Текст книги "Осторожно: боги"
Автор книги: Алла Кисилева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Если я в той или иной степени права, то тогда, быть может, именно Даг-ан нашел пропавшую звезду в одном из измерений, но, испытывая обиду, не захотел, а может, и не смог, дать ей возможность покинуть эту землю. А Рауль, возможно, – один из тех, кто остался в Ибернии или Ирландии вместе с Дагдой, не желая покидать этот обретенный и потерянный рай. Что касается звездной дороги, то она явно обладает уникальной энергией, и эта энергия способна что-то сделать с цепями, теми самыми цепями, что сковывают Эстелу и не дают ей возможности вернуть себе власть над своей звездной сущностью. У меня создалось впечатление, что энергия пути может действовать двояко, что в зависимости от того, какие предпринять действия, она может или разомкнуть цепи, или, наоборот, усилить их. Скорее всего, задача Рауля была как раз-таки сделать эти цепи более сильными, лишив узницу всякой надежды на освобождение. Бедняжка, зная свою участь, пыталась через Гильома передать о себе весть, почему и старалась уговорить его расстаться с ними, после того как почувствовала, что рукопись им уже прочитана. Эстела, очевидно, знала, что у графа нет никакой надежды справиться с ее мучителями, и ей было необходимо, чтобы Гильом передал рукопись тому, кто обладает такой силой и такими возможностями. То есть опять все нити ведут к Анри, самой судьбою связанному с измерением, где томится плененная сущность звезды.
XV
– Вы слышите? – спрашивал он.
– Нет.
– А я слышу. Вокруг меня звучит музыка, она меня влечет, она повсюду со мной, она обволакивает меня словно облако.
А. Дюма
Я решил серьезно поговорить с Алиенорой. То, что я узнал за эти два дня пребывания под ее кровом, заставляло меня безотлагательно со всем этим разобраться. Про себя я решил со всей определенностью, если мне не понравится результат нашего разговора, уничтожить сомнительный лист и навсегда забыть об этих звездных скитаниях, ибо я чувствовал, что там скрыто слишком много недоговоренностей и таится нешуточная опасность. Я решил также признаться Алиеноре, что я никоим образом не герой и мечта совершать подвиги никогда не была моей любимой. Я люблю жизнь, я люблю красивые вещи и женщин, приключения и удовольствия, это все и есть моя страсть, но я не готов рисковать своей шкурой ради неведомой для меня цели. Для нашего разговора я выбрал небольшую, неярко освещенную гостиную с гобеленами несколько фривольного содержания на стенах. Я хотел воспользоваться этой легкомысленной деталью обстановки в случае, если наш разговор пойдет в наиболее удачном для меня направлении. Разглядывая сюжеты в ожидании прекрасной хозяйки, я от души сожалел, что встреча наша произошла не в самое лучшее время. Но не свадьба ее печалила меня, а то, что вместо того, чтобы предаться легкому воздушному флирту, мне придется говорить с нею о вещах малоприятных. Я чувствовал, что ее интерес ко мне выходит за рамки родственной приязни, да и меня тянуло к ней с силой, поражавшей меня самого. Замечтавшись, я вздрогнул, почувствовав ее рядом, и весь мой серьезный настрой куда-то испарился. Она молча смотрела на меня, и, глядя на нее, я догадался, что она готовилась к моему бунту. Это было поразительно. Та, которую я считал прелестным ребенком, обладала древней мудростью истинной дочери Евы и пыталась заставить меня добыть так необходимое ей яблоко, чтобы с удовольствием съесть его, сверкая белыми маленькими зубками.
– Чего ты хочешь добиться, дитя мое? – Я сделал последнюю попытку избежать ее чар, призвав на помощь маску доброго дядюшки.
Она не обратила внимания ни на мой тон, ни на мой вопрос, а просто стояла рядом со мной, застыв как изваяние, не говоря ни слова. Я вынужден был повторить свой вопрос уже по-другому:
– Что ты хочешь?
Теперь статуя ожила, детская, нежная улыбка осветила ее лицо.
– Принеси мне ее, – произнесла так просто и естественно, как ребенок просит дать ему лакомство.
– Что? – недоуменно спросил я.
– Часть плоти звезды, – она продолжала улыбаться, доверчиво глядя на меня широко открытыми глазами.
Я остолбенел от изумления: даже в самом страшном сне я не мог бы предположить себе ничего подобного. Что же такое могло знать это милое создание, что же такое могло ускользнуть от меня?
– Изволь объяснить, – почти грубо потребовал я, забыв о куртуазных манерах.
Она опять не обратила внимания на мой неподобающий тон.
