Текст книги "В смысле, Белоснежка?! (СИ)"
Автор книги: Анастасия Разумовская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
– Кто тебя тянул за язык, Майя?! – прошипел взбешённый король, когда девочка вышла из сада. – Что за фантазии про лягушек и снежки?
Я развернулась и гневно уставилась на него.
– Просто я хочу подружиться с твоей дочерью. Почему тебя это злит?! Почему ты не хочешь, чтобы мы с ней стали друзьями? Я тебе жена или любовница, Ваше величество? Что я сделала не так?!
Признаться, я несколько повысила голос. Ну, ладно. Честно: орала. Нервы всё же подвели.
– Майя!
– Не кричи на меня! Я и так делаю всё, что ты хочешь, и не делаю того, чего ты не хочешь! Сижу в своей комнате как мышь, никуда не выхожу, ни с кем не общаюсь. Ты не представил меня своему двору, своему народу и даже своей дочери! Анри, я чувствую себя твоей любовницей, а не твоей женой. Женщиной, которую стыдно показать другим…
Его глаза от гнева стали почти чёрными, но меня несло. Я выкрикивала любую чушь, которая лезла в голову, но не то, главное, за что действительно была в претензии.
– Майя, успокойся! – прорычал он, и эти волшебные слова окончательно лишили меня самообладания.
– Я спокойна! – рявкнула в ответ. – Это ты не спокоен. Ты постоянно мной недоволен. Но это ты меня выбрал и решил жениться. Вот и терпи теперь.
Развернулась и зашагала из сада, чувствуя, как меня трясёт от ярости.
Я успела сделать лишь пару шагов, а потом король меня догнал, подхватил на руки и прошептал на ухо:
– Тебе не нужен бал, говоришь? И пир – это так банально? Хорошо. Тогда перейдём сразу к тому, зачем я на тебе женился. Это будет горячее, чем снежная битва, клянусь.
Я обмерла от ужаса.
Глава 8. Взрослые дела
– Нет-нет, ты не понял! Я хочу пир! И бал тоже хочу! И… – кричала я, пока муж нёс меня вверх по лестнице, а затем по тёмному коридору, освещённому свечами, со шпалер которого на меня с укором взирали рыцари и драконы. – Анри, ну пожалуйста!
Но он не остановился, пока не внёс меня в мою же собственную спальню. Бросил на кровать и принялся раздеваться. Что, вот прямо так? Почувствовав озноб, я закуталась в покрывало и поднялась с кровати.
– Анри, давай поговорим как взрослые люди.
Он насмешливо глянул на меня.
– Нет, Майя, мы сейчас с тобой другим взрослым делом займёмся.
Холод сковал меня до самых пяточек.
– Ты не забыл, что я болею? Давай отложим до завтра и… И вообще я есть хочу! Я же не ела ничего с самого утра!
Король приподнял бровь. Но затем неохотно позвонил в колокольчик.
– Ты права, еда нам не помешает. И вино. Майя, я не злодей. Не насильник. Но ты – моя жена. Ты говорила, что у тебя есть дочь, но ведёшь себя так, как будто ни с кем даже не целовалась.
«Ну отчего ж… с тобой, с Бертраном», – сумрачно подумала я.
Вошла Чернавка.
– Принеси еды и вина, – велел король, не оборачиваясь. Чернавка вышла.
Его не смущало, что он стоит посреди комнаты в одних штанах и расстегнутой рубахе. А вот меня смущало. Я краснела и злилась.
– Какая я у тебя по счёту? Знаешь, ты тоже себя странно ведёшь. Только наоборот. Ощущение, как будто ты каждый день женишься по два раза.
Анри задумался.
– Не каждый день, – признался неохотно. – Не вижу для тебя причин беспокоиться. Просто будь мне верной. И послушной.
– А до меня у тебя верных и послушных не было?
– Не было.
– А как же мать Белоснежки?
Губы короля дёрнулись. Он снова нахмурился.
– Женское любопытство, Майя? – Анри двинулся ко мне. – Прекращай болтовню.
Я пискнула и попыталась удрать, но мужчина поймал, сорвал покрывало и прижал спиной к стене, расставив руки по обе стороны от моего лица.
– О чём ещё хочешь спросить? – прохрипел, не отводя взгляда от моих губ.
Мамочки…
– А… мы кушать будем?
Тут дверь снова открылась. Ещё никогда я не была так рада Чернавке. И напрасно.
