Текст книги "Соль и сирень 2 (СИ)"

Автор книги: Анастасия Солнцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Глава 14

С нехорошим чувством, подозревая, что здесь кроется какой-то подвох, я переступила через свечи, которые тут же рассерженно зашипели, словно десяток разбуженных змей. В разные стороны полетели капли успевшего растаять воска, несколько из них приземлились на мое платье и тут же прожгли в нем ряд черных точек.

Постаравшись не думать, что это за воск такой и что он может сделать с человеческой кожей, я направилась к Меруле, которая застыла возле Древа, а после встала в аналогичной позе напротив неё, держа в правой руке дымящийся кубок, а пальцами левой сжимая рукоятку ножа.

– Сегодня, – начала леди Элеонор, тоже входя в круг. На неё свечи, как и на Мерулу, почему-то не среагировали. – Я буду вашей жрицей.

В руках леди находился золотистый поднос, на котором я разглядела длинную толстую иглу, похожую на портновскую, и отрезок красной нити.

Леди Элеонор плавно, словно паря над полом, а не шагая по нему, подошла и встала перед нами, как перед брачующимися. Я покосилась на Мерулу. Та глядела на жрицу во все глаза и ловила каждое её слово. Пришлось тоже слушать, хотя вся эта нагнетаемая торжественность и четкая, как будто пошагово расписанная последовательность отдавала привкусом фальши. Было стойкое ощущение, что это всё мишура, а то, ради чего мы собственно здесь и собрались началось гораздо раньше, в тот момент, когда я приняла решение отдать свою магию.

– Сегодня, – начала леди Элеонор, переводя взгляд с меня на Мерулу. – Мы вошли в круг, чтобы одна сестра пролила свою кровь ради другой. Вы пришли сюда из любви друг к другу. Любовь терпима, милосердна, не завистлива. Любовь превозносит, гордится, не совершает и не желает зла, не попирает истину, верит, надеется и ждет. Любовь изменчива, но не упраздняема. Любовь – это то, благодаря чему мы живы и живем.

На этих словах Мерула вынула из рукава клинок и выжидающе уставилась на меня, указав глазами на ладонь. Плохо понимая, что происходит, я протянула ей руку раскрытой ладонью вверх. Недолго думая, девица полоснула клинком по коже, рассекая её.

– Ай! – заорала я от неожиданности и боли, но руку отдернуть не успела. Мерула, в мгновение ока спрятав клинок, словно заправский фокусник, вцепилась в мою руку, сжав и поднеся под рану свой кубок, зачарованно наблюдая, как красные капли падают в темную жидкость.

– Мисс Мирослава, – вывела меня из ступора леди директор, указывая плавным жестом руки на нож, который вручила мне мадам Мелинда. – Ваша очередь.

А у меня в одной руке – кубок, в другой – нож, и жонглировать всем этим, как моя временная замена, я не умела.

– Вы не могли бы…? – попросила я нашу жрицу, чувствуя себя безродным пони среди породистых лошадей.

– Это должны сделать вы, – качнула та головой, даже не попытавшись помочь.

– Ладно, – выдохнула я, поменяла местами предметы, переложив из одной руки в другую, и покрепче обхватила пальцами рукоять клинка.

Мерула смело протянула мне ладонь, глядя без опасения, что я могу воткнуть свой клинок куда-то не туда.

– Смелей, это всего лишь порез, – улыбнулась девушка и мне почудилась некоторая торопливость в её словах.

Стараясь сдержать нервную дрожь, я поднесла к нежной светлой коже нож, выдохнула и резанула, чувствуя, как под заточенным металлом расползаются вспоротые мягкие ткани.

Ни проронив ни стона, ни вздоха, Мерула поднесла руку к моему кубку и, сжав в кулак, выдавила в него свою кровь, так хладнокровно и деловито, словно выдавливала сок из лимона.

И как только последняя капля соединилась с жидкостью, девушка поднесла свой кубок к губам и начала жадно пить.

– Нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано, – почти нараспев произнесла леди директор, продолжая держать поднос. – Наполнение – важнее пустоты. Жертвенность – важнее жизни. Целостность – важнее разобщенности. Каждая из вас – уникальный сплав чертежей жизни ваших предков, начертанных в вечности. Но с этого момента и до тех пор, пока не будет достигнута конечная цель, вы – часть друг друга. Связанные одной нитью.

