Текст книги "«Пассажир» из Сан-Франциско"

Автор книги: Анатолий Бальчев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Глава восьмая

85-й год

Переборщили мы с тобой тогда, Тимурчик, переборщили… – после сытного обеда, проворно собранного челядью на берегу стремительной горной речки, Барин лежал на вытканном вручную узорном покрывале и рассеянно следил за чистой прозрачной водой. Вода набегала на камни, заворачивала их в белоснежные пенные кружева и бежала дальше, тут же забыв о встреченном препятствии, а камни оставались там же, где и были. Сатаров смотрел на Барина, стараясь угадать хозяйское настроение. Настроение было надежно скрыто под широкими полями белой панамы и черными очками-консервами.

– Кто же знал, что так получится… Хотели ж «невыездной» сделать, – Сатарову чисто по-человечески спортсменку было жаль, но служба есть служба, ничего не поделаешь.

Барин помолчал, потом поинтересовался:

– Ну и как служится на новом месте?

– Я так вам благодарен, Игорь Иванович… Вы меня просто спасли, теперь должник на всю жизнь…

– Да ладно, ладно… Хотя хорошо, что ты это понимаешь… Если бы не я, сколько бы тебе намотали? – Барин оторвался от созерцания речки, очки сверкнули в сторону Сатарова.

– Не меньше червонца, – Сатаров поежился и подобострастно улыбнулся. – Да я же понятия не имел… Вы ведь знаете, Игорь Иванович…

– Камушки за бугор… Я-то знаю… Но подпись-то твоя на документах… Поди докажи, что ты не верблюд.

– Оказался крайним… – Сатаров заерзал на своем покрывале, не таком нарядном, но тоже ручной работы. Барин хмыкнул.

– Вот-вот, Тимурчик, а отсюда вывод – никогда не будь крайним. Понял?

– Да нет, просто… Не повезло…

– Ишь ты, не повезло ему… Мы живем на большой помойке, – Барин взмахнул рукой в сторону гор, речки, ясного неба и прочих среднеазиатских красот. – Чувствуешь запах? – Тимурчик послушно принюхался. Пахло горной речкой, жарой и остатками обеда. Приятно пахло, но хозяин сказал – помойка, пусть будет помойка. Сатаров сморщился. Барин опять хмыкнул.

– И жить надо по законам помойки. Или ты жалкая крыса, которую рано или поздно сожрет другая, более мудрая, или ты хозяин и сам решаешь, какую крысу приручить, а какую пустить на колбасу.

Барин Ницше читал, Сатаров – нет, и аллегория ему не понравилась. Может, перестарался он все-таки с выражением верноподданнических чувств? Все-таки неприятно, когда тебя крысой называют… Темные барские очки смотрели теперь на собеседника, не отрываясь.

– Цинично, зато верно.

– А как же религия? Коран, Библия? – все-таки осмелился возразить Сатаров.

– Несмеши, Тимурчик… Коран, Библия, Ветхий Завет… Все эти сказки придуманы для того, чтобы помойка была послушна и управляема. Придумано здорово, не спорю, умными людьми… – Барин сделал паузу, стряхнул с рукава сухую травинку. – И выживать-то надо не среди помоечных крыс, а устроить собственный пир… Пушкина читал?

– «Пир во время чумы»?

– Сам ты чума… «Нас мало избранных…» – говорил Пушкин. Или ты избранный, или ты дерьмо. Третьего не дано, – провозгласив свой «Символ веры», Барин откинулся на покрывало и затих. Сатаров, наоборот, поднялся и в задумчивости принялся бродить по берегу. Крыс тут не бегало, а вот норку тарантула нашел, присел над ней радостно, достал из кармана восковой шарик на длинной нитке. Опустил в норку, слегка подергал, как будто рыбу ловит, рывок – и вцепившийся в шарик тарантул раскачивается в воздухе.

– Игорь Иваныч, смотрите, поймал! – Сатаров гордо предъявил Барину добычу.

– Ишь, какой ловкий…

– Детская привычка… я ж здесь вырос…

Тарантул отцепился, и, отбежав, замер у норки неподалеку. Сатаров прицелился в него журналом, но сердобольный барин его остановил.

– Ты его не убивай. Пусть живет.

