Текст книги "Вторая планета"

Автор книги: Анатолий Димаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– А там написано «Анархисты»?

– Анархисты, – подтвердил переводчик.

– Понятно! – сказала тётя Павлина. – Как я не догадалась сразу?

Она аж сияла, такая была довольная. И как только мы остались одни в камере, она поделилась с нами своим успехом:

– Знаете, ребятки, что у них за язык? Самые обычные наши слова, только произнесённые задом наперёд!

– Как это – задом наперёд?

– А так. Вот это как у нас называется?

– Ну, стена.

– А у них это будет анетс… А вот это?

– Пол.

– А у них – лоп… Не верите? Тогда проведём небольшой эксперимент. Хотите, я попрошу у охраны воды?

Мне сразу же захотелось пить. Так захотелось, словно у меня целый век росинки во рту не было. Жорка тоже облизал губы.

– Хотим!

– Тогда слушайте: я подойду сейчас к решётке, позову надзирателя и скажу: «Принеси нам воды».

– Так он вас и поймёт!..

– А я произнесу эти слова как они это делают. Следите за мной.

Тётя подошла к дверям, затрясла решётку. По ту сторону сразу же возникла чёрная фигура надзирателя.

– Ыдов ман исенирп! – произнесла по слогам тётя.

Оранг уставился на неё так, словно его ударили чем-то тяжёлым по темечку. Потом что-то выкрикнул, побежал вглубь коридора. Через какое-то время вернулся уже с другим орангом.

– Ыдов ман исенирп! – повторила им тётя Павлина.

Второй оранг хлопнул себя по бёдрам и захохотал. А глядя на него, заржал и наш надзиратель.

– Ыдов!.. Ыдов!.. – уже кричала сердито тётя Павлина. – Воды, остолопы вы неотёсанные.

– Они же этого не понимают! – вставил я слово.

Тётя Павлина в последний раз тряхнула решётку и отошла от дверей. Вид у неё был совсем убитый.

– Неужели я ошиблась? – бормотала она.

Оранги же, отсмеявшись, исчезли. Но вскоре снова появились: надзиратель нём полное ведро воды.

– Ага! – праздновала победу тётя Павлина! – Я же вам говорила!

Мы были вынуждены склониться перед её гениальностью. Тем более, что вода была вкусной, как никогда.

Я сомневался только в одном:

– А почему тогда «Адольф Гитлер» написано не задом наперёд? А слово «хайль»?

– Должно быть, оранги, позаимствовав фашистскую терминологию, решили сохранить некоторые слова неизменными, чтобы подчеркнуть их значимость. Как главнейших атрибутов фашизма… Но пока это лишь предположение. – Тётя Павлина терпеть не могла делать неподтверждённые выводы. – посмотрим.

В этой камере мы просидели два дня.

В первый день, под вечер, тётя Павлину потащили на допрос. Мы с Жоркой места себе не находили, ожидая её возвращения. Нам всё казалось, что её пытают, добиваясь признания в шпионаже. Увидев её в коридоре, мы так и кинулись к решётке. Тётя Павлина не была ни побита, ни измучена. Наоборот – её глаза сияли.

– Знаете, с кем я только что разговаривала? – спросила она, как только за ней закрылась дверь. – Витя, с твоим папой!

Сердце у меня так и ёкнуло:

– С папой!.. Он тоже в тюрьме?..

– Нет, не в тюрьме… Угадайте, кто он сейчас такой?

Я терпеть не могу эту тётину привычку – чуть что, загадывать загадки! У меня аж слёзы навернулись на глаза!

– Ладно, скажу вам, раз вы такие недогадливые. – Тётя заметила, должно быть, моё состояние. – Твой, Витя, папа в этой стране большая шишка. Он личный историк самого фюрера.

– Историк?.. Фюрера?.. Ничего не понимаю!

– Оранга Третьего. Который правит в этих краях. Фюрера и полубога высшей расы.

– А кто тогда бог?

– Богом они провозгласили Гитлера. Того самого, памятник которому мы видели. А фюрер – его наместник на Венере, и обязательно должен иметь имя Оранг. Этот уже третий… Значит, перед ним было уже два.

– А как папа попал в историки? И почему они его не держат, как нас, в тюрьме?

