Текст книги "Порочная игра (СИ)"

Автор книги: Анастасия Бойд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава 46

Я поверить не могла в то, что услышала от Глеба. Он действительно готов га всё?

– Но что если я действительно изменяла тебе? – даже такое он мог бы простить?

– Что же... Мне будет мерзко от осознания, что кто-то другой прикасался к тебе, но... Я смогу переступить. Мне кажется, сейчас смогу простить, что угодно, если только согласишься быть со мной и пообещаешь больше так не делать, – слова Хлыстова звучали слишком наивно для такого человека, как он.

– А если не изменяла? – дразняще улыбнулась я, как полная дура.

– Я буду долго крутить у виска... Улыбаясь, как счастливый идиот, – тепло произнёс он, и немного встрепенулся. – Значит ли это?..

– Я не буду тебе ни в чём признаваться. Не сейчас.

– Ты всё ещё не веришь в мою верность? – Глеб перевернулся на бок, и подпёр голову рукой. – Кать, у меня ничего не было с Женькой после нашей с тобой встречи. Мы расстались, давно. И в Германии, кроме работы и общения с коллегами я ничем не занимался. Клянусь тебе, – старательно убеждал меня Глеб, но это было необязательно.

– Я верю. Правда, верю. Хоть и ситуация с Ксюшей тоже тебя характеризует не очень.

– Я ничего не обещал Ксюше. Она меня преследовала, соблазняла, придумывала какие-то небылицы для подружек, что мы вместе даже до того, как между нами что-то вообще начало происходить. Ты первая за долгое время, к кому я сам пристал без всяких намёков с твоей стороны. Обычно приходилось брать тех, кто бросался, и некогда было выбирать, завоевывать, ухаживать...

– Ничего не обещал, но она поверила... Когда-то со мной было подобное. Мне тоже никто ничего не обещал, но я верила и мечтала, пока мне не размазали эту веру по лицу, вперемешку с грязью, – почему-то в моей голове, у всех обманутых девушек, было нечто подобное, и я не могла представить, что мужчина в такой ситуации может быть не виноват.

– Когда это произошло?

– Когда я бросила музыкальное училище, и поступила в мед.

– Кто с тобой так поступил? – серьёзно выяснял Хлыстов, будто за этим что-то последует.

– Это неважно. Дело не в этом... Ты прав со своей стороны, если, конечно, не унижал её, когда бросил и не втаптывал в дерьмо. Но я всё равно не могу сейчас быть с тобой откровенной.

– Да почему? – нетерпеливо цокнул он.

– Тебе лучше пока думать, что я неуравновешенная шлюха, которая никогда тебя не любила. Я не хочу, чтобы ты страдал, – сквозь возникший ком в горле, произнесла я.

– Снежинка, ты сводишь меня с ума такими формулировками. Можешь объясниться?

– Ты слышал, что Алину Рекотову убили?

– Бывшую подстилку ректора?

– Да.

– Слышал, и чудом избежал допроса. Но меня пугает спокойная морда Мишани, будто это он её порешил.

– Да кто знает... Может и он. Проблема в том, что официально из нас всех, именно я видела её последней. Когда ты выгнал меня, она случайно оказалась рядом и подвезла в общагу.

– Сильно длинная подводка.

– Возможно... Скорее всего, я стану следующей жертвой, – вздохнула я, не представляя как буду это аргументировать.

– Чьей жертвой, Катя?

– Алину убил маньяк, который уже неоднократно мелькал в хрониках. Есть характерный почерк... И следующей стану я.

– С чего ты взяла? – напряжённо спросил Глеб, и мне казалось, что он уже не все мои заявления воспринимает всерьёз.

– Не могу сказать, но у меня есть повод так думать.

– Отличный разговор. Не могу сказать, не могу быть откровенной... И как мне на это реагировать? – я снова довела его до недовольства.

– Тебе лучше думать обо мне плохо, чтобы не жалеть. На всякий случай. Но если... Если что-то всё-таки произойдёт, и кто-то скажет, что это несправедливо, что я была такой молодой и замечательной... Говори всем, что это заслуженно. Я никогда не была хорошей и не думала о других. Если он и убьёт меня, то это будет вполне оправдано.

– Снежинка, остановись пожалуйста, – покачал он головой, и снова обнял меня. – Этот бред имеет хоть какое-то основание или ты просто надумала себе лишнего?

