Текст книги "Три века городской усадьбы графов Шереметевых. Люди и события"
Автор книги: Алла Краско
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Перестройка Фонтанного дома
Фонтанный дом в 1820-х годах считался одним из самых известных частных домов столицы. Варвара Петровна Шереметева, увидевшая его зимой 1825 – 1826 годов, записывала в своем дневнике: «…Какой великолепный дом, огромный, везде мрамор, золото, шелка… Он (граф Дмитрий. – А. К.) показал все, даже спальню и кабинет… Смешно видеть, как такой ребенок, как он, владеет всем этим великолепием».
Однако после свадьбы решено было заново отделать комнаты второго этажа. Этой работой руководил архитектор Иероним Корсини, сын итальянского декоратора-перспективиста Доминика Корсини, приехавшего в Россию в конце XVIII века. Корсини произвел серьезную перепланировку и уничтожение некоторых прежних интерьеров, поскольку художественные вкусы и мода конца 1830 – 1840-х годов отличались от стиля Старова и Кваренги. Он заново устроил гостиную и спальню хозяйки Фонтанного дома, создав их на месте Старой (Двенадцатиоконной) залы, в которой граф Николай Петрович принимал Павла I и где пела перед гостями Прасковья Жемчугова.
Анфиладная планировка второго этажа сохранялась, но архитектор предложил изменить декоративные приемы отделки помещений, используя мотивы художественных стилей прошлых эпох. Позже это направление в архитектуре получило название стиля эклектики, происходящего от греческого слова «эклего», что значит «избираю». Декор Малиновой, Зеленой, Желтой и Белой гостиных «отсылал» зрителя к эпохе барокко. Стены этих помещений были обиты цветными штофами, украшены зеркалами и золоченой резьбой, Белая и Желтая гостиные получили живописные плафоны и наборные паркеты из ценных пород дерева. Для них изготовили особые мебельные гарнитуры и осветительные приборы.
Одну из гостиных анфилады Корсини отделал в стиле «неогрек». Стены и потолок Этрусской комнаты были декорированы терракотово-черными росписями в духе росписей этрусских ваз, и едва ли не впервые в Петербурге оформление демонстрировало интерес к древнегреческому художественному наследию. Лепные композиции на стенах Античной возвращали к недавней эпохе классицизма, в Лепной и Официантской комнатах использовались декоративные мотивы эпохи Ренессанса.
Корсини заново отделал стены Главной лестницы, украсив их лепниной мелкого рисунка. Саму лестницу, устроенную Старовым, и украшавшие ее мраморные вазы, исполненные по рисунку Кваренги, сохранили. Лестницу украсила хрустальная люстра работы венецианских мастеров с острова Мурано, славившихся своими стеклянными изделиями.
Была завершена отделка созданной архитектором Кваренги Галереи – самого большого и парадного помещения дома. Корсини изменил форму перекрытия, прорубил в стене, обращенной в сад, окна второго света и облицевал стены белым искусственным мрамором. В верхней части стены были декорированы лепкой, на стене против окон, выходящих в сад, появились зеркала в золоченых рамах, которые зрительно расширили размеры помещения. В начале 1846 года граф Дмитрий Николаевич давал большой бал, на котором должна была присутствовать императорская фамилия. По его поручению пригласили художника Дроллингера, он за три недели расписал плафон. Этой спешкой, по всей видимости, и объясняется скромный орнаментальный рисунок плафона. Зал освещался хрустальными люстрами в форме корзин. Они, к сожалению, были утрачены в 1930-х годах, но заново воспроизведены при реставрации Белого зала в 2001 году. Акварель художника Людвига Премацци, выполненная мастером в 1860-е годы и хранящаяся ныне в Государственном Эрмитаже, позволяет представить зал таким, каким его видели гости графов Шереметевых.
Граф С.Д. Шереметев, хорошо знавший историю своего дома, писал, что в Галерее состоялись два больших ужина во время балов, бывших в сороковых годах в присутствии царской фамилии.
