Текст книги "«Пассажир» из Сан-Франциско"

Автор книги: Анатолий Бальчев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Глава шестая

Калифорния

—… Да все эти новые демократы – в душе коммунисты, – говорил Лысый (кстати, звал его Гарри, но об этом он и сам, должно быть, давно забыл). Руки его в это время забавлялись с тонким шелковым шнурком – весьма безобидным на вид, но незаменимым для «мокрого» дела. – Не верю им! Убить залетного пока не поздно! – шелковый шнурок взметнулся вверх и с силой ударил по столу.

Старик в белом костюме и с белой же бородой, словно выкрашенной акриловой краской, сидящий в кресле в углу, недовольно поморщился, но ничего не сказал.

– Замочить не сложно. Успеем всегда, – лениво протянул Поляк, стоящий у иллюминатора. Он глядел на океан, сверкающий в лучах жаркого калифорнийского солнца, и думал о тех временах, когда и у него будет такая же яхта – с кают-компанией из красного дерева, заставленная антикварной мебелью и завешанная подлинниками импрессионистов. Импрессионистов Старик любил, возможно, это было единственное, что он любил в своей жизни.

– Уберем – теряем выход на Россию. – Поляк повернулся к Старику, ожидая поддержки. Старик кивнул.

– О чем тут говорить? – кипятился Лысый. – Какие-то новые разработки, о которых никто толком ничего не знает.

– А ты чего хочешь? – Поляк усмехнулся. – Чтобы нобелевский комитет присудил им премию в области химии?

– Я не хочу связываться с этими русскими, – гнул свое его оппонент. – Они запрограммированы только на разрушение. – Удавка при этих словах со свистом разрезала воздух и опять опустилась на стол.

– Не скажи, не скажи… А кто подводные лодки для колумбийцев собирает? – вставил свое слово Волосатый, только что вошедший в салон, держа в руках поднос с хрустальным графином, в котором золотилось что-то явно очень старое и дорогое. Блондинка Кимберли, в чем-то явно очень новом и тоже дорогом, расставляла на столе закуски. Волосатый поставил графин, посмотрел на него с вожделением и продолжил тему:

– Русские… Я с ними знаком… Гриша-людоед и Сеня-Тарзан. Очень полезная вещь в нашем деле.

– Лаборатории… Петербург… А почему Петербург? – Лысый наконец спрятал свою игрушку.

– Море… – Поляк опять мечтательно уставился в иллюминатор.

– Дальний Восток – тоже море.

– Там у русских спутник висит. Мелкая рыбешка видна, не то что… – наконец-то заговорил Старик – неторопливо, так, чтобы всем было понятно – каждое его слово – на вес золота, а может, повесомее.

– Насчет спутников не знаю. – Поляк подошел к столу, взял хрустальный стакан с драгоценной жидкостью.

– Ая знаю. Русские на многое способны. Я еще пилотом с ними в Корее дрался.

– Я и говорю – мочить надо, – вставил Лысый.

– Русского не трогать. Глаз не спускать. Свяжитесь с Толстым. Все, – подвел итог разговора Старик.

Кимберли налила ему коньяк, поднесла к креслу. Сама устроилась на ручке, отпила из своего стакана и мурлыкнула от удовольствия. Разговор медленно свернул с делового русла и более туда не возвращался.

Москва

Больница Сергеева приятно удивила. Чистая, недавно отремонтированная, в холле пальмы в горшках. Сергеев даже подошел, за листок подергал – не пластмасса ли? Нет, натуральные… Вдоль стеночки стоят уютные диванчики, на них сидят и чинно беседуют посетители с пациентами. Никто не шумит, не кричит, Наполеоном себя не объявляет, на людей не кидается. Правда, за пальмами притаились два могучих санитара, но и те ведут себя прилично, смотрят по сторонам, ни к кому не пристают. А вот и Стас вышел, поискал Сергеева глазами, улыбнулся, правда, слабо, криво, и присел на диван. Сергеев – рядом. Мялся долго, не решаясь спросить, как дела. Выглядел Стас из рук вон плохо. Впрочем, так он выглядел уже давно. Стас его приходу обрадовался, он судорожно вцепился в руку друга, и принялся рассказывать, нервно. Быстро, без остановки, словно боясь, что сейчас те могучие санитары выскочат из-под пальм и уведут его из уютного холла, в недра больницы, туда, куда посторонним вход воспрещен и где, собственно, и протекает больничная жизнь – палаты на шесть человек и решетки на окнах.