– Разве ты не понял? Ведь именно об этом там идет речь. Конечно, – тут она опять улыбнулась и скромно потупила глазки, – я как-то позабыла рассказать тебе то, что узнал об этом мой дед. Видишь ли, когда отец мой уже уехал, я совершенно случайно обнаружила небольшой тайник, в котором лежали бумаги деда. Большая часть их касалась его женщин. То, что приличия не позволяли ему использовать в песнях, он просто записывал. Это было весьма любопытно.
В ее глазах заиграли лукавые искры, а я, затаив дыхание, ждал продолжения, опасаясь неловким движением прервать ее признания. Плутовка тем не менее видела все мое нетерпение и забавлялась.
– Если бы я выполнила все указания, что содержались на листе, сопровождающем эти записи, то нашего разговора сейчас бы не было. Дед настоятельно просил любого, кто найдет эти бумаги, незамедлительно сжечь все, не читая. Но, как ты видишь, я не выполнила эту просьбу, и, помимо интересных подробностей о женских характерах, я вдруг натолкнулась на рассуждения о звездах, точнее, об одной. Сначала я подумала, что это сюжет для песни, замысловатая аллегория, но по мере того как я читала, мне стало казаться, что дед говорит о совершенно реальной звезде. О том, что ее звездная плоть сокрыта глубоко в земных недрах, запертая на ключ, который хранит Дагда. Также там было указание, что тот, кто добудет ее, обретет невероятную силу. До смерти отца я не понимала, о чем идет речь, но его бумаги, переданные мне, все объяснили.
Она замолчала, ожидая моей реакции, которая последовала незамедлительно.
– Эти бумаги были для меня. Тебе не кажется, что читать их без моего ведома было по меньшей мере некрасиво?
– Это мой отец, и я имела право узнать все, что считала нужным, – беззастенчиво парировала она.
– Что еще ты знаешь? О каком ключе идет речь? И почему, ради всех святых, ты решила, что я могу помочь тебе в этом безумном деле? – я почти кричал.
Она отошла от меня и села в кресло, стоявшее у стены.
– Ключ, отмыкающий дверь, – это, по-видимому, линии на маленьком клочке бумаги. Ты их не увидел? Или решил скрыть от меня?
Тут уж я решил оставить ее вопрос без ответа, и она, как ни в чем не бывало, задумчиво продолжала:
– Видимо, решил скрыть. Вот видишь, и ты не спешишь рассказывать мне всего, что тебе становится известно. Когда я была совсем маленькой, моими любимыми сказками были рассказы о твоих путешествиях. А ты мне всегда казался самым могущественным волшебником из всех.
Помимо воли, я почувствовал, как мое лицо расплывается в улыбке. Мне подумалось, что кому-кому, а ей не нужны были никакие дополнительные артефакты, чтобы добиться всего, что ей нужно. От нее не укрылось, что я перестал на нее сердиться, и юная прелестница продолжала уже более серьезно.
– Я знала, что единственный человек, кто бы мог попробовать пройти туда, – это ты. Только ты можешь принести мне то, о чем мечтали они, твой друг и мой отец.
Опять, опять это напоминание, этот укор, что я не откликнулся на просьбу друга. Я колебался, не зная, что делать. Да, я помнил про слово, так опрометчиво данное моей прекрасной собеседнице. Взгляд мой упал на рисунки на гобеленах, но мои надежды на фривольное развитие разговора стремительно улетучивались. Казалось, это было давным-давно, а ведь прошло только несколько минут, и все так разительно изменилось.
– Хорошо, – неожиданно для себя произнес я, – и как ты это себе представляешь?
Она радостно засмеялась, как ребенок, мне даже почудилось на секунду, что она сейчас захлопает в ладоши.
– Ты опять читал невнимательно, – уколола она меня, – там же все описано. Нам понадобятся свечи, самое большое блюдо, которое есть в замке, и, конечно, листок с нанесенными на нем линиями. Ты, я надеюсь, не собрался уничтожить его?
Она словно читала мои мысли, и это меня не на шутку испугало.
– Нет, конечно. Зачем мне это? – поспешно солгал я.
– Вот и славно, вот и славно, – пропела она.
