Текст книги "Черные кипарисы"

Автор книги: Анатолий Мошковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава 10
ГОРНЫЕ МАКИ

– А ты чего не лезешь за ним? – спросил Дима у Захарки и даже слегка толкнул его в спину локтем. – Вперед!

– Отстань, – вяло огрызнулся Адъютант.

– Можешь понадобиться ему… – И, заметив, что подошла Аня и что лицо у нее прямо-таки посерело от испуга, Дима добавил: – Цветики подержишь! Или самого его за штаны… Вон куда забрался – многим рискует!

– Только шеей! – уронил сзади Артем. – Ничего, новую пришьют – теперь научились здорово пришивать… Верно, Иван? Еще лучше будет…

– Заткнись! – на этот раз храбро огрызнулся Захарка.

Аня, собравшаяся что-то сказать, ничего не сказала и уже не так испуганно смотрела на Феликса, и у Димы чуть отлегло.

– Чего рюкзак не снял? – сказала Лида. – Вон как оттягивает…

Феликса и правда сильно тащил вниз громадный туристский рюкзак.

– Без рюкзака любой заберется! – крикнул Дима и даже спохватился: до того радостно прозвучал его голос.

– Например, ты, – сказала Аня.

– Хотя бы и я! – так же радостно отозвался Дима и посмотрел, как кеды Феликса, упираясь в камни и бугорки, лезут к этим цветам, как застыло его лицо, как вздулись на красных загорелых кистях рук жилы. И еще Дима посмотрел вниз: не очень круто, но попробуй свались – косточки не соберешь.

– Ну так лезь! – крикнул Захарка. – За чем же дело?

– Не хочу у тебя отбирать хлеб!

– И зачем он полез туда? – спросила Лида, – Будто нельзя нарвать в другом месте.

Один Аркаша молчал. Он был чем-то подавлен, ни за кого не заступался, никого не ругал. А в худом лице его, скованном и чем-то смущенном, в крепко сжатых сухих губах и бровях пряталась тоска и мука. А еще молчал Ваня. Наверно, потому, что опять вскинул к глазам свою «Смену» и получше вмещал в кадр этого отчаянного храбреца на отвесной стене. Звучно щелкнул затвор.

– Пленку бы пожалел, – сказал Артем, – переводишь на пустяки.

– Хороший пустяк! – Ваня выбирал новый кадр с Феликсом. – И у меня есть запасная кассета.

– А-а, ну если так, щелкай, – сказал Артем. – Потомки поллитру поставят!

Между тем Феликс добрался до терраски, сорвал несколько цветов, выпрямился и, повернувшись к ребятам спиной, чтоб они не заметили, – но Дима-то заметил! – стряхнул рукой пот с лица и той же дорогой двинулся назад. Теперь у него только одна рука была свободная, и со лба буквально капало на камни. «Так ему и надо, так и надо…» – думал Дима, хотя, уже сам не рад был своим дурацким крикам и хотел одного: чтобы Феликс поскорей вернулся сюда, на прочную дорожку. Но что-то в Диме еще кипятилось, прыгало и кололо его. И вдруг он снова услышал свой радостный, торжествующе глупый вопль:

– Ох и цветики! Редкостные! Первый сорт!

Феликс не изменился в лице. Однако на полдороге к ним он остановился, получше утвердил кеды в камнях, посмотрел на крепко сжатый букет и внезапно швырнул его вниз. Цветы, рассыпавшись, покатились по бело-рыжему слоистому склону.

– Зачем ты? – вырвалось у Ани.

– Поищем что-нибудь получше! – почти не держась освободившейся рукой за камни, Феликс полез к ним. – Худосочные…

– Ну да, найдешь! – сказал Семка.

Дима медленно полез в гору, ненавидя и презирая себя. Перед ним, у большого бурого камня стояла Аня, но совсем не та, какой она была минуту назад, – фигура ее как-то обмякла, глаза погасли, и хвостик волос беспомощно повис на затылке.