Фонтанный дом в те годы оказался, что называется, на виду: современник вспоминал, что в первые дни июня 1846 года «…у нас в Петербурге по случаю прибытия Государыни была богатая иллюминация. Особенно хорошо было освещение у графа Шереметева, Нарышкина, Сухозанета, Министра внутренних дел, у Вольфа и в Английском магазине». Кстати, граф Сергей Дмитриевич в своих воспоминаниях об отце говорил, что он очень любил иллюминации и фейерверки.
Фонтанный дом в результате перестроек 1840-х годов превратился именно во дворец, причем при сравнительно небольших габаритах комнат поражал гостей богатством отделки и меблировки парадной анфилады, при проходе по гостиным впечатления сменяли друг друга. Назначение комнат в доме менялось в соответствии с потребностями и пристрастиями членов семьи.
Граф С.Д. Шереметев вспоминал: «Мой отец занимал всегда одну только комнату… верхнего этажа окнами в сад против образной. В ней прожил он несколько десятков лет. Перегородка отделяла его кабинет от уборной. Убранство комнаты было самое простое. На стенах висели литографированные виды Иерусалима и Москвы. Портретов не было никаких, ни на стенах, ни на письменном столе. Исключение составлял только висевший около стола портрет государя Александра Николаевича с собственноручною его надписью „Старому товарищу“. Кроме большого письменного стола красного дерева стояло по комнате несколько ломберных столов, на которых в систематическом порядке разложены были бумаги... У стены большой, широкий диван со спинкою и подушками зеленого репса – который мог служить и постелью… В углу комнаты стоял красного дерева киот с образами, посреди которых находился большой крест с мощами; им перед смертью благословила отца бабушка Прасковья Ивановна… Молился у себя в комнате долго, и тогда никто к нему входить не мог… В уборной его всегда господствовал приятный запах разных снадобий, ароматических вод и прочего. Большая серебряная лохань приделана была к стене. Вот и все убранство комнаты, вдоль которой расстилался простой ковер».
Сын оставил кабинет отца без всяких изменений. Фотографии конца 1920-х годов сохранили для нас облик этого помещения.
«…Кабинетом моей матери была угловая Малиновая комната с камином. Рядом, через небольшой проходной кабинет, была ее спальня. …Зеленая гостиная …более всего напоминает мне отца, сюда любил он приходить из соседнего кабинета, здесь пил чай и принимал. Его любимое кресло было крайнее у двери в Малиновую гостиную».
Комнаты первого этажа выглядели скромнее и использовались главным образом для жилья домашних и прислуги.
В трех комнатах нижнего этажа дома, примыкавших к церковному подъезду, в конце 1830-х и в 1840-х годах находилась библиотека графини Анны Сергеевны, которая много читала и следила за литературными новинками. Она с помощью своего библиотекаря Корсини, брата архитектора, привела в порядок старую библиотеку дома и дополнила ее по своему вкусу. Ее личные книги были отмечены замечательным экслибрисом и прекрасно переплетены.
Экслибрис графини Анны Сергеевны Шереметевой
«…Эти редкие посещения казались для меня праздником… Все стены, подоконники и места между окнами заставлены прочными красного дерева шкафами. Посреди комнаты параллельно стояли большой письменный стол, покрытый зеленым сукном, и другой высокий стол с помещением для гравюр и альбомов. Посреди комнаты – мраморный камин. Два-три кресла старомодных с высокими спинками, но весьма удобных, составляли все убранство. Стулья, обитые зеленым кожаным сафьяном работы Гамбса, словно застыли на своих местах. Моя мать нередко приходила сюда заниматься. Здесь было сложено много ее вещей, даже шкатулки и ларчики с письмами. Казалось мне, что и после стольких лет она еще жива в этих комнатах, никем почти не посещаемых… Третья комната в одно окно и вся в шкафах заключала в себе ее личную библиотеку. Здесь находились все ее музыкальные коллекции, русская, французская и немецкая литература…»
Корсини переделал также фасад дома и спроектировал ограду, отделившую парадный двор от проезжей части набережной. Она была отлита из чугуна в Германии. Главные ворота ограды венчает великолепный золоченый герб графов Шереметевых. На воротах под гербом, как это было еще при графе Николае Петровиче, помещался образ Богоматери Неопалимой купины, который висел «для предохранения от возможных пожаров».
