Текст книги "Капитан"

Автор книги: Анастас Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– А как дружно живут другие классы? Например, шестой "А". За весь год ни одной драки, ни единой! Ни у кого из них никаких прозвищ. А мы? Можно подумать, что у нас и имен-то нет. ("О-о, Петух переборщил с этим своим кадилом – ничего больше придумать не в силах, что ли?") Вместо Маргариты Зубрита...

Маргарита сидит на первой парте, носит очки и вообще круглая отличница. Некоторыми предметами она так увлечена, что выучивает еще не заданные уроки. У Маргариты-Зубриты на правой руке три пальца всегда подогнуты, а два сложены вместе, – в любой момент Зубрита готова поднять руку, вызваться отвечать.

– Вместо Пейчо – Чичо Пей.

Возмутительно! Рассмеялись все, даже девочки, а уж Чичо Пей так и заливается,

– Еж, Стручок...

У Ежа короткая стрижка, волосы, цвета соломы, как заколдованные – куда ни причеши, все равно торчат в разные стороны, словом, вылитый еж. А вот Стручок, ничем он не похож на стручок; никто и не помнит, когда и за что его так прозвали. Верно, обидное прозвище, и пираты (Стручок из их компании) смягчают его до "мистера Стручокинса" или кличут еще проще – "Струча". О других прозвищах известны целые истории. Стефчо, например, прозвали Торпеда, потому что... Впрочем, это очень длинная история.

– Султан...

Ну, этого ясно, за что так зовут, – слишком он толстый. Взгляд Лены миновал Капитана, Тот смотрит на нее, даже благодарно кивает.

– Мичман...

– Оса...

– Борис! Ты просто невыносим!..

Старшая пионервожатая еще очень молода и быстро вспыхивает. Мичман лениво поднимается с места и, опершись на парту, спокойно отвечает:

– Я ведь просто помогаю ей. Чтобы не пропустила какого-нибудь прозвища.

Все расшумелись. Вожатая застучала карандашом. Петька-Седой, воспользовавшись временным замешательством, спрашивает у Пирата шепотом.

– С какой стороны она лежит?

– С правой.

– Ладно! – Лена принимает вызов. – Оса. Хорошо ли это – называть меня так?

– Вообще-то... – Мичман делает нарочитую паузу, чтобы показать, что не совсем в этом убежден, – нехорошо.

– Разве не вместе решили мы выпускать эту газету? И не злиться! Так ведь было?

Девчонки, все до единой, повернулись к Мичману, с возмущением уставились на него. Мичман позабыл о всяких там глотках и совсем уж собрался сразить их ядовитым словцом, как вдруг в классе послышалось тонкое, великолепное:

– Зззз! Зззз!

– Кто жужжит? Кто там жужжит?

Вожатая решительно двинулась в ту сторону, откуда неслось жужжание. Все, кто сидел на первых партах, обернулись и уставились на тех, кто сидит за спиной; эти, в свою очередь, оглянулись на следующих, а те...

На последней парте сидит Чичо Пей. Он подмигивает всем сидящим впереди него. На щеках у него обозначились ямочки, они так и трепещут: точка, тире, точка, точка, тире – ну прямо азбука Морзе. Еж совсем замучил его, издавая звуки откуда-то из глуби живота, и он чувствует, что вот сейчас, сию минуту не удержится от смеха. Чичо Пея вообще очень нетрудно рассмешить.

– Это ты?

– Нет, не я.

Он едва сдерживается, чтобы не захихикать.

– Это не он, – заступается Лиляна, высокая и тоненькая, как черешня.

– Ты?

Еж с полным правом обиделся – не только потому, что не он жужжал, а еще потому, что он точно знал, кто именно.

– Ты?

Стручок с достоинством поднялся:

– Ну что вы! Мой голос гораздо ниже.

И в подтверждение гуднул разок – весьма почтительно и коротко.

Вожатая уверена, что звук пришел откуда-то из этой группы. Из сомнительных остался только Петух.

– Ты?

Взгляд Петуха перескакивает с места на место, старательно избегая строгих очей старшей пионервожатой. Положение спасает Мичман.

– А где наша отрядная вожатая? – Он так и кипит от возмущения. – Пришла в начале года, мелькнула потом еще разочка два – и все, исчезла!

Класс совсем уж расшумелся. Теперь можно услышать лишь того, кто вопит что было мочи:

– Тихо!