– …И как назло, каждую ночь снится, что «шмы-гаюсь»… – рассказывал он, не позволяя Сергееву вставить ни слова, – И кайфую… Ты знаешь, дядя, как кайфую… Просыпаться страшно. Глаза открываю и не могу врубиться. Веришь? – Стас так близко придвинулся к Сергееву, что тот прямо-таки вжался в диван. – Какое-то время кайф еще держится, просто чума какая-то! Потом проходит. Убалтываю себя, что это мираж… потом психи просыпаются, кричать начинают… Алкашей будят, а тем поспать охота… Они на психов орать начинают… Потом санитары вступают. И так – каждое утро. Дурдом, короче…

– Ты же сам сюда пришел… – неуверенно возразил Сергеев.

– Да пойми, дядя, живем-то не на облаке. Мне что, теперь ото всех прятаться?

– Терпи.

– Не знаю. – Стас встал с дивана и принялся нервно расхаживать по холлу, изредка оглядываясь на санитаров. Санитары не реагировали. «А одного из них я где-то видел, – вдруг подумал Стас. – Лицо знакомое…» Вдруг стало страшно, затряслись ноги, и Стас опять опустился на диван. «Неужели и здесь нашли? – лихорадочно думал он. – Никуда от них не деться…»

– Ты пойми, я действительно «завязать» хочу… Только не галстук вокруг шеи…

– Да… Юмор у тебя мрачноватый… – Сергеев смотрел на друга с жалостью.

– Уж какой есть… – Стас все смотрел на санитара, показавшегося ему знакомым, но тот никак на его взгляд не реагировал. «А может, и показалось…» – Стасу хотелось бы так думать.

– Совсем забыл, – встрепенулся Сергеев, и сунул Стасу пакет с фруктами, который до этого вертел в руках. – Тут разные витамины… Может, поможет…

Стас заглянул внутрь.

– Что-то многовато. Пару апельсиновя, конечно, съем, а остальное – психи растащат. Они же здесь при коммунизме, для них уже давно все общее…

– Круто тут у вас. – Сергеев встал, явно торопясь закончить тягостную встречу. – Ну, ты держись. На неделе забегу. До встречи.

– Ну, дядя, бывай… – Стас тоже встал, протянул другу руку. Несколько секунд колебался, потом все-таки спросил: – Как там Наташа?

– Нормально.

– Еще не переехала на Бронную, к Борис Семенычу? – он криво улыбнулся.

– Волков не тот человек. – Сергеев покачал головой. – Да, он к ней не равнодушен, но это не значит, что он ее прямо завтра поведет под венец.

– А жаль. Он мужик нормальный, ему бы я ее доверил. – Он немного помолчал. – Ты поздравь ее… У нас сегодня годовщина.

– Чего?

– Чего-чего… Развода.

– Дурак ты!

– Это точно, – Стас вздохнул, еще раз кивнул на прощанье и ушел. Сергеев помялся в холле и тоже двинулся к двери. В дверях его остановил санитар – не тот, который показался Стасу знакомым, а другой.

– Он что, ваш родственник? – спросил он участливо.

– Друг.

– Жалко парня… Только зря все это.

– Вы о чем?

– Все равно ведь не вылечат. – Лицо у парня было простое, деревенское, обрамленное курчавой русой бородкой.

– Почему же так?

– Да бессмысленно. Ну, привезут их сюда, ну, очистят… Только и пользы, что здесь не колются. А как выйдут – опять за свое: таблетки-то один хрен не помогают…

– Выходит, здесь не клиника, а театр какой-то.

– Сам ты театр, – санитар обиделся, – делаем, что можем. Но лучше бы ты его отвез в монастырь, к отцу Никодиму на исповедь, – санитар кивнул Сергееву, жалостливо пропустил его к двери.

Днем в «Поплавке» народу было мало. Для ланча место малоподходящее, сюда обычно подтягиваются ближе к вечеру – в бильярд поиграть, музыку послушать, посмотреть на красивых девочек – и не только посмотреть, если, конечно, финансы позволяют. Так что Маковский оказался почти что в одиночестве – если не считать о чем-то тихо беседующую парочку парней в уголке зала. Фил заказал кофе и принялся ждать – впрочем, недолго. Не прошло и пяти минут, как за его спиной раздалось негромкое покашливание.

