Текст книги "Трое в одном"

Автор книги: Амит Залуцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Подпоручик облегчённо вздохнул.

– Ну, это п-пустяки. А я уж, признаться, подумал, как бы чего худшего не вышло. Мне ведь долго болеть нельзя, господин доктор. В п-полк надо возвращаться. Д-долг службы, так сказать…

Александр Иванович медленно поднялся со стула.

– Так вы, дорогой мой, сейчас отдыхайте, – сказал он, – а завтра мы с вами ещё побеседуем. Покойной ночи!

Он хотел было протянуть подпоручику руку, но во время вспомнил, что в девятнадцатом веке это было непринято. Тогда он постарался отвесить точно такой же поклон, какой отвесил ему Кошкин, и вышел.

Глава 8. Что делать с больным?

Дома Александра Ивановича ждал Асылбек.

– Звонила Лена, – сообщил он. – Хотела узнать, как здоровье Бориса. Интересовалась, когда ты придёшь. Я сказал, что поздно. Она зайдёт к нам.

– Очень кстати! – довольно сказал Орлов. – Она как раз мне сегодня очень нужна. А Мамедов не звонил?

– Нет.

– Придётся позвать его сюда.

Профессор снял трубку, набрал номер и, когда хирург ответил, коротко сказал:

– Прошу вас, Акбар, немедленно зайдите ко мне… Да, очень важные новости… Ну, голубчик, об этом я скажу вам потом, когда придёте! Так жду.

Асылбек с удивлением следил за стариком. Значительность тона, каким профессор разговаривал со своим ассистентом, взволновала юношу. Может быть, что-то случилось с Борисом?

И Асылбек осторожно спросил:

– Как Боря, дедушка?

Старик, не отвечая, подошёл к столу, тяжело опустился в своё любимое кресло и кивком головы указал Асылбеку на стул.

– Садись, Асыл. И давай поговорим. Поговорим начистоту о твоём бывшем друге.

– Почему же бывшем? – встревоженно спросил Асылбек. – Ты уже второй раз говоришь это слово. Почему?

– Потому что Бориса Стропилина больше не существует, – сурово сказал Орлов.

Асылбек вскочил с места, но профессор решительным жестом руки заставил его сесть.

– Значит, операция не удалась? – тихо спросил юноша. – Зачем же ты обманул нас?

– Операция удалась. Удалась блестяще. И в этом я вас не обманул. И всё-таки Бориса Стропилина не существует. Осталось только его тело. Но в этом теле ожил совершенно другой человек. По странной случайности, с тем же именем. Тоже Борис, только не Стропилин, а Кошкин. Подпоручик николаевской армии.

Асылбек в изумлении смотрел на старика.

– Я… Я ничего не понимаю, дедушка, – растерянно пробормотал он.

– Я сделал пересадку мозга… – начал было Александр Иванович, но, заметив навернувшиеся на глаза юноши слёзы, осёкся и мягко добавил: – Не надо, мой мальчик… В конце концов можешь считать, что твой друг в какой-то мере жив: ведь мы же спасли его тело.

– Но ведь это уже не Борис Стропилин, – с трудом сдерживая слёзы, проговорил Асылбек.

– Ну, а если бы вместо пересадки мозга пришлось делать пересадку сердца? – возразил Александр Иванович. – Ведь тогда бы ты не горевал, а только бы радовался. В конце концов и мозг – лишь часть целого организма. Мы с полным правом можем принять две версии: во-первых, существует твой друг с изменённой психикой и, во-вторых, существует подпоручик Кошкин с телом твоего друга. И то и другое в равной мере будет правильным. Я сказал тебе, что твоего Бориса не существует, но точно с таким же правом я могу и утверждать, что спас твоего друга от смерти, наделив его иным мозгом… Погоди! Куда ты?

Асылбек резко встал и, наклонив голову, быстро вышел из комнаты. Профессор вздохнул и задумался…

Юноша долго стоял на крыльце, подставляя разгорячённое лицо прохладному ветру.

Самые противоречивые чувства овладевали им. Он был потрясён известием о гибели своего друга и в то же время почему-то никак не мог поверить в реальность этой гибели. Человеку свойственно даже в самый тяжелый для него момент жить надеждой на что-то лучшее. Так и теперь отчаяние Асылбека постепенно сменялось надеждой, что Борис всё-таки жив.

