувший. Коза моя, Клеопатра, пожарника из инспекции с крыльца сбоднула – и что? На другой день силосная башня рухнула. В одночасье обвалилась.
– Так то, дедушко Хирон, строители виноваты! – закричали деревенские люди, защищая истину. – Об том лучше прораба Честноганцева попытать – он начальствовал при сооружении колхозной силосной башни.
– А по мне – так знак был свыше! – заплетал чертовщину бывший печник, а ныне пенсионер районного значения.
Саша еще не знал, что лошадям, так же как и людям, необходим лечащий врач. Вроде участкового врача в городском районе.
Незнание происходило, конечно, от того что коней и других животных городской мальчик видел только в кино да в зоопарке. Лошади в кинофильмах смотрелись резвыми, упитанными и жизнерадостными. И все лошади очень быстро бегали, потому что всадники на них или кого-то догоняли, или от кого-то убегали.
Во всех кинофильмах про гражданскую войну кони несли отважных всадников, как правило, под сплошным пулеметным огнем, всадники врубались в цепи врагов и побеждали их.
Мальчики и девочки, сидя в кинозалах, страшно переживали за наших кавалеристов.
Но в боях убивали и ранили не только людей, но и коней. Бойцов отправляли в госпитали. А раненых и искалеченных лошадей лечили ветеринарные врачи.
Дядя Митя, когда был маленьким, тоже часто смотрел кинофильмы, где лошади вскидывались на бегу и падали вместе со всадниками под пулями и снарядами. И ему одинаково жалко было всех. Обычно то, что случалось дальше с лошадью, не показывали, может быть, потому, что считали: маленькому зрителю будет неинтересно и скучно.
А маленький Митя страдал в просмотровом зале. Всякий раз, когда мальчик видел рухнувшую на скаку лошадь, он сжимал кулаки и давал слово стать доктором животных. Он хотел лечить всех раненых и покалеченных коней на свете, всех собак и кошек, всех голубей, черепах и осьминогов.
Ребята во дворе называли его «доктором Айболитиком», но когда что-то случалось с их любимыми голубями, собаками или кроликами, показывали их Мите. Уже тогда он много знал о жизни, поведении и болезнях животных и птиц, а лучшими взрослыми друзьями его были ветеринары из лечебницы, что размешалась в конце улицы. У них он пропадал все свободное время.
Мальчик Митя был не только впечатлительным. Он всегда добивался того, чего хотел, упрямо шел к цели.
После школы он поступил в институт, где учили будущих ветеринарных врачей. А после его окончания, без всякого сожаления о городских удобствах и суете, поехал в село. Молодой доктор Айболит – теперь уже безо всяких кавычек доктор – поселился в Кордоне.
В колхозе «Красноармеец» дядя Митя проработал лет пятнадцать – честно служил своей детской мечте. За этот долгий срок он вылечил десять тысяч коней, коров и бычков и принял на белый свет сотни новорожденных.
А однажды дядя Митя помог раненному браконьером лосенку. Тот, обессиленный и измученный погоней, случайно забежал на ферму, колхоза – у людей же и просил помощи. И не ошибся: выходил его доктор и отпустил в тайгу.
Обо всех этих интересных вещах и делах Саша узнал от дяди Мити. Они сидели за обеденным столом, ели сизые ягоды голубики, запивая их топлеными золотистыми сливками.
Дядя Митя был точной копией брата. Такие же сильные руки, крепкий подбородок и вечно смеющиеся глаза, такой же высокий: шагая по квартире, он уклонялся от люстры, точно боксер на ринге от встречного удара. Но в отличие от Сашиного отца, дядя Митя был много спокойнее. Удивительными были и его мягкие движения, неотпугивающие, точно приученные к работе с осторожными животными.
Саша поначалу слушал внимательно, как и подобает воспитанному мальчику. Но разве усидишь на месте и сосредоточишься на беседе, когда хочется на улицу, где было мало машин и не было светофоров, ярких рекламных вывесок и плакатов.
За окнами докторского дома разворачивалась сказочная картина.
Недалеко от палисадника высилась средневековая деревянная крепость, сложенная из могучих стволов кедра, с узкими окнами-бойницами – точная копия сторожевых острогов земли Сибирской. Казалось, что только стемнеет во дворе, как в бойницах задвигаются воины и послышится острый звон металла о металл.
