Текст книги "Мир Кристины"

Автор книги: Анатолий Чупринский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

8

Той ночью тонкая линия грозовых облаков у самой линии горизонта укрупнилась и заметно приблизилась к беспечному городу Помпеи. Угрожающе черные, с далекими яростными вспышками молний, уже ровной траурной каймой окружали Помпеи, Везувий и все окрестности. Но жители, все как один, не видели этого. Или не желали видеть. Им лень было поднять сплошь хмельные головы от столов и кружек, и попытаться хотя бы посмотреть на звездное небо. Тогда, хотя бы некоторые из них, заметили. Не могли бы не заметить. Над Помпеями уже которую ночь не бывало чистого звездного неба. Оно каждую ночь сплошь покрыто черными, угрожающе косматыми облаками.

Впрочем, черное кольцо к утру, как правило, чуть отступало. И с восходом солнца над беспечным городом опять ярко светило ослепительное солнце.

Основательно выспаться Карлу Брюллову в ту ночь в роскошном особняке астролога Деция не дали. Арестовали веселую парочку среди ночи, почти под утро. Четверо здоровенных охранников, в шлемах, латах, с длинными копьями, подошли к дому и начали дубасить кулачищами в ворота.

Залаял лохматый пес, заголосила пышнотелая служанка. Деция вместе с Карлом выволокли из постелей и вывели на улицу.

Деций спросонья начал возмущаться. Мол, свободный гражданин свободного города имеет право… Но огромный охранник положил ему на плечо свою лапищу и, глядя в сторону, сказал:

– Молчи, пока стоишь.

И Деций смирился. На время.

Так их и вели через весь город, в окружении четырех охранников с копьями наперевес, как особо опасных государственных преступников.

Первый помощник правителя Помпей долговязый Сумий, который день пребывал в растерянности, граничащей с паникой. Приближались очередные выборы. Остаться на второй срок Гаю Юлию Полибию было крайне проблематично. Конкуренты всех мастей поджимали и справа, и слева.

Содружество «любителей долго поспать» выдвинуло на выборы своего представителя, лентяя и бездельница Марка Церриния Ваттия! Вот только этого не хватало! Этот самый Ваттий был отменным демагогом и краснобаем, мог взбаламутить общественное мнение в самый неподходящий момент.

Да еще этот, Деций. Со своими мрачными пророчествами тоже мог вконец испортить всю предвыборную компанию. И правитель Помпей Гай Юлий Полибий потребовал от Сумия решительно разобраться с надоедливым сумасшедшим астрологом.

Карла Брюллова и Деция подвели к дворцу правителя Помпей и, без всяких объяснений, втолкнули в подвальное помещение с единственным маленьким окошком почти под самым потолком. На полу лежала только охапка соломы.

Карл долго стоял неподвижно, прислонившись спиной к шершавой стене. Деций, напротив, тут же удобно устроился на соломе, достал из-за пазухи лепешку, завернутую в платок, разломил ее пополам и, подмигнув Карлу, протянул ему половину.

Карл отрицательно покачал головой. Еще никогда в жизни он не попадал в подобные ситуации. Никто и никогда его не арестовывал, никто, кроме деспотичного отца, да и то, в далеком детстве, не смел поднимать на него руку. А тут… Сонные охранники несколько раз давали ему подзатыльники и нагло тыкали тупыми концами копьев в спину. Правда, как-то привычно, равнодушно и беззлобно.

Но все равно, это ничуть не смягчало ситуацию. Карл только глубоко вздохнул и помотал головой.

«Когда встречаешься с неизбежным, приветствуй его обеими руками!» – некстати пронеслось у него в голове. Взглянув на астролога, художник невольно улыбнулся.

Деций с аппетитом поедал лепешку. По всему было видно, он не теряет присутствия духа в любых положениях.

В углу подвала показались мордочки двух любопытных крыс. Но Деций топнул на них ногой и те, вильнув хвостами, скрылись.

– Я разочарован в крысах, – вздохнул Деций. – Переоценивают их умственные способности. Если б они обладали такой интуицией, какую им приписывают, давно бы покинули город. А эти… самые заурядные животные. Почти без мозгов.

Карл тяжело вздохнул и опустился рядом с астрологом на солому. Прислонился спиной к стене и прикрыл глаза. Через час он уже крепко спал.

