Текст книги "Полжизни для тебя (СИ)"
Автор книги: Анастасия Король
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Глава 6
Правда
Десять дней пронеслись, словно на перемотке. Кира и не заметила, как наступило первое мая.
Маша звонила постоянно, думая, что Кира находится в больнице на обследовании. Как же тяжело было врать лучшей подруге!
Кира чувствовала, что ей становилось с каждым днем все хуже. Ночью ее беспокоил постоянный кашель. Она задыхалась в лежачем положении. Ей приходилось лежать на высоких подушках. Кира все не понимала, как ее состояние за две с половиной недели могло так кардинально измениться. Три недели назад она была еще совершенно здоровой.
Настроение Киры было подобно графику с колебанием от безграничной любви и гармонии с миром до полного отчаянья. Её бросало из стороны в сторону, как чертов маятник.
Они с Ари облазили весь Севастополь, были на гастрономических фестивалях, поднимались на воздушном шаре, ездили в Ялту, часто гуляли с Боцманом, и Кира по-настоящему полюбила этого маленького песика.
Каждый день – маленькая жизнь и это настолько сблизило их, что казалось, что они были знакомы вечно.
И было нечто странное: рядом с Ари Кира чувствовала себя почти здоровой. Это было так удивительно!
Ари иногда спрашивал, почему Кира не в школе, но Кира постоянно придумывала оправдания: то конференция, то олимпиада, то пробное ЕГЭ, то еще что-нибудь.
Кира зевнула и перевернулась на другой бок.
Звонок выбил, вытряхнул её из сна.
Кира резко села и, подцепив ремешок сумки с пола, достала телефон.
– Ало… – прохрипела она, и сразу же прочистив горло, повторила:
– Ало.
– Ты не заболела? У тебя голос какой-то хриплый.
– Нет. Все хорошо.
– Хочешь поехать в Балаклаву погулять и вечером пойти на концерт? И потом салют посмотреть?
Лицо Киры просветлело.
– Конечно!
– У тебя же занятия в час заканчиваются?
– Да.
– Тогда до встречи.
Кира вскочила.
– До встречи.
Кира понеслась в ванную, чуть не сбив маму. Изумленно мама вжалась в стену. Кира налепила на лицо патчи, маски, пытаясь привести себя в порядок.
Высушив волосы, Кира достала плойку и стала накручивать пряди волос.
Мама, замерев в проеме, облокотилась о косяк двери. Кира через зеркальную гладь видела, что мама смотрит на нее. Ее взгляд задерживался на острых плечах дочери, на ребрах, что начали выпирать. Мама слышала, как Кира кашляла по ночам – таблетки, что прописал врач, не помогали. Да и мама сама похудела, усохла. Её задумчивый, стеклянный взгляд остановился, и мама зажмурилась. Кира невольно задержала дыхание и отвела глаза.
Почему-то ей было тяжелее видеть страдание родителей, чем принять неизбежность смерти.
– Ты опять идешь с ним…, как там его…, Артуром?
Кира кивнула, не поднимая глаз.
– Он знает?
Девушка вскинула взгляд. От волос пошел дым. Кира в спешке убрала плойку.
– Нет. И не узнает. Он уедет через восемь дней. В его памяти я останусь девчонкой с моря. Это для него лишь курортный роман. Ему не придется пережить то, что переживаете вы.
Мама разом как то сникла. Плечи опустились, глаза потемнели и впали, губы побледнели. Она отвернулась и ушла в гостиную.
У родителей Киры были выходные в связи с первым мая.
Папа Киры, сидевший на диване, оторвался от работы в компьютере и вскинул глаза на заплаканную жену. Он старался сдерживать Иру, он боролся с собственным желанием взять Киру за шкирку и привести ее в больницу, но в то же время во время речи Киры, когда она сказала, что хочет прожить остатки своей жизни как ей хочется, осознал насколько же выросла его дочь.
От боли сжималось сердце, когда Кира кашляла по ночам, но он понимал, что его любимая дочурка умирает.