Но дядя Митя объяснил, что это вовсе не крепость, а бывшая мельница. И сейчас там хранят овес и семена трав.
За мельницей, вплотную присоседившись к лесу, белели свежей известкой низкие корпуса ферм с шиферными крышами. Около ферм в огороженных левадах бегали вороные, серые, игреневые, каурые, чалые, соловые жеребята. Одни из них блестели, как черные угольные шары, другие были оранжевыми – под цвет костюмов космонавтов.
За фермами поднимался густо-зеленый лес с земляничными полянами, пахучими барсучьими норами, потаенными грибными просеками, шумными сорочьими гнездами и сыпучими каменными тропами ночной росомахи. Правда, Саша еще не знал об этом.
– Завтра, Сашок, останешься дома один, – вдруг сказал дядя Митя. – Не совсем, правда, один – будут у тебя друзья-животные. У меня утром на ферме много работы.
– Завтра, по-моему, выходной, – уточнил Саша. – Можно поспать побольше. Или в лес меня сводить – я в тайге не бывал.
– В деревне приходится работать и в выходные, и в праздники. Так, как в городах на заводах с непрерывным производством, – объяснил доктор. – Ты ведь и в воскресенье пьешь молоко, ешь булку с маслом? Коровы дают молоко каждый день, и каждый пень дояркам приходится их доить, кормить, ветеринарам – следить за здоровьем, осматривать их.
– И болеют коровы часто? – заинтересовался Саша.
– В том-то все и дело, – отвечал дядя Митя, закончив завтрак и разворачивая газету «Большая ветеринарная вестница», – что стадо колхоза здоровое и крепкое.
– Тогда мне вовсе непонятно; зачем вставать с солнцем и идти на ферму, если нечего делать? – пристал к доктору Саша, который привык к городскому укладу жизни, где все или почти все было понятно, объяснимо и разумно устроено.
– Затем, парень, чтобы успеть: доктор должен быть на ферме раньше болезни, – объяснил дядя Митя и добавил: – Наша первая обязанность, помимо лечения, конечно, наблюдать, как животное ходит, как ест, какое у него настроение. Короче говоря, – профилактика!
– Про… чего? – мальчик споткнулся на незнакомом слове.
– Предупреждение болезни, – дядя Митя отложил газету, решив поговорить с мальчиком как со взрослым.
– Дошло! – воскликнул понятливый мальчик. – Доктор дает коровам и лошадям витамины и лекарства разные. А узнать о болезни легко. Мы ведь тоже мало едим, хмурые и вялые, когда болеем. И собаки становятся такими, когда болеют, я замечал.
– Ну вот видишь, как просто, – сказал дядя Митя. – Только мне не нравится, что очень скоро все уловил.
– Почему? – обиделся Саша. – Мама говорит, что я схватываю все на лету.
– Кажется мне, что ты частенько прихварываешь, племянник, если запросто толкуешь о лекарствах и витаминах. Ну, ничего. На свежем воздухе и парном молоке ты станешь крепким, как колосок.
– А заниматься чем придется? – спросил Саша на всякий случай, потому что вовсе не собирался что-нибудь делать, а имел желание все это жаркое кордонное лето отдыхать и блаженствовать без надзора и приказаний старших.
– Осваивай пока местность и пространство вокруг дома, – туманно пообещал дядя Митя, вновь принимаясь за чтение.
И в этой неопределенности мальчику послышались отзвуки загадочного дела.
Сашка Донников вообще обожал всякие загадки природы и технические головоломки. Тем более что они заполняли мир мальчика так густо и основательно, как головастики заселяют каждый метр доброго стоячего пруда. Однако отыскивать загадки способен лишь тот человек, который с детства умеет присматриваться к миру и к природе.
ВРЕД САМОЛЕЧЕНИЯ
В тот самый миг, когда Саше почудилось в словах доктора обещание скорого приключения, в соседней комнате раздался страшный грохот и визг.
Большая камышовая муха, не посоветовавшись с дядей Митей, плеснула в чашу скипидар вместо зеленки. А скипидар – это такая, если бы знали, едкая и жгучая жидкость. Несколько лишних капель – и можно взвиться от боли до самого потолка, а может, и еще выше с широко раскрытыми на мир глазами.
В амбулатории потолок был. Поэтому Милорд метался по комнатам как угорелый, отчаянно выл, сокрушая на дороге домашнюю и ветеринарную утварь.