Улыбнулся и добавил:

– Он к другой норке выведет, связь сдаст… Вот тебе билет в Кабул, вылет в 19:30, как раз успеешь собраться. Потом объясню, что от тебя требуется.

Сатаров понял, что деваться некуда, долг платежом красен. Не согласиться нельзя, согласиться – страшно. Сатаров с тоской смотрел на тарантула. Эх, повезло ему… Отпустили его, Сатарова никто теперь не отпустит…

– Не бойся, я тебя в обиду не дам, – прожурчал Барин голосом довольного кота, только что позавтракавшего мышкой. – Будешь меня держаться – будешь жить, как белый человек. Ну что, искупаемся? И по шашлычку!

Старик сидел в шезлонге и любовался парой царственных лебедей, плавающих по зеркальной водной глади живописного озера. В почтительном отдалении выстроились охранники. Маковский, сидевший в соседнем шезлонге, неторопливо потягивал виски. Выпивка по такой жаре, – а в Калифорнии в июле начинаются по-настоящему горячие денечки – в горло не лезла, но что поделать, другого ничего не предложили. Видимо, представление о русских у местной мафии было весьма определенное. Пьют они всегда, везде и все, а не выпив, никакие вопросы решить не в состоянии.

Тяжело поднявшись с шезлонга, Старик подошел к самой кромке воды. Он заметно сдал в последнее время. Маковскому это, конечно, заметно не было, но Кимберли, которая сидела чуть поодаль и делала вид, что погружена в изучение глупейшей статьи из какого-то глянцевого журнала, видела все. И нездоровый цвет лица, и неуверенную походку, и трясущиеся руки, – они заметно подрагивали, когда старик кидал лебедям хлебные шарики. Конечно, все его аристократическое величие еще осталось – и произвело заметное впечатление на Маковского – но в приближенных кругах давно уже ходили слухи, что Старик серьезно болен. Он, конечно, опровергал их, как мог, рука, правившая созданной за долгие годы империей, все еще была железной, но уже заметно тряслась. Назревал передел власти – и в этой связи новое вещество, которое можно было получить из России, становилось не просто новым способом получения прибыли, но козырной картой в руках того, кто сумеет наладить его поставки. Пока торжествовал Поляк – Старик открыто демонстрировал ему свое расположение, и видимо, готовился передать корону именно ему. Но все зависело от нового товара…

– Препарат должен быть тут через неделю, – Старик бросил лебедям последний шарик и повернулся к Филу. – И проблемы со своими русскими решайте сами.

– Я вас понял, – Фил отхлебнул из своего стакана.

– Мне нравится с вами разговаривать, – Старик улыбнулся. – Вы умеете слушать и не задаете лишних вопросов.

– Как учили.

Из дома появился Поляк, подошел к Старику, бережно неся в руках небольшой кейс. Почтительно поздоровался со Стариком, дружелюбно кивнул Филу.

– Вот, тот самый компонент – он поставил кейс на столик, раскрыл. Внутри лежал небольшой металлический контейнер.

– Знали бы вы, скольких трудов нам стоило его достать, – пожаловался он Филу. – И каких денег… Вот печать – код лаборатории университета. Шифр вместе с контейнером вы получите в России.

Фил потягивал ненавистное виски, глядя не столько на собеседников, сколько на великолепный закат, в котором постепенно растворялось раскаленное солнце, на красоту окружающей виллу старика природы, на грациозную пару белоснежных лебедей, которые, поняв, что больше кормить их не будут, уплыли на середину озера.

– Надеюсь, вы меня не разочаруете и товар придет вовремя, – тон Старика был мягок, но в нем явственно сквозила угроза.

Алевтина сидела на скамейке, изо всех сил изображая из себя пай-девочку. На ней было белое муслиновое платье из последней коллекции «Шанель». скромное и простое, неискушенный человек и не определит сразу, как дорого оно стоит. Это платье ей подарил в прошлом году один заезжий англичанин-антиквар, которому она помогла достать старую икону, за которой тот долго охотился. Постели у нее с ним никакой не было, но платье он ей выбирал по своему вкусу, с которым она не сразу согласилась. А вот сейчас этот наряд пришелся как нельзя кстати. Картину дополняли распущенные по плечам светлые волосы и томик Ахматовой в руках. Она делала вид, что читает, исподтишка рассматривая Волкова, прогуливающегося по дорожкам сада рядом с Тимурчиком. Они негромко о чем-то говорили, о чем – Алевтина со своего места расслышать не могла.

