Текст книги "Трое в одном"

Автор книги: Амит Залуцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Глава 5. Необыкновенная операция

В этот день Александр Иванович работал дома. Он сидел за столом и разбирал почту. Перед ним лежала целая куча журналов, газет, брошюр и писем. Сколько в них было нового! Вот, например, интересные данные о работе биологов Д. Глода, В. Огановича и Н. Тимофеева в области гипотермии.

Гипотермия! Это как раз то, что особенно интересовало Орлова в последнее время. Гипотермия – состояние организма, похожее на анабиоз. Гипотермию сложно вызвать искусственно. Стоит понизить температуру тела на 5-10 градусов, и подопытное животное впадет в искусственную спячку. То же самое происходит и с человеком.

Да, для хирургов наступает, можно сказать, золотой век. Погрузить больного в состояние гипотермии – это значит почти остановить течение жизни на тот период, который нужен для операции…

А вот сообщение из Института хирургии имени Вишневского. Орлов несколько раз внимательно прочитал это сообщение.

Руководитель института профессор Александр Александрович Вишневский, оперируя на сердце, воспользовался именно методом гипотермии.

Он поместил больного в специальную ванну и охладил его тело до 30 градусов. В таком состоянии сердце почти прекращает свою работу и на нём можно оперировать. Однако «протестует» мозг. Он может выдержать всего 8-9 минут возникающего при этом кислородного голодания. Работники Института хирургии применили совершенно новый метод. Они создали специальный аппарат, который снабжал мозг кровью, насыщенной кислородом, в течение часа. А этого срока оказалось вполне достаточно, чтобы закончить операцию на сердце.

Александр Иванович откинулся на спинку кресла и задумался…

Может быть, пора приступить к опыту, о котором он мечтал последние годы? Или подождать ещё немного, чтобы потом действовать наверняка?

Орлов вздохнул, поднялся с кресла и, припадая на искалеченную ногу, подошёл к шкафам, где хранилась коллекция его деда.

Он открыл один из них и взял банку, в которой плавало сердце. Оно спокойно закачалось в светлом, прозрачном растворе. Александр Иванович долго смотрел на это сердце и думал…

Это был дерзкий замысел. Это было своеобразным продолжением работы полкового лекаря Ильи Фёдоровича. Профессор верил, что сердце, как и другие органы, хрянящиеся в коллекции, жизнеспособно.

Но на какое время оно сохранило такое свойство? Да и сохранило ли полностью? Как в этом убедиться? Путь один: пересадить этот, по предварительным исследованиям, вполне здоровый орган человеку, который будет погибать от болезни собственного сердца.

Уже давно вместе с Акбаром Мамедовым они готовились к этой необычайной операции. Они проделали над собаками сотни опытов. Они научились пересаживать и приживлять не только сердце, но и другие органы и даже головной мозг.

Результаты опытов были обнадёживающими. И всё-таки учёные до сих пор откладывали эту удивительную операцию. Надо было сначала пересадить здоровое сердце только что умершего человека, сердце, в жизнеспособности которого никто бы не сомневался. Но и с этой операцией Орлов пока ещё медлил.

Профессор, обычно нетерпеливый и увлекающийся, на этот раз удивил всегда хладнокровного Акбара своей осторожностью.

Однажды молодой учёный не выдержал.

– Может быть, всё-таки попробуем, Александр Иванович? – спросил он. – По-моему, мы уже вполне готовы к этому. У нас столько данных!

Орлов усмехнулся:

– Зачем спешить? Тем более вам. У вас ещё всё впереди, вы ещё многое успеете.

– Да ведь время уходит! – с досадой сказал Акбар. И спросил: – Читали о редкой операции, которую сделали хирурги Массачусетского генерального госпиталя в Бостоне?

– Нет, а что?

– Они пришили двенадцатилетнему мальчику правую руку, отрезанную поездом. Шесть часов они соединяли кости, кровеносные сосуды и ткани отрезанной руки и тела.

– И каковы результаты?

– Положительные. В запястье пришитой руки вскоре после операции стал ощущаться пульс.

Профессор улыбнулся и похлопал молодого человека по плечу.

– Вам не дают покоя лавры американских хирургов? Плюньте! Мы работаем не на сенсацию. Придёт время, и мы совершим ещё не такую операцию.