Дима прыгнул в сторону и почувствовал, что задыхается. Его душила жара и еще – обида. Она не проходила, а все пуще разгоралась. Даже голова стала чуть кружиться, точно шел по краю пропасти…

Началось все с того, что недели три назад Аня не пришла к Диме читать продолжение толстого романа про завоевание Марса. А вечером он встретил ее у моря с Феликсом: он подбрасывал камень и пытался попасть в него другим камнем, иногда попадал, и оба камня, громко столкнувшись в воздухе, падали в воду. А она при каждом попадании хохотала… Было отчего! Дима тотчас убрался с берега. «Ты чего не пришла? – угрюмо спросил он ее на следующее утро. – Я два часа ждал тебя и не читал дальше». – «Ох, прости, Димочка, – сказала она, – шла к тебе, а тут подвернулся Фелька и прямо уморил меня – ты же знаешь его: стал рассказывать, как мальчишки в прошлом году доставали со дна моря древнюю амфору и были в таком восторге от своего подвига, что подрались, чуть не свернули друг другу набок носы и нечаянно разломали античный сосуд на куски… Умора! Обхохочешься!» Но Дима-то понимал, что дело было не в этой амфоре, потому что и на другой день он не смог застать Аню дома и Феликс куда-то исчез со двора. И на третий день Дима с Аней походили по улице всего минут двадцать, потому что она вдруг стала куда-то торопиться и скоро убежала. И потом они видались только изредка, зато все время ее можно было встретить с Феликсом, и они громко говорили и дурачились. Как же так? Целый год Дима готовил с ней уроки, читал, собирал обкатанные морем камешки, и Аня учила его плавать кролем. «Ноги не подгибай, а вытягивай и держи вместе! – приказывала она, стоя по пояс в воде. – И голову не поднимай, шея устанет…» С плаванием не ладилось, но это не помешало Ане сказать ему, что он ужасно красивый и настоящий товарищ, – Дима так и зарделся весь. А потом случилось все это… Вот какие они, девчонки. Верь им после этого! Дима поклялся ни с кем из них больше не дружить и прекратил всякое плавание своим плохоньким кролем. И учила-то, наверно, неправильно! Специально учила так, чтобы шел ко дну и захлебывался…

Дима старался не высовывать носа во двор, а когда мама посылала в гастроном, он далеко обходил мясной отдел, где работал Анин отец, худолицый, красный, точно минуту назад из бани. И маме Дима не говорил об этом. Своего отца Дима ни разу не видел. Когда-то давно-давно он приехал отдыхать в Скалистый, влюбился в маму, тогда еще очень молодую и красивую, работавшую в библиотеке дома отдыха, через неделю женился на ней и хотел взять в Москву, где жил в одной комнате с матерью и двумя взрослыми сестрами, однако мама не поехала с ним, и они скоро развелись. Мама до сих пор работала в той же библиотеке, очень любила Диму и обращала на него самое пристальное внимание: чуть что не так – обижалась. Закусит губу – и молчок. Стукнула бы лучше! И на Гору Ветров не хотела пускать, а когда уломал, начала совать в его рюкзачок термос с растворимым кофе и шоколадку – быстро снимают усталость! – и стала доставать из холодильника столько пищи, что он едва отбился. Потом она нахлобучила на его голову панамку и принялась умолять, чтобы в горах он держался поближе… к Феликсу. Ведь сдохнуть можно от всего этого! Первое, что сделал Дима, выйдя из дому, с отвращением сорвал с головы панамку, засунул в карман и принял своей неудалой непокрытой головой ранние лучи солнца…

О том, что произошло у них с Аней, мама не догадывалась и не спрашивала ни о чем, и лишь совсем недавно пришла домой и сказала: «Встретила только что Аню – ох и бойкая девочка, и… – здесь мама сделала паузу и как-то особо посмотрела на него, – и немножко вульгарная…» И Дима почувствовал после этих слов маленькое облегчение…

Подъем на Гору Ветров продолжался. Феликс, чуть не задев лицо Димы рюкзаком, обогнал его. Следом пронесся Захарка, и тот уж не удержался – толкнул его плечом в бок, и Дима хотел поддать его коленом, да не успел: Адъютант увернулся. За ними неторопливо, но быстро и легко огромными шагами лез в гору Артем.

