355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анастасия Монастырская » Карт-бланш императрицы » Текст книги (страница 14)
Карт-бланш императрицы
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 19:27

Текст книги "Карт-бланш императрицы"


Автор книги: Анастасия Монастырская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Дрема наступает. Уютно рядом с тобой. Завтра вновь тебя позову. Боже мой, как спать-то хочется! Убаюкал молчанием. Доброй ночи. Только не уходи. Побудь рядом.


ГЛАВА 23.

Сны были мягкие и пушистые, словно снег на краю опушки. Пятнадцатилетняя Фике стояла возле кареты на границе России и Пруссии. Щеки разрумянились. Глаза весело блестели. Руки раскинуты, словно крылья. Старый плащ распахнулся на груди, впуская обжигающе ледяную свежесть. «Холодно!». Оступилась, поскользнулась и вдруг соскользнула вниз по ледяной дорожке. С высокой ели просыпалась снежная пыль. Фике засмеялась. «Я буду русской царицей!». От звонкого голоса вверх поднялось воронье. Эхо насмешливо передразнило – «царицей!». А она все катилась и катилась вниз, навстречу неизвестности.

– Фике! Вернись! Вернись!

Она только беспомощно кричала:

– Помогите!

И в тот момент, когда едва не рухнула в полынью, сильная узкая рука схватила за девичье запястье. Удержала. Однако острые края льда пропороли кисть. Белый снег окропили алые капли. Испуганные голубые глаза в бриллиантиках слез встретились со взглядом карих и почему-то печальных глаз. И сразу стало спокойно и тепло. Больше с ней ничего не случиться.

– Кто ты?

Проснулась чуть позже обычного. В семь часов. Не открывая глаз, улыбнулась, и протянула руку. Улыбка тут же исчезла.

Пусто.

Подушка рядом примята. На подушке изогнутое перышко – белое и легкое. Словно и не было ни ночного гостя, ни разговора при свете потрескивающей свечи.

Вот нет рядом, и как-то одиноко стало. Зачем ушел? Ведь просила остаться. Позвонила в колокольчик:

– Протасову ко мне! Быстро!

Фрейлина прибежала тут же, испуганная возможной немилостью.

– Ваше величество! Простите! – тут же повалилась в ноги. – Недоглядела я, не поняла. Только сейчас узнала.

– О чем узнала? – сварливо спросила императрица, умываясь холодной водой.

– О поручике, Алексее Семенове. Того, кого я вам рекомендовала этой ночью.

– А что с ним? – Екатерина побледнела, предчувствуя неладное. – Что не так?

– Государыня, он после контузии. Ничего не слышит, а потом столь молчалив, боясь попасть впросак. Но дело свое знает. Почему вы смеетесь, ваше величество?

Екатерина хохотала, повалившись на кровать:

– А я-то, дура сентиментальная! Подумала, что в первый раз встретила умного мужчину. Слушает, не перебивая, и, что самое удивительное, молчит. Вот, думаю, повезло! Оказалось, контузия. Ха-ха.

Протасова перевела дух: не осерчала, и Слава Богу! Ей бы первой досталось за то, что недоглядела. Все известно, что государыня не терпит физических недостатков у фаворитов. Потом уже когда привыкнет, то по-другому воспринимает, но поначалу злится.

– Знаешь, что, Аннушка, – посерьезнела вдруг императрица. – Глухой, не глухой, это совершенно неважно. По душе пришелся. Так что зови его прямо сейчас. А то ушел рано утром, даже толком попрощаться не успели. – Екатерина поймала удивленный взгляд фрейлины. Но объяснять свою просьбу не стала – пусть думает, что хочет, ее дело маленькое – выполнять приказы. Эх, лишь бы еще увидеть его еще разок.

Ждать пришлось недолго.

– Поручик Семенов, ваше величество.

Екатерина с удивлением рассматривала склонившегося перед ней щуплого молодого человека, чьи черные волосы были перевязаны черной лентой. Он был одет в хорошо знакомую ей форму Семеновского полка. Императрица бросила взгляд на руки – короткие пальцы, на кистях ни одного шрама. Что за глупая шутка!

