Текст книги "Рассказ-приквел к Кровавому закону (СИ)"

Автор книги: Анастасия Вернер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

И она красноречиво повторила движение ножниц указательным и средним пальцами.

Ринслер мог стерпеть все, что угодно. Ну, пособачились бы друг с другом во время этого долгого перехода к «лапочкам». Ну, поогрызались бы. Но намекать на обрезание… это было уже слишком.

Ринслер так резко придавил ненавистную девку к стене, что Эва даже вдохнуть не успела. Мужчина с дикой яростью сжал ей горло и где-то на самом дне собственного сознания услышал жалобный стон. Руки девчонки вцепились в его пальцы, она начала бить его по спине, попробовала ударить по лицу, но в ответ получила лишь грозный, какой-то нечеловеческий рык. Ринслер разжал пальцы и сразу же придавил извивающееся тело к стене еще сильнее. Ни дернуться, ни закричать – последнее вообще было полным абсурдом в этих подземельях. Тут нет никакого дела до какой-то вопящей девчонки.

Ринслер одной рукой вдавливал тело девушки в стену, а второй резко задрал ей платье даже выше необходимой для таких дел высоты. Правда, чтобы удержать трясущуюся теперь уже явно от страха девку, руки пришлось задействовать именно для этой цели, и ноги он ей раздвинул уже коленом.

– Ну как, нравится?! – с полыхавшей в каждом его движении и слове яростью, поинтересовался мужчина.

– Отцепись от меня!!!

Ринслер понял, что стоя ему ее не удержать, и довольно резко толкнул ее на холодный пол. Совершенно не нежно схватил за запястья и завел их у нее над головой. Сам же уселся верхом на девчонку, наклонился ближе и зло сообщил:

– Я люблю смотреть на грудь. Сама снимешь, или мне помочь?

– Да пошел ты в задницу, мразь! – ненавистно выплюнула ему в лицо девушка.

Она не оставляла попыток извиваться и пыталась хоть как-то ударить эту непробиваемую глыбу. Но Ринслер не реагировал ни на истошные вопли, ни на дрыгающиеся ноги. В один прекрасный момент Эве все же удалось укусить чертова маньяка за мозолистую ручищу, но для него это было равносильно укусу комара. Лицо каменное, в глазах хищный огонь. Он не хотел ее, как женщину. Он хотел ее, как зверь, которому плевать на то, что происходит вокруг. Она его разозлила. Она нарвалась.

Платье уже было задрано достаточно высоко, но Ринслеру не нужно было лишь полуобнаженное тело. Она нужна была ему вся.

Послышался треск разрываемой одежды и в следующую секунду Эва потрясенно замерла, понимая, что единственная преграда, хоть немного защищающая ее от этого зверя, теперь представляла собой две неровно порванные части, свисающие по бокам ее тела.

Девушка дернулась, уже прекрасно осознавая, что напрасно. Она не думала, что все это закончится так. Она даже и подумать не могла, что внутри этого типичного с виду мужика живут такие эмоции, которые он не может контролировать. Эва посмотрела на широкую тень, нависающую над ней, перевела взгляд на одинокого светожела и обессилено ударилась головой о холодной пол. Чем больше она будет сопротивляться, тем больнее будет.

Почувствовала, как стискивающие запястья пальцы ослабили хватку. Наверняка Ринслер улыбнулся – хищной, нечеловеческой улыбкой, понимая, что победил. Теперь руки девушки держала лишь одна мужская рука. Другая начала медленно прочерчивать дорожку вдоль темной, при свете светожелов отдающей зеленым цветом, кожи. Видимо, поза безвольно лежащей девушки Ринслера не устроила, он запустил руку ей под поясницу, и, словно перышко какое-то, передвинул девушку чуть вверх. Резко и грубо поцеловал в шею. Эва дернулась от неприятных ощущений, но тут же почувствовала боль на запястьях.

Ринслер тяжело дышал ей в ухо, чуть прикусил женское плечико, сжал в огромных ладошках довольно объемную грудь так, что даже стало больно… но он ни разу не поцеловал ее в губы.

– Ноги раздвинь, – резко приказал мужчина.

Эва почувствовала, как глаза намокли. Доигралась, дура.