– Ну куда вы так мчитесь? – крикнула снизу Лида. – Я уже хочу пить…

В горле у Димы тоже изрядно пересохло.

– Фелька, ты слышишь? – крикнула Аня. – Давай бутылку!

– Лезьте сюда, жду! – Феликс стоял над ними, у корявой сосенки.

Ваня тащил за руку Лиду, из-под ее туфель с тихим шорохом сыпался вниз песок. Ниже всех находился Аркаша, он то и дело останавливался для отдыха, упираясь руками в колени.

Наконец все кое-как дотащились до Феликса.

Лида, красная, упревшая, уселась на скудную травку. Рядом с ней опустился Аркаша, обессилевший, с частой россыпью крупных капель на лбу. И еще четче проступила на его худом лице бледность. Он ничего не говорил и, кажется, ничего не видел вокруг, и занимался он только одним – дышал. Трудно, учащенно.

Феликс достал из рюкзака бутылку лимонада, содрал о сук на сосне блестящую крышечку и протянул Лиде.

Та длинно глотнула из горлышка.

– Ох, холодная! Еще можно немножко?

Бутылка пошла по рукам. Потом, уже из другой бутылки, пили Аня, Захарка, Семка и Ваня.

У Семки бутылку пришлось вырвать из рук – это ловко проделал Захарка, – потому что тот одним махом хотел выпить всю бутылку.

– Ты будешь? – спросил Феликс у Артема, который, сунув руки в карманы, с безразличным видом стоял рядом.

– Не употребляю лимонадики.

– Не та этикетка, – заметил Аркаша, наконец отдышавшись, и отодрал от бутылки плохо приклеенную овальную бумажку с золотистыми яблоками.

– Угадал, – сказал Артем.

Глава 11
ВОЛОСЫ, СНЯТЫЕ НА СПОР

Дима слушал это, сидя в сторонке, и чувствовал, как язык прилипает к сухой глотке; и чем отчетливей слышал он, как булькает в закидываемой вверх бутылке лимонад, тем чаще глотал слюну.

– Дима, пей, – сказал Феликс.

– Не буду, – Дима едва отодрал от раскаленной глотки язык и тут же поправился: – Не хочу!

– Нам еще далеко лезть.

– Не хочу! – Дима положил подбородок на колени.

– Дай мне его долю, – попросил Семка, и лицо его так и запрыгало, заерзало в каверзной улыбке. – А то я не доползу, тащить придется… Найдутся охотники?

– Лида, пей, – Феликс протянул ей бутылку, та с удовольствием взяла и, прежде чем хлебнуть, спросила у Ани:

– Тебе оставить?

– Полглотка.

Ваня стал перематывать пленку в аппарате, потом уселся на камень, вытащил из футляра аппарат и принялся раскрывать его – разламывать на две части.

– А мне папа обещал купить «Зенит», – Семка присел рядом с ним на корточки. – Зеркалка… Не то что эта фиговина! Упадет – и на кусочки, и объектив слабенький…

Ваня раскрыл аппарат, вынул из него кассету с отснятой пленкой, вложил новую и вставил в зажим выпущенный кончик ленты.

– А ты что не сменишь его? – не отставал Семка. – Ведь твой отец хирург…

– Ну и что? – Ваня в упор посмотрел на Семку.

– Да я так… – замялся тот, не слишком, впрочем, смутившись. – Мало ли что… Хирург – он ведь операции делает… Жизнь человека от него зависит…

– Совершенно верно. – Ваня стал складывать обе черные пластмассовые створки «Смены», которые никак не хотели смыкаться и защелкнуться. – Работка у него… Я бы никогда не мог стать хирургом… Знали б вы, что это такое!

