Текст книги "Зелёные небеса [СИ]"

Автор книги: Анатольевич Короленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

– А если я не хочу учиться? – возмущённо начал я. – У меня своя жизнь, и я хочу обратно в свой мир...

И осёкся, увидев, как у Павла Анатольевича мгновенно побагровело лицо, а глаза вылезли из орбит.

– Что?!! – заорал тот, основательно орошая моё лицо летящей во все стороны слюной. – Мятеж? Да я тебя на каторге сгною, сучёныш! Приказано учиться – значит учиться, или ты в своём мире привык приказы нарушать? Царю нужны толковые офицеры, и это не обсуждается.

Полковник подскочил со стула, и направился к двери, на ходу распорядившись:

– Филипп, отведёшь парня на учёбу, бумаги готовы, заберёшь их дежурного.

– Слушаюсь! – вытянулся охранник у входа.

– Исполняйте! – и начальник Царской Безопасности вышел в услужливо открытую ему дверь, оставив меня в состоянии полного ступора. Это что такое было сейчас? Этот Лосев просто конченый дуболом, умеет замотивировать прямо-таки на уровне каменного века – не согласен с чем-то, тогда получай дубиной в лоб.

Дорогая бабушка, это в какую же задницу я попал? Да и какой из меня офицер? И на кой хрен мне это нужно, хоть бы поинтересовались ради интересы. Царю офицеры нужны, да пошёл он в жопу вообще, царь этот.

Тем временем молодой безопасник вышел следом за шефом, бросив на меня крайне неодобрительный взгляд, секундой позже я услышал шум запираемого замка. И про родителей не успел спросить – кто же знал, что полковник закатит истерику?

Минут через десять пришёл Филипп.

– Следуй за мной! – рявкнул он, кинув на меня тяжёлый взгляд исподлобья. – Без шуток, князь!

После продолжительной ходьбы по мрачным каменным коридорам, оказались в уже знакомой комнате с решёткой и злым толстяком. Тот сидел за своим столом, шелестя фантиками конфет, а перед ним стояла чашка кофе, распространяя вокруг ароматный запах.

– Опять этот? – скривил морду хозяин кабинета, увидев меня, аж конфетину в сторону отложил. – Мало тебе вчера бока намяли, ох мало... Принимай добро, нахал!

Он встал, кряхтя, из-за стола, подошёл к заставленному разномастными ящиками стеллажу, вытащил небольшую коробку и протянул её мне. Ну хоть на пол не кидает, как намедни, и то хорошо... В коробке оказался мой рюкзак, лежал пустой и свёрнутый отдельно. Рядом пакет с золотом и телефон.

– Это всё? – спроси у толстяка, тот уже вновь уселся за стол и взяв кружку, блаженно вдыхал запах напитка.

– А что, проблемы какие-то? – щёки жирдяя вновь возмущённо затряслись, а кофе вернулся на прежнее место на столе. – Ты довести меня решил, да?

Что они все такие нервные здесь? Лосев тот, до сих пор от него в ушах звенит, что этот пузатый баталер? Решив не доводить до греха, махнул рукой, мол, всё нормально, не ори.

– Что за люди? – толстяк с мукой во взгляде спросил у Филиппа.

Но тот промолчал, и подождав, пока я перекладу вещи в рюкзак сказал:

– На выход, князь.

Вышли вчерашним маршрутом во двор, и Филипп усадил меня в здоровенный лимузин, а сам расположился за рулём. Машина выехала из массивных ворот, и мы оказались в реденьком городском транспортном потоке. Автомобилей немного, в основном военные, внедорожники и грузовики, немногочисленные пешеходы сновали по тротуарам, спеша по своим делам. Постояв пару раз на светофоре, в котором, кстати, было всего два цвета – белый и красный, мы свернули на второстепенную улицу. Улица бедная, сплошные ряды лавок, торгующих всякой всячиной, затрапезного вида забегаловки с бомжеватого вида посетителями, словом, от неё несло какой-то тоской и безнадёгой.