– Ты же не хочешь, чтобы было еще больнее? Раздвигай, – его тон не терпел никаких возражений. Даже ребенку было понятно: если она не исполнит приказ добровольно, он принудит ее силой.

Эва с бессильной ненавистью стиснула зубы, но, поколебавшись еще несколько секунд, дернула обе ноги в стороны.

– Умница, – похвалил Ринслер. – И в следующий раз не смей утверждать, что я не мужчина.

Девушка зажмурилась, ожидая новой порции боли, но вместо этого почувствовала лишь легкое дуновение ветерка, а в следующее мгновение тяжесть, удерживающая ее тело пластом на полу, вдруг исчезла. Эва открыла глаза и потрясенно уставилась на прижавшегося к стене мужчину. Ринслер пару раз открыл и закрыл глаза, провел пятерней по волосам, сделал глубокий вдох и перевел взгляд на ошарашенную девушку.

– Чего уставилась? Вставай, мы идем дальше.

Он ее отпустил. Прижал к стене, порвал платье в клочья, заставил поверить, что изнасилования не избежать, раздвинул ей ноги и… отпустил.

– Ты меня отпустил? – Голос не слушался девушку, и вместо обычного, чуть мелодичного, выдал вопрос с такой хрипотой, как будто ей было лет восемьдесят.

– Да. Отпустил. – Кажется, Ринслер сам не мог прийти в себя. Вон как кулаки сжимает и разжимает.

– Ты меня отпустил, – повторила эти слова, словно заклинание.

– Хватить изображать удивленную невинность.

Эва так вылупилась на мужчину, открывая и закрывая рот, не в силах ничего сказать, что Ринслер усмехнулся.

– Ты… ты… – девушка пыталась собрать разбегающиеся мысли воедино, а когда собрала, заорала на весь тоннель: – Ты зачем меня отпустил?!

– Что? – удивленно переспросил Ринслер.

– Ой идио-о-о-т, – восхищенно протянул Эва. – Ты вообще уже, да?! Как так просто можно было… в самый, черт тебя дери, последний момент! Да я же… я, Берегини, да я готова была!

Девушка могла поклясться, что мужчина открыл рот, чтобы злобно сказать: «Да я тоже!», но он вместо этого он глубоко вздохнул, подошел к девчонке и резко поднял ее с земли. Порванный лиф платья совершенно не эротично брякнулся вниз. Ринслер сделал вид, что ничего не заметил, развернулся и пошел к выходу из тоннеля, словно только что тут вообще ничего не было. Эва раздраженно треснула ногой по каменной стене, прижала спадающее платье к груди и поплелась за мужчиной.

Отпустил. Просто взял и отпустил. Как будто она грязная шлюха, с которой можно играть в кошки-мышки: захотел – взял, захотел – отпустил. Скольких мужиков она спровадила из комнаты «лапочек», и этот, единственный, с которым она расслабилась, готовясь к неизбежному, просто взяли и… отпустил.

Эва сверлила эту широкую спину взглядом полным абсолютной и беспросветной ненависти ровно до того момента, пока впереди не показался яркий свет факелов. Ринслер остановился очень резко. Эва едва успела затормозить, чтобы не врезаться в него носом. Девушка отклонилась в сторону и успела заметить, что это не коридор «лапочек». А в следующий момент мужчина повернулся к ней лицом, и смотреть пришлось уже на него.

Они взаимно недружелюбно попыхтели, а затем Ринслер сделал то, что, кажется, он и сам от себя не ожидал. Снял свою рубашку и протянул ее девушке.

Эва уставилась на «подаяние» совсем уж безумным взглядом.

– Надевай, – грозно приказал ей мужчина.

– Что? Зачем?

– В этом коридоре полно воинов. Надевай.

– С чего вдруг такая забота? – фыркнула Эва, но рубашку все же взяла. И с вызовом посмотрела в глаза Ринслеру, ожидая просто услышать ответ, и ни в коем случае не скосить взгляд ниже и не выдать своего любопытства.

– Это не забота, – хмуро пояснил мужчина. – Ты даже не представляешь себе, сколько времени ты у меня отняла. Вытаскивать тебя из лап еще и этих мужиков я не собираюсь.

Эва быстро натянула рубашку, больше ничего не спрашивая.