«А мужик и вправду ничего, – размышляла она. – Высокий, представительный. И по лицу видно – не дурак какой-нибудь».

Из-за ограды теннисного корта слышались четкие удары – кто-то явно показывал класс, одинокий велосипедист уже раз пятый проезжал мимо, поглядывая на прелестную девушку и явно не находя повода для знакомства.

Волков и Тимурчик медленно приближались. Вокруг радостно носился Джек – не так-то часто ему выпадало побегать на просторе.

– Да пойми ты, – убеждал Сатаров старого друга, – всех дел-то на десять минут, меньше…

– Что за груз-то? – спросил Волков хмуро. Встрече со старым другом он был явно не рад – просто отказаться было неудобно. Друг-то высоко взлетел, так что мало ли что…

– Поверь, Боря, ничего серьезного. Уж больно человек… – Сатаров многозначительно поднял глаза. – Сам понимаешь…

Волков промолчал, глядя на Джека, который с веселым лаем погнался за большой желтой бабочкой, имевшей неосторожность попасться ему на глаза.

Через ограду корта перелетел теннисный мяч и упал куда-то в кусты. Сатаров за мячом полез, не поленился, забросил его обратно и получил радостное «спасибо» от невидимых игроков.

– Люди должны помогать друг-другу, правильно я говорю? – Тимурчик посмотрел на Волкова с довольной улыбкой.

– Говоришь-то ты правильно…

– Ну вот! Узнаю старого друга. Слушай, а что ты ко мне не приезжаешь? Я тебе такую охоту устрою – никакое сафари не сравнится. Бассейн, бани, райские гурии… – Он кинул взгляд на Алевтину, до которой оставалось уже несколько шагов.

– Тут, кстати, приехала на каникулы одна студенточка, тебе понравится…

– Я теперь однолюб.

Волков Алевтину уже успел рассмотреть, и нельзя сказать, чтобы она ему не понравилась. Девушка, сидящая на скамейке, была чудо как хорошо, только вот в ее принадлежность к «райским гуриям» почему-то не верилось. Несмотря на чистейший взгляд огромных глаз, которые сейчас оторвались от книги и уставились прямо на него.

– А я тебе двух и не предлагаю, – хохотнул Тимур. – Или ты только со своей шалишь?

– Я со своими бабами сам разберусь.

– Конечно. А пока будешь разбираться, и моя не помешает.

Алевтина отложила книгу, сделала шаг им навстречу.

– Вот познакомься – наша студентка.

– Алевтина, – девушка с искренней улыбкой протянула Волкову руку.

– Очень приятно. Борис, – он надолго задержал ее ладонь в своей. – А я вас раньше нигде не видел?

Улыбка девушки стала загадочной, она пожала плечами.

– Старик, ты видел ее во сне, – Сатаров явно был доволен произведенным Алевтиной эффектом. Джек, тоже, видимо, сраженный Алевтининой красотой, радостно прыгал рядом и напрашивался на то, чтобы его почесали за ушами. Девушка с ласковой улыбкой погладила густую блестящую шерсть.

– Какой же ты красавец… Можно дать ему шоколад? – Волков посмотрел неодобрительно, но, увидев в ее руках плитку белого «Таблерона»

– Ну, разве что такой…

Джек моментально слизнул лакомство с ладони и уставился на благодетельницу с выражением безграничной преданности и робким ожиданием еще одной подачки – а вдруг?…

– Аля, подожди немного, мы сейчас подойдем. – Сатаров увлек Волкова дальше. Когда они отошли уже достаточно далеко, тот невольно оглянулся. Алевтина все так же стояла у скамейки и смотрела им вслед. Поймала его взгляд и улыбнулась едва уловимой улыбкой. Джек, так больше ничего и не дождавшись, потрусил вслед за хозяином.

Ясно, неспроста Сатаров ему такую куклу подкладывает. Серьезное, видать, дело. А девушку жалко…

– Ну что, договорились? – вывел его из задумчивости голос Тимурчика.

– О чем?

– Не хочешь мне помочь… – вид у Сатарова сделался укоризненно-обиженный, как у ребенка, которому не дали вполне заслуженную за хорошее поведение конфету. – По глазам вижу, не хочешь… Обидно, слушай…

– Да я просто не могу. Пойми.

