Текст книги "«Пассажир» из Сан-Франциско"

Автор книги: Анатолий Бальчев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

И она ответила, ни на секунду не задумываясь:

– Запросто!

Погода стояла чудесная, удушающий зной, окутавший столицу на прошлой неделе, растворился в августовской прохладе. Темка, набегавшись и наевшись замечательных домашних пирожков в покосившемся летнем кафе, заснул, оставив Наташу и Фила вдвоем… Они ходили босиком по траве, читали друг другу стихи – и не только Пушкина, а потом Фил ее поцеловал…

Это было так романтично, так восхитительно, как будто впервые…

А если смотреть на вещи трезво, она просто давно уже скучает по мужской ласке, не надо было кочевряжиться столько лет, а безо всяких завести любовника…

И завела бы! А то, как дура набитая, все ждала, когда шеф, наконец, определится в своих чувствах и перестанет вести себя как заботливый папаша…

Определился?! И что теперь?! Сердцу не прикажешь! Может, просто безо всяких там фигли-мигли молча зайти в кабинет и положить на стол заявление на отпуск за свой счет? Пусть как хочет, так и понимает. А начнет артачиться, то и об уходе можно бухнуть!..

Нет, это она лишку хватила. После, можно сказать, семейной командировки в теплые страны?! И вообще, не по-людски как-то… Он же не виноват, что такой рохля. Воспитание у него такое. И вообще, время отпусков. Таможня работает в авральном режиме. Каждый человек на счету. Нет, без объяснений при всем желании не обойтись. И ведь самое гадкое, что она знает: отпустит. Даже и выкаблучиваться особо не станет. Как ни ерепенься, а умом она прекрасно понимает, что лучшего мужа, чем ее начальник, и представить себе невозможно. Но чуточку бы раньше. На каких-то три дня. Если бы не Маковский…

Маковский пригласил ее в Питер. Вернее, их с Темой. У него там неотложные дела, – интересно какие, сразу подумала она – и Фил предложил по широте душевной:

– Не желаете развеяться, мадам?! С сынком, разумеется. А то по старой российской традиции отроков по осени заставят писать сочинение на тему «Как я провел лето», а ему и вспомнить нечего, окромя чуждого русскому сердцу Средиземноморья. А тут, считай, готовая глава в новую повесть «Детство Темы». Как вы насчет брегов Невы?..

Знал, на что бить, стервец! Психолог. Стоя за таможенной стойкой, она провожала людей в дальние страны и встречала из них, сама при этом невольно пропагандируя удивительно занудный оседлый образ жизни. Отчасти поэтому Волков и отправил ее на юга: когда еще представится такая халява? В Питере она первый и последний раз была на экскурсии с классом. И впечатления остались какие-то монументальные, Дворцовые. Потом много раз порывалась – и в институте с однокашниками, и позже сама по себе – да все как-то не складывалось. И эта такая близкая, такая сбыточная, а от того постоянно откладываемая мечта превратилась в мечту выходного дня. Она и Темс все уши прожужжала:

– Вот расплююсь с делами, увезу тебя в Питер…

А тут все утрясалось само собой. Давняя и не всегда осознанная мечта любой – а тем паче одинокой – женщины: все уже решено. И не как-то там обидно – тебя не спросили или без меня меня женили – а просто без проблем. На все готовенькое. Любо-дорого. Разве не так?

И потом, если уж действительно Маковский незаконными делами занимается, за ним ведь проследить надо, разве не так?

Только как бы Волкова убедить, что не обойтись им без этой командировки!

Волков убеждаться не хотел, упирался, в командировке отказывал, причем по причинам, которые казались Наташе явно надуманными.

– Одно дело ты стоишь за стойкой, а другое… – с сомнением в голосе рассуждал шеф.

– Глупо отказываться, упустить такой шанс – умоляла его Наташа. – Мы можем выйти на эту загадочную лабораторию.

– А как ты себе это представляешь? Он что, возьмет тебя за ручку и поведет туда на экскурсию? Нет, Наташенька, это тебе не зоопарк. – Волков кивнул на рыжую плюшевую обезьянку, нагло восседавшую прямо посередине рабочего стола. – Вот, кстати, возьми игрушку для Темы.