– Кто это? – императрица пылала от негодования. – Кого ты мне привела?

Теперь растерялась Протасова:

– Алексея Семенова, государыня, как вы и просили, – и подойдя к ней поближе, опасливо прошептала: – Что-нибудь не так?

– Спроси его, где он был вчера.

– Он же глухой, ваше величество.

– Почему глухой? Ах да, ты же говорила. Грамоту разумеет?

Поручик грамоту разумел.

– Вот лист и бумага, спроси его, где он был.

Почерк у поручика оказался неряшливый и некрасивый. И сам он был неприятен. Что только в нем Протасова нашла! Прочитав ответ глухого, императрица разозлилась еще больше. Накануне он был в казармах. Приглашение к императрице получил, но не пошел, так поел слишком много репы и гороха и все время испускал вздохи, которые ошибались выходом. А потом заболел живот, и стало не до любовных подвигов. Он приносит государыне свои нижайшие извинения.

– Какая пошлость, – брезгливо пробормотала императрица. – Репа и горох. Но хоть честен. И на том спасибо. Уведи его, и чтоб больше я никогда поручика не видела в своих покоях. Он мне противен.

Настроение испортилось. Она мрачно пила кофе, глядя на хлопья снега, вызывавшие в памяти туманные образы. На серебряном подносе лежало изогнутое перышко, подрагивающее на сквозняке.

– Кто ты? Где ты? С кем ты?


ГЛАВА 24.

Орлову удалось невероятное: в довольно скорые сроки чума отступила от Москвы. Тому способствовали не только жесткие меры, но и наступившие раньше времени холода. Эпидемия была остановлена. Он торжественно вернулся в Петербург, ожидая нового потока наград и любовных признаний. Ожидания сбылись: и награды получил, и любовные признания. Но только не со стороны императрицы.

По его возвращению тоска Екатерины только усилилась. Гри Гри следил за каждым ее шагом, не отказывая себе в собственных удовольствиях. Теперь все открыто говорили об его изменах. Больше всего императрица боялась подхватить дурную болезнь, зная природную распущенность своего надоевшего любовника.

Как-то Императрице передали копию письма французского посланника Беранже: "Природа сделала его не более как русским мужиком, таким он и остался до конца. Он развлекается всяким вздором; душа у него такова же, каковы у него вкусы. Любви он отдается так же, как еде, и одинаково удовлетворяется как калмычкой или финкой, так и самой хорошенькой придворной дамой. Это прямо бурлак". Этот русский открыто нарушает законы любви по отношению к императрице. У него есть любовницы в городе, которые не только не навлекают на себя гнев государыни за свою податливость Орлову, но, напротив, пользуются ее покровительством. Сенатор Муравьев, заставший с ним свою жену, чуть было не произвел скандала, требуя развода; но царица умиротворила его, подарив ему земли в Лифляндии".

Екатерина спокойно отреагировала на французские сплетни. При тех успехах, которых достигла Россия за годы ее царствования, она могла позволить себе подобную роскошь – не замечать сплетни и скабрезные картинки, гулявшие по Европе. Россия стала великой державой. Чем русская императрица немало гордилась. Иностранные дипломаты часто гадали, кто же входит в петербургский кабинет, благодаря чьим усилиям Россия занимает столь почетное место в мире и как велико число этих сановников. Однако остроумнее всех сказал принц де Линь, хорошо знавший истинное положение дел, быть может, преувеличивая роль императрицы во внешнеполитических делах, говорил об этом так: "Петербургский кабинет совсем не так огромен, как заключает о нем Европа, он весь помещается в одной голове Екатерины". За эту фразу можно было простить остальные его высказывания, куда более едкие и откровенные.

Так что пусть пишут, обсуждая альковные увлечения российской императрицы. И не такие слышала. В конце концов, если у нее такая гениальная голова, то почему нужно забывать о желаниях тела?! Одно другому не мешает.

