Текст книги "Осторожно: боги"

Автор книги: Алла Кисилева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

XVI

Дайте мне шесть строчек, написанных рукой самого честного человека, и я найду в них что-нибудь, за что его можно повесить.

Ришелье

Он замолчал, затихла и я, изнемогая от усталости и теснившихся во мне вопросов. Я чувствовала, что Анри пока ничего мне больше не скажет, что-то важное я должна понять сама. Вот только это что-то опять от меня ускользало. Сил больше не было, больше находиться без сна было совершенно невозможно. Значит, пора, все-таки придется мне подчиниться требованиям природы и хотя бы ненадолго посетить царство Морфея. Окружив себя всеми известными мне защитами, я скользнула в сон, надеясь, что мне удастся поспать без особых происшествий. Конечно же, это было слишком наивно с моей стороны, конечно же, я ошибалась. Вихрь сновидений моментально подхватил меня, закружив круговоротом образов. Мне снилась прекрасная Алиенора, смеясь и танцуя, она кружилась вокруг меня, то появляясь, то исчезая. В руках она держала некую субстанцию, изначально бесформенную, но девушка беспрестанно играла с нею, и эта космическая глина постоянно видоизменялась. Конструкции, рождавшиеся в ее руках, были одна удивительнее другой. Это были города, страны, реки, горы, диковинные ландшафты, структуры, которые еще не названы, и те, названия которых уже давно забыты. Одним прикосновением она создавала миры, чтобы разрушить их уже через секунду одним точным движением тонких длинных пальцев. И вместе с тем все образы, сотканные ею, не исчезали бесследно, они начинали жить своей жизнью, полностью отделяясь от своей создательницы. Как фокусник, вытаскивающий из черной шляпы белого кролика, Алиенора жонглировала мирами, пространствами, вселенными и мельчайшими частицами. Ее движения становились все быстрее и быстрее, она кружилась, все вокруг нее кружилось, разлетаясь миллиардами крошечных осколков. Вдруг все остановилось, как будто кто-то нажал кнопку стоп-кадра, и девушка застыла в неподвижности, оказавшись на дороге, освещенной жарким полуденным солнцем Юга. На горизонте показалась одинокая фигура, она медленно приближалась, и я увидела, что это Николя Фламель, идущий дорогой звезд в поисках своей Звезды. В его котомке лежал кусок хлеба и несколько драгоценных листков бумаги, где на неведомом языке были записаны тайны созидания. Он остановился, увидев Алиенору, и протянул руки к той удивительной субстанции, которую держала девушка. Дотронувшись до нее, он просиял, усталое его лицо озарилось радостью и светом понимания. Бережно и нежно изучал он драгоценную глину, твердеющую на глазах и превращавшуюся в камень самой причудливой формы, переливающийся множеством оттенков.

– Я понял, – очень тихо произнес он, словно боясь разрушить этот великий миг откровения. – Вот оно, то, что может вылечить металлы, то, что способно вылечить все элементы, из которых состоит этот мир. Это великая сила камня, что представляет собой магический препарат, трансформирующий кровь, приближая ее к составу крови истинной.

Как только он произнес эти слова, все исчезло, и в серой пустоте раздался голос, требующий моего внимания. Это были Наблюдатели. Через мгновение я оказалась в самом простом помещении, со стенами, выкрашенными в белый цвет. Черный квадрат стола, стоявшего ровно посередине, кричаще выделялся на фоне абсолютной белизны. Около стола, как-то очень геометрически правильного, стояли три фигуры: две мужские и одна женская. Я впервые видела их так близко, что смогла рассмотреть даже их лица, словно сотканные из окружающей их белизны. Складывалось ощущение, что окружающее перетекает в них, создавая их одежду, которая в свою очередь перетекала в их тела, создавая их удивительный облик, вновь перетекающий в окружающее пространство. Глаз их не было видно, их закрывала какая-то дымка. Я сообразила, что это хороший знак, так как я где-то слышала, что тот, кто видел их глаза, навсегда терял способность увидеть что-то еще.

– Итак, – произнес голос, который мог принадлежать любому из них или всем им вместе, – что это значит? Можем ли мы предположить, что ты решила поиграть с нами, считая, что нас можно обмануть? Разве мы плохо научили тебя, разве ты не усвоила простой урок, что тот, кто идет против нас, исчезает бесследно?