Подготовка к свадьбе шла полным ходом, будучи шумной и суетливой, и также полным ходом шла подготовка к моему путешествию, в тайне и по возможности не привлекая внимания. Основная проблема выявилась сразу: было совершенно непонятно, как нанести рисунок на стену выбранного нами помещения, находящегося в самом отдаленном уголке замка. Надобно было сделать так, чтобы все линии были повторены с максимальной точностью, но существовала опасность, что тот, кто их наносит на стены, мог непроизвольно пропасть в них, попросту заблудиться. Было решено, что Алиенора отберет несколько слуг, самых смышленых, и прикажет им, часто меняя друг друга, по частям сделать необходимую работу. Таким образом, мы предполагали, что опасность существенно уменьшалась. И действительно, не считая того, что один из слуг, после выполнения этой работы, серьезно заболел, а у другого стали наблюдаться временные провалы в памяти, все прошло удачно, и нам удалось точно повторить рисунок, что был на том маленьком листочке.
Мы торопились, день свадьбы стремительно приближался, да и пошли разговоры о неподобающем поведении невесты: все считали неприличным то, что мы слишком много времени проводили вместе. Слухи эти были ничем не подтверждены, так как наши отношения не выходили за общепринятые рамки, а я если и грешил, то только в помыслах своих, не предпринимая более никаких попыток к сближению. Наконец все было готово, и мы назначили день, а точнее, ночь проведения опыта. Мы выбрали темное время суток, чтобы не привлекать лишнего внимания к происходящему. Было решено, что ровно в двенадцать я войду в приготовленное помещение, а Алиенора будет находиться в коридоре неподалеку, чтобы, если что-то пойдет не так, попытаться оказать мне посильную помощь, а также с целью проследить, чтобы кто-нибудь случайно не нарушил мое одиночество. Это была ее идея, а я, чтобы сделать ей приятное, не стал спорить с нею. Мне вообще расхотелось спорить, к тому же я сам не на шутку увлекся этим проектом, смеясь над своими былыми страхами и опасениями. Теперь я был благодарен Алиеноре за то, что она принудила меня к этому приключению, и уже с нетерпением ждал той минуты, когда я войду в таинственный мир, ожидавший меня за дверью приготовленной комнаты.
И вот наконец настал тот момент, когда я стоял в комнате, совершенно изменившей свои очертания благодаря рисунку на стенах. После того как здесь поработали слуги, я не заходил в нее, и то, что явилось моим глазам, поразило меня. Стараясь двигаться как можно тише, я зажег светильники и встал около огромного блюда, на котором играло множество бликов. Опыт мы решили проводить в полной тишине, несмотря на то что в арабской рукописи говорилось о таинственных звуках, идущих ниоткуда. Мы даже примерно не смогли предположить, о какой музыке идет речь и каким образом мы смогли бы этого добиться. Я надеялся, что музыка сокрыта в рисунке, и она зазвучит в определенный момент, иначе все наши приготовления могли оказаться бесполезными. Не до конца доверяя слугам, я принес с собой клочок бумаги с нарисованными на нем линиями, и положил рядом, на небольшое возвышение. Я не хотел полностью погружаться в происходящее и поэтому старался хоть как-то контролировать себя. По мере того как я смотрел на бумагу, линии на стенах также пришли в движение. Но что-то шло не совсем так, движение было каким-то вялым, как будто случайным, в нем совсем не чувствовалось силы. Еще мне не нравилась полная, почти зловещая тишина, в которой явно не собиралась звучать никакая музыка. Тишина не просто пронизывала все вокруг, она сгущалась, и я почувствовал угрозу. Тогда я запел, без слов, без желания, я запел, пытаясь передать голосом рисунок на стенах. Сначала тихонько, потом все громче и громче, я почти кричал, из последних сил напрягая голос. И тогда тишина начала отступать, а линии ожили, и их движение стало направленным, даже осмысленным. Я закричал в последний раз, рисунок поглотил весь звук без остатка, тишина разрушилась, а пространство наполнилось своей необычной мелодией. Она лилась прямо от стен, казалось, что стены живые, они сами создают на своей поверхности удивительные рисунки, которые в свою очередь рождают музыку. Блики на поверхности блюда усилились и засветились множеством цветов. Я, не оставляя своих попыток наблюдать за всем происходящим, отметил, что цвет этот также появился ниоткуда, бронзовое блюдо рождало бесконечное число цветовых пятен, движущихся и то проникающих друг в друга, то отталкивающихся, создавая все новые и новые оттенки. Я все больше и больше проникался очарованием окружающего, и мне все труднее и труднее становилось сохранять беспристрастность. Движение и музыка усиливались, заполняя все окружающее меня пространство, выталкивая меня и лишая воздуха. Вдруг отчетливо зазвучал повелительный голос, приказывающий мне:
– Иди!
Никогда я не слышал голоса более желанного, он ласкал мое сердце, защищал, ограждал от этого ставшего таким враждебным пространства, в котором мне уже не было места.
– Иди!
