Текст книги "Послезавтра"

Автор книги: Аллан Фолсом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 45 страниц)

Глава 78

Ночью обломки поезда Париж – Мо выглядели еще кошмарней, чем днем. Мощные прожекторы освещали площадку, на которой стояли два огромных крана, стаскивавшие разбитые, перекореженные вагоны с насыпи. Ближе к вечеру зарядил мелкий дождик и разбудил спавшего под деревьями Осборна. Он сел и пощупал свой пульс. Сердце билось ровно. Противно ныли все мышцы, болело правое плечо – сильный ушиб, но в целом он был на удивление в приличной форме. Поднявшись на ноги, Осборн подошел к опушке рощи, откуда можно было наблюдать за спасательными операциями, оставаясь незамеченным. Ему нужно было как-то узнать, найден ли Маквей, живой или мертвый, но спускаться вниз он опасался, чтобы не попасться на глаза неведомому противнику. Ему оставалось только сидеть в укрытии, ждать и надеяться что-нибудь увидеть или услышать… Ужасное, беспомощное состояние, но ничего другого он не мог придумать.

Осборн поплотнее запахнул пиджак и первый раз за это время позволил себе погрузиться в мысли о Вере. Их первая встреча в Женеве. Улыбка Веры, цвет ее волос, загадочная магия глаз. Да, это была настоящая любовь.

В темноте Осборн из своего укрытия продолжал наблюдать за спасателями. Из обрывков разговоров он понял, что под поезд действительно была подложена взрывчатка. Сомнений не было: именно в них с Маквеем целились неизвестные террористы. Осборн мучительно боролся с желанием подойти к командиру отряда спасателей, назвать свое имя и потребовать ускорить поиски Маквея. Но тут проходивший мимо пожарный зачем-то снял куртку и каску и повесил их на поставленное полицейскими ограждение, неподалеку от места, где затаился Осборн. Искушение было слишком велико. Осборн вынырнул из укрытия и взял вещи пожарного.

Натянув на себя куртку и низко надвинув на глаза каску, Осборн направился к насыпи. Теперь он был уверен, что его никто не узнает. Около навеса, где находился штаб гвардейцев, толпились репортеры, там висел список пострадавших. Быстро просмотрев его, Осборн убедился, что Маквея еще не нашли: единственный американец, числившийся в списке пострадавших, был подросток из Небраски. Значит, Маквей либо прячется, как и он, либо все еще погребен под обломками вагонов. Почувствовав на себе чей-то взгляд, Осборн обернулся и обнаружил, что на него смотрит высокая девушка с репортерским удостоверением, приколотым на воротник. Он деловито подхватил с земли пожарный топорик, вскинул его на плечо и зашагал к насыпи. Один раз он оглянулся, чтобы убедиться, что девушка не следит за ним. Но она уже смотрела в другую сторону. Отбросив топорик, Осборн отошел в темноту.

Вдалеке светились огни Мо. Население города около сорока тысяч, всплыла в его памяти строка из путеводителя. Видно было, как взлетают и садятся самолеты на маленьком аэродроме под городом. Вот куда ему следует пробираться, когда рассветет. Он не имел ни малейшего представления, с кем договаривался Маквей в Лондоне. Без паспорта, без денег, лучшее, что он мог придумать, это идти к аэродрому и надеяться, что «Сессна» окажется на месте.

Раздался оглушительный скрежет металла – один из кранов отцепил вагон, высоко поднял его и перенес через насыпь. Минутой позже в воздухе качнулась стрела второго крана, и рабочие, обвязанные веревками, полезли на следующий вагон, который еще предстояло отцепить. Взволнованный, Осборн вернулся в свое укрытие. Ноги были как ватные, он присел на корточки и задумался.

Как давно он познакомился с Маквеем? Дней пять назад, от силы шесть. Снова нахлынули воспоминания. Он тогда был перепуган до смерти, не понимая, что Маквею было от него нужно, и изо всех сил старался не показать своего страха. Спокойно отвечая на вопросы детектива, Осборн сумел даже убедительно соврать про грязь на туфлях, но в душе молился, чтобы Маквей не попросил его вывернуть карманы. Трудно было бы объяснить, зачем ему сукцинилхолин и шприцы. Ни один из них тогда не догадывался, что кровавая лавина событий скоро накроет их обоих, закрутит и швырнет сюда, в это жуткое нагромождение искореженной стали и человеческих тел. Осборн пытался внушить себе, что ночь пройдет спокойно, а утром в аэропорту он увидит Маквея, нетерпеливо машущего ему с борта «Сессны», которая увезет их в безопасное место. Но это была только мечта, и сам Осборн понимал это. Время шло, и все меньше оставалось шансов, что Маквея найдут живым. Он был где-то здесь, возможно, совсем близко от Осборна… Оставалось надеяться, что смерть его была быстрой и безболезненной.

Его охватило горькое чувство утраты, как будто тело Маквея уже найдено. Этого человека он только-только начал узнавать и хотел бы узнать лучше. Так мальчик, подрастая, начинает лучше понимать своего отца. Осборн почувствовал, что слезы наворачиваются ему на глаза. Почему это сравнение пришло ему в голову – Маквей и отец?.. Причудливая, странная мысль, но такая естественная! И чем дольше он сидел здесь один, в темноте, тем ощущение невосполнимой утраты становилось сильнее и горше.

Осборн попробовал вырваться из охватившего его оцепенения и вдруг осознал, что глаза его давно уже бессознательно прикованы к какому-то предмету среди деревьев у подножия насыпи, в стороне от кранов, где шла разборка поврежденных вагонов. В тусклом свете серого дня, среди опавших листьев, заметить его было трудно. Но сейчас, в ярком свете прожекторов, предмет отбрасывал четкую тень.

Осборн торопливо начал спускаться вниз. Скользя по гравию и спотыкаясь, хватаясь за деревья, чтобы не упасть, он наконец добрался до цели.

Предмет, на который он обратил внимание, оказался целым куском пассажирского вагона, каким-то образом отброшенным сюда. Неповрежденное купе застряло в кустах, только дверь погнулась. Подойдя поближе, Осборн понял, что это туалет.

– Не может быть! – громко воскликнул он, но вместо ужаса в его голосе неожиданно прозвучало веселье. – Да нет, это невозможно… – Он почувствовал, как его разбирает смех. – Маквей? – позвал он. – Маквей?..

Сначала никто не ответил, потом изнутри донесся приглушенный и неуверенный голос:

– Осборн, это вы?..

Была ли эта разрядка после пережитого ужаса или дело было в абсурдности ситуации, но на Осборна напал неудержимый хохот. Давясь смехом, он колотил кулаками по стенкам купе, на глазах выступили слезы.

– Осборн! Какого черта?! Откройте эту проклятую дверь!

– Вы в порядке? – крикнул в ответ Осборн.

– Да выпустите же меня наконец отсюда!..

Смех утих мгновенно. Осборн, все еще в одежде пожарного, поспешил назад. Потолкавшись среди спасателей, он высмотрел короткий железный ломик. Сунув его под куртку, он огляделся и быстро пошел к Маквею.

Через пару минут дверь со скрежетом слетела с петель, и Маквей шагнул на свежий воздух. Его одежда была в беспорядке, волосы взлохмачены, от него исходила чудовищная вонь, под глазом красовался желвак размером с бейсбольный мяч, подбородок зарос седой щетиной, но держался он на удивление бодро.

Осборн улыбнулся:

– Простите, вы случайно не Ливингстон?[25]25
  Ливингстон Дэвид (1813–1873) – английский миссионер, назначенный британским консулом в Центральной Африке и пропавший там без вести. Сэр Генри Стенли (1841–1904), возглавивший экспедицию по его поиску в 1871 г., отыскал заболевшего Ливингстона в маленькой африканской деревушке. Первая фраза, произнесенная Стенли, когда он увидел Ливингстона, вошла в историю: «Полагаю, я имею удовольствие видеть доктора Ливингстона?»


[Закрыть]

Маквей открыл рот, чтобы подобрать достойный ответ, но тут его взгляд упал на насыпь, где два гигантских крана разбирали обломки поезда. Он замер.

– О Боже! – только и смог выговорить он.

Маквей повернулся к Осборну. Кто они, почему оказались здесь – сейчас все это не имело значения. Они выжили, а другие – нет. Одновременно они шагнули друг другу навстречу, обнялись и застыли. Это было не просто проявление дружеских чувств, скорее ощущение глубокой духовной общности, которое дано понять лишь людям, заглянувшим в лицо смерти.

Глава 79

За столиком бара отеля «Мо» сидел в одиночестве фон Хольден, потягивая перно с содовой и прислушиваясь к разговорам журналистов, побывавших на месте катастрофы. На этот вечер бар стал их штаб-квартирой. Многие по рации связывались с коллегами, еще остававшимися там. Если бы произошло что-то новое, они – и фон Хольден – узнали бы об этом через секунду.

Фон Хольден перевел взгляд со своих часов на те, что висели над стойкой. Его часы «Ле Калтр» в течение пяти лет показывали одинаковое время с берлинскими цезиевыми эталонными часами, которые допускают отклонение порядка одной секунды каждые три тысячи лет.

Часы фон Хольдена показывали 9.17. Часы над баром отставали на минуту и восемь секунд. Напротив, через проход, за столиком в компании двух молодых людей лет по двадцати пяти сидела молодая девушка с короткими светлыми волосами и в еще более короткой юбочке. Один из ее спутников, худощавый, в очках с массивной оправой, напоминал студента-старшекурсника. Второй, крепче сложением, в дорогих брюках и бордовом кашемировом свитере, потряхивал копной кудрявых волос. Его манера раскачиваться на стуле, говорить и жестикулировать, прикуривать сигарету и небрежно швырять спичку в пепельницу – все выдавало в нем богатого плейбоя на отдыхе. Девушку звали Одетта, ей было двадцать два года. Она была специалистом-взрывником, это она устанавливала заряд на рельсах. Худой в очках и плейбой в кашемировом свитере были международными террористами. Все трое работали в парижском секторе Организации. Сейчас они ждали инструкций фон Хольдена, если Осборна или Маквея обнаружат живыми.

Фон Хольден считал, что пока им везет. Парижский сектор несколько часов не мог установить местонахождение Маквея и Осборна. Но около шести утра кассир на вокзале заметил, что они берут билеты в Мо. Убрать их прямо на вокзале было бы самонадеянно – слишком мало времени, чтобы правильно все организовать, и слишком много шансов нарваться на отдел по борьбе с терроризмом. Лучше подождать.

В 6.20, за десять минут до того, как поезд Париж – Мо отправился с Восточного вокзала, из Парижа по автотрассе № 3 на встречу с Одеттой к железнодорожному переезду в двух милях к востоку от Мо выехал мотоциклист. Он вез четыре пакета пластиковой взрывчатки С4. Вдвоем они прикрепили взрывчатку к рельсам, установили детонатор и, когда показался поезд, исчезли. Через три минуты тепловоз всем своим весом ударил по детонатору, и поезд, мчавшийся со скоростью семьдесят миль в час, свалился под откос.

Принятию решения в парижском секторе предшествовали споры – не лучше ли перевести стрелку или просто вынуть кусок рельса и создать видимость несчастного случая?

И да и нет.

Поврежденные рельсы или переведенная стрелка неизбежно привлекут внимание в ходе расследования. Несчастный случай такого рода может навести на ненужные размышления.

А взрыв бомбы – типичный акт терроризма, и рапорт ляжет в стол вместе с десятком других. Для подтверждения версии можно еще подбросить бомбочку в больничную палату с уцелевшими.

Фон Хольден еще раз посмотрел на часы, встал и вышел, даже не взглянув на своих сообщников. Он поднялся к себе в номер. Уезжая из Парижа, он захватил с собой увеличенные фотографии Маквея и Осборна из парижских газет. По дороге в Мо фон Хольден внимательно изучил их лица и теперь представлял, с кем имеет дело.

С Полом Осборном, решил он, серьезных проблем не будет, если дело дойдет до прямого столкновения. Они с фон Хольденом были примерно одного возраста и одинакового телосложения. Но этим сходство и исчерпывалось. Фон Хольден был человеком, закаленным в боях. Осборн – нет. Применение грубой силы сразу же выбьет его из колеи.

Маквей – другое дело. То, что он в летах и немного тяжеловат, ничего не значит. Фон Хольден сразу понял, почему ему удалось уложить Бернарда Овена. В Маквее было то, что сразу выделяло его из толпы. В его глазах читался большой опыт, накопленный за долгие годы полицейской работы, он умел постоять за себя. Фон Хольден инстинктивно чувствовал, что если Маквей вцепится в человека, в прямом или переносном смысле, то уйти не даст. Спецназ научил его, что таких людей, как Маквей, надо убивать на месте, при первой же встрече. Не успеешь – обязательно пожалеешь, и очень горько.

Войдя в комнату, фон Хольден запер дверь и подсел к маленькому столику. Открыл портфель и достал портативный коротковолновый передатчик. Пощелкав переключателями, он настроил его на передачу и набрал код. Прошло восемь секунд, прежде чем линия освободилась.

– «Люго», – передал он свое кодовое имя. – «Экстаз», – продолжил он.

«Экстазом» назвали операцию, начавшуюся ликвидацией Мерримэна и сейчас сфокусированную на Маквее и Осборне.

– Nichts,[26]26
  Ничего (нем.).


[Закрыть] – закончил он сообщение, набрал код и выключил передатчик. Европейское подразделение получило информацию, что объекты операции «Экстаз» пока не ликвидированы. Они по-прежнему в розыске, и все оперативники должны быть поставлены об этом в известность.

Убрав передатчик, фон Хольден погасил свет и подошел к окну. Он чувствовал усталость и раздражение. Хотя бы одного должны были обнаружить к этому времени! Оба сели на поезд, остановок на этом маршруте нет. Либо они под обломками, либо каким-то чудом испарились.

Фон Хольден опустился на кровать, зажег ночник и набрал номер Джоанны в Цюрихе. Он не виделся с ней с той ночи, когда она, обнаженная, в истерике выбежала из его спальни.

– Джоанна, это Паскаль.

Молчание.

– Джоанна? Тебе лучше?

– Нет, не лучше, – выговорила она наконец.

В ее голосе было отчуждение и тревога. Конечно, та ночь была для нее нешуточной. Но ведь она не могла помнить случившееся, ее рассудок был затуманен наркотиками! Все ее ощущения – это результат передозировки ЛСД.

– Я был страшно огорчен. Хотел позвонить, но до сих пор никак не получалось… Честно говоря, ты была немного не в себе той ночью. Может, это коньяк или усталость после перелета? Или наша страсть, как ты думаешь?

– Нет, Паскаль. Не в этом дело. – Она рассердилась. – Я очень много работала с мистером Либаргером. Но требуют, чтобы к этой пятнице он начал ходить без костыля… Не знаю, что произошло. Я не могу вспомнить, что было той ночью. Я не хочу давать мистеру Либаргеру такую большую физическую нагрузку. Это вредно для него! Мне не нравится, как ко мне относится доктор Салеттл, и вообще…

– Джоанна, позволь мне сказать несколько слов. Пожалуйста. По-моему, доктор Салеттл просто нервничает. В пятницу мистеру Либаргеру предстоит произнести речь перед главными держателями акций корпорации. Будущее компании зависит от того, сможет ли он произвести впечатление компетентного и уверенного в себе руководителя. Салеттл срывается по мелочам, потому что состояние мистера Либаргера полностью на его ответственности. Понимаешь?

– Да… Нет. Извини. Я не знала… И все равно это не причина…

– Джоанна, мистер Либаргер произнесет свою речь в пятницу в Берлине. Утром в пятницу ты, я, мистер Либаргер и Эрик с Эдвардом летим самолетом компании в Берлин.

– В Берлин? – Остальное Джоанна пропустила мимо ушей. Фон Хольден понимал, что эта новость еще больше огорчила ее. Он знал, что ей все смертельно надоело и что она мечтает как можно скорее вернуться в Нью-Мексико, в свой обожаемый Таос.

– Джоанна, представляю себе, как ты устала. Может быть, в наших личных отношениях я слишком тебя перегружал. Но ты же знаешь, как ты мне нравишься. Моя беда в том, что мне трудно сдерживать свои чувства. Пожалуйста, Джоанна, потерпи еще немного. Пятница наступит скоро, ты и не заметишь, как пролетит неделя. А в субботу ты сможешь лететь домой прямо из Берлина, если захочешь.

– Домой? В Таос? – Он почувствовал в ее голосе радостное возбуждение.

– Ты рада?

– О да, конечно.

Изысканная одежда и жизнь в средневековом замке не изменили Джоанну – в душе она оставалась деревенской девчонкой, скучающей по простой жизни в Таосе. И больше всего на свете она хотела бы вернуться домой.

– Я могу рассчитывать на тебя? – Голос фон Хольдена был полон тепла.

– Да. Да, Паскаль, можешь на меня рассчитывать.

– Спасибо, Джоанна. Прости, что тебе приходится терпеть все эти неудобства. И я очень жду нашего свидания в Берлине. Чтобы мы могли побыть одни, посидеть где-нибудь вдвоем, потанцевать… Спокойной ночи, Джоанна.

– Спокойной ночи, Паскаль.

Фон Хольден представил себе, как Джоанна с улыбкой положила трубку. Что ж, наговорил он достаточно.

Глава 80

Звонок в дверь разбудил Бенни Гроссмана. Было три часа дня. Кого это еще черт несет? Эстелла на работе, Мэтт – в еврейской школе, Дэвид – на футбольной тренировке. Пусть этот тип звонит в другую дверь, успел подумать Бенни и тут же провалился в сон.

Снова звонок.

– Отвяжитесь, Христа ради, – простонал Бенни, но звонок не умолкал.

Вздыхая, он выбрался из кровати и выглянул в окно. Во дворе никого не было, а входную дверь из окна не видно.

– Ладно! – сказал он себе, когда раздалась новая трель звонков. Натянув штаны, он поплелся по лестнице вниз, подошел к двери и посмотрел в дверной глазок. На пороге стояли два раввина-хасида, один – молодой, гладко выбритый, второй – с длинной седой бородой.

– О Господи, что стряслось? – Бенни с колотящимся сердцем торопливо открыл дверь.

– Детектив Гроссман? – спросил старый раввин.

– Да, это я… – Несмотря на долгие годы полицейской работы, во всем, что касалось семьи, Бенни был совершенно сумасшедшим. – Что случилось? Кто-то попал в беду? Эстелла? Мэтт? Дэвид?..

– Боюсь, что вы, – произнес старый хасид.

Бенни не успел ничего понять. Молодой хасид поднял руку, в которой оказался револьвер, и выстрелил ему между глаз. Бенни мешком свалился на пол. Молодой раввин шагнул в прихожую и выстрелил еще раз – для верности.

Старик в это время быстро осмотрел дом. Наверху, на письменном столе, он нашел заметки Бенни, сделанные перед звонком в Скотленд-Ярд. Аккуратно сложив, старик сунул их в карман и спустился по лестнице.

Миссис Гринфилд, живущей в соседнем доме, показалось странным, что среди бела дня от Гроссманов выходят сразу два раввина. Когда они притворили за собой калитку и повернули в сторону ее дома, она вышла во двор.

– Все в порядке? – спросила она.

– Да, конечно. Шалом. – И младший хасид приветливо улыбнулся.

– Шалом. – Миссис Гринфилд смотрела, как молодой раввин открыл дверцу для старика, потом обошел машину и сел за руль. На прощание он одарил ее еще одной любезной улыбкой.

* * *

Шестиместная «Сессна» через грозовой фронт пробивалась к Мо.

Кларк Кларксон, бывший пилот истребителя-бомбардировщика, шел на снижение, преодолевая воздушные вихри. Пристегнувшись к креслу, Айан Нобл, занимавший сиденье второго пилота, прилип к окну, вглядываясь в землю. Позади Кларксона сидел переодетый в гражданский костюм майор Джеффри Эвнел, полевой хирург и командир спецподразделения британских вооруженных сил. Ни британская военная разведка, ни Авриль Рокар, откомандированная в Мо Каду, не смогли ничего узнать о судьбе Маквея и Осборна. Если они и находились в поезде, то после крушения каким-то образом бесследно исчезли.

Нобл предполагал, что один из них, а возможно, и оба были ранены во время катастрофы и, опасаясь повторного нападения диверсантов, взорвавших поезд, спрятались в укромное место. Маквей и Осборн знали, что за ними прилетит самолет, и, по всей видимости, нашли укрытие где-нибудь на двухмильном отрезке пути между местом аварии и аэропортом. Потому Нобл и взял с собой майора Эвнела.

Внизу показался городок Мо, чуть правее – аэродром. Кларксон связался с диспетчером и получил разрешение на посадку. Через пять минут, в 8.01, легкий самолет приземлился.

Когда «Сессна» остановилась у контрольной вышки, Нобл и майор Эвнел выбрались из самолета и пошли к небольшому терминалу аэропорта.

В глубине души Нобл не знал, на что надеется. Полицейская работа действительно опасна, это известно любому копу с первого дня службы. И Лондон в этом смысле ничем не отличается от Детройта или Токио. Смерть рядового копа, убитого при обходе своего участка, ничем не отличается от смерти известного детектива и одинаково легко настигает обоих. Но ведь это Маквей! Маквей, способный преодолеть на своем пути все препятствия, Маквей, который переживет всех и в девяносто пять все еще будет служить в полиции! И все же Нобла терзали мрачные предчувствия, ими, казалось, был напоен сам воздух вокруг. Поэтому он прилетел сам и прихватил с собой Эвнела – не мог он просто так бросить Маквея.

Нобл чувствовал свинцовую тяжесть в ногах. У стойки иммиграционной службы он достал свое удостоверение и предъявил его дежурному офицеру. С мрачными лицами они с Эвнелом шагнули через стеклянные двери в терминал.

Меньше всего он рассчитывал увидеть Маквея сидящим в кресле и читающим утреннюю газету. Он был в дурацкой бейсбольной кепке с Микки-Маусом и в свитере с эмблемой Диснейленда.

– Боже милосердный!..

– Привет, Айан, – улыбнулся Маквей. Он встал, сложил газету и сунул ее в карман.

В двадцати шагах от них Осборн, с зачесанными назад волосами и все еще в куртке французского пожарного, оторвал взгляд от «Фигаро». Он проследил, как Нобл пожал руку Маквею, как представил ему своего спутника. Маквей покосился на Осборна и едва заметно кивнул ему. Нобл, Маквей и Эвнел тут же повернулись и вышли из терминала.

Осборн нагнал их в двадцати футах от «Сессны». Кларксон включил мотор и попросил разрешения на взлет. В 8.27 они уже летели над Мо.