– Вот, Ваше величество, фрукты, мясо, сыр и вино. Вино вот сюда вам поставлю… Рядом с кроватью. А то, что сорочка потерялась, так вы на меня не серчайте. Видать у Её величества сильный жар был, спалила она ночью сорочку-то.
Я почувствовала, как король напрягся. Но как же… Я же помню, что даже кочергой золу размешала. Как же Чернавка догадалась?
– Что ты несёшь? – прорычал Анри, недовольно оборачиваясь.
– Я бы в жисть не догадалась. Видать сами не ведали они, что делали, – невыносимая девка жалобно хлюпнула носом. – Кабы вот этот лоскуток бы не обнаружила… Вот. Правда он испачкан, но это не я. Честно. Он вот обгорел со всех сторон, но… Вот.
Я застыла, пытаясь сообразить каким образом лоскут от моей рубашки мог уцелеть. Король отпустил меня, развернулся, пересёк спальную и взял в руки грязный кусочек ткани сантиметров пять длинной.
– Кровь, – прошептал он и резко обернулся ко мне. – Ты мне ничего не хочешь рассказать?
Воздух со свистом вырвался из его губ, а потому получилось «рас-с-сказ-зать».
– А это важно? – я всё ещё пыталась сохранить невозмутимую морду лица. – Ну, порезалась, наверное.
Синие глаза резко сузились, губы сжались в одну черту.
– Ступай, – хрипло велел король девушке. – Вон.
Девица удивлённо глянула на нас и выскочила. Закрыла за собой дверь.
– Это не твоя кровь, Майя.
– Моя.
– Не лги мне.
– Сорочка моя, значит и кровь – моя, – упрямо настаивала я.
А что мне ещё оставалось делать? Анри снова взглянул на лоскут, брезгливо отбросил его.
– У тебя есть желание?
– Домой хочу.
– Домой не получится. Это твой последний день. Я должен тебя убить.
– Кому должен?
Король нахмурился.
– Если есть что сказать – говори, если нет – становись на колени и молись.
– Почему? – тихо спросила я.
Надо было любым способом затянуть диалог. У последней жены Синей Бороды были братья, которые прискакали в последний момент и спасли её. У меня здесь не было никого. Проклятая Нэлли Петровна! Неужели придётся звать Румпельштильцхена?
– Верность, Майя, это не отсутствие измены, понимаешь? – проникновенно ответил Анри. – Это верность в малом. В самом мельчайшем. Я просил тебя не ходить в ту комнату, но ты не послушалась.
– И за это ты меня убьёшь? За такую ерунду? По-твоему, это стоит жизни человека?
Я слышала, как дрожит и срывается мой голос. Король вздохнул:
– Ты не понимаешь, Майя. Мне нужна не какая-то там жена. Не просто женщина, способная рожать и вынашивать детей. Мне нужна соратница, на кого я могу всегда положиться. В чьём послушании буду уверен.
– Мы можем развестись, – пискнула я. – Ты не думал о разводе?
– Папа не даст разрешения, – отмёл он. – Развод – это нарушение заповедей…
– А убийство – нет?! Анри, тебе не кажется…
– Довольно, – прорычал он. – Хватит мне зубы заговаривать. Мне тебя жаль. Но – увы – не я решил твою судьбу. Ты сама виновата…
– Я могу тихонько исчезнуть, и все будут думать, что я умерла.
– Но моя совесть будет знать.
Совесть?! Я задохнулась от возмущения. Настолько разозлилась, что даже страх немного угас. И тут я поняла, что мне нужно: время. Немного времени. Просто, чтобы понять, есть ли у меня какой-то иной выход, кроме того, чтобы позвать Румпеля.
– Я хочу есть, – грубо заметила я. – Ты можешь мне позволить умереть не голодной?
– Хорошо, ешь.
Он вытащил шпагу и стал протирать её носовым платочком. Аппетит тотчас слинял, испарившись, как как вода из кастрюли, когда хозяйка зависла в интернете. Но я всё равно подошла, села в кресло и принялась давиться едой.
Что там обычно Румпель требовал в уплату?
У меня в памяти крутился известный сериал. Там был очень необычный и яркий Румпель. И вроде не так уж и плох… А что с оригинальной сказкой?
Я подавилась. Закашлялась. Румпельштильцхен в обмен на спасение требовал у героини её ребёнка… Анечку?! И как –то сразу стало понятно, что звать капитана я не буду. Если я умру, у Анечки останется шанс выжить. Шанс, что соседи вызовут МЧС. Что Нэлли Петровна не совсем из ума выжила. Но никогда я не отдам её никакому сумасшедшему монстру.