– А что это? – спросил Семка.

– Об этом не расскажешь… Не знаю, как он выдерживает… Зато сколько приходит писем от его бывших пациентов! Да и сами иногда являются… Благодарят… Были почти на том свете…

– И он тебе не может купить нормального фотоаппарата? – зудел над его ухом Семка.

– Отстань от меня! – Ваня снял картузик и вытер им лицо и голову. – Какое это имеет отношение к его работе?

– Ты чего остригся наголо? – спросил Сёмка. – Точно кочан на плечах, а не голова!

– А я на спор снял волосы, – сказал Ваня, и в его руках, совпав, звучно щелкнули две створки «Смены».

– На спор срезал? – не поверил Семка. – Да ты ведь уродиной стал!

Ваня улыбнулся, и это была такая странная, такая виноватая улыбка, что все его лицо преобразилось – стало мягким, беззащитно-добрым.

– А спорили-то на что?

– Да так… Ленька Хромов утверждал, что кое-кто со мной дружит только из-за моих волос и что у меня уродская, как и ты говоришь, башка – вся в буграх и кочках… – Тут Семка не выдержал и хихикнул, – И стоит мне остричься – никто со мной дружить не будет… Я очень разозлился и тут же пошел в парикмахерскую…

– У тебя были красивые волосы? – спросила Аня.

– Обыкновенные. Но у нас в классе ни одного стриженого нет.

– И с тобой, остриженным, дружили? – хитро блеснул глазами Аркаша.

Ваня сунул в карман брюк отснятую кассету.

– По-моему, да.

– А кто дружил? – спросила Аня.

Ваня перестал улыбаться, лицо его сделалось подчеркнуто строгим.

– Да вы ведь никого из наших ребят не знаете…

Аня с Феликсом быстро переглянулись.

– Есть стоящие? – спросил Аркаша.

Ваня кивнул.

– Так не хотелось уезжать сюда. Хотя и тут ничего. Мы еще в пятом классе дали слово никогда не разлучаться и, даже когда нам будет по тридцать лет, переписываться.

– С девчонками тоже? – спросил Захарка.

– Тоже.

– У вас большой шинный завод, – сказал Артем, – резину выпускает, и еще ЯЗы.

– Да что там резина! Видели б вы, какая у нас Волга! А кремль! А картинная галерея! А клиника! Отец работал в очень хорошей клинике. – Лицо Вани прямо сияло от этого его Ярославля, и можно было подумать, что и места лучшего нет на земле.

– Шагаем, – Феликс поднялся. – Потрепались – и хватит.

Глава 12
ГОНКА

Адъютант приподнял рюкзак, Феликс продел закинутые назад руки в лямки, встряхнул и полез в гору. За ним потащились другие. Один Захарка не двигался. Когда до него добралась Аня, он протянул ей руку.

– Уйди! – сказала Аня.

– Хватайся… Не фасонь.

– Лучше Лиде помоги.

– Надо очень, – фыркнул Захарка. – Толстуха – не утащишь…

– И я не хочу! – Аня гневно мотнула хвостиком волос.

Адъютант помчался догонять Феликса, и Дима увидел, как Ваня стал потихоньку спускаться к Лиде, подал ей руку, и она не отказалась. Диме стало неловко, и он старался не оглядываться в их сторону.

Лезли то полого, то почти в лоб, минуя жесткие кустики, обрывистые склоны, островки можжевельника. Зубцы Горы Ветров приближались медленно; их то заволакивало туманом, то они открывались, громадные, желто-серые, с рыжими потеками и темными пятнами; и уже не над ребятами, а ниже их, на фоне каменной стены, лениво и хищно реяли черные грифы. Аркаша отстал метров на полтораста, останавливался, отдыхая, и напряженно смотрел вверх, на удаляющихся ребят; потом опять карабкался – иногда, на особенно крутых местах, даже на четвереньках.

– Привал! – крикнул Дима. – Привал!

