Текст книги "Инспектор милиции"
Автор книги: Анатолий Безуглов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
18
Райбольница состояла из двух длинных хат, стоящих друг к другу под прямым углом.
Маленький двор, огороженный железной оградой, был чисто выметен и полит. Под редкой тенью прозрачных, тонких верб стояло несколько деревянных скамеек – крашеные доски на врытых в землю столбиках. Распахнутые настежь окна глядели в вербный садик бельмами затянутых марлей проемов. Несколько стариков грелись на солнышке, одетые в одинаковые, вылинявшие от стирки пижамы.
В приемном покое сказали, что свидания – с трех до семи. Было два часа. Но если мне спешно, разрешение дает главврач.
Главврач спросил, по личному или по делу. Я, поколебавшись, ответил:
– По личному.
Он пристально посмотрел на меня. Как-то странно хмыкнул:
– Что так не терпится?
– Служба…
– Разве что служба…– Он вздохнул и еще раз просверлил меня взглядом.– Значит, нет времени?
– К сожалению…– ответил я, смутившись.
– Ну-ну.– Он крикнул санитарке, чтобы та попросила Аверьянову выйти во двор.
Я поблагодарил и направился к двери. Главврач сказал:
– Пожалуйста, поприветливее с больной…
– Конечно,– поспешил я ответить. И, не удержавшись, спросил: – А что?
Он пожал плечами – какой, мол, недогадливый: больных надо беречь от волнений…
Лариса встретила меня тревожными глазами.
– Здравствуй,– сказал я как можно приветливей.
– Здравствуй, Дима. Садись.– А глаза ее спрашивали: «Ты с хорошими вестями или с плохими?» .
– Я тут по делам разным, и время как раз свободное… Решил проведать. Что у тебя?
– Так, нервы, говорят.– Она последний раз взглянула мне в глаза: «Больше ничего?»
– На днях заходил в библиотеку. Взял кое-что почитать. Раиса Семеновна отлично справляется. Ты, значит, не волнуйся. Выздоравливай.
– Спасибо, постараюсь…– ответила она.
– Геннадий-то Петрович каков?
– Что? Что Геннадий Петрович? – переспросила она. И я понял, что для нее не существует сейчас Геннадий Петрович и вообще этот мир далек от нее, потому что главное – нечто другое. Но что это другое? Может быть, Чава?..
– Комнату так и не отдал. Для музея.
– Ничего не поделаешь… У тебя как?
– Нормально. Славка Крайнов отмочил: к Ледешко в сад залезли, яблоню обчистили.
– Да?
– Она, понимаешь, сохраняла для снохи… Больная у нее сноха… Скороспелка… Это я о яблоне.
– Нехорошо получилось. Ты что, в Крученом недавно был? – И снова вопрошающий взгляд.
– Нет… Теперь, конечно, надо съездить. Намылить пацану холку…
Вдруг Лариса спросила, решив, наверное, разрубить мучающую ее неизвестность:
– Маркиза не нашли?
– Нет.
Не нашли Маркиза, значит, и его, Чаву… Глаза у нее, как мне показалось, потухли. Я не знал, о чем разговаривать.
Не сидеть же просто так и хлопать глазами. И чтобы не молчать, сказал:
– Бабка Настя твоя– молодец. И ее, значит, коснулся научно-технический прогресс…
Лариса покачала головой:
– С чего ты взял?
– Читает много. По атеизму…
– Кто? – удивилась Лариса.
– Да твоя хозяйка, Самсонова. Девушка рассмеялась:
– Она малограмотная. Ты бы посмотрел, как она заявление пишет. О смысле только догадаться можно.
– Как же так? В ее абонементной карточке даже такая мудреная книга записана: «Эволюция современного католицизма»…
Лариса вздохнула:
– Это Раиса Семеновна меня оберегает. Заботится. Вот и записывает всем в карточки липу. Говорит: учили, мол, вас, да не тому. Главное в нашем деле – отчетность. Показателей – не счесть. У нас как: выполнишь план по оборачиваемости книгофонда, требуют провести работу по научно-технической литературе. Проведем. Опять что-нибудь новое – по экономике и управлению. Не успеем разделаться,– по сельскому хозяйству. Недавно из райотдела культуры приезжали. Ругали меня. Раиса Семеновна, значит, решила «подтянуть» показатели. Чтобы в районе успокоились.