После той странной ночи измены Орлова ее уже не задевали. Знала и о том, что пьяный Григорий умудрился взять силой свой тринадцатилетнюю племянницу. Теперь она подумывала их поженить, но только не знала, как подступиться к подобному делу. А потому попросила вездесущего Панина устроить еще одно испытание для нахального фаворита. Тот с удовольствием выполнил пожелание государыни, отправив Орлова в маленький румынский городок Фокшаны, где должен был быть подписан мирный договор с турками. Переговоры грозили затянуться на долгие месяцы, тем самым государыня получала долгожданную передышку. Не прошло и недели, как Орлов отбыл в Румынию со всей помпой.

Тем временем Анна Протасова соревновалась с Прасковьей Брюс в исполнении самых интимных и деликатных поручений тоскующей императрицы. Поначалу победу одержали зрелость и природная распущенность. Императрице был представлен молодой и красивый Иван Корсаков, которого императрица сразу прозвала Пирром, царем Эпирским. Увлечение было бурным и кратковременным: так человек бросается в запой, в надежде забыть о своем тайном горе. Даже себе Екатерина не признавалась в том, что использует это красивое тело исключительно по женскому капризу и прихоти. Когда ее в этом обвинил один из французских адресатов, она в сердцах написала:

"Прихоть? Прихоть? Знаете ли вы, что эти слова вовсе не подходят. Когда речь идет о Пирре, царе Эпирском, который приводит в смущении всех художников и в отчаяние скульпторов? Не прихоть, милостивый государь, а восхищение, восторг перед несравненным творением природы! Все красивые вещи, созданные людьми, падают и разбиваются. Как идолы, перед творением Господа, перед тем, что создано Великим. Никогда Пирр не делал жеста или движения, которое не было бы полно благородства и грации. Он сияет, как солнце, и разливает свой блеск вокруг себя. В нем нет ничего изнеженного; он мужественен и именно таков, каким бы вы хотели, чтобы он был: одним словом, это Пирр, царь Эпирский. Все в нем гармонично; нет ничего, что бы выделялось: такое впечатление производят дары природы, объединенные в своей красоте, искусство тут ни причем, о манерности и говорить не приходится…"

Красивая вещь, вот, наконец, слово для Корсакова и найдено. Отправив письмо, Императрица задумалась. А счастлива она с Пирром? Или это всего лишь пиррова победа. Можно, конечно, спать с совершенным творением природы, но не получать от этого никакого удовольствия, кроме эстетического. Эстетику оставим для духа, и без того сытого. Тело требует иного. Требует, но не получает. Не он ее любит, а она старается полюбить; не он ее целует, изнемогая от желания, он всего лишь подставляет холеную щеку для поцелуя. С тем же чувством можно целовать холодный мрамор. Даже он согревается от человеческого тепла, не то, что живая скульптура в ее постели. И вскоре алчный организм императрицы потребовал больше, чем созерцание совершенного тела, рядом с которым она чувствовала себя рано постаревшей и уродливой.

Разрыву способствовал и другой неприятный эпизод. Однажды посреди белого дня Екатерина вошла в свою спальню и застыла от неприглядной картины, открывшейся изумленному взору.

На ее широкой постели, покрытой шелковым покрывалом, лежали двое – красавец Пирр и фрейлина Прасковья Брюс. Хотя слово "лежали", пожалуй, не совсем точно передавало занятие, коему с огромным удовольствием предавались близкие ей люди. В первую минуту Екатерина не нашлась даже, что и сказать. Только отметила про себя, что с ее фрейлиной Корсаков не так холоден, как обычно с ней. Первой императрицу заметила Прасковья. Вскрикнула от испуга, подхватила платье, прикрывшись, и тут же повалилась в ноги, показав покрасневший от усердия зад. Екатерину затошнило.

– Матушка, прости!

Сколько раз она слышала это в своей жизни? И сколько раз прощала? Может быть, довольно?

– Пошла вон! – отпечатала холодно Екатерина. – Видеть тебя не хочу!

Брюс плача выбежала из спальни. Корсаков, напротив, не смутился: откинулся на спину, приняв соблазнительную позу. Совершенный отросток чуть покачивался, напоминая стойку змеи.