Я молчала, стараясь не смотреть на них, пыталась понять, что они знают, выискивая хоть какую-то лазейку, которая могла бы спасти меня или хотя бы позволить выиграть время. Ничего другого мне и не оставалось, оправдания были бесполезны.

– Необходимо напомнить тебе кое-что, что ты, похоже, забыла. С некоторых пор мы, Учителя, приняли решение привлекать некоторых из вас, жителей Земли, для работы, очень важной и необходимой работы, которая заключается в поддержании рисунка. Вам, отобранным с детства по принципу крови, постоянно объяснялось, насколько важно поддержание порядка и строгое следование всем установленным правилам. Вы должны были усвоить, что малейшее нарушение влечет за собой искажение рисунка и может привести к самым ужасным последствиям. И так было всегда, все то время, что существовал рисунок. Все шло по плану, пока ты не подверглась заражению, являя собой очевидную опасность для окружающего. Если ты еще не поняла, то мы вынуждены тебе сообщить, что во время своего последнего испытания ты подхватила очень опасный вирус, и хотя он находится сейчас в латентном состоянии, совсем немного времени отделяет тебя от того момента, когда все твои структуры подвергнутся полному заражению.

Ты, как мы надеемся, понимаешь, что мы не можем позволить одному деструктивному элементу поставить под угрозу стабильность работы всех программ. Носитель вируса должен быть уничтожен, но у тебя есть один-единственный шанс на спасение. Ты можешь вылечиться сама, без посторонней помощи, чтобы не подвергать больше никого риску. Мы готовы предоставить тебе эту возможность, этот последний шанс, так как твое обучение требовало времени, и нам не хотелось бы так просто тебя отбросить. У тебя есть двое суток, это крайний срок. Если в течение этого времени ты сможешь уничтожить вирус, вылечиться, если ты сможешь избавиться от всей вредоносной информации, которая поступила в тебя, ты останешься. Ты останешься и продолжишь нормальное функционирование в тех заданных рамках программы, что тебе предназначены, ни больше, ни меньше. Если же нет, тогда ты будешь дезактивирована. Ты же помнишь, что мы тебя предупреждали, это был твой выбор.

Запомни, никто и никогда не смог обмануть нас. Мы видели, что ты заражена, но до определенного момента нам было выгодно делать вид, что мы этого не замечаем. Это было частью процесса исследования. Нам нужно было провести наблюдение за происходящим в тебе, нам надо было проверить работу систем защиты, а также разобраться, почему одна из программ дала сбой. Для определения причин нестабильности тебе и было позволено тешить себя сказками о том, что нас можно обмануть своими детскими игрушками. Повторяем: еще никогда и никому не удавалось что-то скрыть от нас.

Нависло напряженное молчание, и в этом безнадежном абсолютном безмолвии что-то изнутри толкнуло меня, и я задала вопрос. Эффект, который он произвел, мог сравниться с эффектом разорвавшейся бомбы.

– А Даг-ан? Разве он…

При звуках этого имени, пространство исказилось, белый цвет исчез, по стенам поползли красные, желтые, коричневые пятна, уродливые и бесформенные. Фигуры Наблюдателей тоже потеряли свои очертания и стали рассыпаться в окружающем хаосе цветов.

– У тебя есть два дня. Проведи их с пользой, – прогремел голос, ломаясь с жестким скрежетом, – вылечись… вылечи… вы…

Медленно я раскрыла глаз, не сразу поняв, где нахожусь. Сказать, что я испугалась, это значит ничего не сказать, это был даже не ужас, это было настолько страшно, что страх уже не чувствовался. Всю меня сковало холодом, он зарождался изнутри, с пугающей равномерностью распространяясь по телу. Игры кончились, и я увидела всю безнадежность своего положения. Но неужели я была настолько самонадеянна, что могла всерьез предположить, что смогу их обмануть? Получается, что любая – тайная или явная – мысль была для них легко постижимой. Очевидно, у них действительно было какое-то табло, где отражался, скорее всего, графически рисунок мыслей. И все, что, с их точки зрения, было неподобающим, моментально привлекало их внимание и безжалостно отсекалось. Но, значит ли это, что они также способны накладывать новый рисунок или, проще говоря, давать новое направление мыслям, внушая то, что им нужно? Я даже вскочила. Значит ли это в таком случае, что они могут создавать иллюзию их существования, вложив в данном случае в меня убеждение, что я с ними общаюсь? Тогда все их угрозы – не что иное, как просто плохой сон и непостижимая работа подсознания. «Сон разума рождает чудовищ», и если это так, то все, с чем я столкнулась в последнее время, также есть обычная галлюцинация.

