Текст книги "Карт-бланш императрицы"

Автор книги: Анастасия Монастырская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Прошла неделя без известий. 27 июня императрице с нарочным передали письмо от венценосного супруга. По счастливому стечению обстоятельств в этот день в домике собрались все ее друзья. Екатерина прочитала про себя письмо, скомкала и ненавидяще произнесла:

– Его величество и мой дорогой супруг спешит поставить меня в известность о скором своем визите. Он приедет в Петергоф с тем, чтобы вместе со мной отпраздновать свои именины. А я должна быть готова его принять.

В комнате воцарилась тишина. Слышалась только трель соловья за распахнутыми окнами. Воздух был наполнен свежестью и запахом летнего дождя.

– В лучше случае он решится тебя оскорбить, – озлился Орлов. – В худшем – прикажет арестовать. И почему-то мне кажется, что на этот раз нас ждет худший вариант развития событий.

– Значит, пришла пора, – княгиня Дашкова выглядела одновременно испуганной и воодушевленной.

– Пора, ваше величество! – Васька Шкурин проводил в комнату офицера, в котором с трудом узнали Алексея Орлова. Сапоги залеплены грязью, одежда порвана, глаза безумные, лицо в застывших потеках крови. – Сегодня арестовали Пассека.

– За что? – вскочил Григорий. – Сам-то ты в порядке?

– Сам в порядке, – Алексей жадно хлебал воду из кувшина. – Мы сидели в кабаке, вместе с другими офицерами. Говорили о том, чтобы на трон возвести императрицу. Потом к столу подошли трое. Стали оскорблять. Выхватили шпаги. Пассек не сдержался. Во-первых, был пьян, а во-вторых, очень уж ему по нраву Екатерина Алексеевна. – Алексей с обожанием взглянул на бледное лицо Екатерины. – Он за нее на все готов. А уж когда речь зашла об императоре, позволил себе высказаться от души. Полный петровский загиб воспроизвел. Даже я от него такого не ожидал.

– Дальше, – коротко приказала Екатерина.

– Дальше нас попытались арестовать. Я отбивался.

– Отбился? – съязвил Григорий, разглядывая еще один глубокий шрам на щеке брата.

– Отбился, Гриша, – столь же иронически ответил Алексей. – В любом случае ждать больше нельзя. Пассека будут допрашивать. Под пытками может сломаться.

– Теперь понятно, по какому поводу столь любезное письмецо от государя пожаловало, – тонкие пальцы Дашковой теребили шелковый платок. – То-то Лизка сегодня в ударе была, намекала, что вскорости мы ее в короне увидим. Когда, говорите, драка была? – Обратилась она к Алексею.

– Часа четыре назад.

– Сходится. Значит, знали уже об аресте, а то и заранее его подготовили.

– Точно, – кивнул младший Орлов. – Я абсолютно уверен в том, что нас сознательно эпатировали. Им было неважно, кого брать – меня. Пассека или еще кого-то. Главное – скандал.

– Жаль, – Все невольно залюбовались Екатериной, стоявшей посреди комнаты. Длинные черные волосы разметались по спине. Роскошная грудь волновалась под тонким платьем. На бледных щеках выступил лихорадочный румянец. Голубые глаза казались почти черными: так меняется небо в преддверии грозы. – Скандала они не получат. Нет у нас скандала. Зато есть почти готовый переворот. Гриша, срочно отправляй кого-нибудь из братьев к Разумовскому. Тот знает, как действовать.

– Федьку пошлю, – решил Орлов. – Он хоть и зеленый совсем, но башковитый и быстрый.

Его сапоги загрохотали по дорогому полу.

– Вася, – Екатерина подошла к верному Шкурину, устроившемуся в дверях. – Выставляй дозор на дороге. Приказываю стрелять в любого, кто не знает пароля.

Шкурин кивнул и только в дверях сообразил:

– А какой пароль, матушка?

– Али не догадался? – расхохоталась вдруг Екатерина. – Подумай, милый. Хорошо подумай. Что ж ты так растерялся? Ладно, не буду мучить. Пароль – ИМПЕРАТРИЦА.