Жрица взмахнула рукой и неведомая, невидимая глазу сила, приподняла иглу над подносом, чтобы красная нить смогла проскользнуть в ушко, самостоятельно завязавшись на одном конце плотным узелком. Еще один взмах рукой и игла волоча за собой нить, словно длинный хвост, прямо по воздуху поплыла ко мне.

Душу всколыхнуло желание сбежать и именно это и было моим первым порывом, но ноги буквально приросли к полу, а язык прилип к небу. Я не могла ни пошевелиться, ни закричать, с ужасом наблюдая приближение иглы, которая, спланировав, словно хищная птица, откинула длинный широкий рукав и воткнулась в мою почти прозрачную кожу на запястье.

И поползла под неё, подобно паразитирующему на теле человека червяку, стремящемуся забраться поглубже, чтобы не обнаружили, просовываясь все дальше, глубже, протыкая хрящи и суставы, и протягивая за собой нить.

Боль ударила внезапно, как наотмашь. Но что-то меня поддерживало, не давая упасть, не давая отключиться, заставляя сознание сосредоточиться на тянущей, как при медленном выдирании жил, боли. Я будто бы попала в нескончаемый ночной кошмар, который нельзя было остановить, нельзя было поставить на паузу или промотать вперед, чтобы узнать, чем дело кончилось. Я должна была прожить этот кошмар. Прожить, прочувствовать каждую его секунду.

– Контролируйте силу, мой принц, – тихо проговорила леди директор куда-то в душный, с маслянистым привкусом туман, который продолжал застилать все вокруг. – Не сдержитесь – и сломаете её.

– Принц? – встрепенулась Мерула и начала внимательно озираться.

Игла прошла через всю руку, сквозь локтевой сустав, вверх по плечу, пробралась через надплечье, ключицу и вылезла из шеи, вынимая за собой и окровавленную нить, которая продолжала тянуться, не заканчиваясь и теперь имея гораздо большую длину, чем до этого.

Покрытая моей кровью игла поплыла по воздуху и хищно воткнулась в гостеприимно вытянутое запястье Мерулы. Девушка не закричала, не охнула, не застонала, вообще не издала ни звука, в то время, как игла, таща за собой нить, начало которой так и осталось где-то во мне, пробиралась сквозь её тело.

Наоборот, глаза молодой колдуньи сияли предвкушением, а губы едва сдерживали рвущуюся наружу улыбку. И в какой-то момент лицо девушки, до этого простое, почти невзрачное, показалось мне, по-прежнему безмолвно вопящей от боли, но не способной ни сбежать от нее, ни выплеснуть наружу, едва ли не злорадным.

Когда игла уже была возле шеи молодой колдуньи, повеяло прохладой, несущей в себе аромат влажной земли, сирени, свежей клубники, абрикосовым цветом, тлеющим деревом, дорожной пылью, прибитой к мокрому асфальту летним дождем, вишневым пирогом и хвоей.

Перед внутренним взором всколыхнулось воспоминание, убаюкивающими волнами начавшее уносить меня в прошлое.

– Она теряет сознание! – прорвался сквозь блаженное безмолвие крик леди Элеонор. – Скорее, надо закончить ритуал! Бери её за руку!

Надежные руки папы удерживают меня возле его крепкого плеча, за которое я держусь руками. С высоты его роста все вокруг кажется смешным и маленьким. А я чувствуя себя сильной и взрослой. Я высокая. Как папа. На языке вкус ванильного мороженного. И пальцы противно липкие, и так хочется их облизать, но папа не дает, ласково сжимая мои пальцы своими, большими и немного шершавыми.

– Смотри, – говорит папа, указывая рукой куда-то вдаль и поднимая повыше. А там, вдалеке, над головами людей, собравшихся на площади, я вижу большой корабль, подсвеченный тысячами лампочек, ярко сияющих на фоне ночного города. Корабль, гордо подняв паруса, проплывал по бухте. Слышится приглушенная, но четкая команда и вверх с глухим жужжанием выстреливают праздничные ракеты. Они распускаются в темном небе цветными бутонами фейерверков, грохоча в ушах заворожённой толпы, а после огненными струями опадают вниз и потухают где-то там, над спокойной черной гладью моря.

