Текст книги "Повседневная жизнь русского гусара в царствование императора Александра I"

Автор книги: Алла Бегунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Походные рейтузы

Хотя Устав и предписывал надевать их только в походе, на самом деле этот предмет униформы наряду с кителем служил нижним чинам повседневной одеждой. При этом рейтузы нередко носили сверху чакчир для большего сбережения последних. В мемуарах графа Д. Остен-Сакена, бывшего офицером Елисаветградского гусарского полка с 1804 по 1811 год, есть описание обычных полковых конных учений: «Первый взвод делает «левое плечо кругом»; полк несется во все лопатки; заносливые лошади уносят; пуговицы рейтуз, надетых поверх чакчир, у фланговых отделений рвутся; рейтузы болтаются…» ^{21} Здесь идет речь о 18 пуговицах, нашитых с каждого бока рейтуз. Рейтузы было легко снимать и надевать, но при быстрой езде верхом, судя по этому отрывку, они доставляли гусарам некоторые неудобства. В 1814 году пуговицы отменили, сохранив весь прежний покрой этой весьма практичной вещи. Вместо пуговиц рейтузы стали украшать двурядные лампасы (каждый ряд шириной в вершок – 4,4 см) и выпушка в боковом шве по цвету воротника на доломане.

В 1802 году походные рейтузы делали из серого сукна (шло 2 аршина по 65 копеек каждый). Подкладка была из холста (6 аршин по 8 копеек каждый). Внутренний шов закрывала накладка из черной кожи шириной в 3 вершка. Пуговицы изготовляли из дерева и обшивали сукном одного цвета с рейтузами. Стоимость этого предмета обмундирования достигала 2 рублей 24 копеек (для нижних чинов), срок службы определялся в три года. Офицерские рейтузы не имели кожаной обшивки в шагу, пуговицы на них вместо деревянных были металлическими. Эту одежду можно назвать универсальной. Рейтузы носили все кавалерийские части армии Александра I, а также офицеры пехоты вне строя и на походе.

Китель

Эта одежда была совершенно одинаковой как для нижних чинов армейских кавалерийских частей, так и для гвардейских. Шили кителя из сурового коломенка (встречается и другое написание этого слова – «каламенок») – плотной полотняной ткани, похожей на парусину. Для изготовления одного кителя требовалось 7 аршин материала по 26 копеек за аршин. Подкладки кителя не имели и застегивались на деревянные обтяжные пуговицы. Стоимость одной вещи достигала 1 рубля 86 копеек, выдавалась она на два года.

Пожалуй, в эту одежду нижние чины гусарских полков облачались чаще, чем в роскошные доломаны и ментики. Все работы по уходу за лошадьми (чистка утром и вечером) и на конюшне они должны были выполнять в кителях. Но кроме того, Устав в главе 26-й «О карауле в конюшнях» говорит: «…для сих караулов надевать только кители и шапки (фуражные. – А.Б.)». Далее, в главе 27-й «О перекличке», написано: «Во всех гарнизонах за пол– или четверть часа до захождения солнца собираться всем ротам или эскадронам, кои не на карауле или при иной должности в кителях и шапках перед квартирой своего ротного шефа и тамо чрез вахмистра сделать им перекличку» ^{22} . Следовательно, кителя были не только рабочей одеждой, но и повседневной, предназначенной для службы.

Однако авторы «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск», посвятив царствованию Александра I девять томов с рисунками (с 10-го по 18-й включительно) ни разу не изобразили китель кавалерийских полков, хотя и описали его.

В кителе можно увидеть лишь конника павловской эпохи. Судя по этому рисунку, китель имел вид слабоприталенной двубортной куртки длиной до середины голени, с небольшим стоячим воротником и 14-ю (7x2) большими плоскими обтяжными пуговицами. Точно так же выглядит китель нижних чинов кирасирского полка на 1798–1801 годы, находящийся в фондах Музея Суворова. Есть основания предполагать, что в первые годы, царствования Александра I покрой кителя не изменился. Во всяком случае, калькуляция по его стоимости и расходу ткани оставалась той же самой.