– Где вы были на этот раз, Великий Карл?

Глаза Юлии горели неподдельным детским любопытством.

– В тюрьме.

– Господибогмой! За что-о!? – ужаснулась графиня.

– Паникерство и распространение ложных слухов о, якобы, грозящем городу землетрясении. Ну и все такое.

– Господибогмой! – только и смогла прошептать графиня. Потом осторожно поинтересовалась. – Надеюсь, условия там были…

– Вполне, – успокоил ее Карл. – Любовь моя! Каждый порядочный человек хоть раз должен посидеть в тюрьме. Расширяет кругозор, обогащает. Мне, как художнику, подобное просто необходимо. Я бы обязал всех учеников Академии художеств специально…

– Господибогмой! Что вы такое говорите!?

Искусствоведы любых времен абсолютно не ведают, какого напряжения физических и духовных сил стоит создание шедевра. Им лишь бы гармонию алгеброй проверить. А гармония рождается в муках.

Дважды за одну только неделю от перенапряжения Карл терял сознание. Дважды его на носилках уносили из мастерской и в карете графини Самойловой перевозили в номер гостиницы под присмотр местных лекарей.

И только когда на огромном полотне появился общий композиционный набросок будущей картины, обессиленный Карл «Сдался на милость» графини Юлии. Устроил себе римские каникулы.

Возвращение из Неаполя в Рим заняло бесконечную неделю, в течение которой Карл нетерпеливо вздыхал и, по выражению Юлии, постоянно «бил копытами», пока опять не вернулся к работе.

Графиня Юлия медленно прохаживалась по мастерской художника. Взад-вперед, взад-вперед… Длинный шлейф ее прекрасного нового платья, на которое, кстати, Карл даже не обратил внимания, просто не заметил, шуршал по полу, как волны морского прибоя.

– Может быть, вам стоит пригласить натурщиц? – осторожно поинтересовалась Прекрасная Юлия.

– Моя фантазия богаче.

Карл ни на секунду не отрывался от картона. Из-под его карандаша непрерывным потоком, как из рога изобилия, сыпались все новые и новые наброски… Детали одежд, предметы быта, части зданий, чьи-то глаза, отдельные части лет, куски пейзажей…

Графиня подошла к окну и долго смотрела на крыши вечного города. Был прекрасный яркий солнечный день.

Ах, как хорошо было бы сейчас куда-нибудь поехать!

– Господибогмой! – повернувшись к нему, обиженно заявила графиня. – В чем, в таком случае, состоит моя помощь?

– Просто будьте рядом, – бормотал художник.

Дни летели с такой скоростью, с какой листы бумаги вылетали из-под карандаша Карла.

По Риму начали циркулировать слухи. Карл Брюллов создает нечто масштабное, громоподобное. Наиболее любопытные из газетчиков не раз пытались, под видом разносчиков мелких товаров, проникнуть в мастерскую. Но бдительная Юлия наняла двух дюжих молодцов и поставила их, как «атлантов» на улице у входа.

– Карлуша! Ты опять в запой ударился?

Без стука и приглашения в мастерской художника возникла фигура Михаила Глинки. Будучи ближайшим другом Брюллова, он никогда не утруждал себя уведомлениями, просьбами о разрешении и прочими светскими штучками. Вваливался в мастерскую художника, когда ему вздумается. «Запоем» он называл рабочее, творческое состояние. Кстати, и первичным значением этого понятия не брезговал.

– Когда закончишь? – спросил он, мельком взглянув на разбросанные по всей мастерской эскизы и наброски.

– В четверг. После дождя, – раздраженно ответил Карл, ни на секунду не прерывая работы. – Ни днем раньше.

– Тебе впору объявление повесить! – веселился великий композитор. – «Работаю всегда!».

– От такого и слышу! – мрачно бросил Карл.

После визита Михаила Глинки, Карл потребовал от Юлии, чтоб ее «атланты» к нему в мастерскую не пускали больше никого.

– Даже меня? – машинально спросила графиня, заранее уверенная в отрицательном ответе.

Каково же было ее изумление, когда ее любимый Карл, не отрывая остановившегося взгляда от полотна, на котором, кстати, ничего вразумительного еще не было прорисовано, пробормотал:

– Никого означает никого.

