Текст книги "Пока ты веришь"
Автор книги: Анастасия Перкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Глава 5. Запретное место
Токен с наслаждением вдохнул насыщенный озоном воздух, который тут же разлился по венам, наполняя тело безграничным счастьем. Отголоски грозы, только что бушевавшей над Тхорасом, еще долетали откуда-то издалека. Токен любил грозу, хотя она навевала грустные мысли – возможно, это надрывно плакала Тхор. Кое-что еще омрачало мысли Токена. Он со вчерашнего дня не мог выбросить из головы выражение недетской боли на лице Лиэ и тот взгляд, которым она наградила его. Юноша нахмурился, вглядываясь в густые заросли, которые начинались за задним двором дома Афиса.
Здесь находился пролом в стене, окружавшей город. Достаточно широкий, чтобы человек мог пройти через него и коротким путем попасть в самое сердце Культа – к изваянию, изображающему Тхор. К идолу, вырезанному отцом Токена. Это было священное, а потому запретное место, куда беспрепятственно могли приходить лишь жрецы. Простым людям дозволялось припасть к деревянным стопам богини лишь в случае крайней нужды – если болезнь угрожала жизни кого-то из домочадцев, или человек думал, что на него наложено проклятие. В таком случае горожанин просил позволения у верховного жреца, выходил из города через северные ворота и кружным путем отправлялся к идолу, чтобы принести в жертву какое-нибудь животное и испросить милости Тхор. Женщинам и вовсе запрещали появляться там – богиня благоволила лишь сильному полу. Любая женщина, замеченная вблизи этого места, подвергалась суровому наказанию на усмотрение жрецов: щедрое пожертвование в пользу культа, десять ударов плетью или даже смерть на алтаре. В зависимости от того, что было на тот момент более необходимо.
Токен понимал, что, еще не являясь жрецом, не мог воспользоваться лазом в стене, но он уже нарушал этот запрет прежде, и его так неодолимо тянуло окунуться в эту влажную от дождя зелень, пройти узкой тропинкой, протоптанной сотнями ног, и увидеть идол, вышедший из-под руки его отца. Токен столько лет не был там и даже после своего возвращения не мог собраться с духом – слишком тяжелые воспоминания связаны с изваянием. Но теперь, должно быть, пришло время.
Гравий, которым была посыпана садовая дорожка, мягко зашуршал под нерешительными шагами Токена. Он медленно пересек задний двор и задержался у лаза, взявшись рукой за каменное ребро стены. Наверное, Афис страшно разозлится. Если вообще сообразит что-нибудь – старик уже с самого утра был не в себе. Виной всему был ихе – особый сорт табака, который использовали жрецы на Совете двенадцати, чтобы достигнуть состояния единения с Тхор, как они это называли. Афис злоупотреблял этим средством почти каждый день, и Токена брали сомнения, действительно ли верховный жрец говорит с Тхор, пока его мозг затуманен ароматным дымом.
Токен сделал шаг и невольно содрогнулся, когда влажная листва коснулась разгоряченной кожи, роняя прохладные капли на его плечи и руки. Он медленно продвигался вперед, наслаждаясь каждым шагом, отсрочивая и одновременно предвкушая тот момент, когда деревья разойдутся, представив его взгляду статую Тхор. И вот наконец Токен увидел ее, и сердце наполнилось благоговейным трепетом при виде исполина высотой в три человеческих роста. Устремленный в небо величественный силуэт полуобнаженной женщины, чей взгляд блуждал по верхушкам деревьев, не снисходя до людей, приходящих сюда. Прямой нос, плотно сомкнутые строгие губы, волосы до пояса. Руки Тхор были молитвенно сложены на обнаженной груди. Взгляд Токена опустился ниже, изучая тонкую талию и покатые бедра. Левое бедро статуи портило безобразное обугленное пятно – след давнего преступления. Перед мысленным взором юноши промелькнула картинка: огонь, ползущий по светлому промасленному дереву; фигура человека, с губ которого слетал безумный смех, раздаваясь жутким эхом в лесу; крики приближающихся людей…
Токен подошел ближе, опустился на колени и дрожащими руками коснулся ступней Тхор. Дерево почернело от пролившейся здесь крови и было гладко отполировано прикосновениями множества рук.
