Текст книги "Капитан"

Автор книги: Анастас Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

На следующий день, с самого раннего утра, команда собралась у ворот завода. Сторож, дядя Пешо, завидев их, демонстративно почесал в затылке и смешно сдвинул набекрень фуражку.

– Что же вы умеете делать?

– Всё.

Дядя Пешо нахлобучил фуражку на самые брови. "Беда мне с вами!" – подумал он.

– Ну-ка, покажите руки! Ладони! Ц-ц-ц... – поцокал он языком. – Гляди-ка, даже у карапуза на руках мозоли. Кто знает, может, вы и в самом деле на что-нибудь пригодны.

Мозоли ребята натерли во дворе Райкоопа, когда перетаскивали ящики.

Через час двор было не узнать. Дядя Пешо присоединился к детворе. Сердце его оттаяло – кругом чистота, порядок, как в прибранной комнате.

– Дядя Пешо, а куда этот котел девать?

– Пускай остается на месте. Больно тяжел, вам его не поднять.

– Ничего не тяжел!

Петух показал свои цыплячьи бицепсы.

– Возьмемся все вместе и поднимем, – сказал Пират и свистнул.

Седой, Султан и Еж подошли к котлу. Султан поплевал на руки с видом заправского грузчика, – можно было подумать, что он сейчас в одиночку поднимет котел и отнесет куда нужно.

– А что, если его откатить? – предложил он.

Остальные с сожалением посмотрели на него. Мичман свистнул – где же Капитан?

А Капитан стоял у ворот. Рядом с ним – Лена.

– У меня твоя книга. Я тебе занесу, – сказала Лена.

– Нет, нет, не надо, я сам зайду.

Капитан чувствовал на своей спине взгляды ребят. Лена видела, что он торопится, и ей стало обидно.

– Я вижу, у вас теперь с пиратами дружба – водой не разольешь?

– Мы работаем.

– Секреты завелись?

– Почему секреты? Никаких секретов.

У него словно появились глаза на затылке – он видел, что вся команда глазеет на него, сгрудившись возле котла. Он даже знал, кто как смотрит.

– Да подумаешь, откатим как миленькие.

– Нельзя, Султан, труба мешает.

– Одни работают, другие треплются, – послышался голос Седого.

– Меня зовут, – сказал Капитан.

– Капитан, давай, что ли!

Голос у Мичмана недовольный.

– Зовут меня... – повторил Капитан.

– Мы тоже не сидим сложа руки. Готовим спектакль, – продолжала Лена.

Она не хотела уходить первой. Если его зовут, пускай идет.

– Взяли! Раз, два, три – оп! Взяли!

Капитан наконец решился и отступил на один шаг.

– Мы вам пришлем пригласительные билеты. Хотя вы нас и сторонитесь, как будто мы с вами не в одном отряде.

– Раз, два, три – о-о-оп!

– Меня зовут... До свиданья!

– До свиданья!

Лена продолжала мрачно стоять у ворот, провожая его взглядом, – он был смущен, ноги заплетались.

Котел был тяжелый и круглый – не за что ухватиться. Ребята приподнимали его и перетаскивали понемножку – шаг за шагом. Было трудно, но зато приятно.

– Р-раз...

Еж оступился, круглое туловище котла выскользнуло из рук.

– Ой!

Котел придавил ему ногу. Мичман и Седой мигом приподняли котел, чтобы Еж высвободил ногу. Капитан опоздал всего на секунду.

– Что произошло? – спросил Султан и опять поплевал на руки.

Еж героически улыбался. Он снял с ноги тапочку. Палец на ноге был отдавлен.

– Ого!

– Ух ты! Такого уговора не было! – пошутил Еж.

Больше всех перепугался дядя Пешо.

– Ладно, ребята, будет! Хватит на сегодня!

Седой исподлобья смотрел на Капитана, не скрывая неприязни. "Ты виноват, ты проторчал там у ворот", – говорили его серые глаза.

Пират, Мичман и Торпеда тоже посмотрели на Капитана, но сразу смущенно отвели глаза.

Еж держался как мужчина. Ни ахов, ни охов. Мичман и Торпеда сцепили руки, сделали "стульчик", раненый сел, обхватил ребят за шеи, и все рысцой побежали в ближайшую аптеку. Молодая аптекарша промыла рану всякими целебными жидкостями – перекисью водорода, спиртом, йодом, вправила ноготь и перевязала палец бинтом.