– Есть основания. Но я не могу о них говорить. Завтра мне нужно явиться в одно место, где скорее всего мне помогут, и тогда, возможно, я расскажу тебе обо всём, что ты захочешь узнать.

– Я хочу узнать об этом сейчас.

– Нет.

– Непробиваемая... А сопроводить тебя я смогу завтра, куда ты там собралась?

– Не можешь. Но, если хочешь я приду к тебе после этого.

– Ладно, с этим разберемся непосредственно завтра, – Глеб подумал, что сможет уговорить меня потом, но я обещала следователю молчать.

– Какой же ты упрямый, – недовольно вздохнула я, и Хлыстов нервно рассмеялся.

– Я? Ты говоришь загадками, ни на что не соглашаешься, страдаешь без меня, но не можешь остаться, и после этого я упрямый?

– Нет... После этого, ты самый лучший, – выдала я, и перевернулась на бок. Брови Глеба поползли вверх от удивления.

– С чего это вдруг?

Я ничего не ответила, и потянулась к его губам. Хлыстов осторожно обнял меня, но потом всё-таки наша нежность превратилась в страсть, и я оказалась под ним. Он целовал меня так, что сводило губы. Сбросил одеяло на пол. Распахнул моё полотенце, и расцеловал везде, где только мог. Мне казалось, что нет ничего, что могло бы позволить нам насытиться друг другом, и стать ещё ближе. Наверное, только если бы я согласилась сейчас остаться с ним и сказала, что люблю его больше всего на свете. И я останусь. И скажу. Обязательно, но только после того, как услышу, что за план придумал Роберт, иначе Глебу будет совсем досадно от очередных американских горок и моих недоговорок.

Хлыстов оказался со мной лицом к лицу, и тревожно глянув мне в глаза, хрипло сказал:

– Пожалуйста... Давай в этот раз всё сделаем по-человечески.

– Дай мне время до завтра, – я легонько коснулась его колючей щеки, и погладила.

– Пообещай, что завтра мы поговорим на чистоту и ты никуда не исчезнешь.

– Обещаю.

– Моя снежинка... Скажи, ты хоть любишь меня? – безнадежно спросил он, будто и не ожидая ответа.

Печально, покорно, беззащитно. Я уже забыла, что в самом начале пыталась добиться именно этого. Его обожания. Покорности. Но всё вышло не совсем так, и в итоге это обожание стало взаимным, и обезоружило не только его, но и меня. Я снова промолчала. Продолжила наши поцелуи, вкладывая всю себя, чтобы он понял и без слов, как мне дорог. Сегодня без слов. Но завтра он обязательно обо всём узнает. Хлыстов больше ни о чём не спрашивал, и наконец вошёл в меня, отчего я почувствовала себя невероятно счастливой. Ещё недавно, я не верила, что мы снова сможем быть вместе.

Проснулись мы очень поздно. Я сначала даже подумала, что проспала встречу с Робертом, но нет. До неё оставался ещё час.

– Я быстро приму душ и отвезу тебя, куда скажешь, – произнёс Хлыстов после нашего завтрака, я кивнула, и он скрылся в ванной.

Разумеется, я не стала ждать его. Я сама со всем разберусь и сразу же вернусь к нему, но пока... Я взяла два листочка бумаги. На одном написала:

"Я люблю тебя. Твоя неадекватная снежинка – только твоя".

Рассмотрела книжную полку и обратила внимание на сборник рассказов Дафны дю Морье, который я читала, когда жила здесь одна на каникулах. Признание спрятала между страниц рассказа "Не оглядывайся", а на втором листочке написала это название и оставила его на столе. Надеюсь, Глеб сообразительный. Но если нет, то тоже не страшно. Я сделала это от нетерпения, потому что хотела поскорее выдать эти три слова, и если он ничего не поймёт, то просто дождётся сегодняшнего вечера и услышит всё лично.

Окинув взглядом уже практически родное жилище, в которое с нетерпением хотелось вернуться, я обречённо сбежала в общагу.

Алиса уже уходила на конференцию, поэтому мне не пришлось ничего ей говорить. Я переоделась, сделала запись в своём дневнике, упомянув куда иду, спрятала его под матрас и отправилась в отделение полиции на встречу с Робертом, периодически сбрасывая звонки от Хлыстова.

Следователь опаздывал, и я прождала его больше часа под отделением, но когда он всё-таки пришёл, в душе появилась уверенность. Скоро всё закончится. Я помогу следствию, и начну нормальные отношения с Глебом.

