Текст книги "Осторожно: боги"

Автор книги: Алла Кисилева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

XX

Не следует начинать сражения или войну, если нет уверенности, что при победе выиграешь больше, чем потеряешь при поражении.

Октавиан Август

Если кто-нибудь попробует представить себе, что он стоит двумя ногами в двух разных лодках, плывущих в противоположном направлении, то это будет как раз то самое чувство, которое испытываешь, оказавшись там, на пороге. Назад меня не пускали, а вперед идти не хотелось. Впереди ждала неизвестность. Теперь, когда растворилась магия присутствия Эстелы, я опять почувствовала неуверенность. Да и эти бесконечные рисунки меня совсем запутали. Как вот, например, мой новый рисунок будет взаимодействовать со старым миром? И еще я вспомнила, что не спросила, надо ли мне теперь пользоваться той золотой пластинкой, полученной от Даг-ана. А она как раз лежала на полу и тускло, как будто обиженно, поблескивала в глубине того, что можно было бы назвать коридором. Сделав несколько неуверенных шагов, я почувствовала, как завибрировала сущность в моих руках. Я решилась и, проходя мимо лежащей вещицы, не остановилась и не стала нагибаться, чтобы поднять ее. Миновав ее, я услышала позади себя какой-то режущий звук и, резко обернувшись, увидела, как несчастный кусочек золота плавится за моей спиной.

Еще несколько шагов, и я оказалась снова в той же самой комнате, которую я не так давно покинула. Вид ее меня ужаснул. На стенах копошились уродливые кляксы, а то, что ранее казалось мне изысканным рисунком, превратилось в бесформенное скопление линий. На полу пепел, оставшийся от того, что совсем недавно было листочком бумаги. Там я заметила следы, которые меня сильно обеспокоили. Не очень отчетливые, их можно было принять просто за игру теней. Присмотревшись, я обнаружила один след, более четкий, чем остальные. Это был отпечаток лапы не очень крупного животного. Как оно могло попасть в комнату, мне было невдомек, так как никаких больше порталов лично я не открывала. Можно было, конечно, подумать, что это Анри возвращался, но в это не очень верилось. Похоже, кто-то искал меня и, судя по следам, побывал в комнате сразу после моего перехода в мир Эстелы. Нас разделяли минуты, а может… Я поежилась, представив себе, что могло произойти, если бы они меня застали в момент перехода. В изуродованной комнате было невозможно находиться, но я торопиться не стала. Приоткрыв дверь, я прислушалась и осторожно огляделась, но квартира оказалась пустой, и никаких следов нигде больше не было.

Выдохнув, я аккуратно положила перед собой с таким трудом добытый сгусток материи, пытаясь рассмотреть его поближе. Внезапно потемнело, и в комнату стала заползать тишина, серая и неотвратимая. Похожая на липкий сырой туман, свиваясь в тугие веревки, она опутывала меня, лишая возможности двигаться и дышать. Я пыталась кричать, но при попытках открыть рот серая сырость стремилась заползти вовнутрь. Конечно, по какой такой причине я самонадеянно решила, что новый рисунок введет в заблуждение Наблюдателей? А они спокойно ждали, когда же я наиграюсь, забыв совершенно про время, а вот оно-то как раз и истекло. Я отказывалась признать, что все, что говорила и делала Эстела, было такой же ловушкой, эта мысль моментально лишала меня всяческой способности к сопротивлению. А побороться мне еще хотелось, и, не зная, как противостоять этой чудовищной и неумолимой силе, в последнем порыве я потянулась к «плоти звезды», одновременно стараясь как можно четче представить себе новый рисунок, нанесенный Эстелой. Давление прекратилось, туман задрожал, покрылся неуверенной рябью и стал распадаться. Я, наконец, смогла вздохнуть, но не собиралась расслабляться, осознавая, что передышка, скорее всего, временная. Дотронувшись до неземной материи, я мысленно слилась с нею, постоянно держа в сознании рисунок, тот самый, который чудесным образом помог мне избежать смертельной опасности. В результате меня окутало плотным энергетическим коконом. Со стороны это, очевидно, могло выглядеть, как нагромождение тонких разноцветных линий, переплетенных между собой самым немыслимым способом. Этот поток избавил меня от всех неприятных ощущений, вызванных недавним нападением, и наполнил новой, доселе мне неведомой силой.