«Только что-то слишком уж реальная», – услужливо подсказал внутренний голос.

Да, слишком реальная, но я готова была принять этот вариант, как один из возможных. Но было еще что-то, что-то необычайно важное, то, что я услышала во сне, какое-то слово. Изо всех сил я старалась вспомнить это ускользающее от меня слово, предлагающее мне сразу два варианта, некую развилку. «Вылечиться». Первый раз это сказал Фламель, говоря о трансмутации крови, утверждая, что часть плоти звезды, взятая Анри из некоего неприятного места, способна изменять ее состав, возвращая крови изначальные свойства. А изначальные свойства крови – это то, что было взято в момент сотворения, то есть кровь богов. Значит, при помощи некой субстанции или камня, как его увидел Фламель, можно полностью изменить собственную химию тела, полностью разрушить барьер, тысячелетиями отделяющий знания, заложенные в нас богами. И тогда человек, действительно станет равным богам, обитающим в каком-то другом измерении и называющим себя теперь Наблюдателями или Учителями.

То, что боги и Наблюдатели – это одно и то же, я была теперь абсолютно уверена. И то, что они продолжают свои исследования и наблюдения за тем, что когда-то было создано ими, вполне естественно. Кстати, они тоже призвали к излечению, но вложили в него совсем другой аспект. В понимании богов, это означало избавиться от желания подобной трансмутации, полностью забыть о ней и, как я понимаю, передать им сущность, пока еще пребывающую во мне, то есть Анри.

Итак, я имею три варианта. Как в сказке: «направо пойдешь – коня потеряешь, налево пойдешь – себя потеряешь, прямо пойдешь – потеряешь жизнь».

Три варианта. Первый – принять все за обычную галлюцинацию, подождать два дня в полном спокойствии, и если ничего не случится, то ничего и не было, ну а если что-то случится, это только докажет, что это не галлюцинация. Правда, тогда не останется того, кто бы мог это оценить.

Второй – попробовать пройти тем же путем, что прошел Анри, попытаться добыть камень и совершить необходимую трансмутацию, надеясь, что это мне поможет остаться в живых. Тут, конечно, тоже присутствует вероятность, что нет, не поможет.

И третий – покаяться, передав Анри тем, кому он был нужен, или просто уничтожить эту сущность, признав ее и все, что с нею связано, особо опасным вирусом. Способ малоприятный и сомнительный, но пока, кажется, самый безопасный.

Бедняга как-то притих, что-то я давно уже не слышала своего словоохотливого собеседника. Он, очевидно, тихонечко ожидает решения своей участи. Что-то мне подсказывало, что, если я попытаюсь от него избавиться, ничего хорошего его не ждет.

Вечная проблема выбора, три пути, три варианта: отказ от действия, противодействие и смирение. Встряхнувшись, я встала. Хватит, надоело, надоело бояться, надоело решать головоломные загадки, надоело размышлять о богах и их слугах. Там на улице нормальная, реальная жизнь, туда я и отправлюсь. Кто знает, может, мне и не придется ничего решать.

Несмотря на попытку выбросить все это из головы, мысли теснились, жужжали и роились, отвлекая меня от происходящего вокруг. Улица жила своей до боли привычной жизнью, люди спешили по своим делам, не мучаясь никакими космическими проблемами. Я чувствовала, как на меня наваливалось удушающее чувство одиночества, оторванности, мне захотелось забыть все, всю эту безумную информацию, так головокружительно свалившуюся на меня. Сладкая фантазия окутывала меня: вот я иду вместе со всеми, мне все улыбаются, что-то говорят, зовут куда-то, и я чувствую себя частью этой чудесной, удивительной толпы, влекущей меня туда, где не надо мучиться сомнениями, туда, где не надо принимать никаких решений. Я чувствовала неизъяснимое блаженство, я больше не испытывала вины, и они, они на меня не сердились, опутывая меня все сильнее и сильнее теплом и благожелательностью. Весь ужас последних дней промелькнул кадрами забытого кино, готовый исчезнуть, испариться, оставив после себя легкую дымку недоумения.

