Текст книги "Свет и тени (ЛП)"
Автор книги: Ананд Кумарасвами
Соавторы: Рене Генон,Фритьоф Шуон,Юлиус Эвола
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)
Ананда Кумарасвами. О МИРЕ
– Что лучшее из всего для человека, что он может просить у богов?
– Чтобы он всегда оставался в мире с самим собой.
Состязание Гомера и Гесиода, 320
«Умиротворение» Сомы – это его конец (quietus) как принципа Варуны: ср. Тайттирийя-самхита II.I.9.2, где посредством Митры жрец «умиротворяет» (śamayati) Варуну, и таким образом освобождает жертвователя от уз Варуны, и Тайттирийя-самхита V.5.10.5, где опасные божества могут засосать (dhyāyeyuh) жертвователя, и он «успокаивает» (śamayati) их при помощи подношения. Ритуальный убийца – это śamitŗ, дающий quietus (Ригведа V.43.4, Шатапатха-брахмана III.8.3.4, и т. д.). Таким же образом приношение христианской жертвы имеет своей целью искупление, установление мира с рассерженным Отцом. И в то время как умиротворение подразумевает удовлетворение или умилостивление личности, никогда нельзя упускать из виду, что мир (śānti) никогда нельзя заключить с врагом: тем или иным способом он должен быть умерщвлён как враг (хотя «убивают не врага, а его зло»), прежде чем с ним можно сделаться друзьями. Поэтому когда воля умиротворена (upaśāmyate, Майтри-упанишада VI.34), она «успокоена», и когда психофизическая самость «завоёвана и умиротворена» (jita ... praśāntah, Бхагавад-Гита VI.7) Высшей Самостью, она принесена в жертву. Страсть не может пережить достижения своего объекта; только «мёртвые», не имеющие страсти, ибо она уже осуществлена, находятся в мире, и отсюда происходит частая ассоциация со словами akāma (без страсти) и āptakāma (с удовлетворённой страстью) – см., например, Брихадараньяка-упанишада IV.3.21 и IV.4.6.
В латинском языке слово pax имеет похожее зловещее значение (хорошо видимое в случае империалистических войн во имя «умиротворения»): оно связано со словами pangere, paciscor и санскритским словом pāśa, «плен, неволя» (особенно о смерти). Английское слово dispatch (особенно в смысле «убивать») содержит тот же корень: жертва – это «мгновенная смерть» (happy dispatch) именно потому, что она освобождена от плена или от наказания, наложенного законом. Мирный договор – это вещь, навязанная (первичное значение слова pangere) врагу: только в той мере, в какой враг, считающийся бунтарём (если война является справедливой, а победа – победой права, а не силы, как и предполагалось во всех традиционных испытаниях, включая испытания одиночным и не только боем), раскаивается и охотно подчиняется путам, накладываемым на него, «мир» действительно становится «соглашением», śānti a sajňāna, и именно поэтому «согласие» жертвы всегда обеспечено: ср. Шатапатха-брахмана XIII.2.8.2, где словосочетание «они приходят к согласию» (samjňāpayanti) означает, что они убивают жертву. В этом случае «враг» на самом деле воскресает как «друг»; или, другими словами, «убит» не он сам, а его зло.
Таким образом, существует такой род мира (который я в другом месте назвал «смертоносным» [internecine]), который может быть понят очень легко, но существует также и другой вид, который «превосходит всякое понимание». Именно мир по соглашению является реальным и может пройти испытание временем – и именно по этой причине Ганди хотел, чтобы англичане уступили, то есть принесли в жертву своё владение Индией по собственной воле, а не были бы принуждены к этому силой. То же самое касается священной войны Духа с чувственной душой: если необходимо «единство в союзе мира» (Еф. 4: 3), то душа должна «привести себя к смерти», а не просто быть подавленной force majeure насильственного аскетизма и епитимьей. И похожим образом дело обстоит в случае «войны полов», которая является лишь особым случаем войны Духа с Душой.