Переделки коснулись и сада, и многочисленных флигелей. Манеж при моей матери был обновлен, она ездила в нем верхом. Графам Шереметевым принадлежал конный завод. Выращенные там лошади не только обслуживали собственные потребности, но и шли на продажу. В газете «Московские ведомости» в 1828 году было опубликовано объявление о том, что «На Воздвиженке в доме графа Дмитрия Николаевича Шереметева с 11 числа сего января будут продаваться приведенные из принадлежащего Его Сиятельству в Тульской губернии села Серебряных прудов с конского завода жеребчики 4-х и 5-ти лет разных шерстей: рыжие, бурые, гнедые, кораковые, наезжаемые в санях, а кораковые съезжены и четверней. О цене узнать в том же доме у управляющего». «В Фонтанном доме, – вспоминал Сергей Дмитриевич Шереметев, заведена была английская конюшня – уступка моде при Дворе», но подчеркивал, что отец его не терпел англомании.
Граф Дмитрий Николаевич продолжал службу в полку, но в декабре 1838 года покинул полк по не вполне понятным обстоятельствам. Его сын считал, что произошло недоразумение, связанное с предполагаемой командировкой отца в Архангельск: «…Переговоры с военным министром Чернышевым – неудачная и неточная передача слов, гнев Николая Павловича и отставка отца, которую Николай Павлович никогда не мог ему простить». Граф Шереметев был не только крайне застенчивым, но, в то же время, – крайне самолюбивым и вспыльчивым человеком. Покинув военную службу, он продолжал служить по гражданскому ведомству. Как попечитель учебных заведений он регулярно объезжал гимназии и училища, в случае острой необходимости оказывал учебным заведениям материальную поддержку. Свидетельством его помощи делам образования является избрание его в 1843 году почетным членом Санкт-Петербургского университета. Диплом на это звание, подписанное ректором Университета П.А. Плетневым, хранится в шереметевском фонде в РГИА.
Графиня Анна Сергеевна с 1838 года стала членом Императорского женского патриотического общества, первой женской организации в России, основанной в 1812 году с целью помочь тем семьям из народа, которые пострадали от военного лихолетья. Позже это общество занималось разными формами благотворительности, патронировало народное образование. Графиня Анна Сергеевна Шереметева с 1838 по 1846 год исполняла обязанности попечительницы школы этого общества в Нарвской части Санкт-Петербурга. Ее помощницей была ее невестка Варвара Павловна Шереметева, жена брата Василия Сергеевича.
Фонтанный дом в конце 1830-х и в 1840-х годах стал одним из великосветских центров Петербурга. Графиня Анна Сергеевна устраивала в Фонтанном доме вечера, на которых присутствовали, кроме приглашенных гостей из высшего общества, иностранных дипломатов и путешественников, многие русские и зарубежные музыканты. Ее сын граф Сергей Дмитриевич писал об этом времени: «…Музыка сблизила ее со знаменитою Зонтаг, тогда уже графинею Росси, часто посещавшей ее музыкальные вечера. Приезжие артисты, знаменитости 40-х годов, находили всегда гостеприимный приют у моей матери. Рубини,... пианисты Тальберг, Делер, Лист были ее гостями».