Ира была готова хвататься за любую надежду, за любой возможность, что дочь проживет чуть дольше… А папа Киры не знал как должен поступить: должен ли он настаивать на госпитализации дочери или дать ей то время, что она просила…
Пока он думал, время шло, и он понял, что не готов запретить дочери жить, возможно, последние счастливые недели своей жизни.
Он всячески пытался погасить ярость, страх и боль своей жены. Ира присела рядом с ним, взгляд ее был какой-то обреченный, отупелый. Он обнял ее и притянул к себе. Он хотел окунуться с головой в работу, но Ира с каждым днем серела, превращалась в живой труп, хоть и умирала вовсе не она.
– Так странно… – произнесла Ира, смотря в одну точку. – Ей ведь уже ставили этот диагноз тринадцать лет назад. Может быть такое, что доктора все же не ошиблись тогда, а болезнь сидела в ней все это время… Может быть, если бы тогда мы настояли на более тщательном обследовании…
Брови папы Киры сошлись на переносице, образовав глубокие вертикальные морщины.
– Тогда умер твой папа. Мы думали о другом. Да и обрадовались, что Кира здорова, и она на самом деле была совершенно здорова!
Тем временем в другой комнате Кира накрасилась, надела свое любимое трикотажное красное платье. Перехватив волосы обручем, она довольно улыбнулась своему отражению. Единственное что ей не удалось скрыть – это синяки под глазами. Корректор их так и не замазал.
Кира не могла отрицать, что начала чувствовать себя хуже. Она стала быстро уставать. Она радовалась, что Ари думал, что она ходит в школу, ведь Кира могла спать до обеда, но проспав часов двенадцать, она все равно вставала уставшая и изнеможенная.
Но она старалась не показывать этого никому.
“Еще восемь дней, – вымучено улыбнулась она своему отражению. – Продержись еще восемь дней”.
Ари, как и обещал, к часу был у подъезда. Кира прильнула к нему и сразу почувствовала себя лучше.
Прогулка по Балаклаве, по бухте на катере была волшебной. Уже теплый ветер обдувал их на носу маленького судна. Ари обмотал их пледом, и они ели противные устрицы и слушали экскурсию.
Кира закашлялась и смущенно потупилась.
– Что-то кашель не проходит у тебя. Может к доктору сходишь? – в который раз поднял эту тему Ари.
– Я пью лекарства. Не волнуйся. Скоро все пройдет.
Через восемь дней Ари должен был возвращаться, а ему так не хотелось.
Кира занимала все его мысли. Он с трудом представлял, как уедет из Севастополя. Он никогда не чувствовал нечто подобное и даже не мог описать свои чувства, но он точно знал, что из Севастополя он уедет с трудом.
В голове рождались мысли, что Кира собиралась поступать на юридический в Москве, и они смогут встречаться там. Кира задумчиво улыбалась и кивала на его предложение. Только это его успокаивало.
Тихо пропела мелодия звонка. Кира достала вибрирующий телефон. На экране высветилась фотография Маши. В душе стало тяжело, она улыбнулась Ари и соскочив с носа, прошла к штурвалу. Здесь было тише.
– Ало, – как можно спокойней произнесла Кира.
– Привет! – закричала в трубку Маша. Кира скосила глаза на Ари на носу катера. Она знала, что ветер точно не давал ему услышать ее голос, но все же, старалась говорить тише. – До президента легче дозвониться, чем до тебя. Ты чего на звонки не отвечаешь?
– Прости. Так все закрутилось… Я уезжала в Москву на несколько дней, поэтому не отвечала, – в очередной раз соврала она.
– В Москву? – воскликнула Маша. – Зачем?
Ари обернулся и улыбнулся Кире. Девушка махнула ему в ответ.
– По поступлению, – еще тише произнесла Кира, прикрывая телефон рукой. – Я тебе потом перезвоню, хорошо? Тут такая плохая связь.