Все с большим интересом следили за операцией.

– Больно? – спросил Ваню.

– Как от крапивы, – ответил Еж, гордясь своей выдержкой. Он чувствовал себя героем.

К великому удивлению дяди Пешо, ребята вместе с забинтованным Ежом вернулись на завод и все-таки перетащили котел. В тот день и в тот вечер Капитан намолчался за целую неделю.

Он рано вернулся домой, лег и погасил свет. Лежал в темноте, думал и ждал. Один за другим затихали в доме звуки. Вот папа сложил газету, пошел в спальню, сейчас скрипнет половица у двери. Мама гасит лампу, закрывает дверь, опять открывает: ей всегда кажется, что она забыла завернуть кран в кухне. Еще немного, и всё утихнет, потонет в темноте. Выплывет на небо луна и посеребрит листья на яблоне. Тихую ночь заполнит веселый хор лягушек и кузнечиков.

Со дня страшной клятвы Капитан не смел подойти к Лене, даже словом с ней перекинуться. У нее была его книга, у него была ее книга. Вот и все, что осталось от их дружбы. Холодные, безжалостные взгляды ребят следили за Капитаном. Он чувствовал себя узником. А Мичман и Седой были строгими и неподкупными тюремщиками, не разрешавшими ему ни одного свидания. И Капитан невольно подчинился, сам стал сторониться Лены, и все понемногу успокоились. Если бы Лена пронюхала, в чем дело, она бы немедленно все рассказала вожатой... Так они думали.

Капитан встал с кровати. Бесшумно, как тень, подошел к письменному столу и не спеша включил настольную лампу. Кнопка выключателя щелкнула так тихо, что, кроме него, никто не услышал. Капитан взял тетрадку с нарисованным корабликом на обложке. Полистал ее, пробежал глазами, не вчитываясь в написанное. Надо выбросить эту засушенную розу! Если мама увидит, он умрет со стыда! А Мичман? Хотя нет – страшнее всех Торпеда. Этот вечно всюду лезет, все ему нужно. Дай ему авторучку, начнет вертеть, пока не сломает. А если он наткнется на тетрадку... Да, розу надо выбросить, особенно после того, что было сегодня!.. Лена должна понять. Ведь у него нет ни секунды свободной!

На письменном столе лежали аккуратной кучкой какие-то предметы. Наверно, мама забрала в стирку его джинсы и выложила все из карманов. Какой-то камешек. Веточка, очень похожая на человечка – ну просто настоящий человек с растопыренными руками. Сосновая шишка, самая обыкновенная, ни на что не похожая... Года полтора хранится – надо будет подарить ее Ваню. Но разве подаришь ему то приключение, которое они тогда пережили! Они с Мичманом тогда заблудились в лесу. Хотели срезать кусок пути и заблудились. Никто им не поверил. А веточка... Вот если взглянуть с этой стороны, она особенно похожа на человечка!

Под самым окном заливался кузнечик. И до того громко! Здоровущий, наверно, кузнечик. Капитан неслышно поднялся, высунулся в окно, чтобы его разглядеть. Он таращил глаза, вслушивался, напрягаясь, – все напрасно: кто может разглядеть такую крошку среди ночи?

– Эй, ты где?

Кузнечик на мгновение смолк.

"Чиррр, чиррр!" – застрекотал он снова.

Капитан потянулся за шишкой.

– Эй, стрекотун, кинуть в тебя шишкой?

Он бросил ее – она легко запрыгала по плиткам тротуара, и кузнечик смолк.

Капитан достал прошлогоднюю тетрадку по арифметике, вложил в нее розу и сунул под книги, в самый низ.

12. ШТИЛЬ

Итак, ребята стали обладателями несметного количества черепицы. Они сгрузили ее под навесом, во дворе у Пирата, и на следующий день забыли о ней, хотя она была у них всегда перед глазами.

Несколько дней прошло при полном штиле. Пират прибил бывшую мачту к высокой шелковице во дворе. На веревке подняли синий флаг. Это означало: "Все на борт!" Когда флаг поднят, то где бы кто ни находился, чем бы ни был занят, должен молниеносно примчаться к Пирату.

С моря никаких известий не поступало.

– Это просто нечестно, – не выдержал Султан. – Мог бы этот адмирал черкнуть нам хоть две строчки!