На лице Васьки появилась смущенная улыбка:

– Матушка…

– Иди, не теряй времени. После присягать будешь, – Екатерина легонько подтолкнула его к дверям.

– А нам что делать? – одновременно спросили Дашкова и Брюс.

– А нам, бабоньки, придется ждать. Пусть мужики пока почву подготовят, тогда и выступим. Для чего-то они нужны ведь, мужики-то, как не для того, чтобы условия нам создавать?! Впрочем, пока Паша, можешь платье парадное мое убрать. Достань мужской костюм. Чует сердце, что он мне вскоре понадобиться.

***

Той же ночью младший брат Григория Орлова, Федор, добрался до дома гетмана Украины Кирилла Разумовского. Забился в двери, не обращая внимания на окрики прислуги и ушат холодной воды. К счастью, Разумовский спал чутко. Приглядевшись, узнал Орлова и велел пропустить.

– Воды, – прохрипел Федор. И не спрашивая разрешения, тут же схватил кувшин для умывания. Бульк-бульк… По запыленному подбородку стекали капли воды.

– Может, вина? – гостеприимно предложил Разумовский, соображая, что значит этот странный ночной визит.

– Теперь, можно и вина, – согласился Федор, рухнув в кресло. – Вы собирайтесь, собирайтесь Кирилл Григорьевич. Времени мало.

Тот ничего не ответил, а только подхватил ворох одежды и ушел за ширму. Федор скинул сапоги, разминая занемевшие пальцы и, прихлебывая вино, стал делиться подробностями.

– Значит, вот оно как все повернулось, – Не прошло и пяти минут, как гетман был уже полностью готов. Позвонил в колокольчик, призывая слугу. – Лошадей! Быстро! Признаться, не ожидал я от императора подобной прыти. Думал, что тот будет тянуть ровно столько, сколько нужно.

– Может, и тянул бы, – отозвался Федор, снова натягивая ненавистные сапоги. – Да только уж больное его полюбовнице не терпится корону на себя примерить при живой-то жене.

– Тут она просчиталась, – пробурчал сквозь зубы Разумовский, тайно обожавший молодую императрицу. Пока мы живы, никто не причинит вреда Екатерине Алексеевне.

– Угу, – Орлов топтался у входа. – Что дальше делать будем, Кирилл Григорьевич!

Разумовский довольно осклабился:

– Есть одна идея, должна сработать. Поехали!

***

Неугомонная княгиня Дашкова не выдержала тягостного ожидания и уехала незадолго до полуночи, к Панину, оставив молодую императрицу на попечение Прасковье Брюс. Слуги давно спали, утомленные переживаниями и страхами за свое будущее, а к Екатерине сон так и не шел. За окном вновь припустил частый дождь. Она открыла тяжелую раму и забралась на широкий подоконник, подставив ладонь под струи воды.

До сих пор не верилось, что вскоре все должно решиться. Либо в ее пользу, либо в его – Петрушину. Думала ли тетушка, когда давала согласие на их брак, что судьба примет столь странное решение в отношении этого союза?! Вряд ли.

Екатерина вспомнила угловатую, некрасивую девочку в несвежей, залатанной рубашонке, на которую было надето немодное старое платье. Маменька считала, что выправлять новый гардероб не имеет смысла: если дочь отвергнут, то тогда она сэкономит, если примут при дворе, то императрица позаботиться о новых платьях и белье царственной невесты.

В день представления ее величеству, на носу вскочил красный прыщик. Екатерина стеснялась его отчаянно, почти до слез. Ей казалось, что все только и говорят, что об ее прыщике. Рисовая пудра не помогла. Маленький красный предатель с удовольствием красовался на самом кончике, смущая свою хозяйку. Екатерина уверила себя, что именно за него, она никогда не станет невестой наследника. Но обошлось. Елизавета усмехнулась, увидев пунцовую принцессу. Петр дернул ее за тощую косичку, разрушив прическу:

– Ты – моя невеста?

– Наверное, – запинаясь, пробормотала Екатерина, забыв о реверансе.

– А чего такая страшная? – полюбопытствовал будущий император.

Екатерина совсем смешалась.

– Ты в солдатиков умеешь играть?

– Нет. Только в куклы.

– Надо учиться. Моя жена должна уметь играть в солдатиков.