Юноша знал, что скоро он увидит того, именно своего Бориса. Он услышит именно его голос, сможет дотронуться именно до его сильной руки. А если наткнётся на совершенно иные рассуждения, на мысли, совершенно не свойственные тому Борису?… Ну что ж… Когда человек сходит с ума, бывает то же самое. Но ведь никто не считает такого человека погибшим…

Когда Асылбек вернулся в комнату, Александр Иванович по-прежнему сидел в кресле.

– Расскажи мне, как это произошло? – попросил Асылбек, усаживаясь против него.

Старик внимательно посмотрел на юношу. Потом спросил:

– Ты помнишь, в каком состоянии привёз в клинику своего друга?

– Да, – тихо ответил Асылбек. – У него был пробит череп. И мне даже показалось, что Борис был уже мёртв.

– Ты не ошибся – он был мёртв. Но видишь ли, голубчик, в медицине необходимо твёрдо различать следующие этапы процесса умирания. Прежде всего угасают функции высших отделов центральной нервной системы. Наступает агония. Постепенно останавливается сердце, прекращается дыхание, и внешне как будто наступает смерь. И всё-таки это ещё не смерть! На каком-то чрезвычайно низком уровне ещё продолжаются, так сказать, обменные процессы, которые показывают, что жизнь ещё не угасла. Тебе понятно, Асыл?

– Понятно…

– Смерть как будто бы наступила, но где-то там, в самой глубине организма, чуть теплится крохотная искорка жизни. В отличие от полной, биологической смерти, такое состояние называется у нас, медиков, клинической смертью. И вот задача врача: раздуть эту крохотную искорку в новое пламя жизни.

– А сколько же времени может продолжаться состояние этой клинической смерти?

– Быстрее всего гибнет мозг. До сих пор существовало мнение, будто наиболее важные клетки мозга, главным образом кора больших полушарий, не могут жить без крови, богатой кислородом, более пяти-шести минут. После этого срока в них наступают такие изменения, которые уже приводят к гибели мозга. До сих пор ещё считалось, что невозможно задержать этот быстро наступающий распад корковых клеток.

– Почему ты говоришь «до сих пор»? – спросил Асылбек.

– Потому что я теперь твёрдо знаю: есть метод, который устраняет эти неизбежные изменения, приводящие к гибели мозга.

– Это твой метод?

– Нет, не мой. Этот метод был открыт сто с лишним лет назад. Им владел единственный в мире человек. И я теперь понимаю, что это был гениальный врач. Сколько открытий он бы сделал, если бы не погиб!

– Кто же это? Неужели твой дед?

– Да, он.

Профессор помолчал и посмотрел на висящий портрет молодого человека в офицерской форме.

– Полковой лекарь… Родись он в другое время, он был бы учёным с мировым именем…

Александр Иванович вздохнул и снова обратился к Асылбеку:

– Помнишь, я тебе как-то рассказывал о его удивительном способе сохранения тканей человеческого тела?

– Помню. Но ты о мозге не сказал ни слова. Почему ты об этом молчал?

– Потому что я и сам ничего о нём не знал до последнего времени. Этой необыкновенной операции помогла случайность. Во время разговора с Акбаром, когда ты привёз Стропилина в клинику, я понял, что нужно либо отказаться от всяких попыток вернуть жизнь пострадавшему, – ведь мозг его был поражён настолько, что нечего было и думать о его лечении, либо нужно делать чрезвычайно сложную и смелую операцию пересадки головного мозга.

И профессор рассказал юноше, как было принято решение использовать мозг, хранящийся в коллекции, и как в результате этой операции воскрес подпоручик Кошкин.

Несколько секунд Асылбек молчал. В его сознании никак не укладывалась мысль о существовании какого-то другого Бориса. Тем не менее первая горечь от страшного известия уже притупилась. Он смирился с этим несчастьем, утешившись тем, что Борис всё-таки не погиб. И теперь его всё больше и больше охватывало другое чувство: острое любопытство. Ещё бы! Он сразу понял, что стал свидетелем величайшего события: впервые в истории человечества учёным удалось воскресить мозг давным-давно умершего человека.