Ребята потеряли веру в адмиралов, директоров и вообще в людей. Мичман стал задумчив, шины у него лопались непрерывно, а Султан даже потерял аппетит.

Димо заметил, что ребята упали духом, и попытался их расшевелить: однажды утром он велел всем прийти к дрезине. Показал, какие где рычаги, как что устроено. Все по очереди прокатились с ним до карьера и обратно. Потом каждый из них уверял, будто сам вел дрезину. Все, кроме Мичмана. Мичман врать не умел. "Сам", – считал он, – это значит, если ты скатаешь ка дрезине туда и обратно без Димо.

К сожалению, на том обучение и кончилось, потому что во второй половине дня старые прессы на кирпичном заводе закапризничали, стали часто останавливаться. Димо пришлось безотлучно дежурить возле прессов, а вечером он допоздна копался в них.

В штиль ребята вставали ни свет ни заря и отправлялись на реку удить рыбу. Правда, одному лишь Ваню это доставляло удовольствие. Поплавки плясали на воде, а рыболовы сушили мокрые ноги на утреннем солнышке.

Как-то раз Еж взглянул случайно на поплавок Торпеды, и тут леска больно хлестнула его по руке.

– Сом, братцы! – заорал он и с перепугу отпустил леску.

– Все сюда! Скорее! Скорее! – запричитал Торпеда. Команда повыскакивала из камышей. Воплям Ежа никто не поверил: он уже не раз всех созывал, а потом вытаскивал из воды какую-нибудь микроскопическую малявку. Но сейчас было не до шуток. Когда он передавал свою короткую ивовую удочку Пирату, руки у него дрожали.

– Да, рыба крупная! – спокойно подтвердил Пират. Он был признанный мастер подсекать и вытаскивать крупных рыб. Он умело натягивал леску и расчетливо водил ею, терпеливо ожидая, пока рыба утомится. Ваню и Еж носились по берегу, другие просто наблюдали или давали бесполезные советы, а Султан торопливо собирал сухой хворост для костра.

Леска была короткая – метров десять. Сом мощными рывками заставил Пирата отпустить ее почти всю до конца. Но Пирата это не беспокоило. Рядом с ним стояли в одних плавках Капитан и Седой, испытанные пловцы и охотники на сомов. Пират передал удочку Седому, а сам вместе с Капитаном бросился в воду. Седой держал удочку, а Капитан плыл вперед и дергал за леску, чтобы не давать сому передышки. Вскоре рыба устала и начала отпускать леску. Удочка снова перешла в руки Пирату. Капитан и Седой стояли у берега по колено в воде.

– Вот он!

– Тс-с! Спугнете.

– Да это целый кит!

Сом показался над водой, серый и блестящий, потом рванулся и ушел на дно. То была последняя попытка к сопротивлению. Силы оставили его, и он сдался.

– Не шевелитесь! – предупредил Пират и стал быстро выбирать леску.

На мелководье было видно, как устало извивается широкая спина рыбы. Рыба заметила Капитана и хотела увернуться. Седой быстрым движением подвел под нее руки и одним броском вышвырнул на песок.

Бедный сом! Он даже никого не мог ударить хвостом. На солнце и воздухе он расставался с жизнью. Огромный, килограммов на пять или на восемь, как уверяли потом ребята. А в действительности килограмма на два.

Пират почистил рыбу, нарезал ее тонкими кусками. Остальные в это время стругали ивовые прутики для шампуров. Угли были готовы. Достали кто что принес – хлеб, помидоры, брынзу. Торпеда с гордостью поставил посередине миску с острым красным перцем – любимое лакомство команды. На десерт была припасена халва – ее покупали вскладчину, делили на порции с аптекарской точностью, и потом каждая порция разыгрывалась по жребию.

Нацепили рыбу на ивовые шампуры и сели на корточках вокруг угольев. Зашипели капельки жира, запахло печеной рыбой, а половина буханки незаметно исчезла еще до того, как началось пиршество.

После роскошного завтрака расположились в тени, под высоким вязом.

– Да я вам говорю, – уверял Султан, – разок сходить, собрать лекарственные травы, и мы – миллионеры. За некоторые травы уйму денег платят. Эй, кто там бросается камнями? Это нечестно. Если найдем белладонну, то нам хватит на нашу посудину.

– В наших краях белладонна не растет, – перебил его Мичман.

– А если мы вдруг найдем?

– Если бы да кабы!..

– Можно ромашку собрать, – предложил Петух, ковыряя в зубах соломинкой.