Графиня Юлия поначалу растерялась. Потом решила оскорбиться, но все-таки сдержалась.

– Господибогмой! Может быть, мне уехать? – холодно поинтересовалась она. – Скажем, на неделю-другую в Париж.

– Лучше в Берлин.

– Чем Берлин лучше Парижа?

– Берлин отдаленнее от Рима, – ответил художник.

Это было уже откровенной грубостью. Карл по-прежнему, остановившимся взглядом смотрел на полотно. Вернее, в одну какую-то, ему одному видимую, точку на полотне.

Графиня вспыхнула и, хлопнув дверью, чего за ней никогда, ни до, ни после этого происшествия не замечалось, быстро вышла.

Уже на следующее утро она объявила всем знакомым, будто немедленно покидает Рим. Но сборы как-то затянулись…

Разумеется, она не уехала ни в какой Париж. И уж тем более в Берлин. Прекрасная Юлия издали наблюдала за мастерской Карла. Для этой цели она наняла двух частных сыщиков, которые с крыши соседнего дома подглядывали в окна мастерской художника и ежевечерне докладывали графине, что там и как.

Кроме того, она каждый день подсылала свою служанку с набором продуктов, которую та, в плетеной корзинке протискивала в щель двери.

Два частных сыщика лежали на крыше дома, напротив мастерской художника, глазели в окна и лениво переругивались:

– Гляди, гляди! Как петух вышагивает! Смех, одно слово.

– Работа, не бей лежачего. Помазал кисточкой, получи деньги. Побегал бы он, как мы, с утра до вечера за каким-нибудь богатым субъектом. Да еще все замечай, запоминай.

– Петух, одно слово! И грозно так поглядывает!

– Интересно, сколько он получит за эту мазню?

– Мильон!

– Ну, это ты хватил. Я бы за такую пачкотню и одной лиры не дал. Все эти живописцы… бездельники. Им бы побегать, как мы…

– Ну, сегодня-то мы не бегаем. Лежи себе, загорай…

– Обидно! Одни трудятся в поте лица, другие деньги направо налево швыряют.

– Ты о ком это?

– О клиентке нашей, о ком еще! Вот уж у кого денег!!!

– Твое дело маленькое. Наблюдай, все подмечай и подкладывай клиентке. Чужие карманы, не твоя забота.

– Интересно, сколько он получит за эту мазню?

– Заткнись! Смотреть мешаешь.

– Если молчать время бежит слишком медленно.

– Не умничай!

9

Для любящих время движется особым образом. Вдохнула у форточки ранним утром ОНА на одном конце города, делая гимнастику, – прошла неделя. ОН, на другом конце города, сильно выдохнул, отложил кисти в сторону – промелькнула другая.

Каждый вечер долгие встречи. Каждую ночь бесконечные разговоры по телефонам. Недели мелькали рекламными клипов на ТВ. Дни просто с ума сошли. Летели со скоростью взмаха ресниц. Короче, не успели Кристина с Майком перевести дыхание, впору уже юбилей отмечать. Месяц со дня знакомства.

В тот день Майк подкатил на джипе к детскому центру творчества «Логос». Само собой максимальным эффектом. С угрожающим ревом двигателя, кошачьим визгом тормозов и пронзительным музыкальным сигналом клаксона, «Где же, моя Сулико!». Вдобавок, выйдя из машины, достал сотовый и долго делал вид, меряя шагами двор, будто темпераментно обсуждает какие-то неотложные бизнес-проблемы.

Несколько десятков детских голов одновременно возникли во всех окнах центра. Занятия были явно прерваны раньше времени. Сплющив носы о стекла, детские рожицы застыли в неподвижности. Приземление инопланетного корабля произвело бы, куда меньшее впечатление. А когда из парадной двери вышла сама КрисИванна, и независимой походкой направилась к джипу, приветливо махнув ручкой его владельцу, детские рожицы из всех окон как ветром сдуло. Уже через секунду толпа детей из всех групп высыпала во двор. Кто в чем! Кто в балетных пачках, кто в форме летчика времен отечественной, кто зайчиком, кто белочкой. У большинства девочек в руках почему-то оказались разноцветные мячики.