Он тихо спросил:

– Но кто же он такой, этот Кошкин?

Профессор пожал плечами.

– Пока ещё я мало знаю его. Но если судить по первому разговору, пожалуй, это довольно заурядный офицерик. Типичный солдафон. К тому же, кажется, пьянчужка. Но дело не в этом. Я вот, Асылбек, одного боюсь…

– Чего?

– Как бы наш Кошкин не заболел от множества новых, необычайных для него впечатлений.

– Ты хочешь сказать, что на его мозг могут подействовать впечатления от тех громадных перемен, которые произошли в нашей жизни за столетие?

– Вот именно. Подпоручика Кошкина придётся очень осторожно знакомить с окружающей обстановкой. Иначе его мозг может не выдержать.

– Но как ты это хочешь сделать?

– Видимо, Кошкина придётся отправить в такое место, где бы он чувствовал себя относительно свободным. И в то же время за ним нужно неустанно следить и оберегать от ярких впечатлений. Ему необходимо какое-то общество. Нужны люди, которые бы не удивлялись его странному поведению, а незаметно помогали постененно стать настоящим современным человеком. Ему нужен не просто обслуживающий медицинский персонал, – ему нужны друзья. Понимаешь?

– Понимаю, – тихо ответил Асылбек.

– Одним из этих друзей станешь ты.

– Я?!

– Да. Не удивляйся. Я прошу тебя об этом. Только поэтому я и рассказал всё откровенно. Ты должен понять – пока это тайна. Никто, кроме узкого круга специалистов, не должен пока знать об этом опыте. Понимаешь, Асыл?

Юноша пообещал:

– Конечно, я никому об этом не расскажу!

– Смотри. Теперь о моей просьбе. Ты был дружен с Борисом Стропилиным, постарайся подружиться и с Борисом Кошкиным. Конечно, тебе сначала будет неприятно чувствовать в хорошо знакомом человеке совершенно неизвестный и, я бы сказал, чуждый тебе ум. Но ты должен преодолеть в себе эту неприязнь, Асыл.

– Постараюсь, дедушка.

– Он – дворянин. Человек недалёкий и, как говорится, с предрассудками людей своего времени. Он способен в любую минуту оскорбить тебя, если узнает, что ты человек совершенно другого класса, что твой отец был простым чабаном. Словом, хватит ли у тебя выдержки, чтобы преодолеть всё это?

– Хватит! – твёрдо ответил юноша.

Его глаза уже загорелись любопытством и нетерпением. Ему льстило, что старый профессор возлагает на него такую большую ответственность. И Асылбек про себя тут же решил: чтобы не случилось, но он сделает всё, что в его силах!

В коридоре коротко зазвенел звонок.

Асылбек спохватился:

– Это, наверное, Лена!

Но это был Акбар. Запыхавшийся, взволнованный, он вошёл в комнату, щурясь от яркого света, взглянул на профессора и быстро спросил:

– Больной заговорил?

– Да.

– Кем же он оказался?

– Подпоручиком Кошкиным.

И Александр Иванович подробно рассказал Акбару всё, что удалось ему узнать от больного.

– Что же будем делать дальше? – помолчав, спросил Акбар. – Теперь он почти здоров. Ведь не будешь вечно держать его в такой строгой изоляции… Может быть, сказать ему всю правду?

Орлов усмехнулся:

– Но вы представляете, как он её воспримет? Это невежда! Он верит и бога, в чёрта, в нечистую силу. А вы ему о воскресении сообщить хотите. В его голове воскреснуть мог только Иисус Христос. И то сразу же после распятия, а не через сто лет. Нет, голубчик, никак нельзя! Он будет просто потрясён, травмирован. Это может плохо кончиться…

– Чёрт знает что! – с досадой сказал Акбар. – Воскресили человека, а что с ним делать – неизвестно.

– Что делать? Научить жить! Сделать его полноценной личностью. Сначала мы создали человека для самого себя, а теперь надо его создать для общества.

– Но как?

– Нужно создать для него совершенно особую среду, – ответил Орлов. – Кое-что я перед вашим приходом уже рассказал Асылбеку. Он нам поможет.