– За шиповник больше платят. Я знаю на холме одно местечко – его там полно! – сказал Седой. – Наберем шиповника.

– И когда это будет? После дождичка в четверг? Шиповник созревает только к октябрю, – подал голос Еж. – Надо трезво смотреть на вещи. Вот гляжу я на этот деревянный мостик и думаю: его вполне бы хватило на небольшое суденышко.

Он лежал на спине рядом с Седым, подложив руки под голову.

– Все равно по нему никто не ходит.

– Не будь он такой же гнилой, как наша лодка, тогда другое дело, проговорил Пират.

– Тут когда-то проходил торговый путь. Дедушка рассказывал, – сказал Мичман. – А мой дед старше дедушки Мичо.

Остальные молчали.

– Здесь проходили караваны на фракийские рынки. Везли товары на мулах, на лошадях, даже на верблюдах. Переправлялись через речушку по мосту, а через реку на лодке. До дедушки Мичо тут был другой лодочник – Вылчан. Он рассказывал, что в турецкие времена много караванов грабили. Вот!

– Да ну?! – удивился Петух; он впервые слышал эту историю.

– Вот, Петух, представь себе, что ты богатый купец. Был на ярмарке, продал десять тюков товара и возвращаешься домой, а кошель у тебя полон золота. Едешь ты по дороге вдоль реки. И вдруг слышишь конский топот: и позади тебя и впереди – разбойники!

– Вам! – не вытерпел Торпеда.

– Что ты будешь делать?

Петух почесал в затылке.

– Вызовет милицию! – подсказал Еж.

Все расхохотались.

– "Милицию"! -передразнил Мичман. – Эх вы, ничего вы не понимаете! Либо спрячешь кошель под какой-нибудь камень, либо зароешь золото в землю.

– Почему?

– Потому что кончается на "у"! Дедушка говорил: в нашей земле много золота зарыто – край был разбойничий.

Мичман сощурил глаза: тень сдвинулась, и он оказался на солнце.

– В земле, может, и зарыто, а под камнями уже ничего не найдешь. – Еж с трудом сохранял серьезность. – Когда я червяков искал, все камни перевернул. Я знаю, как надо искать зарытые монеты...

– Я тоже знаю, – перебил его Мичман. – Небольшой такой аппаратик, вроде часов.

– Да нет! Берешь крота, обмазываешь его медом. А когда он будет рыть землю, золотые монеты сами налипнут ему на хвост...

Все так и прыснули.

Один Мичман остался серьезным.

– Охота была мед переводить, можно и клеем, – сказал Султан.

– Цыган! – шепотом предупредил Ваню, и смех как ножом отрезало.

Цыган уже давно наблюдал за ребятами. До него долетали обрывки разговора. Увидев, что его заметили, Цыган направился к ватаге. В руке у него был кукан с пятью мальками. Чико вприпрыжку бежал впереди.

– Молчите и не отвечайте ему, – шепотом предупредил Пират.

– Предоставьте все мне, – сказал Еж.

Цыган перешел мостик. Чико уже вертелся около ребят.

– Чико! Ко мне! – подозвал его Еж.

– А-а, попались, голубчики! Чико, сюда!

Пес неохотно присел у ног хозяина.

– Цыган, а правда, что Чико понимает все, что ты ему говоришь? – спросил Еж.

Цыган сплюнул сквозь зубы. Хотелось к чему-нибудь придраться, а вроде бы не к чему. Он угрожающе шагнул к Султану, нагнулся... Султан задрожал. Цыган поднял с земли камень и с сухим смешком спросил.

– А вы как думаете?

Он плюнул на камень. Чико замер в стойке, не спуская глаз с руки хозяина. Цыган повернулся и что было силы метнул камень. Камень перелетел через реку и упал на другом берегу. Чико проследил за ним взглядом.

– Апорт!

Пес тут же сорвался с места.

– Стоять!

Пес замер недвижно.

– Апорт!

Пес бросился в воду.

– Вот это да! – подивились ребята.

– Это вам не дворняга, – сказал Еж. – Дворняги, стоит бросить камень, кидаются как очумелые. А Чико – профессор!

– Положите сюда каждый какую-нибудь вещь! – Цыган показал куда. – Платок или майку. Только живее: Чико ужо возвращается.

Чико прибежал, положил камень у ног Цыгана, дождался от хозяина похвалы и стал отряхиваться. Цыган дал ему подсохнуть и отдохнуть.