И вот теперь, глядя на банку с плавающим в растворе сердцем, Александр Иванович думал:

«Может быть, всё-таки это время пришло?»

И он вспомнил о той громадной подготовительной работе, которую они с Акбаром уже провели. Может быть, этого теперь достаточно?

Неожиданный звонок телефона заставил Орлова вздрогнуть. Он поставил банку на место и снял трубку.

– Акбар? Здравствуйте… Погодите, я вас просто не узнаю. Чем это вы так взволнованы?… Что?! Борис Стропилин?! Да ведь он только вчера был у меня!

Орлов почувствовал, как пересохли губы. Он сжал трубку так, что пальцы побелели.

– Изложите, пожалуйста, подробнее… Так… Правое полушарие головного мозга? Так…

Профессор слушал, и его воображение быстро и точно нарисовало картину того, что случилось с Борисом.

Как всегда, в такие напряжённые моменты его мысль работала необычайно чётко. Как всегда, он чувствовал себя в эту минуту командиром, который должен дать ясный и верный приказ. От этого приказа, от принятого им решения зависел исход боя. Нужно было действовать быстро, но не торопливо, чтобы впопыхах не принять ошибочное решение. Это была задача со многими неизвестными. Что-то нужно было сделать. Но что?!

На этот раз решение было подсказано Акбаром.

– Послушайте, Александр Иванович! – взволнованно прозвучал его далёкий голос. – Мы долго готовились к пересадке человеческого сердца. Но что если нам начать с пересадки мозга?…

Орлов услышал, как дрогнул голос Акбара. Профессор сжал трубку ещё сильнее.

– А вы уверены?… – хрипло спросил он.

В трубке послышалось:

– Уверен! И собственно говоря, чем мы рискуем, Александр Иванович? Борис мёртв, мозг его разрушен, его уже не воскресишь. Единственное, что можно сделать – это попытаться спасти его тело.

Несколько секунд Орлов колебался. Потом спросил:

– В каком состоянии тело?

– В состоянии гипотермии, – ответил Акбар. – Я распорядился охладить его.

– Правильно! – одобрил профессор. – Тогда нужно немедленно найти мозг.

– Значит, вы согласны?…

– Попробуем… Рядом с вами кто-нибудь есть?

– Да. Врач Одинцова.

– Попросите её немедленно позвонить в Институт онкологии. Вчера мне сообщили о тяжёлом состоянии геолога Савченко. У него рак лёгких. Сегодня возможна смерть.

– Понимаю, Александр Иванович. Мозг Савченко. Это то, что нам нужно.

– Попробуем из двух человек сделать одного.

Несколько секунд в трубке было слышно, как Акбар отдавал распоряжения Одинцовой.

Кто-то резко постучал в дверь. Не кладя трубку, Орлов обернулся.

– Войдите!

Это был шофёр.

– Меня послал за вами Акбар Мамедович, – сказал он, поздоровавшись. – Очень срочно.

– Сейчас, – ответил Орлов. – Я уже всё знаю.

И, подождав ещё с минуту, нетерпеливо крикнул в телефонную трубку:

– Алло! Акбар, вы слушаете?

– Да. Сейчас… – торопливо ответил Акбар и через несколько секунд добавил: – Только что Одинцовой сообщили, что геолог Савченко скончался в два часа ночи. Мы опоздали, Александр Иванович.

– А, чёрт! – вырвалось у профессора. – Акбар! Не отходите от телефона. Вместе с Одинцовой позвоните во все поликлиники, во все больницы, справьтесь в «скорой помощи». Нам нужен мозг. Понимаете? Во что бы то ни стало его надо найти! Вам ясно, конечно, что тело Стропилина не может сохраняться в состоянии гипотермии слишком долго. Надо спешить! Ищите мозг! Я сейчас еду.

Профессор резко положил трубку и бросил взгляд на часы. Что же делать? Неужели за это короткое время мозг не будет найден?

И вдруг взгляд Орлова упал на раскрытый шкаф. Почти рядом с банкой, которую он только что держал в руках, стоял сосуд с головным мозгом.

Мелькнула дерзкая мысль:

«Может, попробовать? Но ведь мозг – не сердце! Кто поручится, что этот мозг сумел сохранить свою жизнеспособность? Впрочем, посмотрим… В крайнем случае, если ничего другого не будет…»

Профессор не стал больше раздумывать. Он быстро взял сосуд с мозгом и повернулся к шофёру.