Ринслер окинул ее фигуру абсолютно безразличным взглядом, развернулся и вновь занял место командира в их маленькой процессии, состоящей из двух человек. И если раньше девушка прожигала мужскую спину испепеляющим взглядом, то теперь даже не стала скрывать своего интереса. Восхищенно разглядывала эту огромную часть мужского тела в свете факела так усердно, уделяя особое внимание каждому шраму и автоматически отмечая, от какого оружия он был получен, что даже не заметила, как другие воины прижимались к стене, уступая дорогу. Только лишь когда услышала явно недвусмысленный свист вдогонку, Эва подняла взгляд. Все эти воины смотрели далеко не на девушку, а на ее спутника, причем такими взглядами, словно еще чуть-чуть и точно подойдут и с чем-то поздравят.

Может она не ошиблась на счет обрезания?

В этот момент тоннель закончился, и они вновь погрузились во тьму бледно-зеленого света. Шли молча, лишь изредка Эва спотыкалась об очередной выступ и выдавала такие ругательства, что к ее нещадной брани добавлялись еще и смешки.

Ринслер, похоже, без верхней одежды не испытывал никакого смущения или неудобства. А Эва вдруг поняла, что его рубашка пахнет очень даже приятно. Потом – это да, но вместе с этим еще и чисто мужским ароматом без примеси всяких искусственных запахов, от которых начинало тошнить с первого же вдоха. И аромат оказался на удивление приятным. Интересно, это действительно его рубашка? Почему он так легко расстался с ней? Вряд ли в этом подземелье можно легко приобрести новую одежду.

Но озвучить вопросы девушка не успела. Вновь впереди заиграли блики скачущих пламенных огоньков, а затем и вовсе послышался задорный смех какой-то «лапочки».

Ринслер, ответственно исполняя приказ Хозяина, довел Эву буквально до самой двери и тут же грозно предупредил:

– Попытаешься еще раз сбежать, и я тебя изнасилую. На этот раз по-настоящему. Два раза. Нет, три.

– Ради такого я пойду на этот риск, – патетично выдала девушка.

– А потом перережу тебе горло. Три раза, в трех местах. Поняла?!

– Буду с нетерпением этого ждать, – ухмыльнулась Эва и схватилась за края рубашки, намереваясь снять вещицу и вернуть ее законному хозяину. Но Ринслер неожиданно остановил девушку:

– Оставь себе. На память.

А затем спокойно развернулся и вышел из коридора «лапочек», оставив Эву в полном замешательстве.

* * *

Ринслер зашел в барак с таким хмурым лицом, что если кто и хотел что-то спросить по поводу «той самой девчонки, с которой ты сегодня шел», то мигом передумал, и решил оставить вопросы до лучших времен. Мужчина, сопровождаемый любопытно-понимающими взглядами, подошел к своей койке, где обнаружил Лекса и Трэна, что-то увлеченно обсуждающих.

Те удивительно синхронно разинули рты, увидев полуголого товарища.

– А я ведь не поверил, – все еще не сводя со своего друга пристального взгляда, медленно сказал Лекс, – когда пополз слушок, что ты новенькую «лапочку„…эм… оприходовал.

– Она сама нарвалась, – огрызнулся Ринслер.

– Так это правда?! – аж подпрыгнул Трэн.

– Нет.

– А говорят…

– Плевать, что говорят. Я ее не трогал. Ну, во всяком случае, не так, как вы подумали.

– Ты чего? – опешил Лекс, когда увидел, как Ринслер схватил одеяло и матрац.

– Пойду караулить.

– Кого?

– А ты как думаешь? Идиотку эту. Не хватало еще, чтобы она снова сбежала.

– Дружище, – протянул Лекс, наблюдая за усилиями своего друга вытянуть тяжелый матрац с верхней полки, – ты знаешь, зачем люди спариваются?

На Лекса удивленно уставился не только Ринслер, но и Трэн, который, как оказалось, ответа на вопрос тоже не знал. В смысле знал, но не явно не тот, который хотел сказать Лекс.

– Ведь это не просто удовольствие, понимаешь? – нравоучительно гнул свою шарманку мужчина. – Это животный инстинкт. Это твоя природа. И она не просит наслаждения, она просит доказать другим, то есть другой, что ты не просто очередной гнилой продукт нашего мироздания. Ты – самец. И тебе просто нужно доказать свое превосходство.

