355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анастасия Перкова » Пока ты веришь » Текст книги (страница 4)
Пока ты веришь
  • Текст добавлен: 3 июля 2020, 01:30

Текст книги "Пока ты веришь"


Автор книги: Анастасия Перкова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава 7. Оборотная сторона таланта

Пальцы пробежались по гладкому, полностью очищенному от коры стволу дерева. Кремово-белая плоть с желтоватым оттенком, казалось, была пропитана солнцем насквозь и охотно отдавала свое ласковое тепло. Ровную текстуру прорезал изящный, едва заметный серебристый рисунок. Дасара охватил знакомый трепет, почти физическое возбуждение. Опустившись на колени, он вознес краткую молитву безымянным лесным богам, благодаря их за милость и прося прощения за то, что отнял жизнь у этого величественного исполина. Пальцы крепко сжались вокруг рукояти топора, и Дасар бережно, но уверенно нанес первый удар, ощущая себя влюбленным, впервые касающимся своей невинной избранницы. Как давно он не испытывал такого, вынужденный заниматься пустяковой работой. Он почти готов был благодарить Афиса за подаренную возможность.

Дасар трудился один, отказавшись от какой-либо помощи. Да, это отнимет не один месяц, но доверить такое кому-то? Немыслимо. Тех, с кем он когда-то работал плечом к плечу, тех, кому он доверял безгранично, уже, возможно, не было в живых, или они жили в изгнании, как и он сам. Тхорасийцы, на его взгляд, могли пригодиться, только если понадобится перевернуть или поднять заготовку, когда придет время.

Каждый удар приятно резонировал в напрягшихся мышцах. Пот лил градом, но Дасар не чувствовал ни усталости, ни голода. Лишь когда начало темнеть, он остановился и понял, насколько вымотался. Заботливо укрыв заготовку полотном, Дасар на подкашивающихся ногах пошел домой, где без сил рухнул на постель, даже не умывшись и не поужинав.

– Ну зачем так себя изводить? – тихонько ворчала Атаана, стаскивая с мужа обувь и втайне радуясь тому, что Дасар выглядит таким же счастливым и удовлетворенным жизнью, как когда-то давно.

Ему приснился странный сон. Рука – должно быть, его собственная – отдергивает укрывное полотно, но вместо дерева там лежит девушка. Абсолютно нагая, она испуганно подтягивает ноги к животу, обнимая колени руками, словно пытается выглядеть как можно меньше и незаметнее.

– А, это ты, – в голосе девушки слышится облегчение.

Она встает перед ним, гордо вскидывает подбородок, бесстыдная в своей наготе, слегка прикрытой лишь длинными темными волосами. Ее тело идеально, без единого изъяна – таких не существует в реальном мире, Дасар в этом уверен. Ростом выше среднего, изящная линия шеи и плеч, полная высокая грудь, тонкая талия, округлый изгиб бедра и длинные стройные ноги. Совершенный образец, неиссякаемый источник вдохновения, превосходная модель для его будущего произведения. То, что он искал.

– Я теперь тебя не оставлю, пока ты не закончишь работу. Направлю твою руку, если понадобится. Обещаю, – незнакомка проводит пальцем по его губам.

Дасар открыл глаза и тупо уставился в белеющий в темноте потолок.

***

Он работал, как одержимый. Изможденный, измученный, исхудавший, с руками, покрытыми кровоточащими мозолями. Атаана стала замечать, что ее и прежде неуравновешенный муж еще на несколько шагов приблизился к пропасти, за краем которой простиралось безумие. Иногда Дасар о чем-то тихо говорил сам с собой, посмеиваясь и блуждая взглядом в пространстве. Он мало ел, а его сон стал коротким и тревожным.

Тем временем идол обретал первоначальные очертания, хотя его абрис продолжал оставаться нечетким. С простой квадратной заготовки Дасар срезал углы, получив еще четыре дополнительные грани. На тех местах, которые должны были стать отлогими, грань была снята шире, на тех, что будут выпуклыми – уже. В грубых изломанных линиях угадывалась женская фигура со сложенными на груди руками и длинными волосами. Лица пока еще не было.