– Едем, Коля!

…Опасения Орлова оправдались. Акбар и Одинцова буквально не отходили от телефонов, но отовсюду отвечали одно и то же:

– Сегодня смертельных случаев нет. Что? Нет, в ближайшие сутки не предвидится. Позвоните в «скорую помощь». Там всего можно ожидать…

Время шло…

Каждый час Акбар звонил в «скорую помощь», но отвечали по-прежнему:

– Несчастных случаев со смертным исходом в городе сегодня не происходило.

Орлов, тяжело хромая, возбуждённо ходил по кабинету. Акбар молча перелистывал журнал с записями последних экспериментов…

Был уже поздний вечер, когда Орлов вдруг остановился и твёрдо сказал:

– Довольно. Готовьтесь к операции.

Мамедов вопросительно кивнул на сосуд с мозгом.

Профессор хмуро ответил:

– Да. Но ведь иного выхода нет…

Акбар встал и направился в операционную.

Глава 6. «Он сошёл с ума!»

Этот страшный день Лена запомнила на всю жизнь. Она часто перебирала в памяти мельчайшие подробности. Лекция о Лермонтове… Сияющая физиономия Бориса за стеклянной дверью аудитории… Ключи… Разговор о квартире…

После этого разговора она сразу же ушла с лекции и начала готовиться к переезду.

Потом пришли соседки по комнате. Они наперебой поздравляли подругу и с видом умудрённых житейским опытом женщин надавали массу необходимых советов.

Лена рассеяно слушала, поддакивала и нетерпеливо поглядывала то на часы, то на вещи, сложенные у дверей.

Шёл уже пятый час, но машины всё не было.

Вера Прохорова, которая уже успела занять ленину кровать, стояла у окна и, едва завидев очередную машину с квадратиками на боку, возбуждённо кричала:

– Едут!

Но каждый раз машина проходила мимо…

Наконец, когда уже стемнело, дверь отворилась, и на пороге показалась одна из подруг Лены. На её глазах были слёзы.

– Ты чего? – тихо спросила Лена, почуяв недоброе.

– Мне звонил Асылбек, – торопливо, словно заученно, сказала подруга. – Ты… Ты только не волнуйся… Не волнуйся, пожалуйста… Он просил передать…

Не выдержав, она разрыдалась и бросилась к Лене…

Лена почти не помнила, как они вдвоём оказались в приёмной клиники. Там их встретил Асылбек.

– Жив? – быстро спросила Лена.

– Жив, – ответил Асылбек и добавил: – Сейчас идёт операция. Оперируют дедушка и Акбар Мамедов.

Операция закончилась ночью. В приёмную вышел Акбар. Он был бледен и едва держался на ногах от усталости.

– Как Борис? – тихо спросил Асылбек.

Хирург улыбнулся и потрепал юношу по плечу.

– Твой друг – молодец! Недаром занимался спортом. Он хорошо перенёс операцию.

В этот момент послышалось знакомое покашливание, и в приёмную заглянул Орлов.

– Это ещё что такое? – строго спросил он. – Почему вы все здесь?

Лена бросилась было к профессору, но Александр Иванович предупреждающе поднял руку.

– Никаких вопросов! Он жив и будет жить. Остальное потом.

– Можно его увидеть?

– Ни в коем случае, – безапелляционно ответил Орлов. – Сейчас же все по домам!

И, повернувшись к Акбару, Александр Иванович сказал:

– Так жду вас завтра в восемь, Акбар. Я останусь здесь.

– Вам отдохнуть нужно, – нерешительно заметил молодой хирург.

– Глупости! – усмехнулся старик. – Разве можно уснуть после такой операции? Бесполезно. Займусь лучше изучением электроэнцефалограммы мозга больного.

И, кивнув на прощанье сразу всем, профессор закрыл дверь.

Ничего определённого не узнала Лена и на следующий день. Дежурный хирург коротко сообщил девушке, что больной жив и находится в состоянии глубокого сна.

По его значительному тону Лена поняла, что это была необычайная операция. Но рассказать о подробностях дежурный врач решительно отказался, дав понять, что это дело профессора Орлова и что девушке нужно обратиться непосредственно к нему.