Петух облегченно вздыхает.

– Почему ее не нарисуете в стенгазете? Почему, а?

– Тихо! Борис, сядь!

Капитан слегка дергает его снизу.

– В совете отряда, в редколлегии одни девчонки! – пронзительно выкрикивает Петька-Седой и тут же прячется за спины.

– Им, что ли, командовать над нами? – подхватывает его мысль Еж.

Старшая пионервожатая стучит.

– Тихо! По местам! Продолжай, Лена!

У той уже весь запал вышел, она продолжает упавшим голосом:

– Другие вместе ходят на экскурсии, в кино, устраивают игры...

– Это верно.

– ...отмечают дни рождения. А у нас? Ничегошеньки. Мы отряд только на бумаге.

Она останавливается. Заметив, что Петька-Седой корчится и кусает губы, говорит вожатой:

– Ой, смотрите, Пете плохо!

Капитан с Мичманом переглядываются. Ну, это уж совсем!..

Вожатая подходит к Петьке. Пионеры повскакали со своих мест, сгрудились вокруг Петькиной парты. А он закатил глаза – видны одни белки, не издает ни звука.

– Что с тобой, Петя?

– Ничего, – отвечает тот замирающим голосом. – Я досижу до конца... сбора...

– Какой он бледный! Какой бледный! – нагнетает панику Еж. Он с ногами взобрался на парту, перевесился через плечи других ребят.

– Болит у тебя где-нибудь? – Голос вожатой полон сочувствия и тревоги.

– Ox... немного.

– Он со второго урока мучается, – говорит Румяна. Короткие косички у нее украшены белыми бантами.

Ее заявление весьма помогает. Даже Султан, который был заранее предупрежден, что возможен трюк, и тот поверил.

– Где болит-то? – к ужасу Капитана и Мичмана, спрашивает он.

Вожатая гладит Петьку по русым волосам. "Со второго урока, а все же остался на сбор!" – с умилением думает она.

– Ох, тут вот, справа...

– Какой он бледный! Просто как мел! – продолжает Еж.

– Аппендицит! – ставит диагноз Султан. Только теперь он замечает отчаянные знаки моряков. Но воспринимает их как проявление недоверия.

– Точно, аппендицит, я от папы знаю.

Отец у него врач.

Вожатая просто теряется: что предпринять?

– Иди, Петя, – говорит она. – Кто живет недалеко от тебя?

– Я, – встает перед ней Еж.

– И я!

– И я!

Это Петух со Стручком.

– Проводить его, да? Я тоже живу рядом, – поднимается и Пират.

Вожатая внезапно перехватывает взгляды Седого и Пирата. Тень сомнения пробегает у нее в душе. Нет, нет, она не верит, что мальчики – в особенности Стоянчо (это Пират) – могут сейчас обманывать.

– Дома сразу ложись в кровать, и тут же вызовите врача, – советует она.

Седой, поднявшийся тем временем, с мученическим видом выслушивает ее и кивает. Он тащится к двери, поддерживаемый Ежом и Пиратом. Петух несет его портфель. На ходу он вздыхает, с благодарностью похлопывает Султана по плечу. Султан в умилении. Стручок остается на месте. Класс начинает успокаиваться, но тут вожатая решает дать еще одно очень важное указание. Вдруг Пете дома положат на живот теплое? Мать или бабушка. А от этого будет хуже.

И она отправляет вслед Стручка. Уже в дверях тот оборачивается и спрашивает:

– Может, ему холодное приложить?

– Ни холодного, ни теплого! Лежать и вызвать врача!

– Понятно.

Мичман выпускает воздух сразу из двойной шины. Он возмущен, но в то же время, и даже больше этого, восхищен:

– Ловкач!

4. В ПЛЕНУ У ПИРАТОВ

– Ловкач!

Петька-Седой устрашающе надвигается на Ваню. Бедный Юнга попал к пиратам в плен.

– Говори, где доска!

– Не знаю.

– Не знаешь? Вот я тебе сейчас расквашу нос! Ваню нынче пораньше пообедал и отправился к устью. Сел на дамбе, принялся ждать моряков. Небо над ним чистое, по-майски синее. Пахнет молодой травой и сыростью. Землекопы с кирпичного завода вскинули на плечи кирки и двинулись вверх по узкоколейке.