– Господин Маковский, не стоит волноваться, мы никогда не опаздываем.

Фил обернулся. Невысокого роста толстячок улыбался ему лучезарной улыбкой. В улыбке было что-то смутно знакомое – почти так же улыбался Поляк во время их разговора в доме на берегу моря. Как будто в гангстеры нынче набирают, как в Голливуд, – тех, кто улыбается лучше.

– Прошу вас в отдельный кабинет, там нам будет удобнее.

Толстячок прошел к дверям, кивком приглашая Фила за собой. Парни в углу зала встали из-за своего столика и направились за ними, но толстячок жестом велел им остаться.

В кабинете стол был уже накрыт. Толстяк вольготно расположился в мягком кресле, налил себе минералки, положил на тарелку салат и начал разговор:

– Вы намерены работать с нашими американскими друзьями. А значит, вторгаетесь в сферу наших деловых интересов, – он сделал многозначительную паузу, подцепил вилкой салатный лист, отправил его в рот, запил минералкой и потом уже продолжал:

– Выходит, мы обязаны сотрудничать.

Фил к еде не прикоснулся. Даже минералки не налил.

– Как вы все про меня хорошо знаете.

– Естественно, – толстяк опять продемонстрировал свою фирменную улыбку, – таким образом, каждый займется своим делом. Вы гарантируете производство, мы обеспечиваем транспортировку, американцы – сбыт. На наш взгляд, это идеальная схема.

– А если я откажусь? – Фил прищурился.

– Вы же умный – не откажетесь. У нас найдется множество способов убедить вас дать свое согласие.

– Я могу подумать?

– Конечно! – толстячка ответ обрадовал. – Именно бездумные действия нас больше всего огорчают. Обязательно подумайте. Не смею вас больше задерживать. Или, может быть, вы тоже желаете перекусить? Не стесняйтесь!

Толстячок с аппетитом принялся за еду.

– Нет, спасибо. – Фил поднялся, попрощался и вышел из кабинета.

Двое парней, дежуривших у двери, посмотрели ему вслед.

– Надо бы проверить этого «пассажира», – сказал один другому. – Аркаш, пусть проследят.

Неожиданно сонное спокойствие «Поплавка» взорвалось криками и грохотом сапог. Несколько десятков людей, в камуфляже и с автоматами, словно соткавшись из воздуха, заполнили собой небольшой зал ресторана. Все произошедшее было настолько внезапным и нереальным, что Аркаша и другой, оставшийся безымянным, охранник, оказались на полу, лицом вниз. Раньше, чем успели шевельнуть хотя бы рукой. Фил шевельнуть рукой успел, попытался отбиться – что было совершенно нереально и глупо, принимая во внимание количество нападавших. Через несколько секунд он уже присоединился к отдыхающим на полу, с руками, заломленными за спину и в железных браслетах. Немного позже к ним присоединился и толстячок, с которого мигом слетели его респектабельность и добродушие. То, что он при этом говорил, даже для ушей многоопытного Фила было слишком. Ребята в масках посмеивались, явно удовлетворенные хорошо проделанной работой.

– «Центр», я – «Беркут», – один из них, видимо, командир, включил рацию. – Взяли всех четверых. Никакого шума. Все тихо.

Тихо действительно было. Так, что трель одинокого комара, залетевшего на огонек, разносилась по залу, словно «Полет шмеля», исполняемый для слегка глуховатой публики.

– Внимание, уходим, – распорядился командир. – Эту четверку – по разным машинам. Вперед!

Группа захвата исчезла так же быстро, как и появилась, прихватив с собой своих пленников.

Официанты, застывшие под дулами направленных на них автоматов, потихоньку начали отмерзать, один, самый молоденький и не утративший еще естественного юношеского любопытства, бросился к дверям, в надежде увидеть еще что-нибудь интересненькое.