Глава 47. Хлыстов

Я впервые за долгое время, не хотел сдохнуть с утра. Моя снежинка по-прежнему была немного не в себе, но у меня возникла надежда, что теперь мне удастся достучаться до неё и добиться искренности. Я не понимал, нужно ли переживать относительно маньяка. Всё это казалось чем-то нереальным, и если бы не Рекотова, то я бы ни капли не напрягся, но в любом случае, Катя испугана и нужно что-то предпринять.

Когда я вышел из душа, то обнаружил, что в комнате пусто. Катя исчезла. Сбежала, всё-таки... Я бросился к телефону, набрал её номер, но она не ответила. И хрен теперь пойми, куда её понесло! Я выглянул в окно. Конечно, её уже не было видно. Мигом оделся, выбежал на улицу, впрыгнул в машину и подъехал к общаге. Куда бы она не стремилась отправиться, скорее всего, должна была зайти домой. И я не ошибся. Катя действительно заходила, но как мне сказала комендантша, уже снова ушла.

Я звонил ей, поставив вызов на автодозвон, но всё было зря, и в конце-концов, абонент стал недоступен. Если она не вернётся вечером, как обещала... Что я буду делать? Снова стану ползать у её ног? Она должна вернуться. Ну не совсем же она сошла с ума, чтобы так быстро переобуться.

Чтобы как-то отвлечься, я приехал в университет, хоть и пар у меня сегодня не было. Занялся бумажками. С этой нескончаемой волокитой у меня постоянно какая-то задница. Я не отвлёкся, но время прошло быстрее, и я вернулся домой, чтобы встретить снежинку, когда она придёт. Обязательно придёт. Должна, по крайней мере...

Что странно, так это то, что телефон Кати, вероятно, так и не включился, потому что оповещение об этом мне не пришло. Как же хочется верить, что это не очередной выпад, а просто стечение обстоятельств, с которыми она ничего не могла поделать. Или же... Лучше это просто очередной выпад, а не какой-нибудь несчастный случай или встреча с маньяком.

Уже вечером, когда напряжение во мне наросло до предела, я заметил записку на столе.

"Не оглядывайся".

Что ещё за?.. И как это интерпретировать? Ходить и бояться? Не оглядываться на наше прошлое и забыть её?

Я снова отправился в общагу. Можно было спросить у Чеховой, знает ли она хоть что-то, но вместо этого я опять задалбывал комендантшу, и потом просто сидел в машине на парковке, не сводя глаз с парадного входа. Это уже ненормально. Ладно, ко мне она не захотела, но домой ведь должна была вернуться. Я проторчал возле общаги до глубокой ночи, и всё-таки уехал домой, но не уснул.

Я не верю... Не верю, что Катя могла снова меня развести. Что-то случилось, и к моему большому сожалению, я оказался прав. Уже через трое суток, её объявили в розыск. Мне никогда не было так страшно. Я всю свою жизнь строил карьеру, развлекался, не привязываясь ни к кому, кроме своей семьи, всегда был спокоен и уверен в завтрашнем дне.

Когда полиция начала свою деятельность, то я впервые осознал, какой дурацкой была игра между мной и Катей, потому что каждый говнюк и говнюшка из её группы удосужились ткнуть в меня пальцем, как в её злейшего врага.

– В каких отношениях вы были с пропавшей, Глеб Георгиевич? – спросил меня на допросе следователь, который до этого вынюхивал всё о Рекотовой.

– Мы не были врагами, как все говорят. Могу я отделаться этой фразой? – огрызнулся я, будто звезда, не желающая раскрывать свою личную жизнь, но следак нахмурился.

– Слишком много свидетелей у ваших перепалок. Почти каждый в группе Аникеевой утверждает, что только вы и могли желать ей зла, – ну охренеть теперь! Сейчас ещё ареста мне не хватало.

– Да плевать... Разве есть какие-то основания подозревать меня из-за того, что мы часто спорили с Аникеевой?

– Она хамила вам, публично унижала, не проявляя малейшего уважения при ваших студентах. Любой мог разозлиться, когда задевают его эго при младших по статусу, – терпеть не могу эти ментовские замашки, когда даже сам начинаешь в себе сомневаться.

– Если бы мне совсем это претило, то я запретил бы Кате так с собой обращаться.

– Она исчезла, возможно, потому что вы всё-таки решили запретить ей это? – в очередной раз этот хитрожопый тип попытался меня спровоцировать, но я решил, что правда сейчас будет уместна. Уже плевать, что будет.