Но мне недолго пришлось наслаждаться новыми ощущениями. Комната опять потемнела, и уже не туман, а три фигуры возникли передо мною. Это было что-то новенькое, никогда Наблюдатели не появлялись вот так, среди современной обстановки, которая, как мне было давно известно, внушала им непреодолимое отвращение. Потянувшись ко мне в едином, синхронном порыве, они как будто наткнулись на невидимую им преграду и одновременно отпрянули, застыв в изумлении. Если бы кто-то надумал посмотреть на все это сверху, он был бы явно удовлетворен строгой геометрией происходящего. На фоне черного прямоугольника, по углам равностороннего треугольника стояли белые, застывшие немые изваяния, три фигуры Наблюдателей. А в центре этого треугольника светилась маленькая точка, это был мой защитный кокон. Изумление моих визитеров можно сравнить, пожалуй, только с тем, как если бы они внезапно обнаружили, что их декоративная собачка заговорила и стала бы учить их естествознанию. Какое-то время висело напряженное молчание, потом они заговорили, по своему обыкновению, одновременно, что воспринималось как один голос.

– Ты все-таки выбрала путь непослушания, – прошипели они, с трудом сдерживая ярость, рвущуюся наружу.

Я продолжала молчать, решив, пока это возможно, помалкивать и дожидаться, что же они еще скажут. За последние несколько дней я видела столько чудес и слышала достаточно угроз, чтобы уже не реагировать на них чересчур сильно. Они продолжили уже спокойнее, вспомнив о своем достоинстве, вспомнив, что тот, с кем они говорят, не достоин их эмоций.

– Ты, видимо, думаешь, что смогла победить нас. Насколько же вы, человеки, с кровью впитали наше самомнение. Но, в отличие от нас, у вас оно абсолютно беспочвенно. Вы постоянно твердите о том, что вы что-то можете, что вы что-то делаете, что вы думаете, что вы что-то создаете. Вся ваша история создана нами, мы ее написали для вас, как вы пишете сказки для ваших детей. О себе мы оставили немного, только намеки да еще старые сказания, нам невыгодно, чтобы вы о нас помнили. Но полное забвение нам тоже не нужно. Вот только потому некоторым из человеков и было дано знание о нас. Ты же, к сожалению, по чьему-то недосмотру оказалась в их числе. Но об этом позже, мы потом разберемся отдельно, тебе не придется при этом присутствовать, – раздался звук, похожий на смех.

Это было странно и нетипично для них, мне всегда казалось, что шутки они не любят.

Они продолжали, и их тон стал привычно безразличным:

– Подумай сама, неужели во всей вашей истории сохранилось хотя бы одно воспоминание о том, что мы не всесильны, о том, что нас можно обмануть?

– Даг-ан, – опять напомнила я, прервав свое молчание.

– Этот отступник был изгнан и лишился всего, что имел. Кто сейчас помнит о нем? Он не достоин даже частицы воспоминаний.

И тем не менее я почувствовала неуверенность в их голосе. Кажется, они все-таки его боялись, хотя причина этого страха мне была неясна. В конце концов, их всегда было больше.

– С начала времен именно мы управляли вами, мы следили за тем, чтобы ваши открытия были своевременными, тормозя те, которые нам мешали, и форсируя нам необходимые. Мы вкладывали информацию сразу в несколько индивидуумов, чтобы, если какой-либо несчастный случай нарушит жизненную линию одного или двух объектов, все равно должны были оставаться тот или те, кто смог бы донести необходимую информацию до конечной реализации. Вот вы все списываете на случайность, а ведь это тоже мы об этом позаботились, постаравшись вырастить не одно поколение материалистов, уничтожавших любую информацию, не согласующуюся с их представлениями. Был период, когда подобную функцию несли инквизиторы, но такие институты со временем выдыхаются и становятся малоэффективными. Поэтому их пришлось заменить.