Сколько лет прошло с тех пор? Сколько воды утекло? Мечта Петра Федоровича сбылась. Его жена умеет играть в солдатиков. В живых.

Она поежилась, почувствовав, как струйка воды затекла за ворот платья. Волосы намокли, на щеках застыли капельки.

Как долго пришлось идти к своей цели, притворяясь и лукавя. И вот сейчас, когда цель уже совсем близко, она испытывает странное чувство, словно готова отступить и смириться. Почему? Потому, что не готова управлять огромной империей? Или потому, что не готова совершить убийство?!

Она решительно смахнула со щек соленые капли – странный вкус у этого летнего дождя – и прикрыла окно. Над озером клубился белый туман. Еще немного, и он станет розовым от утренней зари.

Екатерина накинула на плечи теплый капот и прилегла на кровать. Спать, спать, спать… Сон в летнюю ночь несет освобождение и на надежду на лучшее.

***

Директор Академии наук Тауберт с ужасом смотрел на своих ночных визитеров.

– Вы, наверное, с ума сошли? – с надеждой предположил он.

– Почему вы так решили? – Разумовский холодно ответил вопросом на вопрос.

– Потому, что вы предлагаете – чистое безумие, – Тауберт суетливо отводил глаза. – Стоит мне доложить императору…

Разумовский вовремя перехватил руку Орлова.

– Спокойнее, Федор. Не нужно делать лишних движений. Наш друг растерян, испуган, потому и не понимает, что говорит. Отчасти я понимаю состояние господина Тауберта. Он боится перемен. Недаром древние говорили: хуже всего жить в эпоху перемен.

– Не нужно философствовать, Кирилл Григорьевич, – взмолился Тауберт. – Да, я боюсь. Но не перемен, как вы изволили предположить, а отдельной камеры в Шлиссербургской крепости. Если о нашем разговоре узнает император…

– Достаточно, что о нашем разговоре знает императрица, – Разумовский искренне забавлялся ситуацией. С одной стороны трясущийся от страха собеседник, который вот-вот намочит штаны, с другой – бледный и чуть пьяный мальчишка, готовый в любой момент проткнуть горло Тауберта. Поразительно, как на всех Орловых действует упоминание об императоре. Вряд ли стоит искать политические причины в этой ненависти, Петр Федорович – личное дело каждого из братьев. Все они без памяти влюблены в императрицу и готовы ради нее на все. И как знать, может, кроме Григория, повезет и еще кому-то. Тому же Федору, например. Или ему, гетману Украины. Все бы отдал, чтобы прикоснуться к ней… Усилием воли Разумовский отмахнулся от сладких видений. – Итак, давайте вернемся к началу нашей увлекательной беседы, господин Тауберт. Я требую, чтобы вы немедленно отпечатали манифест, провозглашающий низложение императора Петра III и восшествие на престол Екатерины II.

– Я еще раз повторяю вам, что это безумие! – Тауберт чуть не плакал. – Ни один солдат еще не выступил в поддержку императрицы.

– У вас устаревшая информация, – Разумовский начал терять терпение. – В поддержку ее величества выступило сразу несколько полков. На ее стороне церковь и русский народ. Итак, ваш окончательный ответ – да или нет?!

– Нет!

Улыбка Разумовского теперь напоминала змеиную. Укус – яд – мгновенная смерть:

– Неправильный ответ! Нужно было сказать – да. Подумайте еще раз, Тауберт! Только хорошо подумайте! Вы и так слишком много знаете! Теперь ваша голова, как и моя, поставлена на карту! Даже если вы доложите о случившемся императору, он вам не поверит. Он сейчас никому не верит. Другое дело, если вы окажете неоценимую услугу императрице. Екатерина Алексеевна умеет ценить своих друзей. Ну?

– Хорошо, я немедленно прикажу набрать манифест. Вы просто не оставили мне другого выхода, Кирилл Григорьевич.

– Я вам указал единственно верный путь, светлый и надежный, – устало ответил Разумовский. – Путь к новой жизни. Федор, ты останешься с ним и проследишь. В случае нарушения обязательств со стороны господина Тауберта, разрешаю тебе его убить. Понял?

– Так точно.