Лена была в отчаянии. Она разыскала Асылбека и попросила его помочь ей увидеться с Александром Ивановичем.

Но юноша только смущённо развёл руками.

– Я звонил дедушке несколько раз. Он очень занят и не желает разговаривать на эту тему. Но завтра он, конечно, приедет домой. Приходи прямо к нам.

Профессор вернулся домой только на третий день к вечеру. Он казался очень утомлённым, но тем не менее необычайно довольным и даже торжествующим.

На диване сидела осунувшаяся за последние дни Лена. Асылбек молча расхаживал из угла в угол. При появлении профессора девушка поднялась и поздоровалась.

Асылбек спросил:

– Как себя чувствует Борис?

Орлов уселся в своё кресло и с довольным видом потёр руки…

– Пока всё в порядке. Будем надеяться, что твой бывший приятель хорошо перенесёт все последствия этой сложной и необычайной операции.

– Бывший приятель? – озадаченно переспросил Асылбек. – Почему же бывший?

Профессор несколько смешался и быстро взглянул на Лену. Девушка жадно ловила каждое слово Александра Ивановича.

– Не придирайся к выражениям, Асыл, – с лёгким смущением ответил Орлов. – Просто я хочу сказать, что операция так повлияла на него, что он…

Он замялся и неловко пошутил:

– …ну, что ты можешь перестать ему нравиться.

– Этого не может быть! – запальчиво сказал Асылбек. – Я слишком хорошо знаю Борьку.

Профессор не ответил и лишь слегка пожал плечами. Его замешательство не ускользнуло от пытливого взгляда Лены.

– Александр Иванович, – тихо, но твёрдо попросила девушка. – Скажите, пожалуйста, что с Борисом?

– Я вам уже говорил, – мягко ответил Орлов, – операция прошла успешно. Он чувствует себя хорошо.

– Когда я могу увидеть его?

– Я бы вам не советовал видеться с ним сейчас. Придётся пока отложить свидание.

– Почему? – встревоженно спросила Лена и, инстинктивно почувствовав что-то неладное, умоляюще сказала: – Александр Иванович, я вас очень прошу… Очень… Если что-нибудь нехорошо – будьте со мной откровенны. Не скрывайте от меня ничего, прошу вас.

В голосе девушки было столько мольбы и в то же время столько решительности, что профессор заколебался.

Сдвинув седые, лохматые брови, он с минуту внимательно смотрел на девушку, видимо, что-то обдумывая.

Лена ждала.

– Вы зря волнуетесь, – наконец сказал он. – Ничего страшного. И если уж вы хотите видеть больного, то я, пожалуй, разрешу вам сделать это…

– Когда? – быстро спросила Лена.

– Ну, хотя бы дней через десять.

– Боже мой! – тоскливо проговорила девушка. – Десять дней!

– Не раньше. Он получил тяжёлое ранение. Нарушены функции головного мозга. Они постепенно восстанавливаются. Но именно постепенно. Говорить, например, он начнёт не скоро. А как только начнёт, я обязательно дам вам возможность увидеться. Но только с одним условием…

– С каким?

– Вы не должны задавать ему никаких вопросов. И не должны удивляться всему, что он будет вам говорить.

– Я вас не понимаю, – растерянно сказала девушка.

– Видите ли, – подумав, ответил Орлов, – он был ранен в голову. Такое ранение часто нарушает нормальную работу мозга.

– Он сошёл с ума? – побледнев, воскликнула Лена и сжала руки.

– Не знаю, – уклончиво ответил Александр Иванович. – Всё может быть… Но будем надеяться, что всё обойдётся. Главное для больного – покой…

Глава 7. Подпоручик Кошкин

Больного поместили в отдельной палате. Ни один звук не проникал в это изолированное помещение. Кроме койки, тумбочки и двух стульев, здесь ничего не было. Единственное небольшое окно с двойной рамой находилось высоко над кроватью и было занавешено марлевой шторкой. В стене, над изголовьем, помещался небольшой шкафчик, куда обычно убирались различные приборы, по которым следили за состоянием больного.

Круглые сутки у постели сидела дежурная сестра. Орлов в эти дни почти не появлялся дома. Он даже ночевал в своём кабинете, на жёсткой клеенчатой кушетке.

Подолгу не уходил из клиники и Акбар.