– про это я расспросить не успела… Пока что можно только догадываться… Тот Оранг, должно быть, очень тщеславный тип, как, впрочем, и все тираны. Так что дознавшись, что папа – социолог-историк, да к тому же житель Земли, он его и назначил личным историком. Папа должен записывать всё, что тот Оранг говорит или делает, чтобы потом прославить его в веках…

– И папа согласился?

– А что ему оставалось делать?.. К тому же, у него не было выбора: или согласиться, или пожизненное заключение. А ведь это чудесная возможность изучить этих одичавших существ, которой и искал твой папа! – воскликнула тётя Павлина. Воскликнула с таким энтузиазмом, что я уже в который раз убедился: у тёти собственные взгляды на некоторые вещи и обстоятельства.

– А где мой папа?

Жорка! Увлекшись разговором, мы про него и забыли. А он стоит рядом и жалобно моргает.

– С твоим папой дело обстоит посложнее, – начала тётя Павлина: ей словно бы неловко было перед Жоркой. – Видишь ли, оранги провозгласили себя высшей расой, которая призвана править остальными. Вашу расу они считают низшей, расой рабов, полуживотных, которых нужно подчинить либо уничтожить…

– Они убили моего папу? – по своему понял это объяснения Жарка.

– Нет, твой папа живой! Но они не могли примириться с тем, что твой папа – известный учёный. Поэтому Витиному папе пришлось сказать, что твой папа – его слуга… Это, кстати, сам же твой папа и предложил, – поспешила добавить тётя Павлина, потому что Жоркино лицо скривилось в болезненной гримасе.

– А что будет со мной? – спросил Жорка так, что у меня сжалось сердце.

– С тобой тоже будет всё в порядке, – утешила его тётя Павлина. – Мы уже всё обмозговали с Витиным папой. Только тебе придётся назваться моим слугой… Слугой ты, понятное дело, будешь только в глазах орангов, чтобы тебя не трогали. Так что ошейник пусть тебя не волнует…

– Ошейник! – в один голов воскликнули мы.

– Без ошейника, к сожалению, тут обойтись нельзя, – вздохнула тётя Павлина. – По суровым законам этой страны первый же оранг, застукав Жору без ошейника, может казнить его на месте.

– А мой папа носит ошейник? – спросил вконец смущённый Жорка.

– Наверное… Хотя я точно не знаю. Но ти, Жора, должен быть выше этого. Ты должен всё время помнить, что для нас ты остаёшься тем, кем ты есть на самом деле… Будешь помнить?

– Буду, – грустно пообещал Жорка Я подошёл к нему, крепко обнял за плечи:

– Я всегда буду с тобой! И пусть попробует хоть один из этих поганцев тебя тронуть!

Жорка лишь невесело усмехнулся. Тётя Павлина же как-то даже обижено спросила:

– А почему вы не интересуетесь, что будет с нами?

– И правда, что они собираются с нами делать?

– Видете, если б тётя вам не напомнила, вы бы и не подумали… Папа сказал, что он немедленно пойдёт к Орангу Третьему и замолвит за меня слово. Скажет, что я – выдающийся генный инженер, что, собственно, соответствует истине, – добавила тётя с присущей ей скромностью.

– А разве оранги интересуются генной инженерией?

– Ещё как!.. Вы же, надеюсь, видели тех существ, которые работали на плантациях?

– Тех рабов в ошейниках?

– Да, рабов… Хотя их тяжело назвать рабами после того, про что я узнала от твоего, Витя, папы.

– А кто же они?

– Это скорее роботы из живых тканей. Запрограммированные на определённый вид трудовой деятельности. Одни из них садовники, другие – огородники, третьи работают на фермах. А есть и такие, что работают в промышленности или даже в сфере обслуживания: вся продукция изготовляется их руками. Есть ещё роботы-слуги, вы их уже видели, и ладе роботы-охотники. У них чутьё, к слову, не уступает собачьему.

– А что же тогда делают оранги?

– Они только присматривают за этими существами. Хотя, собственно, особенного присмотра и не нужно: эти существа запрограммированы так, что они просто не могут не работать. Лиши их привычного труда, и они тут же умрут.

– Да-а, – потрясённо сказал я. – Это хуже рабства. Рабы хотя бы восставали против своих рабовладельцев… Помните Спартака, тётя Павлина?

Она лишь кивнула головой: рассказ был ещё не окончен.