А я прислоняюсь щекой к папиной щеке немного колючей, но такой родной. От папы пахнет домом – вкусной едой, шерстью кота, стиральным порошком и еще чем-то косметическим, наверное, туалетной водой. Хочется спать. Очень хочется спать…

– Не спи, – тормошит меня папа. – Мира, дорогая, скоро пойдем домой, совсем чуть-чуть осталось…

Он легонько встряхивает меня еще раз. И продолжает трясти. Сильнее, еще сильнее, и еще. И мир начинает трястись вместо со мной, будто заходясь в припадке.

Еще одна вспышка в небе, на этот раз не цветная, а просто белая. Очень яркая. Ослепительно яркая, сопровождающаяся не звуком разрывающихся в небе салютов, а громким щелканьем, как будто щелкунчик пытается вгрызться в ореховую скорлупу.

И спустя с десяток попыток, у него это, наконец, получилось.

Произошел самый оглушительный из всех «щелк!».

И что-то сместилось. Как будто сдвинулась точка сборки. Как будто я находилась внутри огромного конструктора, и неведомый строитель решил пересобрать этот конструктор. Но это было неправильным решением, это нарушало что-то очень важное…

– Не лезьте! – заорала пустота вокруг голосом Сатуса. – Она – моя! Я сам разберусь!… Мадам Мелинда, я не ясно выразился… Или вы хотите встретиться со мной уже не как учитель с учеником, а как колдунья пятого уровня с маршалом Аттеры?

– Мистер Сатус! – возмущенно начала мадам Мелинда, но уже без прежней настойчивости, а скорее, чтобы защитить собственную гордость.

– Она моя нура, – заявил он и кто-то тихонько охнул.

– Ваине? – переспросил звенящий на высоких нотах и будто бы улетающий в космос голос леди Элеонор.

– Да…

А пока они говорили меня затапливала, захлестывала боль. Никогда в жизни мне не было так больно. Ни один вид боли, который мне довелось испытать ранее, даже близко не мог сравнится с тем, что мое тело испытало в этот момент. Словно сотни когтистых лап впивали в беззащитную плоть, разрывая её, разгрызая и терзая, в неистовом стремлении превратить меня во влажный вопящий кровавый комок, погруженный в слепое безумие.

А потом всё вдруг прекратилось. Так же внезапно, как и началось, как если бы вдруг опустился рубильник, выключая тьму и включая свет… который тут же резанул по глазам.

Беззвучно зашипев, я схватилась за лицо и повалилась на спину, ощутив под собой что-то мягкое. И пахнущее очень знакомо, навевающее ассоциации с детством и со школой.

– Мира? – раздалось надо мной. В чужом изумлении я явственно услышала интонации, которые не смогла бы спутать ни с чьими другими, даже после сотни лет разлуки.

Отерев выступившие слезы и изо всех сил сопротивляясь естественному физиологическому порыву вновь опустить веки, я увидела прямо перед собой его лицо.

Глава 15

– Тим? – мой голос звучал хрипло, а каждое слово драло горло хуже наждачной бумаги. – Тим!

И я с визгом бросилась другу на шею, повиснув на нем подобно мартышке.

Первые несколько минут мы просто обнимались. Вернее, обнимала я. Обнимала и рыдала такими неистовыми слезами, что очень скоро все лицо было мокрым, а на оранжевой футболке друга образовались подозрительные пятна. Кое-как все-таки отодрав меня от своей груди, Тим вышел и вскоре вернулся с рулоном бумажных полотенец. Оторвав кусок, он сунул мне его под нос, уселся напротив на скрипнувший под ним стул и вгляделся в мое лицо, которое, скорее всего, выглядело слишком паршиво для долгожданной встречи, особенно, с учетом того, при каких обстоятельствах я пропала.

– Где ты была? – спросил друг, нахмурив лицо, на котором проступили отчетливые признаки осуждения. – И… и почему ты так странно одета?

Он указал на мой красный наряд, который теперь выглядел помятым и немного потрепанным, будто я пробежала в нем марафон.