– Поела? – мрачно спросил король.
– Почему ты не можешь, например, убить меня завтра? Почему обязательно прямо сегодня?
Анри задумался. Кажется, такая мысль ему не приходила в голову. Налил вина, выпил.
– Нужно сегодня, – сообщил устало. – И не спорь со мной.
Я продолжила медленно вкушать сливу. Мужские глаза снова залипли на моих губах. Анри вновь налил вина и выпил. Кажется, ему тоже было не по себе.
– А ты уже придумал, что скажешь дочери? – съехидничала я.
Муж ещё сильнее помрачнел. Выпил третий кубок. И вдруг резко встал.
– Довольно. Всё.
– Я ещё голодна.
– Это неважно, – зарычал он, шагнул ко мне и схватил за шею.
Я завизжала, ударила его по голени. Бесполезно: жёстких кожаных сапог король снять не удосужился. И всё же я резко упала вниз и смогла выскользнуть из его рук. Бросилась на балкон. Он – за мной. Рванула дверь. Дверь оказалась заперта.
Крепкая рука схватила меня за волосы и дёрнула на себя.
– Лучше бы помолилась, – прорычал Анри, взмахнул шпагой и…
– Стой!
Мы с королём обернулись в недоумении. В распахнутой двери стоял… Кот. То есть Бертран. Он был бледен и решителен.
– Дядя, – громко прошептал, почти прошипел парень, – перестань. Оставь её.
Обнажённая шпага в его руке намекала на серьёзность просьбы. Анри отшвырнул меня кровать. Я упала и громко всхлипнула. Что делать? Швырнуть в него подушкой? Канделябром? А вдруг промажу?
– Уйди! – прорычал король.
– Нет!
Бертран вскинул шпагу и принял оборонительную позу. Отвёл левую руку назад.
– Щенок!
Королевский клинок разрезал воздух, но был отбит. Шпаги зазвенели.
– Кот, – возразил Бертран.
Впервые видела фехтующих вживую, но мне это не доставило ни малейшего удовольствия. Я швырнула в мужа подушкой. Бертран ушёл из-под лезвия, нырнул под рукой короля, и его шпага чиркнула по королевской шее. Но вскользь.
– Изменник!
Шпаги вновь скрестились, зацепившись гардами. Король ногой отшвырнул Бертрана, освобождая клинок. Парень упал и ударился головой о камин. Я завизжала и бросила в мужа канделябром. Медным. Но Анри его ловко перехватил, откинул и пронзил шпагой… ковёр. Потому что Кот воспользовался заминкой и перекатился, вскочил на ноги, снова отбил новый удар.
– Повешу! – бесился король.
Я поняла, что лучшее, что могу сейчас сделать – сбежать. Схватила табуретку и разбила окно на балкон.
– Стража! – громко заорал король.
Мне или кажется, или Бертран не решается наносить удары? Похоже, что он всё же обороняется, а не нападает.
– Бежим!
Это уже я завопила. Жалко ж парня.
Добила стекло табуреткой и шагнула в окно. И тут вдруг король пошатнулся и со стоном: «измена…» упал на ковёр. Попытался встать.
Я замерла. И надо было бежать, конечно, но… Бертран, уже раненный в плечо, тоже замер.
– Ваше величество? С вами всё в порядке? – спросила я.
Король приподнялся, встав на одно колено. Его трясло. Затем вдруг вырвало.
– Он отравлен, – прошептал Бертран и испуганно посмотрел на меня. – Майя, ты не…
– Откуда?! Откуда бы я могла взять яд?
Я нехотя вернулась. Да, надо было бежать. Надо. Это было самым разумным, но… Ну не могла я оставить человека, которому так плохо, что он может умереть. Просто не могла.
– Зови помощь! – закричала я парню. – Лекаря, кого-то. Ему нужно делать промывание.
Король снова упал, потерял сознание. Его крючило и гнуло в агонии. Бертран сглотнул и бросился в коридор. Я опустилась рядом с мужем на колени, ударила его по щекам.
– Анри! Эй, Ваше величество! Не спать!
Он приоткрыл мутные глаза.
– Меня видишь? Узнаёшь? Давай, пальцы в рот… Нужно, чтобы тебя вырвало. Ну, давай же…
Но его глаза снова закатились. На губах появилась пена. Я принялась его трясти.