Ананда Кумарасвами. СМЫСЛ СМЕРТИ
Смысл смерти неразрывно связан со смыслом жизни. Наше животное существование принадлежит лишь текущему дню, но наш рассудок принимает во внимание и завтрашний день. Отсюда, поскольку наша жизнь является интеллектуальной, а не только чувственной, перед нами неизбежно встаёт вопрос: что происходит с «нами» по ту сторону смерти. Это, очевидно, такой вопрос, на который может быть получен ответ при условии, что мы знаем, кем «мы» являемся сейчас – смертными или бессмертными. Это вопрос ценности, приписываемой нами, с одной стороны, нашей убеждённости в том, что мы – «этот человек, такой-то и такой-то», и, с другой стороны – нашему убеждению в нашем безусловном существовании.
Вся традиция Philosophia Perennis, как восточная, так и западная, древняя и современная, проводит чёткое разделение между существованием и сущностью, становлением и бытием. Существование такого-то человека, говорящего о себе «я», – это поток мгновений сознания, и любые два мгновения всегда будут отличаться друг от друга. Другими словами, в каждый момент человек разный. Нам известны только прошлое и будущее, но никогда настоящее, и поэтому никогда нет такого мгновения, о котором мы можем сказать, что мы (или что-то иное) «существуем». Как только мы спрашиваем, что это такое, оно уже стало чем-то другим, и так происходит только потому, что изменения, происходящие за любой краткий период, обычно незначительны, и мы принимаем непрерывный процесс за настоящее бытие.
Это справедливо как для души, так и для тела. Наше сознание – это поток: всё течёт, и «никогда нельзя войти в одну и ту же воду дважды». Более того, будучи рассмотренным отдельно, каждый поток сознания имеет своё начало, и, следовательно, должен иметь и конец. Даже если мы допустим, что индивидуальная непрерывность сознания может пережить разложение тела (что было бы вполне понятным, если полагать, что существует многообразие вещественных основ более тонкого порядка, чем «материя», о которой нам обычно сообщают наши чувства), очевидно, что такое «сохранение личности» не предоставляет никаких доказательств вечного существования. Вселенную, сколько бы различных «миров» (то есть совместимых месторасположений) она ни охватывала, нельзя мыслить отдельно от времени. Например, мы не можем спросить, что Бог делал до того, как он создал мир, или что он будет делать после его конца, потому что мир и время сопутствуют друг другу, и о них нельзя думать как о чём-то отдельном друг от друга. Если мы предположим, что у Вселенной было начало, мы также должны признать, что она встретит свой конец, и больше не будет ни времени, ни пространства, и это будет означать, что всё существующее во времени и пространстве рано или поздно должно прийти к своему концу. Мы подчёркиваем это утверждение, потому что важно осознавать, что спиритуалистские «доказательства» сохранения личности, даже если признать их обоснованность, являются доказательствами не бессмертия, а лишь продления личного существования. Предполагать сохранение личности после смерти означает только откладывать проблему смысла смерти.
Вся традиция, о которой я говорю, признаёт, таким образом, соглашаясь в этом отношении с мнением «материалистов» и людей, считающих, что после смерти нет ничего, что для такого-то человека с таким-то именем, внешностью и качествами, возможности бессмертия нет; его существование при любых условиях всё время меняется, а «всякое изменение – это смерть». На основании как авторитета, так и разума мы говорим, что «этот человек» смертен, и что «после смерти сознания нет». Всё, что родилось, должно умереть; всё сложное должно распасться, и было бы тщетно скорбеть о том, что укоренено в самой природе вещей.
Но на этом рассмотрение вопроса не заканчивается. Это верно, что ничто, смертное по природе, не может стать бессмертным, какое бы время оно ни длилось. Традиция, однако, настаивает, что мы должны «познать самих себя», чем и кем мы являемся. Путая нашу интуицию бытия с сознанием бытия таким-то и таким-то, мы, возможно, забыли самих себя. Это по сути случай амнезии и ложной идентичности. Давайте вспомним, что «личность» в первую очередь является маской и принятым на себя образом, что «весь мир – театр», и что весьма по-детски заблуждаться и полагать, что dramatis personae[93]93
Главные герои драмы (лат.) – прим. перев.
[Закрыть] – это личности самих актёров. С точки зрения нашей традиции, декартовское cogito ergo sum[94]94
* Мыслю, следовательно, существую (лат.) – прим. перев.