Училище находилось в самом конце улицы, подъехали к высоким воротам, и Филипп предъявил вышедшему солдату в броне-костюме и с автоматом на плече какую-то бумагу. Тот пробежал по ней глазами и махнул кому-то невидимому рукой, мол, всё нормально. Ворота тут же стали медленно разъезжаться в сторону, натужно скрипя, и мы въехали на территорию.

– Выходи! – повернувшись ко мне, сказал Филипп, и после секундной паузы добавил. – Учись хорошо, князь.

Он протянул мне папку с какими-то бумагами, и сделал жест рукой, давай, не сиди, пошёл.

Вышел из машины, огляделся – я находился на огромной площадке -плацу, окружённой мощными трёхэтажными каменными домами -бараками. Суровую картину внутреннего расположенияучилища смягчали большие красивые деревья, множество вокруг зданий, кое где под ними аккуратные скамейки.

Тут же ко мне подскочил какой-то невысокий бородатый мужик средних лет, в офицерском мундире. Забрал папку из моих рук, пробежался по ней глазами, затем смерил меня важным взглядом и надменно произнёс:

– Добро пожаловать в наше военное училище имени Александра Лезина. Я его директор, майор в отставке, Паскельман Норман Бартович. С этой минуты ты мой с потрохами, постарайся вести себя хорошо и достойно учиться, чтобы в будущем не посрамить память своего великого деда.

Майор сузил глаза, и поиграв желваками, продолжил:

– Изволь ознакомиться с нашими правилами. Первое – твой взводный командир для тебя – царь и бог, конкретно с положением о единоначалии ознакомишься позже. Второе – дисциплина. За нарушение внутреннего устава и распорядка дня у нас предусмотрена система наказаний, высшей мерой которой является отправка на каторгу. Но со следующего года будет введена и высшая мера, так что подумай об этом. Третье – незаконное и самоличное оставление расположения училища, а это однозначно каторга сроком на десять лет, приравнивается к дезертирству в боевых частях. Это основное, остальное доведёт взводный. А теперь идёшь с документами в казарму номер три, и представляешься своему взводному, лейтенанту Сандалло. Вопросы?

– Нет, – каким-то не своим, севшим голосом пролепетал я.

– Исполняй!

Кивнул и потопал к дому с крупной цифрой "три", выполненной фигурной лепниной на фасаде.

– Стоять, курсант! – услышал я вопль за спиной.

Повернулся и встретился глазами с директором училища.

– На первый раз я прощаю вас! – сквозь зубы произнёс Паскельман. – Но впредь на команду вышестоящего по званию требую отвечать "слушаюсь". Всё ясно?

– Так точно! – так же сквозь зубы ответил я, чувствуя прилив какой -то дикой тоски.

– Выполняйте поставленную задачу!

– Слушаюсь! – мрачно буркнул я и поплёлся к казарме.

Поднялся на высокое крыльцо и вошёл вовнутрь, оказался лицом к лицу с молодым пареньком в смешной синей форме, похожей на лакейскую ливрею, но с большими красными погонами на плечах. За спиной у него висел здоровенный автомат, знакомый мне по оружейной комнате в форту, да и у разведчиков были похожие. А боец напрягся и заорал во всё горло:

– Внимание дежурному!

Осмотрелся по сторонам – длинный коридор с множеством дверей, из одной тут же выскочил парень лет двадцати в такой же синей робе, но с большим значком на груди, и тремя полосками на погонах. На его ремне красовалась большая кобура, из которой торчала рукоятка пистолета, весьма грозного на вид.

– Новенький? – увидев меня, важно спросил дежурный. – Следуй за мной!

Он развернулся, и направился назад по коридору, а я поплёлся следом за ним. Остановились у двери с табличкой "Лейтенант Сандалло".

Дежурный постучал в дверь и приоткрыв её, сунул голову:

– Разрешите?

– Разрешаю! – послышалось в ответ.

Вошли в кабинет. Накурено так, что под потолком чуть ли не тучи из дыма висят, кругом шкафы с папками бумаги, диван, сейф и стол, за которым сидел мужик лет тридцати пяти в камуфляжной форме, и что-то писал в большой тетради.

– Докладываю! – вытянулся дежурный. – Прислали новенького, привёл к вам!

Сандалло поднял от тетрадки большую, всю посеченную шрамами бритую голову и рявкнул ему:

– Свободен!