– А Тема тоже в Питер рвется…

– Успокойся, дай сосредоточиться.

Недовольно фыркнув, Наташа села на стул и сложила руки, как примерная ученица.

– Простите, я молчу и внимательно вас слушаю.

– Не ерничай… Не знаю, Питер… – Волков покачал головой. – Хотя чем черт не шутит… иди, собирайся.

Издав радостный возглас, Наташа сорвалась со стула, подскочила к Волкову и чмокнула его в щеку.

– Обезьяну не забудь, – он сунул ей в руки упитанное плюшевое тельце.

– Спасибо…

Она выскочила из кабинета, второпях слишком сильно хлопнув дверью. Висевшая на стене фотография, на которой чуть ли не в обнимку дружелюбно скалились первые посетители космоса – дворняги Белка и Стрелка, от удара покосилась, а потом и вовсе обиженно шлепнулась на пол. Волков проводил благополучное приземление четвероногих глазами, вздохнул и полез в шкаф за молотком…

От кого она бежала? Куда? Наверное, от себя к самой себе. Но это еще надо было осмыслить. А сейчас просто мчалась по зданию аэропорта девушка в таможенной форме, и все невольно оглядывались на нее: просто так не побежит! Форма обязывает. Контрабандой попахивает…

Спринтерский – а может, стайерский, поди тут разберись в таком смятении чувств – бег Наташи по коридорам, был остановлен неодолимой преградой в виде старшего товарища Сергеева, шедшего ей навстречу. К бегу с препятствиями она готова не была.

– Привет! – Сергеев постарался подольше задержать в своих объятиях случайно угодившую туда Наташу. – Куда спешим?

Меньше всего она была готова удовлетворять его праздное любопытство, зная его склонность «пофилософствовать» не в самое удобное время.

– По делам службы!

– О-хо-хо, – простонал Сергеев, все еще не оставляя попыток растянуть тайм-аут: – А у нас бывают другие дела?

– У кого как, – отрапортовала она. – Прости, я зашиваюсь совсем. Уматываю в Питер…

– Во как, – позавидовал Сергеев. – Да ты у нас, мать, просто лягушка-путешественница. У себя? – он кивнул в сторону кабинета. – Один?

– Один, – подтвердила она. И зачем-то добавила: – И прекрасно себя чувствует…

– Он всегда себя хорошо чувствует («после ваших встреч» – подумав про себя). – с иронией заметил Сергеев, – А вот Стас твой в больницу загремел…

Продолжение следовало. Но Наташа попыталась закрыть тему:

– Слава богу, не в тюрьму!

– Может, навестишь перед отъездом? Не чужой ведь человек…

Наташа упрямо поджала губы.

– Знаешь, Сергеев, кто ему друг?

– Выходит, что я…

– Вот ты его и навешай, а меня оставьте в покое! – не дала развить ему мысль Наташа, и даже не кивнув на прощанье, заспешила дальше. Но уже умеренно и осмысленно.

– М-да! – Сергеев остановился перед начальственной дверью. Замешкался на какое-то мгновенье. Мысль о том, что изо всей их честной компании он один в чины не выбился, уже не так свербила. В основном – в дни зарплаты. Когда он проверял деньги, не отходя от кассы. Больше их не становилось. А к тому моменту, когда он добирался до дому, так и того меньше. Жена, человек мягкий и достаточно тактичный, не посыпала практически затянувшуюся рану крупной солью – берегла для консервации. По этой части она у него была мастерица, а вот детей Бог не дал. Но обиженное самолюбие нет-нет да и давало о себе знать: что ж ты со мной так не рачительно? И не было у него ни объяснений, ни оправданий, а одна бессмысленная надежда: а вдруг? Этой вот надеждой они время от времени и тешились. Он и самолюбие. И вот сейчас…

– Борис Семенович, войду?

И опять этот дурацкий свойский уважительнонапускной тон, к которому они оба уже давно привыкли.

– Так ты уже вошел. И очень, надо сказать, кстати…

Волков стоял на стуле с молотком руке, примеряясь для удара, в губах у него на манер сигареты торчал запасной гвоздь, поэтому говорил сквозь зубы:

– Подай-ка… – он кивнул на лежащую на полу фотографию. – Что это там у тебя?

– Заявление об уходе.