– Как вы думаете, где они берут столько этих существ?

– Выращивают на генных фабриках?

– Да, Жора, угадал. У них, оказывается, уже есть несколько десятков таких фабрик, а запланировано построить ещё больше.

– Зачем им столько? – удивился я. – Они здесь и не поместятся, такой толпой.

– Вот тут мы приближаемся к главному… Только смотрите – это величайшая тайна! Папа предупредил, что за  её разглашение карают смертью. Так что не проговоритесь никому.

Мы горячо заверили тётю Павлину, что не проговоримся. Что мы, маленькие? К тому же, кому тут проговориться? Тем роботам, или орангам?

– Хорошо, я знаю, что вы у меня очень умные ребята, – успокоила нас тётя Павлина. Отвела в дальний угол камеры, зашептала:

– Оранги планируют вырастить многомиллионное войско. Из существ, которые не знают, что такое страх, для которых умереть в бою так же естественно, как нам поесть. Которыми владела бы лишь одна навязчивая идея: истребить, Жора, всех твоих соотечественников. Всех до одного… Вы представляете, что будет, если им удастся осуществить задуманное? Многомиллионная армия, вооружённая до зубов, двинется в поход против мирных жителей, которые оружия и в руках никогда не держали. Для которых одна лишь мысль про убийство вызывает такое неодолимое отвращение, что никакая сила на свете не заставит их пролить кровь живого существа. Представляете?

Мы представляли. Стояли и подавленно молчали. Только теперь я по-настоящему ощутил, что такое фашизм, и что он с собой несёт. Я как хорошо, что у нас, на Земле, сотни лет назад он был уничтожен! Даже корней не осталось от него!..

– Значит, теперь вы понимаете, почему Оранг Третий должен заинтересоваться моей особой?

– Вы собираетесь работать на генной фабрике? – аж отшатнулся от неё Жорка.

– Не на фабрике: для фабрики достаточно рядового инженера. Меня, наверное, пошлют в центральную лабораторию…

– И вы согласитесь? – вскрикнул я.

– Не кричи, а то услышат!.. А почему бы и нет? Должны же мы как-то вырваться их этой ужасной тюрьмы? Или гнить здесь всю жизнь?

– Я с вами никуда отсюда не пойду, – сказал Жорка; глаза у него аж искрились.

– И я не пойду!

Тётя Павлина даже не обиделась: улыбнулась одобрительно. А мы стояли и ошалело смотрели на неё.

– А кто вам сказал, что я буду конструировать убийц, которые им нужны? – спросила она. – Кто вам сказал, что мы будем на них работать? Они заподозрили в нас шпионов – что же, мы и станем разведчиками! Мы выведаем все их тайны, чтобы заблаговременно их обезвредить. Сорвать их адские планы…

– Разведчиками? Ухты! – Я аж запрыгал возле тёти Павлины, а Жорка прошёлся по камере колесом.

– Тише вы, непутёвые! – успокаивала нас тётя Павлина. – Вы что, хотите, чтобы охрана что-то заподозрила?

Нет, этого мы не хотели. Поэтому сразу успокоились.

– А когда я увижусь с папой? – спросил я тётю Павлину. Сейчас, когда я узнал, что папа где-то здесь рядом, мне не терпелось как можно скорее встретиться с ним.

– Скоро увидишься, – пообещала тётя. – Может, даже завтра… Только, Витя, твёрдо запомни одно: ни единый оранг не должен догадаться, что это твой папа! Даже что вы с ним знакомы.

– Почему?

На моём лице, должно быть, отразилось такое разочарование, что тётя Павлина снова не удержалась от смеха.

– Это может вызвать лишние подозрения, – объяснила она. – Они должны думать, что ты – мой ассистент, а папа для тебя – абсолютно посторонний человек. Как, кстати, и для меня… Так что не смей к папе даже подходить! Слышишь?

Да слышу! Только всё ещё никак не могу понять, для чего такая конспирация. Но, раз это нужно для разведки…

Вскоре мы все заснули на каменном полу, потому что в камере не было ничего, кроме пола и стен. Поэтому ворочались всю ночь с боку на бок, а мне к тому же всё время снились тревожные сны. То мама снилась: что её тоже взяли в плен. То папа: будто его сбрасывают со скалы. А под конец приснилось самое страшное: будто меня переделали в робота. В то бессловесное существо. Я аж закричал и сразу же проснулся.

