Текст книги "В смысле, Белоснежка?! (СИ)"
Автор книги: Анастасия Разумовская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Глава 6. Чёрная женщина
Я смотрела и удивлялась. Всё было совсем не так, как в мультфильме: тёмная поверхность отразила пещеру, в которой на хрустальном троне сидела молодая темноволосая женщина и смотрела на меня пристальным взглядом. Очень красивая женщина. Высокие брови, тонкие черты лица, глаза, словно у Анжелины Джоли, и лицо скуластое. Женщина была одета в тёмную плотную одежду, чем-то похожу на монашескую. Но даже та не скрывала женственной фигуры.
Красавица изумлённо приподняла брови. Её ярко-алые губы дрогнули, и она заучено произнесла:
– Ты, королева, красива собой, а всё ж Белоснежка выше красой…
Да неужели! Двенадцатилетняя девочка-то?
– Кто ты? – спросила я. – Кто заточён в этом зеркале?
Женщина не ответила. Наверное, она воспринимает только стихи.
– В зеркале этом кто заточён, хочет ли быть он освобождён?
Да, стихи – это не моё. Не писала их даже в подростковом возрасте.
– Та, что забвению предана, чашу выпьет до самого дна, – отозвалось зеркало.
Понятно. Ну, было бы предложено.
– Дочку мою мне покажи, – велела я, – что с ней сейчас, мне расскажи.
Предупреждала же: стихи не моё.
Поверхность посветлела, и я увидела собственную квартиру. Даже вскрикнула от неожиданности. Милая тумбочка, персикового цвета детская кроватка, голубое бельё с мишками и…
– Аня… Анечка…
Я шагнула вперёд и дотронулась до зеркала рукой, словно думала, что так смогу коснуться моей дочурки. Нет, не думала, конечно. Даже не надеялась.
Моя девочка сладко спала, засунув в рот большой пальчик – дурная привычка, от которой я так и не смогла её избавить. Большая ж уже девчонка, а до сих пор палец сосёт. Внешне вполне ничего, на измождённую или заплаканную не похожа. Светлые волосики растрепались из косичек. Странно… Но кто может сейчас, без меня быть с ней? Бабушки у нас нет. Вернее, она как бы есть, но после тех событий, мама поставила передо мной жёсткий выбор: или аборт, или… И теперь у нас никого нет.
Я стала оглядывать комнату и снова замерла. Мой взгляд упал на электронные часы на тумбочке: 31.12. 16.15. Тридцать первое декабря? Как же это… Четверть пятого? Но…
Это ведь как раз то самое время… Примерно, конечно. Но точно помню: когда Нэлли Петровна пришла ругаться, было начало пятого. Я как раз посмотрела на часы и указала ей, что не нарушала никаких законов тишины. И тогда эта злобная стерва пыхнула и прошипела: «Ты об этом ещё пожалеешь!», а дальше непечатное.
– Покажи, пожалуйста, смежную комнату, – хрипло попросила я.
Но Зеркало, конечно, не отозвалось. Чёрт… опять рифмовать.
– Смежную комнату мне покажи, или шарфик хотя бы свяжи.
Ну… Что смогла.
Мастер в спецробе застыл с дрелью у стены. Набыченная шея его была ярко-малинового цвета. То есть… Я правильно понимаю, что в моём мире время застыло? Или просто здесь идёт так стремительно? Я перевела дыхание. Закрыла глаза, прислушиваясь к тому, как колотится сердце. Ну что ж… Нет худа без добра.
Я снова попыталась зарифмовать самый главный вопрос своей жизни:
– Зеркало, милое, мне отвечай, как мне вернуться обратно и зай… ке вернуть её мать? Зеркало-зеркало, ты должно знать.
Снова пещера и темноволосая красавица с холодным взглядом. Её аж передёрнуло от «красоты» моих стихов. Но мне было не до поэзии.
– Исполниться должен отмеренный срок.
Дева покинет тогда лишь чертог,
Жизнь когда отлетит и душа.
Если твоя, то будешь мертва.
Жизнь на жизнь ты поменяй,
Или в неволе по дочке страдай.
«Стерва!» – выругалась я мысленно. А вслух кисло заметила:
– Ты тоже не Пушкин. На чью жизнь я должна поменять свою? Ты же не хочешь сказать, что я должна убить Белоснежку, да?