Из коридора раздался топот. Вбежала фея в переднике, за ней стража, впереди которой мчался Бертран. Кот тотчас подскочил ко мне, упал на колени и забрал тяжёлое тело из моих рук. Поднял лицо и пронзительно глянул на Карабос.
– Ему нужно желудок промыть, – сказала я, вскакивая. – Большим количеством воды. Много-много… Ну же! Тащите воду. Стражники дёрнулись было, но фея покачала головой и тяжело возразила:
– Ему вода теперь только для обмывания нужна. Сильно действующий, видать, был яд.
В комнату вошёл меланхоличный Румпель.
– Что здесь произошло?
Я всхлипнула. Да, Анри пытался меня убить, но… Впервые прямо на моих глазах вот так умирает человек.
– Его величество отравили, – ответила Карабос.
– Ясно. Кто с ним был на момент отравления?
– Я, – ответила я.
– Мы, – поправил Бертран.
Румпель поднял и перевернул собственную руку, с любопытством разглядывая ногти.
– И чем вы занимались? Фехтовали?
Он кивнул на шпагу Бертрана, валявшуюся там, где Кот её бросил, когда Анри начал падать.
– Да, – нагло ответил красноволосый. Встал, поднял клинок и убрал его в ножны. – Его величество решил поразить молодую жену двойным и вложенным ударом.
Румпель загадочно взглянул на разбитое окно. Меня трясло. Я встала, подобрала покрывало, закуталась. Затем подошла, налила вино в бокал.
Нет, я не пью. Вообще не пью с той глупой вечеринки, когда… Но сейчас надо было хоть немного унять дрожь.
– Как ты видишь, – миролюбиво заметил Кот, – Его величество пронзён не шпагой.
– Вижу. А что он ел или пил?
Я вздрогнула, расплескав вино. Сглотнула и в ужасе посмотрела на капитана.
– Вино… Он пил вино. И ничего не ел!
И посмотрела на бокал в моих руках. А затем вскрикнула и выронила его из рук. Алое пятно некрасиво растеклось по ковру.
– Румпель, давай ты допросишь меня, а королеву отправишь спать? В другую спальню. Уверен, ей сейчас понадобится помощь сиделки.
– Я могу, – вызвалась фея.
А я вдруг вспомнила про кольцо, лежавшее под матрасом. Эх… Надо было во время боя надеть его, подойти и ударить короля чем-нибудь тяжёлым по голове… Впрочем, тогда бы Бертрана точно обвинили бы в убийстве. Пожалуй, даже лучше, что я не вспомнила…
Румпель взглянул на моего спасителя.
– Ты арестован. Уведите его.
– Но… – возмутилась я.
– Мера предосторожности, Ваше величество. Пока идёт следствие.
– И… и куда его…
– Не беспокойтесь. В его комнаты. Всем остальным – выйти в коридор. Я поговорю с каждым, кто причастен. Но начну с королевы.
– А т-тело?
– Ему уже всё равно. Пусть полежит.
Мы остались одни. Бертран не оказал сопротивления. Я тоже не возражала: порядок есть порядок. Опустилась в кресло, поджав ноги и замотавшись в одеяло поплотнее.
– Это так ужасно!
Я старалась не глядеть в сторону мертвеца, но мне казалось, что он смотрит на меня.
– И не говорите. А теперь рассказывайте всё, как оно было на самом деле. Лгать мне не имеет смысла. Я слишком много знаю.
Я вздохнула.
– Он нашёл лоскут с моей сорочки. Испачканный кровью.
– Король нашёл? – Румпель приподнял бровь.
Он стоял, прислонившись к дверному косяку и по-прежнему созерцал свои гладкие ногти.
– Ну… не совсем он. Чернавка принесла. Но Анри понял, что я была в комнате.
– М-м. Вы поэтому его убили?
– Я его не убивала! Это он хотел меня убить… А я попросила дать мне возможность поесть…
Румпель бросил на меня взгляд искоса.
– Зачем?
– Время потянуть. Что тут непонятного?
– Зачем?
– Ну вдруг бы я что-нибудь придумала.
– А меня позвать было бы не лучше? – бесстрастно поинтересовался капитан.
– А ты заберёшь моего ребёнка.
Румпель с любопытством посмотрел на меня.
– Я так сказал?
– Нет. Но это очевидно.
– А. Дальше?
– Дальше король начал пить вино, а потом попытался меня убить…
Я запнулась. Говорить, что Бертран едва не продырявил дядюшку шпагой?
– Продолжайте, продолжайте, – подбодрил меня капитан.