Ринслер посмотрел на своего друга, как на сумасшедшего.

– Ты что, вообще рехнулся?!

Ответом ему послужил предательский смех обоих мужчин.

– Прости, друг, я просто не знаю, что и думать. Ты целый час провел в коридоре наедине с девушкой при романтичном зеленом свете, вернулся сюда без рубашки и утверждаешь, что между вами ничего не было. Я боюсь предположить, чем вы там занимались.

– Светожелов считали, – хрюкнул Трэн.

– Ага, – мрачно подтвердил Ринслер. – Эта девка не в моем вкусе, понятно?

– Почему? – удивился Лекс. – Она красотка.

– Она толстая.

– Ринслер, раньше ты так никогда не привередничал, – покачал головой Лекс, внимательно наблюдая за реакцией своего друга. – Где твой животный инстинкт?

– Рядом с ней он не проснется, можешь быть спокоен, – заверил своего друга Ринслер, скрутил матрац, засунул его под подмышку и пошел прочь из барака.

– Что это с ним? – удивленно спросил Трэн.

– Судя по всему, она ему понравилась.

– По-моему, как раз наоборот.

– Ты не знаешь Ринслера, – покачал головой Лекс. – Упертый осел. До последнего не признается.

* * *

Эва тихонько открыла дверь, выглянула в темный коридор. Когда воины ложись спать, факелы заботливо тушили, чтобы свет не горел понапрасну. В тоннеле было непривычно тихо, и это настораживало еще больше. Убедившись, что никогда нет, Эва вышла в коридор, сделала шаг в сторону и с шумом обо что-то навернулась. Неуклюже взмахнула руками и полетала носом в пол, благо успела вовремя подставить для удара плечо. От боли выругалась таким матом, что тут же получила подзатыльник, словно маленькая нашкодившая девочка.

Ринслер потер ушибленную ногу, об которую споткнулась слепая дура, и раздраженно, но все-таки тихо, зашипел:

– Тебя, похоже, только ремнем по заднице перевоспитать можно!

– Ты что здесь делаешь?! – воскликнула Эва, поднимаясь на ноги и вглядываясь в очертания темной фигуры, которой свечение светожелов придавало воистину устрашающий оттенок.

– Не ори ты так, всех разбудишь.

– Ты что здесь делаешь?! – уже шепотом спросила девушка.

– Жду, пока ты сбежишь.

– Зачем? – тупо спросила Эва.

– Чтобы поймать и убить! – Показалось, или рука мужчины действительно дернулась в явном желании настучать ей по голове?

– Не боишься, что жить скучно станет? – Эва скрестила руки на груди.

– Да я мечтаю об этом! Так что давай, либо ты возвращаешься обратно, либо считай последние секунды своей жизни и кайся в грехах.

– Ого, можно покаяться в грехах? – голос девушки прозвучал настолько холодно, что мужчина против воли поежился.

– Да, только сократи до общих фраз, а то мы так до следующего утра не уйдем.

– Я не такая плохая, как ты думаешь. И сознаюсь лишь в одном грехе, о, Прислужник Берегини!

Ринслер поморщился. Актриса, что б ее.

– Дело в том, – меж тем продолжала девушка, – что я очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень…

– Ну?!

– Очень, очень, очень… хочу в туалет! А один осел, который сидит передо мной, не пускает меня! Смогу ли я когда-нибудь опорожниться, о, Прислужник Берегини?!

– Ой, началось, – разочарованно протянул Ринслер. – Сказки про туалет рассказывай кому-нибудь другому.

– Сказки?! – возмущенно зашипела Эва и яростно пнула мужчину по ноге. – Сказки?! Да я сейчас прямо тут обос…

– Не хочу знать, что ты сейчас сделаешь, – категорично заявил Ринслер и быстро поднялся на ноги, встав прямо напротив девушки. Схватил ее под локоть и потащил к выходу из коридора.

– Ты куда меня ведешь?! – возмутилась Эва, попытавшись вырваться из тисков, но в который раз убедилась, что эти пальцы как будто были сделаны из железа.

– Что, в туалет уже перехотелось?

– Я и сама дойти могу.

– Три раза я уже видел, как ты сама ходишь. Прости, но на этот раз ты не сбежишь.