Тауберт покорно взял текст манифеста, написанный на листке бумаги. Не будучи совсем уверенным, он все же догадывался, что видит почерк самой Екатерины:

"Мы, Екатерина II. Всем прямым сынам отечества Российского явно оказалось, какая опасность всему Российскому государству начиналась самым делом, а именно закон наш православный греческий первее всего восчувствовал свое потрясение и истребление своих преданий церковных, так что церковь наша греческая крайне уже подвержена оставалась последней своей опасности переменою древнего в России православия и принятием иноверного закона. Второе, слава российская, возведенная на высокую степень своим победоносным оружием, чрез многое свое кровопролитие заключением нового мира с самым ее злодеем отдана уж действительно в совершенное порабощение, а между тем внутренние порядки, составляющие целость всего нашего отечества, совсем испровержены. Того ради, убеждены будучи всех наших верноподданных таковою опасностью, принуждены были, приняв Бога и его правосудие себе в помощь, а особливо видев к тому желание всех наших верноподданных явное и нелицемерное, вступили на престол наш всероссийский и самодержавный, в чем и все наши верноподданные присягу нам торжественную учинили".

Гетман вышел из здания типографии. У лошадей его дожидался Алексей Орлов.

– Очень кстати, Алексей! – обрадовался Разумовский. – нужно предупредить императрицу о манифесте.

– Сделаем, – ухмыльнулся тот. – В лучшем виде.

***

Подъехав к парку, Алексей обмотал копыта лошади приготовленной тряпкой. Ничего не видать сквозь туман. Дорога размыта недавним дождем. Тут и там посты гольштейнцев. Как бы не угодить из-за этого тумана в их распростертые объятия. Хотя с другой стороны, туман на руку. Скроет то, что врагу видеть не надобно.

К "Монплезиру" Алексей решил подобраться с боковой стороны, там кустов много. Если что, сможет схорониться.

– Стой! Кто идет! – он мгновенно узнал голос Шкурина.

– Свои!

– Какие, такие свои? – упорствовал верный Василий. – Ты слово-то верное знаешь?

– А то! – гоготнул Орлов.

– А коли знаешь, так и скажи!

– Императрица!

– Лешка!

– Он самый! – Орлов обнял серого от бессонницы и напряжения Шкурина. – Готовь карету. Уходим!

– Понял!

Орлов бесшумно открыл дверь и вошел в покои императрицы. И замер, разглядывая спящую женщину. Свет из окна падал на спокойное лицо. Губы чуть приоткрыты, словно в ожидании поцелуя. На полуобнаженной груди черные змейки волос. Рубашка задралась, приоткрыв длинные стройные ноги. Обнаженные. Он сглотнул, чувствуя, как внизу живота оживает заговоренное желание. Вот так бы и рухнул перед ней на колени, осыпая поцелуями. Прижал бы к себе. И она бы ответила, забившись в жестких силках, раскрываясь под его мощью. Черт, какой же Гришка счастливчик!

Екатерина пошевелилась, и Алексей устыдился преступных мыслей. Тихонько позвал:

– Ваше величество!

Екатерина мгновенно проснулась и резко спустила ноги с кровати. Орлов с трудом отвел жадный взгляд. Как же она хороша! И как желанна!

– Что, Алеша? – ее голос спросонья был хриплым и очень чувственным. На шее билась голубая жилка. И опять глаза затмил любовный недуг. Так и тянуло прикоснуться к этой голубой, соблазнительной точке. – Алеша, все ли в порядке?

– Пока все идет хорошо, – шепнул Орлов. – Все готово для провозглашения вас императрицей. Надо ехать.

Дрожащая от утреннего холода Брюс помогла Екатерине одеться.

– А лицо умыть? – пискнула она, когда Екатерина рванулась к выходу.

– Роса умоет, Паша. Не до утреннего туалета. Каждое мгновение на счету.

Брюс побежала за Екатериной, но, споткнувшись на мокрой земле, потеряла туфлю.

– Босиком теперь иди, растяпа! – Екатерина не дала ей времени переобуться. Обе женщины сели в приготовленную карету. Васька Шкурин встал на запятки, всем своим видом показывая, что будет с ней до конца. На козлы вскочил Алексей, подвинув кучера.