Дежурный вихрем вылетел за дверь, бросив на прощание "слушаюсь", оставив меня наедине с взводным.

– Давай документы! – тон лейтенанта надменен и строг, словно я ему денег должен, или обязан чем по крупному, словом, как к пустому месту обращается.

Подошёл к столу и положил на него свою папку с бумагами. Сандалло вальяжным жестом подобрал и кинул её перед собой, принявшись не спеша читать, совершенно не обращая на меня никакого внимания. Я же стоял перед ним, давя в себе острое желание взять со стола массивную пепельницу и приложить ей по этой бритой наглой башке, кулаки сжал так, что ногти впились в ладони. Что за хрень вообще творится? Меня происходящее нереально выводило из себя, что в купе с испытанными накануне стрессами сплеталось в опасную гремучую смесь, уже начинало мелко потряхивать.

– Тут пишут, что ты в одиночестве пробыл на Грязях пару дней, причём успешно и максимально адаптировался к окружающей среде, – оторвался от чтения лейтенант, и уставился на меня. – Это похвально, курсант, толковых людей сейчас дефицит... Что смог выжить среди гнезда Хвостов, и даже установить с ними контакт, хм, странно... Характеристика от ЦБ, там чушь не напишут.

Сандалло замолчал, и несколько секунд испытующе всматривался в моё лицо.

– Но нос не задирай, курсант, – произнёс взводный. – Тут элитное училище, абы кого не берут, для простолюдинов и посредственностей есть и другие учебные заведения, усёк?

Я кивнул, а тот продолжил:

– А раз так, то советую учиться как следует, и следовать каждой букве устава. Иначе накличешь суровые кары на свою голову. Обучение проходит по следующему плану – первые два года общевойсковой подготовки, следующие четыре строго по выбранной специальности. А какую выбрать, решить время будет в избытке. Основным начальником для тебя буду являться я, ты приписан к первому взводу третьей роты. Так... Сдать золото и средства связи, всё будет храниться в моём сейфе.

Я полез в рюкзак, и вытащив телефон, протянул его лейтенанту. Посмотрев на пакет с золотыми украшениями, вытащил самую массивную цепочку и одел на себе шею.

– Память! – пояснил я удивлённо поднявшему брови взводному, и тот кивнул, мол, хрен с ним, ладно. Остальное золото отдал Сандалло, лейтенант тут же вытащил из стола бланк и не спеша составил опись принимаемого имущества, затем подшил бумагу к моей папке. Закончив с этим, нажал на кнопку звонка на стене и через несколько мгновений в кабинет влетел дежурный

– Разрешите?

– Всё, забирай молодого и определи его в расположении. Ну и доведи распорядок дня, короче, чего мне тебя учить, сам знаешь!

– Слушаюсь!

Дежурный отвёл меня в большое спальное помещение, уставленное двухъярусными пружинными койками с тощими матрацами и зелёными грубыми одеялами. Указал на второй "этаж" угловой "шконки":

– Твоё место, тумбочка на двоих, твоя и курсанта, что напротив тебя, сверху. На койке разрешается только сидеть, спать и лежать без команды "Отбой" строго запрещено. Ясно?

– Ясно! – грустно кивнул я, мне как раз бы отлежаться бы немного, а тут такой облом.

– Дальше. Распорядок такой: подъём в шесть ноль-ноль, физические упражнения в шесть-тридцать, приведения себя и расположения в порядок семь -тридцать, а в восемь завтрак. Затем общее построение, а в девять начинаются занятия. Обед в тринадцать ровно, полчаса на отдых, затем занятия до восемнадцати ноль-ноль. Через полчаса ужин, с семи вечера до девяти свободное время, затем общее построение с проверкой и отбой в двадцать два ноль-ноль. В коридоре распорядок на стенде, почитаешь ещё. У тех, кто заступает на дежурство, после обеда отбой, затем отдельное построение в шесть вечера. Запрещено употреблять алкоголь и тем паче наркотики – если поймают с сипулином, всё, три года каторги.

– Что такое сипулин? – спросил я у дежурного.