[Закрыть]* абсолютно non sequitur[95]95
** Нелогичное заключение (лат.) – прим. перев.
[Закрыть]** и является порочным кругом в аргументации. Ибо я поистине не могу сказать cogito («я мыслю»), я могу сказать только cogitatur («мыслится»). «Я» не думает и не видит, и только лишь Иной видит, слышит, думает во мне и действует через меня: Сущность, Огонь, Дух, или Жизнь, которая не более «моя», чем «твоя», но которая сама по себе никогда не становится кем-то; принцип, который придаёт сущность и оживляет одно тело за другим, и нет никого другого, кто переходит из одного тела в другое. Он нерождённый и не подверженный смерти, хотя и главный во всякой жизни и смерти («Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего»[96]96
*** Мф. 10: 29. – прим. перев.
[Закрыть]***). Это Жизнь, которая проживается dove s'appunta ogni ubi ed ogni quando[97]97
Там, где слились все «где» и все «когда» (итал.). Цитата из «Божественной комедии» Данте (Рай, 29:12). – прим. перев.
[Закрыть], место без измерений, и настоящее без продолжительности, эмпирическое существование которого невозможно, и которое можно познать только непосредственно. Эта Жизнь – это тот «Дух», который мы «испускаем», когда человек умирает, и дух возвращается к своему источнику, а прах – к праху.
Вся наша традиция повсюду утверждает, что «в нас существуют двое»: платоновская смертная и бессмертная «души», иудейская и исламская nefesh (nafs) и ruah (ruh), «душа» и «душа души» Филона, египетские фараон и его ка, китайские внешний и внутренний мудрец, христианские внешний и внутренний человек, психе и пневма, и ведантическая «самость» (атман) и «бессмертная самость» (asya amrta ātman, antah purusa); одна – это душа, самость или жизнь, которую Христос требует «ненавидеть» или «отрицать», если мы следуем за ним, а другая – душа или самость, которую можно спасти. С одной стороны нам приказывают «Познай самого себя», а с другой – «Тот (твоя бессмертная Самость) – это ты». И возникает вопрос: в ком, когда я отправляюсь в мир иной, я должен следовать? В себе самом или в бессмертной Самости?
От ответа на этот вопрос зависит ответ на вопрос «Что происходит с человеком после смерти?». Однако из того, что было сказано, очевидно, что это двусмысленный вопрос. О ком спрашивается – об этом человеке или Человеке? В случае этого человека мы можем только ответить вопросом: «Что из него может спастись, кроме его наследия в его потомках?», а в случае Бессмертного – только вопросом «Что из него может умереть?». Если в этой жизни – и «после истечения срока шансы исчезают» – мы вспомнили нашу Самость, то «тот – это ты», но если нет, то «велики разрушения».
Если мы познали того Человека, мы можем сказать вместе со св. Павлом: «и уже не я живу, но живёт во мне Христос»[98]98
* Послание к Галатам, 2:20. – прим. перев.
[Закрыть]. Кто бы ни мог сказать это или нечто подобное на любом другом диалекте der einen Geistessprache[99]99
** Языка духа (нем.) – прим. перев.
[Закрыть], это тот, кого в Индии зовут дживан-мукта, «свободный здесь и сейчас». Павел объявил о собственной смерти – слова «смотрите, вот идёт мёртвый» могли бы относиться к нему. Что от него осталось, когда тело перестало дышать, кроме Христа? Того самого Христа, что сказал: «Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах»[100]100
*** Иоанн, 3:13. – прим. перев.
[Закрыть].
«Царствие Божие только для совершенно мёртвых» (Мейстер Экхарт, Evans ed., 1, 419). Итак, согласно словам того же мастера, «душа должна умертвить себя». Ибо что ещё означает «ненавидеть» и «отрицать» себя? Разве неверно, что «всё Писание вопиет, требуя свободы от себя»?
Come l’uomo s'eterna?[101]101
Как человек восходит к жизни вечной? (итал.). Цитата из «Божественной комедии» Данте (Ад, 15:85). – прим. перев.