Одинокий посетитель у стойки, буквально минуту назад забредший сюда неизвестно как и зачем, моргнул и влил в рот только что заказанные сто граммов. Моргнул еще раз, закусил маслиной и пробормотал, ни к кому, собственно, не обращаясь:

– Пора «завязывать»…

Привезли Фила в следственный изолятор МВД. Молча втолкнули в одиночную камеру и оставили в неизвестности. Отказавшись, несмотря на все требования, хоть как-то объяснить происходящее. Минут десять Фил метался из угла в угол, время от времени испытывая крепость стальной двери ударами кулака. После очередного крика конвойного: «Хватит тебе там стучать! „Стучать" надо было раньше!», – наконец остановился, глубоко вздохнул, сделал несколько дыхательных упражнений, заставляя себя успокоиться, и сел на нары, глубоко задумавшись.

Следователь Столяров в это время в своем кабинете разговаривал по телефону. И чем дольше говорил, тем мрачнее становился. Глаза его метали молнии в адрес оперативника Расторгуева, который расхаживал по кабинету, нервно курил, стряхивая пепел на и без того не слишком чистый пол.

– Все осмотрели?.. Ну? – говорил в трубку Столяров. – Это все мелочовка… Я тебя про документы спрашиваю! Что?.. Да такую туфту я только теще могу предъявить, а не «Толстому»! Ладно… Все ясно, сворачивайтесь!

Столяров бросил трубку на рычаг, и, не мигая, уставился на оперативника. Расторгуев глаза отвел, обнаружил на столе пепельницу, пододвинул ее к себе и принялся долго и старательно тушить докуренную до фильтра дешевую сигарету.

Следователь помолчал, налил себе воды из графина, отпил несколько глотков, аккуратно поставил стакан на место и вдруг, размахнувшись, изо всех сил ударил кулаком по столу. Стакан жалобно звякнул, но устоял, а вот Расторгуев от неожиданности пепельницу выронил.

– Ты же божился, скотина, – заорал Столяров, – что возьмешь его с документами! Ну, и где они?! Где?!! Я тебя спрашиваю!

– Да были. Сто процентов – были… – принялся оправдываться несчастный. – Не понимаю, когда и где он их скинул… Ты же знаешь, какой «Толстый» фокусник…

– Ну спасибо, утешил! Я теперь, по твоей милости, по уши в дерьме! Мало того, что от начальства по башке получу, так еще перед этим извиняться!..

А уж его адвокаты просто живьем сожрут! Это ты хоть понимаешь?

– Чего уж тут не понять… – совсем сник Расторгуев.

– Так тебе все мало – ты мне еще американца в наручники одел!

– Да ладно тебе, Вить! Какой он, к черту, «американец»… Рожа рязанская, говорит без акцента. Ксива, наверняка, поддельная. Ребята сейчас проверяют, но я на все сто уверен. Да он с туфтой расколется. Ему деваться некуда, он тебе «Толстого» с потрохами сдаст, – начал с жаром убеждать оперативник. – А со свидетелем – это ж другой разговор. Можно и «Толстого» на нары пристроить…

– Ишь как у тебя все гладко получается, – недоверчиво покачал головой следователь. – А если у него паспорт не липовый? Тогда как?

– Да из него такой же американец, как из меня – балерина.

– Ну, Костик, гляди… Ловлю на слове. Если что, ты у меня вот на этом самом столе тридцать два фуэте открутишь.

– Да хоть шестьдесят четыре! – радостно заулыбался Костик. – Я тебе точно говорю – этот Маковский – интересный фрукт. Сколько мы «Толстого» пасли, он ни разу не засветился. А теперь «Толстый» сам на него выходит. Чуешь, чем пахнет?

– Чем? – подозрительно спросил Столяров.

– Эх ты, крыса кабинетная, – позволил себе даже некоторую снисходительность Костик. – Да он – киллер, гадом буду. Причем, не «бычара» какой-нибудь, а профессионал. У него ж на лбу написано. «Толстый», видать, решил кого-то из своих конкурентов замочить, вот и вышел на него с заказом, – у оперативника вдохновенно заблестели глаза, версия, только что пришедшая в голову, показалась абсолютно логичной и единственно верной. – Короче, надо срочно откатать пальчики Маковского, может, они у нас в компьютере имеются. И колоть его надо как полено! Представляешь, «Толстого» на заказе взять? Это же круто! Поверь оперу, Витя, я задницей чую… – Расторгуев прекратил лихорадочно бегать по кабинету, плюхнулся на стул, победно посмотрел на Столярова, вытащил очередную сигарету и закурил с видом Наполеона, только что взявшего Москву.