Тот недовольно поморщился и сказал:

– Нельзя перебивать старшего по званию, за это наказывают. Сипулин – это наркотик, редкостная дрянь, привыкание с первого употребления. Ты что, курсант, совсем от жизни отстал?

Дежурный почесал репу, думая, что ещё сказать, затем прищурился и состряпав ехидную рожу выдал:

– И во ещё – у нас тут и девушки обучаются, общаться можно, но непотребные отношения караются каторгой. Но если дойдёт до свадьбы, то без проблем, чешитесь сколько хочешь, даже отдельный угол в общежитие выделят. И совместное прохождение службы по окончанию училища. Вопросы?

– Сейчас мне что делать? – спросил я его.

– Сейчас без пяти час дня, обед, пойдём, отведу тебя, ну а потом получишь форму курсанта и по распорядку!

Кинул пустой рюкзак в тумбочку, и мы вышли из казармы. На плацу уже чеканили шаг сотни ног в тяжёлых ботинках и множество глоток орали срывающимися юношескими голосами:

"– Не видать мне жизни, братцы.

За царя не умерев.

И с отвагой буду драться.

Как большой могучий лев..."

– Аппетит нагуливают! – видя моё удивление, пояснил дежурный. – Ну и совместное исполнение боевых песен усиливает сплочённость и братство. И ты скоро запоёшь, будь уверен!

Ага, подумал я, всю жизнь мечтал поорать какую-то хрень про царя... Толи дело, наши военные песни, там всё красиво и поэтично, как там пел Виталик Лаптев:

"На прощанье двери роты.

С шумом затворю.

Свои чёрные погоны я тебе дарю.

Этот номер автомата, и противогаз.

Я дарю тебе, салага.

Уходя в запас..."

Виталик привёз домой со службы кассету с солдатскими песнями, и мы часто их слушали в машине. Многие наизусть почти выучил, думал пойду служить, буду сам их петь. Спел...

Кормили здесь просто на убой. Каждому по большой тарелке вкуснейшего супа, на второе макароны с мясом, чай с пирожками. Вокруг уплетают за обе щёки курсанты, в основном примерно моего возраста. Столовая большая, красивая, на стенах натюрморты в золочёных рамах, цветы в горшках, словом достаточно уютно. В дальнем углу кушают девчата, их первыми в зал запустили, без идиотских песен на плацу, прошли строевым круг по плацу и за стол. А парней заставили раз пять встать и сесть перед едой, сержантам не нравилось, как не организованно и в разнобой усаживались курсанты за стол. О чём -то подобном, кстати, рассказывал Виталик Лаптев, говорил, что время, отпущенное на приём пищи ограниченно, и этим пользуются начальнички, не преминут поиздеваться на вечно голодными бойцами.

После обеда все курсанты расселись по курилкам и скамейкам, а меня дежурный повёл на склад, где старый одноглазый капрал выдал комплект формы с нижним бельём и кожаным ремнём. Одел всё это, посмотрел в большое зеркало и чуть не плюнул в отражение – клоун клоуном, просто пипец... Как из Деревни Дураков, что по телеку крутят, только баяна не хватает, тьфу!

– Нормальную форму заслужить надо ещё! – по видимому, понимая мои чувства, сказал старик. – Не всё сразу, сынок!

– А она мне нужна? – ответил я ему мысленно, пытаясь привести участившееся дыхание в норму.

– Распишись! – капрал сунул мне перьевую ручку и ткнул пальцем массивный, прошнурованный сургучовой печатью журнал. – И носи с достоинством, все великие люди нашей страны начинали с этого...

Глава одиннадцатая.

– Поприветствуйте нового курсанта! – торжественно произнёс преподаватель у исписанной мелом доски, когда дежурный закрыл за собой дверь с той стороны учебного помещения, и добрая сотня любопытных глаз уставилась на меня. – Князь Мартынов, Алексей Георгиевич, садитесь, князь. И зовите меня Леопольдом Робертовичем.

– Здрасте! – пробормотал я, чувствуя себя несколько неловко, и окинув взглядом класс в поисках свободного места за партой.