[Закрыть] Традиционный ответ можно дать словами Джалалу’д-дина Руми и Ангелуса Силезиуса: «Умри прежде, чем умрёшь». Только мёртвые знают, что значит быть мёртвым.
Юлиус Эвола. ПРОБЛЕМА БЕССМЕРТИЯ
На следующих страницах мы кратко продемонстрируем, как вопрос жизни после смерти и даже бессмертия представляется с инициатической точки зрения. Эта перспектива, как уже было сказано, по своей сущности является перспективой опыта и реальности.
Первое, что следует сказать – это спросить: для чего, для какой сущности возникает вопрос о жизни после смерти? Здесь мы говорим не о какой-то абстрактной сущности из философии и теологии, а о том, что существует конкретно – а именно о том, что может быть названо живым сознанием. Это отдельное сознание, которое на практике выводит чувство себя из своего отношения к объединённому психофизическому организму, а также и чувственного опыта в общем.
Невозможно легкомысленно утверждать о жизни после смерти, даже если не о бессмертии, такого сознания. Необходимо принять во внимание степень, до которой способности такого сознания, включая те, которые являются основой его организационного единства, затрагиваются телесными зависимостями. Мы можем видеть, что уже во сне из-за исчезновения чувственных впечатлений также исчезает и сознание, или же оно остаётся только в сокращённой форме обычного сна. Верно, что после пробуждения сознание возвращается, но это происходит только потому, что сохраняется органическое единство. Однако не стоит игнорировать данные патологии. Некоторые болезни постепенно воздействуют на это органическое единство, прогрессируя и отступая, заставляя человека вновь чувствовать здоровье и жизнь, но, тем не менее, продолжая своё течение. Было верно замечено, что в таких случаях у человека возникают последовательные впечатления рождения и смерти. По мере того, как болезнь прогрессирует, больной чувствует своего рода опыт умирания. При помощи того, что в математике называют сходимостью к пределу, он подходит достаточно близко к смерти, чтобы ощутить её предчувствие, испытываемое как погружение и растворение[102]102
Об этих опытах предчувствия смерти при некоторых болезнях организма см. J. M. Guyau, Esquisse d'une morale sans obligation ni sanction, Paris, 1885, ch. I, sect. I, para. II.
[Закрыть]).
Действительно, было бы необоснованно ожидать чего-либо другого, так как мы имеем дело с сознанием, связанным с животной жизненной силой. Следовательно, вопрос нужно поставить по-иному: мы должны посмотреть, в каких случаях и при каких условиях мы можем найти в личности нечто действительно иное – нечто большее, чем то, что обычно называется живым сознанием. Здесь инициатическое учение чётко отличается от большей части религиозных взглядов (по крайней мере, в их экзотерическом смысле), так как оно не ставит вопрос жизни после смерти и бессмертия абстрактно и в общем – для человека в общем, а скорее обращает внимание на различные возможности и условия.
Если мы действительно имеем дело не с организованным и централизованным сознанием, – с таким, которое мы имеем в виду, когда мы говорим о «Самости», – то можно в общем признать, что после кризиса и погружения смерти что-то сохраняется. Как физический организм не исчезает в пространстве, а сначала оставляет после себя труп, так и продукты его разложения, следующие разнообразным химико-физическим законам, во многом таким же образом должны прилагаться к «психической» части человека: после смерти «психический» труп или некий вид отпечатка личности ушедшего какое-то время сохраняется, что в некоторых случаях может вызвать разнообразные проявления. Эти проявления или самого психического трупа, или каких-то его частей (если произошла его последующая дезинтеграция) наивно принимаются спиритуалистами за «эмпирические» доказательства жизни души после смерти; однако при более подробном изучении они демонстрируют противоположное. Автоматический характер этих сохраняющихся и теперь уже безличных сил не препятствует этим проявлениям иметь некоторую интенсивность. Например, таков случай, когда пробудившиеся в течение жизни чувства, страсти, глубокие наклонности лелеялись до самой смерти. Именно эти силы несут пустой образ усопшего, замещая его «Самость», как и происходило, в конце концов, в течение его жизни, хотя и в меньшей степени. Это всегда «стихийные» действия, которые не имеют ничего общего с тем, что может быть названо духовной личностью усопшего[103]103
Есть и другой случай, при котором психические остатки и отпечатки одушевляются и присваиваются тёмными силами из другого мира. Этим можно объяснить бóльшую часть парапсихологических феноменов, чем можно было бы подумать. В итоге, существуют и возможности, предоставляемые некромантией, в которой оператор одалживает свою жизнь и «Самость» призраку, временно поднимая его с уровня теневого существования, в античных традициях соответствовавшего Гадесу.