– Если бы вашей женщине нравилось иногда развлекаться странным образом, но это никак не вредило бы отношениям, разве вы отказали бы ей в такой шалости? – нехотя ответил я, отчего морда следователя стала такой довольной, будто он подсмотрел в окно чужой спальни.

– Вот оно что. То есть, Аникеева была вашей любовницей, а эти скандалы – ролевыми играми?

– Не любовницей. Любимой.

– Понимаю. О ваших любимых, тоже слухов достаточно ходит. Но это ладно. Проблема в том, что свидетелей вашей вражды полно, а вот какими были ваши добрые, более, чем дружеские отношения, не знает никто.

Да, он был прав, что я подходил под подозрение в любом из вариантов, но твою мать... Если бы он знал... Если бы все знали, что между нами было на самом деле, и как сильно я её любил... С момента исчезновения моей снежинки, в жизни наступил какой-то мрак, и я будто не понимал, что вообще происходит. Работа отвлекала. Ненадолго. Но когда впервые нашли тело, подходившее больше всего под описание, отвлекаться уже не получалось. Это произошло уже в начале зимы. Я собирал везде и всюду слухи, и было уже плевать, что кто-то может узнать о нашей тайне. Я мог кричать об этом вслух. Плевать.

Глава 48. Хлыстов

Заметив Алису, которая почему-то оказалась самой близкой для моей Кати, когда нужно было опознавать труп, я сначала даже прошёл мимо, едва кивнув головой, когда она поздоровалась, но потом развернулся и догнал её. Я не мог больше ждать новостей.

– Здравствуй, Чехова. Я слышал, что ты вчера была на опознании, – язык будто заплетался, когда я начал говорить. – Это ведь не она?

– Нет, – покачала головой Алиса, и напряжение во мне спало.

– Ну конечно... Нет... С ней же всё в порядке. Ну конечно, – бормотал я уже себе под нос, неловко пятясь назад, задевая студентов и коллег.

Я не мог придумать, что же делать. Что я способен сделать? Умереть вместо неё? Запросто, но как? Нужно было увозить её с собой в Германию, ещё прошлым летом... Всё равно она ужасно училась, а меня давно ждут в Мюнхенской клинике. Я привыкал к тому, что Кати нет. Если человек исчезает, то есть только два варианта – либо его найдут однажды мёртвым, либо не найдут никогда, но всё это, конечно, если человек пропал не по своей воле. А Катя... Могла ли она просто сбежать от страха? Она на всё способна.

Я стал чаще бухать. Через какое-то время после опознания, даже в университет припёрся выпившим, но меня отправили домой, и когда я вывалился из здания и прошёл немного дальше, то столкнулся с Чеховой. Точнее она зачем-то окликнула меня.

– Тепло ли тебе, девица? – съязвил я, глянув на её красные руки без перчаток.

– Я понимаю, что вам сейчас не до этого, но нам нужно поговорить. Я обо всём знаю, и думаю в ваших интересах, чтобы полиция об этом не знала ничего, – никогда не видел её такой смелой в беседе со мной. Чехова постоянно тряслась и робела, не смотря на безупречные знания.

– Стоп... Много слов, а суть где? О чём ты знаешь?

– Я немного не в том настроении, чтобы играть с вами. Между вами и Катей были близкие отношения, и это ваш минус, если учесть то, что связь была тайной, – удивила она меня. Вот так новости. И где произошла утечка информации? В любом случае, полиции и так уже всё известно.

– Какое правильное определение... Связь, – усмехнулся я.

– То есть, это всё-таки правда?

– Она просто любила решать проблемы с помощью своего тела. Услуга за услугу. А со мной немного задержалась... Не знаю. Может просто ей понравилось со мной. Или привыкла, – почему я нёс такой бред? Будто злился на Катю, как она мне и велела. Говорила, чтобы я думал о ней плохо... Но я ведь не думал о ней так!

– Ладно... Вы много выпили. Я спрошу вас об этом, когда вы придёте в себя, – вздохнула Алиса, и собралась уже уходить, но я схватил её за руку, немного разозлившись от такого снисхождения.

– Ты хочешь обвинить меня в её исчезновении? Да, я спал с ней. Да, она не хотела большего. Но даже в отместку, я бы ничего ей не сделал. И не поднимай этот вопрос. Здесь замешаны не только мы, и у тебя возникнут проблемы, – я отпустил её и уселся на снег. Почему-то меня вдруг осенило, что ректор вполне мог оказаться причиной исчезновения моей девочки. – Меня просто распирает от злости... Она, скорей всего, просто сбежала. Ей так легче... А мне выть хочется... Пусть только вернётся, я ей устрою... Отшлёпаю так, что маньяк ей милым мальчиком покажется.