– Но неужели там идиоты?
– Зачем? В районе знают. Но ведь им тоже надо составлять отчет для области… На что не пойдешь ради галочки…
– Ох уж это «для галочки»!– вздохнул я.
Меня самого недавно пропесочили в РОВДе. Кто-то подсчитал, что с тех пор, как в Бахмачеевской инспектором стал я, число нарушений возросло. Выходит, Сычов просто-напросто многое скрывал. Во всяком случае, поговаривали, что самогонщикам в станице жилось до меня вольготней. Дружина бездействовала. Да и как ему было следить за порядком, когда у него самого рыльце в пушку!.. Выходит, писать обо всем добросовестно не следует? Ведь на основании моих справок начальство составляет отчеты для области, а область – для республики. И если все эти отчеты писать по системе Раисы Семеновны или Сычова, то можно себе представить, сколько липы тогда течет наверх!
Но кому это надо? Кто заинтересован в этой глупости? Самое смешное – никто! Никому такое надувательство пользы не приносит. Скорее всего – вред. И если подсчитать хорошенько, вред немалый…
И я, почему-то вспомнив по ассоциации, рассказал Ларисе о случае, приключившемся с прокурором нашего района. Касательно этой самой липы. И если бы сам не услышал об этом из уст райпрокурора на совещании, просто не поверил бы.
Прокурор у нас, как я уже говорил, женщина. Ее пригласили от общества «Знание» прочитать лекцию в техникуме. Лекцию предполагалось оплатить. Райпрокурор взяла путевку в правлении общества и поехала в условленный день к студентам. Но по какой-то причине аудитория не собралась. Райпрокурор оставила путевку в дирекции техникума, договорившись, что приедет в другой раз, когда студенты будут более свободны.
Опять назначили день, но в этот раз был занят лектор. Тут подошли летние каникулы, студенты разъехались по домам. Через некоторое время в прокуратуру звонит председатель районного отделения общества «Знание» и просит нашего прокурора прийти за гонораром. Та удивилась и сказала, что вышло недоразумение: лекцию она не прочла. Председатель подивился еще больше и процитировал отзыв дирекции техникума, где говорилось, что «лекция была прочитана на высоком идейно-профессиональном уровне и неоднократно прерывалась аплодисментами».
– И что прокурор? – спросила Лариса.
– Просто рассказала, как было дело.
– И все?
– Все.
– Я бы на ее месте привлекла руководство техникума к ответственности.
– Тогда и тебя надо привлечь. Да и меня, наверное… И вообще ввести в Уголовный кодекс статью «За липу»…
– И правильно,– улыбнулась Лариса.– Поуменьшилось бы всяких отчетов. Боялись бы попасть под эту статью.
За разговором она оживилась, и, когда пошла провожать меня до выхода, я чувствовал: ей хотелось бы еще поболтать.
– Скучно здесь? – спросил я.
– Не театр, конечно. Особенно по вечерам. Понаслушаешься всякого. Здесь говорят только о болезнях. Люди все одинаковые. Как в бане. Ни рангов, ни постов. Все откровеннее. И такое встретишь, прямо не верится.
Прощаясь, она задержала мою руку:
– Спасибо, Дима. Поговорили с тобой – прямо легче на душе стало.
Я не знаю, что и ответил. Радостно колотилось сердце. И только за воротами вспомнил – так с ней о деле и не поговорил. Язык не повернулся. Да, товарищ младший лейтенант, когда ты научишься сдерживать свои чувства? Но как это сделать?