Дама промолчала. Я нахмурилась и начала мысленно подбирать рифму. Рифма пряталась и упорно не желала подбираться. И тут дверь скрипнула. Подпрыгнув от неожиданности, я резко обернулась.
В дверях стоял Румпельштильцхен. Он не проходил внутрь, лишь смотрел в мою сторону глазами, ставшими неожиданно янтарным. То есть, не на меня, я-то оставалась невидимой. Скорее на зеркало. Я затаила дыхание. Мужчина потянул носом воздух и криво усмехнулся.
– Выходи, – произнёс низким голосом, – я тебя чувствую.
«Вот ещё», – подумала я. По ногам потянуло сквозняком.
– Живая всегда чувствуется среди мёртвых, – пояснил Румпельштильцхен.
У него… у него зрачки вертикальные! Мамочки… И когти… когти лезут из пальцев! Кривые, жёлтые. Нет, дяденька, Майя сегодня гулять не выйдет. Я замерла. Дама в зеркале снова усмехнулась. Это была такая ледяная улыбка, что я тотчас ощутила, что нахожусь в одной лишь разорванной сорочке. Меня затрясло.
– Илиана, ты видишь её? – спросил монстр.
Но ведьма лишь смерила капитана королевской гвардии высокомерным взглядом. Румпель сузил глаза.
– С-стихи? – прошипел, и между его чёрных губ проскользнул раздвоенный язык. – Может прикажеш-ш-шь с-сразу и с-серенады с-спеть?
Он менялся на глазах. Лицо покрывалось трещинами, словно фарфоровый сосуд. Знаете, мелкая такая сеточка, когда ваза ударилась, но не разбилась? Я стояла перед зеркалом ни жива, ни мертва. Тогда Румельштильцхен вскинул когтистую руку вверх и… Дамы ожили. Они вытянули руки, слезли с крючьев и двинулись ко мне. Медленно, но настойчиво.
– Лучш-ш-ше с-сама покажис-с-с-сь, – посоветовало чудовище.
Оно стояло, широко расставив ноги в чёрных кожаных ботфортах. Шпагу капитан вынимать из ножен не стал. И тут я поняла, что делать. У меня оставалась пара секунд. Я бросилась бегом прямо на врага, а затем резко села и, скользя по крови на тыквенных башмачках, въехала под арку его ног, выскочила, скидывая обувь, и бросилась бегом.
И, пролетев обратно не меньше трёх метров, угодила в его захват. Но – как?! Как он мог, не догоняя, схватить меня руками за плечи и швырнуть обратно? Сердце билось так, что я всерьёз испугалась, что оно пробьёт рёбра.
– Не бойс-с-ся, – прошипел он мне на ухо, при этом от его дыхания словно всё замораживалось, – я могу и помочь. Давай заключим с-с-сделку?
Не бойся? Серьёзно?!
Румпель вышел в коридор и закрыл дверь в страшную комнату. Он по-прежнему крепко держал меня. Я с опаской скосила глаза на свои плечи и увидела обычные мужские руки с гладкими, ровно обрезанными ногтями. Что за галлюцинации?
Так, Майя, соберись. Сделка… Это как раз по твоей части. Ты менеджер или кто, в конце концов? Хотя… помнится, никто из тех, кто заключал с Румпелем сделки, потом не был особенно счастлив. Но мы-то умеем читать то, что написано мелким шрифтом. Или нет?
– Сделка? – пискнула я. – Готова рассмотреть ваши предложения…
Он провёл ладонью по обнажённой коже моей руки снизу-вверх. Натолкнулся на сорочку на плече. Провёл по ней, исследуя ключицу. Я замерла, судорожно сглотнув.
– Кажется, я понял, почему ты не захотела показываться в комнате, – хрипло шепнул Румпель мне на ухо.
Его рука остановилась на моём ключице. А вторая держала за талию.
– М-мы можем как-нибудь выйти из башни? – тоненьким больным голосом поинтересовалась я. – М-мне тут страшно.
А уж как дискомфортно! Он был высоченный и словно выкован из железа.
– Да. Я могу донести тебя до комнаты, – предложил капитан всё тем же нервирующим шёпотом. – А что ты дашь взамен?
– Ты и об этом хочешь сделку?
Нет, ну это уже слишком!
– Да.
Так… а что ему предложить-то? Кольцо? Нет уж! Оно мне и самой может пригодится. А больше у меня и нет ничего…
– Тыквенные башмачки, – выпалила я, не подумав. – Очень полезно для кожи ступней. В тыкве содержится кератин, витамины А, Б, С, Е, калий, магний, железо… Очень-очень хорошая вещь! Рекомендую. Профилактика от туберкулёза и кариеса.