– Сколько-раз-предупреждать-Фаина-Рептильевна-чтобы-вы-не-брали-лекарства-без-разрешения-не-лечили-никого-без-моего-совета! – размеренно говорил дядя Митя слегка пристыженной и испуганной лаем и стонами собаки камышовой мухе. – Мы-лечим-живые-существа! Нельзя-работать-на-ощупь-кустар-но-точно-неграмотная-знахарка!
– Хотела, как лучше! – заартачилась вдруг Фаина. – На ошибках учатся! Кто не ошибается, тот ничего не делает!
– Пока-у-тебя-нет-специального-образования-и-опыта-ты-обязана-делать-только-так-как-велит-врач! – прервал помощницу доктор Донников, успокаивая и поглаживая Милорда, который сразу затих в руках волшебника.
– Больше никогда-никогда не буду! – пропищала камышовая муха. – Игрун, дядя Митя, попутал!
– Кто сразу повинился, того и простить лучше сразу, – улыбнулся доктор. – Теперь покажи Милорду бочку с дождевой водой во дворе. Пусть хорошенько прополощет лапу. Потом я окажу первую неотложную помощь на ваших глазах.
– Я бы сказала, вторую помощь, – пыталась пошутить камышовая муха, но доктор сразу стал серьезным и так взглянул на нее, что Фая пулей вылетела из дома.
– Какой прекрасный разведчик лекарственных и целебных трав наша Фаина, – словно бы ничего сверхъестественного не произошло, сказал дядя Митя. – Но иногда ведет себя несерьезно. За ней глаз да глаз нужен.
В продолжение всего разговора Саша, растворив рот, ошеломленно глядел то на доктора, то на возмущенно жужжавшую муху.
Кто из школьных друзей и дворовых приятелей поверил бы, что он вот так запросто, почти по-семейному, видел говорящую на чистом русском языке муху, да еще камышовую! Да притом эта самая муха лезла не в свое дело! Ну кто поверил бы?!
Пока мальчик сильно и молча удивлялся, приплелся, оставляя мокрые следы, Милорд. Правда, выглядел он повеселевшим.
Дядя Митя достал из шкафа баночку с мазью и пакет стерильно чистого бинта.
– Не поможешь, Сашок? – спросил он. – Разверни конец бинта.
Доктор взял больную лапу собаки, внимательно осмотрел. Потом наполнил маленькую ложечку густой мазью из той банки, приложил на больное место, стертое до крови, и накрыл все это марлевым тампоном.
– Теперь наложи на рану конец бинта, прижми покрепче и обматывай, – подсказывал доктор мальчику, гордому, конечно, от оказанного ему доверия. – Не спеши… Главное в нашем деле – аккуратность и выдержка.
– А больно Милорду не будет? – опасливо заметил Саша.
– Я скажу сам, когда будет невмоготу! – невозмутимо вмешался в человеческий разговор пегий гончак, дружелюбно глядя на Сашу. – Наворачивай, мальчик, повязку, как старшие советуют!
У Саши чуть бинт не выпал из вздрогнувших рук. Да и как тут было оставаться спокойным? Сначала доброгудящая муха жужжала всякую чепуху. А теперь еще и собака заговорила!
Чудеса, однако, только начинались. Все потому, что у нас, на Урале, нет деревни, даже самой неказистой и маленькой, в которой бы не случилось за столетие пары-другой вселенских чудес или, на худой конец, происшествий.
Пока же Саша Донников в комнате ветеринарной амбулатории безо всякого потустороннего вмешательства и волшебства первый раз в жизни оказал первую ветеринарную помощь собаке. И это было так приятно – лечить животное! Никогда раньше Саша не испытывал подобного чувства.
По совету доктора мальчик разрезал конец бинта вдоль и завязал полоски на узелок, чтобы повязка крепче сидела на месте. В общем, делал он то, что должен уметь каждый большой и маленький гражданин – оказать помощь пострадавшему.
– Ну, а теперь, я думаю, Милорду не помешает немного снотворного, – кончив операцию, сказал дядя Митя. – Начнет носиться на радостях – повязку собьет. Фаинька, где у нас пакет номер 8-А0? Достань таблетку, пожалуйста!