Когда КрисИванна отчаливала от «Логоса» дети всех групп устроили народное ликование. Кричали девочки «Ура-а!» и в воздух мячики бросали. Мальчишки оглушительно свистели, как на футболе после удачно забитого мяча в ворота бразильцев.

– Сволочь Рублево-Успенская! Сталина на вас нет! – шипела Лариса, свет, Васильевна, глядя из окна на отъезжающий джип последней модели.

Как ни верти, время бежит, годы уже не те, здоровья никакого. А до победы коммунизма во всем мире или хотя бы в одной, отдельно взятой стране, еще трудиться и трудиться. Сил едва ли хватит. Впору организовывать новую «Народную волю». И взрывать всех этих олигархов. Без всякой пощады.

Нет, сил уже не хватит. А жаль. Жизнь прошла, а результат?

Джип Майка плавно, медленно и даже, как бы, величественно двигался в узком потоке по запруженным улицам центра. Внушительный корвет в узком канале среди себе подобных и прочей мелочи. Катеров, яхт, ботиков с подвесными моторами.

И только когда вырвались на простор третьего кольца, Майк прибавил газу.

– Пожалуйста, потише. Не люблю быструю езду. И вообще, машин. Я боюсь.

– Со мной вы в полнейшей безопасности, – самоуверенно заявил Майк.

– Не уверена. Сбавьте, пожалуйста, скорость.

Майк согласно кивнул, но и не подумал уменьшить скорость.

– Теперь ваше слово для меня непреложный закон.

– Теперь? Что вы этим хотите сказать?

– Кристина, милая! Нам давно пора перейти на ты. Вам не кажется?

– Хорошо, – пожала плечами она, – Только это ничего не изменит.

Майк только хмыкнул и покачал головой.

– Ну и характер у вас!

– Это не характер, – возразила Кристина, – Способ существования. С детства привыкла никому не доверять.

– Надеюсь, я исключение? – улыбнувшись, спросил Майк.

– Следите лучше за дорогой. Вы безобразно водите.

– Да-а!? Впервые слышу! Я лучший водитель в своем классе.

– Господибогмой! Сколько вас, в вашем классе? Раз, два и обчелся.

Оба быстро посмотрели друг другу в глаза и нервно рассмеялись. Кристина впервые пригласила Майка в гости к себе домой. Официально, так сказать. Майк все понял. Девушка, наконец-то, решилась перейти рубикон, сжечь мосты и все такое. Он слегка заволновался. Если совсем начистоту, волновался очень. О Кристине и говорить нечего.

Первый раз в жизни она пригласила к себе в дом мужчину. Сама! Первая сделала шаг. Конечно, Майк обложил ее со всех сторон, не оставил бедной девушке никакого выбора. Не идти, в самом деле, опять к нему в мастерскую! О той встрече у нее остались исключительно негативные воспоминания.

Кристина долго и тщательно готовилась к визиту Майка. Достала с антресолей раскладной журнальный столик, накрыла его симпатичной вязаной скатертью. Две салфетки, два бокала, (вино, разумеется, должен принести мужчина, так положено), две свечи в старинных подсвечниках и две розы в продолговатых вазочках, из чудом сохранившихся. Красная и белая. Кристина все продумала. До мелочей. Они будут сидеть при свечах за столиком, пить вино и смотреть друг другу в глаза. А потом.… Потом видно будет.

Разумеется, все пошло по совершенно другому сценарию.

Уже в тесном коридоре, как только вошли, (Кристина не успела даже зажечь свет), Майк схватил ее, крепко прижал к себе и начал целовать. Кристина ничуть не удивилась. Даже когда он поднял ее на руки и понес в комнату.

По пути к тахте, Майк как-то неловко задел ее ногами торшер. Раздался оглушительный грохот. Торшер упал на пол. Вслед за ними с полок начали падать книги.

Нет, Майк не был груб. Он догадывался о состоянии Кристины. Потому обращался с ней отнюдь не так, как с предыдущими девицами. Был максимально осторожен и даже нежен. Но в какой-то момент он потерял голову. Напрочь перестал себя контролировать.

И Везувий взорвался.

Оглушительный грохот был слышен на многие сотни километров. Тучи пепла и град камней обрушились на город. Раскаленная лава отрезала жителям путь к спасению.

– Господибогмой!.. Господибогмой!.. – стонала Кристина.