Через месяц Дасар перестал ночевать дома. Он брал с собой запас воды и пропадал на несколько дней. Тогда Атаана посылала к нему Токена – отнести еду и проверить, в порядке ли отец.

В один из таких дней Токен, приблизившись к поляне, увидел сквозь зелень то, что заставило его остановиться. Отец сидел на земле, опершись спиной о лежащий позади него идол, и плакал навзрыд, пряча лицо в ладонях. Токен никогда прежде не видел отца плачущим и даже не представлял, что такое возможно. Первой мыслью было, что он тяжело поранил себя инструментом, но крови мальчик нигде не увидел. Токену стало страшно. Он оказался сейчас свидетелем того, чего не должен был знать. Он не мог выйти или чем-то обнаружить свое присутствие, понимая, какой стыд испытает Дасар. Оставалось только молча ждать, пока все кончится.

– Оставь меня, пожалуйста, – вдруг вымолвил Дасар сквозь рыдания. – Замолчи… Да замолчи же ты, злобная ведьма! Я и так делаю все, что ты хочешь. Что тебе еще нужно? Просто дай мне хоть один день отдохнуть. Я никуда не сбегу, клянусь. Я не оставлю тебя.

Он развернулся и любовно провел рукой по животу статуи.

– Мы никогда не расстанемся, – говорил он, целуя ароматное дерево. – Просто я очень устал. Прошу тебя…

Глаза Токена расширились от ужаса, губы задрожали. Он сделал шаг назад, под ногой хрустнула сухая ветка. Токен подпрыгнул от неожиданности и выронил корзинку с едой. Она упала на землю с глухим стуком. Дасар вскинул голову и молниеносно повернулся на звук. «Бежать», – мелькнуло в голове Токена, но ноги словно лишились костей и плохо слушались его. Мгновение, и отец схватил его за плечо и выдернул из кустов.

– Что ты тут высматриваешь? – рявкнул он, с силой встряхивая мальчика.

– Н-ничего. Я просто принес тебе поесть.

Токену в жизни не было так страшно. На одну бесконечную секунду он поверил, что отец способен убить его – такой яростью горели зеленые глаза Дасара.

«Не трогай мальчика, и я дам тебе отдых, которого ты так просишь, – голос в голове Дасара раздался четче, чем обычно. – Навредишь ему – и я не прощу тебя никогда. О, ты не представляешь, какие муки я изобрету…». Пальцы Дасара разжались, и Токен едва устоял на ногах, получив неожиданную свободу.

– Иди домой, – сквозь зубы процедил отец, – иди и не говори никому, что здесь видел. Особенно матери и твоему Афису. Понял? Я скоро вернусь.

– Я не скажу, обещаю, – Токен бросился в чащу, пока отец не передумал.

Он бежал что было сил и только в квартале от дома перешел на шаг, чтобы не представать перед матерью запыхавшимся и разгоряченным. Его отец разговаривал не сам с собой. Кто-то или что-то было там, на поляне, – он почувствовал это. Мальчик понимал, что проще всего – счесть отца сумасшедшим, но ему ли судить? Он, как никто другой, верил в то, что находится за гранью понимания. Токен искренне жалел Дасара, но поговорить об этом с ним не мог. Его отец был не из тех, кто открывает душу кому бы то ни было.

Дасар вернулся домой, когда уже погасили все огни. Лежа в своей постели, Токен слышал, как отец в темноте гремит чем-то на кухне. Вероятно, он пытался найти что поесть. «Так странно, – подумал Токен, – он не разбудил маму. Он всегда ее будит, чтобы накормила. Даже поздно ночью. Может, пойти и помочь ему?». Но память услужливо предложила его взору рыдающего отца, и Токен натянул одеяло до самого подбородка, словно пытаясь отгородиться от произошедшего. Темный силуэт Дасара мелькнул в дверном проеме, задержался на мгновение и исчез. Хлопнула дверь родительской спальни.