– А я ведь тебя выручал. Такого клиента отдал!

Было такое. Верно, было. Как раз накануне Перестройки. Наташа тогда споткнулась на льду, получила серьезную травму. Все врачи сказали – ходить ей на костылях. Правда, говорили, что есть одна клиника в Швейцарии, и, может, там… Сатаров тогда уже начал в гору подниматься, Волков кинулся к нему, тот посоветовал присмотреться к одному отъезжающему по еврейской линии. Волков из него тысяч на тридцать вытряс бриллиантов – подготовился человек к отъезду!

Визу для Наташи тоже Сатаров выбил, все вопросы утряс – и не взял ничего за помощь.

– Я рад, что мы договорились! – длительное молчание Волкова Сатаров, видимо, принял за согласие. – На днях я сообщу тебе все данные груза.

– Нет, не могу. – Волков очнулся от воспоминаний. – Все, что хочешь, для тебя сделаю, но только не это!

– А зря… Это ж так, тьфу по сравнению с тем, что ты сделал. Как бы кто не узнал… Не от меня, конечно, мы же друзья.

Друзья… Волков посмотрел на него с иронией.

– Решай сам, – Сатаров как-то сразу вдруг утратил интерес к разговору, перестал улыбаться и строить из себя лучшего друга. Прошли те времена, когда он действительно был им.

– Тебе, наверное, пора. Передумаешь, звони.

Перед уходом Волков опять оглянулся. Алевтины на скамейке уже не было.

На следующий день Волков приехал на работу мрачнее тучи.

Понедельник – день тяжелый, это всем давно известно. А этот выдался – хуже некуда. С утра навалилась куча проблем, и разговор с Сатаровым к тому же никак не выходил из головы. Единственное, что оставалось – сжать зубы и готовиться к неприятностям, которых, видимо, было не избежать. Тимурчик теперь не отвяжется, знать бы, что предпримет… И погода, как раз под настроение, как будто небо решило норму по осадкам выполнить за все лето. Единственное, что хоть как-то порадовало – телефонный разговор с Наташей. Он настоял на том, чтобы она на недельку уехала в санаторий – последние события отняли у нее все силы, нервы расшатались. Темка остался с отцом – Стас после лечения сильно изменился и проявлял о сыне искреннюю заботу. Голос Наташи звучал весело, и Волков подумал, что поступил правильно – пусть передохнет, мало ли что будет дальше. Тоскливо взглянув в окно, Волков вышел из кабинета – оставленному в машине Джеку пора было гулять, да и перекусить где-нибудь не помешало бы.

Дождь резкими противными каплями бился в лицо, что отнюдь не прибавляло настроения. Добежав до машины, Волков забрался в кабину, поднес ключи к зажиганию и вздрогнул от неожиданности, когда на плечо ему легла чья-то прохладная ручка.

– Кто?… – он стремительно обернулся. На заднем сиденье потрепанного джипа сидела Алевтина, и Джек – вот предатель! – преспокойно расположился рядышком, чуть ли не мурлыкая по-кошачьи от удовольствия, когда она почесывала его за ухом, вместо того, чтобы охранять хозяйскую собственность от нежданных посетителей.

– Как вы?…

– Машина была не заперта. А с собачкой вашей мы как-то сразу подружились.

Алевтина, в кожаной куртке и облегающих джинсах, меньше, чем вчера, была похожа на прекрасное видение, но, пожалуй, даже более соблазнительна.

– Что, таможня понадобилась? – холодно поинтересовался Волков.

– Да нет… Просто решила вас навестить. Тимур так хорошо о вас отзывался…

– О вас тоже. Это он вас сюда прислал?

– Я думала, вы могли бы мне помочь… – глаза девушки затуманились и стали цвета сегодняшнего недовольного неба. – Тимур, вся эта жизнь… Как бы мне хотелось все бросить…

– Что ж мешает?

Алевтина не ответила, только взгляд ее еще больше наполнился горечью. Казалось, горечь эта сейчас хлынет через край и затопит всю кабину просторного джипа.

– Вот, возьмите, – Волков полез в карман, достал деньги.

– Да вы что?.. – Алевтина не столько возмутилась, сколько растерялась.