Малыш прошелся по дамбе, – скоро бате * Димо, машинист, проедет на своей дрезине с вагонетками. Поезд у него крошечный, будто заводная игрушка.

–

* Бате – обращение к родственнику, который старше на несколько лет.

– Бате Димо-о-о! Покатаешь?

– В другой раз, Ваню.

– Ладно.

Бате Димо очень добрый, он несколько раз уже катал его.

Ваню вернулся к устью. Тут было очень интересно. Он собрал несколько сухих щепок. Пустил их по течению, старался как можно дольше не потерять из виду. Речка была еще мутной после вчерашнего дождя. При ее слиянии с Большой рекой щепки задерживались, скапливались, вертелись все вместе. Там, под старой вербой, нависшей над рекой, был скрытый водоворот. Когда-то, рассказывают, в него затянуло бродягу. Украл будто бы не то арбуз, не то курицу, а хозяин заметил и погнался за ним. А может, и ничего не крал, а побежал он из страха, как бы его не обвинили в краже. Кинулся он в воду, и его затянуло и закрутило, как щепку. На другой день прибило его к корням на острове. Ребята знали про это страшное место и сторонились его, хотя умели плавать.

У Ваню уже дней десять каникулы – малышню ведь гораздо раньше распускают. По утрам, пока старшие в школе, Юнга или болтался за кирпичным заводом возле бате Димо, или копал червей для рыбалки (самые толстые водились вот под этими камнями), или просто сидел где-нибудь, мечтая об Африке. Африка! Как-то он видел кино. В Африке...

Собака на кирпичном заводе зашлась в лае. Ваню выбрался на дамбу и оцепенел.

Из города вдоль узкоколейки двигался Цыган со своим псом. Это был самый здоровенный пес из тех, каких только Ваню приходилось видеть. Чистопородная овчарка, а звали его, неизвестно почему, Чико. Чико бежал вперед, возвращался, радостно подпрыгивал и опять бросался вперед. А на собаку с кирпичного никакого внимания. Чико был гордым и умным псом. Цыган обучил его разным "номерам". Пес носил ему садок для рыбы, исполнял всякое приказание. Еж говорил, что есть у Цыгана "секретное" слово: стоит произнести его – и Чико перекусит горло кому хочешь.

Ваню залег, потом ринулся вниз по склону дамбы. Чуть ли не на корточках перебрался через мостки. Быстро вскарабкался на толстенный вяз. На стволе было немало сучьев, и если знать, за какой из них взяться рукой и на какой опереться ногой, до первого разветвления можно подняться, как по лестнице. А дальше было еще легче – вяз густой и развесистый. Ваню высоко забрался, притаился среди листвы.

Цыган был уже на дамбе. Ходил он по-особенному – словно на цыпочки поднимался на каждом шагу. Совсем как Чико, будто перенял его походку ловкую, крадущуюся. И еще он то и дело озирался, глаза беспокойные. Сколько ему лет, никто не знал: он несколько раз был второгодником, а потом и вовсе бросил ходить в школу.

– К чему мне это? Я в профессора не собираюсь, – отвечал он, когда его спрашивали.

И не догадывались люди, что в этом ответе таится скрытая обида.

Одно время он помогал своему отцу, возчику Пе'шо. Прошел месяц, два подрались они на товарной станции. Отец был пьян.

– Вор! – закричал он. – Родного отца обкрадываешь!

И стал лупить сына. Сначала Цыган уклонялся от ударов. А потом и сам пустил в ход кулаки. Тут вмешались грузчики, до этого потешавшиеся, глядя на них, оттащили Цыгана. Кто-то сунул руку ему в карман, достал деньги и отдал их отцу. Другой залепил парнишке пощечину. Цыган не проронил ни слова.

Рассказывали про него и другие истории, похожие на эту. Где-то подобрал он Чико, ходили они всегда вместе, рыбачили на реке. Цыган относил рыбу своей больной матери. Была она единственным человеком, кто имел власть над Цыганом, кто питал к нему любовь.

Чико первым добрался до устья, уперся передними лапами в самую кромку берега. Облаял щепки, которые все еще вертелись на темной поверхности воды, поточил о мостки когти. Несколько раз обежал вяз, принялся обнюхивать ствол. Ваню затаил дыхание. Но нет, ничего опасного. То были приготовления к обыкновенным собачьим делам на трех ногах. Покончив с ними, Чико пробежал опять по мосткам и, высунув язык, уселся под нависшей над рекой вербой.