***

Наутро Атаана с удивлением обнаружила мужа спящим рядом с ней. Он тяжело дышал, а кожа была покрыта липким потом. «Да у него жар», – подумала Атаана. К полудню Дасар начал бредить, бессвязно бормоча мольбы, сменяющиеся проклятиями и чудовищными ругательствами. Токен сбегал за лекарем, который решил, что причина болезни – только переутомление, и больному необходимы покой, сон и горячая пища.

Дасар осознавал, что спит или бредит, но разворачивающееся перед его глазами выглядело пугающе реальным. Откуда-то издалека слышались голоса жены и сына, но так глухо, что невозможно было разобрать ни слова. Дасар отчаянно пытался вырваться из цепких лап кошмара, хватаясь за эти голоса, как за тянущуюся к нему руку помощи. Все было тщетно. Совсем рядом раздался девичий смешок, и скорее всплыли в голове, чем послышались, слова: «Иди ко мне».

Из абсолютной темноты возникла деревянная дверь, уходящая вверх, растворяющаяся во мгле так, что не было видно притолоки. Дасар толкнул дверь обеими руками, и правую ладонь пронзила боль. Он поднес ладонь к глазам и, чертыхаясь, одним движением выдернул длинную занозу. Еще одно усилие, и дверь поддалась, скрипнув ржавыми петлями, но за ней ничего не оказалось. Дасар стоял в нерешительности – что если, переступив порог, он не обнаружит пола? Хотя какая разница, если это ему только снится?

Вдалеке снова зазвенел женский смех и мелькнул обнаженный силуэт, белизной кожи разгоняющий тьму. Босые ноги издавали легкий шлепающий звук и разбрызгивали мелкие искрящиеся капли, словно пол был покрыт водяной пленкой. «Подожди», – попытался крикнуть Дасар, но губы не разомкнулись. Он протянул руку и схватил убегающую девушку за локоть, хотя она находилась в сотне шагов впереди. Нежное с виду тело на ощупь оказалось твердым, как древесина. Девушка обернулась на миг, озорно подмигнув, и тут же исчезла, погрузив все в темноту.

Это была та самая девушка, которую Дасар видел и прежде. И, несомненно, голос, поселившийся в его голове, тоже принадлежал ей. С того самого первого сна голос преследовал его, не замолкая дольше, чем на полчаса. Она говорила о прошлом и будущем, о слабостях и самых потаенных желаниях Дасара, о том, что ждет Токена и его самого.

Воспаленный мозг, не знающий отдыха, начал подводить его. Порой Дасар даже не мог вспомнить дорогу домой и поэтому оставался ночевать у идола. Все чаще появлялось желание покончить с этим, но он не был уверен, что смерть избавит его от Тхор. Да, это была Тхор, он не сомневался, хотя и не спрашивал ее напрямую. Ведь с ее проклятого идола все и началось. Так, может, она оставит его в покое, когда работа будет закончена? Нужно скорее проснуться. Нужно идти и работать. Нужно закончить статую.

Он очнулся к вечеру и увидел склоненное к нему бледное лицо Атааны.

– Долго я спал? – язык еле ворочался.

– Меньше суток, – прошептала Атаана, приложив руку ко лбу мужа и с облегчением обнаружив, что жар спал.

– Поем и пойду, – сказал Дасар.

– С ума сошел! – воскликнула Атаана и тут же прикусила язык, но муж не обратил внимания на дерзость. – Ты разве не замечаешь, что эта работа убивает тебя? Зачем так спешить? Разве Афис устанавливал какие-то сроки?

Дасар лишь отмахнулся. Что она понимает? В голове было тихо. Может, Тхор и вправду дала ему передышку?

***

Дасар приступил к округлению и деталировке идола, а голос все не возвращался. И он подумал, что это было некое испытание, которое он с успехом прошел. Идол все больше походил на живую женщину. Грани пропали, уступив место плавным округлостям форм. Лицо приобрело строгие спокойные черты. На набедренной повязке были видны мельчайшие складки ткани. Волосы струились по спине подобно горному ручью. Дасар заметил, что рука утратила былую твердость, как будто он исчерпал весь запас дарованного ему таланта. Впервые в жизни возникло желание больше никогда не прикасаться к инструменту. Лезвие ножа соскользнуло и провело багровую черту на пальце левой руки. Дасар и глазом не моргнул – его пальцы были исколоты и изрезаны. Тхор требовала кровавую жертву.