– А тебе особое приглашение нужно? – ее голос звенел от ярости.

– Катиш! Глупо так сердиться! Вы ведь не в первый раз делите мужчин, – Корсаков сделал непристойный жест.

– Я ни с кем не делю своих мужчин, – ее трясло от обиды и унижения. – Брюс – пробня. Шлюха на службе, если тебе угодно. Она пробует живое мясо, которое в дальнейшем мне может доставить удовольствие.

– Фи, как грубо! – казалось, он нисколько не расстроился. Во всяком случае даже не потерял самообладания, что взбесило Екатерину еще больше. А потом встал, неторопливо оделся и вышел. Навсегда.

– Кто ты? Где ты? С кем ты?

Когда императрица вышла из спальни, ее глаза были сухи, лишь покрасневшие веки выдавали смятение, царившее в ее душе. Брюс была отстранена от должности на неопределенное время, и место единственной пробни заняла Протасова, раздражавшая императрицу своей молодостью и всеядностью.

Вскоре Анна сообщила, что нашла идеальную кандидатуру для нового флигель-адъютанта Екатерины, чтобы ее величество могла немного развеяться. Екатерина согласилась, ей было все равно – кто.

Поначалу Васильчиков Екатерине даже понравился. И в первую очередь тем, что разительно отличался от Орлова – спокойным и выдержанным характером, а также нежеланием вмешиваться в государственные вопросы. Отличался и от Корсакова – теплом и участием. Иногда в нем даже просыпалась искренняя страсть, но очень редко. Екатерину подобная нечувствительность сильно обижала: неужели она для него нежеланна? Похоже, что нет. Васильчиков интересовался одной из фрейлин, подумывая на ней жениться. А свои свидания с императрицей воспринимал как необходимую, но нелюбимую службу. Он приходил, когда звали, оставался ровно столько, сколько было нужно, а потом, едва скрывая облегчение, удалялся в приготовленные для него комнаты. Иногда из вредности Екатерина специально его отсылала, выжидала какое-то время и вновь звонила в колокольчик. И снова приходил без единого следа раздражения на красивом лице, ложился рядом, согревая постель. И, поднапрягшись, честно и добросовестно выполнял свой долг подданного во второй, третий, а бывало, что и в шестой раз. Потом вновь уходил. А она украдкой плакала, зарывшись в подушку:

– С дураком пальцы обожгла, но тут же с другим дураком связалась. Мне от него душно, а у него грудь часто болит, отослать бы, да кем его заменишь? Скучен, душен и невкусен. Как холодный суп. Все скучны. Со всеми душно. Где ты? С кем ты, мой единственный ангел?

Когда становилось совсем невыносимо, она укрывалась в своем тайном святилище. О маленькой секретной комнате, скрытой за выдвигающейся стеной, знал немногие. Императрица тщательно укрывала ее убранство от посторонних глаз. Сюда приходила побыть одной и помечтать. На стенах висели портреты тех, кто оставил след в ее жизни. Салтыков, Панин, Понятовский, Орлов, Корсаков, даже Васильчиков и тот был. Каждому она дарила тепло своей души, иногда урывая кусочки счастья. Но оно так быстро заканчивалось. На память приходило признания Григория. В день переворота кто-то из его гвардейцев с восхищением воскликнул: "Вот женщина, из-за которой порядочный человек мог бы вынести без сожаления несколько ударов кнута". Но согласился бы кто-нибудь вынести такую пытку сейчас?

Орлов? С ним она окончательно рассталась. Прослышав о новом фаворите императрицы, тот, забыв обо всем, ринулся обратно в столицу, без всякого сожаления оставив фокшанский конгресс, где возглавлял русскую. О его поступке Екатерине постарались доложить как можно скорее. Она искренне боялась его возвращения: все было известно наперед. Приедет, возьмет силой, синяков наставит и, убедившись, что все по-прежнему, удалиться кутить в веселый дом. Узнав о возвращении Орлова, Екатерина вдруг приняла непростое для себя решение: их отношения давно исчерпали друг друга, лучше расстаться сейчас друзьями, чем потом врагами. Возможно, на это повлиял царь Эпирский, возможно, последней каплей стал "холодный суп", но она приказала остановить фаворита.