А Цыган не спешил. Шел себе прищурившись, всматриваясь в мутную воду. Время от времени сплевывал сквозь зубы (такую длинную струю слюны мог пускать только Торпеда). Наконец Цыган сел рядом с псом, снял старые кеды. Внимательно огляделся по сторонам. И вдруг, поднявшись, подпрыгнул, ухватился за одну из ветвей вербы. Вот он уже висит над самым водоворотом. Ветка согнулась, ноги его по икры ушли в воду.

Ваню чуть ли не по плечи высунулся из своего укрытия.

Цыган висит уже на одной руке. Другой он шарит в дупле. Вот он достал оттуда удочку, бросил ее Чико.

– Держи!

Тот схватил на лету, уложил удочку в шаге от воды. Цыган запустил руку во второй раз: достал маленькую плетеную сетку – садок. Чико уже наготове вытянул шею, рот настежь. И тем же путем – на руках от ветки к ветке – Цыган двинулся назад, соскочил на берег. Удочка у него в полной готовности: с леской, грузилом, поплавком из бутылочной пробки. Вот он насадил червяка на крючок. Заколебался – тут, что ли, забросить? Почесал в затылке. Сплюнул сквозь зубы. Нет, тут река очень мутна. Еще раз сплюнул и двинулся вниз по течению.

Только теперь Ваню вдруг начала бить дрожь. Оттого, что затекла в неудобном положении нога, а еще от пережитого страха и удивления. Оказывается, у Цыгана есть тайник! Все видели, как Цыган ходит к реке, как возвращается с пойманной рыбой, но никогда не было с ним удочки. Ребята думали, что он каждый раз вырезает новое удилище.

Юнга спустился на землю, лишь когда Цыган прошел по открытому берегу до самой насосной станции. Еще не оправившийся от пережитого страха, Ваню остановился под вербой, удивляясь, как это Цыгану с одного прыжка удалось ухватиться за ветку. И тут сзади чьи-то руки стиснули Юнгу. Сердце его дрогнуло, как заячий хвост.

– Пленник! – прокричал Еж, и у Ваню отлегло от сердца: он-то подумал, что его схватил Цыган.

Плен у пиратов не сулил ничего хорошего, но Юнга не особенно тревожился значит, сбор закончился, сейчас придет Капитан и освободит его.

Сначала его допрашивали Еж и Петух (Петух даже ущипнул его разок – ничего, ему еще за это попадет), а остальные тщетно искали доску на берегу Малой реки: в ивняке, в камышах, вдоль дамбы. Петька-Седой заглянул под мостки и чуть не свалился в воду. Он разозлился и двинулся на Ваню, который молчал, словно древний воин.

– Ну, скажешь?

– Нет!

Седой медленно покрутил кулаком у самого лица Ваню, нарочно касаясь то его носа, то подбородка. Малыш не мигал, только зрачки его повторяли все движения устрашающе белых костяшек кулака.

– Только попробуй ударить!

– Говори!

– Я вот скажу бате Димо, увидишь тогда!

Где-то за спиной у него шумела, словно трактор, дрезина. Еще немного – и Юнга, пожалуй, расплачется. Чего только медлят эти моряки?..

На передовом посту, с мечом в руке, стоял Стручок.

– Можно проехать? – спросил Димо.

Стручок мечом просигналил ему: путь свободен!

– Премного благодарен!..

– Пират! – позвал Петька-Седой. – Эта малявка отказывается говорить!

– Отказывается? Стручокинс! – Пират свистнул. – Поймай-ка змею! Устроим ему пытку змеями: сначала за пазуху, потом под трусы... Эй, Еж, как дела?

– Никак. Запрятали ее куда-то.

Стручок покинул пост и вроде бы отправился за змеями.

Скрестив руки, Пират обшаривал взглядом берег, лихорадочно думал. Если в ближайшие пять – десять минут доска не будет найдена, придут моряки и вдосталь над ними поиздеваются. Где они ее спрятали? На острове? Невозможно. Зарыли в песок у реки? Нет, нет, Капитан не такой дурак: при нынешних дождях вода может подняться и унести ее... Тогда?..

Он заметил следы, оставленные Цыганом. Поставил ногу в один из них, наиболее четкий. Сантиметра на два больше. Как же это он до сих пор не догадался? Пират радостно щелкнул пальцами.