Токен предлагал свою помощь со шлифовкой – мальчику очень нравилось проходиться по дереву плотной тканью с алмазным напылением. Дасар не согласился – это лишь его бремя. Он смахнул последние пылинки с гладкой плоти идола и, окинув его взглядом, сам поразился результату. Тхор была как живая. Даже слишком живая. Ему стало не по себе, плечи непроизвольно передернулись. Нужно было вырезать более схематично.

Она все еще лежала горизонтально, и Дасар даже не хотел представлять, как она будет ужасна, стоя во весь рост, – исполинская богиня, глядящая поверх человека в невидимые дали. После того как он пропитает дерево составом, призванным защитить идол от влаги, он больше сюда не придет. Никогда. Пусть старый дурак сам руководит установкой. Хоть с этим-то они справятся?

– Она прекрасна, – раздался за спиной тихий голос. – Я не зря выбрал тебя, Дасар.

«Интересно, как долго он сейчас наблюдал за мной?» – подумал Дасар.

– Я закончил, как видишь. Дальше – не моя забота.

– Хорошо, – кивнул Афис. – Ты и так уже много сделал.

– Похожа? – коротко осведомился мастер.

– Внешне – не знаю. Но суть Тхор передана великолепно. Теперь я всегда буду представлять ее именно такой. Благодаря твоему умению та, что была лишь бесплотным духом, обрела телесную оболочку. Твои заслуги перед Культом неоценимы. Даю тебе слово, что ты никогда не будешь ни в чем нуждаться, даже если не захочешь больше заниматься своим ремеслом.

«И об этом знает», – недовольно подумал Дасар, молча проходя мимо жреца. Внутри было болезненно пусто. Если вкладывать в дело всю душу, не рискуешь ли однажды стать лишь пустой скорлупой?

Глава 8. «Содеянное да смоет кровь»

Это случилось через неделю после большого праздника в честь идола Тхор. Дасар шел по городской улице по направлению к дому, когда его окликнул сзади женский голос. Обернувшись, он увидел, что улица совершенно пуста. Не было не только обладательницы голоса – ни единого человека, ни одной собаки, даже птицы и те не пролетали над ним. Погрузившись в эту мертвую пустоту, Дасар похолодел и замер на месте. Ноги будто стали продолжением мостовой. Она не оставила его. Эта проклятая ведьма снова принялась за свое!

«Ты еще не все сделал, Дасар, – проворковал голос в голове, – ты послужил лишь Культу, так послужи теперь и мне».

– Что ты хочешь? – прошептал Дасар.

Но она не ответила. Вместо этого перед глазами Дасара поплыли странные картины. Он видел себя подле той девушки со струящимися волосами, с которой он списал изваяние. Их обнаженные тела переплетались, соединялись в причудливых позах, которые Дасар даже не мог себе вообразить. Но он ли это был? Очертания его собственного лица менялись, становясь чуть мягче. Дасар никогда прежде не видел этого юношу, которым он стал в собственных видениях, но каким-то образом знал, что это его повзрослевший сын.

Картинки сменяли одна другую, в них были как знакомые лица, так и люди, которых он не знал. Все это – лица, голоса, городской шум – навалилось скопом, разрывая сознание на части. Он не мог отличить уже прошедшее, канувшее в века, от того, чему только предстояло случиться. Зачем она показывает ему все это?

Вся жизнь Токена пронеслась перед его глазами за секунду или за долгие часы – он совершенно утратил чувство времени. Но увиденного хватило с лихвой. Будто острые иглы кололи изнутри, пронзая душу и сердце, изнывавшее от жалости к единственному ребенку. Он должен это остановить, непременно должен. Дасара не оставляло чувство, что это он запустил механизм, что это он навлек на свою семью все те грядущие беды.

Тем временем ноги его, покорные неведомому инстинкту, принесли своего хозяина к идолу, который Дасар опрометчиво считал корнем зла. Внезапно сознание прояснилось, наполнившись оглушительной тишиной, будто внутри черепа раздулся огромный рыбий пузырь. Единственным звуком, который слышал Дасар, был низкий, вибрирующий гул, исходящий от самой земли.