В сорока километрах от Петербурга курьер вручил Орлову письмо Екатерины с повелением выдержать карантин. ""С моей же стороны я никогда не позабуду, сколько я всему роду вашему обязана. Я предлагаю вам избрать для временного пребывания ваш гатчинский дворец". Гнев Орлова был страшен. Он чуть не убил несчастного курьера и разнес кибитку в щепки. Затем вскочил на лошадь и уехал в Гатчину. Если поначалу он надеялся на перемену в своей участи, то вскоре понял: Екатерина, даже, несмотря на сильный страх перед его мощью и необузданностью, больше его видеть не желает. Все кончено. Императрице было легче откупиться. Чем встретиться с тем, кого она когда-то сильно любила. Или думала, что любила.

После длительных переговоров, напоминающих осаду, Орлову предложили сохранить все занимаемые должности и выдавать ему 100 тысяч рублей жалованья при условии, что он не станет выполнять должностных обязанностей, и не будет жить ни в Петербурге, ни в Москве. Он женился на своей племяннице, которую сам же и обесчестил, и уехал на год за границу.

И вот теперь она сидела в своей тайной комнатке в окружении бывших любовников и тосковала от женского одиночества. Неужели на ее любви можно поставить крест? А как раньше было хорошо: объятия с Понятовским, ласки Орлова, горячие поцелуи Шувалова и воспаленный шепот Потемкина на одной из лестниц: "Моя душа бесценная, ты знаешь, что я весь твой, и у меня только ты одна. Я по смерть тебе верен, и интересы твои мне нужны". Помнится, Гри Гри тогда так осерчал, услышав дерзкое признание своего друга, что тут же устроил драку, во время которой поранил молодому красавцу глаз. А через несколько дней пришел и поделился новостью: Потемкин окривел. "Примочка, – радостно сообщил Орлов, – которую ему дал некий знахарь, притянула пресильный жар к голове, а более к обвязанному глазу, отчего болезнь усилилась до нестерпимости". Потемкин снял повязку и обнаружил нарост, который попытался снять булавкою, в результате чего лишился глаза вовсе. Так что теперь твой верный воздыхатель лишился красоты и мужественности. При дворе его уже прозвали Циклопом. Наверное, Катя, ты огорчишься, когда узнаешь, что он удалился из дворца. Всем известно, как ты не любишь убогих и ущербных".

Потемкин! Как же она могла о нем забыть! Человек, безнадежно любивший ее двенадцать долгих лет! Может, пришла пора соединить их судьбы?


ГЛАВА 25.

Впервые Григорий Потемкин увидел Екатерину в казарме полка, куда великую княгиню привел его тезка и командир Григорий Орлов. Их встреча в день переворота, казалось, была определена самой судьбой.

Став императрицей, Екатерина его не забыла: щедро наградила и приблизила к себе. Ровно настолько, насколько позволяли придворный этикет и ревнивый Григорий Орлов. Хотя на тот момент Орлов не волновался о том, что у него появился соперник: и в первую очередь гарантией служила гарантией разница в десять лет. Екатерине Потемкин казался хоть и красивым, но очень молодым. Хотя уже тогда она отметила оригинальность Потемкина и его живой, необычный ум. Смелый, талантливый, такой же бесшабашный, как и Орлов, Потемкин поразил ее не только глубокими знаниями греческого языка, богословия и народных обычаев. Дело не в знаниях, а в отношении к ней. Он, казалось, играл с императрицей, медленно, но верно пробуждая у той желание.