– Не сердитесь, это на такси, я вас подвезти не смогу – дела.

Алевтина, помедлив, взяла протянутые купюры, опустила их в сумочку, и протянула Волкову карточку из тонкого розоватого картона.

– Позвоните… Может, мы сможем уехать куда-нибудь вместе…

– Конечно, – он взял карточку двумя пальцами, мельком взглянул на номер. – Кстати, там, сзади, есть зонт. Возьмите, а то промокнете.

Алевтина удалялась от машины, грациозно выискивая между луж места посуше. За ней, по лужам, плыла ее визитка.

Во вторник солнце светило на удивление ярко, как будто прося прощение за свой вчерашний отгул. Все отдыхающие в санатории высыпали погреться, в палатах не хотелось оставаться никому. Наташе тоже не хотелось, но и в общественной жизни принимать участие она не собиралась. Поэтому к бассейну не пошла, на корты – тоже. Просто гуляла по дорожкам, стараясь выбрать те, на которых меньше народу. В поисках укромною уголка свернула на боковую аллею, но и тут наткнулась на компанию пожилых дам в цветастых халатах, оживленно обсуждающих последний сериал. На повышенных тонах и чуть ли не ругаясь. Хорошо хоть, шли они медленно, обогнать их ничего не стоило, но как быть дальше? Вон впереди на аллее маячит еще кто-то. Наташа очень обрадовалась, обнаружив небольшую тропинку между ровно постриженных декоративных кустов, и побрела по ней. Очень скоро она оказалась в запущенной части сада, и голос больничных дам, бурно обсуждающих прическу главной героини, стал едва слышен. Тропинка заканчивалась у полуразрушенной беседки, Наташа опустилась на покосившуюся скамейку и полностью погрузилась в свои мысли. Она даже не заметила, как к скамейке подошли два незнакомых парня с внушительных размеров корзинкой и цветами. Сели по обе стороны от молодой женщины, и принялись тихонько ждать, пока она очнется от своих мыслей. Наконец она открыла глаза и вопросительно посмотрела на незнакомцев.

– Здравствуйте, Наташа, все ваши коллеги, во главе с Борисом Семеновичем, желают вам скорейшего выздоровления, – начал разговор один из них, тот, что повыше и поплотнее.

– К сожалению, они просто завалены работой, поэтому мы с удовольствием выполняем их поручения, – тот, что пониже, передал ей корзину.

Ребят этих Наташа не помнила, но мало ли кто в управлении работает. Всех не запомнишь.

– Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, хорошо.

– Вот здорово! – с энтузиазмом сказал высокий. – А то Борис Семенович так беспокоится, переживает…

Другой достал из кармана телефон, набрал номер.

– Может быть, сами его успокоите, он так обрадуется.

Наташа с улыбкой взяла трубку:

– Алло, это я. Спасибо за подарки, не стоило беспокоить лю…

Договорить она не успела, в бок ей уткнулось что-то круглое и холодное. Она не сразу сообразила, что это «что-то» было дулом пистолета. Она не успела даже испугаться – это было скорее шоковое состояние, накрывающее человека, когда происходит что-то настолько неожиданное и невероятное, что просто не укладывается в сознании. Второй рукой парень зажал ей рот, хотя мог бы и не стараться – она все равно была не в состоянии вымолвить ни слова.

– Сиди тихо, не дергайся.

Второй из пришельцев, все еще держащий в руках роскошный букет, сейчас его отбросил и выхватил у Наташи трубку.

– Слушай меня внимательно. У тебя есть пять минут. Ты знаешь, кто ждет твоего звонка?… Молодец… Звони Тимуру или найдешь свою девочку в морге. Время пошло.

Он нажал отбой.

– Подождем. Благо недолго, – он посмотрел на Наташу с ухмылкой и демонстративно поднес к ее лицу запястье с огромными часами. По циферблату медленно ползла секундная стрелка. Наташа смотрела на нее, как зачарованная. Рука того, который зажимал ей рот, несколько ослабла, но она даже не подумала этим воспользоваться.

– Смотри, минутка уже прошла.

Секундная стрелка отсчитала еще минуту, потом еще, и наконец-то телефон зазвонил.

– Да, понял, – парень сосредоточенно кивнул, хотя собеседник явно не мог его видеть. Потом отключил трубку и сунул ее в карман.