«Еще немного – и все кончится», – с облегчением подумала я, вспомнив притчу о блудном сыне, вернувшемся в родное гнездо.

Вдруг я почувствовала, как кто-то легонько дотронулся до моего плеча. Несмотря на легкость прикосновения, я вздрогнула и обернулась. Передо мной стоял мужчина неопределенной наружности, невысокий и худощавый, в надвинутой на лоб шляпе, скрывающей его глаза. Что-то в его невыразительной внешности показалось мне неуловимо знакомым. В руке он держал лист бумаги, свернутый вчетверо.

– Это, кажется, вы потеряли, – хрипло произнес он, сразу закашлявшись, как будто эти слова дались ему с большим трудом.

С этими словами он протянул мне листок, на чистой поверхности которого отпечатался след широкого каблука. Я отшатнулась, все страхи, которые только что исчезли, грозили вернуться вновь, ужас притаился и только и ждал своего момента. Я отрицательно помотала головой, не в силах ответить ему. Он не отставал, его движения стали угловатыми и суетливыми. Меня передернуло от его прикосновения, когда он, схватив мою руку, насильно сунул мне злополучный листок, потом резко повернулся и побежал прочь. Я осталась стоять, но недавно обретенная гармония исчезла, а толпа стала враждебной и угрожающей. Я стояла неподвижно. Толкаясь и ругаясь, мимо шли люди, с невыносимым грохотом проносились машины, выбрасывая зловонные газы, а я, не в силах сдвинуться с места, стояла и смотрела на бумагу, навязанную мне странным прохожим. У меня еще оставался шанс, я еще могла сделать шаг, выбросить, разорвать опасную – я это чувствовала – бумагу и постараться вернуть себе утраченное спокойствие. Но что-то мне подсказывало, что это уже ничего не изменит, и то чувство единения, которое жило во мне совсем недавно, утрачено безвозвратно.

Нехотя, медленно я развернула листок, и конечно, на нем оказались те самые линии, те, которые я безнадежно пыталась зарисовать, испугавшись, что Анри уничтожит их. Вспомнив, как я разозлилась на него за это, я опять почувствовала стыд и смущение, ведь я только что хотела сделать то же самое. Я смотрела на линии, оживавшие под моим взглядом, жадно впитывающие мое внимание и какофонию уличного шума. Они разрастались, их движение усиливалось, но тут вдруг очередной прохожий натолкнулся на меня сильнее, чем остальные, и громко выругался, сообщив, что он думает по поводу зевак, не знающих, чем заняться. Чары развеялись. Аккуратно свернув вчетверо листок, я сунула его в карман. Более мучиться не было необходимости, выбор был сделан, теперь я знала, что мне делать. Никакие угрозы не могли меня заставить избавиться от этого чудесного ключа, так необычно обретенного мною.

– Анри, – тихонько позвала я, надеясь, что теперь он проявится, – у тебя была почти тысяча лет. Неужели ты так и не смог разобраться, что такого ужасного сделал Даг-ан? Почему Наблюдатели, или боги, так боятся и ненавидят его?

Я надеялась, что теперь, когда он знал, что я не выдам его, он будет со мной более откровенен. Ответом мне была тишина, и я уже занервничала, как внезапно увидела, что воздух передо мной покрылся рябью, и из него постепенно стала вырисовываться фигура, в которой я, несмотря на прозрачность, все же узнала характерные черты Анри. Высокого роста, худой, с резкими и стремительными движениями, он прошелся по комнате и уселся в кресло напротив. Он поерзал, устаиваясь поудобнее. Анри показался мне красивее, чем я его представляла, но я вовремя вспомнила о его способности менять свою внешность по своему усмотрению. Ну что ж, наверное, в подобных обстоятельствах это было совсем просто. Я была рада его видеть:

– Так что, Анри? Что ты понял?

Оглядевшись вокруг, он поморщился, и я догадалась, что этому эстету откровенно неприятен вид современного жилища с его гнетущей теснотой и безликой утилитарностью. Вздохнув, он отвернулся, и я отметила, что в течение всего последующего разговора, он упорно старался не смотреть по сторонам, глядя в одну точку.