– Что?
– И клетчатка. И белок ещё. В три раза больше, чем в перепелиных яйцах! Короче, берите – не пожалеете!
– Хорошо, – согласился Румпель, не выдержав, видимо, моего напора. – С-с-сделка заключена. С-сделка с-с-состоялас-сь.
Он закинул меня куда-то наверх, почти на плечо, подхватил рукой под попу и набросил поверх плащ. Только сейчас я поняла, насколько же мне холодно.
Когда мужчина поднялся из подвалов башни в сад, и я снова заглянула в его лицо, освящённое мертвенным светом луны. Нормальное лицо. Обычные чёрные глаза, не очень большие. Носатое лицо. Не красавец, но и не урод. Длинноногий. Шёл немного враскачку, как цапля. Или журавль. Я закуталась поплотнее в его плащ. Меня колотило от холода и нервов.
Капитан поднялся на балкон и аккуратно спустил меня с плеча.
– Это же не то, к чему ты стремишься, Майя? – спросил в пустоту, так как я по-прежнему оставалась невидимой. – Что ты ищеш-шь? Чего хочешь? В чём твоя проблема?
Психотерапевт-недоучка.
– Ты хочешь заключить новую сделку?
Он опёрся ладонью о дверной косяк. Улыбнулся. Блеснули крупные острые зубы.
– Да.
Сейчас он мне напоминал хищника, а не птицу. Долговязый, поджарый… Волк. Точно. Вот прям сейчас задерёт лицо и завоет на луну. Я с опаской нырнула в дверь. Меня знобило и, кажется, начинался жар. Приключения не прошли даром. Да и не могли не пройти хотя бы потому, что всё это время, и в холодном подвале тоже, я была одета в одну лишь сорочку. Зубы клацали. Я протянула мужчине его плащ.
– Я п-подумаю. Н-не сейчас. П-пожалуйста.
Он взял у меня плащ, кивнул.
– Хорошо. Не откладывай надолго.
Развернулся и чёрной тенью скользнул вниз. Я плотно-плотно прикрыла дверь, скинула сорочку, постаралась рассмотреть, нет ли на ней пятен. Пятна, конечно, были. Ещё бы! Красные, яркие. Пятна, брызги… Тогда я взяла догорающую свечу, растопила камин пожарче и бросила сорочку прямо в огонь. Понадобилось ещё некоторое время, чтобы убедиться, что тряпка прогорела, и перемешать золу.
Голенькой я забралась под ворох одеял, закуталась. Но меня всё равно бил озноб. Столько опасности, столько трудов и всё напрасно! Понятнее ничего не стало. Или стало? Жизнь на жизнь поменять… Что это значит? Неужели для того, чтобы покинуть этот страшный сказочный мир, мне нужно кого-то убить вместо себя? Но – кого? Или вообще любого? А если… ну, не человека. Курицу там какую-нибудь… Или мышь? Меня передёрнуло. Мышь было жалко. Я – городской житель, я могу только комаров убивать. Да и тех стараюсь выпускать на волю, а с тех пор, как на окнах установили антимоскитные сетки, даже этим не грешу.
Или обратиться всё-таки за помощью к Румпельштильцхену? Вот только… Не пожалею ли потом о заключённой с ним сделке? С тыквой и дураку понятно: промо-вариант. Ему хотелось усыпить мои подозрения. Я снова вспомнила потрескавшееся лицо, раздвоенный язык, когти и золотые глаза с вертикальными зрачками. Бр-р-р…
И, уже проваливаясь в тяжёлый, душный, жаркий сон, вдруг поняла: с Анечкой всё хорошо… У меня есть время. А, значит, я всё смогу. Последним проблеском сознания стянула волшебное колечко и даже запихнула его под высокий матрас.
***
Утро встретило меня причитаниями Чернавки и дикой головной болью. Кажется, я и в самом деле заболела. Открыв распухшие, покрасневшие глаза, я попыталась выползти из кровати и осознала, что сорочки у меня больше нет.
– Чернавка, – простонала хриплым, пропитым-прокуренным голосом, – вчера мне так жарко было… Я не помню, куда подевала рубашку… Боже, кошмар какой… Поищи, сделай милость… Может она под кроватью?