– Но-но, залетные!

Лошади помчались по аллеям парка. Карету на ухабах заносило то влево, то вправо.

Прасковья Брюс, которую мгновенно укачало, позеленев лицом, сидела в правом углу экипажа и часто крестилась. А вдруг поймают? Екатерина взглянула на нее и вдруг рассмеялась.

– Паша, ты даже чепца ночного не сняла!

Брюс обиженно поджала губы.

– Так и ты, матушка, по-прежнему в чепце!

Екатерина стянула кружевную тряпицу и выбросила в окно. Свобода! Страх отступил, ему на смену пришел пьянящий дух свободой. Не хотелось думать ни о прошлом, ни о будущем, сейчас было только настоящее – розовый туман, свежесть листвы, легкий ветерок и призрак погони. Вот она, настоящая жизнь!

Карета резко затормозила.

– Что случилось? – выглянула Екатерина.

Орлов хохотал, показывая на маленького человечка посреди дороги:

– Ваш личный парикмахер, мадам! Не желаете сделать прическу?!

– Давай его сюда, – расшалившуюся Екатерину было не узнать. Молодая, задорная, она сейчас казалось воплощением юности и удачи. – Вы сегодня что-то рано, месье Мишель!

Испуганного француза запихнули в карету и помчались дальше. К чести парикмахера, тот мгновенно оценил ситуацию и принялся за дело, расчесывая спутанные волосы.

– Ваше величество, вы не можете предстать перед народом в таком виде, – бормотал он, наспех ее причесывая. Екатерина хохотала и вертела головой:

– Могу! Теперь я все могу!

Бешеная скачка продолжалась. На смену веселью пришло решительное спокойствие. Екатерина смотрела, как мелькают в окне деревья, как становится все тоньше и тоньше кромка серебристого залива, над которым уверенно поднималось золотое солнце.

– Вот он, мой новый день! – еле слышно сказала она. – начало золотой эпохи России.

Через тридцать верст карета вновь остановилась. Екатерина легко выпрыгнула, решив размять ноги. Орлов и Шкурин зло смотрели на уставших лошадей.

– Не дотянем, – Василий деловито поскреб в затылке. Через пару верст точно свалятся. И так все в пене.

– Пойдем пешком, – прищурив глаза, Екатерина смотрела вперед. – Не сидеть же на пол дороге, ожидая, когда нас догонят.

Орлов взглянул на ее тонкие туфельки, покрытые пылью:

– Негоже, ваше величество, входить в столицу пешком. Сейчас что-нибудь придумаем!

– А чего тут думать? – Шкурин махнул в сторону дороги. – Вон телега. Как раз две лошади. До перекладных дотянем.

На переговоры с крестьянином ушло не так уж и много времени. Помог увесистый мешочек, припасенный на всякий случай Прасковьей Брюс. И снова в путь.

В карете Екатерина спешно переоделась в траурное платье, интуитивно почувствовав, что сейчас этом именно тот наряд, который ей нужен. И только умыла лицо розовой водой, как рядом с экипажем увидела Григория, гарцующего на вороном жеребце.

– Стой!

Он спешился и влез в карету, вытеснив фрейлину и парикмахера. Задернул занавески и припал к полным горячим губам. Обласкал белую шею, коснувшись голубой жилки, и напоследок нежно поцеловал половинки грудей в вырезе платья.

– Соскучился!

Она со смехом отбивалась от медвежьих объятий – не время, Гриша, не время для любви. И тут же прижималась, испытывая новое ощущение – полной и безоговорочной власти!

– Здесь тебя ждет князь Барятинский. Пересядешь в его коляску и въедешь в Петербург, как и подобает императрице.

– А ты? – она тревожно коснулась любимого лица.

– Не волнуйся, я всегда с тобой. Буду сопровождать до Петербурга, а затем поскачу в Измайловский полк. Готовиться к приезду законной императрицы. После поедем в Семеновский. А там – Бог поможет. – Орлов открыл дверцу кареты и помог Екатерине выйти. – Да здравствует, ее величество, Екатерина Вторая!

Увидев склоненные головы друзей, Екатерина вдруг впервые отчетливо осознала – она победит!