Больной непрерывно спал. Сон поддерживали искусственно. По мнению профессора, этот длительный глубокий сон был лучшим лекарством после необычайно сложной операции.

Прошло несколько дней.

Однажды, продиктовав Акбару показания приборов, которые отмечали состояние пациента, Александр Иванович тихо сказал:

– Кажется, достаточно. Показания хорошие. Теперь попробуем разбудить.

– Не рано ли? – усомнился Акбар.

Орлов отрицательно покачал головой.

Впрочем, Акбару тоже не терпелось увидеть больного бодрствующим. Ему не меньше профессора хотелось узнать, чей неведомый мозг они воскресили в теле Бориса Стропилина.

И сейчас, проверяя аппаратуру, он шутливо сказал Александру Ивановичу:

– Совсем как в сказке. Джин, спрятанный злым чародеем в медном кувшине… Как вы думаете, чей дух сейчас спит в этом теле?

Профессор пожал плечами:

– Выпустим – узнаем…

Разбудить больного решили фарадизацией – воздействием прерывистого тока, которое обычно применяется в качестве средства, раздражающего нервную систему при параличах и других нервных заболеваниях.

Пока Акбар готовил аппаратуру, Александр Иванович неподвижно сидел на стуле, закинув ногу на ногу и обхватив колено ладонями. Он не сводил глаз с больного.

Было заметно, что профессор очень волновался. Крепко переплетённые пальцы больших сильных рук чуть заметно вздрагивали.

Наконец Акбар негромко сказал:

– Готово!

И Орлов так же негромко скомандовал:

– Включайте!

Послышалось мерное гудение аппаратов.

Прошло несколько секунд, и больной слегка шевельнулся. Потом ресницы его дрогнули, и он медленно открыл глаза.

– Вы видите меня? – глухим от волнения голосом спросил профессор, склоняясь над больным.

Тот с удивлением оглядел Орлова, стоящего позади Акбара и, заикаясь, пробормотал что-то невнятное. На его лице отразилось беспокойство и испуг. Повысив голос, он снова попытался что-то сказать, но в обрывающихся, нечленораздельных звуках нельзя было уловить каких-либо слов.

– Не волнуйтесь, – быстро предупредил профессор. – Это естественно, что вы не можете сейчас говорить. Речь к вам вернётся позже. Всему своё время. А пока отвечайте только жестами. Вы хорошо меня слышите?

Больной слегка кивнул головой.

– Прекрасно! – удовлетворённо сказал Орлов. – Значит, слух и зрение у вас уже восстановились. Ну, ещё немного и мы с вами будем свободно разговаривать. Как вы сейчас себя чувствуете? Голова болит?

Больной снова издал какой-то нечленораздельный звук, утвердительно кивнул и, слегка сморщившись, словно от боли, поднёс к голове руку. Рука наткнулась на повязку. Он ощупал повязку и вопросительно глянул на Орлова.

– Ничего страшного, – сказал профессор. – Это скоро пройдет. Не хотите ли попробовать подняться?

– Александр Иванович! – предостерегающе сказал Акбар.

Профессор, обернувшись к нему, тихо проговорил:

– Ничего, ничего. По-моему, это уже не вредно. Нужно проверить, как у него координируются движения.

И громко спросил:

– Обедать будете?

Больной утвердительно кивнул.

– Акбар, попросите, пожалуйста, сестру принести обед, – сказал Орлов.

Когда Акбар вернулся, больной уже сидел на койке, слегка откинувшись на положенную под спину подушку.

Медсестра молча поставила тарелки на тумбочку, положила ложку и ушла. Больной протянул руку за ложкой, но неожиданно для себя долго не мог её взять – рука опускалась рядом с ложкой и хватала лишь воздух.

– Ничего, голубчик, – утешил Орлов сконфуженного больного. – Не смущайтесь. После вашей болезни так и должно быть. Главное – смелее!

Наконец больному удалось взять ложку, но он никак не мог зачерпнуть ею суп. А когда и это удалось сделать, суп совершенно не хотел держаться в ложке: она поднималась почему-то боком или совсем переворачивалась.

В глазах больного мелькнуло отчаяние. Тогда Орлов добродушно сказал:

– Акбар, помогите ему.