– Чико! Ищи! Не смотри на меня, а ищи, тебе говорят!.. Вещи, одна за другой, были возвращены владельцам.

– Молодчина, пес! Умница!

– Цыган, а верно, что стоит тебе сказать слово, и он разорвет человека на куски?

– Много будешь знать – скоро состаришься! Ишь какие хитрые! И представление им бесплатно давай, и бить не бей – и все им мало! Ладно, пользуйтесь, пока я добрый. Рыбы хотите?

– Мы уже наелись.

– Вижу. Чико, пошли!

И оба двинулись дальше по берегу.

Чико с сожалением оглядывался на ребят, а Цыган размышлял о состоявшейся встрече. Утром он видел ребят возле дрезины... Что там у них происходило? Ему хотелось спросить, в чем дело: курсы машинистов открывают или другое что? Но не умел он по-человечески поговорить... Если бы он тогда не нагнал на них страху – другое дело...

Есть такое слово или нет? Может быть, Еж врет? Почему Цыган не произнес его, когда Димо выворачивал ему руку?

Ваню смотрел ему вслед и думал о тайнике. Он рассказал о нем только Капитану, больше никому. Цыган всегда один, нет у него друзей, и поговорить не с кем... Да ведь так и разговаривать разучишься!

13. ПЕРВЫЙ КОРАБЕЛЬНЫЙ СОВЕТ

Городок засыпал рано. Летние дни длинные, и все возвращались по домам, едва начинало смеркаться. Почти в каждом дворе была летняя кухня. Готовили и ужинали на воздухе, Концерт тарелок, вилок и кастрюль начинался и прекращался всегда в одно и то же время. Чуть погодя, часов около десяти, распахивались двери обоих кинотеатров, и оттуда валили зрители. Потом шаги затихали, и на улице нельзя было встретить ни души. Свет в окнах гас, и тени домов и деревьев сливались.

Раздался свист какой-то загадочной птицы.

Еж вылез из-под одеяла. Высунулся из окна, помахал рукой, и птица смолкла. Он ощупью надел кеды. Перемахнул через подоконник и спрыгнул на здоровую ногу. Внизу, в темноте, его поджидал Седой. На голове у него была черная кепка.

– Для маскировки, – шепнул он.

Они двинулись на цыпочках вдоль ограды. Еж слегка приподнял калитку, и она распахнулась не скрипнув. Мальчики огляделись кругом: ни души!

– Смелей! – шепотом приказал Седой.

В двух кварталах от них строился новый дом. Два этажа уже были готовы. В одной из комнат хранились доски – белые, гладкие, струганые, точно такие, какие им были нужны. Не доски – мечта.

Седой и Еж неслышно продвигались по двору, обходя груды кирпича и кучи песка. Затаив дыхание влезли в незастекленное окно первого этажа. И тут их охватил страх, сердце запрыгало. Обоим хотелось повернуть назад, отказаться от затеи, но ни тот, ни другой не посмел признаться в том, что ему страшно. Они прошли узкий, неоштукатуренный коридорчик. Перед дверью той комнаты, где были сложены доски, остановились. Седой приник ухом к двери: тишина, слышно только, как бьется сердце и как Еж от волнения глотает слюну.

Ребята вошли в комнату. Напротив белели сложенные штабелем доски.

– Вон сколько их! Никто и не заметит, – сказал Седой. Свет уличного фонаря тускло освещал комнату. Они выбрали две доски без сучков, прикинули, не очень ли тяжелые.

Еж облизал пересохшие губы.

– Нет, не очень, – наконец произнес он.

– Может, еще одну?

– Тс-с-с-с!

На улице послышались шаги. Кто-то кашлял, сплевывал, что-то бормотал. Это возвращался домой какой-то пьяный. Вот он остановился под фонарем. Ребята замерли.

Пьяный шарил по карманам, что-то искал. Потом он запел.

– Всех перебудит.

– А вдруг нас кто-нибудь заметит? Пьяный достал сигарету, долго Прикуривал и побрел дальше.

Надо было выждать. Ребята попробовали поднять три доски – нет, нет, чересчур тяжело.

– Две тоже неплохо! Нет досок, говорите?