Я наговорил множество глупостей, окончательно сбив с толку Чехову, но откуда взяться умным мыслям в пьяной голове? Я не был зол на снежинку, но... Всё, что она мне говорила о себе, я воспроизвёл Алисе, как безусловную правду.

Когда на следующий день я проснулся, протрезвевший, но ужасно уставший, то вдруг подумал об одном моменте. О ком так плохо отзывалась Катя? С кем она меня сравнивала? Из-за кого бросила музучилище? Схватил телефон, набрал старосту из Катькиной группы, узнал у неё номер Алисы, которой сразу же позвонил.

– Чехова, привет, – поздоровался я, но в трубке воцарилась пауза.

– Это кто? – наконец, спросила Чехова озадаченным голосом.

– Алиса, раздупляйся скорее. Глеб Георгиевич Хлыстов беспокоит.

– Я вас слушаю. Что-то о Кате вспомнили?

– Она до меда училась в музыкальном, так ведь?

– Так. Ушла после первого курса.

– Вот. Но почему ушла?

– Я не знаю. Говорила, что разонравилось. Неперспективная работа.

– Чушь. Вы вообще подруги или как? – не выдержал я.

– Я за всё это время и подумать не могла, что вы вместе. Поэтому, сомневаюсь, что была для неё подругой, с которой она могла быть откровенной. Катя ничего мне не рассказывала о себе, – строго пояснила Чехова, и я разочарованно вздохнул.

– Вот дерьмо... Она упоминала о предательстве. Кто-то плохо с ней обошёлся в училище. Возможно, какой-то одногруппник или преподаватель. Не знаю... Может, у неё есть ещё какие-нибудь подруги? Более раннего периода?

– У меня есть номер её одногруппницы Ани. Может, она что-то знает об этом.

Всё утро я провёл на телефоне, и когда уже созвонился с этой Аней, то поднял свою задницу с дивана и отправился в музыкальное училище. Главное, не сорваться. Не убить его. Иначе, я так и не узнаю, причастен ли он к тому, что происходит. Влетел в холл этой шараги, и потребовал на так называемом ресепшене, чтобы пригласили Максима Александровича, преподавателя игры на фортепиано, мать его... Видимо, я не совсем был убедителен, когда просил об этом, потому что пришлось долго уговаривать и даже применить коррупцию. Но дело было сделано. Этот осёл оказался напротив меня. Типичный интеллигентный лауреат, вероятнее всего, гнилой внутри, как домашнее яблоко.

– Добрый день. Кто меня так сильно хотел видеть? – фальшиво улыбнулся этот смазливый пацан лет тридцати. И когда он только успел окрутить мою девочку, когда у него самого молоко на губах не отсохло?

– Здравствуйте, – сдержанно произнёс я. Не сейчас. Не при всех. – Ваш коллега, преподаватель.

– Как неожиданно. И чем обязан? – любезно продолжил он, будто действительно был рад.

– Отойдём немного в сторону?

– Конечно, пойдёмте в мой кабинет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я как на шарнирах направился за ним, понимая, как здорово то, что нас никто не увидит. Мы вошли в его каморку, и меня вдруг охватила ревность. Трахал ли он мою Катю здесь? Вот на этом столе... Представил её такой, какой она была со мной, но только под ним и здесь. Да твою мать! Выбросил эту дрянь из головы. Катя только моя, и к этому слизню никакого отношения больше не имеет.

– Я вас слушаю.

– Когда вы в последний раз видели Екатерину Аникееву?

– Кого, прошу прощения? – вот сука. Он даже не помнит её.

– Она училась здесь пять лет назад.

– Вероятно, пять лет назад и видел, – пожал он плечами, дружелюбно улыбаясь. Интересно, его мимика бывает другой? – Но честно, так сразу и не вспомню, о ком конкретно вы говорите.

– Вот посмотрите, о ком я говорю, – я быстро открыл фото с Катей на смартфоне и показал этому индюку.

– Снежинка? – усмехнулся этот петух, и внутри меня всё взорвалось.

Что за херня? Как он смеет так её называть? Я схватил пианиста за воротник и прижал к стене, немного приподняв. Этот дрыщ был лёгким, как пушинка.

– Что происходит? – ну неужели! Его улыбка исчезла.