Но как только суп был съеден, профессор решительно потребовал:

– Ну, а со вторым блюдом попробуйте, голубчик, расправиться сами. Теперь это должно у вас получиться. Только не смущайтесь!

И больной снова взял ложку. На этот раз он владел ею уже гораздо увереннее. Правда, несмотря на то что рисовая каша зачерпнулась удачно, он никак не мог отправить её в рот. Рука несколько раз пронесла ложку куда-то за ухо.

Профессор усмехнулся:

– Вот и верь пословице – мимо рта не пронесёшь! Но вы смелее, голубчик, смелее! Так… Вот видите, уже лучше. Так… Очень хорошо.

Покончив со вторым, больной устало откинулся на подушку и тяжело вздохнул.

– Ну, на сегодня хватит, – сказал Орлов и поднялся. – Отдыхайте. А завтра будем учиться другому.

Следующие дни прошли в новых упражнениях. Александр Иванович и Акбар были довольны: движения больного с каждым часом становились увереннее.

Тело Бориса Стропилина, по выражению профессора. «привыкало» к своему новому хозяину – мозгу. Он всё смелее вступал в свои права повелителя всего организма. Согласованность между мозгом и телом наступала постепенно. Через несколько дней стала восстанавливаться речь.

Впервые больной заговорил вечером, когда Орлов зашёл к нему попрощаться перед уходом домой. Акбара уже не было. Больной лежал на койке и пытался что-то напевать. Орлов уловил мелодию какого-то старинного романса.

– Правильно! – ободряюще сказал профессор. – Я вам давно советую: хотите скорее научиться говорить – пойте. Пойте как можно больше!

Он улыбнулся, сел на стул и добродушно добавил.

– У меня во время войны, в госпитале, была особая палата с контуженными. У многих из них была нарушена речь. И вот каждый день они усердно пели. Зайдёшь, бывало, к ним, а там гвалт невообразимый: орут кто во что горазд, каждый свою любимую песню. Заикаются, но поют. Представляете?

Больной тоже улыбнулся и вдруг, покраснев от усилия, с трудом спросил:

– Г-г-где я?

Профессор замер. Наконец-то! Как долго он ждал этой минуты! Ему не терпелось выяснить, не нарушились ли мыслительные функции мозга, он с волнением готовился к этому разговору с человеком из прошлого, заранее старательно обдумывал, какие вопросы он будет ему задавать, как лучше подготовить этого выходца из девятнадцатого столетия к восприятию нашей действительности.

И вот больной заговорил!

Профессор ответил как можно спокойнее:

– Вы в клинике, молодой человек. А я врач.

– В к-к-клинике? – заикаясь, переспросил больной. – В-вы хотите сказать – в лазарете? Но что с-с-со мной? Неужели этот осёл ранил меня?

– Кто?

– К-как кто? С-с-свистунов, разумеется. Прапорщик Свистунов.

– Но кто он такой? – осторожно спросил профессор.

Больной подозрительно посмотрел на него и недоверчиво воскликнул:

– Б-бог мой! Н-неужели вы не знаете Свистунова, господин доктор!

Профессор отрицательно покачал головой.

– С-сие весьма с-странно… – пробормотал больной.

Непродолжительный разговор утомил его. На лбу выступила испарина. Видно было, что каждое произнесённое слово давалось ему с большим трудом. И всё-таки профессор заметил, что последние фразы больной произносил уже легче, чем первые: после первого толчка мозг с удивительной быстротой возвращался к своим обычным функциям.

Минуты две больной молчал, закрыв глаза. Потом поднял руку и устало отёр с лица выступивший пот. На секунду пальцы его задержались на верхней губе.

Он открыл глаза и с неудовольствием спросил:

– К-кстати, кто п-посмел сбрить мои ус-сы, п-пока я спал?

– Так нужно было. Для вашей же пользы.

– Неужели это обязательно? – с досадой сказал больной и снова ощупал верхнюю губу. – Офицер без усов – это же чёрт знает что такое!…

– Отрастут, – утешил Орлов. – Была бы голова, а усы будут.

– Но как я покажусь на глаза Татьяне Ивановне? – раздражённо спросил больной.

Профессор промолчал и осторожно спросил:

– Кто такая Татьяна Ивановна?

– Вы не знаете Татьяны Ивановны? – удивлённо воскликнул больной. – Возможно ли?