Дасар медленно поднял голову, обливаясь холодным потом. На миг он представил, что сейчас встретит насмешливый взгляд статуи, но Тхор по-прежнему смотрела вдаль, безучастная к тем, кто приходил к ней. У ее ног лежали охапки увядших цветов, а также остатки пищи, предназначавшейся богине, но в итоге растащенной птицами и мелкими лесными зверьками. Но Тхор все же не осталась голодна – бурые пятна на белых ступнях красноречиво говорили сами за себя, пусть это была и не человеческая кровь.

– В тебе все дело, – пробормотал Дасар и глупо захихикал. – В тебе, проклятая деревяшка. Я создал чудовище своими руками.

Он поднес ладони к глазам. Пальцы дернулись и слегка согнулись, будто сведенные судорогой. Он разглядывал собственные руки так, словно их обагряла кровь. Где-то здесь… он оставил это где-то здесь и думать забыл. Дасар бросился к дереву, растущему на краю поляны, запустил руку в небольшое отверстие под корнями и нащупал сверток непромокаемой ткани. Развернул и вытряхнул на ладонь кремень и огниво, которые он спрятал в пору работы над идолом, так как часто приходилось ночевать здесь. На лице Дасара отразилось маниакальное удовлетворение. Он решит эту проблему, исправит свою ошибку и защитит близких. Как просто. Она скоро оставит его в покое. Его и Токена.

***

Токен помогал матери в огороде, когда с ним произошло что-то такое, чего не было раньше. Он впервые увидел четкую движущуюся картинку, хоть и не понял, что она означает. Мальчик просто с завидным рвением выдергивал сорняки и на секунду отвлекся на длинного земляного червя, выползшего на поверхность. Грязно-розовое тельце червя вытягивалось и сокращалось, пока он передвигался по грядке. Вытягивалось и сокращалось. Все медленнее и медленнее, превращаясь в столб пламени, который взвивался ввысь, вытягиваясь, и возвращался в прежнее состояние, сокращаясь. Ослепительно яркое пламя.

Токен протянул руку в полной уверенности в том, что огонь не обожжет ее, и уже почти погрузил пальцы в пламя, когда протяжный женский крик, исполненный боли, оборвал видение. Токен по-прежнему сидел на корточках возле земляничной грядки с вытянутой вперед рукой. Червяк уже куда-то делся – должно быть, нашел отверстие, через которое смог возвратиться обратно в прорытую им под землей замысловатую сеть тоннелей.

– Мама, – позвал Токен, и Атаана вскинула голову, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. – Кто кричал?

– Я ничего не слышала, – пожала плечами Атаана. – Пойди в дом, умойся холодной водой и полежи немного. Ты весь день просидел здесь со мной на жаре, вот и мерещится всякое.

Токен вскочил на ноги.

– Мама, мне срочно нужно к Афису. Что-то плохое вот-вот случится, но я сам не смогу понять, что именно.

Не дожидаясь ответа матери, он стремглав кинулся к калитке, даже не потрудившись помыть испачканные землей руки. А где-то на задворках сознания эхом раздавался жалобный крик и гудело пламя.

Он понял все, уже взбегая по ступенькам дома верховного жреца. Внутри, казалось, никого не было. На звук хлопнувшей двери вышла женщина, прислуживавшая Афису, и сообщила, что в данный момент господин находится на Совете двенадцати, а значит, нет никакой возможности его увидеть. Правда, жрецы заседали уже давно, и если Токен подождет… Но он не мог ждать, как и не мог сам каким-либо образом предотвратить назревающую беду.

Не обращая внимания на неодобрительные возгласы женщины, он прошлепал босыми ногами в общую комнату, оставляя грязные следы на чисто вымытом полу. Токен взял пергамент, краску, палочку для письма и оставил для Афиса сбивчивое послание. Он отдал пергамент служанке, взяв с нее обещание, что как только жрецы выйдут из предназначенной для собраний комнаты, она тут же передаст записку Афису, пока остальные еще не разошлись. Сам же он направился к черному ходу, пересек задний двор и шагнул к запретному лазу в стене, где ненадолго замешкался, выбирая меньшее из зол. Предпочтя телесное наказание возможной катастрофе, Токен продолжил свой путь.