Камышовая муха шустро сгоняла на тайную полку одного из шкафов. Достав таблетку, она растерла ее шестью ножками, насыпала в мензурку с совершенно чистой водой.
Милорд в один прием вылакал раствор и тут же захрапел на полосатом тюфячке.
Первой деревенской ночью в доме дяди Мити Саше снились странные сны и картинки. То появился большой дружный хор камышовых мух, то встревал Милорд, со всех ног убегающий от кролика. Уже под самое утро прибыла спортивная коза Клеопатра. Вместо рогов на голове у нее торчало рулевое колесо от «МАЗа», а на потных боках были выстрижены черно-белые таксомоторные шашечки.
Но даже сквозь здоровый сон слышалось, как вставал и выходил, чуть скрипнув дверью, дядя Митя. Во дворе кто-то шаркался в сорок тысяч ног и скулил часто и нездешне. Звук был такой, будто по кромке осенних речных берегов раскалывался на мелкие хрустальные осколки сентябрьский ледок.
ФАИНА ДЕМОНСТРИРУЕТ НОМЕР
Саша проснулся от запаха хлебов. Ветер разносил по утренним улицам неправдоподобно вкусный аромат свежеиспеченного калача, пирога и шаньги. В комнате уже никого не было.
Вот она свобода – никто не стоит над душой, требуя встать, умыться, попить, съесть. Мальчик поел самостоятельно и отправился на пруд, который начинался на краю села. Водоем этот был искусственным, рукотворным, как и большинство городских, горнозаводских и деревенских прудов на Урале.
Зеркало пруда отливало серебром. Берега охотно и густо заросли елью и березой. Когда-то в старину узкая и; прыткая речка Решетка, протекавшая через село, была; заволочена цепким настырным кустарником. Мужики перегородили речку земляной плотиной и бревенчатой запрудой. Вода заполнила широкую долину, затопила кустарник и поднялась до столетних елей, чернеющих на взгорье.
Из самой деревни пруд просматривался далеко. А от него село еле просвечивало сквозь прибрежные заросли. Даже высокая колокольня и пожарная башня обозначились лишь макушками.
Саше было не до колоколен. Прямо на него плыла настоящая дикая утка. Да не одна, а с крошечными утятами! Птицы тихо и облачно скользили по ослепительной воде и отражались зеркально там, где в озерко вдавалась песчаная коса, поросшая камышом, болотным аиром и чем попало.
Мальчик тотчас погрузился в тяжелое раздумье. Было от чего сосредоточиться.
В кармане мальчика покоилась расчехленная боевая рогатка. Сработал вещь дворовый хулиганчик-притворяшка Петька Трыжкин по кличке Челнок. Заработал он странное прозвище потому, что всегда успевал сунуться; туда, куда его не просили, сделать то, чего от него не ожидали и не хотели, наболтать то, чего вовсе не было и не могло быть.
Рогулина была вырезана из старой витой березы. Резина у рогатки растягивалась, как стальная пружина, и метала снаряд со страшной скоростью.
Петька попросил перед самым отъездом испытать оружие в полевых условиях на всех режимах. Саша никогда не стрелял из рогатки. Сказать по правде, такого желания у него и не возникало. Во дворе он машинально сунул ее в карман и забыл, но теперь, при виде близкой дичи, в нем проснулся охотник.
Почему-то не приходило в голову, что он может убить утенка или утку-мать наповал или сильно поранить. Все хорошие слова, которые говорили ему взрослые в школе и дома, вылетели из него.
Наступил полдень. В эту пору солнце срединного лета метит человеку в макушку, тело отбрасывает самую короткую и безобидную тень – в полтора шага, но иногда и в двенадцать часов пополудни настигают человека нехорошие мысли. Саша начал охоту на утиное семейство.
Мальчик подошел к камышам и спрятался за старую дырявую лодку. Лодка дремала на горячем песке кверху днищем. С этого наблюдательного пункта открывалась ясная перспектива водной местности.
Тихая, неколебимая ветерком вода доверчиво отражала высокие облака, лес по берегам и редкую, озабоченную кормежкой птенцов птицу, пересекавшую акваторию – водную поверхность – пруда.
То было обманчивое спокойствие, характерное для чуткой уральской погоды. Прудовая жизнь кишела насыщенно и ярко, как восточный базар в праздничные торговые дни.
В густой вязкой прибрежной ряске возились мощные лягушки, похожие на древнеримских гладиаторов перед выходом на смертельную арену.