ГЛАВА 16.

Ровно в семь часов под барабанный бой коляска остановилась перед казармой Измайловского полка. Екатерина невольно вспомнила свой первый визит сюда. Даже тогда она так не волновалась, как сейчас. Голова кружилась от возбуждения, в глазах рябило, в животе застыл ледяной комок. Сейчас или никогда.

Князь Барятинский помог ей выйти из кареты. Выпрямив спину, и подняв голову, она пошла вперед, мимо шеренг. На губах заиграла лукавая улыбка. Ну же, солдатушки! Что молчите?

Впереди Григорий поднялся на стремена и отдал ей честь саблей.

Тишина взорвалась тысячами голосов:

– Матушке Екатерине ура!

Еще мгновение, и ее окружили плотным кольцом. Не пробиться. Другая бы запаниковала, но только не Екатерина.

– Россия в опасности! Я прошу у вас защиты, – ее звучный сильный голос перекрыл шум.

Сквозь толпу прорвался Разумовский, таща за собой полкового священника с золоченым образом. Екатерину благословили. Затем Гетман упал на колено и поцеловал край ее черного платья.

– Вот наша единственная и полновластная государыня всея Руси! Да здравствует Екатерина Вторая!

– Матушке Екатерине ура! За нее готовы смерть принять!

Гетман попытался добиться тишины – да где там! Солдаты орали, как дети, получившие нежданную, но очень интересную игрушку. Многие предвкушали и вечернее удовольствие – каждому было обещано денежное вознаграждение и чарка дармовой водки. А где одна чарка, там известное дело, и вторая найдется. Разумовский сложил руки у рта и закричал:

– От имени солдат Измайловского полка я присягаю императрице на верность!

– Ура! Ура! Ура!

Екатерина стояла на маленьком островке посредине безумия и купалась в океане солдатской любви. Еще никогда она не чувствовала такого волнующего и сладостного чувства. Даже физическая любовь не могла сравниться с новым ощущением: бесконечные спазмы удовольствия внизу живота. Она не знала, что именно с ней сейчас происходит, но хотела, чтобы удивительные мгновения длились бесконечно.

Сквозь толпу подъехал Орлов. Под ликующие вопли солдат он подхватил Екатерину на руки и посадил впереди себя. Теплый шепот скользнул в ухо:

– Довольна?

– Да! – она обернула к нему сияющее лицо.

– То ли еще будет, – Орлов сиял, как золотой рубль на солнце. – Сейчас едем в Семеновский полк. Я тебя довезу до коляски. Иначе они тебе прохода не дадут. Привыкай к народной любви, императрица! Екатерина в ответ счастливо рассмеялась!

Ее усадили в открытую коляску. Экипаж мгновенно окружили Григорий Орлов с братьями, Кирилл Разумовский, князь Барятинский. Впереди неторопливо двигался священник с высоко поднятым крестом. От креста шло золотое сияние. Завершали это ликующее шествие нестройные ряды солдат. Не прошло и получаса, как колонна достигла казарм Семеновского полка. Там все повторилось. Полк присягнул на верность императрице. Колонна увеличилась в несколько раз, и разросшийся людской поток покатился к другим казармам.

Наконец остался только Преображенский полк. Екатерина пребывала в эйфории, когда к ней подъехал Григорий.

– Сейчас все должно решиться. Будь осторожна.

– Почему я должна быть осторожна? – в первую минуту Екатерина не поняла.

– Нам не удалось переманить офицеров на свою сторону, – Орлов выглядел встревоженным. – В этом полку служит Семен Воронцов, родной брат Елизаветы Воронцовой.

– Как же я сразу не поняла, – побледнела Екатерина. – Он будет стоять до последнего.

– И не только стоять, – помрачнел Григорий. – Я послал Шкурина вперед разведать обстановку. Он только что вернулся. Вместе с майором Воейковым Воронцов обратился с пламенной речью к солдатам и приказал оставаться верными присяге царю. – Екатерина охнула. – Сейчас он идет с ними к нам навстречу. Катя, я не могу тобой рисковать.