Знаменитый венгерский композитор и пианист Ференц Лист бывал с концертами в России неоднократно, в Петербурге давал концерты в 1842 и 1843 годах. Известно, что он со слезами на глазах слушал пение Капеллы под управлением Ломакина в большой Галерее. Теодор Делер, который сочинял музыку для шереметевской Капеллы, в 1846 году женился на младшей сестре графини Елизавете Сергеевне Шереметевой. Рубини поднес графине свой бюст (хранившийся в Фонтанном доме до 1931 года).
Художник К.П. Брюллов. Прасковья Бартенева
Неоднократно бывала в Фонтанном доме Прасковья Арсеньевна Бартенева, фрейлина императрицы, замечательная певица-любительница, ее с графиней Анной Сергеевной связывали общее прошлое при дворе и дружеские отношения после замужества Анны. Гавриил Якимович Ломакин, руководитель шереметевской Капеллы, вспоминал: «…Прасковья Арсеньевна Бартенева, наша русская певица, будучи весьма дружна с графинею Шереметевою, не пропускала ни одного домашнего концерта графа и сама певала здесь».
Бывал в ее салоне и Борис Сергеевич Шереметев, младший брат хозяйки Фонтанного дома, по окончании Пажеского корпуса он поступил в Преображенский полк. Борис Сергеевич также очень любил музыку и получил известность как композитор-любитель. Позже, в 1850 – 1870-х годах, он написал музыку на стихи Пушкина «Я вас любил», на слова Тютчева «Еще томлюсь тоской желаний», графа А. Толстого «Средь шумного бала», которые до наших дней являются очень популярными романсами.
Граф С.Д. Шереметев, который знал о событиях в доме во времена своей матери со слов близких, писал: «Желтая гостиная памятна как музыкальная комната, в которой пели Зонтаг и Рубини, позднее Frezzolini, но чаще всего музыкальные вечера бывали в большой белой зале, здесь же бывали и духовые концерты, и всегда стояло фортепьяно..».
В 1846 году супруги Шереметевы избираются почетными членами Санкт-Петербургского филармонического общества. Оно было основано в 1802 году любителями музыки и занималось благотворительной и музыкально-просветительской деятельностью. Многие любители музыки, в том числе и супруги Шереметевы, сочувствуя задачам общества, оказывали ему значительную материальную поддержку.
Борис Сергеевич Шереметев
Графиня Анна Сергеевна мечтала о путешествии по Европе, о знакомстве с европейской музыкальной культурой. Осенью 1842 года она вместе с маленьким сыном Николаем и сестрой Елизаветой Сергеевной отправилась в Париж. Во время своего путешествия обе сестры вели дневник, записи в нем делались на французском языке; эти дневники в настоящее время хранятся в Центральном государственном архиве литературы и искусства в Москве. Елизавета Сергеевна мечтала брать уроки игры на фортепьяно у знаменитого Шопена. Композитор и пианист имел множество учеников, в том числе и русских. Сестры познакомились с Шопеном 28 октября 1842 года, когда он пришел на урок с баронессой Марией Крюденер. Анна Сергеевна записала в этот день: «…В четыре пришел Шопен на свой первый урок с Мари. Интересная личность. Он остался до пяти часов. Прелестный метод для быстрых этюдов». После завершения уроков с баронессой Крюденер композитор нашел время и для Елизаветы Шереметевой, но всего на несколько занятий – в течение двух недель. Судя по записям графини Анны Серге евны, первый урок Шопена с Елизаветой состоялся в ее присутствии 16 ноября (4 декабря по европейскому стилю). Елизавета Сергеевна была счастлива. Запись в ее дневнике от 30 декабря (11 января 1843 года) гласит: «…Пришел Шопен и сделал набросок в альбом Аннет, потом она пела. У меня был урок. Он сказал, что очень огорчен, что не может продолжать уроки. Я тоже по-настоящему огорчена этим». Нотный набросок Шопена в дневнике графини Шереметевой хранился в Фонтанном доме среди бумаг графини, впервые был опуб ликован ее сыном и переиздавался в 1949 году. Из Парижа сестры отправились в Италию, где посещали оперу и слушали итальянских музыкантов.