– Ты что сучок несёшь? Какая она тебе снежинка? Только я так могу называть свою девочку, а твой сраный язык пусть даже не смеет произносить ни эту кличку, ни её имя, – сцепив зубы, шипел я, опасаясь, что этот молокосос сейчас обмочится и заденет меня. – Когда ты видел её в последний раз, сопля интеллигентная?

– Я же говорю... Пять лет назад. Она ушла после первого курса.

– Из-за тебя, сука, ушла! – я впечатал его в стену с новой силой. Надеюсь, никто не придет сюда раньше, чем мы договорим. – Что ты ей сделал? – я и так знал ответ на этот вопрос, Аня всё мне рассказала, но пусть этот засранец воспроизведет это вслух. Если он не соврет, то возможно, и обо всём остальном скажет правду.

– Мы просто поссорились! Она восприняла всё слишком серьёзно.

– Врёшь. Попытка номер два, – и снова удар в стену.

– Она влюбилась в меня. Я не могу отвечать всем влюблённым студенткам взаимностью, – заикаясь, ответил он.

– Ещё говори, мой хороший, до правды совсем немного осталось.

– Мне пришлось переспать с ней. Она мне угрожала.

– Да что ж такое! Опять съехал. Может, подумаешь ещё? – я приподнял пианиста ещё выше.

– Мы спали с ней, но мне быстро наскучило. Она слишком... Пресная. Такая молоденькая, но совсем неинтересная, – и вот, наконец, из его рта полился поток грязи. – Я сказал ей об этом... Немного грубо, но она почему-то всё равно не поняла. И тогда я снова пригласил её к себе, но был там не один, и мы начали делать это при Кате... Только тогда она мне поверила. Поняла, что между нами ничего нет. И ещё... Моя новая девушка пустила о ней интимные слухи в училище, которыми я с ней поделился.

– Вот мразь, – я вмазал ему в челюсть, и где-то глубоко в мозгу промелькнула мысль, что я дерусь с ублюдком, подобным себе.

Сколько раз я бросал своих наскучивших студенток? Разве был я с ними вежлив? Разумеется, нет, но и такой грязи я себе не позволял. Начать трахать другую, чтобы до девчонки дошло, что её отвергли? Да, Ксюха застала нас с Женькой, но я ведь не звал её туда, чтобы намеренно это продемонстрировать. Растрепать своей нынешней тёлке интимные подробности о бывшей... До такого, к счастью, я не опускался. Эти выводы немного утешили меня, хотя мои бывшие вряд ли так думают.

– Когда ты видел её в последний раз? – немного спокойнее повторил я вопрос.

– Я клянусь, что тогда и видел! Что-то случилось? – с неподдельным переживанием спросил пианист.

– Она в розыске. А ты... Если бы я был уверен, что её уже нет или точно не станет, то завалил бы тебя прямо здесь и сейчас, сволочь ты вшивая.

Я последний раз всыпал ему по морде, и свалил оттуда, как грёбаный Гумберт*, который отомстил за свою Лолиту другому козлу, по сути ничуть не худшему, чем он сам.

Вернулся домой ни с чем. Всюду так пусто, что выть хочется, и это так странно, учитывая, что мы не жили вместе. В очередной раз, отказал своим коллегам из Мюнхена... Не знаю, когда вообще смогу приехать. Вдруг что-то станет известно? Или же улететь, чтобы время прошло быстрее? Я рухнул на диван, машинально включил телевизор. Нужно же было что-то делать. Кажется, я сегодня так и не поел. По телику шёл один из моих любимых триллеров "А теперь не смотри"**, отлично подходящий под моё нынешнее настроение. Нужно будет перечитать рассказ, по которому он снят. Кажется, у меня была эта книга... Подошёл к книжной полке, взял сборник, открыл на нужной странице, и оттуда выпала какая-то закладка. Перед тем, как её поднять, я взглянул на название рассказа, которое немного отличалось от названия фильма... "Не оглядывайся". Твою мать... С тяжёлым предчувствием, опустился на корточки, чтобы поднять бумажку.

"Я люблю тебя. Твоя неадекватная снежинка – только твоя".

Меня словно холодной водой окатило. Это записка с того света или всё ещё наладится? Катя будто знала, что не вернётся, а я осёл даже не смог вовремя разгадать её ребус. Моя бедная девочка... Я тоже люблю тебя, что бы сейчас с тобой не происходило. Даже если ты просто сбежала... Люблю.