Следователь смотрел на него с уважением и даже некоторой завистью – надо же, как у человека мозги работают, создать такую теорию, не имея почти никаких фактов! Тишину нарушил телефонный звонок.

– Да… Столяров слушает. Т-а-а-к… – Это «Т-а-а-к» прозвучало так, что Расторгуев забыл про сигарету и застыл, не донеся ее до рта.

– Настоящий?.. Уверены?.. В какой гостинице?.. Ясно… Это точно?.. Ладно, понятно… Это все? – Следователь нажал на рычаг аппарата, держа трубку в руке. Посмотрел на оперативника нехорошим взглядом и набрал номер.

– Алло, Фадеев?.. Да, я. Слушай внимательно. Срочно свяжись с ФСБ и передай им Маковского как гражданина США… Что?.. Что у тебя с мозгами? Ну и проверни это дело поскорее, а то у меня здесь своей головной боли хватает… Действуй…

Столяров положил трубку, глядя на оперативника все так же нехорошо. Расторгуев сидел, словно приклеившись к стулу. В руке печально тлела забытая сигарета.

– Что это ты, опер, своей задницей к стулу прирос? – Следователь Столяров сгреб со стола кипу бумаг и убрал их в ящик. Телефон поставил на пол, графин со стаканом последовали туда же. Расторгуев следил за этими манипуляциями настороженно.

– Давненько я в балет не хаживал… – Столяров похлопал рукой по опустошенному столу. – Кстати, Костик, пуанты у тебя с собой?

Встречу с Мартином Соколов назначил в тихой кафешке в Центре. Удивительно, но в Центре еще остались тихие места. Немного свернуть с оживленной Тверской, и вы оказываетесь в уютном дворике, куда редко заходят посторонние. Кафешка здесь тоже для своих – недорогая, уютная, и кофе по-восточному здесь варят именно так, как варили во времена Соколовской молодости – на песке, крепкий, живой, ароматный – не то, что все эти новомодные эспрессо с их машинным вкусом. Соколов сидел за столиком у окна и наслаждался кофе, ожидая Мартина и в душе надеясь, что тот не появится как можно дольше – не так-то много у генерала выпадало минут, когда можно вот так просто посидеть, расслабиться, поглазеть в окно…

– Извините, что заставил вас ждать. – Мартин появился спустя пять минут после назначенного времени.

– Ничего страшного. Ну, как вам у нас?

– Привыкаю понемногу.

– Может быть, есть какие-то проблемы?

– Проблема одна, – Мартин помрачнел. – Мы сегодня потеряли Маковского. И он до сих пор не объявился: ни в гостинице, ни у хоккеистов… ни даже на личном свидании…

– А я это предвидел, – сказал Соколов с некоторым даже удовлетворением в голосе, – знаете, я попросил бы вас не ставить пока в известность о происшедшем сотрудников посольства. И в особенности ваших кураторов. Чего раньше времени баламутить… Мы решим эту проблему.

– Хорошо, господин генерал. – Мартин пожал плечами. – Сегодня выходной, так что информировать все равно некого.

Хорошенькая официантка подошла к столику, развернула перед новым посетителем меню. Мартин непонимающе уставился на непонятные русские буквы, потом вопросительно посмотрел на девушку. Она хихикнула и на ломаном английском принялась рассказывать про особенности национальной кухни. Из рассказа Мартин понял, что питаются русские из рук вон плохо – сплошной жир, холестерин и пирожки с капустой. Сразу как приехал он уже отведал местной кухни, и результат был плачевным – пришлось полночи проспать на унитазе. Пару раз в Сан-Франциско он заходил в русские рестораны вместе с Ириной, но кухня там разительно отличалась от местной.

– Спасибо, ничего не надо, – он захлопнул меню. – Лучше загляну в Макдональдс. Дерьмо, но привычное. До свидания.

Мартин поднялся со стула, пожал Соколову руку и пошел гулять по Москве. Сегодня в гостинице он взял путеводитель и собирался прогуляться по городу, может быть, зайти в какой-нибудь музей. Поклонником искусства он не был, но считал своим долгом познакомиться с достопримечательностями тех стран, куда забрасывала его работа. Если, конечно, выдавалось свободное время, – а то бывало и так, что продохнуть некогда, не то, что пойти куда-нибудь.