Через окно спустили доски на землю. Бесшумно, как кошки, вылезли сами. Теперь предстояло самое опасное: хочешь не хочешь, а надо пройти под фонарем и пересечь улицу. Только после этого окажешься в неосвещенном переулочке, где живет Пират, – на своей территории. Еж высунул голову из-за груды кирпича, огляделся. "Что мы скажем, если кто-нибудь нас остановит и спросит?" Они с Седым забыли договориться, как ответить одно и то же. Подталкиваемый досками в спину, Еж вышел на свет; Седой, шедший сзади, нервничал и торопился.

Какой-то человек наблюдал за ними, прислонившись к темному стволу дерева. Он увидел, как из окна недостроенного дома, точно по волшебству, сами выплыли две доски. Остановился и стал ждать. Когда мальчишки показались на улице, человек сердито покачал головой и проводил их взглядом.

Улица затихла, замерла.

Немного погодя чьи-то тяжелые шаги оглушили улицу. Это шел милиционер. Он шагал грузно и неторопливо. На каком-то углу он остановился, постоял и свернул на улицу, где жил Еж.

Тук, тук, тук!

Звонка он не заметил и стучал в дверь кулаком. Вышел папа.

– Скажите, гражданин, тут живет мальчик с перевязанной ногой?

Еж мгновенно нырнул с головой под одеяло. Нет, лучше спрятаться под кровать! Нет, удрать куда-нибудь.

Еж проснулся весь в поту, в жару и трясясь как в лихорадке. Прислушался. Где-то вдалеке промчался ночной поезд...

На следующее утро изумленный Пират поднял флаг чуть не на заре.

"Все на борт! Все на борт!"

Через десять минут вся команда была в сборе. Одни не успели позавтракать, другие помыться, у бывшего юнги майка была надета наизнанку, но все собрались быстро, как пожарные по тревоге.

– На бога надейся, а сам не плошай! – мудро изрек Седой и рассказал о "ночной операции", как он назвал похищение досок.

Он ничего не приукрашивал и ни в чем не оправдывался.

– Что же вы нам не сказали? Мы бы побольше натаскали, – искренне огорчился Петух.

– Молодцы! – почти одновременно с ним выразил свой восторг Мичман и огрел Ежа по спине. – Конечно! Если каждый раздобудет по две доски – дело в шляпе!

Пейчо обдумывал про себя героическую повесть. Нет, лучше в стихах! Поэма! "Ночная операция"... Вот это да!

– "Раздобудет"! – презрительно обронил Капитан. Вид у него был мрачный. Голос дрожал. Строить пионерский корабль из ворованных досок!

– Ладно тебе, Капитан, чересчур ты принципиальный! – взмолился Еж. Пускай строительство государственное, но и наш корабль тоже не частный. И потом, они нам не даром достались! С меня семь потов сошло!

Седой, потупившись, ковырял землю носком. "Воображала! – мысленно ругал он Капитана. – Был бы ты ночью с нами, еще бы как нос задрал!"

– Подумаешь, беда! – заключил Мичман. – Что сделано, то сделано! А доски что надо!

– Без единого сучка! – подхватил Еж.

– Прекрасно, – решительным голосом произнес Капитан.– Корабль мы, может, и не построим, а вот вожатую удивим, это уж точно.

Он замолчал. Никто его не поддерживает. Даже Ваню – не сводит глаз с этих чудесных досок и вымеряет пальцами, какой они длины. И Пират молчит. Еще бы! Ведь герои ночной операции из его компании. Боится, что о нем плохо подумают. Кто против всех, тот всегда плох.

Пират действительно молчал, но он был хмур, ни на кого не смотрел.

Потом он спросил:

– Кто еще хочет высказаться?

Седой вздрогнул. Давно он не слышал от Пирата этого командирского тона. В его словах был не вопрос, а угроза.

– Никто, – пробормотали Чичо Пей и Торпеда.

– Держи, Капитан!

Пират нагнулся и подхватил доски за один край.

– Что? Зачем? – Капитан в замешательстве подчинился.

– Спрячем! За домом!

Они сделали один шаг. Возле Ежа Пират остановился.

– Что смотришь? – со злостью бросил он. – Не знаю, удивим ли мы вожатую, а вот что, если Димо узнает? Олухи несчастные! – Сделав еще шаг, он обернулся. Раз все в сборе – корабельный совет!

– Бам! Пошли на чурки! – сказал Торпеда.

Под навесом в углу хранились дрова. У каждого из ребят были своя чурка и свое место. Только Султану ни одна чурка не подошла. "Мне они не по размеру", – сказал он и притащил себе табуретку.