[Закрыть].
Использование последнего выражения требует разъяснения, так как оно, очевидно, подразумевает нечто большее, чем то, что называется живым сознанием. В онтологическом контексте ясно, что без связи с трансцендентным принципом не только человек, но и всякое существо в природном мире не может иметь существование, даже иллюзорное. С инициатической точки зрения человек ощущает «Самость» именно из-за отражения высшего принципа; и обусловленная природа обычного сознания может быть понята как существующая между отражённым образом и средствами, при помощи которых этот образ формируется. Между этими двумя вещами существует строгое отношение, которое определяет и даже организует то, что в индуистской традиции называется «Самостью стихий», или, точнее, «сансарической Самостью»[104]104
Очень выразительный термин, используемый гностиками, чтобы описать сам этот принцип – это «поддельный дух».
[Закрыть], в то время как соответствующим понятием в античной терминологии будет душа в противоположность nous – уму, понимаемому как олимпийский и вечный принцип.
Разбивание зеркала не влияет на объект, отражаемый в нём, но его образ исчезает. Именно так нужно понимать феномен смерти в том случае, когда он имеет только отрицательный исход, как было сказано относительно живого сознания. В этом случае то, что имеет природу сансарической Самости, погибает. Выражаясь точнее, происходит радикальное изменение состояния: кроме вышеупомянутых душевных и психических остатков, являющихся непроизвольными движениями, продолжающими существовать по инерции, то, что есть по существу жизнь сансарической Самости, поглощается в субличностный «род», который можно определить как «корневую сущность». На этом плане, опять же, можно понять жизнь после смерти sui generis[105]105
Своего рода (лат.) – прим. перев.
[Закрыть], так как эта сущность не только дала жизнь определённому телу, но может давать её и другим, как до, так и после неё. При разложении данного психофизического конгломерата и отражения Самости, несомого им, эта сила сохраняется, становится скрытой, как потенциал огня, который можно разжечь вновь, что означает нового индивида, новое существование. Естественно, этот случай не ограничивается не только нашим видом и биологическим родом, но также и жизнями, произведёнными той же кровью при помощи полового размножения. Существа, являющиеся разными проявлениями этой сущности, за очень редким исключением могут показаться совершенно посторонними друг другу. Их соединяет связь, не воспринимаемая физическими чувствами; невидимые узы, не имеющие материальной основы. Здесь мы должны ограничиться этим кратким упоминанием, необходимым для общей ориентации, так как проблема отношений между различными наследиями, которые человек воплощает, увела бы нас далеко от нашего вопроса; впрочем, её можно рассмотреть в другом случае.
Так или иначе, не самой последней причиной этого упоминания является необходимость рассеять непонимание насчёт перевоплощения (реинкарнации): точку зрения, которая, несмотря на мнения многих современных «спиритуалистов» и теософов, вовсе не соответствует эзотерическому учению. То, о чём, как кажется, говорится во многих западных и восточных текстах – это лишь символический и популярный способ выражения доктрины с совсем иным смыслом. Говоря в общем, «сансарическая самость» (которая в подавляющем большинстве случаев является чьей-то «самостью») не может перевоплотиться. Это было бы явным противоречием, потому что относительная идентичность такой самости состоит только в функции данного психофизического организма, а именно в функции данного сочетания, которое, разложившись, никогда больше не появится в таком же виде, как раньше. То, что продолжается в серии существований – это не то, что создано, но создающая сила, а именно доличностная сила, упомянутая выше. Другими словами, если «самости», обретшие форму в различных существованиях этой серии, называть А, Б, В и так далее, то А не перевоплощается в Б, а затем в В и так далее: именно сила, действующая в А, и в которой А растворяется, проявляется в Б, затем в В, и так далее. Продолжительность касается исключительно этой силы, не являющейся ни Самостью, ни живым сознанием. Однако, если в силу какого-то чуда А (Самость данного существования) могла бы увидеть перед собой Б и В, а именно сущности, являющиеся её предполагаемыми «перевоплощениями», они бы показались (и должны были бы показаться) ей чуждыми сущностями, совершенно другими людьми или самостями, отдельными от неё в пространстве.