Девушка добросовестно перерыла все одеяла, залезла под кровать, пересмотрела все углы.
– Не могу найти, госпожа.
– Ну не съела же я её, – недовольно протянула я. – Ты плохо ищешь.
Прости, милая. Мне нужно алиби.
– Позвольте, госпожа, я принесу вам другую рубашку. Всё равно ту пора было уже стирать…
Я вздохнула.
– Ну хорошо.
Вытянулась на кровати, чувствуя себя совершенно разбитой. И вздрогнула всем телом.
Сегодня. Моя. Свадьба.
Чёрт! Нет, я, конечно, выкрутилась из привычной для жён Синего бороды ситуации, но… Это никоим образом не отменяет первую брачную ночь. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Я совершенно не хочу ложиться в кровать с маньяком!
Вскочила, схватила графин и принялась жадно глотать тёплую воду.
Что делать?! Что делать… Может сказаться больной? Хотя, я ведь и так больная, разве нет? Голова готова треснуть, тело ломит, и жар…
Дверь хлопнула. И, раньше, чем я обернулась и столкнулась с обалдевшим взглядом зелёных глаз, я уже догадалась, кого увижу.
– Будь добр, закрой дверь с той стороны.
Я могла по праву гордиться своей выдержкой: не завопила. Не завизжала. Не швырнула в Бертрана подушкой. Хотя зря. Подушкой можно было бы и зафинтилить.
– Сколько, ты говорила, у тебя детей? – хрипло уточнил Кот, не отлипая жадным взглядом от моего обнажённого естества.
И тогда подушка в него всё же полетела на всей возможной скорости. Но реакция у красноволосого оказалась на зависть мгновенной: подушка врезалась в уже почти совсем закрывшуюся дверь. Я завернулась в одеяло. Не спальня, а проходной двор какой-то.
«Потому что они все понимают: я не только не буду королевой, но даже и женой по-настоящему не буду», – напомнила сама себе и помрачнела. Тревога за дочку немного отпустила, а вот за себя стало тревожно до крайности.
В дверь поскреблись.
– Что ещё? – рявкнула я.
– Госпожа…
Чернавка. Опять я на неё кричу. Не получается у нас нормального диалога. Девушка помогла мне одеться, затянула корсет. Причесала и уложила волосы, затем принесла завтрак, и в дверь снова заскреблись.
– Войди, Кот… Бертран, то есть, – устало выдохнула я.
Парень вошёл и опасливо покосился на меня.
– Доброе утро.
В голосе его сквозила настороженность.
– Доброе, – мрачно произнесла я.
А ещё раннее. А ещё это утро моей свадьбы. Я застонала и сжала голову руками. Кот осторожно подошёл и положил тёплые руки на мои волосы.
– Хотел сказать тебе, чтобы ты не заключала никаких сделок с Румпелем. Он любит это.
– Знаю.
Как же болит голова! Как мне плохо! И, кажется, начинает знобить. Самая отвратительная свадьба в моей жизни! И, печально, что единственная.
Бертран стал аккуратно массировать мне виски. От его горячих пальцев по телу словно разливался приятный… ток? Тепло? Не могу подобрать слова. Как будто тёплая волна чего-то обезболивающего.
– Знаешь? Откуда?
Я вздохнула. Брякнула, не подумав, теперь предстоит выкручиваться.
– Кажется, кто-то говорил… Ну или… Отстань, Кот. Мне так плохо! Я вообще не хочу замуж. И брачной ночи этой вашей не хочу… В моём королевстве всё не так происходит.
– А как?
– Рыцарь приглашает даму куда-нибудь… Ну там кафе, кино… Дарит цветы. Бедный рыцарь гвоздику какую-нибудь подарит и ладно. А богатый может и сотню роз подарить… Приезжает за дамой на своей белой… кобыле. Ну или чёрной. А потом они сидят, едят мороженное и болтают о том, о сём… И никто не торопится замуж.
– Гм?
– Спать вместе тоже не торопятся.
– А-а. А говорят о чём?
– Ну… о музыке там… или книжках. Вот ты любишь читать книжки? Или стихи, например?
– Стихи? М-м-м… Майя, высшего всё в ней чекана: свежа, молода, румяна, белокожа, уста – как рана, руки круглы, грудь без изъяна, как у кролика – выгиб стана, а глаза – как цветы шафрана…
– Ничего себе! А, кстати, твой отец был старшим или младшим братом короля?
Бертран удивлённо поднял брови.
– Мой отец не был братом короля.
– Но ты же его племянник?
– Сестрой. Моя мать была старшей сестрой короля.
– Сестра… – прошептала я. – Точно…
Головная боль словно утекла, испарилась. Даже, кажется, жар спал. Я с благодарностью взглянула на парня. И всё равно прямо задала вопрос:
– Бертран, а тебе их не жаль было?
Кот вздрогнул и чуть побледнел.
– Кого?
Ой, вот только не надо! Не понял он.
– Королев.
Бертран стал похож на кота, которого загнали в тупик и навстречу ему движется ребёнок с громким: «кися!». Отвернулся, зажмурился, отстранился, отпустив мою голову. И я бы его непременно расколола бы, если в комнату не вошёл портняжка. Как там его звали? Ханс? Наверное, Ханс.
Однако Кот не воспользовался случаем удрать. Подошёл к балкону и стал смотреть в сад.
– Я поведу тебя к алтарю, – пояснил хрипловатым печальным голосом. – Подожду тут, пока тебя наряжают.
Портной помог мне облачиться в платье, похожее на безе. Очень красиво. Молочно-белые, сливочные и розовато-белые оттенки. И много-много кружев. И драгоценная диадема, к которой крепилась фата.
Вот только на душе моей было черным-черно. Как бы ни старалась я затянуть процесс, но всё-таки пришла минута, когда Ханс и Чернавка отступили, и портняжка довольно выдохнул:
– Готово! Вы прекрасны, госпожа Майя!
Бертран обернулся ко мне. Я впервые видела его озорные глаза печальными. Очень-очень печальными.
– Пора, – сказал он.
Глава 7. Я замужем. Ура?
Венчать нас должны были в придворном храме, как оказалось. И почему я не удивлена? Конечно, зачем тащить невесту в кафедральный собор, представлять толпе народа, если всё это – ненадолго? Потом ещё хоронить придётся с пышностью… Зачем, если можно по-быстрому обменяться кольцами, не выходя за стены замка?
И всё равно я бессознательно ожидала каких-то придворных. Разряженных дам и кавалеров. Но никого не было. Даже Белоснежки. Кроме, конечно, священника. И Румпеля, привалившегося к стене и сосредоточенно ровнявшего пилкой ногти.
– А его величество?.. – потрясённо поинтересовалась я, когда мы с Бертраном, аккуратно касавшемся кончиков моих пальцев, вплыли в высокую, по-готически мрачную церковь.
– Будет, – коротко ответил Румпель, не отрывая взгляда от своей работы.
– Мы слишком рано?
Я повернулась к Бертрану.
– Нет, – Кот подбадривающе улыбнулся. – Но король обязан приходить последним.
Понятно. Я-то всегда наивно полагала, что это – священная обязанность женщин. Что ж, подождём. Как поётся в известном романсе «я ждать тебя всю жизнь могу…». И, чтобы не тратить времени даром, я принялась оглядываться. То, что в сказочном королевстве царит христианская религия, было понятно сразу. Впрочем, не удивительно, ведь это – европейские сказки. Вопрос лишь в той связи, которая есть между мирами. Эрталия – порождение земной ноосферы? Или наоборот? Может, все эти сказки на земле появились от попаданцев, вернувшихся отсюда и из подобных миров? С другой стороны, а что тогда здесь со временем? Ведь все эти события, происходящие сейчас, уже должны были произойти, раз о них рассказано в моём мире?
– Король подошёл к ступеням паперти, – Румпель внезапно прервал созерцание и глянул на меня. – Я всё ещё могу помочь.
Бертран тихо зашипел. Значит, всё это не было ночным бредом…
– Спасибо, – я любезно улыбнулась. – Сама справлюсь.
Чёрные, как угли, глаза сузились. Бледных губ коснулась усмешка.
– Я смогу помочь и потом, – шепнул он, – но это будет дороже… Тебе будет достаточно позвать меня по имени. В любой момент.
– Румпель! – прорычал Бертран, хватаясь за шпагу.
– Хочешь подраться, котик? – ледяным голосом уточнил капитан. – Изволь. Но позже. Король подходит к дверям…
Ветер от раскрывшихся высоких, окованных серебром, входных дверей погасил свечу, которую я сжимала в левой руке. Мне захотелось обернуться, но я продолжала пялиться на алтарную преграду. Хотя… Как у католиков это называется? Я помнила, что у православных – иконостас, а вот храмовое устройство римской конфессии мне не было знакомо…
Тяжёлые шаги отозвались эхом под острыми сводами. Я вздрогнула, но не стала оборачиваться, рассматривая резной крест, на котором корчился в муках Спаситель. Интересно, а если я православная, такой брак вообще действителен? И…
Но мне не дали найти ответы на религиозные вопросы: жёсткая рука взяла мою правую ладонь.
– Ты прекрасна, милая, – прошептал мне на ухо низкий, волнующий голос.
Волнующий до мурашек. Только не сексуальных, а мурашек ужаса.
– Спасибо, вы тоже, – автоматически ответила я раньше, чем успела подумать.
Король напрягся.
Что-то загугнил падре. Я закрыла глаза и расслабилась. Латынь. Этот язык мне не знаком. И можно было бы, конечно, насладиться непривычным процессом, вот только ужасно болела голова и мучил вопрос: что дальше? Заниматься сексом с маньяком я совершенно не планировала. Может… убить? Ну, если кого-то всё-таки и нужно убить, то почему бы не короля? На мой вкус, самая подходящая для этих целей личность. Уж кто-кто, а этот – точно заслужил…
Анри… Кстати, почему Анри, если, вроде как, прототип Синей бороды – страшный и ужасный Жиль де Рец? Юлий, если по-русски. Юлечка, так сказать…
Между прочим, у них тут вообще тяжко с именами. Бертран и Анри – французские, а вот тот же Румпельштильцхен – явно имеет германские корни… Интересно, Анри по-немецки же… Генрих, да? Ну точно. Мне сразу вспомнились проглоченные в юности книги Дюма «Королева Марго», «графина де Монсоро». Там как раз Генрих Третий, Генрих Четвёртый, которых подданные называли «Анри». Интересно, а мой жених – который из них?
Я вздрогнула так, что король покосился на меня и сильнее сжал мои пальцы.
Восьмой. Только не французский, а английский… Тот самый, у которого было шесть жён. Который велел отрубить головы двум своим жёнам, в том числе знаменитой Анне Болейн… У моего жён явно больше, но ведь сказка она и есть сказка. Кстати, а с чего я решила, что Франция? Аристократы в Англии говорили по-французски, а Бертран де Борн, вроде как, был именно английским поэтом и…
Так, я не о том думаю. Какая мне разница, кем является мой суженный-ряженый? Мне надо думать о том, как его убить.
А как это вообще делается? Ну… ножом пырнуть, например… Смешно, да. Яд? Прекрасно. Очень действенный способ. Вот только где его раздобыть? Где их вообще достают? В аптеке, может быть? Но здесь вряд ли есть аптеки… И потом, кто там у нас главный отведыватель королевских блюд?
Я покосилась на Бертрана. Кот, конечно, наглый паршивец, но не настолько же…
Бертран удивлённо оглянулся на меня. И король. И священник в белом плаще, который как-то иначе называется, но я забыла как.
– Милая, ты согласна выйти за меня замуж? – напряжённо уточнил Анри.
Я, видимо, задумавшись, пропустила что-то важное. Мне пришлось ответить «да». А у меня были другие варианты?
«И только смерть разлучит нас». Прекрасная идея, но можно это будет не моя смерть?
Задушить ещё можно… Благо в этих платьях просто сотня, не меньше, различных шнурков. Или из окна выкинуть…
Я задумчиво посмотрела на жениха.
Король поднял мою руку, надел на неё золотое кольцо, усыпанное бриллиантами, и протянул растопыренные пальцы мне. Я уставилась на них, а потом сообразила, поискала глазами пажа. Симпатичный мальчик стоял совсем рядом и держал синюю бархатную подушечку, на которой поблёскивало широкое кольцо из золота. Рядом с пажом стояла не менее симпатичная пухленькая девочка и хлопала карими глазками. Я забрала кольцо и надела на безымянный палец тирана.
Или сбросить камень сверху? Забраться на высокую башню и… Или книжный шкаф опрокинуть?
Сильные руки взяли меня за плечи, развернули, король наклонился и поцеловал мои губы.
А-а-а! Я, кажется, уже стала женой!
А затем меня потащили к выходу, и мой испуганный взгляд натолкнулся на насмешливые чёрные глаза Румпеля. Тот мне заговорщицки подмигнул. Я чуть не заорала и едва не позвала его на помощь. В какой-то момент я была согласна на любую сделку. Вот только имя его забыла.