Кира кинула трубку и, отвернувшись, откашлялась. В груди жгло и от обмана лучшей подруги стало тошно. Она должна будет сказать Маше, но хотела это сделать только после того как Ари вернется в Москву.
Кира и Ари не могли наговориться и все болтали о всякой ерунде пока ехали в центр к вечеру.
Концерт проходил в самом центре на площади Нахимова. Местные группы играли известные мелодии вперемешку с собственными произведениями.
Кира и Ари протолкались к самой сцене. Песни Океана Эльзы, Ани Лорак и других исполнителей звучали по-другому в исполнении этих ребят, но эти песни смешались с памятью и все подхватывали мелодии и пели.
Почему Кира всегда отказывалась, когда подружки её звали на такие мероприятия? Почему она ни разу не была на концерте? Кира всегда проходила мимо и ни разу не заходила в бурлящую толпу. Здесь в бушующей толпе людей, подпевающих каждую из песен, все, что казалось странным и диким, здесь было естественным. Здесь витала какая-то бурлящая энергетика.
Стемнело. Кира все вскидывала голову, смотря как лучи софитов и проекторов светили в бескрайнее небо. Они плыли по небу, освещая плывущую пыль. И Кире все казалось, что это ожившие звезды с небес, что решили спуститься и послушать музыку вместе с ними.
Ари принес пиво. Оно вспенилось и залило руки, отчего Кире стало еще веселее. Она засмеялась, немного закашлялась и отхлебнула из жестяной банки горьковатую пену.
От тепла тел и танцев стало невыносимо жарко. Кира скинула куртку и повязала ее на талию.
Объявили последнюю песню и что после салюта концерт продолжится. Когда заиграла мелодия Басты, Кира вдруг дернула Ари за рукав. Перекрикивая шум, она закричала:
– Подсоби мне, – схватив его за запястье одной рукой, второй рукой сдвинула передвижное ограждение. Кира схватилась за край сцены.
Ари ошарашено уставился на неё, но подтолкнул вверх. Больше не от того, что хотел это сделать, а от того, что Кира не дала и шанса ему осмыслить, что он сейчас делал.
Глаза певца округлились. Он запнулся на ноте, но, все же, продолжил петь. Гитарист растерянно обернулся и крикнул что-то за кулисы.
Кира замахала всем со сцены, удивленная тому, что почти ничего не видит из-за слишком ярких прожекторов и софитов. Звук звучал здесь совершенно по-другому, как-то приглушенно, что ли.
Сотни зрителей перестали подвывать. Ошарашено все уставились, как молоденькая щупленькая девушка подошла ко второму микрофону и, включив его, оглушила всех треском динамиков.
– Ой, простите! – воскликнула она в микрофон. И стала подпевать солисту, который расширив глаза, продолжал петь только из-за растерянности.
Во всю глотку, жутко фальшивя, Кира заорала:
“Когда меня не станет – я буду петь голосами…”
Охранник выскочил на сцену. Кира обернулась, но увернулась от его рук и как заяц понеслась по всей сцене, не забывая во всю глотку орать:
“…Моих детей и голосами их детей…”
Кира обернулась и увидела, как на сцену поднялся второй охранник.
“…Ой, мама…”
Зрители заливались со смеху. Ари только сейчас понял, что стоял все это время с раскрытым ртом и судорожно сжал банки пива. Пиво выплеснулись на ноги.
Кира поняла, что запахло жаренным, и кинула микрофон себе под ноги.
Треск и шум ударили в уши. Зрители засмеялись сильнее. Солист перестал петь. Какафония звуков нарастала.
Глаза быстро нашли Ари и, разогнавшись, Кира прыгнула прямо в его объятия с полутораметровой высоты.
Ари в ужасе смотрел, как она спрыгнула и, разжав ладони, раскинул руки и поймал её. Жестяные банки ударились об асфальт и брызнули остатками пива под ноги. Зрители испуганно отпрянули от них, образовав кольцо прямо у сцены.