– Зато я могу рисковать собой, – оборвала его Екатерина. – Мы не можем показать им свой страх. Да и страха, если подумать, уже нет. Никто, Гриша, слышишь, никто не заставит меня свернуть с этого пути! У меня на пальцах позолота от короны. И я не хочу, чтобы она осыпалась. Где мы можем их встретить?

– Недалеко от церкви Казанской Божией Матери, – быстро ответил Орлов. – Это идеальное место. Вряд ли кто-нибудь из них решиться стрелять рядом с храмом. В любом случае наших сторонников больше. И да поможет нам Бог!

– И да поможет нам Бог! – повторила Екатерина, глядя, как он скачет вперед, призывая самых надежных людей сплотиться вокруг ее экипажа.

Два огромных людских потока столкнулись у самого входа церкви. И замерли. Екатерина чуть привстала, разглядывая стройные ряды противника. Если ее преимущество – численность, то у Преображенского полка – вооружение и дисциплина. И, похоже, ребятушки настроены весьма решительно.

Екатерина вздрогнула, увидев, как вперед выехал Григорий Орлов.

– Именем ее императорского величества Екатерины Второй приказываю сложить оружие!

Короткий ропот. И снова звенящая тишина. Затем злой приказ Воронцова, который Екатерина не расслышала, но прекрасно поняла. Лязг. Ружья сняты с ремней.

Позади нее раздался пронзительный женский визг и тут же стих.

– Если они открою огонь, мы пропали, – почти равнодушно заметил Разумовский. – Как только толпа запаникует, считайте, что мы уже на пути или в Сибирь или на плаху. Вы что предпочитаете, ваше величество?

– Стыдитесь, граф! – к императрице вновь вернулась лихая веселость. – Какая Сибирь? Впереди слава.

Она легко выпрыгнула из коляски и пошла по направлению к полку.

– Куда? – запоздало крикнул Разумовский, беспомощно гарцуя. – Назад! Убьют ведь!

Екатерина в ответ только улыбнулась.

Увидев ее, Воронцов ненавидяще дернулся и, сам того не понимая, что говорит и делает, приказал:

– Огонь!

Солдаты растерялись, не понимая, как можно стрелять в эту стройную и красивую женщину, которая к тому же… улыбалась.

– Огонь!

Екатерина сделала еще шаг вперед. На груди сверкнул простой крест.

– Огонь!

Как сложно не закрывать глаза, когда десятки ружей уставились тебе в лицо и грудь. Она по-прежнему улыбалась, подумав, что хоть умрет красиво. Господи, хоть бы поскорее разрешилось!

Умереть красиво ей не дали. В задних рядах Преображенского полка вдруг раздался неуверенный, совсем мальчишеский голос:

– Императрице Екатерине Второй – ура!

Пауза. И одиночный возглас подхватили остальные. Воронцов бесновался, отдавая бессмысленные теперь уже приказы. Сложив оружие, солдаты целовали край ее платья, а потом шли брататься с остальными. Князь Барятинский подогнал коляску, опасаясь, что ликующая толпа раздавит свою государыню. Екатерина неторопливо в нее села, не упустив случая подколоть Разумовского:

– Вы по-прежнему желаете в Сибирь, Кирилл Григорьевич? – Воронцов и Воейков в этот момент надломили свои шпаги, сдаваясь на милость прекрасной победительнице. Разумовский крякнул, но потом не удержался и ответил в том же тоне:

– Только с вами, ваше величество!

Екатерина рассмеялась, показывая, что оценила хорошую шутку. Ревнивый Орлов, уловив искру симпатии, тут же подъехал к экипажу. Спешился:

– Ваше величество! В церкви вас уже ждут, чтобы благословить, – он покорно склонил черноволосую голову, когда она проходила мимо, послав вдогонку восхищенное: – Обожаю тебя!

Сквозь плотный коридор людей она прошла к входу Церкви Казанской Божьей Матери, где ее в окружении священников уже ждал архиепископ Новгородский. Блики свечей, скорбные лики святых, звуки хора – все смешалось в ее голове. Она только поняла, что архиепископ приветствует ее как царицу-самодержицу, благословляя не только ее, но и престолонаследника царевича Павла Петровича. В глазах архиепископа Екатерина заметила удивление и… радость? Да, определенно – радость за то, что случилось в это летнее утро. С началом царствования Екатерины II православная церковь может забыть об унижении, коему подверг ее Петр Федорович.