– Ищите следы вдоль реки! – приказал он.

Ваню закусил губы. Он сделал попытку удрать, но Седой схватил его, жарко задышал ему в лицо:

– Ты куда? У тебя что, билет в кино?

– Так вы и взяли доску! Она наша.

– Ваша? Гляньте на него, на буржуя!

– Пира-а-ат, я ужа поймал. Можно ужа?

– Следы в камышах! – завопил Петух.

Седой тут же помчался к нему.

Ваню оцепенел. И Пират тоже. Лицо его искривилось во все стороны, будто в кривом зеркале. На гребне дамбы стояла, усмехаясь, его сестра, важная такая гимназисточка, и держала за руку маленького Пиратика.

– Мама велела тебе присмотреть за ним, пока она не вернется, – сказала и отпустила руку малыша. – Иди, иди к братику!

Трехлетний Пиратик расплылся в улыбке и, переваливаясь, как утенок, двинулся к старшему брату.

– Стой! Стой! – отчаянно проревел Пират.

Кому?

Не поймешь, то ли сестре, то ли Ваню, который мгновенно воспользовался случаем и отбежал на расстояние, где ему уже не угрожала опасность.

– Ура-а-а! – донеслось из камышей.

Отыскали все-таки доску! Седой показался около деревянных мостков.

– Стручокинс! – крикнул он. – Поймай пацана!

Стручок бежал по дамбе, размахивая длинными руками. Ваню скатился вниз, припустил через заболоченную низину. Они еще увидят! Мы им возьмем доску...

Не удалось Стручку догнать Ваню. Он увидел, как от кирпичного завода движутся моряки, почти бегут.

5. БОМБЫ

На мачте развевалось пиратское знамя – череп со скрещенными костями. Пираты расположились на корабле и делали вид, что не замечают приближающихся моряков. Еж притворился, будто рассказывает что-то такое, из ряда вон интересное, а остальные глядят на него и слушают. А тот размахивал деревянным мечом – проткнул одного невидимого противника, рубил другого. Пираты с усердием смеялись. Смеялся и маленький Пиратик – впрочем, одному ему на самом деле было смешно.

– Немедленно покиньте корабль! – еще с дамбы прокричал Капитан.

– О-о! – так же нарочито, как они только что смеялись, принялись удивляться пираты.

– Корабль наш, – твердо и с достоинством сказал Капитан.

– Так ведь? – выступил вперед Мичман.

– Так, – с вызовом ответил ему Петька-Седой.

– Но если хотите, может быть и иначе, – ухмыльнулся Еж.

– Вот погоди, как залеплю в тебя бомбу, станешь Петька-Брюнет.

– Бомбы у всех есть!

И чтобы доказать это, Седой отломил кусок мягкой глины от заранее приготовленной кучи и запустил в моряков. Те прыснули в разные стороны. Бомба угодила в малоподвижного Султана, треснула его по ноге.

– За дамбу, быстро! – скомандовал Капитан.

Провожаемые пронзительным смехом пиратов, криками и еще несколькими бомбами (опять в Султана, и в ту же ногу) моряки перевалили дамбу и очутились по ту сторону насыпи.

– Делайте бомбы!

Они пристроились на корточках возле большой лужи.

– Ох и угостим мы их сейчас котлетками! – говорил Ваню, а глаза его так и сияли.

Не думайте, что так это просто – делать бомбы из грязи! Во-первых, надо найти подходящую грязь. Есть такая кофейного цвета – смесь глины с речным песком, – это самая лучшая. Во-вторых, должна она быть, как говорит Султан, будто тесто для пончиков: и не густая, и не жидкая, а уж попадет в противника – так по нему и размажется. Ваню был признанным мастером по бомбам.

Мичман по-пластунски двинулся по дамбе – разведать лагерь неприятеля.

Пираты в лодке совещались.

– С дамбы метать легче! – тараторил Петька-Седой. – Здесь мы только мешаем друг другу.

– Пират, давай нападем на них через мост! – Петух был настроен особенно воинственно.

Пират нервно покусывал губы, глядел на Пиратика, беззаботно крутившего рулевое колесо.

– Один из нас должен остаться на корабле... Все на берег! Я останусь с этим вот.

Пираты выбрались на берег, запаслись вдоволь комками грязи, заняли позиции на обращенном к берегу скате дамбы. Пират втянул на борт доску, пристроил ее наподобие щита.