Мы даем направление развития, мы пишем сценарий и доносим его через массовое искусство, это мы позаботились, чтобы оно охватывало как можно больше слоев и было максимально доступным. Все катастрофы, все революции спроектированы нами, а не вашими жалкими попытками доказать, что человек – царь природы. Мы следим за тем, чтобы периоды благополучия и спокойствия не затягивались, так как это ведет к затуханию всех процессов. Интересно, что в человеческой природе заложено сильное стремление к стабильности, это связано с частью, взятой от Земли, а она неуклонно стремится в свое первоначальное состояние. И тогда в определенные моменты мы начинаем активизировать кровь богов, вызывая бунты и революции. Но и их мы тоже регулируем, не давая хаосу и анархии править слишком долго. Ведь пока нам не нужно разрушение этого мира.

При этих словах я насторожилась:

– А вам не будет лучше, если мир разрушится? Вы же вроде всегда этого хотели. Это же ваш единственный путь к свободе, разве не так?

Наступило молчание, не грозное или яростное, как я ожидала, а скорее печальное и недоуменное. Потом мне показалось, что последовал глубокий вздох и тихий ответ:

– Нет, это не совсем так.

Они даже не стали спрашивать, откуда мне это известно, они ничего не стали у меня спрашивать, и я почувствовала к ним даже что-то похожее на жалость. В тишине гулко прозвучал их ответ, не мне, в этот момент они даже забыли о моем существовании, это скорее были мысли вслух:

– Мы даже в этом случае вряд ли сможем вернуться, слишком многого мы лишились, оставаясь здесь непозволительно долго. Наши исследования и расчеты показали, что мы стали неотъемлемой частью этого мира. За этот период, немалый даже для нас, время уплотнилось, да и измерения, подобно тому, как движутся материки на Земле, поменяли свой порядок, а некоторые и свою структуру. И именно по этой досадной причине мы вынуждены признать, что человеки с некоторого времени не всегда и не во всем подчинены нашему контролю. Это как раз и есть одно из самых главных преступлений Даг-ана, – это имя они произнесли со столь сильным отвращением, что я вздрогнула.

– Мы старались, как могли, ослабить последствия его деяний, но наступил момент, когда это стало не в наших силах. Переписывая историю, мы не вычеркивали из нее рассказы о «плане богов», заложенном в самой глубокой древности в человека в момент его создания. И до определенного времени люди об этом помнили. Они пытались постичь этот план, используя в равной степени науку и магию, которые шли рука об руку, не отрицая, а помогая друг другу. Но однажды равновесие было нарушено, и магию заклеймили как суеверие. Это повлекло за собой отрицание божественного плана и прекращение его поисков. Сначала нам это даже понравилось, нам не особо было нужны эти нескончаемые копания человеков в том, что им знать было изначально не положено.

Когда они стали строить и разрабатывать планы – человеческие планы, – мы до определенного момента не воспринимали их суету всерьез, а когда спохватились, было уже поздно. Барьер, отделявший знания богов от сознания людей, истончился слишком сильно, и с этим уже ничего нельзя было сделать. Знания богов стали слишком доступными, они кружились везде, лежали в пыли людской глупости. Может, все было и не так страшно, но была еще одна проблема: дело в том, что мы, проектируя человека, запрограммировали некие ограничения, выше которых он не должен был подниматься. Это было сделано с целью, чтобы вновь созданное существо не пыталось конкурировать со своими создателями. Не забывай, что в ваших жилах течет наша кровь, а мы сами поступили бы именно так. И вот из-за этих ограничений и появился «план человеков», заменивший «план богов». Чудовищное самомнение, полученное от нас, и собственный эгоизм стали основой его построения, а выгода и утилитарность – его кирпичиками. И результатом этой самостоятельной деятельности, как ты сама видишь, стала изуродованная Земля.

Они помолчали некоторое время, и мне показалось, что их мысли унеслись далеко-далеко, в далекие дни, когда мир был так юн, а в них еще не поселилась эта бесконечная усталость. Я тоже молчала, предчувствуя, что приговор мне давно вынесен, и сейчас будет произнесен.

Они заговорили вновь:

– Мы не можем позволить тебе разрушить остатки действующей системы, мы предполагаем, что это повлечет за собой и изменения наших структур, что не входит в наши планы. Поэтому нам необходимо обезопасить себя от заражения, а значит, избавиться от тебя. Очистить тебя уже невозможно, так что… – Они многозначительно замолчали, и я увидела, как между ними потянулись светящиеся нити, похожие на электрические разряды.