– Тебе повезло… Посиди еще минут пять и не рыпайся.

Его напарник убрал пистолет, и они оба поднялись со скамейки.

– И не делай глупостей, – предостерегающе произнес тот, что разговаривал по телефону. – Не забывай, что ты все-таки мать…

Они ушли, а Наташа так и осталась сидеть на скамейке с огромной корзинкой фруктов на коленях и букетом, валяющимся у ног. Лицо у нее было совершенно белым и неподвижным, и прошло куда более пяти минут, прежде чем она смогла двигаться.

А Волков тем временем стоял у окна в своем кабинете, обреченно уставившись в одну точку где-то там, на горизонте. Точка оказалась самолетом, который становился все ближе, пока не заполнил полнеба, а потом с адским ревом обрушился на взлетно-посадочную полосу. Проводив его глазами, Волков наконец отошел от окна и сел за стол. Порывшись в ящике, он извлек из-под кипы бумаг бутылку марочного коньяка. Открыл, отхлебнул прямо из горла. На столе зазвонил телефон, но Борис Семенович даже не подумал поднять трубку. В кармане противным визгом надрывался мобильный, но тоже совершенно напрасно.

Когда на улице стало темнеть, бутылка была пуста уже наполовину. Волков отставил ее в сторону и взял уже с полчаса молчащую телефонную трубку. Медленно набрал номер.

– Говорит полковник Волков из УБК. Я совершил два государственных преступления. Одно – 21 января 1984 года и другое сегодня – 13 июля…

Честно говоря, русскую баню Сатаров не любил. Финская сауна была ему больше по душе. Цивилизованней как-то казалась, что ли… Никаких тебе веников, сиди себе на полочке, грейся. А вот Барин, наоборот, русскую парную очень уважал. Поэтому и Сатарову приходилось делать вид, что нахождение во влажном, душном, наполненном паром помещении доставляет ему настоящее удовольствие.

– Душенькаты мой, Тимурчик, Тамерлан ты мой Азиатский, – приговаривал Барин, разлегшись на полатях. Сатаров хлестал его веником, стараясь изо всех сил. – Батыйчик, Ханчик ты мой Тохтамыш! Копье так держат, а не веник! Что ты в одно место его тычешь? Веничком надо широко работать, масштабно. Как мозгами. Ложись-ка, я покажу.

– Может, в другой раз, Игорь Иваныч? – опасливо спросил Сатаров, опуская веник.

– Давай-давай, – Барин слез с полки. – Другого раза, если так будешь себя вести, может и не быть.

– А что такое? – Сатаров неохотно забрался на Бариново место.

– А то, – Барин хлестнул веником так яростно, что Тимурчик даже охнул. – Сколько тебе говорено – дохапаешься. А ну, перевернись!

Сатаров подчинился команде, и тут же его ароматный свежий веник зажал его рот. Барин присел рядом, держа веник двумя руками, так, что Сатаров едва мог дышать.

– Что, воздуха не хватает? Не бойся, не задушу, ты сам себе петлю затянешь. Я тебе хоть и крыша, но не железная. Тоже мне, Золотая Орда, – Барин презрительно скривился. – Одни деньги в башке.

Сатаров, который уже почти задохнулся под веником, наконец-то проявил волю к жизни, рванулся, отшвырнул веник и сел на полке, с трудом переводя дыхание.

– А вам, выходит, они не нужны? – со злостью спросил он.

– Мне, мой дорогой, – наставительно ответил Барин, – деньги нужны только для власти, а ты эту власть облизываешь ради денег. Вот так и существуем. Ложись, через задницу быстрее усвоишь, – он поддал пару, намочил веник в холодной воде и с увлечением принялся охаживать Сатарова, опять покорно распластавшегося на полке.

– Ну, держись, турка! – Барин в очередной раз занес веник и вдруг схватился за сердце.

– Ой-е…

Сатаров, поднявший голову с досок, увидел, как его мучитель начинает медленно оседать на пол.

– Блин, да что же это… – Сатаров испуганно соскочил со своего лежбища, присел на корточки перед лежащим Барином, пытаясь понять, что произошло. Вдруг начал растерянно озираться по сторонам, словно выискивая невидимого врага, завалившего его патрона. Потом, сообразив, что самое лучшее, что он может сейчас сделать, – позвать на помощь, вскочил и распахнул дверь.

– Петрович, «Скорую», живо! «Скорую»! Барину худо! Петрович, блин, звони скорей – он помрет сейчас!

Потом бросился обратно в парилку, вытащил барина в предбанник, с трудом уложил на диван. Бросился к его одежде, лихорадочно принялся рыться по карманам, бормоча:

– Да где ж они?! Да куда он их положил?! Блин, что же делать?

Найдя наконец таблетки, он дрожащими руками открыл флакончик и попробовал впихнуть пару штук Барину в рот. Ему это удалось, и несколько минут он просто сидел рядом, не зная, что еще можно сделать. Потом стал одеваться, но никак не мог застегнуть пуговицы на рубашке… В предбанник ворвались врачи, с ходу оценили ситуацию и уверенно принялись за работу. Сатаров суетился, путался под ногами, предлагая свою помощь, потом бежал за носилками.

– В машину нельзя, – сообщил ему врач. – Только родственники.

Сатаров порылся в кармане, извлек из бумажника несколько мятых зеленых бумажек, сунул в руку врачу. Ему разрешили сесть рядом с носилками, машина сорвалась с места и на бешеной скорости, разгоняя путающиеся под колесами автомобили воем сирены, понеслась в сторону ЦКБ.

Уже когда они въезжали в ворота, Барин на секунду открыл глаза, узнал склонившегося над ним Сатарова и неожиданно громко и внятно произнес:

– Еклмн, Тимурчик, это пипец!

Потом он опять потерял сознание.

В больнице Сатаров провел весь день. Когда, уже глубокой ночью, собрался уходить, ему позвонили на мобильный.

– Как там наш Барин? – раздался в трубке вкрадчивый голос Толстого. – выкарабкался?

– Не волнуйся. Такие не умирают.

На городском пляже яблоку негде было упасть. Фил с Машей огляделись вокруг и увиденное их не вдохновило.

– Может, поедем на наше место? – предложила девочка.

– Ладно, – покладисто согласился Фил.

Путь был не близкий, но, в конце-концов, не так-то уж часто он проводил время со своей дочерью. «Интересно, – думал Фил, – а что в это время делает Ирина? Встречается со своим фээсбэшником?»

Он не видел Мартина со дня приезда, но нисколько не сомневался, что недремлющее око не выпускает его из своего поля зрения.

Машина Фила выехала за город и помчалась по хайвэю вдоль моря. Маша беспрерывно говорила – рассказывала все новости, случившиеся за последний месяц от покупки нового телевизора до обеда в любимом китайском ресторанчике. Наконец они свернули на дикий пляж, который открыли еще три года тому назад, причем совершенно случайно. Просто машина вдруг сломалась, и пока ждали аварийку, обследовали окрестности и наткнулись на маленькую живописную бухту.

Маша тут же побежала купаться, а Фил стал выгружать из автомобиля все необходимое для пикника. Покрывало, полотенца, мини-холодильник.

Подержал в руках коробку с воздушным змеем, решая, стоит ли его доставать или оставить в багажнике – ветра все равно нет и места мало для разбега.

– Маш, змея запускать будем? – прокричал он плещущейся в прибрежных волнах дочери.

– Да!

Фил достал из коробки разноцветного бумажного красавца, полюбовался, принялся разматывать бечевку.

Шум приближающегося автомобиля заставил его оторваться от этого занятия. Сюда редко кто сворачивал, любители искупаться предпочитали места более цивилизованные, где и душ принять можно, и мороженого купить, если захочется. Ну, разве что какая-нибудь влюбленная парочка сюда завернет, да и то редко – влюбленные парочки нынче предпочитают мотели со всеми удобствами.

Парочка, вышедшая из черного «Мерседеса», на влюбленных не походила. Мрачный лысый тип, похожий на индуса, и благодушный улыбчивый толстячок, чьи улыбки набили у Фила оскомину уже в Москве.

– How do you do, my friend? – спросил Толстый, подойдя поближе. Огромные черные очки, скрывающие его от солнца и посторонних глаз, уставились Филу в лицо.

Маковский на вопрос не ответил.

– Что-то вы не больно вежливы, – мягко пожурил Толстяк. – Конечно, понимаю, мы без звонка, но какие церемонии с друзьями?