Какое счастье, что он есть, что он пришел спасти меня и указать путь, ведущий меня. Я сделал шаг, потом еще, яростные, извивающиеся чудовища хватали меня, заставляя остаться там, где правили они, где было их царство. Вырываясь, я чувствовал, что жизнь покидает меня, и я сопротивлялся из последних сил.
– Иди!
Да, этот голос протянул мне нить, за которую я смог ухватиться, этот голос отогнал опутывающих меня врагов, этот голос позволил мне жить. Я пошел смелее, и с каждым шагом моя уверенность возрастала. Отдышавшись, я смог оглядеться, чтобы попытаться понять, куда я попал. Я привык к осторожности во время своих многочисленных путешествий. Я остановился и сразу почувствовал, что это не понравилось тому, кто меня сюда привел. Давление на меня усилилось, в ушах раздалось гудение, тело заныло от страха и беспокойства. Я сделал шаг, давление ослабло, тогда я решил двигаться медленно, не останавливаясь, но и не торопясь. С этим неизвестный согласился, и я начал свое продвижение вперед, настолько медленное, насколько это вообще было возможно. Вокруг было не светло и не темно, в другой ситуации я бы сказал, что я нахожусь в громадной пещере, простирающейся в необъятное пространство. Я не видел, а скорее угадывал где-то в глубине бесконечные стены, скрытые каким-то светящимся туманом, состоящим из бесчисленного множества мелких частиц, которые я тем не менее различал. Они светились золотисто-коричневатым цветом, и именно благодаря им в этой пещере было достаточно света. В этих частицах было полно влаги, она сочилась из них, и я чувствовал, что все стены покрыты этими мокрыми светящимися существами. Да, да, именно существами, так как в какой-то момент я осознал, что они живые, хотя, может, это было одно существо. Я подумал, что это, должно быть, хозяин этого мира, и, словно услышав меня, он ответил тем, что вся окружающая меня взвесь всколыхнулась, засуетилась и плотно облепила меня золотистым одеянием. Я посмотрел на свои руки, вытянув их перед собой: они были похожи на руки золотой статуи, веками пролежавшей в мокрой земле. Больше мне это существо не чинило пока никаких препятствий, и я продолжил свое медленное движение, тем более что давление на меня опять усилилось. Пока я шел, вокруг ничего не менялось: все то же свечение, все та же влага, и ничего впереди, что я мог бы разглядеть. У меня стали возникать опасения, что я заблудился, уж чересчур одинаковым и безжизненным было все вокруг, да и голоса, ведущего меня, я больше не слышал. И опять хозяин откликнулся на мои мысли, частицы задвигались и с явным усилием расступились предо мною, образовав коридор с почти плотными стенами. Я сделал шаг, по стенам прошла рябь, и они ожили быстро мелькающими картинами, сменяющими друг друга с молниеносной скоростью. Я старался разглядеть их, но почти безуспешно, все происходило слишком быстро, и у меня закралось подозрение, что таким образом хозяин хотел поговорить со мной. Впереди пространство заканчивалось, и давление усилилось, голос во мне опять зазвучал с прежней властностью. Я ускорил шаг, импровизированные стены, созданные моим сопровождающим, распались, и мне показалось, что я услышал жалобный вскрик. Частицы стали блекнуть. И почти исчезли, то там, то здесь, вспыхивая одинокими огоньками, пока не угасли совсем. Впереди не было ничего, совсем ничего. Я остановился в недоумении, не понимая, что делать дальше, но голос позвал:
– Иди!
Невидимые руки подхватили меня, и я шагнул в никуда, туда, где ничего не было. Я ожидал гибели, я ожидал, что в тот же миг меня бросит в невидимую бездну, которая уничтожит меня. Но ничего не произошло, я стоял в чем-то, подобном бесконечному колодцу, без стен, без верха и низа, и не падал, поддерживаемый какой-то непостижимой силой. Немного оправившись, я осмотрелся и увидел двери, появляющиеся передо мною, подчиняясь какому-то только им известному ритму. Раз – и появился прямоугольник, размер которого я не мог определить, он казался то огромным, то совсем маленьким. Раз – все исчезало, раз – появлялось еще два предмета, только для того, чтобы снова исчезнуть и уступить место другим. Оставаясь посреди бездны, я рассматривал эту геометрическую игру, и вдруг увидел, что один их прямоугольников засветился и принял положенные ему размеры. Я понял это как приглашение и вошел, оказавшись в темном неприятном месте, которое мне не понравилось настолько, что я захотел вернуться обратно, но, повернувшись, обнаружил, что дверь исчезла. Тем временем глаза мои немного привыкли к темноте, я увидел вокруг себя абсолютную, полную, гнетущую неподвижность. Она угнетала, особенно после постоянного движения, окружавшего меня до этого. Я посмотрел на свои руки и увидел, что они похожи на руки мертвеца, безжизненные и излучавшие блеклое свечение. Вокруг меня сгустилась плотность, нараставшая ежесекундно, одновременно и давление, побуждавшее меня продолжать движение, усилилось. Ноги казались налитыми свинцом, каждый новый шаг был в сотни раз тяжелее предыдущего, пот тек по моему лицу, а у меня не было сил поднять руку и вытереть его. Со всех сторон громоздились чудовищные формы, темнота одевала их в одежды ужаса и мерзости. Вдруг краем глаза я заметил движение, совсем мимолетное, в менее статичном мире даже невидимое. Я повернулся и увидел форму, чем-то неуловимо отличающуюся от окружающих. В ней была какая-то свежесть, может быть, мягкость, что-то чуждое этому кошмарному миру. Я понял, что нашел предмет моих поисков. Я подошел, протянул руки и дотронулся до того, что могло бы показаться камнем самой причудливой формы.