– Прости, что так долго не приходил, – прошептал юноша. – И прости, что пробрался сюда как вор. Мне не о чем просить, я пришел лишь поблагодарить тебя.
– И за что же ты так благодарен Тхор? – послышался за его спиной женский голос.
Токен вскочил и резко обернулся. Его лицо горело от возмущения и праведного гнева.
– Ты разве не знаешь, что женщинам нельзя здесь находиться? – надменно начал Токен, бросая на незнакомку строгий взгляд из-под нахмуренных бровей… и тут же потерял дар речи.
Это была та самая женщина, что однажды убедила его вернуться в Тхорас, когда он еще мальчишкой сбежал от Афиса. Сколько лет назад это было? Тогда она показалась ему взрослой, но, должно быть, он ошибся – стоящей перед ним девушке было не больше двадцати пяти. Гнев, сменившийся удивлением, не помешал Токену сразу же разглядеть, насколько хороша незнакомка. Тем более что она была одета далеко не так скромно, как было принято среди жительниц Тхораса. Лиф платья янтарного цвета едва прикрывал высокую грудь, облегая талию, словно вторая кожа. Плечи и руки оставались обнаженными. Подол платья был немыслимо коротким. Скроенный несимметрично, он слева доходил до колен, правая же сторона была настолько короче, что открывала половину соблазнительного бедра. Взглянув еще раз, Токен заметил, что это вовсе и не платье – между лифом и юбкой виднелась узкая полоска смуглой кожи.
Девушка облизнула пухлые губы кончиком розового языка и насмешливо посмотрела на Токена.
– Ты сейчас не живее этой статуи, – заметила она. – Что такое?
– Просто мне показалось, что ты похожа на женщину, которую я видел лет пять назад, – Токен собрался с мыслями, стараясь не глазеть на прелести незнакомки, – но она годилась тебе в матери.
– Она много значила для тебя, та женщина? – поинтересовалась девушка, сцепив руки за спиной и придвигаясь ближе к юноше, как хищник, подкрадывающийся к добыче. Она была очень высокой, почти того же роста, что и Токен.
– Тогда – нет, но сейчас я понимаю, что она сыграла важную роль в моей судьбе, – вымолвил Токен, потом помотал головой, словно отгоняя сон. – Уходи. Я же говорю, ты не можешь здесь находиться. Ты, видимо, не из этих краев, раз не знаешь правил, да и не похожа на тхорасийку. Так и быть, я никому не скажу, что видел тебя.
Токен повернулся к девушке спиной, давая понять, что разговор окончен, и в ту же секунду на плечо легла ее легкая рука, поглаживая и лаская.
– Токен, – голос прозвучал скорее в его голове, чем в ушах.
Он медленно обернулся и не поверил своим глазам: незнакомка теперь выглядела гораздо старше, ее лицо стало таким, каким он его помнил.
– Восприятие часто зависит от наших ожиданий и потаенных желаний, – сказала женщина, чуть склонив голову набок. – Тогда ты нуждался в материнской ласке, а теперь повзрослевшему молодому мужчине требуется совсем другое.
Ее чуть хрипловатый голос отдавался в каждой клеточке тела Токена. Женщина стояла так близко, что он чувствовал жар, исходящий от нее. Непривычно темная, золотисто-коричневая кожа незнакомки пахла морем. Ее очень короткие волосы слегка вились. Более темные у корней, дальше они становились рыжевато-каштановыми, словно выгорели на солнце. Морщинки в уголках миндалевидных глаз разгладились, и она предстала перед ним в том же облике, в котором Токен сегодня увидел ее в первый раз.
– Кто ты? – прошептал изумленный юноша.
– Ты знаешь. Ты всегда знал, – ответила девушка, и ее руки обвились вокруг шеи Токена подобно дикой лозе. – Так за что ты хотел меня поблагодарить?