Но прежде, чем я решилась, в коридоре послышался какой-то шум. Тонкий голосок с кем-то спорил, а затем двери распахнулись и в комнату влетела раскрасневшаяся…
– Белоснежка? – ахнула я. – Что ты…
Но девочка уставилась на тело отца. Глаза её расширились, губы задрожали.
– Папа!
Она бросилась на его тело, обняла. У меня сердце сжалось.
– Нужно как-то её увести отсюда, – прошептала я и просительно посмотрела на Румпеля.
Однако капитан смотрел не на меня, а в коридор, где мялись растерянные стражники.
– Папа! – Белоснежка разрыдалась, схватила отца за руку. – Папа! Они его убили… Его убили!
Я вздохнула, подошла, присела рядом и обняла девочку за плечи.
– Милая, я понимаю… Но тебе не надо на это смотреть. Пойдём, я провожу тебя…
Белоснежка отпрянула и дико глянула на меня.
– Понимаю, это ужасно, – продолжала я пытаться успокоить девчушку. Ну, насколько это было возможно в этой ситуации. – Но сейчас не надо мешать капитану Румпелю. Он непременно найдёт убийцу. Отец очень любил тебя, и он не хотел бы, чтобы ты плакала…
Я несла всякий бред, не зная, что вообще можно говорить в таком ужасном положении, но девочка вдруг вскочила на ноги и пронзительно завизжала. А потом вытянула руку и, указывая на меня, громко приказала:
– Стража, взять! В темницу её! Она убила па… короля!
Я замерла от неожиданности. Стражники тоже захлопали глазами.
– Ты с ума сошла? Слушай, я понимаю, у тебя стресс, но…
– Папа умер, а, значит, теперь ваша королева – я! – завопила Белоснежка. – Я! Я! Слышите?! Немедленно бросьте убийцу в тюрьму! Я приказываю!
Вот это… засада. Но девчонка права: после смерти Анри все права на престол переходили к ней. А, значит…
Первым очнулся Румпель.
– Ваше величество, – обратился он к ребёнку, – пока нельзя точно сказать, кто именно убил вашего отца. Не стоит делать поспешных…
Принцесса повернула к нему злое, залитое слезами лицо:
– Заткнись и выполняй приказ. Я знаю, это – она. Она нарочно вышла замуж за моего отца и… Это она. Выполнять приказ!
– Ты ошибаешься… – начала было я, но Румпель, коротко поклонившись, кивнул стражникам.
Высоченные мужчины шагнули в комнату, заломили мне руки и вытащили в коридор.
– Это ошибка! – закричала я. – Румпель, но ты же знаешь…
– Приказ есть приказ. Но… ты помнишь: мы можем заключить сделку.
– Иди ты, знаешь куда? – прошипела я.
– Куда её? – пробасил стражник, когда мы отошли на какое-то расстояние. – В темницу Потаённой башни?
Я содрогнулась, вспомнив темноту, решётки, скелеты.
– Нет, пожалуйста, только не туда! – взмолилась отчаянно. – Там я сойду с ума.
Румпель хмыкнул.
– Сделка?
Я задрожала.
– Что ты хочешь?
– А это правильный вопрос. Имя твоего ребёнка?
Как же мне не хотелось называть этому монстру даже имени! И всё же… имя это всего лишь имя. К тому же, оно не самое редкое…
– Аня.
– Отведите её в Королевскую башню.
– Там, где была…
– Да. Туда.
Румпель развернулся и ушёл, а меня потащили в боковой коридор, затем втолкнули на узкую, каменную винтовую лестницу в стене, протащили на самый её верх и, совершенно потерянную, дрожащую от страха, бросили в небольшую комнату. Дверь за мной грохнула, в замке провернулся ключ.
Я без сил опустилась на пол и обхватила колени руками. Вот тебе, Майя, и Юрьев день…
Глава 9. Пирожки и пряники
Я поплакала. Потом поплакала ещё немного. Затем мне надоело. Глаза щипало от слёз, нос распух от соплей, голова болела… Дурная какая-то сказка, честно говоря. Слишком всё натуралистично.
Итак, что мы имеем? Мой «муж» погиб. Я в тюрьме. Чудесно. Судьба как будто толкает меня по пути Злой королевы вперёд. А я ведь рассчитывала обмануть рок: подружиться с Белоснежкой, сохранить жизнь королю. Но нет, нет. Основная канва сюжета оставалась верной сказке. С нюансами, конечно. Я, например, не припомню, чтобы у братьев Гримм отец Белоснежки был тем самым Синей Бородой… И вообще, Синяя борода – сказка Шарля Перро. Может, в этом всё и дело? Один знал одну часть сказки, другой – другую…
– Майя, ты не о том думаешь! – прошептала я самой себе и принялась простукивать стены.