Граф Сергей Дмитриевич в своем очерке о матери и своем брате, упоминая об этом путешествии, особо отметил: «Обратный их путь из-за границы шел через Почаевскую лавру и на Киев… мать моя испытала на себе привет Киевского митрополита Филарета…» Позже она переписывалась с этим известным религиозным деятелем Русской православной церкви.
Граф Дмитрий Николаевич не сопровождал жену и свояченицу, поскольку не любил путешествий. Осенью 1843 года он встретил жену и сына в Москве.
По возвращении из путешествия на семейство обрушилось страшное горе – в Москве их сын заболел скарлатиной и 20 октября 1843 года скончался. Чувства, которые испытывала несчастная мать, запечатлены в ее письмах к близким и в письмах к ней, которые опубликовал ее второй сын граф Сергей Дмитриевич в очерке «Старший брат».
14 ноября 1844 года в Фонтанном доме у супругов родился второй сын, названный Сергеем в честь Сергея Васильевича Шереметева, отца графини Анны Сергеевны. В графской семье это была ненарушаемая традиция – давать детям имена в память предков.
Граф Сергей Дмитриевич, оставивший воспоминания о своем детстве, вероятно, со слов старших, так описывал эти события: «Для матери моей после тяжкого горя – потери единственного сына – рождение мое было большою радостью. Отец также радовался, и когда по старому обычаю собрались к нему из разных мест крестьяне с поздравлениями, меня вынесли на подушке! Крестьяне тут же поднесли моей матери драгоценное ожерелье из изумрудов… Императрица Александ ра Федоровна, неизменно любившая мою мать, порадовалась за нее и выразила желание быть восприемницею вместе с цесаревичем Александром Николаевичем. Назначен был день крестин… по нездоровью она не могла выехать, поэтому меня крестили в Зимнем дворце… Долго еще сохранялась старомодная четырехместная карета на лежачих рессорах, с большими гербами и украшениями, в которой меня возили во дворец на крестины».
Обычно зимний сезон семья проводила в Петербурге, в Фонтанном доме, летные месяцы графиня с сыном проводила на даче. Так, лето 1845 и 1846 годов они провели в Ульянке. Лето 1847, 1848 и 1849 годов графиня Анна Сергеевна провела в Кусково. Из всех шереметевских усадеб Кусково она любила больше всего. В одном из писем к Татьяне Васильевне Шлыковой графиня Анна Сергеевна писала: «…Кусково прекрасно, и мне почти до слез жалко с ним расставаться».
В Кусково она и скончалась, угасла буквально в течение нескольких дней.
В метрической книге Московского уезда села Кусково Спасской церкви за 1849 год в статье об умерших за № 5 записано: «11 июня скончалась простудою Ея Сиятельство графиня Анна Сергеевна Шереметева, 38 лет. Отпета священником Федором Алексеевичем и погребена 15 числа в Новоспасском монастыре». Копия этой записи была выдана 21 декабря 1872 года и находилась среди документов домашнего архива в Фонтанном доме (который сейчас хранится в РГИА). Графиня А.С. Шереметева прожила на свете 38 лет – столько же лет, сколько и никогда ею не виданная ее свекровь графиня Прасковья Ивановна.
В метрических записях об отпевании священник был обязан указывать причину смерти, но всегда ли точно называли эту причину? Что означает запись «умерла простудою»? Скоропостижная смерть еще не старой женщины породила слухи о том, что ее отравили, «извели». Автору книги приходилось слышать разговоры об этом даже от ныне живущих потомков Анны Сергеевны.
Были ли счастливы в браке Дмитрий и Анна? Их сын граф Сергей Дмитриевич не раз писал, что его родители – очень разные по натуре и вкусам люди: «…Отец… любил сидеть дома, а мать чрезвычайно любила путешествовать… она не любила Ульянку, но любила Кусково, которое не любил он. Она училась говорить по-английски… англомания ему была противна…» Нет ответа на этот вопрос.