– И не собиралась, – огрызнулась девушка.

Ринслер пытался тащить ее быстро, придерживая за локоть, и со стороны казалось, как будто лошадь тащит повозку. Эва шла неохотно, то и дело спотыкаясь буквально обо все, что встречалось ей на пути. Идти было совсем недалеко, но этот путь показался Ринслеру вечностью. Наконец, они оба почувствовали удушающую вонь, красноречиво ознаменовавшую конец мучительной дороги. Мужчина подтолкнул оторопевшую девушку в спину, пробурчав, чтобы та поторапливалась.

– Ты тут останешься?! – возмутилась Эва.

– Да.

– Я при тебе не буду! – тут же провокационно заявила девушка.

– Придется.

– Ты что, издеваешься?! Извращенец!

– К твоему сведению, в этой полутьме почти ничего не видно.

– Да мне все равно! Уйди!

– Стесняешь? – насмешливо поднял бровь Ринслер.

– Уйди, – прошипела Эва.

Они побуравили друг друга одинаково недружелюбными взглядами, и, в конце концов, мужчина тяжело вздохнул, сказав:

– Я буду за эти углом. Выкинешь что-нибудь, и я утоплю тебя прямо тут, поняла?

– Да что я могу выкинуть? Разве только чужую кака…

Договорить Эва не смогла, так как получила унизительный подзатыльник и услышала грозные слова:

– Поругайся еще тут.

В следующий момент Ринслер скрылся за углом и на возмущенное: „что естественно, то небезобразно!“ уже ничего не ответил.

Мужчина прислонился затылком к прохладной стене и медленно втянул воздух. Поморщился от запашка. Но делать было нечего – эта дура точно что-то задумала. Слишком уж все просто. Ринслер дотронулся до пояса, просто чтобы проверить, на месте ли нож… и нащупал пустоту. От неожиданности оторвался от стены. Дотронулся до пояса еще раз – ничего нет. Не мог же он его забыть! Нож всегда был при нем. Ринслер мог расстаться с чем угодно, но только не с оружием, пусть и с таким сомнительным.

Додумать мужчина не успел, так как прямое доказательство воровства прочертило косую линию прямо возле его уха и задело каменную стену, вызывая тошнотворный скрежет. В следующую секунду Эва яростно замахнулась еще раз, и если бы Ринслер не присел, на его шее уже красовалась бы глубокая кровавая линия. Мужчина быстро сгруппировался, уклонился еще от одного удара и резко выкинул руку вверх. Эва тут же повернулась спиной, чтобы не дать ему выбить нож, и этим самым сама дала Ринслеру шанс прижать ее к стене – на этот раз уже лицом.

Мужчина яростно выхватил свой нож, одной рукой держа девушку, второй придирчиво оглядел оружие. Вот ведь овца. А если повредила?!

В этот момент прямо рядом с ними послышались шаги. Ринслер удивленно повернул голову и тут же почувствовал острую боль у запястья. От неожиданности одернул руку, что позволило Эве вновь повернуться к нему лицом и замахнуться для очередного удара. Мужчина яростно зарычал, даже не пытаясь увернуться, просто перехватил ее руку, ударил коленом в живот – принцип „девушек не бьют“ на глазах терял свою актуальность – и сжал свои пальцы на девичьем горле.

– Ринслер? – удивился мужской голос.

– Привет, – сохраняя вежливость, улыбнулся мужчина, но скорее каким-то хищным оскалом, нежели приветливой улыбкой.

– Тебе помочь? – ошарашено поинтересовался проходивший мимо воин.

Ринслер стоял от девчонки на расстоянии вытянутой руки и держал ее за горло. Девчонка в ответ пыталась всеми силами вырваться, но когда поняла, что „все силы“ тут не помогут, попыталась дотянуться до мужчины собственной ладошкой. Ладошка достала аккурат до скулы Ринслера, и Эва со всей ненавистью пыталась ударить его хотя бы так.

Со стороны это выглядело так, словно она пыталась его погладить.

– Эва, – раздраженно отклонился Ринслер, но пальцы девчонки все равно задели шею, щекоча кожу, – Эва, дорогая, хватит.

Эва прислушиваться не стала и, дернувшись, все-таки дотянулась ладошкой до щеки мужчины. Правда, удар вышел хиленьким, даже рядом стоящий воин усмехнулся.