Я сбила все костяшки пальцев на руках, но так и не услышала никаких подозрительных звуков. Легла на узкую кровать и уснула.
Утром долго лежала и смотрела в потолок. А что я могла сделать?!
Маленькая комнатка: два шага в ширину, четыре – в длину. До потолка я достаю вытянутой рукой. Тяжёлая, низкая дверь надёжно заперта. Маленький столик, больше похожий на табурет. Узкая кровать, шириной, наверное, сантиметров семьдесят-восемьдесят. Небольшая ниша, отгороженная полотняной тканью от комнаты. В нише – круглая дырка в полу. Видимо, подобие туалета. Но дырка, конечно, узкая: рука бы пролезла, две тоже, а вот тело – нет. Одна радость – напротив двери под самым потолком – полукруглое окошко. С решёткой, несколько ржавой, всего из двух прутьев, но каждый из них – с моё запястье.
Снаружи загрохотали замки.
Напасть на охрану? Скрутить руки, переодеться в одежду стражника…
Огромный бугай с плечами такими широкими, что по ним можно было на лыжах кататься, внёс поднос с миской. Поставил на стол.
– Обед.
– Доброе утро! – мило улыбнулась я.
– Казнь на закате, – известил он. – Ужина не будет.
Маленькие глазки-буравчики уставились на меня, а затем стражник просто вышел. Запер дверь.
Я поднялась, подошла. Гречневая каша с маслом. И два маленьких пирожка.
У меня несколько часов, а никаких идей как сбежать у меня не было. Подумать только! Белоснежка казнит Злую королеву! Как-то неправильно, не находите?
Я принялась мерить шагами камеру вдоль, поперёк и по диагоналям. Что делать? Что делать? Неужели придётся звать на помощь Румпеля? Нет-нет, надо что-то придумать!
– У тебя пирожки с капустой или с рыбой?
Бертран! Как всегда, только думать мешает!
– Не знаю, не смотрела, – огрызнулась я, продолжая ходить и напряжённо перебирать все известные мне варианты побегов.
Через вентиляцию? Ага, конечно! Тут и слова-то такого не знают…
– Так посмотри.
Бертран? Э-э-э… В смысле?
Я резко обернулась и увидела его красно-рыжую башку в окне. Она с надеждой смотрела на меня.
– Ненавижу с капустой, – пояснил печально. – Давай махнёмся?
Я подбежала к окну, затем метнулась обратно, подтащила стол, сняла с него миску, положила на кровать, взобралась и выглянула.
Бертран висел на верёвке, которая уходила вверх.
– Ты откуда тут? Как?
– Пирожки, – ворчливо напомнил он.
Я чуть не выругалась. Слезла, разломила пирожок.
– С рыбой.
Глаза Бертрана вспыхнули радостью.
– Махнёмся?
– Сначала ответь.
– Ну… Дядя обожал меня под арест сажать, то за одно, то за другое. Такое вот тупое наказание за всякую ерунду. Со временем я расшатал решётку так, что она стала выниматься из пазов, притащил верёвку и всякое разное. Короче, обустроился. Моя камера в той же башне, что и твоя, только этажом выше.
– То есть, дядя всегда сажал тебя в одну и ту же камеру?
Бертран хмыкнул:
– Нет, конечно. Но в башне их всего две.
– То есть… Мою ты тоже обустроил?
– Ну конечно! Я ж не знал, куда меня посадят в следующий раз.
– И решётка…
– Ну да!
– Тогда – заходи. Мои пирожки – твои.
Бертран обрадовался, раздвинул прутья решётки и ногами вперёд соскользнул в окно.
– А верёвка? Стража её не заметит?
– Не. Они никогда не смотрят наверх.
Бертран с наслаждением запихнул пирожок в рот, закрыл глаза и зажмурился от удовольствия. Прожевав, вздохнул:
– Никто не готовит пирожки так вкусно, как Беляночка, тюремный повар. У неё лёгкая рука…
– Беляночка? У неё ещё сестра Розочка, да?
– Угу.
И он принялся за второй пирожок.
– Меня на закате казнят, – пожаловалась я. – По приказу Белоснежки.