– Чего-о-о?… Тут таможня рушится, а ты… – Волков указал на гвоздь, размахнулся и ударил по нему молотком. Сергеев вдрогнул, поднял с пола картину и протянул шефу.

– А что мне делать? Хоть домой не приходи. Не мужик, а махонец какой-то.

– Ну и куда ты собрался, махонец?

– Да есть предложения… Фирмы разные… по крайней мере, деньги будут.

– Деньги скоро и у нас будут – проценты от стоимости конфискованного товара. Это тебя устроит?

– Эти проценты как обычно мимо нас проедут. Проще в казино миллион выиграть! Пустые разговоры. Подпиши! То есть – подпишите…

– Не могу, Сергеев, видишь, руки заняты! – Волков повертел под носом у коллеги молотком. – А потом, по закону ты все равно еще два месяца оттрубить должен. А пока в Питер смотайся, кое за кем присмотреть надо. И командировочные получишь…

Сергеев, почувствовавший себя одной ногой уволенным, откровенно фамильярно присвистнул.

– Ты прости меня, конечно, Борис Семенович, но по старой дружбе рискну полюбопытствовать: а ты не путаешь свою личную шерсть с государственной?

Какое-то время они внимательно смотрели друг на друга.

– И ты туда же, – сказал наконец Волков. – Что, в сплетники записался?

– А при чем…

Волков, спрыгнув со стула, отложил молоток в сторону и заговорил уже сухо, по деловому:

– Маковского помнишь? Так вот он у нас объявился…

– Филиппок? – Сергеев поразился. – Сколько лет… А я про него ничего не слышал.

– Филиппок нынче – лошадка темная. В Россию прикатил неизвестно с какой целью. Адо этого еще на конференции, где опять же непонятно с чего вдруг оказался, к Наталье клинья подбивал. Не уверен, что случайно. А если честно, уверен, что не случайно. Кстати, инициатива поездки в Питер принадлежит ему. Похоже, Филиппку из-под нас что-то надо. А Наталья – сотрудник молодой…

– Ага, неопытный, – только и мог сказать Сергеев. – Ух, как накручено…

– А ты думал…

– Так он же меня в раз узнает!..

– Не узнает, – не замедлил отыграться Волков. – Это ты на себя каждый день в зеркало смотришь. Пригляделся. И вот еще что. Ты там и перед Натальей особо не выпячивайся. Держись на расстоянии. Она девка вспыльчивая, излишнего контроля не приемлет…

На пороге Сергеев обернулся:

– Какую-то не шибко благовидную роль ты мне в этом деле отводишь, а, Борис Семенович? Но в качестве последнего салюта… Так что заявление все-таки подпиши…

– Там видно будет, – дождавшись, пока за ним закроется дверь, Волков взялся за телефон.

– Приветствую, Петр Григорьевич… Тут к вам наши ребята засобирались… Считай, на ознакомительную экскурсию… Ну, ты Сергеева должен еще с тех времен помнить… Ага, он… Заскочит к тебе, подробнее введет в курс дела, чтоб не по телефону… Так ты подстрахуй там, на всякий пожарный…

В туалете перед зеркалом Сергеев умылся, тщательно оправил форму, и сокрушенно разглядывая несмываемые морщины, покачал головой:

– Прав, Волков, не признает. Будем утешаться тем, что и Филиппок за эти годы изменился не в лучшую сторону…

Столичную жару они привезли с собой. Кондиционер-дистрофик работал в вагоне как обычно – то есть почти никак, духота мешала спать даже Темке, который обычно засыпал раньше, чем его голова касалась подушки. А уж Наташе отдохнуть совсем не удалось, тем не менее на ранний перрон Московского вокзала она умудрилась выйти благородной и сдержанной, под стать архитектуре питерских дворцов, сменившей подтаявший купеческий пряник первопрестольной.

Тема был в полном восторге.

Ну, во-первых, потому что они его взяли с собой. Честно говоря, он до последнего не верил, что который год обещанная поездка все-таки состоится. Особенно после того, как засек с балкона, как Фил и мама целовались на прощанье. Поэтому он демонстративно делал вид, будто ему до лампочки, что Наташа пакует чемоданы. Ей было забавно смотреть, как он мельтешил по комнате – туда-сюда, туда-сюда – но она специально держала марку. Чтобы сюрприз, так сюрприз! Интересно, на сколько его хватит? Ты смотри, какой упертый! В кого бы это? Наконец, сама не выдержала, сжалилась:

– А ты что шлындаешь?