– Представьте себе…

Больной сел на койке, опустив ноги на пол, и несколько секунд иронически смотрел на профессора.

– Может, вы и меня не знаете? – наконец, ехидно спросил он.

– Не знаю.

– В-вы смеётесь?!

Больной, прищурившись, подозрительно посмотрел на Орлова. Но лицо профессора было спокойным и невозмутимым.

– Я не смеюсь.

– Тогда ничего не пойму! – сердито сказал больной и с раздражением ткнул ноги в больничные туфли. – Ведь меня каждая собака в этом проклятом городишке знает. А вы – что? С луны вы свалились, что ли?

Орлов помолчал, подумал и медленно ответил:

– Дело в том, что я только недавно приехал сюда.

– В-вот оно что? То-то мне ваша личность тоже совсем незнакома. Да и вашего служителя я раньше не примечал.

– Какого служителя? – не понял Орлов.

– А вот… инородец такой – калмык или киргиз? – который часто с вами приходит. Как вы его называете? Акбаром, кажется?

И тут профессор едва не допустил оплошность. Он сердито посмотрел на больного и резко сказал:

– Это не служитель! Это врач, доктор.

Больной расхохотался.

– Доктор?! Шутить изволите! Да кто ж его доктором сделал? Может, скажете, он Петербургский университет закончил? Ой, не могу! Доктор!…

Но профессор уже спохватился.

– Разговор идёт обо мне, – мягко сказал он. – Я говорю, что недавно приехал. Я никого здесь не знаю. И буду очень рад, если вы мне расскажете обо всём.

Больной добродушно улыбнулся, встал и, щёлкнув стоптанными задниками шлёпанцев, поклонился.

– Тогда давайте знакомиться. М-моя фамилия Кошкин. Б-борис Ефимович К-кошкин. Дворянин. Подпоручик двадцать второго пехотного полка.

Профессор Орлов давно уже научился скрывать свои чувства. Волноваться и громко ахать от удивления можно в восемнадцать лет. А когда тебе восемьдесят…

И всё-таки на этот раз Александру Ивановичу было трудно скрыть своё волнение. Впрочем, если не считать нескольких мало заметных признаков – слегка порозовевшей лысины и по-молодому блеснувших глаз – старый профессор внешне по-прежнему оставался невозмутимым.

Он спокойно выслушал больного и просто ответил:

– А меня зовут Александром Ивановичем.

Подпоручик Кошкин любезно осклабился:

– Надеюсь, вы надолго изволили прибыть в наш полк, господин доктор?… Пардон, не имею чести знать вашего чина и звания…

– Чин – неважно, – торопливо ответил Орлов и спросил: – Сколько же вам лет, Борис Ефимович?

– Двадцать восемь. Служу-с семь лет. Из них два здесь, в Козлове.

– В Козлове?… Ах, да! Это же Мичуринск.

– Простите, – снисходительно поправил Кошкин. – Козлов всегда был Козловым. Кстати, прескверный городишко. Очень жаль, что наш полк попал именно сюда, а не в Тамбов. Надеюсь, командира нашего полка вы уже знаете?

– К сожалению, нет.

– Удивительно! Вы в самом деле, словно с луны свалились, доктор. Полковника Синцова не изволите знать?! Ивана Харитоновича? Это же отец Татьяны Ивановны!

Александр Иванович хитро прищурился и неожиданно спросил:

– Так это значит о Татьяне Ивановне вы рассказывали в своём бреду?

Хитрость профессора удалась: Кошкин покраснел и виновато зашептал:

– В-вы уж т-того… Не извольте к-кому-нибудь рассказать. Полковник Синцов человек суровый, решительный. А у меня, сами понимаете, – карьера…

– Хорошо, хорошо, – перебил Орлов. – Можете быть спокойны: никто из ваших старых знакомых никогда и ничего об этом не узнает.

– В-верю вашему благородному слову! – проникновенно сказал Кошкин. – Надеюсь, вы дворянин?

Орлов улыбнулся:

– Неважно. Так что же с вами случилось?

Больной, поколебавшись, вздохнул и не совсем уверенно проговорил:

– Хорошо-с. Я расскажу вам всё. Д-дело в том, что я люблю Татьяну Ивановну. Я боготворю её! Это изумительная барышня, господин доктор. Надеюсь, когда вы познакомитесь с нею, она очарует вас. Это – божество! Несколько дней назад я даже хотел сделать ей предложение, но не решился, потому что полковник Синцов меня недолюбливает. А тут ещё подвернулся прапорщик Свистунов, родственник графа Свистунова. Может, знаете?