Лучше б и не спал!

* * *

На второй день нас повели во дворец: Оранг Третий изъявил желание с нами встретиться.

Видели бы вы, что случилось с тюремной обслугой, когда она про это узнала! Оранги чуть ли не на животах перед нами ползали, готовя нас к этой встрече. Принесли мне и тёте Павлине одежду из какой-то золотой ткани – пышные халаты с длиннющими, до пят, рукавами, накинули почтительно на плечи. На ноги – чудны́е тапочки, тоже расшитые золотом, и загнутыми вверх носками. Я на тётю Павлину как глянул – так и скорчился от смеха.

– На себя лучше посмотри, – обиделась тётя.

А несчастному Жорке достался куцый фартучек и ошейник. Тоже позолоченный, но Жорке от этого было не легче.

– Не буду я его надевать!.. Не буду!.. – У Жорки аж слёзы на глаза навернулись. – Что я – животное?

– Ты – разведчик, – тихо сказала тётя Павлина.

– А вы бы надели такое? – Жорка с отвращением ткнул в ошейник пальцем.

– Надела бы… И не впадала бы в истерику…

Наконец, Жорка сдался:

– Отвернитесь, – хмуро буркнул он.

– Ничего, Жора, это ненадолго, – утешила его тётя Павлина.

Начальник тюрьмы, который вчера грубо кричал на нас, сегодня угодливо провёл за ворота. А там нас ждали носилки, одни для тёти Павлины, другие – для меня.

– Мы лучше пройдёмся, – сказала тётя Павлина, жалея Жорку.

– Этого делать никак нельзя! – твёрдо сказал переводчик. – Гости Оранга Третьего прибывают во дворец только на почётных носилках.

Во как: мы уже почётные гости! Что же, пришлось садиться в носилки. Только умостились, как существа, стоявшие по обе стороны, вмиг нас подхватили. Впереди нашего кортежа бежал огромный оранг и, размахивая позолоченной дубинкой, всё время выкрикивал:

– Дорогу гостям Оранга Третьего!.. Дорогу гостям нашего божественного фюрера!..

Сзади же бежал Жорка, мрачный, как ночь. А уже за ним – вооружённая до зубов охрана.

Нас поднесли к дворцу, опустили на землю. Та же «шишка», что и вчера, встретил нас перед лестницей, только теперь он был не суровый и важный, а льстиво улыбался. Склонил голову, развёл почтительно лапы, приглашая во дворец.

Тётя пошла первой, я – за ней, как её ассистент, а Жорка – за мной. Но не успел он ступить и двух шагов, как лицо «шишки» сразу же передёрнулось от гнева. Он что-то выкрикнул, и два оранга взяли Жорку за плечи и поволокли прочь.

– Не смейте! – закричала тётя Павлина.

– Мы не можем пустить это грязное существо во дворец, – объяснил нам толмач. А поскольку мы всё ещё стояли, рассерженные до предела, то он начал нас успокаивать. – Да вы не волнуйтесь, ничего плохого с вашим слугой не случится. Пока вы будете на приёме, его подержат в клетке…

В клетке? Несчастный Жорка! Нас с тётей Павлиной утешало только то, что он будет страдать не напрасно. Я бы сам согласился на клетку и ошейник, если бы речь шла про судьбу землян.

Так что держись, Жора! Держись, храбрый разведчик!..

Тем временем мы поднялись по ступеням, остановились перед массивными, окованными железом дверьми. «Шишка» поднял вверх руку, двери сразу же открылись, и мы вступили в огромную залу.

Всё вокруг сияло золотом. Позолоченные стены и потолок, золотые колонны, золотые окна-бойницы, даже ковёр под ногами был выткан из золотой ткани. Вдоль стены стояли замершие охранники в коричневой униформе, с большими золотыми бляхами на груди, с тяжёлыми пистолетами, а впереди, у самой стены – гигантская статуя, удивительно похожая на ту, что высилась на площади. Те же усики, та же чёлка, начёсанная на узкий лоб, такая же тяжёлая челюсть. Я подумал, что это ещё одно изображение Гитлера, но когда мы подошли поближе, то толмач благоговейно прочитал нам: «Оранг Третий, фюрер великой нации». Остановившись перед статуей, «шишка» вскинул вверх руку и трижды выкрикнул «Хайль!» И статуя сразу ожила: высоко поднялась позолоченная рука, шевельнулась челюсть, открылся чёрный провал пасти. Что-то заскрипело, захрипело внутри, потом гаркнуло: «Хайль!» И статуя, щёлкнув челюстью, опустила руку.