– Спать собираюсь…

– В поезде поспишь…

– В каком поезде?..

«А над Невой в это время разводят мосты…» – пропела она.

Что и следовало ожидать.

Во-вторых, у Темы появились далеко идущие планы. В логике ему было трудно отказать. Если Фил приехал в Москву, чтобы под видом прогулки в зоопарк целоваться с мамой под балконом, почему бы им не продолжить это занятие под каким-нибудь столь же благовидным предлогом в Сан-Франциско? И он бы в языке поупражнялся на будущее. На занятия по английскому он всегда ходил с удовольствием. Кстати, у них один мальчик насовсем уехал в Америку. Мама у него вышла замуж. Об этом все воспитатели целый месяц шушукались. Русские жены вообще за границей в почете. Потому что они труженицы. Это всем известно.

В Америку очень хотелось хотя бы одним глазком.

Несколько расшатывали построения Темы упоминания Фила о дочери. Насколько ему известно, дочерей без жен не бывает. А это создавало определенные препоны. Но уж не такие, чтобы не осознавать, что в кои веки ты, наконец, очутился в Питере.

Наташины мысли текли в том же направлении. Выражалось это в том, что все дурное она гнала от себя прочь, стараясь не придавать значения весьма частым отлучкам Фила. Работа есть работа. Что же касается прогулок по городу мечты, поездкам на прогулочном катере, посещениям театров и кафешек – здесь не подкопаешься, все, как и положено влюбленным. Вечером, уложив Тему спать, они шли бродить дальше. Жаль, конечно, что белые ночи уже сошли на нет, но и без них хватало очарования. Знатоки Питера утверждали, что одряхлел город за последние годы, обветшал, не по вкусу пришлись ему новые времена… Но она других не наблюдала и потому была в восторге. Они с Филом делились впечатлениями, удивляясь совпадению взглядов. Это сближало еще больше…

…В отель они вернулись далеко за полночь – решили посетить вновь открывшуюся почти через сто лет «Бродячую собаку». Нынешние владельцы легендарного кабачка вовсю пыжились восстановить атмосферу «Серебряного века», и это им с большой натяжкой удалось. По крайней мере, Наташе так показалось. А там, как оно было на самом деле по тем временам? Кирпичные стены с портретами Ахматовой, Гумилева, Мандельштама, деревянные столики со свечами, эстрада, с которой любой может прочесть стихи – свои и чужие…

Фил на эстраду выходить не стал, но поэтическое настроение мимо него не прошло. Подождав, пока официант разольет вино и удалится, он придвинулся к Наташе поближе, многообещающе улыбнулся и поднял бокал:

– Посвящается чуткой, проницательной и удивительно скромной…

Образ твой, пленительный и сладкий, Снится мне и сладостью пьянит. Милый взор зовет меня украдкой, Ласковой улыбкою манит.

Сам он такое вряд ли зарифмует. Скорее всего. это Бунин. И не потому, что она такая образованная и начитанная. Она и поозу-то его. Ивана Александровича или Алексеевича? Убей бог, не помню! – читала из-под палки. Просто, если все сопоставить…

Знаю я, опять меня обманет Этот сон при ярком свете дня. Но пока печальный день настанет – Улыбнись мне – обмани меня.

– Здорово! – похвалила Наташа. И спросила на всякий случай: – Чьи это стихи?

– Бунин. Помните, я говорил вам, что очень его люблю?

– Да, помню. Мало кто сейчас его стихи знает, – сказала она в оправдание и себе тоже.

– Поэт он замечательный. На мой взгляд – поэт в первую очередь, а потом уже прозаик.

– Улыбнись мне – обмани меня! – опять только для нее процитировал Фил. В этом не приходилось сомневаться. Он глядел Наташе в глаза, и расшифровать этот взгляд было проще простого – ни одна женщина не обманулась бы. Страстное желание, нежность и одиночество были в нем. Вопрос и надежда…

– Пойдем отсюда… – тихо сказала Наташа.