Глаза Токена расширились от внезапного понимания, он осел на землю и, стоя на коленях, снизу вверх взирал на Тхор, еще не веря до конца, что это происходит на самом деле. Она смотрела насмешливо и в то же время нежно. Провела ладонью по своим коротким волосам и звонко рассмеялась.
– Ты настоящая? – голос не слушался Токена.
– Если кто-то подсматривает из-за дерева, он увидит, как ты стоишь на коленях и говоришь сам с собой – если ты об этом. Хотя, пока ты здесь, со мной, никому не придет в голову сюда наведаться, я обещаю. Но ты видишь меня, слышишь меня, чувствуешь меня, а значит я здесь, – Тхор чуть тронула плечо Токена, заставляя его подняться с колен. – Я настолько реальна, насколько ты в это веришь. И останусь таковой, пока ты веришь.
– Я верю, – выдохнул Токен.
Ее взгляд был глубоким и гипнотизирующим, и, когда искорки смеха перестали плясать на медового цвета радужках, постепенно сменяясь туманом желания, Токен осознал, зачем на самом деле вернулся в Тхорас.
– Я наблюдала за тобой с самого рождения, мой милый Токен, – заговорила Тхор. – Я так ждала, когда настанет этот день и я смогу явиться тебе. Я так долго была одинока и лишена радостей плоти. Ты здесь, ты пришел ко мне, пришел положить конец одиночеству. Как моему, так и собственному.
Токен все понял, но не осмеливался коснуться тела Тхор, такого манящего, такого желанного под этими тонкими одеждами.
– Что я могу сделать для тебя? – взволнованно спросил он. – Я хочу служить тебе, но не знаю как. Научи меня. Приказывай.
Тхор мечтательно улыбнулась, приближая свое лицо к лицу Токена.
– У меня на тебя большие планы, – промурлыкала она, бросив недвусмысленный взгляд из-под полуопущенных век. – Ты станешь великим, ты получишь все, что пожелаешь: власть, славу, богатство. Взамен ты сделаешь для меня кое-что. Кое-что, к чему ты пока еще не готов. Пройдут годы, Токен, может десятки лет. Ну а пока…
Токен всей кожей ощущал каждый изгиб прижавшегося к нему восхитительного тела. Он уже ничего не видел и не слышал вокруг. Пухлые губы коснулись его подбородка и двинулись выше. Тхор до крови прикусила нижнюю губу Токена, и мир для него исчез. Теперь она была его миром, огромной Вселенной, в которой сам он – лишь крохотная песчинка. И когда ее руки принялись бесстыдно и жадно блуждать по его груди и плечам, забираясь под одежду, слегка царапая кожу длинными ногтями, Токен не выдержал. Внутри будто лопнула натянутая струна, удерживающая его сознание в привычном состоянии. Все вокруг поплыло. Юноша чувствовал лишь бархатную кожу Тхор под своими пальцами, лишь ее дыхание на своих губах. Ее пальцы запутались в его длинных волосах, язычок скользнул глубже в голодном поцелуе, и Токен окончательно утратил чувство реальности.
***
Когда он очнулся, серые сумерки поглотили тот слабый солнечный свет, что прежде пробивался сквозь густые кроны. Воздух наполнялся запахами и звуками ночи. Моросил дождь, такой мелкий, что его капли были словно пылинки. Одежда Токена промокла и липла к телу. Он не сразу понял, где находится, пока, осторожно сев, не увидел перед собой темный силуэт. Деревянный идол угрожающе возвышался в наступающей ночи, нависал над ним, готовый раздавить. Чувствовалась в этом какая-то зловещая неизбежность, какой-то рок, и кожа Токена покрылась мурашками.
– Что это еще за..? – пробормотал Токен, пытаясь сконцентрироваться на происходящем.
Когда он успел уснуть да еще и увидеть такой сон? От воспоминаний о Тхор в животе шевельнулся огненный комок. Юноша с трудом поднялся, превозмогая странную слабость. Тело ему не подчинялось, каждая мышца вспыхивала болью при малейшем движении. Но самым странным было чувство полной опустошенности в груди. Как будто кто-то вынул сердце или исчезла часть его души, если не вся душа целиком. Токен поднес ладони к лицу и долго смотрел на них, пытаясь понять и принять, что это его руки, его тело. Что это он, Токен, очнулся на холодной земле после бурных и продолжительных ласк женщины, которой не могло существовать в плоти и крови. Он, а не кто-то другой, незнакомый ему.