Стоило молодой государыне выйти из храма в окружении священников, как толпа взорвалась ликующими криками.

– Катерина! Матушка Екатерина! Слава!

– Ваше величество, – тихо сказал архиепископ. – Сам Господь благословляет вас. День-то какой – благодать!

И действительно, на смену холодным дождям пришло солнце, озарившее город. Голубое небо было таким же ярким, как и ее глаза. Чудо свершилось!

И вновь знакомый экипаж. Невский проспект был забит. Мелькающие лица. В воздухе – ружья и сабли. Орлову приходилось буквально протаптывать путь для императрицы. Только через час показался Зимний дворец. Площадь перед ним теперь напоминала военный лагерь – здесь выстроились все полки. Священники благословляли солдат, стоящих на коленях со склоненными головами. С набережной наступала толпа горожан. Все смешалось в Петербурге.

Екатерина победительницей вошла в Зимний дворец. В своих покоях быстро умылась, уложила растрепавшиеся пряди и, даже не сменив платья, приказала:

– Панина ко мне!

Тот словно ждал такого приказа, так как появился мгновенно.

– Ну, здравствуй, Никита Иванович, – императрица охорашивалась у зеркала. – Как видишь, прибыла нежданно-негаданно.

– Зато во всем блеске, – галантно ответил тот, – как и подобает ее императорскому величеству.

– Добро уж комплименты рассыпать, – Екатерина с волнением глянула в окно. – И так пьяна от них. Ты мне, Никита Иванович, вот, что скажи… Где наследник?

– Спит в своей комнате, – Панин взглянул в раскрасневшееся лицо императрицы. – Привести?

– И поскорее, – кивнула она. – Русский народ не любит ждать. Он желает меня, а я желаю его.

Панин с тайной горечью смотрел на бывшую любовницу, чья звезда так неожиданно засияла на императорском небосводе. Если б не его страх и сомнения, сейчас он бы в полной мере разделил доставшуюся власть. И кто знает, может, и стал бы, в конце концов, тайным супругом государыни! Как же, как же… Он с тайной усмешкой отогнал еретические мысли. Сил бы на то не хватило! Аппетиты государыни растут с каждым годом, ей подавай молодых и здоровых, а он… Что он? Давно вне игры. Амурной, разумеется. В остальном он даст сто очков форы и молодым, и здоровым.

– Что застыл, Никитушка? – и только хорошо знающий ее человек, уловил бы в тоне императрицы нетерпеливую досаду.

– Прикажете одеть наследника? – Панин склонился в церемониальном поклоне.

– Одеть… – Екатерина на мгновение задумалась. – Нет, приводи Павлушу как есть, в ночной рубашке и колпаке. Так будет лучше. Трогательней, что ли.

Панин выскочил из покоев императрицы и помчался по лестнице, то и дело, натыкаясь на растерянных слуг, фрейлин и камергеров. Кто-то откровенно радовался такому повороту событий, кое-кто, напротив, переживал за собственную шкуру. Одна из фрейлин умудрилась схватить воспитателя цесаревича за рукав:

– Никита Иванович, постойте!

Тот резко затормозил, едва не упав.

– Ну? – не слишком вежливо ответил он.

– А правду говорят, что императрица теперь действительно императрица, настоящая? – задала свой глупый вопрос юная барышня. Прыщики на лице покраснели от любопытства.

– Правду, – Панину наконец удалось выдернуть рукав из цепких пальчиков. – Она действительно императрица.

– А теперь вы за короной? – не унималась девица.

– Угу, за самой большой, с брульянтами. Будем короновать прямо на месте. Прошу прощения, – каблуки застучали по ступенькам.

Восьмилетний наследник уже проснулся и теперь прятался под одеялом. Крики толпы за окном его пугали. Увидев воспитателя, Павел облегченно вздохнул и вцепился в него маленькой обезьянкой. Руки у него были влажные, холодные и липкие. Панина передернуло от отвращения.

– Пойдемте со мной, ваше высочество

– Куда? – пискнул Павлуша, прячась под одеялом.

– Ваша матушка желает вас срочно видеть.