– Оранг Третий приветствует вас, земляне! – прошептал толмач.

Он, должно быть, ждал, что мы тоже задерём руки к небу, но ни я, ни тётя Павлина и не подумали этого делать.

Двинулись дальше. Миновали целую анфиладу комнат, с такими же позолоченными потолками и стенами, с застывшими повсюду охранниками. Только вместо статуй здесь висели картины. Огромные и помпезные, все они изображали Оранга Третьего.

Наконец, мы вошли в здоровенный зал, где толпились оранги с бляхами ещё бо́льших размеров, чем у нашего «шишки». Все они почтительно замерли вдоль стен, а впереди на высоком позолоченном троне сидел Оранг Третий.

– Смотри на него! Только на него! – требовательно шепнула мне тётя, потому что рядом, возле самого трона, стоял мой папа.

Но я не мог не смотреть на папу: я же его столько времени не видел. У меня аж горло перехватило и стало горячо в груди.

Папа стоял неподвижно, словно и не заметил нас. На нём было какое-то чудно́е одеяние из серебряной ткани, а в руках – толстенный блокнот и ручка с магнитным пером. Вот Оранг Третий шевельнулся, раскрыл огромный рот, и папа сразу же подался в его сторону, перо настороженно замерло над раскрытым блокнотом.

Оранг Третий прокашлялся, и вокруг прокатился льстивый шёпот:

– Слушайте, слушайте! Сейчас будет говорить фюрер!

Я наконец оторвал взгляд от папы, потому что тётя Павлина аж зашипела на меня. Посмотрел на Оранга Третьего.

Это была уже старая обезьяна, шерсть на ней аж поседела, мясистые щёки свисали на стоячий воротник мундира. Глаза у него были выцветшие и пустые, а усики и начёсанная на лоб чёлка реденькая и убогая.

Он ещё раз откашлялся («Слушайте, слушайте!» – снова прокатилось по залу) и заговорил.

Сперва я слышал только голос, потому что Оранг Третий не говорил, а кричал. Сначала выкрикивал отдельные слова, потом целые фразу. Он всё время аж трясся от крика, глаза налились кровью, лицо набрякло.

– Мы – великая нация господ! – выкрикивал он (а толмач переводил). – Мы призваны править миром!.. Мы очистим Венеру от низшей расы и построим тысячелетнюю империю!.. На нас возложена великая историческая миссия, и мы её выполним любой ценой!..

– Хайль!.. Хайль!.. Хайль!.. – бесновались вокруг оранги.

– Вы, земляне, должны помогать нам в этом священном деле! Вы дали нам Ницше и Гитлера, поэтому сотрудничайте с нами!..

– Хайль!.. Хайль!.. Хайль!..

Оранг Третий щёлкнул челюстью и умолк. Его глаза снова опустели. Тётя Павлина что-то ответила, толмач перевёл, но я ничего не разобрал: был оглушён его голосом.

Потом нас по очереди подвели к Орангу. Он вяло подал мне руку, снова что-то закричал – я аж отшатнулся, потому что подумал, что он на меня рассердился, но толмач успокоил: Оранг Третий интересуется, понравилось ли мне здесь.

После того, как Оранг Третий вот так вот с нами поговорил, нас стали знакомить с присутствующими в зале. Там были и Ранг – толстый и жирный, и Анг – низенький, худющий, да ещё и косолапый,  и Нг – с ледяными глазами за старомодным пенсне – папа мне потом рассказал, что нелепые имена им присваивают в соответствии с должностью: чем ниже должность, тем меньше в ней букв. Так что у остальных придворных имя состоит всего из одной буквы Г.

– А остальные оранги? – поинтересовался я.

– У остальных имён нет. Носить имена имеют право только вожди и придворные.

Первым с нами заговорил Нг:

– Как вам понравилась наша тюрьма?

– Очень! – иронично ответила тётя Павлина. Ничего подобного нам не приходилось видеть!