После смерти Анны
После смерти жены граф Дмитрий Николаевич почти три года жил в Москве, в своем доме на Воздвиженке. Сохранились лишь отрывочные сведения о том, что происходило с ним в те годы.
Летом 1850 года Москва торжественно праздновала 25-летие царствования Николая I. К этому торжеству приурочили завершение строительства Большого Кремлевского дворца. В Первопрестольной собралось множество гостей. В дни праздников граф Дмитрий Николаевич принимал в Останкино царя и его дочь Ольгу Николаевну, в замужестве герцогиню Веймарскую.
В дневнике Леонтия Васильевича Дубельта, начальника Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии и шефа жандармов, который по долгу службы точно знал обо всем, что происходило в обеих столицах и докладывал о наиболее значительных событиях и происшествиях государю, имеется такая запись: «1852. Апрель 1. Был приезд дамам в Зимний дворец для принесения поздравления Государыне Императрицы. Обнаружено, что граф Дмитрий Николаевич Шереметев имеет преступную связь с сестрою покойной его жены, девицею Варварою Сергеевною Шереметевою. Ведя жизнь нетрезвую, она предложила графу Шереметеву учредить школу для девиц дворянского и духовного происхождения под названием Анненской школы, в память графини. Граф Шереметев учредил эту школу под своим и ее начальством. 11 марта смотрительница той школы Юрьева жаловалась Варваре Сергеевне Шереметевой на леность воспитанниц 4-го класса. Шереметева приехала в заведение и сказала, что хочет расправиться с негодяйками. Когда высекли розгами весь 4-й класс, Юрьева сказала ей: „Накажите кстати 3-й, 2-й и 1-й классы“. Разгоряченная вином Шереметева пришла в ярость, выхватила розги у няньки и начала собственноручно наказывать. Не достало розог, послали в сад за прутьями акаций, секли попеременно, то она, то нянька. Наказано было около ста воспитанниц. Со многими от страха сделался обморок; девушки падали, а Шереметева говорила, что они притворяются. Смотрительница Юрьева не только не удерживала ее, но еще подстрекала. Ненаказанных осталось сорок девиц, которых наказание было отложено до следующего дня. Школу повелено закрыть, а граф Шереметев предложил всех девиц разместить по разным заведениям для окончания их воспитания на его счет и сверх того предложил вносить сумму на воспитание 20-ти девиц в учебных заведениях, состоящих под покровительством Государыни Императрицы. Это пожертвование принято. Варваре Сергеевне Шереметевой приказано выехать из дома графа Шереметева и жить при матери с тем, что ежели будет продолжать связь с графом, то ее заключат в монастырь. Графу Шереметеву предложено выехать из Москвы в Петербург, жить здесь и заниматься воспитанием своего сына».
Он вернулся в Фонтанный дом в конце весны 1852 года. В дневнике Леонтия Дубельта 19 декабря 1852 года появилась такая запись: «Сын графа Дмитрия Николаевича Шереметева, восьмилетний мальчик, очень болен, так что мало надежды к его выздоровлению. Жаль, это единственный наследник огромного имения. Отец его не подходит к его кровати, а сдалека беспрерывно его благословляет и перед образами молится за него Богу. Странный человек граф Шереметев: Государыня Императрица, узнав о болезни его сына, два раза приезжала к подъезду его дома и с подробностию расспрашивала о здоровье малютки; отец не выходил к Ея Величеству и давал ответы через прислугу и даже не ездил благодарить Государыню! Он никого не принимает, ни к кому не ездит и проводит время в обществе своих кучеров и лакеев!..» Сколько в этих словах истины и сколько раздражения против «неприличного» поведения человека, совсем недавно вызвавшего гнев государя, – Бог весть!