Иногда появлялся как чертик из табакерки – отпускал смелую и всегда остроумную шутку и вновь исчезал. Иногда – караулил ее на лестнице, падал на колени, целовал ей руки и признавался в страстной любви. Присутствие других людей, их удивление, только подстегивало его пылкость. Орлов бесился, а она с любопытством гадала: играет или же действительно любит? Коли играет, то будет досадно, хотя и спокойно (о бешеном нраве Орлова знали все вокруг); если влюблен, то, как тогда быть? Понять же истинные намерения она никак не могла. Ускользал, шельма. Так где же кончается шутка и начинается правда? А, может, правды никакой и нет?

Однако, судя по поведению Орлова, по его возрастающей ревности, а также озлобленности к бывшему товарищу, чувства Потемкина были искренними и глубокими. Ни разница в годах, ни разное положение его не останавливали.

– Как ты прекрасна, душа моя! – Екатерина фальшиво пыталась вырваться из страстных объятий Потемкина. Придворные остолбенели, не решаясь прийти ей на помощь.

– Григорий Александрович! Вы с ума сошли! Отпустите!

– После того, как поцелуешь!

На удивленных губах императрицы загорелся поцелуй, данный против воли (Против воли? Кому ты лжешь, Катя? Себе? Григорию? И если Григорию, то которому?).

Они никого не боялся, и это качество также пришлось по душе молодой императрице. Если Орлов рисковал опрометчиво, повинуясь внезапному импульсу, то Потемкин, напротив, продумывал каждую мизансцену, однако при этом всегда выходило, что он импровизирует, что только добавляло очарования. Екатерине нравилось с ним общаться, порой она даже флиртовала с ним, но всегда в рамках допустимого. Хотя с каждой встречей это становилось сделать все сложнее. Ее отказ только раззадоривал пылкого поклонника. Потемкин не желал мириться ни с условностями двора, ни с господством Орловых. Он поставил себе поистине королевскую цель – либо все, либо ничего. Все – это Екатерина, ничего – жизнь без Екатерины.

Поставив цель, начал добиваться, круша все вокруг. Если другие боялись Орловых, то Потемкин, хорошо знавший всех братьев, открыто им дерзил, стараясь при каждом удобном случае вызвать ссору. Своего тезку он воспринимал как опасного соперника, но и только. Сердце женщины, как известно, переменчиво. Особенно, если сердце такой женщины. Орлов никогда не признавался Екатерине, что именно Потемкин сказал ту знаменательную фразу: "Вот женщина, из-за которой порядочный человек мог бы вынести без сожаления несколько ударов кнута". И очень жалел, что сам до нее не додумался.

К осени вынужденный любовный треугольник измучил всех троих. И больше всего саму императрицу. Мужчинам проще: играет силушка, пойди подерись. В крайнем случае – выпей для душевного спокойствия. А ей что делать? Пить – не пьется, драться не обучена, остается только в государственные дела уйти с головой. Но и там он ее находил, смущая непристойными предложениями:

– Все сердце мне любовь выгрызла, коли не согласишься быть моей – умру.

– Да как вы смеете!

– От любовной тоски, матушка, и не то сделаешь. Зачем тебе Орлов? Я же лучше!

Потемкин пугал Екатерину: тяжело стоять на постаменте, а ну как потом свалишься? Но еще тяжелее с высоты смотреть на человека, с которым хотелось быть как можно ближе. Вот и металась, не зная, как быть.

Потемкин раздражал и злил многих, прежде всего, своей удивительной уверенностью в себе и внутренней свободой. Ему, к примеру, ничего не стоило подшутить над шефом тайной полиции, одного из опаснейших людей в государстве. В то время, как другие дрожали при его появлении, Григорий хохотал, передразнивая медвежья походку Степана Шешковского: "Что, Степан Иванович, снова кнутобойничаешь? Не надоело ли с мясом работать?". Шешковский обычно багровел от гнева, но, странное дело, сносил молча опасные оскорбления. Может, потому Потемкин и привык, что все сходит с рук?

Примерно через полгода после коронации императрицы Потемкин перешел тонкую грань, отделявшую его обычные дерзкие выходки от государственного преступления. В отсутствие Орлова он забрался в спальню к императрице и попытался занять место официального фаворита. Несмотря на смущенный смех Екатерины, скандал вышел ужаснейший, и Григория Александровича отправили в почетную ссылку – в Швецию. Ему надлежало навестить русского посла в Стольгольме и сообщить тому о новой политике русского государства. Потемкин понял намек: его поведение становится угрожающим для добродетели императрицы (добродетели, ха!), потому и отсылают в холодные края немного остудиться.