Спина покрылась испаренной – еще немного Ари и не успел бы подхватить её. Охрана подбежала к краю и заметалась, как дикие кошки у кромки воды.
Кира завертелась, высвобождаясь из рук Ари, и закричала за все горло:
– Бежим!
Она побежала вперед. Ари ошарашено кинул взгляд на сцену, с которой спускались охранники. Он оглянулся на людей, что отряхивали ноги от пива и остановил взгляд на удаляющейся фигуре Киры, что как раз оглянулась и радостно махнула ему. Улыбка сама собой озарила его лицо, и Ари побежал следом за Кирой.
Они бежали мимо фонтана, деревьев, сувенирных лавок. Звонкий смех Киры взрывался и разлетался во все стороны. Она оборачивалась и, подпрыгивая, словно готова была взлететь к небу.
Ари рассмеялся вместе с ней.
Они бежали долго, ввинчиваясь в толпу людей у набережной.
Кира на всех парах врезалась в каменные перила. Прохладный морской бриз вскинул кудри. Белый свет фонарей засеребрил волосы.
– Ты сумасшедшая! – выдохнул Ари.
Тяжело дыша, она закашлялась. Спрятав ладони за спиной, она широко улыбнулась.
Полные жизни глаза Киры отражали белые фонари, и вдруг Ари понял, что сходил с ума по ней. Она была такой живой, такой сумасшедшей, непосредственной. Она была глотком свежего воздуха.
– Я люблю тебя, – выдохнул он.
Глаза Киры расширились. Над бухтой за спиной, засвистев, взорвался фейерверк, и огни отразились в воде, удваивая салют.
Кира сглотнула. Сердце испуганно задрожало. Радость, вспорхнувшая в ней, вдруг сгорев, превратилась в пепел.
В полных любви глазах Ари отражался фейерверк.
Салют оглушительно взрывался над головой и осыпался красными, синими, желтыми, зелеными звездами.
Люди засвистели, закричали.
“Что же я наделала!” – задрожала Кира и охватила себя руками. Она ведь не хотела влюбить себя Ари. Она просто хотела почувствовать любовь сама. Он не должен был полюбить ее.
Боль в груди от бега не уменьшалась. Кира закашлялась. Рот омылся железом. Она попыталась вздохнуть, но легкие словно сжались, не давая продохнуть.
Кира прижала руки к груди.
Боль в груди обожгла и взорвалась тысячами осколками. Кира в судорогах пыталась кашлянуть, но воздуха не было. А вдохнуть она уже не могла.
Боль алой простыней застелила глаза. Ноги подкосились.
“Это конец?” – пронеслось у нее в голове.
Ари в непонимании моргнул. Лицо Киры, только что светившееся жизнью, вдруг лишилось красок. Она схватилась за грудь.
А салют все гремел и сверкал. Люди кричали и свистели.
Кира покачнулась. Ари мгновенно среагировав, подхватив её. Тело Киры обмякло, расплылось. Ари рухнул с ней асфальт и посмотрел в её бледное безжизненное лицо.
Люди, не замечая происходящего, продолжали наступать, радуясь салюту.
– Разойдитесь! – закричал он что есть мочи. Народ изумленно расступился, и свет фонаря достиг сидящего Ари и Киру на его руках.
Артур задрожал, увидев её закатившиеся глаза.
– Звоните в скорую! Скорую!
И все закрутилось. Толпа облепила полукругом их. Как-то быстро появились доктора на носилках.
Ари не понимал что происходит. В ужасе он смотрел, как Киру укладывают на носилки. Словно тряпичная, рука сорвалась с груди и повисла с носилок.
В голове все билось: “Что произошло?”
Ари запрыгнул в скорую, не сводя глаз с бледного лица Киры, уголки рта были измазаны красным, и только спустя некоторое время до Ари дошло, что это кровь.
Скорая помощь на бешеной скорости неслась в больницу. А Кира все лежала без сознания. Врачи приложили к лицу кислородную маску. Её сердце билось.