– Спасибо, твоя помощь не требуется, – спокойно сказал Ринслер, обращаясь к новому гостю, при этом морщась от каждого „шлепка“ по щеке. – Мы сами справимся. Малышка, прекрати, пожалуйста!

– Ну ладно, – пожал плечами в ответ воин. – Но если что – зови.

– Ага, обязательно.

Как только воин скрылся за поворотом, Ринслер сжал горло ненавистной девчонки еще сильнее, другой рукой приставив к ее щеке недавно украденный нож.

– Ах ты маленькая тварь! – зарычал он ей чуть ли не в самое ухо. – Ты хоть понимаешь, какая эта ценная штука?!

То спокойствие, с которым он разговаривал с мимо проходящим воином, испарилась без следа, и его место заняла неконтролируемая ярость. Казалось, мужчина готов был растерзать непокорную девку. Его взгляд в этой полутьме увидеть было невозможно, но в каждом движении, в каждом вдохе чувствовалась ненависть и презрение.

Эва всем своим нутром ощутила, как ее окатила волна ужаса. В мозгу билась лишь одна мысль: „опасность!“. А в случае опасности девушка привыкла делать лишь одно: бежать. Но теперь это не поможет… этот монстр найдет. Куда бы они ни бежала, где бы ни пряталась, он найдет ее везде.

– Если ты не можешь сдаться сама, это сделают за тебя.

Если раньше он издевательски подтрунивал над девушкой, то теперь шутки кончились. По-настоящему кончились. Не как в прошлый – просто решил проучить ее за дерзость, а намного серьезнее. На этот раз никто никого учить не будет.

– Я не сдамся, – прошептала Эва, чувствуя дыхание мужчины у себе на шее. – Я никогда, никогда не сдамся.

– Знаешь, чем я занимаюсь в этом подземелье? – Яростный шепот раздался у нее прямо над ухом. Девушка почувствовала, как мужские руки отпускают ее горло, и большие ладошки съезжают ниже – сперва на плечи, затем еще ниже.

– Чем? – выдохнула Эва, понимая, что не может сдержать дрожь.

– Я ломаю людей, – Ринслер приподнял ее голову за подбородок. Девушка не видела выражения его глаз, но этого и не требовалось – ей и без этого захотелось спрятаться в самой глубокой норе и никогда, никогда оттуда не вылезать. Чтобы больше никогда не ощущать этого мертвого холода, которым веяло от пронзившего насквозь взгляда. – Я избиваю человека до такой степени, пока не пойму, что он все равно будет сопротивляться. Я знаю, что сопротивление бесполезно и бью сильнее. Потому что тут не победить. Это не сказка, не романтическая история о прекрасных принцессах, это ад, в котором ты – чертова шлюха. И сколько бы ты ни сопротивлялась, сколько бы ты ни боролась, тебе не победить. Никогда.

Эва почувствовала, как сердце пропустило несколько ударов. Она думала, что нарвалась на очередного идиота. Но она нарвалась на настоящее чудовище.

– Думаешь, до этой пустыни моя жизнь была похожа на сказку? – с горечью спросила девушка, сильнее прижимаясь к холодной стене. Она помогала чуть остудить не пойми откуда появившийся жар в теле. – Этот ад не сильно-то отличается от того, из которого я пришла. Меня уже невозможно сломать.

Ринслер усмехнулся, перемещая свои руки по обе стороны от лица девушки.

– У каждого есть свой предел.

Эва почувствовала, как перехватило дыхание. Сперва подумала, что от страха, и обнадеживала себя этим ровно до тех пор, пока не почувствовала предательскую пульсацию внизу живота. Это невозможно. Немыслимо. Он последняя тварь, его нельзя… хотеть. От этой мысли девушка прерывисто вздохнула и, чтобы хоть как-то заполнить возникшую паузу, хрипло выдавила:

– Если у каждого есть свой предел, то где же твой?

В эту же секунду кулак Ринслера с силой врезался в стену. Мужчина, стиснув от ярости челюсть так, что на скулах заходили жевалки, сказал:

– Поверь, тебе лучше не знать.

– Почему? Боишься признаться в слабости?

– Бояться стоит тебе, потому что моя слабость чревата именно для тебя.