До гостиницы они дошли в молчании, так же молча поднялись в его номер. Только когда дверь за ними плотно закрылась, Маковский притянул Наташу к себе, поцеловал глубоким долгим поцелуем. Она не сопротивлялась, но и отвечать не спешила, еще и еще раз спрашивая себя, правильно ли поступает? А почему нет?! Хватит разыгрывать святую невинность! Это уже переходит все границы! Это становится неприличным, в конце концов!

Фил ей небезразличен и она хочет быть с ним. Она уже с ним…

Его губы оторвались от ее губ, переместились осторожными поползновениями по щеке к нежной мочке, поиграли с ней немного, проложили дорожку, от шеи к груди… Легкое Наташино платье соскользнуло на пол, а сама Наташа взлетела на руки Фила. Он понес ее к постели, опустил резко и нежно, восторженно глядя на ее обнаженное тело…

– Я хотела тебя спросить, – Наташа потерлась носом о его шею. Шея пахла дорогим одеколоном и сладким любовным потом – так обычно и пахнут мужчины после горячих ночей, а еще в этом запахе было нечто таинственное, непонятно что, отличающее эту шею от всех прочих. Запах опасности и тревоги, нервный и возбуж-дающий…

– Спросить? О чем?.. – Фил лениво потянулся. У него был вид довольного самца – того и гляди вскочит с постели и с первобытным воем начнет колотить себя в грудь – смотрите, мол, я победитель, эта женщина принадлежит мне!

– Ты для чего все это разыгрываешь?

Вопрос прозвучал неожиданно, Фил резко поднялся на постели, сбросил одеяло…

– Что я?

Иначе, как обломом, это не назовешь. Все опьянение минувшей ночи вдруг обернулось непредсказуемым похмельем.

– Так что я делаю?

Впрочем, Наташа не глядела на него. Она уже успела переместиться на самый краешек высокой кровати, трогательно свесить ноги и уставиться в зашторенное окно, за которым сулил райские кущи подсматривающий в узкую щелочку между шторами новый день.

– Я чувствую в тебе какую-то фальшь…

– Я и сам в себе это чувствую… – помолчав, сказал он.

– И как давно это?

Фил встал с кровати, не глядя на Наташу… И, постаравшись уйти от ответа, поменял тему:

– Мне надо одеться. Я как-то не привык вести серьезные разговоры голышом.

– Прости, – Наташа поймала себя, что и в этом они с ним схожи и временно натянула на себя простыню.

Он ушел в ванную, по ходу сгребая разбросанные с вечера шмотки, а Наташа…

«Ну и ладно, – подумала она. – Рано или поздно этот разговор все равно должен был состояться. Конечно, некстати, что я затеяла его именно сейчас, но что уж теперь. Такой вот характер. Не свойственно мне находиться в состоянии радужной эйфории. Не мое это. Или элементарный страх ускорил события. Потому что дальше – больше. Я бы совсем утратила контроль над собой. Перестала быть себе хозяйкой. Я и так делаю все, что ему заблагорассудится. Правда, до сих пор все его пожелания были исключительно приятными. Но так же не может быть всегда. Так просто не бывает. И что тогда? Идти на поводу у слепых эмоций и стечения обстоятельств?..

Жаль, что вот так быстро все закончилось. И Питер толком не посмотрели. Как теперь с Темкой объясняться?! Ладно, навру что-нибудь. Не привыкать. Он мальчик смышленый. Выводы сделает сам. И, тем не менее, жаль…»

– …Я действительно чувствую себя не совсем в своей тарелке, – Фил вышел из ванной, по-свойски на ходу застегивая молнию джинсов, но с обнаженным торсом.

«Нарочно, – подумала Наташа, – знает, что в таком виде он неотразим. Тут у любой женщины мысли… пойдут наперекосяк». Она натянула простыню до самого подбородка и свои собственные мысли с трудом поставила по стойке смирно, стараясь отключить все излишние эмоции.

– Причин тому много – я не хочу, да и не могу посвящать тебя в них – но одна из них ты.

Он сделал паузу, во время которой Наташа успела прийти к выводу: неплохо подготовился. Шпарит, как по-писанному. Сейчас по его сценарию она наверняка должна спросить: «Почему я, милый?». И он уведет разговор в сторону, наплетет с три короба всяких обнадеживающе-лестных для женского разума объяснений, по сути, так ничего и не сказав. Ну уж, дудки!