Почти окончательно придя в себя, Токен уголком рта улыбнулся своим воспоминаниям, и улыбка отозвалась легким покалыванием в нижней губе. Токен коснулся этого места большим пальцем и с удивлением обнаружил выступившую капельку крови. Крошечная ранка от укуса Тхор. Ему не привиделось?
Промокшее тело бил озноб, и Токен, борясь с головокружением, направился в сторону дома практически на ощупь – настолько темная ночь уже опустилась на Тхорас. Когда он выбрался из зарослей, то увидел Афиса, сидящего на скамейке на заднем дворе.
– Где ты ходишь? – небрежно спросил старик, пряча беспокойство за нарочито холодным тоном.
– Я.. я ходил к идолу, – честно ответил Токен, предвкушая строгий выговор, а то и какое-нибудь наказание.
– И долго тебя не было? – поинтересовался Афис.
– Не знаю, пару часов, – соврал Токен. – Я молился и не заметил, как стемнело. Извини.
– За что еще хочешь попросить прощения? – с хитрой улыбкой спросил Афис.
Токен опустил глаза и кивнул в сторону лаза в стене.
– Я тебе разрешаю пользоваться этим проходом в любое время, – голос старика потеплел.
– Но я же не… – попытался возразить Токен.
– Ты больше жрец, чем многие посвященные в этот сан, – заявил Афис не без гордости за воспитанника. – Единственная наша цель – чтобы Тхор была нами довольна. Ты ведь не разгневал ее своим визитом? Нет, Токен?
Ясные голубые глаза пронизывали юношу насквозь, проникая в самое сокровенное. Он вспомнил смуглое тело, выгибающееся ему навстречу в порыве наслаждения.
– Я думаю, что ничем не оскорбил Тхор, – уверенно сказал Токен, и его лицо превратилось в непроницаемую маску.
«Твой отец прятал свои эмоции и отгораживался от людей. Неужели и мой открытый, честный мальчик становится таким же?» – подумал Афис, а вслух, печально улыбнувшись, сказал: – Иди в дом, сынок, тебе нужно переодеться во что-нибудь сухое. А я еще немного посижу, такая ночь хорошая.
– Дождь идет, дядя, – заботливо заметил Токен.
– Ничего, я люблю дождь, – Афис отстраненно вглядывался в ночь.
Токен прошел мимо и уже поставил ногу на первую ступеньку крыльца, когда Афис окликнул его.
– Ты точно ничего не хочешь мне рассказать?
– Нет, – как ни в чем не бывало ответил Токен, удивляясь собственному спокойствию.
Обмануть верховного жреца было сложно. Удалось ли ему? Токен вспомнил, как спросил однажды, когда был еще ребенком:
– Дядя, а правда, что ты читаешь мысли? Отец говорил.
– Что за глупости? – рассмеялся Афис. – Одним богам ведомо, что у нас в душе, а я лишь хорошо разбираюсь в людях. Много повидал их, мой мальчик, – жрец ласково потрепал его по щеке.
И сейчас, стоя на крыльце спиной к Афису, Токен не представлял, знает ли тот его настолько хорошо. А сам он знает себя? От всех этих вопросов начинала болеть голова, и Токен молча скрылся в дверном проеме.
Афис еще долго сидел на скамейке, подставив морщинистое лицо тонким струям дождя. Одинокий как никогда прежде.
Глава 6. Отец и мать
– Где опять этот мальчишка? – Дасар раздраженно бросил на пол полотенце, которым до этого вытирал пот с шеи. – Снова пошел к старому мошеннику?
– Не говори так, – постаралась успокоить его Атаана. – Не забывай, что эти люди дали нам крышу над головой.