Галстук

Нижние чины должны были носить доломан и китель (а офицеры – доломан и виц-мундир) с галстуком. Армейские галстуки начала XIX века совсем не похожи на одноименный предмет современной мужской одежды. Галстук тогда состоял из черной суконной ленты с подкладкой из холста и небольшой черной манишкой, пришитой к ленте спереди. Он плотно облегал шею и сзади завязывался на тесемочки. Сукно на галстуки в армейские полки брали по цене 84 копейки за аршин (1 вершок). Лейб-гусарам галстуки шили из фланели. Офицеры могли вместо суконных галстуков использовать черные шелковые или атласные платки. Появляться на людях в мундире, но без галстука, с голой шеей, было также неприлично, как без сапог.

Сапоги

Гусарские сапоги для чакчир имели короткие голенища из твердой кожи, вырезанные спереди «сердечком» и украшенные черными шерстяными кисточками. Более подробно эти вещи описаны в штатном Положении для чинов лейб-гвардии Гусарского полка: «Сапогов парадных (лакированных. – А.Б.) строевым чинам… каждому по одной паре; на каждую пару сапожного товару на 1 руб. 50 коп.; тесьмы узкой гарусной 1 аршин 13 вершков, за аршин по 8 коп.; снурка гусарского 1 аршин 12 вершков за аршин по 1 коп.; да за работу на пару 20 коп.; итого за одну пару 1 руб. 86 и 1/4 коп… К ним шпор железных, которые должны быть прикреплены к каблукам, каждая пара по 25 коп…» ^{23} Сапоги данного вида представлены в экспозиции Музея формы одежды русской, советской и иностранных армий, существующего при Опытно-конструкторской базе Центрального вещевого управления Вооруженных сил Министерства обороны Российской Федерации (см. рис. на с. 160).

Кроме парадных сапог, гусарам выдавали еще и повседневные, смазные, из простой юфти, которые в изготовлении обходились чуть дешевле парадных – пара по 1 рублю 70 копеек. К сапогам полагались запасные детали: «головы» (40 копеек за пару) и подметки (15 копеек за пару). Срок службы сапог, и парадных, и повседневных, был определен в один год.

Кивер

Этот головной убор для строя пришел в Россию из Франции. Кивер же 1809 года создавался прямо по образцу тех французских киверов, которые получили солдаты лейб-гвардии Преображенского полка, возвращавшиеся из плена домой. Работа по его созданию началась в мае 1808 года на Московской казенной шляпной фабрике по указанию Аракчеева. Основой шапки служил цилиндрический колпак, формованный из поярка, выкрашенного в черный цвет. Донышко шапки оклеивалось черной кожей и

было на один вершок шире нижнего края. Там сзади делали небольшой вырез и по всему периметру шапки нашивали черный ремень шириной 22 мм с четырехугольной медной пряжкой. Он служил для подгонки по голове солдата, так как кивера выпускали трех размеров. Для строевых чинов в пехотный армейский полк отпускали 300 киверов первого размера (самого большого), 1000 второго и 856 третьего ^{24} . Первые образцы изготовили на фабрике уже в сентябре 1808 года, но в основном армейский заказ был выполнен к концу 1809-го.

Кивера последних лет царствования Александра I делали из кожи. Образец данного вида имеется в фондах ГИМа. Его высота – 17,8 см. Он изготовлен из кожи толщиной до 3 мм, по коже оклеен холстом, а по холсту – черным сукном. Диаметр донышка – 25,5 см. Донышко имеет бортик высотой до 10 мм. Черная кожаная прошивка идет по всему нижнему краю и имеет ширину около 20 мм. На боках кивера также расположена черная кожаная прошивка в виде буквы «V». Спереди наверху расположен кожаный карман – для вставления репейка – овальной деревяшки, оклеенной сукном установленного цвета, с проволочными «усами» внизу. Но в начале царствования репейки имели вид кисти. Кивер украшает козырек из черной лакированной кожи с бортиком, выдавленным по краю. Его максимальная ширина – 54 мм, длина – около 260 мм.