– Ну, и как там, в Швеции? – встретил он в день своего назначения Сергея Салтыкова, которого когда-то также отослали от двора. – Люди живут?

Салтыков усмехнулся:

– Живут! Но вам там не понравится, Григорий Александрович!

– Почему?

– Слишком горячи, того и гляди, своими выходками шведскую столицу растопите.

Потемкин довольно усмехнулся: подобная характеристика вполне его устраивала.

За границей Потемкину не понравилось. Во-первых, говорят не по-нашему (сложно что ли русский язык выучить?), во-вторых, люди слишком холодны и воспитаны, хороших шуток не понимают (скучно!), ну, а в-третьих, Потемкин уже не мог находиться вдали от предмета своего обожания. Такая дурная привычка. Потому довольно быстро выполнил поручение, и, не мешкая, отправился в обратный путь. Обернулся, как в сказке: по щучьему велению, по моему хотению, и вот я здесь! Екатерина вздрогнула, увидев его во время очередного приема: полученный урок Потемкина ничему не научил. Жаль? Да нет, пожалуй, так даже интереснее. Любовный треугольник вновь затрещал по швам. Развязка приближалась.

По возращении неугомонного подданного Екатерина приблизила его к себе. Неожиданному сближению способствовал и тот факт, что Орлов в то время уехал навестить брата. Со временем она научилась отвечать шуткой на признания в любви, и между ними установились доверительные отношения, напоминающие сомнительную дружбу между мужчиной и женщиной. Обоих тянуло друг к другу, но если Потемкин всеми помыслами и надеждами стремился к иным отношениям, Екатерина их боялась. Особенно ее смущала разница в летах. Так и ходили на цыпочках по тонкой веревке, не переходя любовного Рубикона.

Стремясь компенсировать амурное разочарование Григория, Екатерина немало способствовала его политической карьере. Однажды, исполняя свои обязанности камер-юнкера, он сидел за столом напротив императрицы. Она спросила его о чем-то по-французски. Он отвечал по-русски, а когда ему указали, что отвечать государю следует на том же языке, на каком предложен вопрос, дерзко возразил: "А я, напротив того, думаю, что подданный должен ответствовать своему государю на том языке, на котором может вернее мысли свои объяснить; русский же язык учу я с лишком двадцать два года". Екатерина рассмеялась и перешла на русский язык, которым владела намного хуже, чем французским. В дальнейшем, вспомнив забавный эпизод, она назначила его помощником обер-прокурора Синода, решив, что таким образом найдет лучшее применение его способностям, а заодно оградит себя от его домогательств. Более того, она собственноручно составила список его непосредственных обязанностей: "Повелели мы в Синоде беспрерывно при текущих делах, а особливо при собраниях, быть нашему камер-юнкеру Григорию Потемкину и место свое иметь за обер-прокурорским столом, с тем, дабы он слушанием, читанием и собственным сочинением текущих резолюций и всего того, что он к пользе своей за потребное найдет, навыкал быть искусным и способным к сему месту для отправления дел, ежели впредь, смотря на его успехи, мы заблаго усмотрим его определить к действительному по сему месту упражнению".

Вопреки сомнениям его главного соперника – Орлова – новая служба Потемкину понравилось. Он ежедневно посещал все заседания Синода, внося разумные предложения, нередко одобренные самой императрицей.

И терпение Орлова лопнуло. Случилось то, что случилось. Избитого Потемкина привезли домой. Вызвали лекаря. Тот приложил к глазу жгучую повязку, стало хуже. Тогда нетерпеливый больной сам решил заняться лечением: назавтра с докладом его ждала императрица.

Не дождалась.