– Крышу, – усмехнулся Дасар. – Как можно вообще эту каменную ловушку называть домом? Я задыхаюсь здесь, Атаана. Помнишь, какой воздух был в нашем доме? Как пахло смолой, какая прохлада была внутри в жаркий день…
– Что теперь вспоминать? – Атаана вздохнула и принялась накрывать на стол.
Ей было искренне жаль мужа. Словно дерево, вырванное с корнями из земли, где оно росло долгие годы, Дасар так и не смог привыкнуть к новому месту, хотя они уже восемь лет жили в Тхорасе. Самой Атаане скорее нравился этот большой и шумный город. По крайней мере, таковым он ей казался по сравнению с единственным поселением, что она видела за свою жизнь, – с их уютной, спрятанной в девственной зелени деревней, которой, вероятно, уже и не существовало. А здесь они были в безопасности в своем небольшом домике в Ремесленных кварталах.
Дом состоял из двух комнат, просторной кухни и пристройки, где располагалась собственная мастерская Дасара со всем необходимым. Как и в большинстве домов в этой части города, здесь не было сада – входная дверь открывалась прямо на улицу. Но зато позади дома находился небольшой дворик, где Атаане удалось возделать клочок земли и приспособить его под грядки.
У Дасара не было недостатка в работе, но он начинал ненавидеть свое ремесло. Табуретки, рукояти для кухонных ножей, корыта для стирки и прочее – конечно, он умел все это делать, но раньше считал лишь пустой тратой таланта. Теперь же это стало его заработком. Но в душе он по-прежнему оставался зодчим, художником, а не рядовым столяром. Руки тосковали по настоящей работе. Дасар чувствовал себя птицей, попавшейся в сети птицелова. Чем больше птица бьется, тем крепче крылья запутываются в хитроумном переплетении веревок. Раздражал, кроме того, собственный сын и те вещи, которые день за днем внушал тому Афис. Атаана ничего не имела против поклонения Тхор, но тщательно скрывала это, зная характер мужа и его нетерпимость к чужой вере.
В итоге Дасар понимал, что начинает сдаваться. На смену бессильной и почти беспричинной ярости все чаще приходило состояние полной апатии, и тогда он тихо и безропотно выполнял любую работу, которая от него требовалась. Затем отупение и покорность сменялись застилающим глаза гневом и ненавистью ко всем вокруг, и в такие моменты он часто поднимал руку на жену, чего прежде с ним никогда не случалось.
– Токен у старика, я тебя спрашиваю? – грубо повторил Дасар.
– Да, – Атаана, стараясь не смотреть мужу в глаза, поставила перед ним глубокую тарелку с дымящейся похлебкой. – Довольно, Дасар. Сколько ты будешь еще осуждать его за это? Он ведь ребенок, он поверит всему, что ему скажут. Вырастет – разберется, где ложь, а где истина.
– Как же, – ответил Дасар, дуя на ложку. – Эти прохвосты отлично знают, что и как говорить. Так забьют ему голову, что глядишь и нас с тобой не пощадит во славу Тхор.
– Ну что ты такое говоришь? – отмахнулась Атаана. – Зато подумай: если он будет исполнять все, как нужно, то, может, станет одним из тех самых важных жрецов, которые тут все решают. Будет жить в богатом доме в Верхнем городе и есть из серебряной посуды.
Кулак Дасара с такой силой опустился на столешницу, что часть похлебки выплеснулась из миски. Атаана вздрогнула и замерла с ничего не выражающим лицом, готовая к тому, что следующий удар достанется уже ей.
– Чем тебе твои глиняные тарелки не нравятся, женщина? Я честным трудом зарабатываю свой хлеб. Мои руки не осквернены кровью, а язык – ложью. А его ждет и то и другое. И неужели ты настолько глупа, чтобы думать, будто сына простого ремесленника могут принять в Совет?
Атаана молчала, боясь вздохнуть. Лучше бы она просто слушала мужа, не пытаясь его переубедить. Она осторожно повернулась, чтобы взять с буфета тряпку и вытереть испачканный стол, все еще ожидая удара. Но Дасар встал из-за стола и обнял ее сзади за плечи.