Чем ближе он подходил к поляне, тем отчетливее становился жадный треск пламени. Воздух был пропитан приятным, умиротворяющим запахом горящего дерева и смолы. «Кто это сделал? А что, если этот человек все еще там? Что я смогу? Я всего лишь ребенок».

Изящный изгиб бедра Тхор ласкали тонкие огненные пальцы. Огонь был удивительно ярким и в наступивших сумерках больно резал глаза. Хотя еще больнее резануло где-то в груди – перед горящей статуей, уперев руки в бока, стоял его собственный отец.

– Так тебе и надо, – монотонно твердил он. – Получи свое, ведьма. Я это сделал, я это и исправлю. Прочь, прочь из моей головы. Не хочу тебя слушать, не желаю ничего знать!

В голосе засквозили истерические нотки, и Дасар рассмеялся жутким, безумным смехом отчаявшегося человека. Он рухнул на колени, и смех перешел в рыдания.

– Что ты сделал? – тихо и холодно спросил Токен, заставив Дасара вздрогнуть и резко обернуться.

– Что ты сделал? – чуть громче повторил мальчик, медленно наклоняясь и подбирая с земли камень – на случай, если отец совсем обезумел и нападет на него.

– Ты не понимаешь. Она существует на самом деле, и она погубит нас всех, – Дасар недоуменно смотрел на булыжник в руке своего маленького сына.

– Мне незачем бояться Тхор. Потуши, пожалуйста, огонь – я не достану сам. Я не скажу, что это ты сделал, обещаю. Скажу, что, когда я пришел, уже никого не было.

Дасар отрицательно покачал головой и выпрямился во весь рост, преграждая сыну путь. Его лицо исказила отвратительная гримаса – смесь угрозы, насмешки и помешательства. Огонь медленно полз все выше и выше, норовя обнять Тхор за талию. Вдалеке послышались голоса и топот ног.

– Уходи, прошу, – Токен схватил отца за руку и снизу вверх умоляюще заглянул ему в глаза.

– Нет уж, – усмехнулся Дасар, – твой Афис все равно поймет, что это я. И я с самого начала был готов понести кару. Жаль только, что задуманного не сделал. Собственный сын помешал, кто бы мог подумать?

На поляну уже выбежали человек шесть жрецов и среди них Афис, который, ахнув, поспешно стянул с себя безрукавку и принялся сбивать пламя. Илайя и еще один жрец схватили Дасара и заломили его руки за спину, хотя тот и не думал сопротивляться, а лишь поморщился от боли, когда Илайя в сердцах пнул его коленом в живот. Токен вскрикнул.

– Остановись, Илайя, – бросил Афис через плечо, – его участь и без того незавидна.

Пламя удалось быстро погасить, и воцарившуюся темноту пронизывал лишь свет одинокого факела в руках одного из жрецов. Афис медленно подошел к Дасару. Едва ли кто-то до этого дня видел верховного жреца в такой ярости. Хотя внешне он оставался невозмутимым и не повышал голоса, все присутствующие кожей ощутили исходящую от него разрушительную гневную силу. И каждому стало не по себе, как будто это они, а не стоящий среди них плотник, были повинны в чем-то.

– Зачем ты разрушил то, что сам создал? – обратился к нему Афис, и строгий голос его наносил куда более существенные удары, чем колено Илайи. – И я не только про статую. Ты потерял мое доверие и уважение, которое все эти годы только возрастало. Неужели я ошибся в тебе, Дасар? Скажи.

– Ты все знаешь, не притворяйся, – прохрипел Дасар.

– Да как ты разговариваешь? Забыл, кто перед тобой? – Илайя грубо сжал предплечье своего пленника.

– Я велел тебе перестать, – резко оборвал его Афис, одарив убийственным взглядом. – Сейчас говорю я, или ты тоже забыл свое место?

– Прости, – Илайя опустил глаза и, казалось, даже стал ниже ростом, чуть сгорбившись и втянув голову в плечи.