Она оказалась в самом эпицентре землетрясения. Она лежала распластанная на земле в центре площади Помпей. Она сама была эпицентром. Была землей, которая содрогалась под чудовищными ритмичными колебаниями, идущими сверху, и откуда-то изнутри. Отовсюду. В ее воспаленном сознании яркие вспышки молний выхватывали одно за другим мгновения чудовищной катастрофы…

На фоне огненно-красной лавы, вытекающей из жерла Везувия, по узкой улочке, ведущей к площади, метались обезумевшие от страха люди…

Слева пронеслась колесница со сломанной осью, оставляя за собой только обломки. Седок еще старался удержать испуганных коней, но его молодая жена, сброшенная на мостовую, уже была убита смертельным падением…

Чуть в стороне молодая мать крепко обнимала и прижимала к себе двоих дочерей, в ужасе глядя на надвигающиеся потоки лавы…

Мимо, чуть не наступив на лежащую Кристину, двое юношей пронесли на руках своего отца, дряхлого старика…

Справа какой-то живописец с ящиком красок на голове, похожий на Карла Брюллова, оберегал прелестную молодую женщину, уже теряющую сознание…

Совсем рядом алчный старик, подбирал с мостовой, уже никому ненужное и такое бесполезное сейчас, золото…

Молодая чета, с прижавшимся к коленям матери ребенком, пыталась укрыться плащом от огненного пепла и града камней…

А земля под Кристиной все сильней и сильней колебалась, сотрясалась, вибрировала.

В чудовищно нарастающем ритме гибельного, вселенского катастрофического танца раскачивались и падали с крыш храмов скульптуры Богов…

Ритм колебаний все нарастал и нарастал.

– Господибогмой! Господибогмой! Господибогмой!

– Может, поцелуешь на прощание? – усмехнувшись, уже на пороге спросил Майк.

– Это лишнее, – твердо ответила она.

Как только за Майком захлопнулась входная дверь, и его шаги стихли на лестнице, Кристина защелкнула на собачку замок, прислонилась спиной к двери и с изумлением и страхом начала прислушиваться к себе.

Несколько секунд стояла в странном оцепенении.

Первая ночь с первым мужчиной в ее жизни не произвела должного впечатления.

Вот так!

Совсем не этого ожидала Кристина, когда мечтала, фантазировала об этом, когда в десятках вариантов представляла себе, как это произойдет, и что именно она при этом будет испытывать. Совсем не этого.

Все произошло как-то очень быстро и слишком примитивно.

Да, да! Точнее не сформулируешь, именно, примитивно.

Кристина не стала подходить к окну, не видела, как садится в свою уродливую машину Майк, не помахала ему рукой. Только когда услышала низкий гул отъезжающего джипа, она встряхнулась. Вошла в комнату, внимательно осмотрелась.

Потом начала педантично расставлять все по своим местам. Всех кукол, мишек, все книги, вазочки, шкатулочки. Этот непоседливый Майк с утра успел все предметы в квартире потрогать руками, рассмотреть со всех сторон и, разумеется, все поставить не на свои места. Не так, как они должны стоять. У каждой вещи в квартире Кристины свое точно определенное место. Импровизаций в этом вопросе Кристина не терпела.

Возвращая квартире прежний вид, вытирая несносную пыль, ежедневно невесть откуда возникающую, Кристина чувствовала, она освобождается от психологического давления Майка, от его мощного прессинга.

«Нет, нет!» – мысленно приказывала она себе. «Больше никаких встреч! Одной жить гораздо лучше. С этим типом можно, конечно, встретиться еще раз. Только один раз. И все! Может быть, два. Не больше. Сама не заметишь, как попадешь под его влияние».

Закончив уборку, Кристина подошла к зеркалу и внимательно осмотрела себя.

«Ничего мордашка!»

Потом взяла в шкафу свежее полотенце, вошла в ванную и второй раз приняла душ. Стоя под ниагарскими струями, Кристина мысленно прикидывала. Завтра, на худой конец послезавтра надо непременно сходить к Галине Петровне, подруге матери. Та работала в районной поликлинике. Надо на всякий случай ей показаться.

Кристина была очень чистоплотна. И слегка брезглива. Как домашняя кошка. Патологически боялась, каких либо последствий после первой ночи с первым мужчиной.