Соколов не стал допивать остывший кофе, а заказал себе еще одну чашку. Достал мобильник, набрал номер.

– Алло… – ответила трубка.

– Сергеев, ты не успел еще с таможни уволиться?

– Как вы сказали – заявление написал.

– Погоди. Возьми обратно. Ты еще там нужен.

Не успел Маковский смириться с судьбой и своей временной обителью, как его вывели и опять куда-то повезли. Правда, на этот раз без наручников. Потом опять была камера, потом кабинет – и пожилой товарищ старосоветского вида, представившийся майором ФСБ Дегтяревым.

– Не волнуйтесь, господин Маковский, мы обязательно свяжемся с вашим посольством. К сожалению, – майор развел руками, – сейчас это сделать никак невозможно. Сегодня четвертое июля – День Независимости США… Кстати, с праздником вас.

– Благодарю, вы очень любезны, – холодно ответил Фил. – Но не мог бы я узнать, в чем меня обвиняют и на каком основании я арестован?

– Вы не арестованы, а задержаны, – поправил майор. – И пока, повторяю – пока – вас не обвиняют. Вообще, как видите, у нас с вами беседа, так сказать, неофициальная, без протокола… Просто хотелось бы задать несколько вопросов.

– Не возражаю.

– Прекрасно. Хотите сигарету?

– Спасибо, я не курю. Лучше воды предложите. – Больше всего Фил сейчас жалел, что отказался пообедать вместе с улыбчивым бандитом. Арест после обильной трапезы был бы куда меньшим испытанием, чем на голодный желудок.

– Конечно-конечно. – Дегтярев подвинул Филу стакан и пластиковую бутылку с минералкой. Подождал, пока тот напьется и приступил к допросу:

– Скажите, вы знакомы с гражданином Кураевым Петром Петровичем?

– Нет.

– В некоторых кругах он известен как «Толстый».

– Я не знаю такого человека.

– Не понимаю вас, господин Маковский, – сокрушенно покачал головой Дегтярев. – Какой смысл отрицать совершенно очевидные вещи? Вы встречались с ним в ресторане и были вместе задержаны.

Дегтярев достал из стола фотографии, предъявил их Филу. На снимках весьма отчетливо были видны два беседующих господина – толстячок, оказавшийся Кураевым Петром Петровичем, и сам Маковский.

– Вы имеете в виду этого человека? К сожалению, он мне не представился.

– Помилуйте, господин Маковский! – всплеснул руками Дегтярев. – Такие люди, как Кураев, не подходят в ресторанах к первому встречному и, уж тем более, не приглашают случайных людей в отдельный кабинет. Вы меня разочаровываете таким ответом…

– И тем не менее, это так.

– Ну что ж… Предположим. Хотя, согласитесь, что это маловероятно. Практически, я бы сказал, невозможно. Ну предположим… Зачем же вы понадобились господину Кураеву? Только не говорите мне, что он спрашивал у вас, который час.

– Я этого и не говорю, – манера следователя тянуть кота за хвост начала Фила порядком раздражать.

– Прекрасно! В таком случае, о чем же шла речь, если не секрет?

– Секрет, вы угадали. Именно этого я и не могу вам сказать.

– Да… что-то не складывается у нас беседа, вы не находите? Господин Маковский, – майор Дегтярев оперся подбородком о стоящие на столе руки и пристально посмотрел Филу в глаза. – Я хочу, чтобы вы поняли, что отвечать на мои вопросы правду – в ваших собственных интересах. Человек, с которым вы встречались, кое в чем подозревается, согласитесь, что вполне логично допустить и вашу причастность к его преступной деятельности. Тем более, вы отказываетесь отвечать на вопросы…

Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза, потом Фил тяжело вздохнул и произнес:

– Хорошо, я отвечу. Дело в том, что ваш господин…

– Кураев, – подсказал майор.

– Вот-вот… Этот господин Кураев, как вы сказали, в миру – «Толстый», обратился ко мне в связи с моей профессиональной деятельностью…

– То есть? – не понял Дегтярев.

– Вам, наверное, известно, что я нахожусь в России как представитель НХЛ?

– Да, конечно.

– Так вот… Господин… Как вы сказали, его фамилия?