Профессор отрицательно покачал головой.

– И вот, представьте себе, сей прощалыга стал ухаживать за Татьяной Ивановной. Ну, понимаете, отпрыск знатного рода, то сё… Словом, полковник предпочел бы иметь зятем этого Свистунова. Однако Татьяна Ивановна любит меня. Ну, понимаете, со стороны Свистунова ревность, потом, как водится, ссора, вызов. И вот на прошлой неделе мы дрались, господин доктор.

– На прошлой неделе?

– Да. Сколько я у вас тут? Неделю лежу?…

– Примерно…

– Значит, на прошлой.

– А точнее?…

– Как точнее? – не понял Кошкин.

– Какого числа?

– Ах, вам число!… Сейчас… Э-э… – Кошкин поднял глаза к потолку и задумался. – Да, да… Выходит, было одиннадцатого марта.

– Одиннадцатого марта? – осторожно переспросил Александр Иванович. – А какого года?

– Ну, разумеется, этого, – с досадой ответил Кошкин. – Тысяча восемьсот пятьдесят второго. А чему, собственно говоря, вы так удивляетесь?

Но лицо профессора снова стало спокойным.

– Нет, нет, – быстро проговорил он. – Я так… Н-нда… Ну, продолжайте, продолжайте…

Кошкин наморщил лоб.

– На чём, бишь, я остановился? Ах, да! Стало быть, одиннадцатого марта, утречком, мы поехали стреляться. Нас было семеро: я, Свистунов, четверо секундантов и наш полковой лекарь…

– Лекарь?

– Да. Его мы, признаться, еле уговорили поехать. Докторишка у нас паршивенький такой, дуэлей этих самых не любит. Всё больше науками занимается. Чудак. Ей-богу, чудак! Коллекцию собирает: бывало, отрежет у солдата повреждённую руку – и в банку её. Чтоб, значит, не протухла. Дома у него этих банок полным-полно. Чудной докторишка, сами увидите, когда познакомитесь.

Александр Иванович вытер вспотевший лоб и хрипло спросил:

– Как его фамилия?

– Лекаря? Орлов его фамилия.

– Илья Фёдорович?

– Да, Илья Фёдорович. А вы знакомы?

– Нет. Впрочем, пожалуй, да, – растерянно ответил Александр Иванович.

Подпоручик подозрительно взглянул на профессора.

– Полковнику не представились, а с лекарем уже познакомились? Однако вы либерал, как я посмотрю…

Он многозначительно кашлянул и осуждающе покачал головой. Поведение этого хромого, лысого старика ему определённо не нравилось. Странный какой-то доктор… Уж не спятил ли он от слишком большой учёности?… Да и спрашивать нашёл о чём… Год его, видите ли, удивил… В самом деле, словно с луны старикан свалился…

– Чего ж вы молчите? – напомнил профессор. – Продолжайте, пожалуйста.

– Так вот, – нехотя сказал подпоручик Кошкин. – Отмерили двадцать шагов. Первому выпало стрелять мне. Ну, я и выстрелил.

– И промахнулись?

– Кажется, – недовольно признался подпоручик. – А он… Знаете, удивительное дело! Трусом я никогда не был, со страху мне никогда ничего лишнего не казалось, но на этот раз, как теперь вспоминаю, почудилось, что пуля ударила мне прямо в сердце, и я упал…

– А потом? – нетерпеливо спросил Орлов. – Что вы чувствовали потом?

– А потом началась какая-то боль в голове. Как будто бы её сверлили. Ну, я и очнулся. Теперь ничего. Голова, правда, до сих пор немного побаливает. Впрочем, хе-хе, она у меня частенько болит. От спиртного-с…

Кошкин ухмыльнулся, пощупал забинтованную голову и спросил:

– А что всё-таки со мной случилось, господин доктор? Чего вы голову-то перевязали?

– Ничего страшного, – успокоительно сказал Александр Иванович. – Лёгкое ранение, царапина. Вероятно, при падении расшиблись. Это скоро пройдёт. Дня через два-три можно будет снять повязку.