«Больше никаких встреч!» – мысленно повторила она приказ, готовя на кухне традиционный завтрак и параллельно наводя стерильную чистоту.

«Больше не звонить!» – пробормотал себе под нос Майк, втискиваясь в поток машин на Садовом кольце. «Сам не заметишь, как окажешься с хомутом на шее!»

И, разумеется, оба чудовищно заблуждались. Уже через час оба думали исключительно друг о друге. И мысленно постоянно пререкались.

Парадокс характера Майка заключался в одном, на определенном этапе жизни он стал наплевательски относиться к материальной стороне этой самой жизни. Вскарабкался на свою персональную Фудзияму, ну и ладушки. Что есть, то есть. Уровень среднего класса как-то поддерживался сам собой. Деньги были. Постоянно. Приличные деньги. Заказы шли косяком. Работа и вообще вся жизнь обрели некий автоматизм.

Любил ли он деньги? Да, нет. По большому счету, в отличие от всей своей тусовки, ему было глубоко наплевать на них. Разве только свобода. Деньги давали ощущение, пусть и ложное, обманное, но все же ощущение свободы.

Живопись? Страшно было признаться самому себе, но к ней стал равнодушен. К своей персональной живописи, во всяком случае. Где-то глубоко, в самом укромном тайнике души, в заповедной зоне пульсировал еще крохотный живительный родничок энергии, билась еще некая творческая жилка. Одно время Майк был уверен, все, точка! Он ремесленник, делец, профессиональный мазила. За что боролись, на то и напоролись. Родничок иссяк, творческая жилка биться перестала, атрофировалась за ненадобностью.

Но, нет! С изумлением и радостью и даже некоторым испугом, с момента встречи с Кристиной, он почувствовал! Родничок опять ожил, нервная жилка бьется все сильнее. А когда она совпадает с биением сердца, становится совсем как-то некомфортно. Хочется тут же сотворить нечто из ряда вон. И вовсе не в сфере живописи.

Стало быть, жив еще! Жив, Мишутка!

Свет единственного фонаря со двора шевелил тенями голых веток деревьев на потолке комнаты Кристины. Изломанные темные резкие линии складывались в причудливые абстрактные графические рисунки. И тут же распадались. Можно было бесконечно лежать на спине и разгадывать их смысл.

Кристина и Майк лежали на тахте под белоснежной простыней и сосредоточенно глазели на потолок. Можно подумать, им показывали на нем, как на гигантском экране какой-то увлекательный психологический детектив.

В темноте люди всегда почему-то разговаривают шепотом. Опыт пещерных предков. Не обнаруживать лишний раз себя во враждебном мире.

Майк и Кристина тоже переговаривались шепотом.

– Солнышко! Ты какая-то очень полноценная. Все у тебя просто и ясно. Да, да. И не перебивай, ради Бога. Легкая хромота только добавляет тебе шарма, обаяния. Даже сексуально, если хочешь. Знаешь, одно время у девиц было модно легкое косоглазие. Почему-то считалось, оно придает им сексапильности.

– Теперь пошла мода на хромоногих? – неожиданно зло спросила Кристина.

– Зачем ты так! Вовсе это не твой стиль.

– Наплевать мне на все моды. Я хромаю по жизни в ногу сама с собой!

Несколько секунд оба сосредоточенно молчали.

Странные разговоры ведут люди в постелях, на ночь глядя. Такой полет мыслей, такие глубины философии, такие интеллектуальные зигзаги, дух захватывает.

– Все-таки, ты наглый. Очень наглый.

– Ничего подобного!

– Самоуверенный, беззастенчивый, наглый тип.

– Внутри я скромный и неуверенный в себе. Даже интеллигентный.

– Внутри!? Господибогмой! Так глубоко внутри, не разглядишь в микроскоп.

– Мы сегодня не в духе?

– Я всегда в духе.

– Что-то не так? Что тебя опять не устраивает?

– Господибогмой! Ты можешь просто помолчать?

Майк глубоко вздохнул и несколько секунд, действительно, сосредоточенно молчал. Потом не выдержал, его распирало желание поговорить. Кристина напротив, была тиха, задумчива и сосредоточена на чем-то своем, глубоко личном.

– Солнышко! Я хочу сделать тебя счастливой.