Я застыла, понимая, что просить и умолять бесполезно. Они же мне все предельно ясно объяснили: «ничего личного», только ради общего блага. Ну что же, придется воспользоваться моими новыми способностями, к сожалению совсем неизученными. Но ничего другого не оставалось, ничего более внушительного в моем арсенале не завалялось. Между тем разряды все усиливались и постепенно заполнили все внутреннее пространство треугольника, но, к нашему общему удивлению, я продолжала оставаться невредимой. Защитное поле, окружавшее меня, было для этих энергий абсолютно непроницаемым. Мгновением позже я увидела, что это поле, наоборот, с удовольствием поглощает эту энергию, которая, как оказалось, действует для него благотворно. Тотчас это же заметили и Наблюдатели, и это открытие привело их в явное замешательство. Цвет излучения поменялся, очевидно, изменилась и его температура, но я ничего не почувствовала, а поле с видимым удовольствием продолжало поглощать все, что приходило с ним в соприкосновение.

«Надо же, как проголодалось», – с радостным изумлением подумала я.

Наблюдатели не прекращали свои попытки уничтожить меня, но я все это воспринимала теперь как процесс кормления, с каким-то странным удовлетворением наблюдая за происходящим. Я даже была благодарна им, ведь если бы не их настойчивое желание от меня избавиться, разве удалось бы мне узнать эти новые свойства поля? И еще меня наполняло восторгом и радостью то, что впервые в жизни, я не боялась ни их, ни Даг-ана, ни кого-либо другого. Я смотрела на них и чувствовала к ним некую смесь любви и жалости, осознавая, как им, должно быть, было трудно адаптироваться к этому миру. Очевидно, Наблюдатели поняли всю бесплодность своих попыток, потому что все внезапно прекратилось и разряды исчезли.

– Что это? – спросили они, до странности спокойным тоном.

Не зная, можно ли отвечать, я продолжала молчать. Но что-то внутри мне подсказывало, что надо объяснить про рисунок, что я и сделала, немного помедлив. Как я и предполагала, это оказалось для них информацией совершенно новой, ни с чем подобным им не приходилось до этого сталкиваться. Какое-то время вообще ничего не происходило, похоже, они совещались, но я их не слышала. Я терпеливо ждала, а когда они опять заговорили, тон их изменился. Они больше не угрожали, теперь они стали меня убеждать отказаться от использования того, что они назвали «неизвестной составляющей».

– Ты доказала, что заслуживаешь большего. Если ты согласишься на то, чтобы мы провели корректировку, заодно изучив этот новый компонент, мы сможем тебе помочь. Во-первых, ты получишь полное наше прощение за все твое самоуправство последних дней, а во-вторых, ты сможешь получить повышение.

А вот это было что-то новенькое, я никогда не слышала о чем-либо подобном.

– Какое такое повышение? – с интересом полюбопытствовала я.

И вот тут-то они рассказали мне о том, что существует целая система иерархий здесь, на Земле, среди людей, выбранных ими для своей цели. И чем выше по иерархии находится работник, тем выше у него уровень допуска. На мой вопрос, касающийся преимуществ, которое дает столь высокое положение, они не пожелали ответить, пообещав сообщить мне гораздо больше сведений после того, как я соглашусь на сотрудничество и обследование. Они только намекнули, что и это не предел, что у меня откроются новые возможности, а также кардинально изменится видение. Определив этот мир, как некий энергетический ковер, простирающийся сразу во все измерения, они упомянули что-то по поводу предметов фокусировки. Как я поняла, речь шла о каких-то артефактах, дающих возможность менять измерение, не покидая его. Кажется, это можно было представить себе, как старый аппарат, при помощи которого показывали кино, когда в темноте кинотеатра окружающее исчезало, и в это пространство врывался один луч, на конце которого создавался целый мир. И этот мир мог меняться по воле оператора.

После такого вороха информации, так неожиданно свалившейся на меня, мне просто необходимо было подумать. Об этом я и попросила своих незваных гостей. Они дали мне отсрочку.