Помещение большое, три ряда по десять двухместных столов -парт, за которыми сидят курсанты и курсантки, девчат тут тоже немало, смотрят на меня с интересом нескрываемым, как на зверушку диковинную. Подошёл и уселся рядом с молодой девушкой, бросил искоса на неё короткий взгляд. Довольно симпатичная, светленькая, глаза синие -синие, как небо в жару над родным колхозом, сидит и смотрит на меня с полнейшим безразличием.

– Привет! – шепнул я ей, и она сдержанно кивнула в ответ.

– Итак, князь! – я аж подпрыгнул от неожиданности, ибо преподаватель совершенно незаметно подкрался ко мне, встал рядом и гаркнул чуть ли не прямо в ухо. – Ваш планшет.

И Леопольд протянул мне пластмассовую доску с экраном, размером с большую книгу. Взял в руки, повертел её – совершенно не понятный предмет, с виду прямо как доска разделочная.

– Ну что же вы, курсант? – с интересом уставился на меня преподаватель, очкастый мужик лет шестидесяти с открытым и интеллигентным лицом, которое совершенно не вязалось с могучей фигурой. – Включайте же, не стоит тратить наше общее время.

– Как? – я снова покрутил в руках доску, не зная, как к ней подступиться.

– Что как? – переспросил Леопольд Робертович, и его глаза под стёклами очков расширились от удивления.

– Включить как? – повторил я, а по классу пронёсся лёгкий смешок, и сидевшая рядом девушка окинула меня каким-то странным взглядом.

– Вы не видели ранее планшет? – поинтересовался преподаватель. – Что ж, княгиня Беликова, покажите несчастному курсанту, как пользоваться сим девайсом.

Моя спутница по парте обречённо вздохнула и взяв мой планшет в руки, сказала:

– Это кнопка включения, нажимаем её и прибор включится!

И точно, на поверхности доски загорелся цветной экран с надписью "Здравствуйте!"

– Нажимаешь на кнопку учебники, открывается папка с книгами за первый курс обучения, выбираешь необходимую и листаешь, – девушка ловко скользила пальцами по залитому яркими цветами экрану. – Если нужна тетрадь, жмёшь сюда, затем на кнопку буквенной раскладки, и печатаешь. Понял?

Я поднял взор, и утонул во взгляде юной княгини. Её красивые большие глаза участливо смотрели на меня, ожидая моего ответа, пухлые губы приоткрыты, обнажая белоснежные зубки, на мгновение я забыл, как дышать, просто сидел и тупо пялился на девушку.

– Понял? – переспросила она, и подвинула планшет поближе ко мне, поправляя светлую прядь волос, съехавшую из-за уха на лицо.

– Ага! – кивнул я, опомнившись от наваждения. – Понял.

Уткнулся взглядом в экран прибора, а Леопольд Робертович, уже вновь стоявший у доски распорядился:

– Открываем учебник на странице двадцатой.

Проследив за действиями Беликовой, повторил манипуляции, и прочитал на экране заголовок страницы: "Возникновение Империи".

Урок истории, значит...

– Летом 5060 года произошло величайшее событие нашей истории! – важно произнёс преподаватель, подняв вверх указательный палец. – Великий царь Антон Зубастый принял капитуляцию у последнего государства, с которым вёл боевые действия. И буквально через несколько дней подписал свой первый Имперский Указ, о присоединении завоёванных земель и образовании Великой Империи. Этот момент и считается точкой возникновения нашего государства, просуществовавшего в таких размерах до захватом власти негодяем Саймоном...

Незаметно для себя, погрузился в тяжкие мысли, пропуская мимо ушей разглагольствования Леопольда, проблемы и события этого мира меня мало волновали, провались он пропадом. Попал так попал, что ни говори... Окинул взглядом висящие на стенах класса старинные картины. С них на меня смотрели важные лица каких-то местных деятелей, один на лошади, посреди заснеженного поля, другой толкал речь с трибуны посреди каких-то надменных вельмож, третий в парадном офицерском мундире с аксельбантами, стоял, опираясь на шпагу... Интересно, они специально тренировались перед зеркалом, пытаясь корчить такие величественные рожи, или это появляется само, автоматически, пропорционально росту могущества и власти?