Этишкет, одна из главных декоративных деталей, есть и на этом образце. Он изготовлен из белого хлопчатобумажного крученого шнура (две «косички», передняя и задняя) и нитей (четыре кисти и два плоских плетеных «кордончика» ромбовидной формы). Этишкеты у гусар, согласно установлению 1820 года, были трех цветов: красного (полки Павлоградский и Елисаветградский), желтого (полки Иркутский, Ахтырский и Мариупольский) и белого (полки Сумский, Ольвиопольский, Гродненский, Лубенский, Изюмский, Александрийский и принца Оранского, то есть бывший Белорусский).

Для различия чинов на киверах служили репейки и этишкеты. Репейки у рядовых полагались либо красные, либо желтые, либо белые, смотря по цвету этишкета. У унтер-офицеров они были другими: разделены на четыре сектора по диагонали, верхний и нижний – черно-оранжевые (позже – серые), боковые секторы – белые. Этишкеты унтер-офицеров плели с примесью черных и оранжевых нитей, сначала таковыми были и «косички», и кисти, и «кордончики». С 1811 года с черно-оранжевыми нитями делали только кисти и «кордончики».

Этишкет для офицерских киверов изготовлялся из серебряных нитей с примесью черного и оранжевого шелка и стоил значительно дороже, чем сам головной убор. За кивер надо было заплатить 2 рубля 50 копеек, за офицерский этишкет – 13 рублей 50 копеек. Офицерские репейки отличались между собой: у штаб-офицеров они были обшиты серебряными блестками, у обер-офицеров – серебряным тонким шнуром. Поле репейков делали вышитым. На поле из черно-оранжевых зубчатых горизонтальных полос вышивали вензель Александра I (с короной или без нее). До 1812 года репейки были круглыми, после – овальными. На киверах они смотрелись внушительно из-за своих размеров: диаметр круга – до 60 мм, максимальная длина овала – до 75 мм.

Плащ

Эту верхнюю одежду в русской армии носили в течение всего XVIII века, пока император Павел I не ввел шинели, сразу полюбившиеся нашим солдатам и служившие им не только предметом форменной одежды, но зачастую и постельной принадлежностью. И только гусарам оставили плащи, гораздо менее удобные, чем шинели. На такой плащ для нижнего чина армейского гусарского полка шло самое дешевое сукно (по 65 копеек за аршин) серого («земляного») цвета. Требовалось 5 аршин ткани; кроме того, на стоячий воротник полкового цвета (то есть по цвету воротника на доломане) шел 1 вершок сукна по 84 копейки, да на подкладку под плечи – 3 аршина холста и для застегивания – одна медная плоская пуговица.

Плащи практически тоже не представлены в «Историческом описании одежды и вооружения Российских войск». Есть лишь один рисунок в 11-м томе (№ 1492), где изображен гусар в плаще верхом на лошади, но увидеть особенности кроя и детали здесь невозможно.

В царствование императора Николая I несправедливость по отношению к гусарам была устранена, и они, как все в армии, получили шинели.

Завершая этот краткий обзор основных предметов гусарского обмундирования в эпоху Александра I, необходимо отметить, что вещи, цены на них и сроки их службы имели большое значение для повседневной жизни рядового гусара. Дело в том, что за доломан и ментик, за плащ и чакчиры, за сапоги и галстуки солдаты должны были… платить из собственного кармана. Казна выдавала им предметы обмундирования как бы в кредит, а потом каждый год делала вычеты из жалованья.

Схема этой операции была довольно проста. Например, цену доломана для рядового армейского гусарского полка (2 рубля 2 копейки) делили на 2 (срок носки два года) и получали сумму вычета за доломан из годового жалованья – 1 рубль 1 копейку. А цену походных рейтуз (2 рубля 24 копейки) делили на 3 (срок службы три года) и получали сумму вычета в 67,6 копейки. За 90 пуговиц к двум форменным курткам солдат должен был заплатить 4 рубля 80 копеек раз в 20 лет, следовательно, в год – 2 с четвертью копейки. Вычеты за обмундирование составляли немалую часть годового жалованья солдата: более 6 рублей из 12, ему положенных.