И профессор начал излагать свой план превращения подпоручика девятнадцатого столетия в современного человека.

– Ему нужен небольшой коллектив друзей, – сказал в заключение Орлов. – Кроме Асылбека, ещё два-три человека. И особенно большие надежды я возлагаю на влияние Лены.

– Лены? – удивлённо переспросил Асылбек. – Ты хочешь сказать ей правду о гибели Бориса Стропилина?!

– Нет, этого я делать не собираюсь.

– Ни в коем случае! – поддержал Акбар. – Это будет для неё слишком жестоким ударом.

– Конечно, – сказал Орлов. – Она любит Бориса Стропилина и пусть пока любит именно его. Если Кошкин поведёт себя так, что оттолкнет её, сведёт эту любовь на нет, ну что ж, тогда и можно будет сказать правду. Вы согласны, Акбар?

– Да, разлюбив его, Лена примет эту страшную весть уже иначе.

– И наоборот: если Кошкин станет вполне нормальной современной личностью, достойной любви Лены, то какая ей разница – чей мозг в теле любимого ею человека? Ведь тогда она будет любить именно этот ум.

Профессор помолчал и добавил:

– И есть у меня ещё одно соображение, по которому я не хотел бы, чтоб Лена пока знала о нашей операции: любовь часто оказывается всесильной там, где другие методы воздействия бесполезны и беспомощны. Я бы очень хотел, чтобы Кошкин ответил взаимностью на её чувство. Тогда он скорее преодолеет этот столетний разрыв между собой и нашими современниками.

– Но вы говорили о какой-то Татьяне Ивановне, – напомнил Акбар.

Александр Иванович добродушно похлопал его по плечу.

– Э-э, голубчик! Всегда сильнее согревает тот огонь, который ближе.

Несколько секунд Акбар молчал, видимо, обдумывал план своего учителя. Потом спросил:

– Ну, а что всё-таки сказать Кошкину? Он-то ведь рано или поздно должен узнать, что сейчас не девятнадцатый, а двадцатый век. Он-то спросит, как это случилось? Чем вы ему объясните такое явление?

– Летаргией, – улыбаясь, ответил Орлов.

– Что?!

– Да, да! О летаргии, конечно, он слышал. Люди о ней знали уже много веков назад.

– Значит, сказать ему, что он проспал сто с лишним лет?

– А почему бы и нет? Когда он начнёт понемногу знакомиться с непонятными явлениями, которых не было в его время – с достижениями техники и тому подобное, – он сам поневоле задаст себе вопрос: как случилось, что время опередило его? И тогда самой понятной и правдоподобной для него окажется именно эта версия. Ведь известны же в истории случаи, когда люди спали по двадцать и даже двадцать пять лет. Возможно, он даже слышал о них и тем легче поверит нам. И лишь потом, когда он уже станет вполне современным, знающим человеком, – ведь мы будем непрерывно работать над расширением его знаний, – вот тогда и можно будет сказать ему всю правду.

Акбар хотел что-то возразить, но в коридоре послышался короткий, неуверенный звонок.

Через минуту в комнату вошла Лена. Она поздоровалась и робко сказала:

– Я вам уже звонила, Александр Иванович…

– Знаю, знаю, – добродушно проговорил Орлов и указал ей глазами на диван.

Девушка села и вопросительно посмотрела на обоих хирургов.

– Ну, что ж, Леночка, – сказал Александр Иванович. – Завтра вы сможете увидеться с Борисом. Извините, что пришлось свидание откладывать, но это случилось не по моей вине: больной заговорил только сегодня.

– Как он себя чувствует? – тихо спросила Лена.

– Физически превосходно. Рана полностью зажила, скоро снимем повязку. Но…

Александр Иванович сделал паузу и многозначительно добавил:

– Но, как я и предполагал, у него серьёзное психическое заболевание. Он возомнил себя современником Гоголя…

Девушка закрыла лицо руками. Потом, овладев собой, спросила:

– Но что же всё-таки с ним?

Орлов подумал, побарабанил пальцами по столу и мягко спросил в свою очередь:

– Вы знаете, что такое сомнамбулизм? Или иными словами лунатизм?

– Немножко знаю, – растерянно ответила девушка. – Это блуждание во сне. Да?