– Дасар, ты догадываешься, что тебя ждет в уплату за содеянное? – продолжил Афис.

Дасар, в отличие от Илайи, стоял с гордо поднятой головой, бесстрашный и уверенный в своей правоте. Или окончательно сошедший с ума.

– Ты приговариваешься к смерти на алтаре сразу же после завершения необходимых приготовлений, не дожидаясь одного из двух ежегодных дней жертвоприношений, – заключил Афис. – Пусть твоя кровь смоет грех с твоей души. И пусть тело твое страдает, как страдала сегодня наша госпожа. Я даже не стану выносить это решение на Совет. Среди нас не найдется такого, кто оправдает твой поступок.

Токен до крови прикусил костяшку указательного пальца, чтобы не закричать. Он прекрасно понимал, что решение Афиса справедливо. Более того, он сам поступил бы так же на его месте. Отец совершил преступление, осквернив святыню, а преступники в Тхорасе умирали и за гораздо меньшую вину. И тот крик, что он слышал. Тхор звала его на помощь. Его, маленького мальчика, а не кого-то из своих посвященных слуг. Вспоминая этот вопль страдания, Токен понимал, что не сможет простить отца. И уродливый, обугленный бок идола будет вечным напоминанием. Злость, страх, любовь к отцу – чувства боролись в его душе, копошились внутри подобно клубку ядовитых змей, готовых ужалить, чуть только он ослабит бдительность.

– Уведите его туда, где он будет дожидаться исполнения приговора. Дайте есть и пить – завтра пусть начинает поститься. И сообщите его жене о случившемся, а также о том, что Токен сегодня переночует у меня.

– Я сделал это для тебя, сынок, – жалобно проговорил Дасар. – Пусть ты сейчас не понимаешь этого, но я лишь хотел спасти тебя. Лучше беги отсюда, уходи туда, где она не властвует. Слышишь, Токен?

– Пошел, – один из жрецов подтолкнул его, и Дасар, оступаясь и волоча ноги, двинулся вперед по узкой тропинке.

– Афис, ты же знаешь правду, зачем ты так с ним? – вдруг надрывно крикнул он, обернувшись, и тут же получил еще один удар в спину.

Процессия скрылась в чаще, оставив Афиса и Токена в темноте. Вдали снова раздался душераздирающий смех умалишенного. Это стало последней каплей, и Токен тихонько заплакал, грязными руками размазывая слезы по щекам. К слезам тут же прибавилась икота. Босые ноги начали неметь от ночной прохлады, царапины на них щипали и саднили.

– Мой мальчик, – Афис попытался прижать Токена к себе, но тот извернулся и присел на землю, прислонившись щекой и плечом к белевшей во тьме статуе. Дерево, весь день вбиравшее в себя солнечный свет, было успокаивающе теплым. Закрыв глаза, он мысленно просил у Тхор прощения за своего отца.

– О чем отец говорил? О какой правде?

– Я не знаю, Токен, – искренне ответил верховный жрец, – он не в себе, ты же все видел. Мне очень жаль, правда. Эта работа его доконала. Я даже чувствую себя в какой-то мере повинным в его болезни. Хотя я не ставил ему сроков и не заставлял столько работать.

– Ты что-то скрываешь от меня, дядя? – прошептал Токен. – Это потому, что я еще недостаточно взрослый, чтобы понять? Не станешь же ты мне специально врать? Я уже не маленький, и если ты объяснишь…

– Я ничего не скрываю, – повторил Афис и, подняв руку, бережно погладил кончиками пальцев черную рану на деревянной плоти Тхор.

– Тогда, может, у отца такие же способности, как у меня? – не унимался Токен. – Он, должно быть, что-то видел. Как я сегодня. Я впервые увидел что-то. Не узнал или почувствовал, а именно увидел глазами.

– Ты завтра мне подробно расскажешь, хорошо? – устало вымолвил Афис. – Тебе нужно отдохнуть. Идем домой, сынок. Эти болваны не позаботились о нас и унесли с собой факел, но мы ведь не заблудимся, верно? Вон уже и первые звезды. Ничто не собьет нас с пути, Токен.