– В наказание, – заговорил Капитан, теребя в руках какой-то листок, непонятно как попавший ему в руки, – я предлагаю Седого и Ежа на неделю разжаловать в простые матросы без права носить тельняшки и, если они сегодня вечером не вернут доски на место, вообще исключить.

Воцарилось молчание. Мучительное, тяжелое молчание. Все сидели понурые, пряча глаза. У Мичмана опять лопнула шина. Он их похвалил, а дело вон как обернулось. Это был первый такой корабельный совет, первый суд...

– Отмалчиваться легче всего, – негромко произнес Капитан. – Может быть, я неправ? Скажите.

– Всё по уставу, – отозвался Пират.

Семь дней – это было самое легкое взыскание. А за неподчинение корабельному совету – исключение.

– Ладно, Капитан, доски мы вернем, – проговорил нехотя Еж.

Пейчо забыл о своей героической поэме. "Хорошо, что они не попались, а то бы всех подвели..."

Седой, не поднимая головы, одним движением стащил с себя тельняшку, смял, сжал в кулаке.

– Не торопись. Будем голосовать!

– Да ладно! Какой смысл?

Когда Димо заметил ребят, то в первую минуту он хотел крикнуть: "Стой!" Но его взяло сомнение – двое их только или вся компания? Он покружил немного по улице, выкурил сигарету. Верно люди говорят: хлопот с детьми – полон рот. И зачем он с ними связался? Как теперь быть? Да еще эти прессы на заводе забарахлили – и так времени в обрез. Вот тебе и педагогика! Макаренко! Нет, брат, Макаренко из тебя не выйдет! Он злился на себя, что дал им уйти. Надо было хорошенько надавать им и заставить положить доски на место. Он мысленно представил себе объяснение с милицией, со строителями, с мамами и папами. А Катя? Завтра утром он задаст им жару! Сорванцы этакие!

Утром он заметил поднятый флаг. "Ах, чертенята!" Увидев Димо, ребята встали. Машинист подошел.

– Здравствуйте, ребята! Что нового?

– Ничего, – ответил Петух.

– Капитан!

– Что?

– Я спрашиваю: какие новости? Я вижу, флаг поднят. Капитан знал, что, отвечая, надо будет посмотреть ему в глаза.

– Никаких.

Седой, не поднимая головы, нервно теребил тельняшку. По обнаженной спине мурашками пробегал озноб.

– А ты что, солнечные ванны принимаешь?

– Нет, я...

Еж с невиннейшим видом спросил:

– Ты починил прессы, бате Димо? Значит, опять на дрезине покатаемся?

– Нет еще, не починил...

Он смотрел на них – невинные овечки. Может, он обознался в темноте?

– Ребята, завтра в шесть утра всем быть здесь! И захватите еды на целый день. Ясно?

– Ясно!

– Бате Димо, а куда мы пойдем? – спросил Ваню.

– Может, и никуда.

У ворот он остановился.

– Еж, на минутку!

Ишь как подскочил! Конечно, это он был. И у Седого тоже вид виноватый. Ах, чертенята! Он пошарил для вида в карманах.

– Хотел тебя попросить, чтобы сбегал ко мне домой. Подумал, что забыл ключи, а они тут. Завтра наденьте какое-нибудь старье, не на бал пойдем.

Он махнул им на прощание рукой и ушел. Ребята дождались, пока он отошел подальше.

– И нечего злиться, – сказал Капитан.

– А мы и не злимся, – ответил Еж.

– Какой смысл? – процедил Седой.

– Жаль, зря только страху натерпелись. А сегодня опять. Ну и жизнь!

Он стащил с себя тельняшку и вытер ею грудь.

– Если кончили, может, пойдем позавтракаем? – вопросительно произнес Султан.

Его мама в это утро пекла пончики. Если горячие пончики полить сверху вишневым вареньем...

Разошлись молча.

– Ладно, Седой, не унывай! – сказал Мичман. – Подумаешь, неделя! Хочешь, я тоже сниму?

И он стянул с себя тельняшку.

– Какой смысл? Ты-то зачем?

Седой был очень расстроен, а поступок Мичмана растрогал его до слез.

– Ну как – зачем? Я вас похвалил – значит, все равно что был вместе с вами!

– Спасибо, Мичман! Ты настоящий друг!