XXI

Будьте внимательны к своим мыслям, – они начало поступков.

Лао-Цзы

Оставшись одна, я окончательно развеселилась: казалось, число «три» постоянно преследовало меня. И действительно, опять передо мною замаячили три возможности, три вероятности, только в них уже не было той безысходности. Наблюдатели с их грандиозными предложениями, Даг-ан, с его тайными планами переустройства, и… Я запнулась. Что же значит это «и»? Есть ли у меня третий вариант, могу ли я найти такое решение, которое даст мне самой уверенность, что я поступаю правильно? Я чувствовала, что не хочу становиться кроликом или несчастной лягушкой, которую будут препарировать, пускай даже с самыми лучшими намерениями. Даже великолепная награда не могла полностью окупить то, что они собирались сделать со мною. Тем более у меня не было никакой уверенности, что во время коррекции они не запустят еще какую-нибудь программу, которая будет им просто необходима в данный момент.

Что касается Даг-ана, то, несмотря на явное к нему уважение, методы, которыми он пользовался для достижения своих целей, мне абсолютно не нравились. Также я опасалась, что он, с его глубочайшими познаниями, все-таки найдет нужный ему ключ и погубит Эстелу.

Эстела… А может быть, это и есть то самое «и», которое я пытаюсь отыскать? Но как, каким образом мне вернуться к ней, примет ли она меня в своем каменном доме? Я размечталась, представив, как она обучит меня понимать камень, как я узнаю все о трансформации материи, как смогу создавать силой мысли все новые и новые формы. Я улетала все дальше и дальше в чудесных фантазиях, но вдруг простая мысль остановила меня, безжалостно сбросив с небес на землю:

– А разве мне кто-то что-то предлагал?

Действительно, если бы в ее планы входило как-то мне помочь, то она бы об этом мне сообщила, а как мне помнилось, ни одним словом, ни одним намеком об этом сказано не было. Так что, к моему глубочайшему сожалению, это был не вариант. Тогда, что же, надо выбирать между обитателем стола для опытов и помощником экспериментатора, и другого способа решения не существует? А если…

Для выполнения моего плана мне надо было выйти на улицу. Я обошла свою квартиру, не заходя, правда, в изуродованную комнату. Не будучи уверенной в том, что появится возможность когда-нибудь сюда вернуться и буду ли это я, мне захотелось попрощаться с тем, что было моим домом в течение долгого времени. Я приняла решение и выбрала самый безумный вариант: «пойти туда, не зная куда, и сделать то, не зная что». Прощание не было долгим, что-то мне подсказывало, что времени у меня не так уж и много. Кто знает, а вдруг они решат заключить перемирие, для того чтобы совместными усилиями все-таки избавиться от зараженного организма? К тому же я боялась передумать, так как мое решение было слишком сумасшедшим и импульсивным.

Я не хотела участвовать в эксперименте, не хотела кормить мышей всякой гадостью, чтобы проверить, долго ли они будут мучиться перед смертью. Но и сама я тоже не хотела попасть под нож исследователя. И тогда родился третий вариант. Я подумала, что если оба варианта мне не подходят, если результат мне одинаково неприятен, то почему бы не сделать свой собственный ход. Короче, мне показалось, что самым правильным будет помочь Эстеле и вернуть часть освобожденной материи туда, наверх, откуда она была когда-то похищена. Из всех участников последних событий она одна вызывала у меня искреннюю симпатию, и мне просто захотелось помочь. Ее похищали, мучили, с ней экспериментировали, так не пора ли, наконец, прекратить это? Конечно, последствия моих действий были совершенно непредсказуемы, но меня согревала надежда на то, что эта настрадавшаяся сущность наконец-то обретет свободу. Впрочем, как это воспримет сама Эстела, мне тоже было неясно, но, естественно, спросить ее об этом я не могла. Но разве не она сказала, что это должно быть мое, и только мое, решение? Вот я и решила. Была задачка с двумя неизвестными и одним совсем неизвестным, вот его-то я и выбрала. И говорить тут больше не о чем, больше никаких терзаний: решение принято, пусть так и будет. Я совершенно успокоилась, и все сомнения и тревоги последних дней исчезли.