Лицо у Нг сразу стало такое, словно он положил в рот сладкую конфету.

– О, я покажу вам другие наши тюрьмы!.. Жаль, что вас не познакомили с крематориями… Мы устроим чудесную экскурсию по концлагерям!.. Они, правда, пока что почти пустые, но я лелею надежду, что вскорости начнётся война и мы их мигом заполним…

– О да, – вмешался Анг. – Хотя мы – нация, искренне стремящаяся к миру, но проклятые венериане всё время провоцируют нас на военные действия! И мы нанесём решительный удар, когда настанет наш час. Фюрер поведёт нас к победе!

– Г-р-р-р! – одобрительно прорычал Оранг Третий.

После официального приёма был банкет. Мы перешли в другой зал, где уже стояли накрытые столы, сели рядом с фюрером: здесь – тётя, здесь – я, а рядом со мной – папа. На огромных тарелках лежали горы мяса, высились многолитровые бутыли с какой-то прозрачной жидкостью, а перед каждым стояли литровые кубки. Прислуга, которая подавала на стол (обслуживали нас оранги в ливреях, расшитых золотом), стоило нам рассесться, моментально наполнила кубки жидкостью из бутылей.

– Не пей! – шепнул мне папа.

Я и не пил – только попробовал. И долго потом остужал язык: словно огонь лизнул. Оранги же опрокидывали кубок за кубком, напихивались, давясь, мясом. И с каждым кубком:

– Хайль!.. Хайль!.. Хайль!..

У меня даже голова под конец разболелась.

Когда же оранги хорошенько опьянели и начали горланить, не слушая друг друга, папа наклонился ко мне:

– Как там мама? Не оборачивайся, чтобы никто не заметил.

Наклонился над тарелкой, делает вид, что кроме еды его ничего не интересует.

Я ему ответил, что мама жива-здорова, даже вылетала на его поиски. Это когда нашли те браслеты с пеленгаторами.

– Они нас захватили врасплох, когда мы спали, – объяснил папа. – Мы и опомниться не успели…

Я хотел спросить, что мы будем делать дальше, но тут началось такое, что нам стало не до разговоров: пьяный Нг схватил огромную кость треснул им Ранга. Тот заревел, как бык, и навалился на Нга. Он бы его задушил, если бы не слуги в ливреях: кинулись к ним, разняли, растащили в стороны.

– В тюрьму!.. В концлагерь!.. – визжал сильно помятый Нг.

Ранг же, тяжело пыхтя, ползал по паркету: собирал ордена, которые пообрывались во время стычки.

Я боязливо оглянулся на Оранга Третьего. Того совсем развезло: склонившись, он обнимал за плечи тётю Павлину, и что-то пьяно ревел на ухо. Тётя Павлина аж морщилась, но вырваться, очевидно, не решалась.

Спас её, сам того не зная, Анг. Подняв полный кубок, он провозгласил тост за фюрера. Говорил с полчаса: изложил всю историю фашистского движения орангов.

– Низшая раса утверждает, что у неё больше извилин в мозгу, чем у нас, – сказал он помимо всего прочего. – Пусть так. Мы не будем этого отрицать: мы этим гордимся! Лишние извилины высшей расе могут лишь помешать. Наш идеал: мозг с одной-единственной извилиной, по которой поступают лишь команды начальства и мудрые лозунги нашего великого фюрера. Так выпьем же за властелина мира с единственной извилиной, за нашего дорогого Оранга Третьего! Хайль!

Под дикий рёв Оранг Третий опрокинул очередной кубок и совсем раскис: тяжело повалился с кресла. Прислуга его подхватила, понесла почтительно к дверям. Воспользовавшись тем, что почти все столпились вокруг фюрера, покинули банкетный зал и мы.

– Теперь вы будете жить неподалёку от лаборатории генной инженерии, – говорил нам папа по дороге из дворца. – Вы должны разведать, как далеко они продвинулись в конструировании тех воинов. Тем более, что тебе, сестра, тоже придётся принимать в этом участие.

– Ну, я им наконструирую! – пробормотала тётя Павлина.

– Смотри, будь осторожной! – предостерёг её папа. – Здесь каждый третий следит за двумя другими, а каждый второй – шпионит за третьим.

– Не волнуйся. Меня не так легко поймать!