Громко и очень некрасиво высморкавшись, я икнула и лишь после этого прогундосила:

– Ты мне не поверишь.

– Да уж, постарайся. Потому что… Черт! – вспылил Тим, подхватываясь и отходя к распахнутым створкам окна, сквозь которые просматривались очертания знакомой улицы. А еще знакомыми были темно-серые шторы и кактус на подоконнике, который я сама же год назад купила другу. И даже придумала цветку имя – Витёк.

Я пробежалась вокруг взглядом – по не застланной постели, пакету чипсов, брошенному на тумбочке, стопке книг на столе. И все поняла.

Я оказалась у друга дома, куда меня зашвырнула моя странная недавно открывшаяся способность. Вот только каким образом мне удалось открыть проход именно сюда, в свой мир, телепортнувшись прямиком в спальню друга? Ведь тот мир, как и этот, не считаются легкодоступными. Академия, вроде как, закрытая, хотя один раз мне это уже не смогло помешать. А в мой мир порталов нет, об этом мне еще раньше говорил Сократ. Так, как же так получилось?

Или всеми виной ритуал?

– Мира, мы с твоим отцом весь город перевернули! Прочесали все то проклятое кладбище вдоль и поперек, заглянули под каждый камень, под каждый куст! Твой папа чуть с ума не сошел от горя! Он поднял на уши всех – прокуратуру, следственный отдел, федералов! Нанял отряд детективов, которые круглые сутки рыскали по всей стране и даже за пределами страны!

– Мне жаль, – едва слышно выдохнула я, пряча лицо в ладонях.

На друга смотреть было тяжело, практически невыносимо. Не только потому, что я понимала, сколько боли доставила своим близким, но и потому, что понятия не имела, как все объяснить. Любая обыденная отговорка казалась бессмысленной чушью, которая лишь еще больше оскорбит Тима, стоит мне только попытаться её произнести. Но сказать правду казалось еще большей ошибкой, потому что я знала – он мне не поверит. Я бы и сама себе не поверила, услышь нечто подобное от кого-нибудь другого.

– Жаль? – с болью переспросил Тим и посмотрел на меня, как на предательницу. Я разочаровала его. – И это все, что ты можешь мне сказать? Да, Мира?

Скомкав в руках кусок салфетки, я невразумительно промямлила, ощущая презрение к самой себе:

– Да. Пока что…

– Пока что? – напрягся друг, возвращаясь в кресло и придвигаясь ко мне. – Что это значит?

– Если я расскажу тебе все сейчас, – пролепетала я, не поднимая глаз и практически уткнувшись носом в собственные коленки, – то ты решишь, что я – сумасшедшая.

– Ну, хотя бы попытайся! Мира! – он встряхнул меня за плечи, словно куль. – Что ты от меня скрываешь?! Где ты была все это время?!

Я громко втянула воздух, чувствуя, как тело начинает сотрясаться в надвигающихся рыданиях. Мне так хотелось ему все рассказать, пожаловаться, выплакаться, но вдруг он сочтет, что я просто ищу бредовые отговорки. И больше не захочет меня видеть?

Я бы не захотела.

Словно осознав, что надавил слишком сильно, Тим отступил. Отпустил мои плечи, шумно выдохнул, в явной попытке взять под контроль эмоции, и устало смахнул со лба волосы, которые были значительно длиннее, чем я запомнила. И только в этот момент я заметила, как он изменился. Лицо осунулось и разом стало как-то взрослее, под глазами пролегли тени, между бровей появилась морщинка, словно последние дни друг постоянно о чем-то напряженно думал.

– Тебе угрожают? – резко выдохнул Тим.

Я от неожиданности поперхнулась и закашлялась. Пронаблюдав за моими мучениями несколько секунд, он потянулся, схватил со стола бутылку с водой и протянул мне.

Благодарно кивнул, я припала губами к горлышку, глотая спасительную жидкость и даже не ощущая её вкуса.

– Нет, – шмыгнула я носом, когда допила все до последней капли. – Мне не угрожают, по крайней мере, не в этом мире.

– Что значит «не в этом мире»? – Тим был зол, раздражен и растерян. И я его понимала. – И, кстати, как ты попала в дом? Через окно пробралась? Дверь же закрыта!