– Так мы и к полдню не доберемся! – Феликс лез все выше.

– Привал! – Дима остановился и решительно сел на бугорок.

Скоро Ваня подтащил к Диме обессилевшую Лиду, а сверху спустилась Аня. Снизу к ним карабкался Аркаша. Волосы его прилипли ко лбу, руки судорожно хватались за кустики и выпирающие из горы камни.

– Я спущусь и возьму его на буксир, – тихо сказал Ваня.

– Не надо… Будет еще хуже, – шепнул Дима. – Пусть сам…

– Долго вы будете сидеть? – спросил сверху Захарка. – Слабаки! Цыплячьи души!

– Сколько надо! – ответил Дима, покосился на Аню и закричал Адъютанту: – Догоняй своего хозяина – оторвался!

Аня тотчас показала Диме спину.

Ага, не понравилось! Ну и хорошо.

Через минуту до них добрался Аркаша – на него жалко было смотреть: точно из моря вылез, и ребята старались не смотреть на него. Его грудь ходила ходуном, колени подгибались, и он тут же свалился на землю у их ног.

– Какой ваш Феликс! – сказал Ваня. – Выносливый. Все ему нипочем.

И Дима тут же вскочил на своего конька и с радостью пришпорил его:

– Этого у него не отберешь! – и поглядел в Анину склоненную спину со слабо выпирающими лопатками и тонкой загорелой шеей.

– И с головой… – добавил Ваня. – И отчаянный.

– Страх! – Дима неожиданно почувствовал на языке привкус соли, как будто слезы каким-то образом проникли внутрь его из глаз.

И здесь Аня не вытерпела и повернулась к нему.

– Ты злюка! Ты завидуешь ему! – И вдруг на ее глазах вспыхнули слезы – не ушли внутрь, как у него, не стали точить и разъедать, а вспыхнули на глазах. – И с тобой никто никогда не будет дружить…

Она вскочила и полезла вверх.

– Ну что вы, ребята, что вы!.. – на миг смутился Ваня, как будто был виной всему, и стал растерянно озираться: ведь он ничего не понимал. – Ну зачем ссориться по пустякам? Терпеть не могу такого! Как будто нет других дел!

«Были б у тебя такие пустяки!» – подумал Дима и громко закричал вдогонку ей:

– А мне и не нужна такая дружба! Не нужна! Не нужна!

Лида с Аркашей сидели молча, а Ваня все оглядывался по сторонам, и лицо у него было еще более растерянное и смущенное. Он снова вытер картузиком мокрое лицо и сказал:

– Может, полезем? Отдохнули?

– Нет, – упрямо проговорил Дима, – не отдохнули.

Через полчаса они взобрались вверх, и Ваня первый подбежал к краю Горы Ветров и запричитал, такой перед ним открылся вид. Но Диме было не до видов – он следил за Феликсом. В руках у того был огромный букет красных полураспустившихся маков – когда только успел нарвать? Маки были подобраны один к одному – свежие, крепкие, яркие. Они снопом лежали в его полусогнутой руке, и Феликс стал делить их между Лидой и Аней, сказал, что они могут дать кое-что и мальчишкам, если, конечно, захотят.

– Попить ничего не осталось? – спросил Аркаша.

– Последняя. – Феликс вытащил из рюкзака бутылку и протянул Аркаше. Тот начал жадно пить. Но тут же спохватился, и лимонад пошел по кругу.

– Артем, будешь? – спросил Феликс, когда в бутылке осталась треть.

– Нет.

– А ты, Ваня?

– Нет.

Когда Лида допила последнюю каплю, Артем взял у нее бутылку, подбросил ее, крутнув, поймал за горлышко, подошел к пропасти и швырнул вниз. Все подбежали к краю – посмотреть за ее полетом, а Ваня опять запричитал свое:

– Вы посмотрите… Посмотрите!

К нему тотчас подключилась Аня и закричала в тон ему:

– Ландшафт – будь здоров! Закачаешься!