– Кураев…

– Господин Кураев откуда-то узнал об этом и обратился ко мне с просьбой…

– Какой?

– Он сказал, – охотно пояснил Фил, – что очень обеспокоен судьбой российского хоккея и готов вложить деньги для восстановления его престижа на мировой арене. В связи с этим он собирается приобрести несколько хоккеистов НХЛ для одного из российских клубов. Его интересовали приблизительные затраты на это мероприятие. Вот, собственно, и все. – Маковский улыбнулся.

– Понятно… – протянул Дегтярев. – Однако, уважаемый господин Маковский, есть во всем этом неувязочка…

– Что за неувязочка?

– Во-первых, господин Кураев Петр Петрович, а попросту – «Толстый», никогда в жизни не имел отношения к спорту вообще и к хоккею, в частности. А во-вторых, вначале вы сказали, что ваша беседа является секретом. Позвольте спросить, что же такого секретного вы мне только что сообщили?

– Охотно отвечу на оба ваших вопроса. Во-первых, господин Кураев просил меня не афишировать свои замыслы. Даже вы не знали, что он собирается вкладывать деньги в спорт. А во-вторых, по условиям моего контракта, я не должен разглашать коммерческие тайны. Впрочем, – пожал плечами Фил, – вы можете спросить и самого Кураева о содержании нашей беседы.

– Спросим, спросим… – пообещал майор, – всенепременно спросим, уважаемый господин Маковский. Ну что ж… С прискорбием должен констатировать, что наша беседа не удалась… – Дегтярев вздохнул, сокрушенно покачал головой и нажал на кнопку, вызывая конвоира. Конвоир появился – высокий, с квадратными плечами и квадратным же подбородком.

– Проводите, пожалуйста, господина Маковского в камеру, – церемонно обратился к нему майор. Подождал, пока квадратный выведет задержанного в коридор, и снял трубку внутренней связи.

– Шестаков на месте?

В предназначенной Филу камере один обитатель уже был. Правда, разглядеть его сразу не удалось из-за стеной стоящего сигаретного дыма. Когда глаза привыкли, на нарах нарисовался щупленький типчик. С сигаретой в зубах, естественно, и с газетой в руке. Прежде чем начать разговор, Филу пришлось долго откашливаться.

– Здесь окно открывается?

– Дерзай! – абориген показал на небольшое зарешеченное отверстие под потолком.

Фил сделал от двери ровно три шага и оказался у стены с оконцем, но открыть его даже не попытался – только взглянул сквозь туман сигаретный на туман уличный, расчерченный на квадратики металлической решеткой.

– По каким статьям проходите? – спросил щуплый без особого любопытства, скорее, просто чтобы поддержать разговор.

– Какие статьи имеете в виду?

– Да уж не газетные!

Фил не ответил, лишь вгляделся в сокамерника повнимательнее.

– Как долго здесь?

– А здесь и полдня долго, – фыркнул тот. – Завтра выхожу. Может, чего надо?

Фраза прозвучала двояко – непонятно было, имеет ли он в виду настоящий момент или завтрашнюю «волю».

– Закурить не найдется?

Щуплый достал из тумбочки пачку «Примы», спички и протянул Филу.

– Держи.

– Спасибо.

Фил закурил, сделал несколько глубоких затяжек, выпуская дым в потолок. Давно он уже не курил такой гадости. Он вообще давно не курил – но сейчас сигарета как-то соответствовала моменту. Щуплый с любопытством смотрел на мастерски выпущенные кольца.

– Москвич? – обратился к нему Фил.

– Питерский.

– Слышь, питерский, в Москве-то постоишь?

– Ты не спрашивал – я не слышал… – прошептал щуплый, таинственно показав пальцем наверх. Фил посмотрел на палец, на потолок, на дверь камеры, наклонился к уху сокамерника и гаркнул хорошо поставленным командирским тоном:

– Встать! Смирно!

Щуплый команды выполнил. Видимо, от неожиданности.

– Фамилия? – грозно спросил Фил.

– Шестаков!

Взгляд у Шестакова был ошалелый.

– Вольно… – разрешил Фил. – Хреново работаешь, Шестаков… Куришь «Приму», – Фил еще раз демонстративно затянулся, – а на пальцах следов от табака нет. Отмылся, опять же, плохо – парфюмом французским припахиваешь… А по легенде от тебя «Сашей» или лесом русским вонять должно. Да и вообще… «Неуд» тебе, Шестаков! Как говорится, приходите завтра.