…Помня разговор с Ларисой о Раисе Семеновне, я еще раз забежал в библиотеку. Взял свою абонементную карточку. И не мог сдержать улыбки. В нее было записано: «Советское бюджетное право», «Правовая кибернетика», «Мировое государство: иллюзия или реальность?»…
Эти книги я и в руках не держал. Но Раисе Семеновне ничего не сказал. Зачем обижать старушку? Намерения у нее были благие…
19
Я обогнул Крученый, оставил в кустах «Урал» и теперь уже пешком отправился искать стадо.
Жарило вовсю. Я расстегнул ворот рубашки, сдвинул козырек на самый лоб, чтобы он хоть немного прикрыл глаза от слепящего солнца.
Коровы были на водопое. Стоя по колено в воде, они сгрудились вдоль берега реки, припав к воде застывшими, полусонными мордами.
Славка, сидя по-турецки в жидкой тени прибрежных кустов, хлопотал над маленьким костерком из сухих прутьев ракитника. Над прозрачным пламенем, совершенно не дававшем дыма, кипела вода в помятой алюминиевой кастрюльке с дужкой.
– Здрасьте, Дмитрий Александрович. Как раз к чаю подоспели,– приветствовал меня подпасок. В его голосе я уловил едва проскальзывавшую тревогу.
– Пекло такое, а ты – чай…– сказал я, устраиваясь на мягкой песчаной земле подальше от огня.
– Наоборот. Сырой водой в такую жару не напьешься. А крепкий чай – за милую душу.– Он порылся в сумке от противогаза, достал фунтик из газетной бумаги и высыпал в кипяток заварку. Вода вспенилась, окрасилась в коричневый цвет. Славка подцепил дужку кнутовищем и снял чай с огня.– Сергей приучил.
Он вынул из котомки несколько крупных картофелин, сваренных в мундире, два больших, с кулак, помидора, яйца, хлеб, соль и разложил на чистой белой тряпице. В дешевом металлическом портсигаре он держал леденцы, слипшиеся от теплоты.
Парнишка налил чай в единственную кружку и протянул мне:
– Пейте. Кушайте. Это бабка Вера меня снаряжает. От еды я отказался. Прихлебывая терпкий горьковатый напиток, я смотрел, как Славка не спеша, с аппетитом разделывается со своим завтраком. Кожа на его лице, шее и руках загорела, нос облупился.
Он был совсем еще пацан, и в нем, наверное, бродили всяческие мысли и желания, в которых он вряд ли отдавал, себе отчет. Что я мог ему сказать, как образумить, объяснить цену человеческих поступков, их истинную значимость? Разве он поймет, что в детской своей непосредственности, пристрастии к обыкновенным мальчишеским подвигам, как, например, набеги на чужой сад, можно действительно нанести кому-то урон и обиду, какую нанесли они Ледешко?
Я в его годы был таким же. И с ватагой сорванцов-одногодков отмачивал еще штуки похлеще.
Мне вспомнилась в Калинине пожарная команда. На заднем дворе пожарники развели и любовно ухаживали за грушевым садом. Кто-то из них, наверное, был садоводом-любителем, потому что груши были отменно хороши на вкус. Может быть, они казались такими, потому что запретный плод сладок.
И что мы, ребята, делали? Как только созревал урожай, звонили вечером из телефона-автомата по 01, называя одну из самых отдаленных окраин города, и, подождав, пока ярко-красные машины, дико вопя сиреной, не вылетали одна за другой из гаража, бандой дикарей набрасывались на увешанные грушами деревья.
Позже, когда я ходил в дружинниках, эту историю рассказал подполковник милиции, тот самый, что сосватал меня в училище. Мальчишеская уловка, оказывается, поставила руководство пожарной охраны в неловкое положение. Они решили проанализировать, как и почему на сентябрь падает самое большое количество ложных вызовов. Из Москвы приехал научный сотрудник, составлял разные социологические, метеорологические, демографические и всякие другие графики…
Секрет раскрылся через несколько лет, когда другая, сменившая нас группа «налетчиков» была снята с деревьев пожарниками.