«Вот и славно», – подумала я.

Фонари на улице то подмигивали тусклым светом, то гасли, помогая темноте окутывать землю. Моросил то ли снежный дождик, то ли мокрый снег, а слизистая грязь под ногами как-то сладострастно причмокивала. Прохожих видно не было, погода не располагала к прогулкам. Холода я не чувствовала, под моей курткой пульсировало теплое, живое существо. Жалея, что все небо затянуто тучами и не видно звезд, я тщетно вглядывалась наверх, в надежде что-то увидеть, какой-нибудь знак, какое-нибудь указание. Мне надо было убедиться, что я все делаю правильно, но небо было все таким же темным. Мое лицо стало мокрым, как будто от слез, и, расстегнув куртку, я вытащила свой драгоценный груз. В этот момент в очередной раз погасли фонари, но я этого даже не заметила, такое сильное свечение шло от сущности, которую я держала в руках. И вот тут-то я, наконец, увидела вожделенный знак: далеко-далеко, в мокрой глубине пространства загорелся огонь. Плавно пульсируя, переливаясь сотней оттенков, он плыл по небесной сфере, создавая вокруг себя множество отблесков. Они рождались, сливаясь и вновь разлетаясь, сотворяя все новые и новые отражения отражений. Завороженная этим величественным зрелищем, я боялась шелохнуться, чтобы не разрушить красоту происходящего, как вдруг все застыло, словно что-то сломалось, движение прекратилось, а вокруг меня вновь образовался защитный кокон. Меня окружили Наблюдатели, со странным интересом они молча смотрели на меня, ожидая, что мне есть что им сказать. Но я тоже молчала, не видя смысла ни в оправданиях, ни в объяснениях. Раздался громкий голос, и я увидела, что мы не одни – немного в отдалении стоял Даг-ан, а за ним почти невидимой тенью маячил Анри.

Одновременно заговорили и Наблюдатели, в этом сонме голосов мало что можно было разобрать, но почему-то в них была радость.

– Как же легко с вами, человеки, – кружились вокруг меня звуки, из которых складывались слова, но совсем не те, что хотелось бы мне услышать.

– Если бы ты только понимала, что ты творишь. Все как всегда, ваши поступки, ваши строптивость и упрямство так предсказуемы. Каждый раз одно и то же, никогда сценарий не меняется. Всегда все делаете сами, нам даже не приходится трудиться – всегда находится упрямый безумец, готовый сделать всю работу за нас. Правда, потом во всем вы обвиняете богов, но кому это мешает? Мы-то знаем, что создаем мы, а вот вы всегда разрушаете. Ну что же, продолжай то, что собралась, а мы будем очень благодарными зрителями. Действуй, а вдруг тебе удастся нас удивить, – они смеялись и шутили, напоминая зрителей, прогуливающихся в фойе театра во время антракта в радостном предвкушении финала пьесы.

Холод, наконец-таки, добрался до меня, проникнув под одежду, сковывая мое сердце. В отчаянии я протянула руки вверх и невероятным усилием воли заставила себя представить все рисунки, которые я видела, мысленно соединяя их воедино, одновременно наполняя этой энергией и себя, и то, что я держала в руках. Темнота отступила, небесный огнь исчез, а сущность, трепещущаяся и такая нестерпимо горячая, отделившись от меня, взмыла вверх и зажглась в небе, подобно солнцу. Хор голосов смолк, и в наступившей тишине я с ужасом увидела, что все вокруг стало блекнуть, и медленно исчезать. Объемный доселе мир становился плоским, и чья-то невидимая рука осторожно и методично стирала его. Это была катастрофа. С запоздалым сожалением я думала о том, что ведь меня предупреждали и, как оказалось, не зря, что мне надо было послушаться, а не вести себя подобно строптивому ребенку. Но поздно, все было бесполезно, мир исчезал под мягкой резинкой неудовлетворенного собою художника. Я дернулась, хотела закричать, попытаться его остановить, но не смогла даже пошевелиться, не то что сдвинуться с места. В немой неподвижности я стояла посреди исчезающего мира, не в силах уже больше ничему помешать. Смирившись, я закрыла глаза, почти спокойно ожидая, когда же сотрут и меня.