Я ожидал почувствовать плотную, жесткую поверхность, но мои руки не встретили никакого сопротивления. Забыв от неожиданности про свои муки, которые я терпел здесь, я замер, наблюдая, как чуждая плоть поглотила часть кистей моих рук. Очень медленно, преодолевая навалившуюся на меня всю тяжесть этого мира, я погрузил руки глубже и зачерпнул эту живую каменную массу. Раздался крик, низкий грохочущий, и все окружающее меня пространство обрушилось на меня, стараясь одновременно раздавить и разорвать меня на части. Я хотел бросить этот похищенный мною комок, но каменная плоть резко запульсировала, как будто умоляя меня не делать этого. Смирившись, я собрал последние силы, призвал на помощь все свое умение и сделал рывок, выбросивший меня туда, откуда начиналось мое путешествие.
Я стоял, держа в руках нечто бесформенное, но очевидно живое, теплое и нежное. Я снова был в комнате, только в ней теперь не было почти ничего знакомого, рисунки на стенах почти исчезли, вместо них появились отвратительные грязные пятна, сочащиеся плесенью, бронзовое блюдо лежало на полу, искореженное и потерявшее свою форму. Рядом я увидел горку пепла и догадался, что это все, что осталось от листочка, от ключа: он полностью сгорел. Запах в помещении был дурным и удушливым, и я постарался побыстрее покинуть его, полагая необходимым сказать Алиеноре, чтобы она никогда более им не пользовалась.
Девушка ждала меня прямо перед дверью. Она вся дрожала от нетерпения, изумленно глядя на мои руки, в которых уютно устроилось то, о чем она так долго мечтала. Алиенора потянулась ко мне, нет, не ко мне, а к тому, что я вынес из жуткого мира. Я отпрянул, мне показалось совершенно невозможным отдать ей это, ставшее для меня таким родным. Лицо девушки исказилось, оно стало почти уродливым.
– Отдай мне это, – простонала она, протягивая ко мне трясущиеся руки.
Но именно это и было для меня совершенно невозможным. Я не знаю, чем бы закончился наш поединок, если бы моя удача в этот момент не отвернулась от меня, ибо, как оказалось, я не покинул до конца мир, в котором находилась похищенная или освобожденная мною сущность. Я почувствовал нечеловеческую слабость и стал медленно падать на пол, теряя сознание, и вот уже руки мои разжались, и торжествующая Алиенора моментально подхватила то, к чему она стремилась всей душою. Радостно вскрикнув, девушка исчезла.
До конца я верил ей, надеясь, что она побежала за помощью. Я остался один, в холодном, темнеющем коридоре, а все миры, которые я когда-либо посещал, боролись за право обладания мною. Как будто сонм хищных чудовищ набросился на меня, в страстном порыве стремясь сожрать хоть кусочек. Сознание мое затухало, я стал стремительно проваливаться в пустоту, перетекающую в бездну, которая тоже перетекала в пустоту, все медленнее и медленнее тишина поглощала меня, затягивая в ту стеклянную ловушку, которую в тот страшный миг я воспринимал как спасение от бесчисленных чудовищ, и сам бросился туда. И только потом, пробыв там достаточное время, понял чудовищную силу места, куда попал почти добровольно. Оттуда не было выхода, оно вытягивало всю энергию без остатка, всю волю, выстраивая эту бесконечную реальность. Все попытки вырваться только увеличивали силу моей тюрьмы, в которой я так и пребывал до тех пор, пока ты не вытащила меня оттуда.