– Образование Империи помогло завоёванным племенам и народам приобщиться к ценностям цивилизации, у них появились медицина и образование, даже в некоторых местах, например, в Нижней Стравии, письменность и счёт, – как сквозь туман донёсся до меня голос историка. – Что положительно сказалось на уровне и образе их жизни, ибо, не при дамах будет сказано, извиняюсь, они по большому ходили прямо с лошади, даже не вытирая задницу.

Класс удивлённо загудел, но Леопольд движение руки прервал галдёж.

– Уже через двадцать лет после образования Империи, Стразия стала мировым научным центром мира, и среди многих выдающихся учёных были и местные аборигены, обнаружившие у себя страстную тягу к знаниям. Например, всем известный физик Мауроно Класиас, а кто знает, что он говорить научился в пятнадцать лет, до этого просто издавал звуки, подобные животным? Учитесь, тянитесь к знаниям, мои юные друзья, и будет вам успех и слава.

Курсанты вновь зашумели, удивлённые фактами из жизни местного дикаря, в последствии ставшего учёным, а я вновь ушёл в себя.

И что мне делать? Отучиться в этом зоопарке, получить погоны и в итоге сгинуть не пойми за какой хрен в лесу на Грязях? А надо ли это мне? Я и слесарем неплохо работал, после армии собирался поступать на агронома. Военная жизнь для меня чужда и беспробудно тосклива, как вечер на Марсе, совершенно не видел себя в рядах Царской Армии. Чужое всё вокруг, не моё, то что мне дорого – осталось по ту сторону портала. Родное село, друзья, спокойная и безмятежная жизнь, леса и поля, в которых неторопливые аисты вышагивают под ласковым голубым небом...

И как там мама с батей, у меня за них всё сердце изболелось, ну где же вы? Тоска вновь принялась грызть душу с какой-то неистовой силой, разгоралась как пламя, заставляя сжиматься сердце. Что там за побег дают? Каторга? А тут чем лучше?

Следующим уроком была алгебра. К ней у меня способностей не было никогда, дуб дубом, школу и то закончил милостью нашей математички, пожалевшей деревенского обалдуя, и давшей списать на экзамене. Во и сейчас сидел, тупо уставившись в исписанную формулами доску, совершенно ничего не понимая. Остальные курсанты что-то довольно толково отвечали, даже пытались отстаивать свои точки зрения. Вновь погрузился с головой в тяжкие размышления, и из них меня, причём не сразу, вывело обращение преподавателя:

– Курсант Мартынов! А что вы можете добавить к словам курсанта Миронова?

– Я не обучен математике! – поднявшись со стула ответил я, мне было глубоко наплевать, что сейчас подумают обо мне присутствующие в классе. – Умножать и делить умею, просто считать, а остальное для меня тёмный лес.

– И что, князь, вы даже не можете сформулировать простейшую формулу Айбиносова? – в голосе учителя появились истерические нотки, он подошёл о мне вплотную. – А чему же тогда вы обучены, милейший?

– Да всему понемногу, – пожал я плечами. – Работе...

– Работе? – с недоверием переспросил преподаватель, и на его лице появилось странное выражение. – Откуда вы?

– Я из... – начал было я, и с удивлением обнаружил, что не могу произнести два простейших слова "Другого мира". Язык просто отказывался повиноваться мне, что за чертовщина? Сглотнул пересохшей глоткой и попробовал повторить. – Я из...

Вновь язык не повернулся закончить фразу, а меня пробил холодный пот.

– Я из... – про колхоз "За Родину" сказать тоже не получалось, я с ужасом уставился на учителя.

И его взгляде на секунду промелькнуло что-то, отчего вдруг понял, что он знает, что со мной.

– Садитесь, курсант! – тихо произнёс математик, растерянным взглядом окинув класс. – Не стоит так нервничать, всё поправимо, научитесь. Я слышал, что вы из деревни?

Я лишь кивнул в ответ, не рискуя вновь открывать рот.

– Продолжит Беликова! – уже обычным, уверенным тоном продолжил преподаватель.

Соседка по парте, до этого не сводившая удивлённых глаз с моего лица, вздрогнула и поднялась.