“Но что произошло?”
Десятки людей. Носилки. И дверь реанимации, что закрылась перед носом, разделяя их.
“Что произошло?”
Ошарашено он рухнул на скамью. Руки тряслись. Он не понимал ничего. В один момент она улыбалась, а в другой…
Сумка Киры так и осталась у него в руках. Достав телефон, он долго смотрел на цифры блокировки невидящими глазами. Надо было сообщить её родным, что она в больнице. Нажав на кнопку SOS, он увидел телефоны под именем “Мама”, “Папа”.
Гудки звучали пронзительно.
– Ало! – встревоженный голос прозвучал на той стороне.
Ари перехватил телефон в другую руку.
– Здравствуйте.
Мама Киры резко выдохнула.
– Что случилось? – выкрикнула она. Ари растерялся от ее напора, но собравшись, произнес:
– Она потеряла сознание. Я вызвал скорую. Её привезли в первую городскую.
– Мы сейчас будем, – твердо сказала она и бросила трубку.
Юноша откинулся на спинку стула и облокотился затылкам о стену. Минуты растягивались как резина. Время не шло, а ползло.
Он все кидал взгляд на часы, что висели над дверью и гипнотизировал залипающую на каждой цифре секундную стрелку.
Редко медсестры проходили мимо. Кого-то ввезли на носилках.
Вдруг в коридор влетела женщина в куртке, накинутой на пижаму. Одна нога её была обута в тапок, другая – в туфлю. За ней бежал мужчина не в лучшем виде.
Ари встал, предположив, что это родители Киры.
Мама Киры пыталась пройти, но её не впустили. Отец пристально посмотрел на Ари и кивнул в приветствии.
Шло время. Мама Киры тихо плакала, спрятав лицо в груди папы Киры. Ари не решался заговорить.
Потом вышел доктор и пропустил родителей Киры. Было уже два часа ночи. Ари все ждал. Вдруг из заветной двери вышло знакомый человек.
Ари подскочил.
– Мама!
Женщина удивленно обернулась. Стетоскоп на шее взметнулся.
– Артур? Что ты здесь делаешь?
Ари подбежал к ней, ругая себя за то, что совершенно не подумал, что мама на дежурстве и схватил её за предплечье.
– Девушку, что привезли, Кира Орлова, в порядке? Я просто жду здесь уже около трех часов… Она потеряла сознание.
Женщина нахмурила свои светлые брови.
– Кира Орлова – это та Кира, с которой ты гулял в последнее время?
Он кивнул. Мама отвела его в сторону от открывшейся двери.
– Её стабилизировали. Пока. Готовят с утра к срочному переводу в онкологическое отделение.
– Онкологическое? – выдохнул Ари.
– Мне жаль, дорогой мой. У неё саркома легких. Четверной стадии. Родители сказали, что узнали обо всем три недели назад. Она отказалась от лечения.
– Четвертая стадия саркомы легких, – не веря своим ушам, повторил он. В голове пронесся ее кашель, ее худоба. Ему все же не показалось, что она похудела с их первой встречи. А он глупый не придавал этому большое значение!
– По карте, у неё метастазы и в мозгу, и в печени. Судя по её состоянию, ей недолго осталось.
Ари сделал шаг назад и замотал головой.
“Нет… Не может этого быть… Нет”.
– Ты врешь, – прошептал Ари.
Мама вздохнула и протянула к нему руку.
– Пошли, я дам тебе успокоительное.
Ари отдернул руку и посмотрел в полные жалости глаза мамы. Она врала ему! Врала!
– Ты врешь! – грубо прошипел он.
– Артур…
Жалость в маминых глазах облила его, словно ведро ледяной воды.
Он развернулся и побежал. Ему нужен был воздух. Ему срочно надо было на улицу.
– Черт! Черт! – дерево вздрогнуло от удара кулаком и протяжно загудев, скинуло на Арии лепестки цветов.