– Хвастун! Помолчи!

– Есть у тебя мечта? Чего ты хочешь больше всего в жизни? Скажи, я все могу!

– Господибогмой, помолчи!

– Я очень серьезно. Я очень настырный человек. У меня куча влиятельных друзей. Практически могу все. Есть у тебя конкретное желание? Чего бы ты хотела?

– Чего бы я хотела? – задумчиво произнесла Кристина, – Тебе этого не понять.

– Где уж мне.

Кристина долго молчала. Потом, горько усмехнувшись, тихо сказала:

– Я бы хотела станцевать вальс с Шарлем Азнавуром. Хотя бы один тур.

Именно в эти минуты в аэропорту Шереметьево совершил посадку небольшой частный самолет. В Москву всего на два концерта прилетел всемирно-известный армянин. В смысле, француз. Озверелые толпы поклонниц всех возрастов с утра заполонили лестницы и проходы международного аэропорта. Два папараци даже подрались, за самое удобное место перед выходом из ВИП-зала.

– Шарль! Мы здесь! Мы тебя люби-им!!!

Еще вчера все желтые вечерние газеты на все лады восторгались этим выдающимся событием. Разумеется, Кристина знала об этом. И, разумеется, об этом выдающемся для любителей шансона событии понятия не имел удачливый художник портретист Майк Кустофф.

Шарль Азнавур остановился в отеле «Ренессанс», что уютно пристроился между бассейном и гигантским спортивным комплексом на Олимпийском проспекте. Самому знаменитому армянину в мире отвели лучшие апартаменты на четверном этаже.

Именно в них останавливалась сама Лайза Минелли, год назад посетившая Москву с кратковременными гастролями. Жители соседних домов, далекие от мира шоу бизнеса, с недоумением наблюдали, как какая-то стройная темноволосая особа в сопровождении многочисленной охраны каждое утро выгуливала свою собачку. Прямо на газоне перед отелем.

Американская звезда наверняка понятия не имела о наших народных обычаях. Это у них там, в америках газоны создаются для того, чтобы на них лежать, прогуливаться и играть в разнообразные игры на свежем воздухе. У нас же газоны существуют исключительно для того, чтоб на них любоваться. Желательно издали. Ступить ногой? Ни-ни! Ни под каким видом. Пронзительный свисток, наручники, камера предварительного заключения с бомжами, потом строгий судья в белом парике и все такое. Вообще, это довольно сложная проблема. Кто для кого? Газон для человека? Или человек для газона! На эту тему немало сломано копий, написано статей и.… Но мы отвлеклись.

Шарль Азнавур приятно поразил обслуживающий персонал отеля скромностью и непритязательностью. Не скандалил, доставлять ежедневно суп в кастрюльке прямо из Парижа не требовал, никаких экзотических блюд себе в номер не заказывал.

Еще в Шереметьево ошеломил всех встречавших тем, что сошел с трапа без всяческой охраны. Слава Богу, принимающая сторона заблаговременно позаботилась, на всякий пожарный заключила договор с охранным предприятием под названием «Беркут». Страшно подумать, что бы сотворили со скромным французом толпы озверелых фанаток. На куски бы разорвали. На память.

– Браво-о, Азнаву-ур! Браво-о!!!

Шарль! Шарль! Посмотри на нас! Мы здесь! Мы тебя люби-им!!!

В квартире Кристины Майк постоянно ощущал себя Гулливером в стране лилипутов. Хотя и старался изо всех сил не нарушить гармонию кукольной обители. Мысленно он почему-то именно так окрестил крохотную однушку Кристины. Не нарушать эту самую гармонию у него не получалось.

Чаще всего, по утрам, пока Кристина что-то колдовала на кухне, он отодвигал к стене журнальный столик, и ставил в центр комнаты кресло. Плюхался в него, закидывал ногу на ногу, рассматривал книжные полки и фантазировал свое будущее.

– А ты служил в армии? – неожиданно появившись в дверях, спросила Кристина.

– Откосил. Как и большинство моих приятелей.

– Если б я была мужчиной… – задумчиво сказала она.

– Твой любимый Карл Брюллов никогда не служил. Это не помешало ему…

– Брюллов гений. У гениев другое предназначение! – жестко ответила Кристина. Она повернулась и ушла на кухню.