С потерей глаза Потемкин переменился. Вчера он был красив, как греческий бог, сегодня уродлив, как циклоп. Несчастье полностью переменило и характер, Потемкин сделался угрюм, задумчив и религиозен. Оставил двор, предпочитая теперь полное уединение. Отрастил длинную бороду и стал говорить об уходе в монастырь.

Екатерина забеспокоилась, лишившись своего любимца. Что имевши не храним, потерявши – плачем. Она потребовала было, чтобы Потемкин после выздоровления вернулся к своим служебным обязанностям, но получила твердый отказ: все нынешние стремления Григория Александровича направлены в сторону церкви. Свет более его не интересует, и в скором времени он собирается принять постриг.

Уговоры оказались бесполезными. Потемкин пребывал в хандре, Орлов – в прекрасном расположении духа, Екатерина – в смятении. Наедине с собой она могла признаться, что очень скучает без своего поклонника.

Впрочем, в монастырь Потемкин так и не ушел. То ли с Богом не договорился, то ли просто пережил сложные времена и почувствовал потребность в ином образе жизни. В начале русско-турецкой войны он неожиданно обратился к императрице с прошением позволить ему пожертвовать жизнью ради ее славы и благополучия: "ревностная служба к своему государю и пренебрежение жизни бывают лучшими способами в получении успехов". Скрепя сердце, Екатерина удовлетворила просьбу любимца. Пусть лучше военная карьера, чем служение Богу.

В чине генерал-майора Потемкин участвовал в штурме Хотина, а затем при знаменитом сражении при Фокшанах. В полку его любили за храбрость и честность. Украдкой от Григория, императрица внимательно следила за военными подвигами Потемкина.

А сейчас вдруг вспомнила о любовных признаниях: голова закружилось, в горле пересохло, а в животе сладко заныло. Послушает, если позовет? Двенадцать лет слишком большой срок, чтобы сохранить верность чувствам. Вдруг любовь сгорела? И сейчас ей достанется только пепел.

Екатерина резко поднялась, едва взглянув на свою любовную галерею. Что толку гадать? Если откажется, значит, так тому и быть.

В кабинете она написала любимому генералу замысловатое письмо. Сразу и не поймешь его смысл. Разгадает предложенную шараду, вернется в Петербург, нет – ну так на нет и суда, как известно, тоже не будет. Перо дрожало в ее руке, когда старательно выводила:

"Господин Генерал-Поручик и Кавалер. Вы, я чаю, столь упражнены глазеньем на Силистрию, что Вам некогда письма читать. И хотя я по сию пору не знаю, предуспела ли Ваша бомбардирада, но тем не меньше я уверена, что все то, чего Вы сами предпримете, ничему иному приписать не должно, как горячему Вашему усердию ко мне персонально и вообще к любезному Отечеству, которого службу Вы любите.

Но как с моей стороны я весьма желаю ревностных, храбрых, умных и искусных людей сохранить, то Вас прошу попустому не даваться в опасности. Вы, читав сие письмо, может статься сделаете вопрос, к чему оно писано? На сие Вам имею ответствовать: к тому, чтоб Вы имели подтверждение моего образа мысли об Вас, ибо я всегда к Вам весьма доброжелательна. Екатерина".

Закончив, запечатала, не перечитывая, и немедленно велела отправить по назначению. С самым быстрым курьером. Потому, как дело срочное и не терпящее отлагательства.

Вскоре ей сообщили, письмо генерал Потемкин получил.

Едет.



ГЛАВА 26.

В ожидании циклопа Екатерина извелась. Как-то они встретятся? Может, все и зря? А ведь совсем скоро во дворец прибудет. И никакая охрана не остановит сумасшедшего Потемкина, коему по прошествии дюжины лет наконец улыбнулась удача. По сообщениям агентов, он в нескольких верстах к Петербургу.

А она никак не может выбрать наряд: десятки платьев перемерила, устали от укладки и пудры, помада на губах почти стерлась от волнения. Вдруг покажется старой ему? Ей всего сорок четыре, но… Годы слизнули молодость и беспечность. Понравится ли она Грише такой, какая есть? Будет ли он ее любить? Отогреет ли сердце?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю