Текст книги "Послезавтра"

Автор книги: Аллан Фолсом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 45 страниц)

Глава 81

Маленькая «Сессна» прорвала низкие облака над Мо и исчезла из виду.

Маквей рассказал Ноблу историю их спасения: они с Осборном провели ночь в лесу около взлетной полосы и пробрались в здание аэропорта к половине восьмого утра. Изображая туриста, Маквей купил кепку, свитер и дорожные туалетные принадлежности. Потом в туалете, где его ждал Осборн, Маквей побрился и переоделся. Осборн просто зачесал волосы назад и хорошенько пригладил их. Заросший, в куртке пожарника, он был похож на усталого спасателя, вырвавшегося ненадолго, чтобы встретить кого-то в аэропорту. Вот и все, им оставалось только дождаться «Сессны».

Нобл покачал головой и усмехнулся.

– Маквей, вы потрясающий парень. Потрясающий.

– Хм. – Маквей пожал плечами. – Просто везучий.

– Это я и имел в виду.

Нобл дал Маквею немного отдохнуть, потом достал копию рассказа Бенни Гроссмана и протянул ему. Через два часа, ко времени приземления, Маквей дважды перечитал текст, переварил его и стал рассуждать.

Итак, факты:

Отец Пола Осборна придумал и изготовил образец скальпеля, сохраняющего остроту при самых трудновообразимых температурах, главным образом низких. Категория: техническое обеспечение.

Согласно данным, полученным от Бенни Гроссмана, дальше события развивались следующим образом:

Александр Томпсон из Шеридана, штат Вайоминг, составил программу для компьютера, управляющего скальпелем во время микрохирургических операций. Категория: программное обеспечение.

Дэвид Брейди из Глендейла, Калифорния, изобрел и построил модель механической руки, способной заменить руку хирурга во время операций. Категория: техническое обеспечение.

Мэри Риццо Йорк из Нью-Джерси проводила эксперименты с газами, охлажденными до – 516 градусов по Фаренгейту. Категория: научные исследования.

Все это происходило в период с 1962 по 1966 год. Все ученые работали в одиночку. После завершения каждого из проектов исполнителя устранял Альберт Мерримэн. По признанию Мерримэна, которое он сделал Полу Осборну, его нанял для этой цели Эрвин Шолл. Тот самый Эрвин Шолл, который, по данным ФБР, на протяжении десятилетий был близким другом и доверенным лицом всех, без исключения, президентов США и потому являл собой фигуру неприкосновенную.

Но в холодильнике лондонского полицейского морга лежат семь обезглавленных трупов и одна голова – без тела. Пять трупов из семи, как установлено экспертами, подвергались охлаждению почти до абсолютного нуля, что соответствует характеру экспериментов Мэри Йорк.

В свое время Маквей спросил ведущего английского микропатолога доктора Стивена Ричмена:

– Допустим, температуру, близкую к абсолютному нулю, можно достичь в лабораторных условиях. Какой смысл в том, чтобы охлаждать до такой температуры обезглавленные тела и отрубленные головы?

Ричмен ответил лаконично:

– Чтобы соединить их.

Возможно ли, чтобы Эрвин Шолл тридцать лет назад начал финансировать исследования по криохирургии, преследуя именно эту цель?

Если да, почему это делается в такой тайне, что даже нанятые им ученые должны были умереть?

Патенты?

Возможно.

Но в ходе расследования, проведенного специальным отделом полиции по всей Великобритании, установлено, что подобных низкотемпературных экспериментов не проводилось никогда и никем. Нобл недавно встречался с доктором Эдвардом Л.Смитом, президентом Общества криомедицины Америки, и Акито Сато, президентом Дальневосточного института крионики. Оба подтвердили, что нигде в мире такие исследования не ведутся.

* * *

Сумерки сгущались над Лондоном. Маквей и Осборн сидели в кабинете Нобла в Скотленд-Ярде. Маквей распрощался с бейсбольной кепкой, украшенной Микки-Маусом, но свитер оставил. Осборн куртку пожарника выменял у Нобла на темно-синий кардиган с золотой эмблемой лондонской полиции на левом кармане.

На запрос в «RDT&E»[27]27
  «RDT&E» – научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы, патентное бюро.


[Закрыть] поступил ответ, что патентов на указанные виды технического и программного обеспечения для означенного раздела микрохирургии не зарегистрировано. Информацию о компаниях, нанимавших на работу людей, ставших жертвами Мерримэна, еще ждали.

В дверь постучали, и в кабинет вошла Элизабет Уэллс, очень высокая, сорокатрехлетняя, незамужняя секретарша Нобла. Она несла поднос, на котором стояли термосы с кофе и чаем, маленький кувшинчик со сливками, сахарница и чашки.

– Благодарю вас, Элизабет, – сказал Нобл.

– Не за что! – Выпрямившись во весь рост, она стрельнула глазами в Осборна и вышла.

– Кажется, вы ей приглянулись, Осборн. Она и сама недурна. Чай или кофе?

Осборн ухмыльнулся.

– Чай, пожалуйста.

Маквей рассеянно смотрел в окно на коротышку, гулявшего с двумя здоровенными псами, и не обращал внимания на оживившихся компаньонов.

– Кофе, Маквей? – услышал он голос Нобла.

Маквей резко повернулся и пружинистым шагом пересек комнату. Его глаза смотрели остро, походка выдавала стремительную энергию.

– Мне, Айан, и раньше доводилось чувствовать себя идиотом из-за того, что при расследовании я с самого начала умудрялся проглядеть совершенно очевидную вещь. На этот раз мы ухитрились это сделать все – вы, я, доктор Майклс, даже доктор Ричмен.

– О чем вы говорите? – Ложечка с сахаром застыла над стаканом Нобла.

– О жизни, черт возьми. – Маквей взглянул на Осборна, словно приглашая его к разговору, потом облокотился о письменный стол Нобла. – Если человек тратит столько времени и денег, чтобы соединить отсеченные головы с обезглавленными телами, то делается это не ради самого процесса, а ради конечной цели, то есть, чтобы в результате эксперимента вернуть в это создание жизнь, заставить этого Франкенштейна жить!

– Да, но зачем? – Нобл уронил ложечку в чашку.

– Пока не знаю. Но иначе быть не может. – Маквей повернулся к Осборну. – Вы медик. Как вам нравится моя гипотеза?

– Теоретически это очень просто. – Осборн откинулся на спинку кресла. – Замороженный объект возвращают к исходной температуре… от пятисот шестидесяти градусов ниже нуля до девяноста восьми и шести десятых градуса выше нуля по Фаренгейту. При операции кровь из сосудов откачивается, при разморозке система кровообращения вновь наполняется. Главная проблема состоит в том, чтобы температура тканей тела повышалась одновременно и равномерно.

– Но это возможно? – спросил Нобл.

– Я бы сказал так: если они справились с первой частью задачи, думаю, и вторая им по силам.

Заработал факс на старинном бюро около письменного стола Нобла.

Маквей и Осборн пригнулись и через плечо Нобла тоже стали читать:

«Микротэб», Уолтхэм, Массачусетс. Закрылась в июле 1966 года. Принадлежала «Уэнтуорт продактс», Онтарио, Канада. Правление: Эрл Сэмюэльз, Эван Харт, Джон Харрис. Все из Бостона, Массачусетс. Все скончались в 1966 году.

«Уэнтуорт продактс», Онтарио, Канада. Прекратила существование в августе 1967 года. Владелец – Джеймс Телмедж из Виндзора, Онтарио, умер в 1967 году.

«Алеймс стил», Питтсбург, Пенсильвания. Прекратила существование в 1966 году. Отделение «Уэнтуорт продактс», Онтарио, Канада. Совет директоров: Эрл Сэмюэльз, Эван Харт, Джон Харрис.

«Стендэд технолоджиз», Перт-Амбой, Нью-Джерси. Отделение «ТЛТ интернэшнл», Парк-авеню, 10, Нью-Йорк. Совет директоров: Эрл Сэмюэльз, Эван Харт, Джон Харрис.

«ТЛТ интернэшнл», собственность «Омега шиллинг лайнс», Ганновер-сквер, 17, Мейфер, Лондон, Великобритания. Контрольный пакет акций принадлежит Гарольду Эрвину Шоллу, Ганновер-сквер, 17, Мейфер, Лондон, Великобритания.

– Вот оно! – победоносно воскликнул Нобл, увидев имя Шолла, но факс снова заработал:

«ТЛТ интернэшнл» закрылась в 1967 году. «Омега шиппинг лайнс» куплена «Гольц девелопмент груп», Дюссельдорф, Германия, в 1966-м. «Гольц девелопмент груп» – товарищество с основными партнерами: Гарольд Эрвин Шолл – Ганновер-сквер, 17, Лондон, Великобритания, Густав Дортмунд – Фридрихштадт, Дюссельдорф, Германия. Президент с 1978 года – Конрад Пейпер, Рейх-штрассе, 52, Шарлоттенбург, Берлин, Германия (Примечание: ГДГ с 1981 года принадлежит холдинговой компании «Льюсен интернэшнл», Бэйсуотер-роуд, Лондон, Великобритания.)

Конец передачи.

Нобл устроился поудобней в кресле и посмотрел на Маквея.

– Возможно, наш приятель Эрвин Шолл – вовсе не такая неприкосновенная личность, как полагают ваши друзья из ФБР. Вы знаете, кто такой Густав Дортмунд?

– Президент Центрального банка Германии, – ответил Маквей.

– Совершенно верно. А «Льюсен интернэшнл» была главным поставщиком стали и оружия Ираку в восьмидесятые годы. Мне кажется, господа Шолл, Пейпер и Дортмунд здорово разбогатели за это время, если только не успели сделать этого раньше.

– Позвольте… – Осборн потянулся к журналу «Пипл», лежавшему на столе около Нобла. Маквей с недоумением смотрел, как Осборн отодвинул в сторону чашку Нобла и раскрыл журнал. На развороте рекламировался новый диск молодой, популярной рок-певицы. Певица в мокром, просвечивающем платье сидела на спине выпрыгивающего из воды дельфина.

Маквей и Нобл в полной растерянности смотрели на Осборна.

– Не знаете, да? – Осборн засмеялся.

– Чего не знаем? – спросил Маквей.

– Ну, насчет Конрада Пейпера.

– А он тут при чем? – Маквей никак не мог сообразить, куда клонит Осборн.

– Его жена, Маргарита Пейпер, заправила в шоу-бизнесе. Ей принадлежит крупнейшее агентство, которое представляет интересы и этой юной леди на спине дельфина и еще дюжины знаменитостей рока и видео. И, – Осборн сделал многозначительную паузу, – офис ее находится в фешенебельном, недавно отреставрированном особняке семнадцатого века в Берлине.

– Откуда, о Господи, вам это известно? – Нобл был озадачен.

Осборн закрыл журнал и бросил его назад, на столик.

– Шеф, я – хирург-ортопед из Лос-Анджелеса. Больше половины моих пациентов – подростки со спортивными травмами. Специально для них я держу в приемной журнальчики такого рода.

– Так вы что, и сами их читаете?

Осборн ухмыльнулся.

– Будьте уверены.

Глава 82

Из-за плохой видимости Кларк Кларксон изменил маршрут и приземлился около Ремсгейта, в сотне миль к юго-востоку от того места, где намечалась посадка. Случайный маневр пилота сбил с толку фон Хольдена.

Спустя час после вылета «Сессны» ST95 из Мо уборщик обнаружил костюм Маквея на дне мусорной корзины в мужском туалете аэропорта. Через считанные секунды информация о находке поступила в парижский сектор. Через двадцать минут в аэропорт прибыл фон Хольден, чтобы опознать потерянный пиджак своего «дядюшки» в бюро находок. Маквей догадался сорвать этикетку, прежде чем распроститься с пиджаком. Но не подумал о том, что его револьвер изрядно потер подкладку под мышкой, а фон Хольдену было известно, какие следы оставляет наплечная кобура.

Фон Хольден вернулся в свой номер отеля в Мо, а парижский сектор занялся проверкой всех самолетов, взлетевших из аэропорта Мо между восходом солнца и временем, когда был найден костюм. К 9.30 было установлено, что шестиместная «Сессна» ST95, вылетевшая из английского аэропорта Бишопс-Стортфорд этим утром, приземлилась в Мо в 8.01, а улетела ровно через двадцать шесть минут, в 8.27. Эти сведения еще не давали стопроцентной уверенности, что Маквей и Осборн были на борту этой «Сессны», но соответствующее задание в лондонский сектор поступило. К трем часам оперативники Организации нашли «Сессну» ST95 на летном поле в Ремсгейте и установили, что она принадлежит маленькой сельскохозяйственной компании в Бате. Короче говоря, след был потерян. Пилот, оставивший «Сессну» в Ремсгейте, походя уронил несколько слов – мол, пусть стоит, пока небо не прояснится. А потом автобусом уехал в Лондон вместе с каким-то мужчиной, по описанию – не Маквеем и не Осборном. Информацию сразу же передали в парижский сектор для «Люго», вернувшегося к этому времени в Берлин. К 6.15 в лондонский сектор доставили улучшенные копии фотографий разыскиваемых американцев и приказ поторопиться!

* * *

В 8.35 Маквей в нижнем белье сидел на кровати в номере отеля в Найтсбридже, старинном, восемнадцатого века здании, отреставрированном и переоборудованном. Ботинки его валялись на полу, стаканчик виски стоял на столике рядом с телефоном. Он зарегистрировался как Говард Никол из Сан-Джоз, Калифорния. Осборна, под именем Ричарда Грина из Чикаго, поселили в «Форум-отеле» неподалеку от Кенсингтона, а Нобл уехал домой, в Челси.

Только что Маквей получил от Билла Уодуорда, старшего детектива департамента полиции Лос-Анджелеса, факс об убийстве Бенни Гроссмана. По данным предварительного закрытого расследования, убийство совершено преступниками, замаскированными под раввинов-хасидов.

Маквей старался держаться так, как, он знал, держался бы сам Бенни – то есть на время отбросить в сторону эмоции и рассуждать логически. Бенни был убит в собственном доме примерно через шесть часов после того, как позвонил Айану Ноблу и передал ему сведения, затребованные Маквеем. Последнюю ночь своей жизни Бенни потратил на выполнение этого задания, потому что Маквей просил сделать это срочно. Он позвонил Ноблу, не дожидаясь условленного срока, потому что увидел в программе новостей аварию поезда Париж – Мо, и интуиция подсказала ему, что катастрофа связана с пребыванием Маквея в Париже.

Важное обстоятельство – Бенни говорил с Ноблом по своему домашнему телефону. Отсюда следует, что работающая в Штатах преступная Организация имеет доступ не только к сверхзасекреченному хранилищу данных в компьютерной системе департамента полиции, что позволило им установить, кто и какую информацию собирает, но и в состоянии прослушивать личные телефоны. Теперь они наверняка вышли на Нобла – Бенни звонил по его личному номеру, ну, а если они сумели организовать прослушивание во Франции и США, то смогут и в Англии.

Отпив большой глоток виски, Маквей отставил стакан, встал и подошел к шкафу. Он достал свежую рубашку, костюм и галстук. Через несколько минут револьвер занял свое место в кобуре у бедра. Маквей еще раз глотнул виски и вышел. Смотреться в зеркало ему было незачем – он и так знал, как выглядит.

Толкнув тяжелую, с начищенными медными украшениями дверь отеля, он вышел на улицу и прошагал квартал к ближайшей станции подземки. Через двадцать минут он был в Челси, в удобном, со вкусом обустроенном доме Нобла.

Нобл по прямой линии связался со Скотленд-Ярдом и заказал машину и охрану для жены. Через пятнадцать минут супруги попрощались, и миссис Нобл отправилась погостить к сестре в Кембридж.

– Это не первый раз, – сказал Нобл, когда машина исчезла из виду. – Такое уже случалось. ИРА, другие подонки… Неспокойно в мире.

Маквей кивнул. Он волновался за Осборна. Детективы Нобла проводили его в отель и строго-настрого запретили покидать номер. Перед тем как отправиться к Ноблу, Маквей позвонил Осборну, но тот не ответил. Теперь он попытался дозвониться еще раз – с тем же результатом.

– Нет? – спросил Нобл.

Маквей кивнул и положил трубку. Как только трубка легла на рычаг, раздался звонок.

Нобл схватил трубку.

– Да. Да, он здесь. – Нобл посмотрел на Маквея. – Дейл Уошборн из Палм-Спрингса добивается вас.

– Она у телефона?

Нобл обменялся парой фраз со своим оперативником и записал что-то на листке. Повесив трубку, он протянул листок Маквею.

– С ней можно связаться по этому номеру.

Маквей попросил Нобла еще разок позвонить Осборну, а сам вышел в холл ко второму домашнему телефону Нобла. Было уже одиннадцать вечера по лондонскому времени. Примерно три пополудни в Палм-Спрингсе.

– Дейл у телефона, – произнес нежный голос.

– Привет, милая, это Маквей. Что у тебя?

– Сейчас?

– Сейчас.

– Сейчас у меня гости.

– Наверное, это твои друзья. Расскажи, что нового.

– Представь, две пары, тузы и восьмерки, с ума сойти, что за расклад!

– Этот твой покер…

– Покер был до твоего звонка, дорогой. Подожди, я подойду к другому аппарату.

Маквей услышал, как она с кем-то разговаривает. Через несколько секунд Дейл сняла трубку второго аппарата, первый щелкнул, отключившись.

Дейл Уошборн, казалось, сошла прямо со страниц романов Раймонда Чандлера. Тридцать пять лет, натуральная платиновая блондинка, прекрасная фигура и мозги ничуть не хуже. Дейл на протяжении пяти лет была тайным агентом лос-анджелесского департамента полиции. Во время одного широкомасштабного рейда в Брентвуде случилось несчастье – пуля застряла у нее в нижней части спины и удалить ее не представлялось возможным. Получив отличную пенсию, Дейл поселилась в Палм-Спрингсе. Она играла в карты с несколькими богатыми разведенными бездельниками обоих полов и время от времени занималась частным сыском для избранной клиентуры. Маквей позвонил ей сразу же, как только поселился в отеле в Найтсбридже, и попросил на скорую руку раскопать все, что удастся, об Эрвине Шолле.

– Итак, ничего.

– Как это – ничего? – Маквей почувствовал, как его охватывает гнев. Ему трудно было расследовать убийство Бенни с профессиональным хладнокровием.

– Повторяю, абсолютно ничего. Извини, дорогой. Эрвин Шолл тот, за кого себя выдает. Богатейший издатель и коллекционер, на короткой ноге и с ультра, и с Президентом, и с Премьер-министром. Два последних – с большой буквы, моя радость. Если за ним что-то есть, то это закопано глубоко в песочнице, где играют только большие детки. Малышам вроде нас с тобой туда хода нет.

– А его прошлое?

– О, это классика! Бедный иммигрант, работа до седьмого пота, и так далее. Остальное ты уже слышал.

– Женат?

– Нет и не был. Насколько мне удалось выяснить. Только не воображай, что он гей, – он развлекается с настоящими королевами в фамильных изумрудах, соболях, с собственными армиями, и так далее.

– Ангел мой, ты меня не балуешь.

– Подкину тебе один фактик, и делай с ним, что хочешь. Твой мальчик до воскресенья в Берлине. Ожидается большое собрание или съезд в… сейчас, подожди, посмотрю в своей книжке… ага, вот оно, только не знаю, это город или что – Шарлоттенбург.

– Шарлоттенбургский дворец? – Маквей бросил вопросительный взгляд на Нобла.

– Музей в Берлине, – тихо пояснил Нобл.

– Возвращайся к картам и к своим гостям, ангел мой. Вернусь – пообедаем вместе.

– Маквей, для тебя я всегда свободна.

Маквей повесил трубку. Нобл ухмыльнулся:

– Ангел?..

– Ангел, – ровно произнес Маквей. – Что Осборн?

Улыбка Нобла погасла, он покачал головой:

– Ничего.

Глава 83

– Вера…

– О Господи, Пол!

Осборн слышал облегчение и волнение в ее голосе.

Все это время несмотря ни на что Вера не выходила у него из головы. Ему необходимо было связаться с ней, узнать, все ли у нее в порядке.

Его предупредили, что звонить из номера нельзя. Он и сам это понимал, поэтому решил позвонить из вестибюля. Маквею это наверняка не понравилось бы.

Все телефоны в вестибюле оказались заняты. Он подошел к портье и спросил, нет ли еще где телефона. Портье кивнул в сторону бара, по дороге туда, в коридоре, он увидел целый ряд кабинок.

Он вошел в первую из них и достал маленькую записную книжку. В ней был телефон бабушки Веры в Кале. Массивная деревянная кабина почему-то подействовала на него успокаивающе и ободряюще. Осборн услышал, как кто-то рядом повесил трубку и вышел. Он выглянул в коридор и увидел молодую пару, направляющуюся к лифтам. Теперь в коридоре не было ни души. Осборн схватил трубку и заказал разговор по своей кредитной карточке.

Раздались отдаленные гудки на другом конце провода. Трубку долго не снимали. Он уже отчаялся, но тут послышался голос старой женщины. Осборн понял только, что Веры там нет и не было. Ему казалось, он теряет рассудок от страха… Но потом он сообразил, что Вера, должно быть, еще на работе в больнице. Он набрал второй номер. Несколько гудков – и зазвучал ее голос.

– Вера… – произнес Осборн, сердце его вбирало каждый звук ее голоса.

Но Вера продолжала что-то говорить по-французски, и Осборн сообразил, что это автоответчик. Потом раздался щелчок, и через несколько секунд послышался другой женский голос.

– Parlez-vous anglais? – спросил Осборн.

Да, на плохом английском ответила женщина. Вера два дня назад уехала по каким-то семейным обстоятельствам. Когда вернется, неизвестно. Может быть, он хочет поговорить с другим врачом?

– Нет, спасибо. – Он повесил трубку.

Несколько минут Осборн тупо смотрел на стенку.

Осталось единственное место… Может быть, Вера вернулась домой?

Третий раз он воспользовался своей кредитной карточкой и решил, что пора перейти к другому телефону. Он уже собирался повесить трубку, как вдруг услышал мужской голос:

– Bonsoir, квартира мадемуазель Моннере.

Это был голос Филиппа – он снял трубку на коммутаторе. Почему Филипп отвечает на звонки Вере, а не ждет, пока она сама возьмет трубку? Может быть, Маквей прав, и Филипп навел таинственную Организацию на след Веры?.. Филипп, мол, помог ему выбраться из дома – но только после того, как сообщил обо всем длинному…

– Квартира Моннере, – повторил Филипп. Теперь в его голосе звучали подозрительные нотки.

Осборн перевел дух и заговорил:

– Филипп, это доктор Осборн.

Радость Филиппа была безмерной, он был взволнован и счастлив, что слышит голос милого доктора, за которого до смерти тревожился.

– О месье… Эта стрельба в «Ля Куполь» – все передавали по телевизору. Они сказали, что замешаны два американца… У вас все в порядке? Где вы?

«Ага, – сказал себе Осборн, – осторожнее!»

– Где Вера, Филипп? У вас есть от нее известия?

– Да, да! Вера звонила утром и оставила телефон – только для Осборна, больше ни для кого.

Снаружи раздался шум. Осборн выглянул из кабинки. Уборщица-негритянка в униформе отеля чистила пылесосом ковер. Старенькая, щуплая, высоко зачесанные и убранные под ярко-синий шарф волосы придавали ей экзотический вид.

Осборн закрыл дверь и повернулся к аппарату.

– Давайте номер, Филипп, – сказал он.

Он достал из кармана ручку и оглянулся в поисках бумаги, на которой можно было бы записать номер, но ничего не нашел и нацарапал номер прямо на ладони, а потом еще повторил вслух для проверки.

– Merci, Филипп. – И он повесил трубку, не дожидаясь дальнейших расспросов.

Проклиная гудящий пылесос, Осборн вспомнил, что нужно сменить аппарат, но махнул рукой и быстро набрал записанный на ладони номер.

– Oui? – произнес грубый и хриплый мужской голос.

– Пожалуйста, попросите к телефону мадемуазель Моннере.

Осборн услышал голос Веры – она произнесла несколько слов по-французски и имя: Жан-Клод. Звякнул параллельный аппарат, и Вера неуверенно назвала его имя.

– О Господи, Вера… – У него перехватило дыхание. – Что происходит? Где ты?

Из всех женщин, которых знал Осборн, ни одна не имела над ним такой власти, как Вера. Один только звук ее голоса – и все внутри у него задрожало, как у подростка.

– Я звонил твоей бабушке в Кале, но ее английский еще хуже моего французского… Я понял только, что она не знает, где ты. Я вспомнил французских детективов… Вдруг они тоже замешаны в этом, а я приставил их к тебе… Вера, где ты, черт побери? У тебя все в порядке?

– У меня все в порядке, но… – Она заколебалась. – Но я не могу сказать тебе, где я нахожусь.

Вера обвела взглядом маленькую уютную бело-желтую спальню с большим окном, выходящим на освещенный подъезд к дому. Вокруг были деревья – и темнота. Приоткрыв дверь, она увидела, что коренастый мужчина в черном свитере с пистолетом у пояса прослушивает и записывает их разговор на магнитофон. Винтовка армейского образца стояла у стены.

– Жан-Клод, пожалуйста… – сказала Вера по-французски.

Мужчина заколебался и выключил магнитофон. Вера вернулась в свою комнату.

– С кем ты говоришь? Это не полицейские! Кто снял трубку?.. – неожиданно резко спросил Осборн. Он почувствовал, как его окатила горячая волна ревности. Перед самой кабинкой оглушительно ревел пылесос. Сердито оглянувшись, Осборн обнаружил, что старуха негритянка смотрит на него в упор. Когда их глаза встретились, она круто повернулась и отошла. Гул пылесоса утих.

– Проклятье… Вера! – Осборн снова стоял спиной к двери. Он был сердит, уязвлен, растерян. – Что, черт возьми, происходит?

Вера молчала.

– Почему ты не можешь сказать мне, где ты находишься?

– Потому что…

– Почему?!

Осборн снова выглянул из кабинки. Коридор был пуст. Он повернулся к телефону.

– Вера… – начал он, и вдруг его осенило. – Ты с ним! Ты с этим французишкой, да?

Вера сердцем почувствовала эту вспышку ревности, но одновременно и неприязнь к Осборну. Значит, он все-таки ей не доверяет.

– Нет, я не с ним. И не называй его так.

– Вера, не надо лгать. Проклятье… Только не сейчас… Если он с тобой, скажи мне!

– Пол, прекрати! Или замолчи, или убирайся к черту!

Внезапно Осборн осознал, что не слушает Веру, а пытается здраво рассуждать. На него навалился страх, терзавший его после смерти отца, страх потерять любимого человека. Гнев, ярость, ревность – так он защищал, ограждал себя от боли. Но в то же время – и отталкивал от себя людей, которые любили его, превращал их любовь в чувство, больше похожее на жалость. И, проклиная их за предательство, уползал в свою берлогу, израненный и больной, чужой всему миру.

Как при внезапном озарении, он понял, что если еще можно остановить это саморазрушение, то он должен попытаться сделать это немедленно. И как бы ни было трудно, послать к черту все подозрения – и поверить ей.

Вжавшись спиной в угол кабины, Осборн выговорил:

– Прости меня. Мне стыдно.

Вера присела у небольшого письменного стола и провела рукой по волосам. На столе стояла маленькая глиняная статуэтка – ослик, наверно вылепленный ребенком. Неумелая, примитивная фигурка, но с пронзительно чистыми, трогательными линиями. Вера подержала статуэтку в руке, а потом прижала ее к груди.

– Я боялась полиции, Пол. И не знала, что мне делать. В отчаянии позвонила Франсуа. Представляешь, как это было трудно, после того, как я ушла от него?.. Он спрятал меня здесь, на ферме, а сам уехал в Париж. Здесь меня охраняют три агента тайной полиции. Никто не должен знать, где я нахожусь, поэтому я не могу сказать и тебе. Вдруг нас подслушивают…

Осборн почувствовал душевный подъем. Ревность исчезла без следа.

– Ты в безопасности, Вера?

– Да.

– Боюсь, мне пора вешать трубку, – сказал Осборн. – Позволь мне перезвонить завтра.

– Пол, ты в Париже?

– Нет. А что?..

– Там для тебя опасно!

– Тот человек мертв. Его убил Маквей.

– Я знаю. Но ты еще не знаешь, что он из Штази. Говорят, что Штази распустили, но я в это не верю.

– Ты узнала это от Франсуа?

– Да.

– Зачем потребовалось Штази убивать Альберта Мерримэна?

– Пол, послушай, – в голосе Веры звучала тревога, – Франсуа уходит в отставку. Об этом объявят завтра утром. Ему пришлось согласиться на это под давлением людей из его партии. Его отставка связана с новым экономическим сообществом, с новой европейской политикой.

– Что ты имеешь в виду? – Осборн был в недоумении.

– Франсуа считает, что правительство сейчас находится под сильным германским влиянием и что Германия стремится взять под свой контроль всю Европу. Ему это не нравится, он считает, что новая политика ущемляет интересы Франции.

– То есть его вынудили подать в отставку?

– Да, очень деликатно, но бесповоротно.

– Вера, Франсуа не высказывал подозрений, что его жизни угрожает опасность, если он не уйдет?

– Мне он об этом не говорил…

Осборн почувствовал, что у Веры были те же подозрения, что и у него. Она постоянно думала об этом.

Франсуа Кристиан спрятал ее на ферме под охраной трех агентов тайной полиции – разве это не подтверждает, что происходящее как-то связано с французской политикой? Возможно, Франсуа опасался, что Веру попытаются использовать, чтобы оказать на него дополнительное давление. А может, он спрятал ее, потому что теперь она связана через Осборна и Маквея с делом Лебрюна и его брата?

– Вера, – сказал Осборн, – плевать я хотел, подслушивают нас или нет. Слушай меня внимательно. Что именно говорил Франсуа о связи между моей историей, Альбертом Мерримэном и политикой Франции?

– Не помню… не могу сказать точно… – Вера посмотрела на глиняного ослика, повертела его в руках, а потом осторожно поставила на место. – Помню, бабушка рассказывала мне, как жилось во Франции во время Второй мировой войны. Когда нацисты вошли в Париж, – тихо добавила она. – Город ни на минуту не покидал страх. Людей хватали безо всяких объяснений и уводили навсегда. Сосед доносил на соседа, брат на брата… Повсюду – вооруженные люди. Пол… – она заколебалась, и он понял, что Вера перепугана до смерти, – я чувствую, как эти тени нависают над миром снова…

Осборн услышал за своей спиной шум. Он резко повернулся к двери. Перед кабинкой стояли Маквей и Нобл. Маквей рванул на себя дверь.

– Вешайте трубку, – рявкнул он. – Сейчас же!