– Даг-ан сломал их механизм, при помощи которого они держали контроль и управление. Если бы Шемма справился, Даг-ан стал бы единоличным управителем, сосредоточив в своих руках всю власть. Ему надоели вечные споры богов, он видел, что они не способны прийти к единому мнению, и все, что они делают, в результате ведет их к еще большему порабощению, а сила Земли возрастает. Даг-ан хотел освободиться сильнее, чем они все, вместе взятые. Он видел, что создание Луны породило еще одну ловушку, и видел, что все действия богов ведут к катастрофе.

Он задумал свою авантюру в то время, когда боги приняли решение еще об одном грандиозном проекте, который должен был нейтрализовать Луну. Кажется, они хотели создать еще одну Луну, меньшего размера, которая должна была оттягивать и очищать энергию. Даг-ан был единственным, кто считал это самоубийством, он предвидел, что это уничтожит их всех. Но его не слушали, и тогда он стал действовать так, как считал нужным. Мне думается, что тебе надобно поговорить с ним, пусть он сам тебе расскажет об этом.

Я даже поперхнулась от неожиданности, так просто и буднично это прозвучало. Конечно, что же может быть естественнее, как задать кучу вопросов богу, попросив его об аудиенции или, еще лучше, взять по-простому да и заглянуть к нему на чашечку чая. Стараясь быть серьезной, я поинтересовалась:

– И как ты себе это представляешь? Где мне искать Даг-ана? Или у тебя есть его точный адрес?

Я не старалась его обидеть, но не могла же я всерьез рассматривать подобную перспективу. Анри, казалось, совсем не заметил моего сарказма и спокойно ответил:

– А ты разве забыла, что он под новым именем прибыл в Ибернию, а потом ушел под землю, где создал дверь для путешествий по мирам? Там я с ним и встретился, а он, найдя во мне благодарного собеседника, многое порассказал мне.

– Так тогда почему ты не можешь рассказать мне все, что услышал от него? – возмутилась я. – Разве ты не знаешь, что в моем распоряжении меньше двух дней, и если я не найду решения, меня здесь просто не будет? – я почти выкрикнула эти слова, вновь ощутив страх.

– Не могу, – просто сказал Анри и пожал прозрачными плечами. – Все не так просто. Мне невозможно рассказывать об этом, я и так сказал больше, чем мне позволено. Не забывай, все это тайны тех миров, которые пока закрыты для тебя. Услышав об этом сейчас, от меня, ты подвергнешься огромной опасности, и, скорее всего, у тебя не будет и этих двух дней, о которых ты так громко кричишь.

Я затихла в недоумении.

– Так каким же образом я доберусь до Ирландии, или Ибернии, если тебе так больше нравится? Даже если у меня был бы целый месяц, даже в этом случае это было бы не так просто. А за два дня это совсем нереально.

Мой собеседник фыркнул:

– Иногда я думаю, что ученые мужи были правы, провозглашая, что женщина была создана из ребра Адама. Ну неужели ты не можешь догадаться, что ни в какую Ибернию ехать не надо, да и не знаю я туда дороги. Наверное, это очень далеко, если ты только не обладаешь крыльями, – пошутил он, донельзя довольный собой.

– Вот-вот, именно крыльями, так как туда пришлось бы лететь на самолете. – Я мрачно посмотрела на него.

Я почувствовала мстительное удовлетворение, видя его недоуменное непонимание.

– Это тебе удар в ребро за ребро, – пробормотала я. – Ладно, неважно, продолжай. О чем я должна была бы догадаться?

– Ты можешь пройти в тот мир, в котором он сейчас обитает. В этом я смогу помочь тебе, так как я был там и знаю туда дорогу.

Это было совсем другое дело.

– Вот так бы с самого начала, и все было бы нормально, – радостно воскликнула я. – Рассказывай.

И тогда он мне объяснил, что я должна была сделать, чтобы перейти в ту реальность, где находился Даг-ан. Также Анри вызвался быть моим проводником, но сказал, что не сможет присутствовать при нашем разговоре, а доведет меня только до начала этого мира. Все остальное будет уже моя проблема. Естественно, что я согласилась, ведь в любом случае ничего другого мне и не оставалось, и только много позже я сказала себе, что мне надо было еще тогда обратить внимание, как в тот день изменилось его поведение и вся его манера держаться.