Текст книги "Русская Япония"

Автор книги: Амир Хисамутдинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

При заходе в Хакодате Путятин сразу же объявил местному губернатору о своих намерениях – идти в Осаку для продолжения переговоров и потребовал немедленно доложить об этом японскому правительству. Зная нерешительность местных властей, он в первый же день сообщил и о своем желании сойти на берег. Чиновники принялись было возражать, но потом ограничились тем, что указали место для швартовки. Узнав, что город предполагается открыть для иностранной торговли, Путятин решил познакомиться с ним получше. Взяв с собой свободных от вахты офицеров, он отправился на прогулку. Моряки посетили несколько буддистских храмов, сады. Вероятно, Путятин хотел найти и то место, где содержали в заключении Головнина и его спутников. Какие разительные перемены! Еще совсем недавно было невозможно представить, что по Хакодате будут гулять иностранцы. Русские моряки вернулись на корабль лишь поздно вечером.

В последующие дни моряки занимались описью бухты, измерением горы, осмотром окрестностей. Позднее уточненная карта пригодилась экипажам русских судов, приходящих в порт. С командой проводили артиллерийские и парусные учения, а свободных от обязанностей матросов отправляли на берег. Нарушений не было. Среди членов экипажа был молодой художник Леман, стремившийся запечатлеть Хакодате в разных видах. Как-то раз, когда он делал наброски, с ним познакомился японский юноша Йокояма Мацусабуро (Yokoyama Matsusaburo) из Эторофу (Etorofu). Это знакомство изменило жизнь японца, который захотел научиться западной технике живописи. Впоследствии он стал известным японским художником.

«Входя в Хакодате, – писал Путятин, – я не предполагал оставаться в нем более двух или трех дней, но система японских властей медлить с исполнением самых пустых обычаев удержала меня сверх предположения. Новое затруднение состояло в условии о принятии платы за доставленную на фрегат провизию; а потом губернатор, основываясь на законе своей страны, по которому губернаторы Нагасаки ни разу не были на нашем фрегате, не решился приехать, чтобы принять письмо в Верховный совет, хотя и сознавался, что мне как полномочному не приходится ехать к нему первому, и таким образом увертывался от приема письма. Наконец решено было, что письмо передаст губернатору капитан 2-го ранга Посьет».

^{Симода. Памятник на месте гибели «Дианы». Фото автора}

16 (30) октября 1854 г. моряки на «Диане» предполагали сняться с якоря, но помешал сильный ветер. Адмирал решил переждать непогоду, так как не был уверен в том, что имеющаяся карта точна. Поздно вечером, когда береговая черта слилась с небом и только слабые огоньки обозначали то место, где находился Хакодате, к фрегату «Диана» скрытно подошла лодка. Из нее на борт спешно поднялся японец. Его провели к Путятину, который тут же вызвал в каюту командира фрегата С. С. Лесовского и переводчика И. А. Гошкевича. Скороговоркой, с помощью жестов, японец рассказал о том, что он является православным и просит убежища. В своем рапорте Путятин написал, что хотел было высадить японца под покровом ночи, но раздумал: непогода разгулялась и велик был риск для жизни. Возможно, он оставил незнакомца на борту совсем по другой причине. Во-первых, японец мог помочь конкретным советом, как вести переговоры с местными властями. Во-вторых, появилась реальная возможность начать изучение японского языка. Все попытки Гошкевича узнать побольше о японском языке, оказывались тщетными: власти уклонялись от каких-либо разговоров на эту тему. Поэтому после коротких переговоров с офицерами фрегата и Гошкевичем Путятин принял решение зачислить неожиданного гостя денщиком. Командир «Дианы» принял соответствующие меры, и японец во время трехмесячного пребывания на борту русского корабля не был замечен японскими властями и оказался в России.

Фрегат «Диана» уже поднимал паруса, когда к его борту подошла джонка с представителем губернатора. На ней привезли письмо, в котором говорилось, что местные власти не препятствуют передвижению фрегата, но не разрешают русским морякам сходить на берег в других частях Японии.