Схватил в охапку Пиратика и усадил его в каюте. Малыш почувствовал: предстоит что-то очень интересное.

– Война будет? – спросил он.

Бум! Плюх!..

Первая бомба упала в реку, вздыбился мутный фонтанчик.

Так началось крупнейшее сражение между пиратами и моряками, их "Троянская" война, о которой они потом будут рассказывать месяцы и годы подряд. И можно подумать, что было, по крайней мере, десять таких сражений, настолько рассказ каждого отличался от остальных.

Султан:

– Я стал первой жертвой. Еще до того, как объявили военное положение, Седой задел меня бомбой по ноге. Нечестно, конечно, но ничего, меня это сильнее разозлило. А как началась битва, только они меня увидят – прячутся, как мыши. Они считали, что я не попаду, а я уж по разочку-то каждому влепил. И Ежу досталось – раз по шее, раз по заду, помнишь? И Седому повыше коленки попал. Только в Пирата не попал, потому что Капитан сказал: "Пирата оставьте мне!" А уж Ежа – я чуть не лопнул от смеха! – как будто ваксой намазали. Потом я начал метать двойные бомбы: из двух делал одну. Да, хороший был бой!..

Еж:

– Султан просто втирает очки. Вовсе мы не прятались, будто мыши. И целиться он не умеет, а размахивается, как девчонка. Я даже показать точно не могу – не получится. Как-то вот так. Половина его бомб падала в воду, будто он решил запрудить реку. А сам-то он отличная мишень, чуть ли не целый гектар, даже стрелять в него стыдно. Я раз целился в него с закрытыми глазами...

Торпеда:

– Я – прыг к берегу и – ба-бах в упор, и пираты – бам в меня, а тут конец, вышли все бомбы, и я – фьють обратно, а кусты – хлобысь по лицу, и пираты бам-бам-бам, а наши – кххх, а они – на-а-а, и Седой – бам по мне, а Мичман его – хрясь по кумполу...

Мичман:

– Нет, в тот раз я его стукнул по плечу, и рубашка у него стала – прямо хоть отнеси в химчистку. Спроси у Пейчо: он вел хронику как настоящий летописец, пока Капитан не сказал ему, что сейчас не время для стихоплетства. Я сражался в открытую, правда ведь? Ни разу не спрятался за дамбой, все время на ногах. По мне было выпущено больше всего пиратских бомб. Несколько раз попали, ну и что? Подумаешь, большое дело! Я-то напрасно бомб не тратил, уж коли стрельнул – значит, попал. Выследил Седого. Когда Торпеда запутался в кустах и упал, я прикрыл его заградительным огнем. Пираты укрылись за дамбой. Я знал, что как только Петька запасется бомбами, он вылезет точно напротив меня. Он, правда, пытался применить хитрость, сначала показался в другом месте, но я разгадал его тактику. Прицелился и залепил ему точно по черепушке...

– Петька-Брюнет! Черный Петька-Брюнет! – завопили Султан и Ваню, подпрыгивая как сумасшедшие.

Пейчо верещал самым что ни на есть тоненьким голоском. В замешательстве пираты прекратили стрельбу. Седой попробовал было вытереть грязь тыльной стороной локтя – единственно чистым местом, но только сильнее размазал ее.

Даже Еж, уж на что пират, и тот ухмыльнулся:

– Вот это да! Ты теперь на негатив похож.

У Ежа есть фотоаппарат, он разбирается в этих вещах.

– Чего? – не разобрал Седой.

– Ничего! Берегись!

Поздно, слишком поздно!

– Браво, Султан! – ликовала противная сторона. Седой даже лицом почернел. Стыд и позор – Султан в него попал! Петька присел на корточки. Не сводя с Мичмана глаз, пошарил рукой по земле. Нащупал камень, зажал в кулаке, предварительно обваляв немного в грязи. Еж заметил и схватил его за руку:

– Эй, давай без атомных бомб! Запрещены ведь!

Петька-Седой виновато вздрогнул, выпустил камень. Еж подтолкнул его камень скатился по склону и бултыхнулся в воду.

Петух:

– А помните, как я напустил на вас страху? Взял с десяток бомб и рванул в атаку по мосткам. Султан, как увидел меня, так и завопил: "На помощь! На помощь!"