– Уверен? – попыталась пошутить я, но вышло паршиво. Как пытаться шутить на похоронах.

Тим решительно выпрямился и громко топая вышел. Едва его фигура скрылась за дверью, как подо мной что-то завибрировало. В первое мгновение в страхе вздрогнув, я уже через секунду рассмеялась, потешаясь сама над собой. – Стоило всего-то чуть-чуть пожить в чужом мире – и вот ты уже забыла, что такое телефон?

Пошарив рукой, я нащупала что-то твердое под одеялом, на котором сидела. Откинув край, тут же обнаружила смартфон. Устройство неустанно сотрясалось, оповещаю о поступившем звонке. Взглянув на экран я застыла.

– Я проверил, дверь до сих пор заперта на два оборота замка изнутри, открыть снаружи возможно только если тараном выломать дверь вместе с куском стены! – заявил Тим, возвращаясь обратно в комнату.

– А кто это? – растерянно хлопнула я глазами, указывая на телефон, где вместо номера звонящего сияла надпись «Любимая» и под бодрое дрожание гаджета настойчиво демонстрировалась фотография незнакомки с розовыми волосами.

– Моя девушка, – спокойно пояснил Тим, забирая у меня телефон и сбрасывая звонок.

– У тебя появилась девушка? – в изумлении уставилась я на друга, который вдруг показался мне совершенно чужим человеком. И даже как-то выше ростом и шире в плечах. – А говоришь, что был занят моими поисками. Видимо, не много времени ты на них потратил, раз успел завести себе девушку!

– О чем ты Мира? – друг убрал телефон в карман, а после устало потер глаза. – Тебя не было почти два года.

Я осеклась.

– Два… два года? – мне в это не верилось.

Друг с подозрением покосился на меня, а после схватил со стола ноутбук, раскрыл его, быстро ввел пароль и указал на дату в нижнем углу рабочего стола – 3 мая.

– Не может быть, – зашептала я, хватаясь за голову. – Отец… Мне нужно увидеть отца!

И я ринулась к двери, но была быстро остановлена Тимом, преградившим мне дорогу.

– Стой! Ты не сможешь с ним увидеться! – на одном дыхании выпалил он.

– Почему?

Тим отвел глаза.

– Он уехал. Когда не смог тебя найти, твой отец просто… продал весь свой бизнес, квартиру и уехал. Куда – не спрашивай, не знаю.

– Как он мог так поступить? – задохнулась я от замешательства и обиды. Неужели папа меня бросил?

– Мира, он был раздавлен горем, – с укоризной заявил Тим.

Осознать это было трудно. Как будто какие-то механизмы в голове застопорились и не желали работать.

– А бабушка? – губы задрожали, не слушаясь.

– Я не знаю, – удрученно покачал друг головой, а я, наконец, увидела то, что почему-то не замечала раньше – несколько лет жизни, отпечатавшихся на его лице. Несколько лет, которые он прожил без меня. Которые весь этот мир прожил без меня. – Я давно её не видел, но, мне кажется, что её тоже уже нет в городе. Возможно, твоей бабушки уже… нет в живых.

Друг замолчал, а я словно впала в ступор. Наступило какое-то странное оцепенение – ни эмоций, ни чувств, ни желаний. Внутри все скукожилось, подернулось изморозью и пропиталось холодом.

– Мира, – Тим склонился, приближая свое лицо к моему, – они искали тебя. Искали до последнего, правда. Но у любого человека есть определенный запас сил… И они свой исчерпали. Я не знаю, что произошло тогда, на кладбище, и почему ты не можешь мне рассказать, но это не изменит того факта, что мы все по тебе очень скучали и переживали.

Я молчала. Не дождавшись ответа, Тим мягко, но настойчиво обнял меня за плечи и вывел из комнаты. Я не сопротивлялась.

В глубоком молчании мы прошли по коридору и свернули на кухню. Друг усадил меня на стул, а сам направился к чайнику. Через пять минут, когда вскипела вода, небольшая уютная, типично городская кухня, заполнилась приятным теплым ароматом горячего кофе и ванилью разогретых в микроволновке плюшек с творогом.

Шумно вдохнув в себя навевающий острую ностальгию по давно минувшим временам запах, я едва не застонала от удовольствия.