– Пап, это кто? – Маша вылезла из воды, подбежала к отцу и с любопытством уставилась на незнакомцев. Представлять их Фил явно был не намерен.

– Иди-ка, со змеем поиграй… – он вручил ей коробку.

– Я не справлюсь одна, – Маша надула губки, отцовский тон показался ей слишком резким.

– Держи его покрепче за хвост, а мне надо с этим змеем разобраться…

Маша отошла с демонстративно обиженным видом, вертя в руках змея и явно не зная, что с ним делать.

– Ваше молчание слишком затянулось, – приступил Толстый к делу.

– А разве у меня есть выбор? – в упор спросил Фил.

Толстый снял очки, повертел в руках, потом опять водрузил их на нос.

– Видите, вот он я, – показное добродушие вмиг исчезло из его голоса. – Стало быть, выбора у вас нет. Поторопитесь, мы опаздываем.

– У меня здесь дочь. Может быть, проявите благородство?

– А мы уже проявили – сейчас за ней приедет мама, – Толстый повернулся к машине, махнул рукой.

С водительского места поднялся телохранитель, подошел к Маковскому и без лишних церемоний впихнул его на заднее сиденье.

– Дайте хоть с дочерью попрощаться! – Фил вырвался, побежал к дочери.

– Папа, ты куда? – Маша, увидев, что происходит что-то странное, помчалась ему навстречу.

– Наверное, в никуда, – вздохнул Фил. Крепко обнял девочку, поцеловал в щеку.

– А как же я? – она смотрела растерянно, переводя взгляд с отца на этих странных людей, не понимая, что происходит.

– Будь умничкой и жди маму.

Телохранитель опять подтолкнул его к машине, Толстый с индусом уже сидели на своих местах, и «Мерседес» сорвался с места, оставив на пляже плачущую Машу.

Фил смотрел в заднее стекло, пока пляж с одинокой фигурой дочери не скрылся за поворотом, потом спросил:

– Куда вы меня везете?

– В аэропорт. Вам придется лететь в Москву.

– Мне бы хотелось завершить кое-какие важные дела…

– Уверяю вас, наше путешествие и есть для вас самое важное дело.

– Я даже не могу заехать за вещами?

– Все необходимое мы вам купим по дороге.

Машина летела по дороге с бешеной скоростью. Больше никто не произнес ни слова за все время, что они ехали.

В аэропорту Фил невольно оглядывался, пытаясь найти глазами Мартина. Того нигде не было видно, что, впрочем, не значило, что ФБР выпустило Фила из своего поля зрения. Хотя откуда им знать, что Маковскому именно сегодня придется возвращаться в Москву. В принудительном, так сказать, порядке.

Фил волновался напрасно – Мартина он просто не разглядел. Тот стоял в отдалении, наблюдая, как Фила ведут к паспортному контролю, а потом достал телефон и долго о чем-то разговаривал…

Билеты были первого класса – на себя Толстый, видим, не скупился, а заодно и всем перепало – чтобы на глазах были.

От спиртного Фил отказался, от еды – тоже. Просто сидел в кресле, закрыв глаза, и притворялся спящим. А потом действительно заснул, и во сне видел себя бунинским «господином из Сан-Франциско», направляющимся в Новый Свет на корабле, под завязку забитом абсолютно разношерстной публикой. Тут был и Толстый, попыхивающий сигарой в углу бального зала, и Индус, разносящий напитки на серебряном подносе, и Марк-Антон, дирижирующий оркестром русских балалаечников.

Поляк со Стариком играли в карты, и Старик был почему-то в чалме. А за бархатной портьерой притаился некто незримый… Может, черт, а может, дьявол… Корабль качало из стороны в сторону, пары вальсировали по залу, с трудом удерживаясь на ногах, а в центре кружились в танце Наташа – во всем черном и с кровавой розой, приколотой на груди, и Волков в форме капитана корабля. Маковский наблюдал за ними издалека и вдруг почувствовал, как что-то сдавило ему горло… Шея его вытянулась, глаза выпучились, пенсне слетело с носа… Он рванулся вперед, хотел глотнуть воздуха – и дико захрипел; нижняя челюсть его отпала, и все тело, извиваясь, задирая ковер каблуками, поползло на пол, отчаянно борясь с кем-то…