– Ты, что же, хотел, чтобы я тебе "Здравствуй!" кричал?

– Да нет, только очень уж ты смешной был. И все вы пошли на меня. Но я не дрогнул, бился до последней бомбы!

– А как увидел Мичмана – на-а-а!..

И только поединок Капитана с Пиратом велся молча. Ни один из них не унижался до того, чтобы швырять бомбы в "рядовых". Только время от времени замахивались они на какого-нибудь нахала, да и то чтобы постращать, показать, что безнаказанно тут не поторчишь. Пират укрылся за доской и был неуязвим. Хороший стрелок, он имел уже на счету два удачных броска. Капитан пытался обстреливать его и с левого, и с правого фланга. Напрасно! Тогда он стал подбрасывать бомбы высоко вверх, и они отвесно падали за доской. Там Пиратик подбирал эти катышки грязи, делал из них котлетки, лепил человечков. А у Пирата бомбы подходили к концу. Он их берег, стрелял всё реже и реже.

Когда Мичман прогнал Петуха с деревянных мостков, пришла ему на ум одна идея. Седого нигде не видно – небось пошел отмываться к реке, подальше от поля битвы. Мичмана уязвило то, что Капитан получил два удара, а пиратский главарь все еще чистехонек. А что, если отвязать лодку?.. Течение отнесет ее к тому берегу, завертит – несладко придется Пирату.

Мичман все свое внимание сосредоточил на мостках. Пейчо и Султан по его приказу переместились на другой фланг, чтобы отвлечь внимание пиратов. Как паук, Мичман быстро пробежал по мосткам и, укрывшись за опорой, начал распутывать проволоку.

– Принесите бомбы! – крикнул своим Пират. Положение моряков в этом отношении было гораздо лучше.

Ваню не участвовал в сражении. Единственной его задачей

было делать бомбы и снабжать ими фронт.

– Стручок! Петух! Принесите бомбы!

– Сейчас!

Однако они не решались сразу выйти из боя

– Иди возьми бомбы! Я не буду стрелять, – благородно предложил Капитан Пирату.

Тот колебался. Не потому, что не верил Капитанову слову. Пойти – будет немного похоже на отступление. Ну, да делать нечего. Он уложил доску и выскочил на берег.

– Ура-а-а! Бегут! Бегут! – крикнул Ваню.

Пират укрылся вместе со своими за дамбой.

Мичман тем временем распутал последний узел. Почувствовал в руке и силу течения, и тяжесть старой плоскодонки. Проволока натянулась и заскользила у него между пальцами. Он отпустил ее. Приподнялся. С бешено заколотившимся сердцем, ухмыляясь, он ждал, что будет дальше.

Маленький Пиратик заметил, что лодка движется. Сначала это развеселило его, но потом, разобрав, что в лодке-то он один, малыш поднялся на ноги и пропищал в полный голос:

– Братко-о-о!

Он вылез из каюты. Берег был пуст – ни одного мальчика! На дне лодки плескалась грязная вода.

– Братко-о-о-о! А-а-а-а...

Слезы потекли ручьями, все смазали у него перед глазами. Лодка слегка покачивалась, она словно бы рада была прогуляться после столь долгих лет покоя Медленно, но неотвратимо она продвигалась к Большой реке.

Кто-то прокричал:

– Лодка!

Мичман подал голос:

– Тра-та-та! Открыть огонь!

Обе воюющие стороны повыскакивали из своих укрытий.

– Малыш! Пират побледнел.

Малыш увидел его и, расставив руки, двинулся в его сторону: через реку, через воду, но к братику!

– Сядь! – закричали с обеих сторон.

Пиратик приближался к низкому борту лодки, не переставая пищать.

Плоскодонка коснулась носом вод Большой реки.

– Сядь! Сядь! – кричали ребята.

По мосткам над Мичманом протопали пираты. Мичман, с ослабевшими вдруг руками и ногами, бледный и бессловесный, выбрался на берег. Еще на ходу он начал раздеваться, швырял одежду куда попало...

И тут Капитан бросился в холодную и мутную воду.

С железного моста увидел или, вернее, почувствовал недоброе Димо.

– Ах, чертенята этакие!

От резкой остановки вагонетки стукнулись одна о другую, послышались лязганье и звон. Димо соскочил наземь и ринулся к устью.