Как такая жизнерадостная, молоденькая девушка могла заболеть раком? Что за хрень!?
Ари все не мог поверить в то, что услышал… Нет, мама что-то перепутала.
– Артур, – тихо позвала мама и положила руку на широкое плечо. Она была почти в два раза ниже своего сына, и в темноте двора больницы он казался огромным медведем на фоне ее.
– Скажи, что это неправда, – хрипло проговорил он и повернулся к маме потерянный, ошарашенный, разбитый.
– Это правда, дорогой. Кира Орлова, 17 лет, невысокая, русые волосы до плеч. Ее родители подтвердили, ей диагностировали саркому легких.
Челюсть Ари от напряжения хрустнула. Он сжал и разжал кулаки. Ему вдруг остро захотелось бить кого-то. Его бы сейчас на ринг.
– Ари, подожди меня. Я отпрошусь. Не уходи. Пожалуйста.
Юноша замотал головой и заставил себя успокоиться.
– Не надо. Я в норме. Мне надо побыть одному.
Мама тревожно всмотрелась в его лицо, скрываемое тенями ночи.
– Я пойду, – произнес он и, развернувшись, почти побежал к выходу за пределы территории больницы.
Внутри него все бушевало. Сотни мыслей клубились в голове, перебивая друг друга и не давая сформировать ни одну.
Ари брел сам не зная куда. Просто он не мог стоять на месте, ведь пока он двигался было ощущение, что он что-то делает, он может что-то изменить.
Беспомощность – вот что убивало его. Он ничем не мог помочь Кире!
Он все шел и шел, не замечая куда. Казалось, он готов так идти до утра и только дойдя до набережной, Ари понял, что ноги его сами собой принесли к морю. Умиротворяющему, дающему спокойствие…
Небо было сегодня без звезд. Ари посмотрел на далекий горизонт. Черное море без лунного света казалось черной нефтью, самой тьмой, что чудовищем могло накинуться на него в любой момент.
И вдруг он возненавидел море, небо… за их равнодушие.
Злорадно и с насмешкой море кидалось на бетон, обрызгивая Ари, и возвращалось в свою черную пучину.
– Ей же всего семнадцать! Черт подери! Семнадцать! – закричал он в черноту ночи.
Редкие люди, оставшиеся после салюта, шарахнулись от него.
– Ты так несправедлив! Почему она! Она ничем не заслужила этого!
Кричал он, не зная к кому обращался: то ли к морю, то ли небу, то ли к Богу, о существовании которого никогда не задумывался.
Он втянул соленый воздух через нос и сел прямо на набережную. Глаза защипали от брызг.
– Черт! Черт!
– Я смотрю, вы сильно расстроены, молодой человек, – произнес старческий мужской голос. Ари покосился на старика с палкой, что сняв шляпу, поприветствовал его.
– Я не в настроении разговаривать. Извините, – буркнул Ари и отвернулся к черноте моря и неба.
– Ох, – вздохнул старик и, кинув трость возле Ари, не без труда сел рядом. Артур недовольно покосился на него, – как же прекрасна ночь. Мне кажется самое таинственное и умиротворенное время дня. А безлунная ночь – моя любимая.
Ари присмотрелся к наглому старику, которому было видимо не с кем поговорить. Яркий свет фонарей за спиной прятал лицо старика в тени, и почти невозможно было разобрать, как он выглядел. Старик поправил своей морщинистой рукой шляпу.
– У тебя кто-то заболел? Ты не думай, я не подслушивал. Просто ты так громко кричал.
Юноша скрестил руки на груди, всерьез раздумывая встать и пойти напиться где-нибудь.
– А если бы ты смог подарить неделю своей жизни, ты бы отдал свое время ей?
Ари замер и, нахмурившись, посмотрел на старика.
– О чем вы говорите?
– Всего неделя… Допустим тебе дано прожить семьдесят девять лет три месяца двенадцать дней тринадцать часов и пять минут. Ты бы отдал свою неделю жизни ей?