6 января 1853 года граф получил пакет из Зимнего дворца, в котором находился именной рескрипт императрицы следующего содержания: «Граф Дмитрий Николаевич! Московское отделение Главного совета женских учебных заведений довело до Моего сведения о сделанном вами пожертвовании более ста тысяч рублей серебром, для употребления процентов с этого капитала на постоянное содержание 20 воспитанниц в Московских училищах: ордена Св. Екатерины и Елисаветинском. Видя в приношении вашем особенное усердие к пользе состоящих под покровительством Моим заведений, где таким образом значительному числу доставятся навсегда средства к их образованию, Я приятнейшим долгом поставлю изъявить вам за сей подвиг благотворения совершенную Мою признательность и удовольствие. Пребываю впрочем к вам благосклонною. Александра. В Санкт-Петербурге января 14 дня 1853 года».
Тогда граф Дмитрий Николаевич жил очень замкнуто. В последние годы царствования Николая I он, имея придворное звание, при Дворе не появлялся – государь все не мог простить ему московские «прегрешения».
После своего восшествия на престол Александр II пригласил во дворец бывших при отце флигель-адъютантов, и граф Дмитрий Николаевич не мог не принять такого приглашения. Все присутствовавшие на встрече получили на память фотографическую карточку императора Александра с надписью «Старому товарищу». Эта фотография всегда висела на стене кабинета графа Дмитрия Николаевича в Фонтанном доме. Позже изредка он бывал на приемах, в основном в Петергофе, который любил больше других царских резиденций.
Граф Дмитрий Николаевич был тяжел на подъем и не любил выезжать из дому с визитами, что отмечали все знавшие его. Однако в некоторых случаях визиты были обязательны, и он нашел такой выход. По рассказам сына, «…все швейцары были его знакомцы. По принципу отец находил необходимым расписываться во всех дворцах, но прибегал к особому приему, пользуясь сочувствием швейцаров. Ему приносили все книги на дом, и он преспокойно расписывался, сидя дома..».
В первой половине 1850-х годов Фонтанный дом «выпал» из великосветской жизни столицы. Здесь текла своя жизнь.
Граф Д.Н. Шереметев по складу характера не был коллекционером и довольно редко покупал произведения искусства. В шереметевском архиве имеется, например, донесение в Главную контору архитектора Корсини, датированное 5 декабря 1853 года: «…По приказанию Его Стятельства Графа выбрал я на выставке Общества поощрения художеств… пять картин, которые и помещены в Фонтанном доме. Цена сим картинам назначена самим Обществом, и следует выдать комиссионеру господину Прево 875 рублей».
Далее в рапорте названы эти приобретенные полотна и указана их стоимость. Среди них четыре произведения художника Чернецова – «Вид города Каира» за 300 рублей, «Вид Юрьевца на Волге» за 150 рублей, «Караван судов на Волге» за 150 рублей и «Место обретения Креста Господня в Иерусалиме» за 75 рублей, а также «Вид на Ладоге» работы Лагорио стоимостью 200 рублей. 30 мая 1855 года граф Шереметев приказал Главной конторе: «Его превосходительству господину титулярному советнику Дмитрию Михайловичу Обрескову за купленную мною мраморную статую Венеры предоставляю конторе заплатить 12 тысяч рублей серебром, из коих 2 тысячи доставить ныне, а остальные 10 тысяч в течение 5 лет, с 1856 года по 2 тысячи серебром ежегодно». Эта статуя, судя по фотографиям 1929 – 1930 годов, украшала Гостиную.