– А ты, Витя, помогай тёте…

Я лишь кивнул головой: что тут скажешь! Пусть папа нам расскажет, как мы отсюда выберемся. Ведь он не думает остаться здесь до самой смерти?

– Не думаю, – ответил мне папа. – Мы с Ван-Геном уже не раз это обсуждали. И даже есть один план… Но про это поговорим потом. Пока что нужно расстаться: охрана уже начинает на нас поглядывать…

Папа небрежно помахал рукой и вернулся во дворец. А мы пошли к носилкам. И только подошли, как охранники привели Жорку.

Я подумал, что увижу товарища обиженным и сердитым за то, что его посадили в клетку, но Жорка был весёлый-превесёлый. Чуть не прыгает.

– Ты чего? удивлённо спросил я.

– Ничего.

– С тобой что-то случилось?

– Случилось, только тебе не скажу!

Ну и не надо! Подумаешь!.. Вот не буду допытываться – он же первый не выдержит!

И он таки не выдержал: я ещё и до носилок не дошёл, а он меня – дёрг за рукав!

– Я виделся со своим папой!

– Ну-у?.. Где?

– В клетке. Мы сидели вместе. Ведь вы теперь – господа, а мы – низшая раса, – не удержался от укола.

– Знаешь что, у тебя зубы целые?..

– Да ладно, не кипятись… Пока вы там по гостям ходили, я много чего узнал…

– Чего?

– Потом расскажу. А сейчас лезь в носилки.

Мне стало так любопытно, что я даже не смотрел, куда нас несут. Опомнился лишь перед небольшим двухэтажным домом, утопающим в цветах.

Рядом были такие же домики, а позади возвышалось огромное кубическое сооружение.

– Генная лаборатория, – объяснил мне Жорка: он таки не терял в клетке времени. – Там твоя тётя будет работать. А вот тут мы будем жить.

Мне досталась отдельная комната на втором этаже. Тёте Павлине – целых три: спальня, приёмная и рабочий кабинет, заставленный стеллажами с фильмотекой. Здесь была собрана огромная библиотека: тысячи книг, сфотографированных на плёнку. А на специальной подставке – проектор.

Тётя Павлина сразу вцепилась в этот проектор и забыла про всё на свете. Теперь, пока не просмотрит все стеллажи, не успокоится.

У меня же в комнате не было ничего, кроме шкур антилоп.

– А где же кровать?

– Кроватей здесь знать не знают, – ответил Жорка, который и это уже знал. – Оранги спят прямо на шкурах.

Я примерился к самой большой шкуре, лёг. А что, спать можно! Даже интересно.

– А где твоя комната?

– Комната? – горько засмеялся Жорка. – Ты что, забыл, что я – ваш слуга? Мне надлежит жить в подвале, вместе с другими слугами. И спать не на шкурах, а на подстилке из веток.

– Знаешь что, давай жить вместе!

Жорка отрицательно помотал головой.

– Нельзя.

– почему? Ты что, боишься, что нам двоим здесь места не хватит? Да ты глянь, сколько здесь шкур!

– Нельзя, – снова повторил Жорка. Ты забываешь, что я – ваш слуга. Представитель низшей расы. Папа меня предупредил. Потому что оранги могут убить. Ты ещё не знаешь по-настоящему, что это такое – фашизм.

– А ты знаешь?

– Знаю… Папа рассказал, пока сидели в клетке… Ну, я пошёл в подвал. А то оранги могут заметить, как слуга разговаривает с хозяином.

Бедный Жорка, ему сейчас гораздо хуже, чем нам. Носить этот ошейник, падать на колени перед каждым орангом… Спать в подвале, среди тех полуроботов… Бр-р-р-р… Я ни за что не смог бы!

Грустный, пошёл к тёте Павлине.

– Чего это ты, как в воду опущенный?

Рассказал про Жорку.

– Нельзя ли добиться, чтобы он хотя бы спал со мной?

– Нельзя, – ответила тётя Павлина. – Мы не должны раздражать орангов… Жорка – разумный парень, и на нас обижаться не станет. Ведь это необходимость…

Я лишь вздохнул. Подошёл к узкому окну, стал разглядывать строение напротив. Оно напоминало огромный куб: сплошная стена, совсем без окон. Ещё и обнесено высоким забором из колючей проволоки. А по ту сторону вдоль забора прохаживаются туда-сюда вооружённые оранги.