Японец, бежавший из Хакодате на «Диане», все еще остается загадочной личностью, и историкам предстоит разобраться с ним. Пока же известно только об одном японце, который уехал в Россию с экипажем «Дианы». Это Татибана Косай, самурай из клана Какэгава провинции Тотоми (западная часть нынешней префектуры Сидзуока). Примерно в середине 1850-х гг. он стал буддийским монахом (секта Нитирэн) и поселился на полуострове Идзу. Профессор Ё. Накамура уверяет, что с этим японцем русские познакомились то ли в Симоде, то ли в Хеде, куда «Диана» пришла из Хакодате и где потерпела крушение. Обладая незаурядной смелостью, он вместе с 227 российскими офицерами и матросами сел на спасшее моряков немецкое торговое судно «Грета» и покинул Японию. Был ли это тот самый японец из Хакодате или же их было двое, пока сказать трудно.

^{Симода. Русские могилы около храма Гёкусэндзи. Фото автора}

2 декабря 1854 г. фрегат «Диана» пришел в порт Симода для продолжения переговоров между Россией и Японией. Они начались 10 декабря, а на другой день были прерваны сильнейшим землетрясением, которое сопровождалось цунами. В результате Симода оказалась почти полностью разрушенной, а «Диана» получила значительные повреждения. Путятин попросил разрешения у японцев перетянуть фрегат для ремонта в соседний порт Хеду. Его разгрузили, а экипаж высадили на берег. Буксировку начали уже в новом, 1855 г., но завершить ее так и удалось: 8 января шквальный ветер перевернул корабль, и тот затонул. Несмотря на это, Путятин продолжил переговоры. К огорчению обоих сторон, из-за многочисленных трений так и не удалось решить вопрос о линии границы между двух странами на острове Сахалин. Что касается Курильских островов, то достигли соглашения о том, что там граница будет проходить между островами Итуруп и Уруп. Для русских судов Япония открывала три порта: Хакодате, Симоду и Нагасаки. Все это закреплялось в «Трактате о торговле, заключенном между Россиею и Японией в Симоде 26 января 1855 г.». Это был первый документ об установлении дружественных отношений.

Начальный этап официальных отношений России и Японии успешно закончился…

Русские в Хакодате

Существовало несколько причин того, почему, выбирая место для российского консульства в Японии, выбор пал на Хакодате, провинциальный городок, скорее напоминавший деревню. Прежде всего, сыграла роль близость его к Амуру и Сахалину, весьма важным для России районам. Также подразумевалось, что незамерзающий порт Хакодате мог бы стать отличной базой для российских кораблей. 21 декабря 1857 г. высочайшим приказом по гражданскому ведомству советника Иосифа Антоновича Гошкевича назначали российским императорским консулом в Японии с пребыванием в г. Хакодате.

Первому российскому консулу поручалось вести все дела в Японии от имени Российской империи: собирать о ней сведения, защищать интересы русских подданных, выполнять прочие обязанности, связанные с взаимоотношениями двух стран. Одним из важнейших поручений Гошкевича было начало работы по территориальному разграничению Японии и России. При этом подчеркивалось, что Россия намерена строго соблюдать принцип невмешательства во внутренние дела страны.

К этому времени Гошкевич уже выпустил свой «Японо-русский словарь». В предисловии он писал: «Составление предлагаемого ныне словаря начато мною в то время, когда я ничего не знал обо всех последних трудах европейских ориенталистов. Имев случай побывать в Японии, я решился воспользоваться им для ознакомления с этим доселе столь малоизвестным языком. Однако же первые успехи шли весьма медленно: японские переводчики в Нагасаки показали явное нерасположение сообщать сведения». Только встреча с японцем в Хакодате, потом кораблекрушение «Дианы» и близкое знакомство с местными жителями помогли Гошкевичу познакомиться с японским языком поближе. Очень полезными оказались и пять словарей, подаренных ему японцами. Один из них востоковед взял за основу для своего труда.

Консульская группа, состоявшая из 15 человек, прибыла на Амур в июле 1858 г. Помимо Гошкевича в нее входили секретарь консульства коллежский секретарь В. Д. Овандер, врач надворный советник М. П. Альбрехт, иеромонах Филарет, помощник консула по морской части П. Н. Назимов и другие. Гошкевич отправился в далекий путь с женой и сыном. Елизавета Стефановна Гошкевич, очень образованная женщина, с энтузиазмом согласилась поехать с мужем в Японию, где надеялась собрать сведения об этой загадочной стране.

Весьма удачной кандидатурой для консульской службы был лейтенант П. Н. Назимов. Он родился 27 июня 1829 г. в семье морского офицера и уже семилетним был записан в морскую роту Александровского кадетского корпуса. 30 января 1840 г. юношу перевели в Морской кадетский корпус. Через пять лет он стал гардемарином, а в 1847 г. надел погоны мичмана. Впервые на Дальний Восток офицер попал на транспорте «Двина», совершив кругосветное плавание из Кронштадта в Петропавловск-Камчатский. Вернувшись через Сибирь на Балтику, он служил вахтенным офицером на корабле «Лефорт», участвовал на нем в Крымской войне, обороняя Кронштадт, затем плавал в Балтийском и Средиземном морях.

17 февраля 1858 г. Назимова назначили офицером в Хакодатское консульство, а через десять дней инспекторский департамент Морского министерства вручил ему инструкцию: «Состоящему при Российском консульстве в Хакодате лейтенанту Назимову. По случаю назначения Вас состоять при нашем консульстве в Хакодате предписывается Вам по воле Государя Великого Князя Генерал-адмирала: 1. Находиться в совершенной подчиненности нашего консула и исполнять его предписания. 2. Стараться изучить японский язык и, с одной стороны, сообщать японцам полезные сведения в астрономии, мореходстве и по искусству кораблестроения и корабельной механики, а с другой – собирать и доставлять нашему Морскому министерству сведения о Японии, которые могут быть в особенности полезны Морскому ведомству, также собирать и сообщать нашим торговым судам, которые будут приходить в Японию, сведения полезные для них собственно в морском отношении. 3. Представлять ежегодно в Морское министерство отчет о Ваших занятиях».

Важная роль отводилась старшему врачу консульства Михаилу Петровичу Альбрехту, 36-летнему уроженцу Эстляндии. После окончания в 1848 г. медицинского факультета Дерптского университета он успел немало поплавать в должности корабельного врача на российских кораблях. Как часто случалось в те годы среди военных моряков, он был талантливым ботаником и коллектором. Впрочем, отличным коллектором был и сам Гошкевич. Альбрехт взял с собой в Японию и жену, которая также любила вести дневниковые наблюдения.

Ничем особенным не проявил себя секретарь консульства В. Д. Овандер, но он и не задержался в Хакодате надолго. А вот письмоводитель Российского императорского консульства титулярный советник Иван Васильевич Махов оставил большой след, и нам еще предстоит в этом убедиться. По приезде в Хакодате он по совету друзей и родных из Петербурга завел дневник, благодаря которому мы много знаем о жизни консульства и его окружения. «Что-то толку вижу мало в моем дневнике, – писал он. – Иное число занимает страницу, половину и четверть, много интересного, много изобличительного, смешного и даже драматического, словом, всячины всякой много, а говорить по дневнику гласно, печатно приходится только или о здешней погоде, которая мучит нас, или о японцах, этом жалком народе в зимнюю стужу». К сожалению, о Махове мало что известно, но его записи наблюдений за японской жизнью, к которым он поначалу так скептически относился, весьма красноречивы.

Об иеромонахе Филарете, построившем в Хакодате первый храм, также сохранилось не много сведений.

^{Азбука И. Махова. Из Хакодатской библиотеки}

Известно лишь, что благочинный Амурского отряда был бескорыстным и целеустремленным человеком. В состав консульства зачислили также юнг-кантонистов Первого учебного флотского экипажа Кронштадта Александра Маленду, Федора Карлионина, Александра Юганова, Зиновия Драчева и Федора Решетникова. Им поручалось как можно быстрее овладеть японским языком, чтобы стать переводчиками.

Несмотря на близость Японии от российских дальневосточных берегов, добраться до Хакодате оказалось не так-то просто. Хотя русских кораблей было предостаточно, но всех командиров донимали собственные заботы: близилась осень, и нужно было найти хорошее место, чтобы переждать зиму. Командир пароходо-корвета «Америка», на который рассчитывали служащие консульства, заявил, что у него нет топлива и ему нужно вернуться в Николаевск-на-Амуре. Тут подвернулся корабль Российско-Американской компании «Нахимов», отправлявшийся в Русскую Америку. Его капитан Бенземан и представитель РАК Эльфсберг согласились по пути зайти в Хакодате и высадить первых русских дипломатов. Тут подошел и клипер «Джигит», который передавался в распоряжение российского консула. Наконец, подготовка к переходу была закончена, и оба судна, выйдя из бухты Святого Владимира, взяли курс на Хоккайдо.

В полдень 24 октября 1858 г. (по старому русскому стилю) или 30 сентября 5 года Ансэй (по старому японскому стилю) «Нахимов» бросил якорь на рейде Хакодате, доставив в Японию первую постоянную российскую дипломатическую миссию. Суровый климат и недостаток земли, удобной для занятий сельским хозяйством, делали Хакодате сравнительно малозаселенным местом. Здесь проживали около шести тысяч человек, большинство семей занимались торговлей.

Основные городские постройки тянулись вдоль гористого берега бухты на трех террасах, но больших домов в Хакодате не было совсем. Город и гавань защищала каменная восьмигранная крепость, поставленная на северо-западном мысу полуострова. Кроме того, со стороны города имелся глубокий ров, наполненный водой, который с двух сторон соединялся с заливом. Японцы полагали, что таким образом они могут обезопасить вход в порт.

Несмотря на капризы природы, здесь все же выращивали рис, пшеницу, гречиху, просо, кукурузу, бобовые и овощи, но все это в таком небольшом количестве, что многое приходилось завозить из других частей Японии. Хотя пролив зимой не замерзал, с ноября до конца марта плавание джонок между Хонсю и Хоккайдо прекращалось: мореплаванию препятствовали сильные и холодные ветры.

Почти в каждом доме имелась лавка или складское помещение. Основными предметами вывоза служили морская капуста, сушеная рыба и другие морепродукты (каракатицы-ирико и ракушка-аваби). В небольших количествах вывозили также табак, сырец местного чая, женьшень, серу и панты, а также строевой лес. Еще совсем недавно эта торговля шла через город Мацмай. С открытием же порта Хакодате для иностранной торговли все рыбо– и морепродукты стали доставлять сюда, а затем на английских судах они перевозились в Китай, основной торговый партнер Японии.

В Хакодате имелось только три лавки, которым разрешили торговать с иностранцами. Несмотря на трактаты, местное начальство было настроено против чужеземцев, в отличие от простого народа, который, как писали очевидцы, «вследствие существенных выгод, приобретаемых от сношений с иностранцами и приветливого с ним обхождения, не питает к нам глупого предубеждения японского чиновничества; напротив, всегда встречает нас с добродушными и улыбающимися лицами, а в поездках за город в японских гостиницах нас всегда ожидает самый радушный прием. Но служащее сословие под влиянием японской политики не оказывает нам много сочувствия, и косо смотрят на нас как на непрошеных гостей, оскверняющих своим присутствием святую почву Японии».

Первым на борт русского корабля поднялся японец-лоцман, предъявивший свидетельство на английском языке о том, что он имеет право на проводку. Чуть позже Гошкевич выдал ему такой же документ и на русском языке. За проводку нужно было заплатить пять мексиканских долларов.

На борт вместе с лоцманом поднялись представитель губернатора, офицер, таможенник и переводчик. Они сразу же узнали Иосифа Антоновича, и начался доброжелательный разговор, который шел на английском языке. Японские собеседники пообещали в ближайшее время выучить русский язык.

Гошкевич попросил организовать ему аудиенцию у губернатора в тот же день. Японцы стали отнекиваться, но русский консул все же настоял на том, чтобы его просьба была передана японскому начальству незамедлительно, а уж там, как получится. Ответ не замедлил себя ждать: губернатор попросил русских прибыть к нему. Все быстро собрались, надев парадные мундиры. Когда катер отвалил от борта, то на «Джигите» раздался салют в семь залпов.

Как только русские сошли на берег, их окружила огромная толпа жителей Хакодате. Двум офицерам даже пришлось раздвигать зевак, чтобы русские смогли пройти в губернаторский дом. На подходе к дому русских предупредили, что у японцев принято снимать обувь, заходя в помещение. Они об этом уже знали и у входа сняли… галоши, надетые на сапоги. Конечно, японцы не могли предполагать, что офицерская обувь является неотъемлемой частью формы.

Вопросы губернатора, как показалось русским, не отличались оригинальностью. Он спросил, например, сколько домов и жителей в Петропавловске-на-Камчатке. Гошкевич не знал точных цифр и хотел было оставить вопрос без ответа, но японцы настаивали, желая получить конкретные сведения. Дипломату пришлось отвечать наугад.

Пока шла беседа, перед каждым русским установили поднос, на котором находились чай без сахара, два блюдца – с грушей и вареным пуговичным крабом, две трубки, табак, маленькая жаровня, пепельница и чашка с саке. После того как губернатор закурил, японцы предложили покурить и русским, а также попробовать японскую еду. Особенно им не понравился краб, у которого был резкий вкус. Груша и виноград помогли избавиться от неприятных ощущений.

Японцы спросили о назначении артиллерийских выстрелов, сопровождавших сход русской делегации на берer. Им ответили, что российский консул является важным государственным лицом, и положено не только самим салютовать в некоторых случаях, но и в ответ получать соответствующее количество выстрелов. Такой же порядок будет, когда японский консул приедет в Россию. Японцы удивились и попросили в дальнейшем воздержаться от таких салютов.

Губернатор рассказал гостям о городских и рейдовых правилах, попросив русских не съезжать на берег. Он сослался на то, что этот обычай строго соблюдался до открытия Японии иностранцам. На это русские с твердостью ответили, что они будут обязательно сходить на берег, как это делается, например, в Нагасаки.

Наибольшую проблему вызвало размещение Российского консульства. Губернатор приказал двум офицерам показать уже подготовленное помещение в храме Дзицу-гёдзи. Увы, оно совершенно не соответствовало ни по количеству комнат, ни по условиям проживания. На возражения Гошкевича японцы пообещали подумать, но, как уже заметили русские, они не были склонны торопиться с ответом. «Нахимов», на котором до сих пор жили русские дипломаты, уже не мог ждать, и консульским служащим ничего не оставалось, как переехать. Недостатки этого помещения выявились сразу же. В храме было очень шумно: по случаю окончания уборки урожая служба была весьма многолюдной и сопровождалась громкими ударами барабанов. Раздражало сотрудников консульства и то, что верующие не столько молились, сколько глазели на русских.

Консул и врач с женами заняли две отдельные комнаты. Секретарь и Назимов остались на клипере «Джигит», что представляло значительное неудобство. Гошкевич предложил Назимову вновь напроситься на прием к губернатору, и вскоре такой визит состоялся. К удивлению офицера, весь протокол, еда и состав присутствующих были точно такими же, как и во время первого официального визита. После обычных приветствий японцы забросали Назимова вопросами. Их заинтересовало, в частности, расстояние между Петербургом и Хакодате по суше и по морю. Для этого они разложили на полу огромную карту. Также японцы расспрашивали об условиях судоходства по Амуру. Только после этих расспросов губернатор распорядился выделить помещение и для Назимова. Оно располагалось в храме Корюдзи и вначале предназначалось под рынок для торговли с иностранцами.

Русские вскоре выяснили, что основная власть на острове находится в руках двух губернаторов. Один живет в течение года, с мая по май, в Хакодате. Другой отправляется в это время по Хоккайдо, затем осматривает японские поселения на Сахалине, Кунашире и Итурупе. В ноябре возвращается и сообщает губернатору о виденном. Потом едет в Эдо, где в качестве представителя Хоккайдо участвует в правительственных комитетах. В мае он возвращается в Хакодате на замену. Семьи обоих губернаторов все это время живут в Эдо.

Два чиновника, которых русские называли вицегубернаторами, постоянно жили со своими семьями в Хакодате. Общение с иностранцами возлагалось главным образом на одного из вице-губернаторов, другой, хотя и присутствовал при встречах, почти не говорил. К первому русские обращались всякий раз, когда возникали проблемы. Если он не мог дать конкретный ответ, то шли на прием к губернатору. При этом ни одно серьезное дело не решалось без утверждения в столице. Следом за вицегубернаторами по иерархической лестнице шли восемь чиновников. Различить их по чинам русские затруднялись. Они лишь заметили, что один из них всегда стенографировал беседы.

Отношение с японцами было дружественным, хотя чувствовалось культурное различие. «Правды японец иностранцу никогда не скажет, один лжет по убеждению, другой по привычке, а третий просто из страха что-либо выболтать», – замечали русские. Гошкевич считал, что он как консул не, должен оставаться в стороне от общественной активности. При нем в Хакодате часто проводились – по поводу, а иногда и без всяких причин – балы и вечеринки. Российское консульство поистине стало центром общественной жизни в городе. Именно здесь японцы знакомились с европейскими обычаями и русской культурой. Особенно старательно консульство готовилось к празднованию первого Нового года на японской земле. Для детей Гошкевич устроил рождественскую елку, на которую пригласил и местных чиновников. Губернатор Хакодате, правда, на празднике не появился, хотя подарок передал. Комнату украсили русским оружием, российским и японским флагами. Все выглядело очень эффектно. Японским чиновникам обстановка так понравилась, что они прислали художника, который зарисовал комнату во всех деталях.

На встречу Нового года Гошкевич также пригласил японцев. Бал-маскарад, в котором участвовали и офицеры клипера «Пластун», удался на славу. Было очень весело, пары кружились в танцах. Хотя женщин было раз-два и обчелся и к ним установилась очередь, никто не скучал. Русские дамы попытались вовлечь в танцы и японских чиновников. Японцы старательно повторяли движения, а потом записали названия танцев.

1 января 1859 г. в три часа дня в Российское консульство с визитом приехал губернатор Хакодате с многочисленной челядью. Предварительно побывавший в консульстве чиновник сообщил Гошкевичу, что американский коммерческий агент такой чести еще не удостаивался. В те годы японское общество было разделено на касты-классы. Одним из наиболее привилегированных классов считались военные, а торговцы, напротив, занимали одну из низших ступенек. Японским чиновникам было затруднительно определить отношение к тем консулам, которые назначались из предпринимателей, каковым, в частности, являлся американец. Другое дело – чиновник Иосиф Антонович Гошкевич. Уже одна принадлежность к правительственным кругам ставила его на более значительную высоту, чем представителей других стран.

Сразу же после Нового года, начиная с 1 января, в консульстве начались занятия по русскому языку для японских кадетов, изучавших английский язык. В свою очередь начальство рекомендовало Гошкевичу поощрять изучение японского языка сотрудниками консульства, что не только облегчало бы им «исполнение служебных обязанностей», но и «сблизило бы с коренными жителями». Вскоре сотрудники консульства могли уже без переводчика объясняться с японцами на бытовом уровне.

Со временем у русских в Хакодате появилось немало знакомых, которые заглядывали к ним на огонек. Первым делом японцы просили «сладенького», подразумевая под этим шампанское, которое им пришлось очень по вкусу. Завязывался разговор, порой весьма оживленный – особенно по мере того, как русские усваивали японский язык. Но как только консульские служащие начинали интересоваться какими-то деталями японской жизни и задавать конкретные вопросы, японцы быстро закруглялись и уходили. Чтобы, например, заполучить план города, русским пришлось вручить японцам немало подарков.

Несколько окрестных мест пользовались особой популярностью у русских. Так, наняв лошадь, можно было отправиться в «Петергоф», живописный уголок, где имелся чайный домик. Там летом угощали виноградом и жареными каштанами, а японский чай подавали с кастеро – хлебом, выпеченным из яиц и рисовой муки. Японские кулинары позаимствовали рецепт у португальцев, которые называли такой хлеб castilla. Японцы не могли выговорить звук «л», и это слово превратилось в castera. Напротив домика располагался небольшой садик с прудом, через который был переброшен мостик. В воде красиво цвели лотосы. Чтобы добраться до домика, нужно было проехать небольшими аллеями, окаймленными с обеих сторон неглубокими каналами. Другой чайный домик находился в Камиде. Его содержала мадам Уткина. Это имя японке дали русские офицеры, якобы на память о том, что она привозила на русские суда уток. Имя настолько прижилось, что хозяйку чайного домика стали так называли и другие иностранцы. Она хорошо знала вкусы русских и угощала их теми же яствами, что и в чайном домике «Петергофа».

В течение первого года работы консульства одной из основных проблем было строительство консульского здания. В инструкции, выданной Гошкевичу, отмечалось: «По прибытии в Хакодате Вы составите, согласно с Высочайше одобренным предначертанием, проект учреждения в сем городе школы и больницы и примете необходимые к исполнению его предварительные меры, вплоть до утверждения его установленным порядком. Участок, который на основании трактата (имеется в виду российско-японский договор, заключенный в Симоде в 1855 г. – А. Х.) будет отведен под Консульский дом, должен находиться в городской черте, согласно с изустным обещанием, данным капитану Посьету Японскими уполномоченными, и соединять нужные удобства с достаточной обширностью для возведения дома со службами, собственно для Консульства, магазинов для складки товаров и каменного угля, а также помещения для приезжих». Скорее всего, в столице уже были наслышаны об особенностях японского характера, и в инструкции Гошкевичу советовали не сообщать раньше времени японским властям ни числа, ни рода предполагаемых построек.

Вопрос с выделением участка для консульства долго не решался. Ни письма консула губернатору, ни личные визиты не могли ускорить дела. Японцы добросовестно раскладывали на полу огромную разрисованную от руки карту Хакодате, но стоило русским показать место в центре города, рядом с домом губернатора, как разыгрывалась одна и та же сцена. Японцы делали вид, что не понимают гостей, и предлагали им расположиться за городской чертой, в местечке, удаленном от города на 3 км. Было очевидно желание японцев поселить всех иностранных гостей рядом друг с другом, чтобы облегчить контроль над их передвижениями.

«Ваши усилия заставить всех иностранцев жить в одном месте бесполезны, – возражал Гошкевич. – Этот способ, который вы применяли в отношении голландцев в Нагасаки, уже невозможен». При этом русский консул показал на карте участки, не занятые постройками, и предложил рассмотреть их на месте. Губернатор с большой неохотой согласился и выделил офицеров, чтобы сопроводить русских. Но дело так и не получило завершения. Сначала губернатор захотел сам осмотреть эти участки, потом заявил, что надо запросить разрешение у столицы Эдо, на что может уйти целый год. После долгих переговоров и раздумий японцы все же решились выделить для иностранцев участок О-мачи (O-machi, ныне Nakahamamachi), который тогда граничил с городом.

О том, как строилось консульство, известно со слов литератора С. В. Максимова, побывавшего в Хакодате и узнавшего обо всем от Гошкевича: «Понадобилось русскому консулу место для дома, и состоялся приказ Сёгуна не пускать пришельцев селиться в среде города, не отводить им мест удобных в центрах населения. Хакодатское начальство не задумывалось. Была у них на горе, за городом, великолепная кипарисовая роща. Место это отлично согласовывалось со смыслом предписания из Иедо и видами высшего правительства, но представляло большие неудобства и трудности в том отношении, что гора была слишком отлога, слишком крута для того, чтобы можно было применить к ней русское здание, задуманное по нашему обыкновению в широких размерах. Как быть? Хакодатский губернатор согнал огромные массы рабочих, в короткое время немногих месяцев муравьи эти, не знающие устали, вырезали из горы громадный кусок (в несколько десятков сажень длины и ширины), как раз достаточный для того, чтобы иметь вид огромного плаца и поместить консульский дом со всеми службами, даже с церковью и домами секретаря и доктора». Когда понадобился участок для Британского консульства, процедура повторилось. Вынутую землю использовали для того, чтобы обустроить новую террасу.

Назимов произвел разбивку места под здание консульства и составил проект двухэтажного дома для консула, одноэтажного для врача, а также больницы и бани. Для строительства можно было нанять только японских рабочих, привыкших к японскому стилю архитектуры. Поэтому решено было внутреннюю обстановку сделать так, как в японских домах, а внешний вид – по-европейски. По разработанному плану были сооружены двухэтажное здание самого консульства и четыре одноэтажные постройки для проживания русских семей. Строительство шло быстрыми темпами. Губернатор Хакодате лично следил за его ходом и выполнял все просьбы русских. Правда, Назимов замечал, что за все постройки японцы «сравнительно берут дорого и делают непрочно, штукатурка обвалилась».

В апреле 1860 г. сотрудники Российского консульства переехали в новые здания. Они были очень небольшими, но все же отличались от японского жилья в лучшую сторону. Особенно важным русские считали, что можно будет печь хлеб и сушить сухари: некоторые никак не могли привыкнуть к японской еде. «Вообще Хакодате, – писал Махов, – мало-помалу начинает украшаться новыми домами, принадлежащими как иностранцам, так и японцам; дом нашего консула уже совершенно готов, и можно смело сказать, что он и наша церковь – лучшие здания в городе».