Не дождавшись вопросов, которые, в его понимании, действительно должны были последовать, Фил свернул так и не ставшее полномасштабным объяснение, потянулся к Наташе, зарылся лицом в ее волосы…

– Не думай об этом… Надо потерпеть еще немного, и я… – он не договорил, пытаясь отвлечь Наташу поцелуями от опасной темы.

– Что я? – Наташа вывернулась из его объятий.

– И я буду свободен от всех ваших подозрений.

– Тогда… – Наташа на этот раз сама подвинулась к нему, проворно расстегнула молнию на джинсах, и какое-то время им было не до «серьезных бесед».

– …Я не хочу, чтобы ты ездил сюда, – жалобно сказала Наташа, когда и на этот раз все началось и закончилось. – Или мне уйти с работы, чтобы ничего не знать?

– А что ты знаешь? – не заостряя внимания – ха, ха, – поинтересовался Фил.

– Да все уже говорят, – Наташа вздохнула, – Маковский – авантюрист, пробы ставить негде… Думаешь, приятно?

– Думаю, неприятно, – Фил помолчал, словно размышляя.

– То-то и оно!

– Я даже догадываюсь, кто говорит…

И не дождавшись реакции на свою многозначительную реплику, вдруг предложил:

– А ты вот что. В следующий раз, когда я приеду, ты возьми и задержи меня.

– Это как?

– Ну, скажем, у меня будут не указанные в декларации золотые часы «Картье»…

– И что?

– Пусть утвердятся в своих догадках, что я низкопробный «жучила», а ты патриот своего дела, и раз и навсегда отвяжутся от нас.

– А ты на самом деле, крупный «карась»? – Наташа официально строго сдвинула брови.

Но как она ни пыталась придерживаться шутейного тона, номер не проходил. Фил поцеловал складочку, образовавшуюся у нее на лбу:

– Перестань. Я же серьезно. Пусть меня один раз захомутают на мелочовке, раз уж им так хочется, отшлепают и успокоятся. И тебе – в актив…

– Не рассчитывай, не успокоятся. А свои поощрительные дивиденды я уж как-нибудь заработаю естественным путем.

– Не сомневаюсь. Но ты смотри, как пикантно все вырисовывается. Я прохожу паспортный контроль, нахожу тебя за стойкой, если медальон на тебе… – он коснулся рукой своего подарка, уютно завалившегося в ложбинку Наташиной груди, – значит уговор в силе, не вписываю «Картье» в декларацию. Ты поднимаешь шум-гам…

– Я и так обязана тебя сдать, если ты что-то незаконно провозишь, а при чем здесь медальон?..

– Как же нам без него? – Фил куснул ее маленькое розовое ушко, шутливо зарычал. Наташа, на которую все тревоги и сомнения тут же навалились с новой силой, с деланным смехом отстранилась от него. Она так и не сказала Маковскому, что его дешевый трюк с «фамильной» драгоценностью для нее давно уже не секрет. Зачем? Усугублять то, что и так держится на волоске? Ведь ей так не хотелось, чтобы этот волосок оборвался. Вдруг и этой его фантазии – она нарочно избегала более грубых, но подходящих выражений – найдется мало-мальски приемлемое объяснение?

– Старую, обещанную еще на Средиземноморье легенду я так и не услышала, а на подступах, гляжу, уже очередная?

– Ну… – Фил судорожно пытался сварганить нечто удобоваримое. Медальон этот он, действительно, купил там же, на Кипре, на распродаже в маленькой лавочке, а насчет его антикварной ценности ляпнул с единственной целью – заинтриговать понравившуюся да к тому же возможно полезную девушку. Подарить-то подарил, а вот снабдить его какой-либо достоверной инструкцией – напрочь из башки вылетело. Вот и блеет теперь, как овца на заклании. – Это длинная история, которая тянется через века…

– Как хорошо, что мы никуда не спешим, – не унималась Наташа.

– И ее надо рассказывать на сон грядущий…

– С твоим темпераментом я ее никогда не услышу, – откровенно польстила ему Наташа.