План, на котором перевоплощение может быть истинным, – это план сансары (мир Вод, эллинский «цикл необходимости»), и, таким образом, она не имеет ничего общего с планом духовной личности. И, говоря мимоходом, есть серьёзные причины с подозрением относиться к любой доктрине, в которой важную роль занимает идея перевоплощения, только если её цель не является практической – то есть создать основу для подчёркивания совершенно противоположного направления, ведущего к «освобождению». Я не отрицаю, что существует особые виды опыта, которые могут предоставить доктрине перевоплощения нечто вроде доказательства: это просто вопрос их правильной интерпретации. Подобный опыт стал сегодня крайне редким, особенно на Западе, из-за того факта, что индивидуальная Самость принимает всё более жёсткую форму, навечно закрываясь в себе. Однако благодаря некоторому неожиданному озарению или при помощи инициатических практик имеется возможность устранить это ограничение и получить определённое осознание глубинного корня собственной жизни. В этом случае восстаёт сансарическое сознание, которое может даже походить на память: в глубоком, доличностном слое действительно существует память других сущностей, которые в перемежающемся ряду «Самостей» восстают как эфемерные проявления того же неистощимого ствола. Но их единственный смысл – это временное устранение индивидуального сознания и своего рода «нисхождение в ад». Это соответствует от случая к случаю или регрессии, или определённой (почти реальной) надындивидуальности. Действительно, после устранения предела индивидуального сознания то же сознание, будучи пробуждено, будет потеряно, как во сне, и никакой опыт будет невозможен. Только из-за своего рода эха более древних состояний сансарическое сознание сохранилось на Востоке, что ослабило чувство единственной земной жизни Самости, которое на Западе представляет собой обычную точку зрения. Но если мы говорим не о регрессии или гранях сознания, которое не было полностью определено и стабилизировано, сансарическое сознание нужно считать формой инициатического сознания. Читатель может вспомнить, что в оригинальных буддистских текстах, где упоминается о видениях множественных жизней, это воспоминание связано с недвусмысленным путём к стадиям высшего созерцания. Это опыт, который предполагает отстранённость.
Сейчас мы достигли самого сердца инициатической проблемы жизни после смерти и доктрины обусловленной природы как жизни после смерти, так и бессмертия. Чтобы описать Самость, мы использовали образ отражения, связанного со средствами, при помощи которых это отражение происходит. Теперь мы можем представить возвращение от отражения к его источнику, что подразумевает отделение, отвлечение, отстранение, соответствующее изменению состояния и глубокому кризису. Происходит более или менее то же самое, что и при смерти: обычая поддержка, предоставляемая телом и сансарической жизненной силой, пропадает. Такова инициатическая смерть, которая вполне может быть описана как смерть, в сущности, реализованная экспериментальным путём и случающаяся после того, как инициат наделяется силой, способной поддержать его сознание[106]106
Герметическое separatio (отделение), которое в текстах описывается как «умерщвление» или «смерть», имеет именно этот смысл. Мы можем также вспомнить слова св. Павла (Евреям 4:13): «слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные». Ориген (De principiis, III, 3) говорит о душе плоти – сансарической Самости – как о противоположной духу, добавляя, что она связана с «кровью человека». Ср. инициатическое выражение «охладить кровь».