Интересно, что там внутри? Я ещё никогда не был в генной лаборатории. И почему ей так охраняют? От кого?

– Мы скоро туда попадём?

– Наверное, скоро… Может, уже завтра…

Тётя Павлина как в воду глядела: на следующий день, после завтрака, нас повели в лабораторию. Мы шли в сопровождении двух орангов в коричневой форме: таких мрачных и неприветливых существ мне ещё не приходилось видеть.

Прошли мимо одного поста, другого. На каждом спрашивали, не несём ли чего-нибудь с собой. Даже переводчику не верили. Прощупывали каждую складочку на одежде, заставляли разуваться. Тётя Павлина терпела-терпела, а потом взорвалась?

– Поворачиваем назад! Я шла в лабораторию, а не в тюрьму!

Переводчик едва её успокоил. И после этого охрана уже нас не обыскивала: хмуро пропускала дальше.

Наконец мы оказались в узком коридоре с многочисленными лифтами. Лифты всё время двигались вверх и вниз, огоньки так и бегали на панелях, непрерывно гудели электромоторы. Мы зашли в пустой лифт, переводчик нажал на кнопку, и мы помчались вниз. «Один… два… три… – считал я про себя этажи, которые так и мелькали. – Двенадцать… тринадцать…» На семнадцатом этаже лифт остановился, открылись узкие дверцы. И я аж зажмурился от яркого света.

Мы вступили в огромный зал с большим количеством колонн. Стены были где-то далеко, сверху лился свет: резкий и неприятный. Ярко белели столы, сплошь заставленные приборами. Колбы разнообразнейших форм и размеров, от такой, в которую я мог бы засунуть голову, до размером с мизинец, трубки, шланги, какие-то металлические коробки – всё это переплеталось, громоздилось на длиннющих столах, там что-то гудело, булькало, капало, оседало и пенилось.

А между столами, куда ни глянь – оранги. В ослепительно белых халатах и шапочках, они либо медленно прохаживались, либо сидели, упёршись взглядами в колбы, либо что-то быстро записывали. Нас уже, должно быть, ждали: не успели мы появиться, как навстречу нам двинулась целая группа.

– Профессор, – шепнул почтительно толмач. – Начальник лаборатории.

Тот, кого толмач назвал профессором, шёл впереди. Это был худющий оран, уже довольно старый. Он сильно горбился, а его длиннющие руки свисали ниже колен.

– Я рад приветствовать коллег с Земли в своей лаборатории! – такими словами встретил нас профессор. – Надеюсь, вам у нас будет интересно. Начнём с небольшой экскурсии, с первого, так сказать, знакомства…

«Небольшая экскурсия» длилась несколько часов: тётя Павлина не успокоилась, пока не обошла все этажи. Меня уже и ноги не слушались, и в глазах мельтешило, а тётя Павлина всё порывалась побывать ещё на одном этаже. В конце концов замучила и профессора, который нас сопровождал.

* * *

С того дня тётя Павлина погрузилась в проблемы генной инженерии. То целыми днями пропадала в лаборатории, где для неё был выделен целый этаж и десятки орангов-помощников, то корпела над столом в кабинете, выводя формулы, такие длинные, что иногда для одной не хватало и страницы.

И при этом иногда загадочно улыбалась.

А я как-то подсмотрел: тётя бегала по кабинету. Возбуждённо размахивала руками и выкрикивала:

– Вам нужны агрессоры?.. Будут вам агрессоры!.. – Тётя Павлина мстительно засмеялась и подбежала к столу. – Вот они!.. Вот!..

Тыкала пальцем в кипы бумаг, аж стол содрогался.

Во второй раз она запела. И я понял, что тётя Павлина довольна результатами своей работы. Она всегда пела, когда у неё что-то получалось. Только лучше это пение не слушать: тётя фальшивила так, что могла бы испортить и самый лучший музыкальный слух.

В свободное время мы знакомились со страной орангов.

Я уже знал, что кроме лаборатории здесь есть много фабрик, где выращивают роботов. Тех бессловесных существ. Их выращивают в огромных камерах с постоянной температурой и давлением, в таких своеобразных инкубаторах, в специальных физиологических растворах. Выходят они из инкубаторов не детьми, а уже взрослыми, с готовыми рабочими навыками.