– Качайся, да только не упади вниз, – угрюмо сказал Ваня.

– У нас так говорят… Красотища-то какая!

Глава 13
РАЗГОВОР О БЕССМЕРТИИ

А вид с Горы Ветров и правда открывался ничего: ветер сдул туман, и море было как на ладошке со всеми его мысами – вон самый острый Дельфиний мыс, вон тонкий обелиск – памятник морякам десанта, вон пассажирский причал для прогулочных теплоходиков, вон рыбацкий, с – фелюгами, баркасами, вон берег с сараями и лодками, вытащенными на гальку, – это было хозяйство колхозной бригады; кое-где в море виднелись колья ставных неводов, которые по утрам проверяют рыбаки. А левей, далеко-далеко отсюда, в синей солнечной дымке прятались Кипарисы, главный город побережья, густо застроенный, уступами спускавшийся к воде, с большим портом и молом, который кончался небольшим белым маячком, с рыболовными сейнерами на якоре: там находились правление колхоза и его основной флот, а бригады и звенья прибрежного лова были разбросаны по окрестным приморским городкам…

– А и правда Гора Ветров, – сказал Ваня. – Ух дует! Прямо ревет! Стонет!

Он стоял, широко расставив ноги, смотрел, прищурясь, вдаль и даже забыл про свой аппарат.

– Не осталось еще воды? – спросил Аркаша.

– Вся, – сказал Феликс. – Придется лезть в грот… – И отошел от края Горы Ветров. За ним ринулись Адъютант с Семкой и побрел Аркаша. Последними ушли Дима с Ваней. Они услышали в густых зарослях можжевельника голоса ребята и, когда подошли, увидели Артема. С толстой веревкой стоял он у широкой трещины, которая, постепенно расширяясь, уходила под землю.

– Сема, ты самый легкий, – говорил Феликс, – тебе лезть.

– Нет, я не самый!.. – Губы у Семки слегка дрожали. – Захарка меньше меня и легче…

– Значит, отказываешься?

– Нет… Но я не самый легкий…

– Ладно, полезу я, – сказал Адъютант. – Только держите крепче… Уроните – покажу!

Адъютанта опустили на веревке, и скоро он, упираясь ногами в стенки, выбрался из глубокого грота с полиэтиленовым мешочком, полным льда и снега. Самую большую плитку ухватил Аркаша, и лицо у него мгновенно оживилось.

Ваня тоже взял плитку льда и лизнул ее.

– Увидел бы папа, – сказал он. – Только не глотайте сразу…

– Учтем! – проговорил Захарка и набил рот снегом.

– Чего стоим? Садись! Устроим кафе-мороженое на Горе Ветров, – сказал под общий смех Артем, и ребята уселись. Потом они с жадностью набросились на еду, высыпав все, что принесли, на расстеленный пустой рюкзак Феликса. Ваня, кроме бутербродов и пучков красной редиски, выкатил из своего рюкзачка банку сгущенки, пробил в ней две дырки шилом перочинного ножа и протянул Лиде.

– Капай на язык.

Та застеснялась, законфузилась. Тогда из его рук банку порывисто схватила Аня, опрокинула и высунула язык, ярко-красный и узкий, поймала на него густую нитку, стала класть белые петли и, подождав, пока соберется побольше молока, глотнула, зажмурилась – так было вкусно, – причмокнула и снова под хохот ребят стала класть на язык петли… Думала, это очень лихо и остроумно!

Дима даже рассердился на Ваню: специально для этого принес банку?

Между тем банка пошла по языкам, даже Аркаша не отказался, и Лида, осмелев, взяла на язык нитку, и Артем, басовито вскрикивая, и Семка, и Ваня, и даже сам Феликс снизошел до этой струйки… Словом, все! Все, кроме Димы. Не хотел. Аня ведь подала пример… Полчаса, казалось, разматывалось содержимое этой банки на их высунутые языки.

После этого им еще сильней захотелось пить, и опять Адъютанта спустили в грот за льдом и снегом.