– Как же мне не хватало кофе! – словно возвращаясь к жизни, воскликнула я.

– Говоришь так, как будто вечность его не пила, – хмыкнул Тим, стоя спиной ко мне и добавляя сахар в одну из двух кружек.

– Выходит, что так, – невесело заметила я.

– Там, где ты была, не наливали кофе? – как бы между прочим поинтересовался друг.

– Не наливали, – подтвердила я, поудобнее устраиваясь на стуле. – Там не знают, что такое кофе.

– Видимо, ты была где-то очень далеко от цивилизации, – сделал собственные выводы Тим и поставил передо мной заполненную доверху кружку, над которой вился пар, сам сел напротив, не забыв прихватить тарелку с булочками.

– Слишком далеко, – покачала я головой, вгрызаясь в мягкую, свежую сдобу, – даже не описать, насколько далеко.

Наш разговор прервал повторившийся звук вибрации.

– Тебе звонят… твои штаны, – сдержанно указала я на очевидный факт, отирая губы салфеткой.

Тим молча вынул телефон из кармана брюк и на этот раз решил ответить на звонок.

– Привет, солнышко, – пропел он в трубку таким тоном, которого я от него никогда не слышала. И от которого у меня разом пропал аппетит. Отложив плюшку в сторону, я сделала глоток кофе, внимательно прислушиваясь к разговору.

– Да. Да. Да, – с одинаковыми интервалами повторил Тим, почему-то старательно отворачиваясь от меня. – Прости, был занят. Я помню. Хорошо. Обещаю. Договорились. Да. Мне сейчас немного неудобно разговаривать… Я тебе перезвоню. Целую. Пока.

И беседа закончилась, продлившись от силы минуты две. За это время мне удалось расслышать звонкий девичий голос, что-то втолковывавший Тиму на том конце линии, но слов не разобрала. А еще очевидной была неловкость, которую испытывал друг от необходимости беседовать с «Любимой» в моем присутствии, но, очевидно, еще один сброшенный звонок его отношения не пережили бы.

– Все в порядке? – я не могла не спросить.

– Да, – немного растерянно, явно витая в каких-то своих мыслях, в которых мне места не было, ответил Тим. – Просто у нас с девушкой сегодня годовщина, мы договорились посетить её любимый ресторан. Я должен заехать за ней в семь.

– Ух, ты, – поддельно восхитилась я и даже смогла продемонстрировать улыбку. – Годовщина, ресторан… наверняка, еще и букет алых роз прикупишь для встречи.

– Лилий, – поправил меня Тим, убирая телефон обратно в карман. – Она любит лилии.

– Бедные те люди, которые будут сидеть в ресторане рядом с вами, – с мрачным наслаждением отметила я.

– Почему? – удивился друг, точно заподозрил подвох.

– Лилии – распространенный аллерген, – начала объяснять я. – Они обильно источают очень сильный аромат, а вместе с ним и пыльцу, которая активно раздражает слизистую всех, кто её вдыхает, и вызывает удушье.

Закончила свою лекцию радостным хлопком в ладоши.

– Чему ты радуешься? – Тим поджал губы.

– Нет, нет, ничему, – замахала я руками, а после схватилась за кружку и несколько минут делала вид, что увлечена исключительно кофе.

Но очень быстро не выдержала.

– Как вы познакомились?

– Помнишь, заброшенный парк у реки? Недалеко от нашей школы? – через какое-то время начал друг. Наверное, надоело молчать.

Я кивнула.

– Ты знаешь, что там сделали ремонт?

Я отрицательно покачала головой.

– Рабочие отреставрировали набережную и фонтаны, постелили искусственный газон, высадили деревья вдоль аллей, установили беседки. Вот, в том парке мы и познакомились. Она поскользнулась на ступеньке…

– … и ты, как бравый рыцарь, её поймал, – съехидничала я.

– Нет, – сдержанно ответил Тим. – Я вызвал такси и отвез её в больницу, потому что она сломала ногу.

– А потом таскал ей в палату пирожные и одуванчики, – прищурилась я в злобной улыбке, продолжая упражняться в остроумии.

– Заканчивай, – сурово заявил друг.