– Не только блуждание, но и совершение самых сложных действий, – поправил профессор. – Сомнамбулизм наблюдается у эпилептиков и при некоторых нервных болезнях. Вам, наверное, приходилось слышать, что лунатики иногда совершают самые смелые, самые трудные прогулки. Есть случаи, когда люди во время такого сна преспокойно расхаживали по крышам и очень узким карнизам высоких зданий. Вы никогда не задумывались, чем объясняется эта сила и ловкость лунатиков?

– Нет, – ответила Лена.

Орлов повернулся к этажерке, достал какую-то книгу и открыл её на заранее заложенном месте.

– Сошлюсь на авторитет, – сказал он. – Это книга Мечникова «Этюды оптимизма». Он приводит в ней очень много случаев сомнамбулистического состояния. Рассказывает, например, о девушке, которая во время сна расхаживала по самому острию крыши и очень ловко спускалась вниз. И вот Мечников пишет, что случаи такого рода «…достаточно показывают, что во время естественного сомнамбулизма человек приобретает свойства, которых не имел в нормальном состоянии, и что он становится сильным, ловким, хорошим гимнастом, совершенно подобным своим человекообразным предкам. Человек унаследовал от своих предков множество мозговых механизмов, деятельность которых была подавлена позднее развившимися тормозами». Вам понятно, Лена?

– Да, – ответила девушка. – Но какое…

– Погодите! – перебил её Орлов. – Вопросы потом. Так вот во сне сомнамбулы эти древние мозговые механизмы более или менее растормаживаются. «Поэтому, – заключает Мечников, – можно допустить, что гимнастические подвиги и поразительная сила сомнамбулов являются возвратом к животному состоянию».

Захлопнув книгу, Александр Иванович внимательно посмотрел на девушку. Она, закусив губу и опустив глаза, молчала. Асылбек с любопытством поглядывал то на Лену, то на профессора и пытался сообразить, к чему клонится разговор.

– Возврат к животному состоянию! – значительно повторил Орлов. – Понимаете, Лена? Возврат к прошлому характерен для больных сомнамбулизмом. Но ведь примерно то же самое мы наблюдаем и у Бориса…

– Господи! – вырвалось у Лены. – Да ведь вы же говорили, что Борис просто возомнил себя человеком прошлого столетия! Какой же это возврат к животному состоянию? И потом сон лунатика кратковременный. Утром он уже становится нормальным человеком. А Борис…

– Вы не правы! – мягко возразил Орлов. – Сомнамбулистическое состояние человека может длиться несколько недель, месяцев, а то и лет. И возврат во сне к животному состоянию тоже не обязателен. Может быть просто своеобразное раздвоение личности. История знает немало любопытных примеров такого явления.

– Расскажи, – попросил Асылбек.

– Ну, вот хотя бы случай, который описал доктор Левенфельд в своей книге «Гипнотизм». У одной женщины произошло раздвоение психики. Причём сомнамбулистическое состояние было главным. Оно продолжалось иногда по три месяца.

– Спала? – с любопытством спросил Асылбек.

– Нет, не спала, жила как будто бы нормальной жизнью. И в то же время, когда к ней возвращалось нормальное состояние, она не могла вспомнить, что с ней происходило за эти три месяца. Раздвоился даже сам её характер. В нормальном периоде она была меланхолична, замкнута, молчалива, жаловалась постоянно на боли, была занята только собой и мало обращала внимания на окружающих. Зато в состоянии сомнамбулизма она была весела и беззаботна, любила прихорашиваться, ласкалась к детям и родным. Словом, в этом человеке поочерёдно жили как бы две психические личности. И притом – разные. Я подчёркиваю это. Разные. Понимаете, Лена?

– Понимаю, – тихо ответила Лена и спросила: – Значит, и Борис может возвращаться к нормальному состоянию, а потом снова становиться выходцем из прошлого века?