– Испугал? Ну, ничего, – перемены в его настроении ужасали. – Я уже почти смирился, что этот шарлатан отнял у нас нашего сына, Атаана. А я так мечтал научить его всему, что умею сам. Ты должна родить мне еще одного, слышишь?
Его шершавая мозолистая рука скользнула в скромный вырез платья, и сердце Атааны болезненно сжалось в ожидании его грубых ласк, которые всегда были ей в тягость.
***
– Дядя, если ты узнаешь, что кто-нибудь вместо Тхор почитает других богов, – нерешительно начал Токен, не отрываясь от письма, – что с этим человеком будет? Какое-нибудь наказание? Или вообще…
– Зависит от того, насколько вредна такая вера, – ответил Афис, понимающе улыбаясь. – Если человек полезен обществу и не представляет угрозы, если он делает это тайком и никого в свою веру обратить не пытается, я закрою на это глаза.
Токен покраснел и принялся еще усерднее выводить символы, но так надавил на палочку для письма, что та с треском сломалась пополам, разбрызгивая краску по уже выведенным аккуратным строчкам.
– Спасибо, что не стал скрывать это, – сказал Афис и положил руку на плечо мальчика. – Я очень ценю твое доверие.
– Догадался? – осторожно спросил Токен, скручивая испорченный пергамент в свиток и беря новый.
– Угу, – Афис кивнул и отложил книгу, из которой диктовал своему ученику текст.
Токен делал значительные успехи в чтении и письме, и жрец уже подумывал, не преподать ли ему азы астрономии, географии и вычисления, хотя больше всего мальчик интересовался историей и очень любил рассказы Афиса о давних временах и той земле, откуда его, Афиса, родители когда-то прибыли в Тхорас. Жрец также рассказывал Токену обо всем, о чем имел более или менее достойное представление, – о кораблестроении, ирригации, земледелии, основных ремеслах тхорасийцев. Но Токен задавал столько вопросов и так часто ставил наставника в тупик, что Афис порой сомневался, подходящий ли он учитель для юных пытливых умов.
– И кого же почитают твои родители?
– Я не знаю, честно, – ответил Токен. – И я думаю, что это только мой отец, не мама. Мама любит слушать, когда я говорю ей о Тхор, и постоянно защищает меня. Мне вообще-то не разрешается заходить в спальню родителей, но я недавно видел, как отец понес туда кое-что из еды и с кем-то говорил, хотя мамы там быть не могло – в этот час она обычно поливает свои грядки. Когда он ушел, я пробрался в комнату, но ничего странного не увидел, пока не догадался отодвинуть тумбочку. За ней в углу стоит маленький идол из дерева. Отец наверняка сам его и вырезал. Очень красивый, лицо такое сердитое – как живое. И возле него цветы засохшие, огарки свечей, куски лепешки.
Токен закусил губу и замолчал.
– Тебе стыдно, да? – ласково спросил Афис. – Не надо, мой мальчик. Твой отец не из этих мест, наверняка этот идол изображает какого-нибудь лесного бога, которому он с детства привык поклоняться. Он вырос с этой верой, так почему в его годы он должен ее предать и стать почитателем Тхор? Не стоит требовать от людей невозможного.
– Я не хочу спорить с ним, – Токен почти плакал. – Он все время ругает меня и плохо отзывается о тебе и обо всем Культе.
– О, представляю, какими словами он меня вспоминает, – засмеялся Афис. – Не волнуйся ни о чем. Мне очень нравится твой отец. Он интересный человек, хоть и чрезвычайно сложный. Он не боится выказывать мне свое презрение. Это весьма отрезвляет после всеобщего раболепия и неприкрытой лести, знаешь ли. А когда ты вырастешь, то сам познаешь удовольствие и пользу от разговора с кем-то, кто не разделяет твоих взглядов. Если все будут друг с другом соглашаться, мы рискуем погрязнуть в одном общем заблуждении.
– Ты говоришь такие непонятные вещи, – вздохнул мальчик. – Давай лучше диктуй все заново.
***
– Ты еще помнишь свое обещание, Дасар? – спросил Афис, удобно расположившись на стуле в кухне. – Отличный стул, между прочим. Красивый и удобный. Даже не буду спрашивать, ты ли его сделал.