Бертран дожевал.
– Чёрт, – расстроился похоже, – досадно… Готов составить тебе компанию до вечера и… Скрасить последние часы.
Он вдруг хитро улыбнулся, притянул меня к себе с явным намерением целоваться. Я слегка ударила кулаком в его плечо:
– А спасти меня? Нет такого желания?
Кот растерялся. Видимо, подобная мысль в его голову не приходила.
– А как? Я, конечно, могу поговорить с Белоснежкой…
– Побег. Можно на твоей верёвке спуститься вниз…
– На закате, говоришь? Значит, будет светло. И как ты пройдёшь мимо стражи?
Я притворно вздохнула:
– Придётся, видимо, обращаться к Румпелю. В этом королевстве, кажется, только он способен на что-то…
Бертран нахмурился. Поморщился.
– Ты давно исповедовалась?
***
Священник в чёрной сутане и белой рубахе поверх неё – не рубахе, тунике? не знаю, как это правильно называется – вошёл в камеру, сбросил с плеч просторный серый плащ, встряхнул с него снег и посмотрел на женщину, лежащую на кровати.
– Милость Божия с нами, дочь моя. Поднимайтесь.
– Не-ет! – простонала несчастная и всхлипнула под одеялом. – Простите, отец мой, но мне так стыдно от тьмы грехов моих, что я не могу смотреть на ваш светлый лик.
Голос был тонким, почти пищащим, и исполненным жеманства.
– Хорошо, – падре вздохнул, поискал глазами куда повесить плащ, не нашёл. Положил на стол. – Покайтесь, дочь моя и…
Он притянул табурет к кровати, прочитал положенные молитвы на латыни, осенил себя крестным знамением и сел.
– Я никогда не исповедовалась прежде, отец мой, – всхлипнула женщина.
Она лежала, поджав ноги к груди, полностью накрытая одеялом.
– Что ж… Когда-то нужно начинать.
– Когда мне было семь лет, я украла кошелёк. Накупила на все деньги конфет. А потом раздавала их за поцелуи…
– Что ж… дети есть дети. Продолжай.
– Украла рыбу со стола, а когда кухарка пожаловалась и меня наказали, подложила ей в только приготовленный кекс живую мышь…
Падре вздохнул.
– Майя, милая, мы так с тобой не успеем до заката. Оставь детские грехи. Бог простит их…
– Я не хочу умирать! – всхлипнула несчастная. – Падре, я не хочу умирать!
– Тебе нужно смириться, дочь моя. Мы все умрём рано или поздно. Продолжай.
– Мне было четырнадцать лет, когда я потеряла девственность… Но мне так стыдно, падре, пожалуйста, наклонитесь ниже, я вам на ухо расскажу…
– Не стоит, дочь моя. О блуде не стоит рассказывать подробнее.
– Но там не только блуд! Блуд это, в конце концов, такие мелочи… приятные…
Падре покраснел. С упрёком взглянул на одеяло.
– Нельзя так говорить, дочь моя! Грехи все ужасны…
Одеяло всхлипнуло.
– Я не могу произнести вслух то, что было потом. Мне ужасно стыдно, святой отец.
– Но мы здесь одни, тебя никто не услышит!
– А мухи?
Падре снова тяжело вздохнул. Наклонился… Под одеялом что-то горячо зашептали, и тонзура священника начала наливаться алым. Однако, прежде, чем она побагровела, одеяло внезапно взбрыкнуло, обхватило его за шею, повалило на кровать, забило рот…
– Простите, святой отец, – выдохнул тоже весь красный и взлохмаченный Бертран, садясь верхом на пытающегося вырваться священника и крепко связывая его руки верёвкой. – Последний мой грех: обман священника и непослушание властям. Каюсь.
– А одежду снять? – хмуро уточнила я, откинув полотняную завесу нужника и выходя в комнату.
– Тебе и плаща хватит. А красть у падре нехорошо.
– Какая разница: плащ украсть или сутану?
– Не кощунствуй!
Бертран возмущённо взглянул на меня, и я поняла, что разница есть. Кот заботливо накрыл священника одеялом. Он уже заменил его угол во рту пленника кляпом, боюсь даже представить, из чего сделанным.
– Ну вот, я выйду из башни, а дальше? – спросила я, набрасывая плащ на плечи, а капюшон на голову.
– Помнишь, какой дорогой тебя привезли?
– Да.
– Дуй по ней. Стражникам на входе скажешь, что тебя вызвали к умирающему. А в городе постарайся потеряться. Сегодня воскресенье, базарный день. Гуляющих будет много. Ну и переоденься. Иначе найдут.
– А дальше?
Бертран пожал плечами:
– Потом придумаем.
– Придумаем? Мы с тобой? Но тогда надо договориться, где мы встретимся…
Кот покосился на мычащего падре, затем ловко накрыл его голову подушкой и прошептал:
– На базаре. Я тебя найду.
– А сам как убежишь?
Парень насмешливо взглянул на меня:
– Беги. У тебя времени мало.
Я направилась к двери. Обернулась:
– Слушай, а то, в чём ты каялся… Ты же придумал, да?
Его глаза сверкнули возмущением:
– Нельзя лгать на исповеди! – наставительно ответил он.
Понятно.
Я постучала и, стараясь подражать старческому голосу священника, просипела:
– Исповедь завершена.
Дверь грохнула и открылась. Я невольно обернулась. Бертрана уже не было.
– Чёй-то с ней? – угрюмо спросил стражник, кивнув на тело, мычащее на постели.
– Женщины, – устало отмахнулась я. – Рыдает о грехах.
И вышла. Мужик понимающе кивнул, плотно затворил дверь, грохнул щеколдой.
Я пошла вниз по винтовой лестнице, низко склонив голову. Сердце билось пойманным щеглом. Пришлось чуть приоткрыть рот, чтобы дышать. Неужели, свобода? Впервые за долгое время…
Винтовая лестница вывела в коридор. Я пошла по нему. Здесь суетились слуги и, проследив откуда идут те, у кого на плечах не растаял ещё снег, я поспешила в ту сторону. Чёрная лестница вывела меня во двор. Я обошла королевский замок. Погода стояла удивительная: ярко светило солнце, но при этом из редких белых облаков сыпался снег. А вернее, снежная крупа. Стараясь не сорваться в бег, двинулась по аллее между стриженных туй, и та вывела меня к готическим воротам, которые охраняли рослые стражники.
– Святой отец? – забасил один из них, вытирая заиндевелые усы.
Хорошие усы. Длинные. Наверное, должны закручиваться кольцами, но сейчас они свисали почти до ключиц. Я закашляла, прикрывая рукой горло. И только сейчас поняла, что обута в женские туфельки. Ох ты ж…
– Исповедь. К умирающему, – просипела, изо всех сил делая вид, что глобально простужена.
Меня пропустили.
Но выдохнула я только, когда пересекла подъёмный мост и по тропинке между каких-то обнажённых деревьев спустилась с холма в город.
Здесь действительно царило оживление. Толпы народа запрудили улицы. Мамашки с детьми, подростки, солидные мужчины с брюшками, молодые девицы, то и дело хихикающие и заливающиеся румянцем, парни, всячески бросающие влюблённые взгляды направо и налево – все они были разряжены в цветастую одежду, преисполнены веселья и предвкушения чего-то эдакого.
Я шла и шла, с любопытством оглядываясь.
Европейский город. Узкие улицы, высокие черепичные крыши. Гладкий булыжник под ногами. Я направилась в ту же сторону, куда и основная масса народа. Меня захлестнула всеобщая радость и чувство свободы. Как же давно я такого не испытывала! Разумом понимала, что это – иллюзия. Я – в чужом мире. Как отсюда выбраться – не знаю. Будущее туманно и не определено. И всё же…
Маленькая победа. Счастье отстроченной смерти.
Кому-то может не понравится ощущение замкнутости в средневековых городах, эта особая малость пространства вокруг, но я боюсь пространств. И людей.
Кстати, я же боюсь людей? Разве нет?
Кажется, уже нет.
Рынок тоже оказался небольшим. Отчасти он располагался в здании, отдалённо напоминающем гостиный двор: арки, колонны. Но большая часть его выплеснулась на улицы, словно забродивший компот. Я ходила между прилавков, слушала возгласы, приглашающие померить или попробовать, и думала, как бы мне переодеться. Денег-то у меня нет.
Украдкой взглянула на обручальное кольцо. Продать? Вряд ли. Скорее всего, продажа драгоценности привлечёт ко мне излишнее внимание. Может, она – фамильная, например? А что? Кольцо многоразового пользования: женился, убил жену, снял кольцо с пальца – передал следующей. Удобно.
– Сударыня, – вдруг замурлыкала носатая торговка, приплясывая за прилавком с горячей снедью, – какая молоденькая и красивая! Совсем замёрзла, поди?