После таких слов отступать было некуда, Фил выпучил глаза в предвкушении, что древнее семейное поверье на поверку окажется полнейшей туфтой:

– Ну, тогда слушай…

Вечная палочка-выручалочка – телефонный звонок. Потерянно зазвонил Наташин мобильный. Она выскочила из постели, принялась искать неизвестно куда брошенную сумочку, откопала ее из под брюк Фила, выдохнула в трубку:

– Да?!

– Вас беспокоит руководство…

– Я поняла.

– Почему шепотом?

– Тема спит.

– Ясно… – как-то многозначительно протянул Волков. – Так когда же вас ждать, мадам?

– Сегодня ночью выезжаю «Стрелой».

– Тебя встретит наша машина, – почти официально произнес Волков и повесил трубку.

И чего звонил?

Хотя она прекрасно знала, «чего».

– Кто это – Борис? – безмятежно спросил Фил, чувствуя, что получил отсрочку для создания своего опуса.

– Борис… – Наташа вдруг покраснела. – Мой опекун и друг.

– И ты, конечно, с ним не спишь, – в голосе Фила послышались неожиданные собственнические нотки.

– Я вообще ни с кем не сплю! – взъерепенилась Наташа. – У меня бессонница.

– Поражаюсь его выдержке, – хмыкнул Фил, глядя, как Наташа начинает одеваться. Белье – вчера он не обратил на него внимания, не до того было, а сейчас с удовольствием изучал крохотные кружевные трусики-стринги и ажурный лифчик – все ослепительно белое, как снег.

– Я сама поражаюсь. Он же растил меня, как цветок. И даже проглотил мое нелепое замужество…

– Теперь, наверное, жалеет. – Фил лежал на постели, откинув одеяло, и Наташа невольно залюбовалась его сильным, мускулистым телом.

– Не знаю, но развода ждет… Официального.

– Ждет своего часа. Ничего не скажешь, благородно.

– Мне тоже так кажется.

– Благородно… – в устах Фила это слово прозвучало не очень-то искренне.

Судя по всему, Наташе был неприятен этот разговор, она отвернулась и принялась натягивать легкие летние брючки. Потом подняла с пола маечку, встряхнула…

– А ты? Живешь со своей женой?

– …Мы с ней давно друг друга знаем…

В дверь деликатно постучали. Это спасло Фила от неудобных вопросов. Он встал, накинул халат и пошел открывать. Замешкался в коридоре, Наташа успела одеться, выглядывала из-за его плеча: кого это принесло так невовремя? Официант в ослепительно белой одежде вкатил сервировочный столик с едой и цветами. Ох, уж этот Маковский! Ну, как на него долго сердиться?! Видно, умеет пустить пыль в глаза. И когда успел заказ сделать?

Официант поклонился учтиво и скрылся за дверью. Молодая женщина услышала, как Фил втолковывал ему за порогом:

– Нет никаких супругов Маковских, нет и не было. Есть мсье Маковский и мадам «Икс», зарубите себе на носу, милейший. И между ними ничего общего.

Официант что-то пробубнил, и Фил вернулся в номер, толкая перед собой столик.

– Значит, ничего общего? – не успел Фил подойти к столику, как в него полетела подушка. Столику повезло, Филу – не очень, метательный снаряд задел его ухо.

– Я тебе покажу – мадам «Икс»! – вторая подушка полетела вслед за первой, но на этот раз Фил успел увернутся.

Со смехом подскочил к Наташе, схватил ее за руки и посмотрел в глаза. Улыбка исчезла, он сказал совершенно серьезно:

– Именно ничего общего. Сегодня так надо. А то, видите ли, господин Маковский с супругой…

Наташа тоже стала серьезной. Посмотрела на него испытующе:

– Ты кого-то боишься? Или я должна бояться? Ты контрабандист? Или просто опасный тип?

– Опа-а-сный… И не просто… – Фил состроил зверскую рожу, и, рыча, набросился на девушку. Началась шутливая возня, но Наташу не так легко было сбить с темы:

– А тебя с таможни за что поперли?