– Ох и налопался! – Адъютант хлопнул себя по животу. – Никогда так вкусно не ел! Так бы рубал всегда – сто лет прожил бы!

– Какой пустяк! – сказал Ваня. – Настанет время – любой человек будет жить не меньше тысячи…

– А не маловато? – спросил Аркаша. – Может, и полторы тысячи?

– Возможно. Он вообще никогда не умрет и будет бессмертным…

– Каким же это образом? – Аркаша посмотрел на Ваню, и в темных глубоких глазах его блеснул жгучий интерес; да и Феликс с вниманием глянул на него; конечно же, как всегда, в его взгляде было больше недоверия и насмешки, чем внимания.

– Менять время от времени износившиеся детали? – спросил Аркаша. – То сердце, то почки, то легкие…

– То мозги, то зад! – вклинился Захарка.

– Сейчас я тебе по мозгам и заду! – гаркнул Артем и треснул не успевшего отскочить Адъютанта, и тот приложил одну руку к затылку, а другую – к протертым сзади штанам. («Молодец Артем, – подумал Дима. – Кто бы еще осмелился огреть Адъютанта?»)

– Нет, – сказал Ваня, – пересадкой отдельных органов можно только отсрочить смерть… Надо вот что… Надо победить старение, научиться обновлять, восстанавливать ткани, и в первую очередь – нервные ткани, а это возможно, и это будет главным в медицине будущего…

– Профессор! – пискнула Лида. – Аркаша у нас помешался на приеме сигналов разумных существ из Вселенной, а ты, значит, на этом?

– Да нет, – сказал Ваня, – не помешался… А ведь неслыханно, правда? Если бы сейчас жил Гомер, или Данте, или Петр Первый, сколько бы узнали мы!..

– А кто это – Данте? – спросил Артем.

– Один поэт, он жил в средние века и побывал в творческой командировке в аду, в чистилище и в раю, и рай оказался самым неинтересным…

– А-а-а, – протянул Артем. И Аркаша засмеялся, как сумасшедший.

– Как же мы тогда поместимся все на Земле, если никто умирать не будет? – спросил Семка. – Что будем есть? Где будем жить?

– А другие планеты на что? Безмозглый! – крикнула Аня. – Уже и не рад? Боишься бессмертия?

– Вечно жить – это ничего, – сказал Аркаша и потер выпирающие ребра. – Но и тогда не будет полной гарантии всем: а нечаянное столкновение пассажирских ракет? А риск при опасных опытах? А испытание новых машин? А спуск в кратеры вулканов и на дно океанов? Да мало ли что… Иначе ведь и жить тошно…

– А я бы нашел чем заняться, – сказал Артем.

– Сдирал бы этикетки с бутылок на Венере, а стеклотару сдавал бы в приемный пункт на Марсе? – сказал Феликс. – Давал бы подзатыльники карликам инозвездных цивилизаций?

– Это само собой, – согласился Артем, и все грохнули. Даже Дима.

– А ты мечтатель – будь здоров! – сказал Семка Ване.

– Да нет, где там, а хотел бы… – со вздохом сказал Ваня, не замечая его ехидных улыбок, не понимая, что нельзя так откровенничать с этими мальчишками.

Он говорил, и все слушали его, и Диме даже стало немножко обидно, что вот он первый во дворе познакомился с ним, можно даже сказать, открыл Ваню, а сегодня Ваня уже не только с ним…

– Ребята, не смейтесь надо мной… Объясните, – неожиданно сказала Аня. – Ведь всем давно ясно, что в мире есть планеты с существами даже более развитыми, чем мы, почему же они так долго не хотят установить с нами контакт? Ну почему?

– Боятся напороться на Захарку, – внезапно вырвалось из Димы, и уж что тут творилось! Он даже сам покраснел от радости и удивления: как только пришло это на ум?

– Ну, бессмертные, кто будет курить? – спросил Артем и полез за сигаретами.

К нему подсел один Захарка.