– Всё просто! – ответила она. – Надо лишь вычислить левый множитель по шкале Айбиносова, и полученный результат, сравнивая с номинальной цифрой Икс, уменьшить вдвое!

– Садитесь, Леночка! – улыбнулся учитель. – И постарайтесь помочь князю Мартынову разобраться с этими элементарными вещами.

Леночка, значит, запомним. Посмотрел искоса на неё, поймал её взгляд, на секунду глядели друг другу в глаза. Она с некоторой растерянностью, смешанной с любопытством, а я... Наверняка прочитала в моём взоре отчаяние и страх, ибо я даже не представлял, что со мной происходит. Как же так, я уже не хозяин собственному языку? А может и не только ему? Что же безопасники со мной сделали...

Как в трансе просидел до конца уроков, в состоянии полной "потерянности". С облегчением услышал по ретранслятору сообщение об окончании учебного дня, вышел вместе со всеми остальными на улицу, где сержанты построили парней в колонну по три, и отвели на плац.

– На месте стой, раз два! Равняйсь! – орал один из них, встав впереди колонны и вылупив на нас глаза. – Смирно!

Все вытянулись, задрав головы, пожирая глазами сержанта.

– С места, с песней! – отрывисто скомандовал тот. – Шагом марш!!!

Стараясь шагать со всеми в ногу, двинулся, глухо хлопая по асфальту башмаками вместе с остальными. А запевала, худощавый паренёк с вытянутым лицом заорал фальцетом:

– Не смотри с печалью мама!

– Ты на золото погон! – ответил ему наш нестройный хор, чеканя шаг. – За царя мы жизнь отдали, за его священный трон...

Полчаса до ужина мы усердно орали строевые песни, намотав десяток кругов по плацу, пытаясь переорать другие взвода. Парни старались, некоторые даже подсвистывали, орали так, что в ушах звенело. Понятно, перед девчатами выделывались, с улыбками смотревших на нас со скамеек, а я чтобы загнать отчаяние и ужас вглубь себя, понимая, что ещё чуть -чуть, и сорвусь. А этого как раз не надо делать, необходимо время, чтобы разобраться во всём и трезво решить, как быть дальше. Возможность поорать во всё горло подвернулась как нельзя кстати, аж немного полегчало.

Наконец, сержанты отвели нас в столовую, где повторив "ритуал" с неоднократным вставанием -приседанием, ставили в покое, и дали насладиться чудесным ужином. Картошка с жареным мясом и под необычайно вкусным соусом пришлись как бальзам на душу, уплетал за обе щёки. С досадой вспомнил конфискованный безопасниками коньяк от хвостов, эх, сейчас бы отнюдь не помешал! Запил кружкой чая всё это великолепие, и ощутил какую-то расслабляющую умиротворённость, беды чуть отошли в сторону, не так рвали мою израненную душу.

Вскоре я сидел на скамейке под деревом, вытянув ноги. Остальные курсанты разбились по стайкам и болтали, в скверике постоянно вспыхивал смех. Я же не желая ни с кем общаться, просто отошёл в сторону, присел под деревом наслаждаясь одиночеством.

– Привет! – рядом со мной на траву уселся один из курсантов, невысокий худой парень, с большими, как у девчонки, карими глазами, и протянул руку. – Я граф Соснов, можешь называть меня Аркадием.

Посмотрел на парня, и мы обменялись рукопожатием.

– А я Лёха Мартынов.

Тот кивнул, и достав из кармана пачку длинных папирос, выудил одну, и через парой мгновения окутался приторным дымом.

– Родители отправили сюда? – спросил Соснов, сплёвывая в сторону.

– Не, Царская Безопасность, – ответил я. – Говорят, что им офицеры нужны. По мне, так с радостью покинул это место.

– Ну и зря! – пожал плечами тот, с любопытством посматривая на меня. – Это же "Лезинка", окончил её, и горизонт открыт, все дороги твои. Власть и богатство – вот что ждёт тех, кто выходит отсюда с дипломом. Не сразу, конечно, но со временем будет. Я лично на это настраиваюсь.

– Да? – усмехнулся я. – А как же борьба с врагами царя? Убить же могут?