Пополнялась и библиотека. Хотя граф С.Д. Шереметев и писал, что отец газет не читал, документы свидетельствуют о том, что по его приказанию осуществлялась подписка на наиболее популярные из издававшихся тогда газет и журналов. Так, некий Попов, столоначальник Главной конторы, доносил 23 декабря 1853 года: «…Для Вашего Сиятельства сделана подписка на газеты и журналы на 1854 года, стоит:
Библиотека для чтения – 16.50; Отечественные записки – 17.00; Современник – 16.50; Пантеон – 16.50; Художественный листок – 12.00; Санкт-Петербургские ведомости – 16.00; Русский инвалид – 15.85; Нувелист, 3 экземпляра – 34.50; Журнал для детей – 6.00, а всего 150.85 рублей серебром».
Граф С.Д. Шереметев в своих воспоминаниях рисует такую картину жизни дома, относившуюся к тому времени: «…Близ отцовского кабинета в передней и лестнице малого подъезда с утра появлялись разные личности, домашние и пришлые, кто по делу, кто с просьбой, кто по привычке. Неизменно появлялся дворецкий Василий Иванович Сивков… степенный и важный старик, он навещал ежедневно меня и сообщал потом отцу о моем здоровье. Тут и камердинер Евграф Семенович Кравцов с помощниками, секретарь, конторские чины, портной Гробе, зубной врач Гиршфельд, подлекарь Васильев, Андрей Кузьмич (важное лицо в доме, смотритель Образной. – А. К.), повар Дюсо, просители и домочадцы. Тут же показывались разнообразные личности некоторых дельцов: Попов, Боровков, Сироткин – кассир… добродушный старик Моисей Ферапонтов, подписывавший бумаги. Позднее появился Прокофий Суслов».
О некоторых домочадцах и окружавших графа людях нужно сказать особо.
Граф Дмитрий Николаевич всегда ценил хороший стол и хорошие вина, любил принимать гостей и угощать. С 40-х годов у него служил поваром француз Жан-Поль Дюссо. Его брат содержал известный в столице ресторан на Большой Морской улице.
Среди управляющих особого разговора заслуживает Прокофий Григорьевич Суслов, один из самых даровитых шереметевских служащих. Он происходил из крепостных села Иваново и служил управителем Московского дома. Суслов сумел дать хорошее образование сыну и двум дочерям. Василий Прокофьевич Суслов стал юристом. Надежда Прокофьевна Суслова получила медицинское образование за границей, в Цюрихе, и стала одной из первых в России женщиной-врачом, защитила в 1867 году докторскую диссертацию. Ее первым мужем стал доктор Федор Федорович Эрисман, швейцарец по происхождению, основоположник научной гигиены в России. Другая дочь, Аполлинария Прокофьевна Суслова, слушала лекции в Петербургском университете, но более всего она известна литературоведам той противоречивой ролью, которую она сыграла в жизни Ф.М. Достоевского в 1860 – 1870-е годы, а затем, в 1880-х, стала первой женой Василия Васильевича Розанова, видного русского философа.
Штат служащих Фонтанного дома по-прежнему оставался большим. В 1871 году номенклатура служителей включала в себя 99 позиций, причем иногда на одной должности состояло несколько человек. На жалованье им расходовалось более 28 тысяч рублей в год. Самое большое годовое жалованье получал заведующий Фонтанным домом Д.С. Ермаков – 2 тысячи рублей и 300 рублей на детей. Состоящему при нем письмоводителю Семенову полагалось 720 рублей и 72 рубля на детей. Архитектор Фонтанного дома Д.В. Кабанов, который следил за техническим состоянием построек усадьбы, получал 1 тысячу рублей и 300 рублей на разъезды. Смотритель церкви и образной, он же мебельмейстер, Андрей Кузьмич Кузьмин получал 1 тысячу рублей жалованья, 143 рубля на платье и 240 рублей на детей. Заведующему буфетом Харитонову платили 600 рублей в год и 100 рублей на платье. Камердинер графа Дмитрия Николаевича Шелашенков получал жалованья 525 рублей и 100 рублей на платье, швейцару Шелетову полагалось 500 рублей годовых и 100 рублей на платье. Это были самые высокооплачиваемые служащие Фонтанного дома.