На этот раз Еж шлепнул его по нагретой солнцем спине. Удар получился звонкий, как будто щелкнул хлыст дрессировщика.

– Если хотите... я вечером пойду с вами, помогу.

Седой хотел сказать: "Какой смысл?", но почувствовал, что это прозвучит жалобно.

– И вдвоем справимся.

Герои ночной операции остались одни. Они понуро брели по улице. На душе у Ежа было скверно. Если бы ребята сказали: "Да, вы герои, но так делать нельзя", – другое дело, а то обозвали ворами. И все-таки он был рад: теперь хоть милиция по ночам сниться не будет. Седой стиснул зубы и никак не мог примириться с взысканием. "Капитан называется! А сам кому звонил из автомата? Этой Ленке. Почему, только меня увидел, сразу повесил трубку? И стал белый, как... как я. Ничего, мы еще разберемся в этом!"

14. МОЛНИЯ НА РУКАХ

Дребезжали, как посуда, оконные стекла.

Сыпалась штукатурка, валились наземь водосточные и дымовые трубы.

Султан бежал.

Там, где была мостовая, она утрамбовывалась. Там, где ее не было, вздымались тучи пыли.

Султан бежал.

Со лба у него стекал пот. Каждая капля – с орех величиной. Они свисали с бровей, заволакивали глаза. Рубаха прилипла к спине.

А Султан все бежал, не сбавляя скорости.

Руки мелькали в воздухе. Солнце пекло. От нагретой солнцем мостовой несло жаром. Воздух дрожал.

Первым заметил Султана Петух.

– Султан! Султан! – Он готов был броситься вслед, но на всякий случай спросил: – Султан! Ты куда?

– Ва-ва-ва... Важ-ная но-новость! Петух рванулся пулей.

– Петух! По-по-по-дожди!

Петух пулей полетел вперед, чтобы не потерять ритма и скорости. Султан добежал до него.

– Бы-быст-ро! Фла-фла-фла...

Он зажмурился, потому что пот заливал глаза, а когда открыл их, Петуха рядом не было. Только виднелись облачка густой пыли по дороге. Подгонять Султана не нужно было. Он набрал побольше воздуху и снова помчался что было сил.

Над шелковицей взметнулся флаг. Его то чуть спускали, то рывком поднимали до самой верхушки мачты. Этот сигнал означал: все на борт, немедленно.

Седой делал круги на велосипеде, а Еж и Торпеда терпеливо дожидались, когда он даст им прокатиться.

– Все на борт! Немедленно!

Торпеда – на раму, Еж – на багажник, и Седой нажал на педали. Чичо Пей, Мичман, Капитан уже были на месте.

– В чем дело?

– Важная новость!

А Ваню в это время стоял в очереди у пекарни. Впереди него – всего семь старушек. Еще пять – десять минут, и пекарь начнет вынимать из печи хлеб... Отсюда флага не было видно, и малыш ни о чем не подозревал. Но вдруг он вытаращил глаза и заморгал часто-часто.

По улице мчался долговязый Стручок.

– Ваню, флаг! – крикнул он.

Да, это был Стручок собственной персоной. Он только что сошел с поезда. Позволил маме один разик чмокнуть себя, сказал: "Я сейчас!" – и побежал. Мало ли какие события происходят там без него?

Его встретили громким "ура", решив, что он и есть "важная новость". Стручок растрогался и вынул из кармана полученное от них письмо, все истертое на сгибах.

– Пригодится для музея!

Он снова полез в карман и достал маленький пузырек.

– А это морская вода, на счастье! И каждого побрызгал водой.

Ваню не бежал, а летел. Поворот на улицу, где жил Пират, од срезал под углом и увидел перед собой Султана, в десяти шагах от ворот. Ваню дал газ, и ха! – он придет к финишу не последним. Султан настолько выбился из сил, что последние десять шагов он бежал, ничего не замечая от усталости; одна нога у него была на тротуаре, другая на мостовой, – он еле доковылял до ворот.

Когда Султан появился, все поняли: важная новость – это вовсе не приезд Стручка. Султан обалдело смотрел на ребят. "Мне даже Стручок мерещится..." подумал он. Он так запыхался, что не мог говорить. Пришлось прибегнуть к жестам. Но никто ничего не понимал:

– Да говори же толком!

– Объясни, в чем дело!

Один только Ваню догадался, что означают бессвязные жесты Султана. От волнения малыш выронил из рук сетку и наступил на нее.