Мальчик едва заметно кивнул, еще не улавливая двойного смысла последней фразы.

***

В былые времена городская ратуша являла собой величественное округлое здание в пять этажей. Два верхних этажа башни занимала семья начальника стражи. Ниже располагались помещения для самих стражников, заступавших на дежурство, а первый этаж предназначался для задержанных. Несколько находившихся там камер в основном пустовали, так как в Тхорасе – тогда еще именовавшемся Арабатом – не существовало такой кары как лишение свободы. После короткого выяснения обстоятельств, виновного подвергали наказанию и отпускали.

Десятилетия назад, убедившись, что его власть окрепла достаточно, Ясет распустил городскую стражу под предлогом того, что грубая сила теперь не потребуется, а стражники только и делают, что опустошают городскую казну и винный погреб своего начальника. На самом деле он опасался, что его власть может быть однажды свергнута при содействии стражи.

Теперь городская ратуша почти полностью лежала в руинах, а предназначавшиеся в жертву преступники содержались взаперти в ее единственном уцелевшем помещении. Каменная винтовая лестница, усыпанная обломками стен, уводила глубоко вниз, в помещение, где раньше хранили бочки с вином. Запах пролитой когда-то на пол рубиновой жидкости въелся на века и неуловимо витал среди обычного человеческого зловония подобных мест. Свет проникал туда только через микроскопические трещины в камне, расчерчивая тьму на причудливые фигуры, рисуя на полу неведомые знаки. Единственным источником свежего воздуха была небольшая отдушина в стене.

Будущей жертве предписывался строгий пост в течение пяти дней. Давали только хлеб и воду, но могли и полностью лишать еды – все зависело от тяжести преступления. Считалось, что голод очищает кровь и дух. К тому же, ослабевший человек чаще всего терял волю к борьбе, покорно шел на смерть, либо просто не мог оказать должного сопротивления. К узникам не пускали родных – их единственными посетителями были жрецы, приносившие еду и готовые всегда милосердно выслушать и утешить.

Поэтому Дасар также не получил возможности проститься со своей семьей. Все эти дни его собеседником был Афис, внимательно слушавший, как несчастный преступник говорит о вещах, которые он видел и слышал за все это время. Прежде не идущий на откровенность, Дасар теперь только радовался возможности выговориться и ждал, что жрец хоть чем-то выдаст себя. Он был уверен, что Афис прекрасно понимает, что произошло, но тот сочувственно качал головой и доказывал, что это лишь плод воспаленного воображения. Вывести старика на чистую воду – вот что стало последней целью Дасара в этой жизни, но Афис не попался ни в одну из расставленных ему ловушек, так может, он ничего и не скрывал?

– Мой грех падет на мою семью? – спросил Дасар накануне того самого дня.

– Нет. Я позабочусь о них, клянусь тебе. У них будет все необходимое.

– Все, что им нужно, – уйти отсюда. Отпусти моего сына, Афис.

– Он сам не пожелает. Этот мальчик многого добьется, ты прекрасно знаешь. Его место – среди нас. Такого, как он, еще не было. Именно поэтому Токен нужен этому городу.

– Городу? Или тебе? Или… ей?

Афис устало вздохнул. О чем бы ни шел разговор, все неизбежно возвращалось в одну и ту же точку.

***

– Я тоже пойду, – упрямо твердил Токен, сжав кулаки и глядя куда-то мимо Афиса.

– Ты же знаешь, детям нельзя присутствовать на некоторых ритуалах. Это мое последнее слово, Токен.

– Я не ребенок! – крикнул мальчик, гневно уставившись на своего наставника. – Может, еще запрешь меня? Ты меня даже домой к матери не пускаешь.

– Мы навещали ее, – примирительно сказал Афис, стараясь не злиться.

Токен всегда был спокойным и послушным, и верховный жрец с болью в сердце наблюдал за воспитанником все эти дни. Впервые мальчик не хотел делиться своими чувствами. Словно какая-то завеса опустилась между ними. Афис с горечью поймал себя на том, что избегает взгляда Токена и еще тщательнее – общества Атааны, будто это он сам совершил преступление.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю