Текст книги "Послезавтра"

Автор книги: Аллан Фолсом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 45 страниц)

Глава 113

Они выехали на двух машинах. Нобл с Реммером – в «мерседесе». Осборн – за рулем черного «форда», Маквей – на заднем сиденье, за его спиной. За ними следовали две машины сопровождения: в первой – ветераны полиции Келлерманн и Зайденберг, во второй – Литтбарский и молодой, похожий на мальчишку детектив Хольт. Машины сопровождения остановились около отеля, Келлерманн и Зайденберг – в боковой аллее, Литтбарский и Хольт – прямо перед входом. Келлерманн и Зайденберг побывали в маленьком магазинчике вблизи станции метро Шонхольц, из которого звонил Каду. Владелец подтвердил, – правда, без особой уверенности, – что похожий человек звонил из магазина, находился он в кабинке недолго и, кажется, был один.

Перед входом, рядом с машиной сопровождения, притормозил Реммер и погасил фары.

– Остановитесь за углом, – проинструктировал Осборна Маквей.

Отель «Борггреве» был небольшим. Он находился в довольно отдаленном от центра районе, к северо-востоку от Тиргартена. Средняя часть дома, четырехэтажная, с фасадом шириной не более шестидесяти футов, соединяла два более высоких крыла. Вид у отеля был дешевый и запущенный. Последний этаж, комната 412, в конце коридора, сказал Каду.

Осборн обогнул квартал и припарковался возле белого «альфа-ромео» на углу. Расстегнув пиджак, Маквей достал револьвер и проверил обойму.

– Не люблю, когда меня обманывают, – проворчал он.

В отеле Маквей ничего не сказал Осборну по поводу его побега и встречи с фон Хольденом. Сейчас он позволил себе единственный намек, чтобы напомнить Осборну, кто отвечает за операцию.

– Убили моего отца, а не вашего, – строптиво произнес Осборн, глядя на него в упор. Ни извинений, ни обещаний на будущее. Он злился на Маквея, считая, что его использовали, как приманку, чтобы взять Веру, и еще больше за то, как обращались с ней полицейские. Встреча с Верой – ее голос, прикосновения – все это убедило Осборна в ее полной невиновности, отмело все подозрения в ее причастности к преступной группе. Теперь самым нестерпимым для него было положение Веры: Шолл и Маквей были в равной мере виноваты в том, что такие подозрения вообще могли возникнуть.

– Ночь, вполне вероятно, будет очень долгой, доктор, с массой непредсказуемых событий.

Спрятав револьвер в кобуру, Маквей подхватил с сиденья рацию и включил ее.

– Реммер?

– Я здесь, Маквей.

Голос Реммера прозвучал очень резко и громко.

– Все на связи?

– Да.

– Предупреди ребят, что мы пока не знаем, чего ждать, так что пусть будут поосторожнее.

Они услышали, как Реммер говорит по-немецки с полицейскими. Маквей с громким щелчком открыл бардачок и достал маленький пистолет, который был у Осборна во время его злополучной прогулки по Тиргартену. Маквей протянул ему пистолет.

– Выключите фары и заприте двери.

Бросив на него выразительный взгляд, Маквей вылез из машины. Внутрь ворвался клуб холодного воздуха, и дверца захлопнулась. Маквей ушел. В зеркальце заднего вида Осборн увидел, как он дошел до угла и расстегнул пиджак. Потом зашел за угол – и исчез из виду. Улица опустела.

* * *

С другой стороны к отелю «Борггреве» примыкала узкая улочка. В дальнем ее конце начинался большой квартал многоквартирных домов. Вести наблюдение оттуда было поручено инспекторам Келлерманну и Зайденбергу. Келлерманн стоял в тени контейнера для мусора и смотрел в бинокль на второе слева окно четвертого этажа. Он видел, что в комнате горит лампа, и это было все, о чем он мог сказать точно.

В наушниках прозвучал голос Литтбарского:

– Келлерманн, мы входим внутрь. Что-нибудь заметил?

– Ничего.

Келлерманн тихо отвечал в микрофон, прикрепленный к лацкану пиджака. Он взглянул на крупную фигуру Зайденберга около большого дуба дальше по улочке. Тот вел наблюдение за дверью черного хода отеля.

– У меня тоже ничего, – отозвался он.

Салеттл остановился в дверях большой спальни на втором этаже дома по Гаупт-штрассе, наблюдая за Эриком и Эдвардом, игриво помогающими друг другу завязать галстуки. Не будь они братьями-близнецами, подумал он, была бы образцовая гомосексуальная пара.

– Как самочувствие? – спросил он.

– Отличное, – отозвался Эрик, быстро к нему повернувшись.

– У меня тоже, – сказал Эдвард.

Салеттл на минуту задержался, потом вышел.

Спустившись по лестнице, он пересек коридор с резными дубовыми панелями и вошел в уютный кабинет с такой же отделкой. Шолл, в официальном костюме с белым галстуком, очень представительный, стоял перед камином с рюмкой коньяка в руке. Юта Баур в одном из своих знаменитых черных платьев устроилась в кресле позади него и курила турецкую сигарету с длинным мундштуком.

– Фон Хольден у Либаргера, – сказал Салеттл.

– Знаю, – ответил Шолл.

– Очень неудачно, что полицейский вздумал привлечь кардинала…

– Вам не следует волноваться ни о чем, кроме Эрика с Эдвардом и мистера Либаргера, – отрезал Шолл с ледяной улыбкой. – Эта ночь наша, дорогой доктор. Это ночь для всех нас, – внезапно он обернулся к ним, – не только ныне живущих, но и тех, кто уже мертв, но мужественно, самоотверженно и мудро подготовил начало. Эта ночь и для них. Для них мы познаём будущее, подходим к нему все ближе. – Глаза Шолла остановились на Салеттле. – И никто и ничто, дорогой доктор, – тихо закончил он, – не отберет у нас эту ночь.

Глава 114

– Я хотел бы получить ключ от комнаты четыреста двенадцать, – сказал по-немецки Реммер женщине с тускло-серыми волосами, сидевшей за конторкой. У нее были очки с толстыми стеклами, на плечи накинута коричневатая шаль.

– Этот номер занят, – изумленным тоном ответила она, потом покосилась на Маквея, стоявшего позади Реммера, слева от лифта.

– Ваша фамилия?

– С чего это я буду вам отвечать? Кто вы? Какое вы имеете право?

– Мы из полиции. – И Реммер показал удостоверение сотрудника берлинской полиции.

– Меня зовут Анна Шубарт, – быстро ответила женщина. – Что вы хотите?

Маквей и Нобл остановились посередине вестибюля, на полпути между парадным входом и лестничной площадкой, застеленной вытертым ковром цвета бургундского вина. Тесный вестибюль был выкрашен в горчичный цвет. У конторки стояла бархатная кушетка, два вытертых и непарных стула были придвинуты к камину, в котором тлел огонь. На одном из стульев дремал старик, опустив на колени развернутую газету.

– Лестница из вестибюля ведет на последний этаж?

– Да.

– Кроме лестницы и лифта, других путей наверх нет?

– Нет.

– Пожилой господин у камина – постоялец?

– Мой отец. Что происходит?..

– Вы живете в этом здании?

Анна Шубарт кивком указала на закрытую дверь у себя за спиной.

– Будите отца и уходите оба к себе. Я скажу, когда можно будет вернуться.

Лицо женщины побагровело, похоже было, что она пошлет Реммера к черту, но тут открылась дверь и вошли Литтбарский и Хольт. Литтбарский держал ружье. На плече у Хольта висел «узи».

Оскорбленное достоинство Анны Шубарт было удовлетворено. Потянувшись к настенному шкафчику, она достала ключ от 412-й комнаты и подала его Реммеру. Потом быстро подошла к старику и разбудила его.

– Komm, Vater,[38]38
  Идем, отец (нем.).


[Закрыть] – сказала она.

Она помогла старику встать и повела его, удивленно моргающего и оглядывающегося, к двери за конторкой. Бросив короткий злой взгляд на полицейских, она закрыла за собой дверь.

– Скажи Хольту, чтобы оставался здесь, – сказал Реммеру Маквей. – Вы с Литтбарским подниметесь по лестнице. Мы, старики, поедем лифтом. Встречаемся наверху.

Подойдя к лифту, Маквей нажал на кнопку вызова. Двери раздвинулись сразу же, и они с Ноблом вошли внутрь. Лифт тронулся, а Реммер и Литтбарский начали подниматься по лестнице.

Келлерманну, дежурившему снаружи, показалось, что свет горит в еще одной комнате, соседней с номером Каду, но утверждать наверняка он не стал бы. Что бы там ни было, это не повод поднимать тревогу, подумал он.

Лифт со скрежетом остановился на четвертом этаже, двери раздвинулись. Тридцать восемь секунд, отметил Маквей. Тускло освещенный коридор был пуст. Заблокировав лифт, Маквей вышел из кабины. За ним с матово-черным «магнумом» 44-го калибра последовал Нобл.

Они прошли футов двадцать, как вдруг Маквей насторожился и кивнул Ноблу на дверь напротив.

Комната 412.

Внезапно по потолку в дальнем конце коридора метнулась тень, и они прижались к стене. Из-за угла выскочил Реммер с револьвером в руке, за ним спешил Литтбарский. Маквей показал на дверь 412-го, и четверо мужчин заняли позиции по разные стороны двери: Маквей и Нобл – слева, Реммер и Литтбарский – справа.

Маквей подтолкнул Литтбарского к центру, чтобы тот при необходимости мог открыть огонь по двери.

Перебросив револьвер в левую руку, Маквей стал сбоку от двери, сунул ключ в замок и повернул.

Щелк…

Дверь открыта, они прислушались.

Тишина.

Литтбарский нацелил ружье в центр двери. Струйка пота бежала по щеке Реммера, прижавшегося к стене около двери. Нобл, держа перед собой «магнум» двумя руками, как принято у морских пехотинцев, застыл наготове в футе от Маквея.

Не дыша, Маквей потянулся к дверной ручке и повернул ее, потом легонько толкнул. Дверь приоткрылась на несколько дюймов. Показалась небольшая часть комнаты в тусклом свете лампы в стиле рококо, висевшей в углу над диванчиком. Звуки вальса Штрауса едва слышно доносились из радиоприемника.

– Каду, – громко позвал Маквей.

Никакого ответа, только звуки вальса.

– Каду, – повторил Маквей.

Снова – ничего.

Взглянув на Реммера, Маквей распахнул дверь. Каду сидел на диване лицом к ним. На нем был темный вельветовый спортивный пиджак, голубая рубашка и узкий, небрежно повязанный галстук. Рубашка была залита кровью, а в галстуке виднелись три аккуратные дырочки, одна над другой.

Выпрямившись, Маквей повернулся и осмотрел коридор. Двери других пяти номеров были закрыты, свет из-под них не пробивался. Тишину нарушали только звуки вальса из комнаты Каду. Держа наготове свой револьвер, Маквей решительно вошел внутрь.

В номере стояла двуспальная кровать, рядом – неказистый ночной столик. В приоткрытую дверь виднелась темная ванная комната. Маквей через плечо посмотрел на Литтбарского, переставшего судорожно сжимать свое ружье, и кивнул ему. Потом обменялся взглядами с Реммером и Ноблом, занявшими оборонительную позицию около двери.

– Каду мертв. Его застрелили.

Реммер что-то сказал по-немецки в микрофон, прикрепленный к лацкану.

Внизу, в вестибюле отеля, Хольт со своим «узи» прикрывал парадный вход. В темной аллее Зайденберг протер глаза и отошел в тень дуба. Келлерманн еще раз настроил свой бинокль и посмотрел на окно 412-го номера.

– Входим в комнату, – сказал в рацию Реммер. Все участники операции напряглись, как будто одновременно почувствовали – сейчас что-то произойдет.

Литтбарский, стоявший на своем посту перед номером, смотрел, как Маквей входит внутрь. Вдруг вспыхнул ослепительный, ярче солнца, свет.

– Осторожно!.. – завопил он.

Раздался грохот взрыва. Литтбарского сбило с ног, а оконная рама 412-го номера вылетела вниз, на улицу. По комнате прокатился рычащий огненный шар, за которым тянулся хвост плотного черного дыма.

В это мгновение внизу, в вестибюле, дверь за конторкой открылась, и на пороге появилась Анна.

– Что происходит? – закричала она.

– Немедленно убирайтесь к себе! – крикнул Хольт, глядя на потолок, с которого дождем сыпались пыль и штукатурка. И тут до него дошло, что на женщине уже нет очков с толстыми стеклами, но когда, осознав это, он перевел взгляд на Анну, было уже поздно. На него был нацелен револьвер 45-го калибра с навинченным на ствол глушителем.

Оружие в руке женщины трижды щелкнуло, и Хольта отбросило к стене. Он упал, пытаясь поднять свой «узи», но не смог. Левую сторону его головы снесло выстрелами начисто.

* * *

Взрыв опрокинул Маквея на спину. Он лежал на полу. Повсюду бушевал огонь. Он слышал чьи-то стоны, но не понимал чьи. Сквозь огонь он увидел над собой улыбающееся лицо Каду с оружием в руках. Откатившись в сторону, Маквей прицелился и дважды выстрелил. Только тогда он понял, что от Каду осталась только верхняя половина тела и что он принял за оружие, было непонятно.

– Айан! – крикнул он, пытаясь встать на ноги. Жар был непереносимым. – Реммер!

Треск огня перекрыла автоматная очередь, потом глухие выстрелы ружья Литтбарского. Прижавшись к полу, Маквей силился представить себе, где он находится и как добраться до двери. Неподалеку кто-то стонал и кашлял. Прикрывая рукой глаза от огня, он двинулся туда и сразу же наткнулся на захлебывающегося кашлем Реммера, стоявшего на коленях и силящегося подняться на ноги. Маквей подхватил его под локоть и помог встать на ноги.

– Манни! Вставай! Все в порядке!

Поддерживая хрипящего от боли Реммера, с трудом переставлявшего ноги, они двинулись к двери. Маквей наконец увидел коридор. На полу лежал Литтбарский, из его груди лилась кровь. Дальше по коридору он увидел страшные останки молодой женщины, рядом валялся пистолет. Пуля из ружья Литтбарского размозжила ей голову.

– Иисус Христос! – простонал Маквей. Он огляделся. Языки пламени охватили весь коридор, взбирались по стенам к потолку. Реммер с искаженным от боли лицом снова упал на одно колено. Его левая рука висела, как плеть, запястье было неестественно вывернуто в сторону.

– Проклятье, где Айан? – Маквей бросился назад, в пылающий номер. – Айан! Айан!

– Маквей, – Реммер поднялся на ноги, опираясь о стену, – нам надо уносить ноги отсюда!

– Айан! – вопил Маквей, стоя на пороге рычащей, затянутой черным дымом преисподней, в которую превратился 412-й номер.

Реммер, вцепившись в его руку, тащил Маквея прочь.

– Идем, Маквей! Иисус Христос, оставь его! Он поступил бы точно так же.

Маквей пристально посмотрел на Реммера. Несомненно, он был прав. Мертвые мертвы. Вдруг послышался стон, и из номера вывалился Нобл с горящими волосами и одеждой.

* * *

Два выстрела из «штайр-маннлихера» с телескопическим прицелом с крыши дома напротив отеля освободили от всех забот Келлерманна и Зайденберга. И теперь Виктор Шевченко, сменивший «штайр-маннлихер» на автомат Калашникова вбегал в вестибюль отеля, чтобы помочь Наталии и Анне поскорее закончить работу. Но тут возникло препятствие – в лице человека, которого никто не принимал в расчет, в том числе и Анна.

Услышав взрыв, Осборн с маленьким пистолетом в руке выскочил из машины, чтобы мчаться к отелю. И сразу же вступил в боевые действия, столкнувшись с пожилым господином, лишь только он открыл дверцу своей машины. Ровно на долю секунду старик от неожиданности замер – Осборн успел увидеть в его руках автомат, поднять свой маленький пистолет и выстрелить в него почти в упор. Не оглядываясь, он побежал к отелю и ворвался в вестибюль как раз в то мгновение, когда Анна сделала последний, для верности, выстрел в Хольта. При виде Осборна Анна резко вскинула револьвер. Он снова нажал на спусковой крючок, не успев толком прицелиться. Первый выстрел попал ей в горло, второй – в голову, и Анна уткнулась головой в кресло возле неподвижного тела Хольта.

В ушах Осборна звенело от грохота и выстрелов. Ожидая чего угодно, он оглянулся. В этот момент в вестибюль влетел Виктор с автоматом Калашникова у пояса. При виде Осборна замешкался и тут же получил три пули в грудь. Секунду он стоял, в недоумении глядя на Осборна, и с тем же недоуменным выражением на лице упал на спину, попытался схватиться за перила и, уже мертвый, покатился по лестнице головой вниз.

Удушливый воздух заполнил вестибюль. Осборн бросил еще один взгляд на Виктора, лежащего у подъезда, потом с ужасом оглядел вестибюль, напоминающий причудливые декорации кровавой батальной сцены. Хольт лежал на боку около камина, отброшенный туда выстрелами Анны. Анна, как сломанная кукла, лицом вниз ткнулась в кресло, юбка ее непристойно задралась, оголив белые пухлые ляжки над краем чулок. Ворвавшийся с улицы ветер не в силах был справиться с ужасным запахом смерти и пороха. За считанные секунды доктор Осборн лишил жизни троих, среди них – женщину. Он отчаянно и безуспешно пытался успокоить свою совесть. В отдалении послышались полицейские сирены.

И тут реальность снова померкла.

Справа от него послышался скрежет, потом глухой удар. Пошатываясь, Осборн повернулся и увидел, как открылись двери лифта. С безумно бьющимся сердцем, не зная, остались ли у него еще патроны, он сделал шаг назад и прицелился.

– Halt![39]39
  Стоять! (нем.)


[Закрыть] – завопил он, поднимая свой пистолет.

– Осборн! Ради Бога, не стреляйте! – колоколом прогремел у него в ушах голос Маквея.

Из кабины лифта вывалились кашляющие, хрипящие Маквей и Реммер, на их руках висел в полубессознательном состоянии весь черный, в обгоревшей одежде Нобл.

Сразу овладев собой, доктор Осборн шагнул к ним.

– Помогите ему сесть в кресло. Осторожней!

Красные от дыма глаза Маквея остановились на его лице.

– Вызывайте пожарных, – четко произнес он, словно сомневался, что Осборн может его понять. – Горит весь верхний этаж.

Глава 115

6.50

– Я прекрасно себя чувствую, – с улыбкой сказал Элтон Либаргер, переводя взгляд с Джоанны на фон Хольдена, сидевших позади него. Кортеж из трех лимузинов «мерседес-бенц», державшихся вплотную друг к другу, мчался по Берлину. Либаргер, Джоанна и фон Хольден ехали во втором лимузине. В первом были Шолл и Юта Баур, в замыкающем – доктор Салеттл и близнецы Эрик и Эдвард.

– Я совершенно спокоен и полностью уверен в себе. Примите мою благодарность.

– Мы здесь ради вас, сэр, – сказал фон Хольден. Кортеж свернул на Литценбургер-штрассе и помчался к Шарлоттенбургскому дворцу.

Стряхнув невидимую соринку с рукава смокинга, фон Хольден потянулся к телефону возле заднего сиденья и набрал номер. Джоанна улыбнулась. Не будь фон Хольден так расстроен, он сумел бы оценить, как она ослепительна сегодня. Безупречный макияж, волосы, зачесанные на одну сторону и волной спускающиеся на правую щеку, да еще и сногсшибательное творение Юты Баур – белое с зеленым, длинное, до пола, платье с высоким воротником и глубоким, дразнящим декольте, обнажающим верхнюю часть груди под короткой черной норковой накидкой.

Вечером ей предстояло появиться среди европейской элиты, и Джоанна казалась себе настоящей аристократкой.

Фон Хольден мимолетно улыбнулся Джоанне, прислушиваясь к длинным гудкам на другом конце. Наконец заговорил автоответчик. «Двигатель выключен. Перезвоните». Фраза, которую услышал фон Хольден, означала: операция провалилась.

Трубка выскользнула из его пальцев. Он подобрал ее и положил на рычаг, стараясь не выдать свое состояние. Запоздало он подумал, что напрасно уступил Шоллу. Он должен был лично возглавить операцию в отеле «Борггреве», а не сопровождать Либергера в Шарлоттенбургский дворец. Но теперь изменить ничего нельзя.

Сегодня в три часа фон Хольден еще раз проработал все детали операции с бывшими оперативниками Штази – Каду, Наталией и Виктором Шевченко. Вместе с ними в операции должны были участвовать опытные взрывники Анна Шубарт и Вильгельм Подл, прошедшие обучение в лагерях ливанских террористов и вчера приехавшие поездом через Польшу.

Он собрал всю команду в грязном подсобном помещении мастерской по ремонту мотоциклов недалеко от Остбанхофа, одного из двух крупнейших в Восточном Берлине вокзалов. Фон Хольден принес с собой фотографии и план отеля «Борггреве», приобретенного берлинским сектором через подставных лиц. Команда проработала план операции во всех деталях, включая даже такие, казалось бы, незначительные, как должны одеться Анна Шубарт и Вильгельм Подл, изображающий ее престарелого отца. Были оговорены все виды оружия, способ минирования здания и тип взрывчатки.

Маквей и его люди должны были оказаться в западне, из которой не было выхода. Фон Хольден уже тогда считал свое участие в операции необходимым, несмотря на тщательную подготовку. Он знал, с кем имеет дело. Маквей и его коллеги были полисменами до мозга костей. Свой поход на Борггреве-штрассе они продумают, как полицейские, и проявят типично полицейскую предусмотрительность. Фон Хольден понимал это как никто другой, ему приходилось работать с перебежчиками из бывших полицейских. Эти люди совершенно не воспринимали ход мыслей террористов, но все были великолепно обучены и очень осторожны.

Сам по себе план был довольно прост. Каду позвонит Маквею и Ноблу по телефону и расскажет им вполне правдоподобную историю. Он пообещает передать важную информацию, необходимую им для разговора с Шоллом, выразит тревогу относительно своей собственной безопасности, даст адрес и повесит трубку.

Предполагалось, что, когда те придут, Каду начнет выкладывать им компрометирующую Шолла информацию, а потом извинится и выйдет в туалет. Наверняка кто-нибудь из них последует за ним – вряд ли Маквей поверит в полную лояльность Каду. Как только Каду и кто-то из сопровождающих выйдут из комнаты, Наталия даст ход взрывному устройству, Каду пристрелит сопровождающего, а Виктор, Анна и Вильгельм Подл будут контролировать ситуацию внизу, на случай, если Маквей оставит там полицейских. Все очень просто.

В 3.45 инструктаж окончился. Вся команда, за исключением Каду, выехала в отель «Борггреве». Фон Хольден отвез Каду в маленькую бакалейную лавочку, из которой тот позвонил Маквею.

После этого фон Хольден привез Каду в отель «Борггреве», еще раз повторил задание каждому участнику операции и попросил всех выйти, потому что он хочет поговорить с Каду один на один. Когда они остались вдвоем, фон Хольден запер дверь 412-го номера.

Он принес извинения за свою бестактность – ему следовало понимать, как много Авриль Рокар значит для Каду. Уладив это недоразумение, он сделал вид, что собирается уходить, но спохватился, что забыл оставить Каду оружие. Открыв кейс, фон Хольден достал австрийский «глок-18», автоматический револьвер на тридцать три заряда. Каду просиял при виде такого мощного оружия.

– Отличный выбор, – сказал он фон Хольдену.

– Да, вот еще что, – произнес фон Хольден, не торопясь отдавать ему оружие. – Мадемуазель Рокар мертва. Она убита на ферме в Нанси.

– Что?.. – Каду был сражен.

– Ужасно! Особенно для меня.

– Для вас?.. – Каду побледнел.

– Она должна была приехать в Берлин по моему приглашению. Она была моей любовницей, вы не знали? Девочка любила хорошенько потрахаться – сами понимаете, этим вы ее порадовать не могли.

Каду, рыча от ярости, бросился на него. Фон Хольден подождал, пока он подойдет поближе, поднял «глок» и сделал три выстрела. Потом посадил труп на диван и вышел.

* * *

Ярко освещенные окна Шарлоттенбургского дворца были видны издалека. Фон Хольден снова взял трубку телефона и набрал номер. Длинные гудки, потом голос автоответчика: «Двигатель выключен. Перезвоните».

Повесив трубку, он уставился в окно. Его инструкций были предельно четкими. Произвести взрыв и быстро отходить. В отеле остаются четыре трупа, оперативная команда садится в голубой «фиат», припаркованный через улицу. Они едут на юг, фон Хольден связывается с ними после завершения операции по установленному в машине телефону. Возле аэропорта Темпельхоф они оставляют машину и расходятся в разных направлениях. К десяти часам все участники операции должны были покинуть страну.

– Что-то случилось, Паскаль? – спросила Джоанна.

– Нет-нет, все в порядке. – Фон Хольден улыбнулся ей.

Джоанна улыбнулась ему в ответ.

Машины миновали железные ворота и по тротуару обогнули конную статую Фридриха Вильгельма I. Фон Хольден смотрел, как из первого лимузина вышли Шолл и Юта Баур. Затормозила вторая машина, и тяжеловес-охранник в смокинге открыл дверцу и помог выйти Джоанне.

Тремя минутами позже их провели по роскошным Королевским апартаментам, где жили Фридрих Первый и его супруга Софи Шарлотта. Шолл, с несвойственным для него возбуждением, словно режиссер на премьере в театре, отошел с Элтоном Либаргером и его племянниками.

Фон Хольден отвел Джоанну в сторону и попросил проверить, приготовлена ли комната для Либаргера, чтобы тот мог отдохнуть перед своим выступлением.

– Что-то случилось, Паскаль, да?

– Абсолютно ничего. Я сейчас вернусь, – быстро ответил он. Потом, избегая взгляда Шолла, вышел через боковую дверь в служебный коридор, по которому деловито сновала прислуга. В зале приемов он нырнул в альков и попробовал по радиотелефону связаться с отелем «Борггреве». Никто не отвечал.

Выключив радиотелефон, он вышел, небрежно кивнув охраннику у парадного подъезда. Гости уже начали прибывать. Вот из лимузина вылез бородатый коротышка Ганс Дабриц и протянул руку высокой, поразительно тонкой фотомодели лет на тридцать моложе его. Держась в стороне, фон Хольден вышел на улицу. Переходя дорогу, он заметил проезжавших в лимузине мимо него Конрада и Маргариту Пейпер. За ними следовал длинный хвост машин, ожидавших своей очереди, чтобы проехать в ворота. Если бы фон Хольден попробовал воспользоваться своей машиной, ему потребовалось бы минут десять, чтобы выехать из ворот. А сейчас десять минут казались ему вечностью.

В нескольких десятках футов, через улицу, он заметил Гертруду Бирманн, выходящую из такси, толстые щиколотки ее ног вылезали из-под коротковатого зеленого плаща военного покроя. Ее простая одежда вызвала недоумение охраны, к чему Гертруда Бирманн отнеслась спокойно, предъявив вместе с приглашением и свой хороший характер. Такси, в котором она приехала, все еще стояло у тротуара, ожидая просвета в потоке транспорта, чтобы развернуться. Фон Хольден быстро подскочил к нему, открыл дверцу и опустился на заднее сиденье.

– Куда едем? – спросил шофер, через плечо взглянув на поток машин с горящими фарами, направляющимися в ворота.

Сегодня днем, побывав в объятиях Джоанны в ее комнате в доме на Гаупт-штрассе, фон Хольден сразу провалился в сон. И хотя он спал лишь несколько минут, к нему снова вернулся старый кошмар. Истерзанный страхом, он с криком проснулся, обливаясь потом. Джоанна хотела успокоить его, но он оттолкнул ее и бросился в ванную, под холодный душ. Холодная вода быстро привела его в чувство, и он попробовал отогнать от себя мучительные мысли. Напрасно. Предчувствие несчастья вернулось. Еще один приступ страха он почувствовал, когда взялся за телефонную трубку, чтобы связаться с голубым «фиатом». Для страха не было причин, но еще до того, как он набрал номер, его охватило чувство тревоги: произошло что-то непоправимо опасное…

– Я спрашиваю, куда ехать? – повторил таксист. – Может, поездим по кругу, пока решите, куда вам надо?

В зеркальце заднего вида фон Хольден увидел лицо шофера. Совсем молодой, лет двадцати двух, не больше, блондин, улыбается и жует резинку… Что за дурацкий вопрос – его пассажир может назвать один-единственный адрес.

– В отель «Борггреве», – сказал фон Хольден.