К тому времени научный-сотрудник уже успел на основе своих исследований написать и защитить кандидатскую диссертацию..,
Обо всем этом я, естественно, Славке не рассказал. Уж очень мало поучительного было в этой истории.
Я подождал, пока подпасок поел, завернул остатки еды в тряпицу и положил в сумку.
– Теперь тебе, наверное, поспать не мешает? – спросил я.
– Перемогу. Да и плохо на такой жаре. Голова будет дурная.
По его глазам было видно, что вздремнул бы он с удовольствием.
– Стадо не разбежится?
– Не-е. Выстрел при нем – бояться нечего.
– Так его слушаются? – удивился я.
– Еще бы! Чуть корова отстанет или потянется в сторону, он рога в бок – и все. Первое время думал, хана пришла буренке. Злющий бугай! Бьет куда попало, не смотря. Но пока обходилось. Раз, правда, долго одна корова хромала. Вон та, Ромашка.– Подпасок указал на темно-бурую корову с белой звездой на лбу.– Боялся, сляжет. Отошла. Зато теперь помнит хорошо, как ее проучили. Смирная стала. А как-то Выстрела увезли к ветеринару. Вот тогда я намучился – страсть! Я их кнутом, палкой, а им хоть бы хны! Что им кнут, после рогов и зубов Выстрела? Разбежались по степи, ищи-свищи. Дотемна искал. Кое-как пригнал домой. Троих нету. Что делать? Беда! Взял фонарик и опять в степь, Где искать? Куда податься? Пошукал, полазил, следы как будто ведут к старице, к той, где пацаны кувшинки рвут и раков ловят. Пошел по следам… Кругом темнота, ни души. Только лягушки орут вовсю.
– Дрейфил?
– Было маленько. Перепугался я уже потом. Страху натерпелся на всю жизнь. Подхожу к старице, освещаю фонариком – какие-то подозрительные бугры. Не успел я разглядеть, как они на меня бросились. Орут, топочут. Как сообразил, не знаю, кинулся к воде. И с размаху мордой в ил. Фонарик погас. Встал я, вытряхнул воду. Хорошо, загорелся. Не шибко намок. Направил свет на берег. Точно – мои телушки. Набычились, головы к земле пригнули, глазами сверкают. Я их по именам называю, ласково, нежно, языком цокаю, а они словно сбесились. Бьют передними ногами, чисто лошади. Стою я в воде, от злости и досады плакать хочется, а они как хищники какие-то, не признают меня.
Я улыбнулся. Славка тоже.
– Это теперь смешно. Тогда я их, наверное, час уговаривал. Ноги окоченели. Думаю, еще какой водяной схватит…
– Неужели веришь в эту чушь? Славка почесал затылок:
– Да не верю. А ночью все-таки боязно. Наслушаешься всякого. Говорят, щуки бывают огромные. Людей утягивают.
– Водятся?
– Есть. Но небольшие. Я их не люблю. Костей много. Бабе Вере нравятся.
– А чем кончилось с коровами?
– Утихомирились. Смотрю, хвосты опустили, подошли к воде, на меня смотрят. Я потихонечку вышел. Протянул руку. Они – мордами в ладонь. Признали. Повел я их в Крученый. Они все вздрагивали, к каждому шороху прислушивались…
Коровы полегли в кустах. Дремали, равномерно поводя челюстями и лениво отмахиваясь хвостами от слепней. Трудно было представить этих мирных животных в роли разъяренных хищников…
– И еще какая манера,– продолжал подпасок, выливая в кружку остатки чая и протягивая мне.– Как увидят какую зверушку – хомяка или суслика,– прямо с ума сходят. Хвост трубой– и бегут за ней сломя голову. Зверек нырнет в нору – и был таков. А за лисой несутся по степи всем стадом… Попадешься на пути– растопчут. Зачем она, лиса эта, сдалась им, не знаю…
– Дикий инстинкт, наверное, просыпается,– предположил я.
– Так ведь они ж травку едят, сено!