– Не могу, – развела я руками. – Потому что не успела начать. Еще даже не разогналась.

– Тебе обязательно быть такой стервой? – Тим погрустнел.

– Не обязательно, – заухмылялась я. – Но очень хочется.

– Ты не изменилась, – Тим подхватился, уронив стул, который с грохотом рухнул на пол, скрипнув напоследок деревянными ножками. – Два года прошло, а ты все такая же!

– Какая?! – я подхватилась следом за ним, уперев руки в столешницу.

– Эгоистичная, зацикленная на себе и своих проблемах! – с остервенением начал перечислят друг, едва не загибая пальцы. – Всегда пренебрегающая другими!

– Ты у нас, можно подумать, ангел небесный! – завопила я, чувствуя, как что-то темное затапливает душу. – Нимб протри над головой, а то заляпался чем-то!

И я топнула ногой, пытаясь дать выход эмоциям. Тим уже открыл рот, чтобы встать на защиту своей возлюбленной подружки, но выхватить меч из сверкающих ножен аки благородный идальго не успел.

Потому что пол под нами содрогнулся.

– Что это? – испугался друг, вцепляясь в столешницу. Его взгляд заметался, словно дикий зверь, угодивший в клетку.

– Кажется, я знаю, – виновато зашептала я и попыталась заставить разум успокоиться.

Пол, а вместе с ним и все вокруг, включая посуду в шкафу встряхнуло еще раз, уже чуть менее основательно, но все так же зло.

– Так, – заявила я сама себе. – Надо успокоиться. Успокойся, Мира, дыши. Просто дыши, ты же не хочешь вернуться туда раньше времени. Раньше, чем найдешь отца и бабушку…

И я прилежно, следуя собственным рекомендациям, запыхтела, громко вдыхая и выдыхая.

Тим все это время глядел на меня большими круглыми глазами, сжимая в руке выхваченный из кармана телефон, явно разрываемый двумя противоречивыми желаниями – набрать номер спасателей и вызвать бригаду психиатров, потому что его потерянная и только что буквально свалившаяся на голову подруга разговаривала сама с собой.

Чутко прислушиваясь к внутренним ощущениям, я начала мысленно отсчитывать удары сердца, замедляя дыхание.

…десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать…

Я успела досчитать лишь до двадцати пяти, когда мир вновь затрясся, на этот раз мелкой-мелкой дрожью.

– Переход… он открывается вновь! – мой шепот заглушил звон соскользнувшей и разбившейся вдребезги кружки с таким драгоценным, но так и не допитым кофе. Темно-коричневые брызги, на миг взметнувшись вверх, зависли в воздухе, а после разлетелись веером вокруг, оседая на подрагивающих осколках.

Я кожей ощутила какую-то неправильность, искаженность происходящего. То ли переход открывался не так, как раньше, то ли что-то или кто-то пытался вмешаться, но этот мир, мой мир, испытывал боль. Он кричал, агонизируя, ломаясь и сопротивляясь из последних сил. Все это я чувствовала глубоко внутри себя. Его боль не была моей болью, но я чувствовала её, как мать чувствует, когда её ребенку плохо.

Проход открывали, а скорее, пробивали, принудительно.

И, кажется… Нет, совершенно точно, это делала не я.

Реальность вокруг нас начала скукоживаться, ссыхаться и стягиваться, а после расползаясь, словно ошпаренное кипятком тонкое полотно, распадаясь на ошметки, за которыми не было ничего четкого и понятного, а лишь сосредоточение мерцающего света всех оттенков красного.

– Мира! – послышалось откуда-то издалека, но эту протяжную мягкую «р» я опознала тут же.

– Сократ! – завопила я в ответ, вертя головой и пытаясь увидеть хотя бы что-нибудь. Но я лишь слышала его. – Сократ, я здесь!

– Ты должна… переход… мы… не стабилен…, – до меня доносились лишь обрывки фраз, как будто бы на линии связи были помехи, но последнее слово я расслышала четко и громко: – Беги!

Подскочив к Тиму, я схватила его за руку и… бросилась прямиком в красное ничто, которое на один короткий миг полыхнуло багровым пламенем, напомнив мне готовую вот-вот перелиться через край лаву.