– Удивительно, что ты сам вспомнил про тот давний уговор только сейчас. Память уже подводит? – огрызнулся Дасар.
– Ошибаешься, я и не забывал. Я присматривался к тебе все эти годы. Нельзя поручать такую миссию кому попало. Да и признаться, я надеялся, что ты сам первым заговоришь об этом.
– С чего бы? – фыркнул Дасар.
– А с того, что тебе наскучила рутинная работа, не отрицай.
Вот это Дасар ненавидел в жреце больше всего. Эту способность бесцеремонно и без препятствий лезть в душу и дергать там за нужные ниточки.
– Тебе приходилось создавать скульптуры?
– Небольшие. Для украшения двора, сада.
– Хорошо, я не сомневаюсь в тебе. У тебя достанет таланта, чтобы вырезать и что-то более массивное. Я велел расчистить площадку за стеной сразу за моим задним двором. Туда привезут все необходимое, там будешь работать, и там же ее потом нужно установить. От остальной работы освобождаешься.
– Я понял, – неохотно отозвался Дасар. – А материал?
– Есть чудесное дерево тауари в лесу к северу отсюда. Не знаю, конечно, подойдет ли. Тебе самому нужно взглянуть. Также скажешь, что понадобится для работы. Инструменты, люди – все, что угодно.
***
Когда Дасар впервые взял с собой Токена на место, где впоследствии появился идол, оно уже было полностью расчищено. Росшие там деревья срубили, корни выкорчевали, а трава была почти подчистую вытоптана ногами рабочих. Посреди этого пустыря на полотнище промасленной ткани лежал огромный ствол тауари, укрытый от дождя и росы еще одним куском такого же полотна. Дасар приподнял ткань и показал сыну дерево.
– Ого, просто огромное! – воскликнул Токен.
– Не только. Оно еще и очень прочное. Не одно поколение простоит ваш идол. Видишь, кору сняли полосами? Так дерево высохнет без появления трещин и меньше угроза, что какие-нибудь насекомые его испортят. Когда полностью высохнет, можно будет начинать работу. Оставим его сейчас открытым, пока небо ясное.
– Вечером будет дождь, – рассеянно произнес Токен.
– С чего ты взял? На небе ни облачка.
– Не знаю, – почти прошептал Токен.
Он только что явственно учуял запах прибитой дождем пыли и, словно издалека, услышал глухой шорох, с которым крупные капли барабанят по укрывному полотну. Такое бывало с ним. Он просто знал что-то, не понимая, откуда знание возникло. Это часто сопровождалось звуками, запахами. Афис велел пока никому не рассказывать. Он говорил, людей может напугать такая способность, или ему просто не поверят и сочтут обманщиком и выдумщиком.
Токен поспешил сменить тему.
– Пап, как же из простого куска дерева получится человеческая фигура?
Дасар был в хорошем настроении и ласково взъерошил черные волосы сына. Он начисто и думать забыл о произошедшей только что странной вещи, возвращаясь на свое любимое поприще.
– Я же показывал тебе, как вырезать фигурки людей и животных.
– Да, но то маленькие. Испортил – выбросил. А такое гигантское дерево жаль будет.
– Не испорчу, – рассмеялся Дасар. – А суть работы та же: намечу краской линии, топором и теслом вырублю лишнюю древесину, а потом уже примусь за мелкие детали. Главное – знать, что должно получиться, а уж глаз у меня наметан, где и что отрезать. Как она выглядеть-то должна, ваша Тхор? Старый жрец ни слова не говорит, а лишь смотрит хитро, мол, я сам пойму, как надо. Может, в его книгах есть картинки какие-нибудь?
– Ну, по-разному ее рисуют, – замялся Токен. Вопрос застал мальчика врасплох. – Иногда волосы у нее – как льющаяся вода, а лицо такое умиротворенное. Иногда она сердитая и молнии вокруг. Мало таких рисунков и все разные.
– Ладно, – Дасар махнул рукой. – Еще далеко до деталей. Много работы впереди.