Поздравляю, Майя. Вот ты и замужняя женщина.
Как только мы вышли из храма, муж подхватил меня на руки и понёс вот так. А я подумала: как часто этот момент встречается в книгах и фильмах. И мало встречается девушек, которые не мечтали бы покататься на сильных мужских руках. Почему же мне так неприятно, неудобно, и сердце бьётся больно и тяжело? Казалось, что меня сейчас уронят, и больше всего на свете я хотела, чтобы король поставил меня на ноги, и я снова почувствовала надёжную, твёрдую поверхность.
Как будто ощутив мой страх, Анри прошептал:
– Будь послушной, хорошей девочкой, и всё будет хорошо.
И мне захотелось врезать ему в лицо. Желательно кулаком. Какая я тебе девочка?!
Мы шли по высокой галерее, одна из стен которой была открыта арками, опиравшимися на колонны, и выходила во внутренний сад. Висящий зимний садик. Шагов сто в длину, шагов двадцать – в ширину. Зато под стеклянной крышей. Здесь было тепло, росли апельсиновые деревья, цвели розовые кусты, пели какие-то птахи. И, кажется, журчал фонтан.
– А м-можно п-посмотреть?
Анри замер, с недоумением взглянув на меня.
– Что?
– Ваше величество, поставьте меня, пожалуйста, на мои ноги. Я умею ходить, честно. И, пожалуйста, разрешите пройти по садику. Никогда не видела такой красоты!
Он действительно опустил меня, я запрокинула лицо, вглядываясь в посуровевший лик. «Злится», – поняла интуитивно. На что? Я как-то иначе должна реагировать?
– Можно посмотреть садик?
Я просительно коснулась его плеча.
– Хорошо, – недовольно отозвался муж.
Я прошла между колонн и оказалась на посыпанной блестящими камушками тропинке. Справа и слева – геометрические газоны, на которых росли какие-то цветы. В цветах я разбиралась немного лучше, чем в птицах, но, присмотревшись, поняла, что розы, наверное, были не розами. Небольшие кустики с аккуратными розетками цветов: белых, красных и жёлтых. Или это сорт роз такой? И деревья… Апельсины? Ну да, жёсткие такие листья и оранжевые плоды… Или, может, нет?
Здесь было очень хорошо.
Я дошла до фонтанчика, находившегося в центре садика. Обнажённая Афродита, выходящая из фонтана. Прелестно, да. Раковина из голубоватого мрамора, скульптурка женщины с мой локоть высотой – из розоватого.
Оглянулась на мужа. Он тяжело опёрся на колонну и следил за мной. Чёрные брови сошлись на переносице. Я физически ощутила, как сгущается его раздражение. И разозлилась.
– Научите меня танцевать, ваше величество, – кокетливо протянула я и чуть приподняла подол платья. – Пожалуйста! Ведь вечером у нас бал, а я совсем не умею.
– Сейчас? – опешил он.
– Почему бы и нет?
– Сейчас должен быть пир…
– Поглощение еды. Фи, как скучно! Поесть можно и без пафоса. Я ни разу в жизни не была на балах, а в ресторанах… то есть на пирах – неоднократно. Муж мой, сделайте мне такой свадебный подарок.
Анри сумрачно посмотрел на меня, но всё же снизошёл до желания только что приобретённой супруги. Растянул губы в улыбке, подошёл и поклонился. Я ответила реверансом. Уж что-что, а реверанс я делать умею. Ну, или мне кажется, что умею. Король подал мне правую руку, я вложила пальчики левой.
– Смотри мне в глаза, – посоветовал муж, – постарайся держать одинаковое расстояние. И доверься мне.
Положил левую руку на мою талию, и я невольно вздрогнула. Довериться Синей Бороде? Серьёзно?
– Робкая лань, – шепнул он, улыбнувшись.
И шагнул ко мне. Я отступила.
– Раз-два-три, – начал отсчитывать он темп.
Танец начался. Мой партнёр оказался неожиданно внимательным и терпеливым. Он снова и снова подсказывал мне, когда я сбивалась с шага, удерживал, направлял, и в какой-то момент я действительно смогла расслабиться и довериться его уверенности. Может показаться странным, но я настолько погрузилась в танец, что даже забыла о реальности, о том, кто он, кто я и что нас ждёт впереди. Только «раз-два-три», шаг назад, шаг в бок, шаг вперёд. Словно зазвучала мелодия. Даже птицы, казалось, пели: «раз-два-три». А руки мужчины были такими заботливыми, надёжными, сильными… Я смотрела в его синие глаза, забыв обо всём на свете. Потом он наклонился, не прерывая танца, и коснулся моих губ тёплыми губами. Я запрокинула лицо, отвечая на поцелуй и растворяясь в нём…
– Папа?!