Мелкие рачки, рассыпавшись солдатским строем, очищали илистое дно.
Изредка проплывал немой уж, гибкий на поворотах, точно курьерский поезд.
Блестящие водомерки на непромокаемых ножках в тысячный раз за день измеряли поверхность пруда вдоль и поперек, но так как делали они все это в страшной спешке, можно было ожидать, что им еще много раз придется перемерять расстояния. Так суетливый человек портит свою жизнь частыми бросками из крайности в другую.
Но вот из-за ближней куртины осоки выкатилось утиное семейство. Впереди прокладывала путь Старая Утка, за ней изо всех сил работали лапками малыши.
Непробужденный пока к чужой жизни Саша вложил в кожаный чехол оружия свинцовую пулю типа «парадокс». Когда утка поравнялась с лодкой, мальчик, как во сне, движимый чужой волей, прицелился и, сильно натянув резину, метнул тяжелый снаряд в птицу. Пуля просвистела перед самым утиным клювом. Утка резко крякнула. Утята мгновенно скрылись в тесных камышах.
Старая Утка не улетела, как полагал Саша, а неожиданно бросилась на мальчика. Поднявшись на крыло, она налетела на растерянного охотника и сильно ударила его клювом, окатив мелкими брызгами.
И тут Саша почувствовал легкое головокружение. Головки камыша стремительно рванулись ввысь, стебли распухали с невероятной быстротой. Лодка увеличилась до размеров кашалота, и от нее пошел удушливый запах смолы и вара.
– Загадочное явление природы! – воскликнул удивленный Саша. – Почему так быстро растут вещи и предметы?
Он посмотрел вверх. Концы камыша и рогоза с коричневыми зрелыми шишечками упирались в небо. Небо было не больше куска синего рафинада. И не камыш его окружал, а непроходимый лес, непонятно как выросший здесь за одну секунду.
Черная, зловещая, уродливая тень закрыла солнце и с металлическим воем и скрежетом спикировала на мальчика.
Саша, не медля, юркнул в отверстие на сломанном дереве фантастического леса. Что-то тяжелое и липкое обволокло мальчика с головы до ног. Существо, стрекоча и воя, точно испорченная сирена, подскочило к дуплу.
Один желтый глаз уставился на Сашу и глядел неподвижно, не моргая – пугал и гипнотизировал. Мальчик ткнул рогаткой в глаз летающего чудища – на всякий случай. Чудище отскочило и заверещало у кустов шиповника, на которых нежно розовели душистые цветы величиной с подсолнечник.
Размахивая рогаткой, Саша выскочил из укрытия вслед за неопознанным летающим объектом и остановился пораженный.
Перед ним стояла на шести полусогнутых ногах стоглавая камышовая муха!
Наконец-то Саша разглядел вблизи любимицу и помощницу дяди Мити. Спина у мухи была панцирная, разрисованная серыми квадратиками, брюхо – желтое, похожее даже формой на перезрелую ферганскую дыню, крылья прозрачные с блестками речной слюды. Хобот у мухи раздваивался. В этой подвижной клешне извивалась гусеница-референталия, А в общем, насекомое походило на плоский дирижабль перед отбытием в стратосферу.
– Это чьи проделки, камышовое чучело? – закричал, а на самом деле пропищал Саша, подступая к мухе. – За такие шутки в гербарий сажают, предварительно высушив!
– Пойман с поличным! – кротко пояснила камышовая муха, точно не узнавая городского племянника своего хозяина. – Не суетись, гномик!
– Ошалела, что ли? – еще громче закричал-запищал мальчик. – Разуй пошире хотя бы один из твоих хваленых глаз! Я племянник дяди Мити Саша Донников, а ты смела уменьшить меня до размера суслика!
– У дяди Мити не может быть таких племянников, которые стреляют в Старую Утку! – совершенно справедливо заметила камышовая муха, будто не узнавая маленького задиру. – Почему ты, негодник, сделал это?
– Да я и сам не знаю, по правде говоря, – искренне ответил Саша. – Наверное, просто так.
– Случай тяжелый, – иронически сказала муха Фаина. – От нечего делать ты способен поднять руку на живое существо. Или тебя мама учила этому?
– При чем здесь мама? – обиделся Саша за свою добрую и ласковую маму.