– Тебе меня не запугать, – поджала губы Эва, пытаясь унять колотящееся внутри сердце. – Что ты можешь сделать? Убить? Изнасиловать? Пытать? Мне все равно, это не заставит меня сломаться.

– Знаешь, что заставит? – угрожающе спросил Ринслер.

– Что?

– Боль.

Он впился в ее губы с такой яростью, как будто действительно готов был убить. Это был не поцелуй, это было что-то по-зверски неистовое, неукротимое и жестокое. Такое, которое должно было заставить жертву испугаться, вжаться в стену и тихонечко завыть. Губы мужчины были слишком настойчивыми, слишком жестокими, и поцелуи сами по себе были неправильными – словно просто выпускали наружу животный инстинкт. Ринслер хотел, чтобы жертве стало страшно, больно и неприятно.

Но жертва, неожиданно для них обоих, начала отвечать на поцелуй.

Эва чуть приоткрыла рот, позволяя поцелуям стать еще глубже и яростнее. Теперь уже не она вжималась в стену, ее вжимали сильные мужские руки. Краем сознания девушка отметила, что каменные выступы больно впиваются в тело, но в этот же момент услышала хриплый стон Ринслера и все мысли полностью вылетели у нее из головы.

То, что она делала – было ненормальным. Она не должна была показывать, что настолько доступна. А может, наоборот, тем самым показывала, что жертвой в этой игре ей уже не быть.

Эва, отбросив в сторону все сомнения, обвила руками шею мужчины и выгнулась ему навстречу, прижимаясь своей грудью к мужской, оказывается, обнаженной груди. После их совместного путешествия по тоннелям он так и не надел рубашку… но так было даже лучше. Девушка, не прерывая поцелуя, прикоснулась руками к рельефным мышцам, провела ладошками вдоль живота, останавливаясь на чуть выпирающих боках. Улыбнулась, почувствовав, как в ответ Ринслер обеими руками сжал довольно объемную грудь девушки.

Мужчина прервал поцелуй, но лишь для того, чтобы без помех избавиться от ненужной одежды. Довольно грубо провел руками вдоль тела девчонки, ожидая нащупать конец платья в самом низу, но вдруг понял, что Эва не в платье… а в его рубашке. Опешил на секунду и девушка, видя такую реакцию, сама стянула свою одежду.

– Ты же любишь смотреть на грудь, – совершенно серьезно сказала она, возвращаясь к далеко не нежному поцелую.

По тоннелю вновь разнесся утробный то ли стон, то ли рык. А в следующую секунду обнаженная женская спина врезалась в холодную стену. Ринслер грубо раздвинул девушке ноги, дернул ее тело вверх, поддерживая ее за внутреннюю сторону ляжек. Он больше не целовал губы девушки, вместо этого отстранился от нее и заглянул прямо в глаза. А в следующую секунду вошел в нее, абсолютно к этому не готовую. Ей должно было быть больно. Он не хотел доставлять ей удовольствие, лишь боль. Только боль.

И Эва вскрикнула от этой боли. Это было слишком резко, слишком грубо. Ринслер не стал дожидаться, пока она привыкнет к нему. Он начал двигаться – сперва медленно, но по-прежнему яростно, затем все ускоряя свои движения.

Эва, которая вначале закусила губу от боли и тихо, но отчетливо выла от резких движений, вдруг почувствовала, как расслабились женские мышцы, спокойно пропуская мужскую плоть. И боль вдруг неожиданно сменилась наслаждением. Эва не хотела этого показывать, не хотела, чтобы Ринслер видел, что ей приятно. И в те моменты, когда стоны сдержать было выше ее сил, просто морщилась, старательно показывая, как ей противно. А потом вдруг, неожиданно для самой себя, резко выгнулась ему навстречу, пытаясь ощутить его еще глубже. Ринслер замер на мгновение, пытаясь понять, что это было, и Эва сама поддалась вперед, призывая не останавливаться.

И Ринслер дернулся еще яростнее, чем раньше, услышал стон, сделал еще пару толчков. А в следующий миг по всему тоннелю разнесся такой громкий и утробный стон наслаждения, что если бы не совершенно отчетливо сокращающиеся женские мышцы, он бы никогда не поверил в то, что только что произошло.