[Закрыть]. Тот, кто прошёл через эту смерть, больше не является просто человеком: он более не связан индивидуальной формой, его «Самость» является более не отражением, а сущностью. Он актуализировал «духовную личность». После этого поддержки физического тела и чувственного опыта может быть недостаточно без растворения и гибели индивидуального сознания. Таким образом, реализуется положительное условие выживания после смерти, и это может быть в итоге подтверждено перепроверкой. В определённых условиях можно вызвать состояния, в которых можно сказать: «Всё, что идёт ко мне из мира чувств, подавлено, и тем не менее я воспринимаю своё сознание как ясное, прозрачное и неуловимое». Что касается конкретного характера инициатической трансформации, будет достаточно вспомнить высказывание, шокировавшее многих людей в уже «просвещённой» Древней Греции, а именно то, что если преступник пройдёт инициацию Элевсинских мистерий, его судьбу после смерти нельзя сравнить с судьбой, ожидающих самых добродетельных или знаменитых людей, таких, как Эпаминонд. Действительно, слон никогда не сможет стать котом, что с ним ни делай: это два разных вида. Инициатическая мистерия – это именно мистерия метаморфозы, перехода от одного вида к другому.
Здесь мы должны подчеркнуть, что сознательная жизнь после смерти не должна автоматически пониматься как бессмертие. Это ведёт нас обратно к теории об иерархии миров и состояний бытия, и также к так называемым циклическим законам. Мы только кратко упомянем здесь о них. Бессмертным в абсолютном смысле является только Необусловленное, принцип за пределами всякого проявления. Таким образом, бессмертие существует только в качестве «олимпийского» бессмертия в высшем смысле, происходя из состояния единства с Необусловленным. Те, кто уже реализовал условия для жизни после смерти, могут стремиться к высшей цели. Но не факт, что они её достигнут. Можно попытаться при жизни достигнуть полного «освобождения», что делает бессмертным. Некоторые возможности предлагаются в момент смерти. Другие предлагаются в посмертных состояниях, в которых знание и сознание инициата, в отличие от обычных людей, продолжают существовать. Чтобы достичь бессмертия, необходимо сжечь все тенденции, которые побуждают занять то или это сверхчеловеческое «место» («ангельское», можно сказать, или «небесное»), так как всё это с инициатической точки зрения всё ещё принадлежит к проявленному, обусловленному состоянию, а не к необусловленному, и не имеет «вечного» характера. Если бы борьба за бессмертие проходила в действительно магическом контексте, задача состояла бы в сопротивлении встречающимся на пути существам (это олицетворение определённых видов существования) при помощи создания более высокой интенсивности, чем создаваемая ими. Здесь принцип состоит в том, что при создании отношения неспособность господствовать сразу же означает подпадание под чужое господство, и отсюда – связанность данными внешними условиями. Но даже на магическом пути на самой вершине сила должна быть преобразована в чистый свет, в «освобождение».
В общем, необходимо проследить ясную линию разделения между теми, кто переживает смерть и «бессмертными» с одной стороны, и подавляющим большинством людей с другой. Это признавали не только инициатические школы, но также почти все древние религии. Мысль о том, что всякий обладает «бессмертной душой», понимаемой, более того, как копия живого сознания и индивидуальной земной Самости, является настоящей идеологическим заблуждением, хотя её пользу в качестве опиума для масс временами нельзя отрицать.
То, что способно пережить смерть и быть бессмертным – это не «душа», а ум как nous, как сверхъестественный элемент. Но рассуждать о нём и говорить, что он неразрушим и вечен, бесполезно, если нет контакта и непрерывности между сознанием, живущим в сансарическом отражении, и подобным принципом. «Душа» может пережить смерть, только если она присоединяется к «уму», становясь постоянной и неизменной душой, упомянутой Агриппой. Это metabole, изменение полярности, в которой начальной точкой является инициация. Душа, вместо склонности к естественному бытию, склоняется к сверхъестественному бытию и становится единой с ним. Таким образом создаётся новая форма, которую не затрагивает смерть. Когда тело разлагается, эта форма, а не призрачный остаток, становится свободной, как «тело» вечного света. Оно соответствует энергии, которая при помощи соответствующих трансформаций в итоге проявится на плане бытия, соответствующему «знанию» и «достоинству» инициата. Кроме того, всё содержание индивидуального сознания, присоединённого к постоянной и неизменной душе, избежит смерти и создаст своего рода субстрат непрерывности, который в этой связи, как полагает Агриппа, также является активным принципом в любом действии высшей магии.