Для Капитана самый короткий путь был через водоворот. Он и секунды не колебался. Пересек черную поверхность водоворота и в следующий миг схватился за борт лодки точно перед Пиратиком.

– Сейчас же сядь!

– Нет! Хочу к братику! А-а-а...

Капитан оторвал маленькую ручку от борта и легонько толкнул малыша в глубь лодки Пиратик плюхнулся на широкое дно. Капитан осторожно взобрался на лодку. Волосы его падали на глаза, рубашка прилипла к телу.

Опасность была позади!

Мичман выпустил воздух из двойной шины. Все пираты перебежали по мосткам и вместе с Димо столпились на берегу Большой реки.

Капитан подхватил этот ревущий комок и уложил его в каюте.

– Только посмей высунуться отсюда! – погрозил Капитан пальцем.

– И посмею!

Из глаз и с ног его текло; малыш продолжал скулить, правда теперь немного потише, потому что устал:

– И посмею! И посмею!

Сильное течение реки подхватило плоскодонку. Ребята двигались рядом по берегу.

– Шест! Вытащи шест! – кричал Димо.

Лодка все еще была близко от берега; если Капитану удастся быстро вытащить мачту и подать ее Димо, тот наверняка притянет лодку к берегу.

– Якорь, Капитан! Сбрось якорь! – сообразил Ваню.

Это был неплохой совет. Хотя Капитан и сомневался, что якорь достигнет здесь дна, на всякий случай он все-таки бросил его. А вот мачта была прикреплена очень прочно.

– Капитан, раскачивай ее! – крикнул Мичман.

Он шел вдоль самой кромки берега, встревоженный и бледный. Он готов был кинуться в воду и прийти на помощь Капитану, но Димо сказал ему:

– Ну-ка отойди в сторону!

Наконец Капитан вытащил мачту.

– Давай! Сюда давай!

Эх, чуть-чуть не достал. Капитан оперся коленом о борт, наклонился. Плоскодонка чуть не зачерпнула бортом воду.

– Осторожней! Спокойно! – командовал Димо.

Машинист по колени вошел в реку и поймал конец шеста.

– Теперь садись! Держи крепче!

Димо начал тянуть. Старая лодка сопротивлялась, но все же помаленьку уступала. Пиратское знамя путалось под руками у машиниста, мешало ему. Он в сердцах отодрал его, швырнул в воду. Череп со скрещенными костями поплыл и скрылся за изгибом берега – никто этого даже не заметил.

Оказалось, что Пиратик – малыш с характером. Когда лодку подтянули к берегу и ребята, утопив пятки в песке, ухватились за проволоку, Капитан подал ему руку:

– Ну, шагай сюда!

Малыш шмыгнул носом:

– Ты же не велел высовываться...

А сам вцепился в Капитана. От него по рукам, будто обезьянка, перебрался к бате Димо, потом к Мичману, потом к Стручку, который перехватил его высоко над Султаном, и, наконец, обвил ручонками шею своего старшего брата. И вот тут ни с того ни с сего реванул басом, но сразу же замолк.

– Да! Разве так играют?

Пират посмотрел на Капитана. Взгляды их встретились: глаза одного улыбающиеся и светлые, второго – полные благодарности.

Машинист был не из речистых. Он строго оглядел вереницу мальчишек: замызганные, по уши в грязи, они виновато понурились. Он увидел, как бегают глаза у них, а в уголках стиснутых губ мелькают едва сдерживаемые улыбки. Только Ваню раза два поднимал глаза – проверить, все ли Димо еще злится.

– Паршивцы!.. А ты шпарь бегом до самого дома, ну! Он отжал воду из штанин, обул сандалии, постучал ногой об ногу.

– Привяжите лодку к этой вербе! Завтра приведем ее в порядок.

И пошел, – нагруженный поезд послушно ждал его на железном мосту. На ходу обернулся:

– Крепче привязывайте! Чтобы не унесло течением!

Все кивнули в ответ.

А далеко впереди Капитан мчался что было духу по дамбе.

6. БОМБЫ ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ

Может, ничего бы потом не случилось, если бы Димо тогда не работал, ребята тут же доставили бы лодку на место. Ну, разорвалось бы над ними несколько бомб замедленного действия, и все тут, и книгу можно было бы заканчивать.

Бомбы взорвались – и в стане моряков, и в стане пиратов – с треском, который очень уж походил на оплеухи (стрельба была изрядная).