– За любовь… К родине… – заметив, что Наташа никак не реагирует на столь нелепую попытку пошутить, решил пояснить: – Не стал я дожидаться бичующих формулировок и всеобщего презрения товарищей, взял и написал заявление. Знаешь, как раньше говорили: по собственному желанию начальства. Оно только радо было. Даже отрабатывать не заставило. Так что, когда его грозно спросили, куда это ваши таможенники линяют, они под козырек: наши – никуда, наши все туточки. А злыдень Маковский – давно отрезанный ломоть…

– Ладно, давай завтракать. – Фил подошел к столику и окинул критическим взглядом предложенные деликатесы.

– Тебе кофе налить?

Наташа кивнула. Фил протянул ей чашку, себе тоже налил, устроился на подоконнике. Наташа присела на кровать, оперлась о подушку, отхлебнула ароматный напиток, зажмурилась от удовольствия.

– Вкусно.

– Да, кофе они готовить научились, – кивнул Фил. – А вот кефира у них не дождешься, думал, хоть на родине дорваться, так на тебе, и здесь йогурт! Зато Библия…, пожалуйста, в каждом номере, как в лучших отелях…

– Йогурт оставь Теме, он любит.

Она рассеянно посмотрела на книгу, лежащую на прикроватной тумбочке. Сказала задумчиво:

– Вика перед концом все время твердила: – Бог наказал, Бог наказал… А как книга с валютой к ней в чемодан попала – так и не вспомнила.

– При чем здесь Бог, – не по-христиански отмахнулся Маковский, – чемпионку мира хотели переманить на Запад, она клюнула… Ее элементарно подставили. Об этом вся таможня знала…

«Наконец-то он перестал шифроваться», – подумала про себя Наташа.

– И Боря?

– Насчет Бори, – он саркастически улыбнулся, – на все сто сказать не могу. Я в тот день не работал…

Вдруг Наташа догадалась, откуда у нее это иногда возникающее ощущение «дежа вю», когда она смотрит на Фила. Сейчас она отчетливо вспомнила, как встречала свою сестру на таможне в тот день… большая толпа, и куча работников аэропорта, которые тоже сбежались посмотреть на знаменитую спортсменку. И где-то в этой толпе – врезавшееся в детскую память молодое красивое лицо. Высокий парень в форме таможенника, в фуражке, из-под которой выбивались длинные светлые волосы.

Наташа задумалась, отвернулась и уставилась в стену.

Фил же отвернулся к окну, рассеянно глядя вдаль. По каналу как раз мимо окон проплывало утлое суденышко.

– Вот бы уплыть бы на нем на необитаемый остров…

– Это буксир, на нем далеко не уплывешь, – Наташа подошла к Филу, но не обняла, а просто встала рядом. Они долго смотрели на уплывающую в неизвестность баржу, думая каждый о своем…

С утра они поехали в Петродворец, полюбоваться фонтанами – Темка даже залез в один, еле вытащили. Наташе было не до веселья, все красоты летней резиденции матушки Екатерины меркли по сравнению с тем, что она узнала сегодня утром. В сердце поднималась волна холодной ярости – против тех, кто сотворил такое зло с Викой. Господи, да за что же? Что она им сделала? Наташа была благодарна Филу за то, что он не лез к ней с разговорами, общался в основном с Темой – этим двоим общество друг друга явно было по душе.

Днем Фил должен был быть у Ледового дворца – что поделаешь, работа.

– Подождете? – спросил он в такси по дороге.

– Сколько?

– Переговоры несложные, часиков за шесть управлюсь. Смотри, чтобы мама не скучала.

– Не будет скучать, – важно заявил Тема. – Мы куда пойдем, мам?

– Там видно будет, – ответила Наташа.

– Я тут же позвоню, как закончу, – пообещал ей Фил.

Клюнул Наташу в шеку – легко, по-американски, и выскочил из машины.

Этих двоих следопытов он засек сразу по приезду и, похоже, его культурная программа к настоящему моменту их изрядно вымотала: они пасли его с откровенной зевотой, постольку-поскольку. Фил не знал, кто они такие, но для них он был явным лохом. Но, кажется, был еще кто-то третий. По крайней мере, знакомая фигура периодически появлялась в радиусе его периферического зрения. Вот уж не думал, что его появление вызовет такой ажиотаж. Что ж, ребята, попотеете вы сегодня у Ледового дворца. Не все ж хоккеистам отдуваться. Помурыжу я вас…