Понурый Шестаков молча опустился на свою койку, так же молча взял «Приму» и закурил. Так они и курили вдвоем, лишь изредка обмениваясь мрачными взглядами.

А в кабинете у майора Дегтярева в это время раздался звонок телефона спецсвязи. Мгновенно подобравшись, как будто вышестоящие товарищи могли его не только слышать, но и видеть, Дегтярев снял трубку.

– Майор Дегтярев слушает.

– Генерал Соколов, – голос у генерала был явно недовольный.

– Здравия желаю, товарищ генерал!

– Гражданин США Филипп Маковский у вас? – осведомился недовольный генеральский голос.

– Так точно, у нас. В камере.

– С посольством связывались?

– Никак нет, с посольством еще не связывались, товарищ генерал.

– Ну и не связывайтесь. Маковского выпустить, и чтоб никто ничего не знал, – распорядился генерал.

– То есть как? – не понял Дегтярев.

– А так! Исключить утечку информации! Понял?

– Так точно, понял! – поспешил успокоить генерала ничего не понимающий Дегтярев.

– Идет спецоперация, – снизошел до объяснения Соколов. – И если вы мне ее сорвете, я лично с вас, майор Дегтярев, буду спрашивать! Я вам всем головы поснимаю!

Фила из камеры вывели прежде, чем огорченный и ошарашенный Шестаков собрался с силами произнести хоть слово. Он даже на небрежно брошенное «гуд бай» не отреагировал. Оказавшись на улице – без всяких объяснений и извинений, Фил с минуту постоял перед воротами, соображая, куда идти, потом медленно направился вверх по улице. Не успел он пройти и нескольких шагов, как рядом с ним остановилась роскошная машина. Медленно опустилось тонированное стекло, и в неверном свете теплого июльского вечера Филу предстало улыбающееся добродушное лицо толстячка.

– Рад приветствовать вас на свободе, господин Маковский.

– Благодарю. Однако, как я вижу, вы меня опередили, господин Кураев.

– Это вполне естественно. В России тоже есть адвокаты. Садитесь, господин Маковский, я вас подвезу.

– Спасибо, я и так по вашей милости засиделся. Так что, пожалуй, пройдусь.

– Прелестный каламбур, – хохотнул Толстяк – в миру господин Кураев. – Поверьте, я ценю хороший юмор. Приятно было познакомиться. Мое предложение, остается в силе. Так что думайте, господин Маковский. – Толстый достал из кармана часы, золотые, старинные, – Фил обратил на них внимание еще в их прошлую встречу – открыл крышку. Зазвучала красивая старинная музыка. Кураев полюбовался часами и засунул их обратно, поднял глаза на Фила.

– Я вас найду, – сказал тот, кивнул на прощание и зашагал дальше. Толстый немного посмотрел ему вслед, потом стекло закрылось, и машина тронулась с места.

Для того, чтобы хорошо отдохнуть, давно уже не надо ехать далеко и надолго. «Пансионат «Березки» – это как раз то место, где можно получить все удовольствия лучшего заморского сервиса, отдалившись от московской кольцевой дороги километров на тридцать». Если бы «Березки» нуждались в рекламе, она, наверное, звучала бы именно так. Но вышеназванный пансионат в рекламе не нуждался. Те, кому положено, знали о нем и так, а те, кому не положено, были здесь нежеланными гостями – точнее, гостями вообще не бывали. Ну, разве что приезжали в гости к гостям…

Сейчас посетителей в пансионате было немного, летом народ все-таки предпочитал собственные подмосковные угодья, а сюда стягивались ближе к осени, когда поплавать в бассейне с натуральной термальной водой становиться наслаждением большим, чем качаться на качелях в родном вишневом саду. Да что бассейн, минеральная вода текла тут даже из кранов – пей, не хочу, поправляй здоровье. Это было одной из причин, по которой, наезжая в Москву по делам, Сатаров предпочитал останавливаться именно здесь. Квартира в Москве у него, конечно, тоже была, но кому он нужен, этот центр – грязно, душно, пробки сплошные. А тут – плескайся себе в минеральной водичке.