– Стадный инстинкт защиты от врага. Когда они еще бизонами или там зубрами были, не знаю…
– Чудно,– покачал головой Славка.– Они вон какие громадные, а тут лиса, суслик…
– Загадка природы.
– Верно. Их не спросишь. Не разгадаешь.
– Ну да. Узнают же, например, о звездах, которые находятся за миллионы и миллионы километров? Познают и это.
– Познают, наверное…
– Тебе-то хочется узнать? Славка задумался.
– А можно ли?
– Если учиться, наблюдать, читать. Ты читаешь много?
– Читаю,– ответил он неопределенно.
Я растянулся под кустиком ракиты и, прищурившись, смотрел на небо сквозь красноватые гибкие прутья.
– Конечно, мало читаю,– вздохнул паренек. – Книжки все пошли неинтересные. Баба Вера привезла из района целую охапку. Читаешь, а там глупость какая-то. Такой-то парень пошел к такому-то. В городе, конечно. Больше про Москву пишут. Пошли они в кино. Встретили третьего пацана. После кино пошли домой… Тоска смертная. Вот одну книжку стоящую я читал. Когда в городе жил. Вот не знаю только, чем кончилось. В ней описывается, как один дяденька отправился на Север, к волкам. Это не у нас было, в Канаде. И как он сдружился с волками, и они его не трогали. Здорово написано! Я после этого к волкам по-другому отношусь. Выходит, они полезные, волки. Питались только больными оленями, чтобы те других оленей не заразили и не рожали слабых, больных детей. Жалко, книга оборвана была, может, до половины. Хочется дочитать… А вы не читали?
– Нет, не читал.
Я прикрыл глаза, чтобы отдохнули от солнечного света. Тихий шелест кустов, плеск реки убаюкивали.
– Я бы сам хотел поехать на Север, к волкам,– продолжал подпасок.– Проверить…
– Здесь ведь тоже есть волки.
– Не то,– цокнул языком Славка.– Волки, которые водятся в степи, злые. Они скотину изводят без разбора. Корова ведь не дикий олень. Жирная, не убежит.
Я подивился здравым рассуждениям паренька.
– Так это ты, значит, на Север бегал? – спросил я.– К волкам?
– На Севере вообще диких зверей много… – Он нашел камешек и запустил в реку.
– Школу надо заканчивать. Поехал бы в сельскохозяйственный институт. Или в техникум.– Я поднялся. Даже сквозь закрытые веки пробивалась слепящая белизна небосвода. Перед глазами стояла красная, раскаленная пелена…
– Пошел бы…– буркнул Славка.– С моим батей пойдешь…
– А что?
– Говорил, сделает из меня человека.– Он усмехнулся.– Как вспомню – противно. Тошно на душе.
– Не понимаю.
– Он слесарем работает в ЖЭКе. Краны там всякие, батареи, унитазы…– Парнишка сплюнул.– Все меня таскал с собой. В деревне как? Помогают друг другу. Баба Вера сказывала, что весной заболела и огород ей соседи вскопали. Просто так. А в городе – за все гони монету…
Я видел, что Славка действительно задумывался о человеческих взаимоотношениях. Его больше тянуло к деревенской простоте и отзывчивости. И городскую меркантильность он не понимал. Меня самого воротило, когда люди меряли все на деньги: дружбу, работу, любовь.
Вспомнился рассказ одного отцовского приятеля, который по долгу службы бывает за границей. Там он непосредственно встречается с владельцами крупных предприятий: что ни на есть с классическими капиталистами. И вот что он наблюдал. У одного такого денежного туза попросили закурить. Он, конечно, спокойно предлагает сигарету. Попросивший закурить тут же отдает мелкую монету – стоимость сигареты. И этот человек, который может запросто купить что угодно – огромный самолет, целый остров, даже маленькую страну,– как ни в чем не бывало кладет в карман монетку.
– Отец подвернет гайку – целковый,– продолжал Славка.– Ерунду какую переставит – пятерка. А потом хвастает: олухи, мол, крану цена рубь с полтиной, а хозяева трешку переплатят и еще рады, благодарят… Не могу я так. Вон и Сергей такой.