– Ты же чуть не убил маму, пусть и утиную!
– А я к природе и ее обитателям непробужденный! – нагло заявил Саша. – Все взрослые так думают про меня!
– Пора бы самому за себя думать и отвечать! – душевному волнению Фаины не было предела, и она жужжала над головой сокращенного во много раз мальчика, как гром на грозовом небе. – Это же надо додуматься – творить зло просто так! Другие хоть из жадности делают это, по испорченности духа и нудности характера. Вон, гляди есть один такой!
Саша оглянулся. Вот так театр! Недалеко от него бегал среди высокой травы еще один маленький обозленный и испуганный человечек. Он топорщил редкие усы и размахивал портфелем, вереща стеклянным голосом:
– Я прошу снисхождения, лесная фея! У меня десять благодарностей за прежнюю хорошую работу! Я больше не буду! Я оступился в последний раз! О, горе, горе! Я уже пятый день без обеда, а сейчас меня жена разыскивает по всему селу!
– Трубы вернешь колхозу? – гаркнула камышовая муха. – Сотрешь с Клеопатры позорное пятно?
– Верну, верну, голубушка ты моя, и сотру немедленно! – вскинулся человечек. – Я теперь знаю, что от твоих зорких глаз ничего не скроешь!
– Атуа-а! – крикнула непонятное слово Фаина. – Атуа-а!
Человечек мгновенно вытянулся во весь свой настоящий рост. Выросла его кепочка, выросло тело с брюшком сытого удава, вырос и разбух служебный портфель.
Бывший карлик подбежал к ближайшей сосне, встал к ней спиной и, сделав отметку на коре, измерил рост.
– Опять ты отняла у меня кровные три сантиметра! – чуть не плача, пожаловался он.
– Давала срок неделю, но ты так и не принес кровельное железо назад, – терпеливо объяснила муха. – Обманул ты меня, Честноганцев!
– За то время, как попал тебе в лапы, я стал короче, чем был, на целых двенадцать сантиметров! – зарыдал человек с восточными усами. – Жена не успевает укорачивать мне брюки!
– Если дело и дальше так пойдет, то тебе скоро брюки не понадобятся, – пригрозила сурово муха. – Или будешь носить кукольные штанишки.
– Что ты, фея! – испугался человек и стал оправдываться. – Все верну, что когда-то брал. Правда, сразу вернуть будет нелегко и не по силам, риск большой. Но мне не хочется превращаться в гнома! Горе мне, горе горькое!
Со словами обещания и отчаяния человек с портфелем растворился в жарком, воздухе, точно его не было здесь мгновение назад с криками, усами и беспокойством.
– Кто это? – спросил Саша, с неподдельным любопытством глядевший на происшедшую сцену.
– Прораб Честноганцев. Местный похититель общественной собственности. Последний жулик деревни, – пояснила камышовая муха. – В пятый раз обещает исправиться и не выполняет слова. Я с ним просто доброзамучилась.
– Он берет, потому что жадный. Да делает все со злым умыслом, – определил смышленый мальчик. – А я – просто так и заслужил такое же наказание! Несправедливо!
– Очень хорошо! – будто бы похвалила, сощурив в усмешке половину глаз, камышовая муха. – Теперь просто так соверши хотя бы два добрых поступка и вновь станешь большим. Да увидишь, что сделать доброе дело куда труднее, чем отвратительное и жестокое. Только после добрых поступков я никому не расскажу о нападении на Старую Утку дяде Мите.
– Что мне сделать? – спросил непробужденный к природе мальчик, которому надоело быть низеньким и беспомощным даже перед обыкновенными насекомыми. – Кроме меня, здесь нет никого, кто бы нуждался в помощи!
– Посмотри внимательно вокруг! – подсказала камышовая муха.
И Саша первый раз в жизни внимательно вгляделся в мир, окружавший его, тем более что мир этот заметно вырос пять минут тому назад.
И в густых непроходимых зарослях камыша, и в кустах черемухи, краснотала и багульника, и в огромном сосновом бору летали, гудели, ползали, посвистывали, грызли, шумно вздыхали, роились, стучали, постанывали, кормились, прятались, охотились, вылезали из нор и щелей на белый свет и запасали пищу на зиму большое множество жуков, бабочек, стрекоз, гусениц, червей, птиц, насекомых летающих, мышей, ежей, зверьков.