Мы оба вздрогнули и отпрянули друг от друга, словно подростки.
– Белоснежка? Что ты тут делаешь?
Сильные руки стиснули меня крепко и больно. Я тихо вскрикнула, но Анри не обратил на это внимания. Он был разгневан.
– Папа? – черноволосая девочка, не менее сердитая, чем отец, шла к нам по узенькой тропинке меж цветущих растений. – Кто это? Почему ты её целуешь?
Король отпустил меня и жёстко ответил:
– Сегодня Майя стала моей женой. И королевой.
Я почувствовала в его голосе едва уловимую досаду. Ага, Ваше величество, всё пошло не по плану?
– Ты… ты всё же женился на ней? И я… Я не буду называть её мамой! – истерично вскрикнула Белоснежка. На её глазах заблестели слёзы.
Ох уж эта детская ревность!
– Ты можешь называть Майю Её величеством, – согласился отец. – Довольно. Вытри глупые слёзы и приветствуй мою королеву.
– Нет! Никогда!
– Белоснеж…
– Никогда!
Я вздохнула.
– Белоснежка, – постаралась сказать как можно мягче, – твоему отцу нужна жена. Но я не претендую на место, которое, уверена, в его сердце до сих пор занимает твоя мама. Ты можешь называть меня просто Майей. Уверена, когда ты успокоишься, то мы с тобой подружимся.
– Нет!
– Разве тебе не скучно в этом большом дворце среди взрослых мужчин? Я тебе расскажу интересные сказки, например, о мальчике, которого подобрала волчица. Или про девочку, которая упала в Кроличью нору и оказалась в Зазеркалье. А ты мне расскажешь про свою маму.
Белоснежка хлюпнула носом.
– Конечно, ты можешь со мной враждовать, – продолжала я мягким голосом, – будем швыряться друг в друга подушками, подкладывать друг другу жаб под одеяло, а затем бежать к его величеству, жаловаться на обиды и плакать в плечо. Чур, моё – левое.
Девочка нахмурилась.
– Хотя нет. Левое ближе к сердцу. Оно по праву твоё.
– Жаб?
– Да. Можно ещё мышей в тарелку класть. Связывать ноги под столом шнурками. Разрисовывать по ночам друг другу лица. И ещё много чего. Я потом расскажу, если захочешь.
Покосилась на короля. Он взирал на меня в немом изумлении. Ну и пусть. Зато девочка явно смягчилась.
– Мы можем построить крепость из снега. Две. Одну для тебя, другую для меня. Каждая возьмёт себе своих рыцарей и будем стрелять друг в друга снежками до полного изнеможения…
– Папа со мной! – живо воскликнула Белоснежка.
– Хорошо, – покладисто согласилась я. – Папа с тобой. А я возьму… Бертрана.
Только тут я заметила Кота, который равнодушно созерцал садик, совершенно не глядя в нашу сторону. Он стоял в полутьме коридора, привалившись к его стене.
Король проследил за мной взглядом и нахмурился.
– Ну или Румпеля, – поправилась я. – Да всё равно, на самом деле кого. Лишь бы стрелять умел метко.
– И… когда начнём строить крепости?
Девочка недоверчиво смотрела на меня. Я угадала: в замке, полном взрослых мужчин, принцессе было неимоверно скучно.
– Да хоть сейчас! – тут же охотно вызвалась я и почувствовала, как король сжал мою руку.
– Завтра – мрачно возразил он. – Сегодня у нас свадьба.
– Почему бы не провести её креативно? Вот всё это: пир, бал… Это же так банально, в конце концов! Милый, давай устроим снежный бой и всех удивим?
А заодно, может быть, мне удастся сбежать…
– Нет. Завтра.
– Но папа!..
– Белоснежка, будь хорошей девочкой. Ступай к себе.
– Но я хочу снежную крепость и…
– Возьми Бертрана, и пусть он тебе её построит.
Белоснежка шмыгнула носом, отвернулась и пошла прочь. Обиделась. Ох, Анри, судя по всему, тебе потом тяжко будет с ней помириться.