Акбар быстро взглянул на Орлова: было видно, что вопрос Лены встревожил его. Но профессор спокойно покачал головой и ответил:

– Как знать! Такое чередование не обязательно. Продолжительное состояние сомнамбулизма может быть единичным в жизни человека. Французский психолог Бинэ описал интересный случай. Шестнадцатилетний паренёк, работая в винограднике, наткнулся на змею. Он был так испуган, что с ним случился обморок. А когда он очнулся, оказалось, что ноги его парализованы, а сам он представлял себя девятилетним мальчиком. И с этого дня стал себя вести так, как дети в этом возрасте: плохо писал, совершенно по-детски читал, интересовался только играми и забавами. Всё, что случилось с ним после 9 лет, он забыл. Парня начали учить всему заново. И обучили совершенно новой для него профессии: портновскому делу. Через несколько лет он стал хорошим портным и работал у себя в мастерской. И вдруг он пережил новое сильное потрясение и новый обморок. Когда он на этот раз вернулся к сознанию, паралич ног исчез, а в памяти восстановилась вся забытая полоса его жизни от девяти до шестнадцати лет, то есть до встречи со змеёй. Но при этом оказалось забытым всё, что касалось жизни в портновской мастерской, даже все знания и навыки по портняжному делу. Видите, как? Кто знает, может быть, что-то подобное случилось и с Борисом. Дальнейшие исследования покажут.

– Значит, есть надежда, что при новом сильном потрясении к Борису может вернуться его прежнее состояние? – робко спросила Лена.

Профессор невольно улыбнулся.

– Зачем же подвергать его жизнь новой опасности? Постараемся обойтись без этого. Физически Борис здоров – увечий у него нет. Ну, а то, что он возомнил себя подпоручиком Кошкиным, не так уж страшно. Не будем разуверять его в этом. Нужно только очень осторожно и постепенно вернуть его в наш двадцатый век и научить всему, что знают наши современники. Ведь стал же парализованный мальчик портным. Почему же вполне здоровый Борис Кошкин не сможет стать, допустим, инженером. Ведь он ещё так молод! Сколько ему?

– Скоро двадцать пять, – сказала девушка.

– Вот видите! А у нас многие поступают в институт даже в сорок. Нужно только помочь ему стать нормальным современным человеком. Я верю, что это можно сделать. Но многое зависит и от вас, Лена. Скажите, вы согласны помочь нам, медикам?

Девушка проглотила комок, подступивший к горлу, и молча кивнула.

– Вот и хорошо! – довольно сказал профессор. – А теперь я скажу вам, что нужно делать.

И Александр Иванович стал давать девушке самые подробные и точные инструкции, как вести себя с Кошкиным. Он заявил, что сейчас самое лучшее для Бориса – это не замечать его сумасшествия, не оспаривать его утверждений о том, что он подпоручик Кошкин, и потихоньку внушать ему мысль, что он просто был и состоянии летаргии более ста лет.

Когда беседа была закончена, и девушка, встав, начала прощаться, Александр Иванович тоже поднялся со своего места, подошёл к ней, ласково обнял её худенькие плечи и добродушно спросил:

– Вы, кажется, будущий филолог?

– Да, а что?

– Достоевского любите?

– Не очень…

– Напрасно. Это великий психолог. Необычайно тонкий знаток души человеческой. И между тем он великолепно знал это раздвоение психики, перевоплощение из одной личности в другую. Возможно, именно потому, что сам страдал эпилепсией. «Скверный анекдот» читали?

– Да.

– Помните там забавные самонаблюдения действительного статского советника Пралинского, который неожиданно запьянел на свадьбе своего подчинённого?

– Что-то не помню, – честно призналась девушка и добавила: – Но я обязательно прочту эту книгу.

– Есть у него великолепные примеры раздвоения психики и в других произведениях. Взять хотя бы целый ряд картин в «Вечном муже». А «Двойник» помните?

– Помню.

– Там замечательно описывается развитие полного раздвоения личности у господина Голядкина. И, наконец, почти то же самое есть и у Ивана Фёдоровича в «Братьях Карамазовых». Вот видите: различные степени раздвоения личности не так уже редко встречаются в повседневной жизни. Даже у людей, которые считаются как будто бы здоровыми. Так что, голубушка, ничего страшного в болезни вашего жениха нет. Считайте, что в нём теперь сидят два Бориса: один в том состоянии, в котором вы его знали раньше, а другой – в образе подпоручика Бориса Кошкина. Понимаете? Двое в одном!