– Убивают простых солдат! – совершенно серьёзно изрёк Аркадий, посмотрев на меня, как на неразумное дитя. – Мы будущие офицеры, а не пушечное мясо, запомни. Мы головой воевать должны, а не биться на штыках в траншеях. Или у тебя на этот счёт свои мысли?

Граф внимательно посмотрел мне в глаза. Да уж, подумалось, помирать – это тебе не песни патриотические горланить. Не по возрасту мысли у него, обычно в такие годы голова бабами забита, да гулянками. Наверняка Аркаше с детства это вдалбливали, с молоком матери вошло осознание своего превосходства перед крестьянами и прочей домашней живностью, не иначе...

– Да нет, – ответил я. – Всё правильно. Сам как попал сюда?

– Папенька определил! – с гордостью произнёс граф. – Мне с самого детства говорили, что я буду обучаться здесь, в "Лезинке". Тут все предки учились, от прапрадеда, так что это моя обязанность!

Немного помолчали, я наблюдал за здоровенным парнем с нашего взвода, морда наглая и важная, похоже, подминает под себя теневую власть в подразделении. Он вальяжно развалился на одной из скамеек в окружении своих прихлебателей, четырёх таких же беспардонников, как сам, только размерами поскромнее, и, похоже доставал худосочного очкарика, сидевшего неподалёку от него:

– Эй, ты морда стеклянная!

– Это вы мне? – интеллигентно переспросил очкастый.

– Тебе! – забасил наглец, скорчив зловещую физиономию. – Иди сюда, и шустрее.

Жертва, стараясь выглядеть как можно невозмутимее, подошла к здоровяку.

–Чего изволите?

– Завтра с утра я встаю, и одеваю зеркально вычищенные ботинки, – неспеша, с нажимом произнёс тот. – Назначаю тебя своим чистильщиком обуви. Всё ясно?

– Да как вы смеете? – возмущённо взвизгнул очкарик, и тут же получил короткий удар под дых, хлоп, уже стоит на четвереньках у ног здоровяка.

– Я сказал, ты меня слышал! – то потрепал своего потенциального чистильщика по шевелюре. – Очки в анусе будут, запомни. А теперь пошёл!

И пнул несчастного курсанта пинком под задницу так, что тот пролетел по траве пару метров, под гогот "свиты".

– Это что за обезьяна? – спросил я Аркадия, кивая на здоровяка.

– О, это князь Данила Туманов, – с какой -то ненавистью сквозь зубы произнёс юный граф. – Первостатейный мерзавец, таких поискать ещё надо.

– А что, за разборки между курсантами не наказывают?

– Тут политика простая, – обречённо ответил тот, глядя под ноги. – У Данилы папенька один из царских советников, очень влиятельный человек. Так что связываться не стоит, вот я, например был определён князем послеобеденным подносчиком сигареты, что согласись, совсем неплохо, по сравнению с чистильщиком обуви. Я не прав?

– Ну не знаю, – хмыкнул я. – А эти, четверо с ним?

– Его банда, – совсем тихо пробормотал граф. – Если жить с Данилой в нормальных отношения, то и с ними не возникнет проблем. Ну, пока не возникало...

Во дела, подумал я, не хватало ещё сцепиться с каким-то уродом, возомнившим из себя главаря мафии. Посмотрел на Туманова, и поймал его мрачный взгляд. Князь поднялся, не спуская с меня глаз, и повернувшись, направился к скамейке с девчатами. Принялся им что-то рассказывать и вскоре девчонки вовсю смеялись над его болтовнёй.

– Так что будет, если я Даниле врежу? – спросил я у Соснова.

– Если дойдёт до начальства, то карцер, – с удивлением ответил тот. – Даниле точно ничего не сделают, благодаря папеньке, а вот тебе будет грозить трибуналом, с возможной отправкой на каторгу.

– Ну и зоопарк здесь у вас! – со злостью бросил я. – Реально зоопарк!

– Ладно, я пойду! – встал с травы Аркадий. – Мне нужно ещё к сержанту обратиться насчёт ботинок, эти что-то натирают, ты не поверишь, такие мозоли... Как у крестьян! Ладно, увидимся позже!

– Давай! – кивнул я. – Подходи, скучно будет. Рад знакомству!