– Какой? – насторожился я.
– Не нравится ему ходить по людям, рубли сшибать. Он ведь до того, как пастухом стал, в фотоателье работал. Ходил по хуторам. Брал заказы на увеличение фотокарточек. Сам фотографировал. Вернее, только щелкал. Пленку ему заряжали в ателье. Халтурщики. Лишь бы нахапать побольше… Он рассказывал, а я вспоминал, как отец водил меня по квартирам. У отца дело, правда, побойчей. Подоходней. Но ведь тоже противно…
– Конечно, веселого мало,– согласился я.– Значит, Слава, одна у тебя дорога – учиться.
– Верно,– вздохнул парнишка.– А меня возьмут?
– Это от тебя зависит. Вот ты Сергея уважаешь…
– Уважаю,– убежденно сказал подпасок.
– Это хорошо, конечно. Но если бы у него еще какая-нибудь специальность была…
– Кому-то и стадо ведь надо пасти…
– Скоро, наверное, все пастухи будут со средним образованием. Или придумают какую-нибудь механику взамен тебя с Сергеем и Выстрела. Уже сейчас электропастухи есть…
– Это только в книжках пишут. А Сергей интересуется кое-чем. Все время «Неделю» таскал. Там про всякое пишут, интересно.
«Неделя»! Чава, значит, брал у Ларисы газету. И кое-какие номера не возвращал. По-свойски. Может быть, и тот номер?
– Слава, ты, кажется, всех ребят знаешь?
– Ну… – промычал он, почуяв, что заговорил я об этом неспроста.
– Поучил бы мальчишек уму-разуму. Жалуются хуторские…
– А что? – попытался он состроить невинное выражение на своем бесхитростном лице.
– Не знаешь? – усмехнулся я.
– Нет…
– Человека обидели. Крепко. (Славка стал смотреть на своих коров.) Ведь не подумали, что у него, может быть, горе. (Мальчуган испуганно посмотрел на меня.) У Ледешко обобрали яблоню.
– К нам тоже на баштан лазают за кавунами. Баба Вера на них метку ставит, букву «К». Думает, поможет. Все равно таскают.
– Приятно ей?
– Подумаешь,– махнул он рукой,– три-четыре кавуна! Не обеднеет…
– Считаешь, пустяки? (Славка промолчал.) А если Ледешко эти яблоки для больного берегла? Сейчас яблок мало, сам знаешь. Только скороспелки.
– Кто же это у нее заболел? – спросил паренек.
– Жена сына, сноха.– Я посмотрел ему в глаза.– Это правда. На Севере она. Витамины нужны…
Славка потупился. Такой оборот дела заставил его задуматься.
Больше про яблоки я ему ничего не говорил. …Через два дня у меня была Ледешко.
– Выхожу раненько утром скотину кормить. Гляжу, у самого крыльца что-то темнеется… Не поверите, товарищ начальник, яблоки мне возвратили. Может, даже больше, чем взяли. Усовестились, значит, пацаны… Я с почты. Послала сыну посылку.– Ледешко сияла. Не знаю, отчего. Оттого ли, что правда восторжествовала, или ей было приятно раскаяние Славки и его попытка замолить свою вину, что тронуло сердце сварливой женщины.– И что еще, товарищ лейтенант, кавун большой приперли…
– А на нем буква «К»? – не удержался я, улыбнувшись.
– Действительно, буковка была,– удивилась старуха.– А вы откуда знаете?
– Милиция все знает,– сказал я загадочно. Окончание этой истории я узнал позже. Оказывается, ущерб Ледешихи был возмещен за счет яблок из личного сада кузнеца Петриченко. Пацаны под руководством, конечно, Славки на сей раз устроили набег в соседний хутор, в Куличовку, подальше от своих сельчан. В общем, сделали хорошее…
Правду говорят: дорога в ад вымощена благими намерениями.
Теперь пострадавших было двое: Ледешко и колхозный кузнец.