А дальше его обуяла бешеная ярость. И на девушку, и на себя. На всех и ни на кого. На то, что хотел сделать больно, а сделал приятно. На то, что позволил этой идиотке вывести его из себя. На то, что сам же пошел против своего принципа.

Ринслер не отпустил девчонку. Просто поставил на ноги, повернул лицом к стене, заставил согнуться и закончил все довольно грубо и, как бы странно это ни звучало, грязно. Даже для самого себя.

Мужчина отошел от Эвы к противоположной стене, посмотрел, как девушка садится на колени и обхватывает себя руками. Пришло запоздалое понимание, что он поступил с ней даже хуже, чем с любой другой „лапочкой“. Тех хотя бы имеют в нормальной комнате на нормальной кровати, а не в темном тоннеле среди вони от человеческих отходов. Ринслер еле удержался, чтобы в очередной раз не треснуть по стене. Идиот. Он ведь никогда не называл девушек шлюхами, а ее назвал… теперь можно было поспорить, кто из них двоих еще тупой осел.

Мужчина застегнул штаны, поднял с пола сперва свой нож, в какой-то момент опрометчиво выпущенный из рук, затем свою рубашку и подошел к Эве. Схватил ее за руки и заставил подняться. Девушка было дернулась в сторону, но Ринслер не дал ей сделать и шага, нарочито сильно встряхнув. Расцепил ее руки, которыми она прикрывала обнаженную грудь, натянул на нее свою рубашку. Молча схватил за руку и хотел уже было потащить обратно в комнату „лапочек“, но ноги у девчонки подкосились, и она бы обязательно поцеловала носом пол, если бы не Ринслер. Мужчина раздраженно втянул воздух, перекинул через плечо абсолютно не сопротивляющуюся девчонку и понес ее уже сам.

На выходе из тоннеля Ринслер вдруг нос к носу столкнулся с недавно встреченным воином. От неожиданности мужчина даже не нашелся, что сказать, зато вот воин ни капельки не растерялся:

– Здорово ты ее! – радостно ухмыльнулся он.

– Подглядывал? – с тихой яростью в голосе спросил Ринслер.

– Совсем чуть-чуть, – не смутился его собеседник. – Одолжишь ее?

– Ее? – Ринслер удивленно ткнул пальцем на висящую на плече девчонку. Буквально всем своим телом почувствовал ее дрожь и еле сдержался, чтобы не отлупить по мягкому месту. Теперь-то уже чего бояться?! Раньше надо было думать.

– Ну да, кого ж еще!

– Ее хочешь, – понятливо кивнул Ринслер. – Что ж, ладно.

Дрожь на плече усилилась. А, вот оно что. Боится, что действительно отдаст. И правильно боится. Мужчина поставил девушку на пол, подвел к стене, и, положив ей руки на плечи, обманчиво доверительно сказал:

– Постой тут, ладно? Я сейчас. Только, умоляю, не уходи никуда.

Эва судорожно кивнула и проводила мужчину удивленно-недоверчивым взглядом. Ринслер подошел к улыбающемуся воину и со всей дури врезал ему. А потом еще раз, и еще. Воин даже не отвечал, у него элементарно не хватало времени, чтобы замахнуться. Ринслер лупил с такой силы, словно только что нашел свою мишень, на которой смог вдоволь отыграться.

Эва зажмурилась и отвернулась. И так было противно от самой себя, от того мужика, которому она позволила докоснуться до своего тела. Она даже не могла понять, на кого злится сильнее: на себя или на него. Вряд ли даже самые отпетые „лапочки“ опускались до того, до чего опустилась она сама. Грязная прошмандовка – по-другому и не скажешь.

Крики и приглушенные звуки ударов стихли. Напротив Эвы вновь появился Ринслер, без лишних слов подхватил девушку на руки, перекидывая через плечо, и теперь уже без происшествий донес ее до комнаты „лапочек“.

Ей понадобилось всего несколько минут, чтобы прийти в себя, но сказать что-то мужчине она не осмелилась. Не потому что боялась, а потому, что просто не хотела. Донес и донес.

Ринслер поставил ее на ноги, открыл нужную дверь и буквально втолкнул девушку внутрь, словно тряпку какую-то. А затем деревянная конструкция с глухим щелчком захлопнулась прямо у Эвы за спиной.