Ари раздраженно покачал головой и грустно выдохнул. Он подумал, что у старика началось старческое слабоумие, и грустно посмотрел на беззвездное небо.
– Так что? Отдал бы? – настаивал старик.
– Конечно, отдал бы, – слегка раздраженно бросил Ари.
Старик улыбнулся и, опершись всем телом на плечо юноши, медленно встал. От его тяжелого прикосновения заболело плечо.
Махнув рукой, что бы юноша подал трость, он поправил шляпу и пронзительно посмотрел из-под полей. Лицо его было в тени, но глаза пронзали своим острием.
– Тогда пусть будет так… У тебя убавиться, ей прибавиться неделя жизни.
На миг Ари показалось, что глаза старика блеснули адским пламенем, губы криво усмехнулись. Размахивая тростью и насвистывая, старик двинулся по набережной.
– До встречи, Артур, – послышалось Ари, но старик был настолько далеко, что юноша точно не должен был услышать то, что тот сказал. Да и откуда тот мог знать его имя?
Невольно мурашки пробежались по позвоночнику.
Ари провел его взглядом, пока фигура старика не завернула за угол, и юноша вновь посмотрел на море.
Артур был опустошен. Тяжесть сегодняшнего дня навалилась на него подобно снежной лавине.
Он вдруг почувствовал боль и посмотрел на свои руки. В темноте он не смог разглядеть, что с ними, но выйдя к фонарю, нахмурился. Костяшки пальцев были разбиты. Пальцы плохо слушались. Он с трудом вспомнил, как бил дерево.
Скривившись, Ари побрел назад. Мысли кружились в голове, перескакивая от отрицания, гнева, полного отчаянья и обратно по новому кругу.
Он понял, что стоял возле дома отца, только когда уже был возле его двери. Ари надеялся, что папы не было дома. Но с другой стороны, возможно, он пришел сюда только потому, что как бы они не спорили с отцом, папа был эталоном для Ари и величайшей силой противодействия.
Юноша редко ночевал у отца, предпочитая дом, в котором вырос, но ему так не хотелось возвращаться домой.
Руки дрожали и он не сразу смог попасть в замочную скважину, но повернуть ключ он не успел, отец распахнул дверь.
Ари вскинул глаза на своего невысокого, подтянутого отца, что всегда пытался доказать, что умнее и знает все лучше самого Ари. Как бы папа поступил бы в этой ситуации? Ари нужен был ответ, что ему делать.
– Ари, – тихо произнес отец. – Мне звонила твоя мама. Я знаю, что случилось.
– Папа, – прошептал Ари, и вдруг почувствовал, как сердце сжалось, а горло перехватило. Он сделал шаг вперед, и отец обнял его. Юношу трясло от безмолвных рыданий.
– О, Ари, – выдохнул отец. – Мне жаль. Мне так жаль.
***
Кира дернулась в новом приступе кашля. Маска на лице мешала, но у девушки не было сил даже двинуть руками. Боль пронзала и раздирала грудную клетку. Снова и снова в её грудь словно врывались цепкие когти падальщика и вырывали плоть.
Обезболивающие препараты лишь приглушили боль.
Кира с ужасом думала, что так будет вечно.
“Я устала. Как же я устала от боли. Возможно, боль дана именно для того, чтобы мы желали ее окончания любыми способами, даже если это будет смерть…
Зачем бороться? С чем? С раком, из которого состоят мои внутренние органы? С самой собой?
Это все бесполезно.
Мне дали слишком мало времени, чтобы принять тот факт, что я умру. Слишком быстро…, слишком рано.
Я хочу, что все стало как раньше, но как раньше уже не будет. Никогда. Так и останусь здесь до конца своих дней. В этой чертовой палате интенсивной терапии.
Хорошо хоть жить мне осталось не так уж и много…”
И вдруг боль начала отступать.
Словно отлив океана, мука уходила, отдалялась. Кира подумала, что это конец… Улыбнувшись, девушка погрузилась в блаженный сон.