Правда, после означенного срока носки вещи становились собственностью гусара. Он мог их продать, поменять, перешить. У хороших солдат, как правило, было два мундира. Один – «первого срока», то есть новый, полученный в этом году или в прошлом. Другой – «второго срока», то есть ношенный два предыдущих года. Из совсем уж старых вещей шили фуражные шапки, рукавицы, набрюшники.

Разные сроки службы мундирных вещей, существовавшие нередко в одном и том же полку, стали чрезвычайно усложнять отчетность в Комиссариатском департаменте Военного министерства и затруднять снабжение войск предметами обмундирования. В начале царствования Александра I было решено уравнять сроки службы вещей во всех полках, даже если при этом казна и понесет некоторые убытки. Высочайший Указ от 18 января 1809 года гласил:

«Утраты вещей в войсках, во время бывших действий военных случившиеся, и сформирование новых полков так раздробили сроки обмундирования, что полки большею частью имеют оное не одного, но даже двух и трех сроков. Находя сие неудобным и затруднительным для Комиссариата и для полков потому, что когда бы вещам мундирным в целом полку срок оканчивался в одно время, тогда полки могли бы удобнее рассчитываться с Комиссариатом и соблюсти единообразие в мундирах толико приличное Армии, Мы повелеваем Военному Министру составить ведомость о уравнении сроков на первый случай одним двухгодовым вещам в полевых полках Инфантерии…» ^{25}

В декабре 1809 года согласно такому же Указу были уравнены сроки двухгодовых вещей (доломаны, чакчиры) и трехгодовых вещей (плащ, ментик, походные рейтузы) в гусарских полках. Это означало, что, например, в Павлоградском гусарском полку, не дослужив года до окончания своего срока, переменяются 632 доломана, а 375 плащей нижние чины будут перенашивать лишний год (и получат от казны деньги за такую переноску), но в дальнейшем в этой воинской части, так же как и в других, гусары будут получать новые доломаны все сразу в 1811 году, затем – в 1813-м, затем – в 1815-м, затем – в 1817-м, а плащи – в 1813-м, в 1816-м, в 1819-м, затем – в 1821 году и так далее…

Поступив на службу в гусарский полк, рекруты получали красивое строевое обмундирование далеко не сразу. Оно выдавалось им только тогда, когда командование воинской части признавало их начальную военную подготовку законченной. Для солдат кавалерии, особенно для тех, кто был взят в армию из русской крепостной деревни, время пребывания в запасном эскадроне могло растянуться до двух лет из-за трудностей в обучении верховой езде. Одежда рекрутов в этот период была совершенно другой: сшитые из серого крестьянского сукна (то есть сермяги) кафтан с обтяжными пуговицами, панталоны и фуражная шапка, галстук Зимой они носили тулупы или шубы длиной не выше колена. Кроме того, отдатчики должны были снабдить каждого новобранца двумя рубахами, исподними портками, сапогами, портянками, рукавицами и ранцем. С 1811 года вместо тулупа требовалось иметь теплый кафтан, по покрою сходный с шинелью, ас 1813 года – уже просто шинель из белого, серого, «смурного» или даже черного сукна.

Солдатская наука была трудна для крестьянина. За довольно короткий срок рекрутства он должен был навсегда забыть прежнюю жизнь в деревне и стать новым человеком: «…чтобы крестьянская подлая привычка, уклонка, ужимка, чесание при разговоре совсем были у него истреблены» (Инструкция полковничья конного полку, СПб., 1766 год, переиздана в 1826 году); «…чтобы люди гнушались походить на мужиков…чтобы каждый человек умел говорить порядочно, толково и без крику, отвечал бы своему начальнику, не робея и не нахальничая перед ним, имел бы всегда вид солдата с достодолжною осанкою, ибо зная свое дело, не имеет он чего опасаться…» (приказ цесаревича Константина Павловича от 29 октября 1808 года).

Если рекрут делал успехи в обучении, то его поощряли разными способами, в том числе и приближением его серого сермяжного одеяния к строевому мундиру. Например, разрешали нашивать на кафтан суконный воротник полкового цвета, заменять деревянные обтяжные пуговицы металлическими.

Получение полного комплекта форменной одежды было связано с изменением социального статуса рекрута, так как нижние чины императорской армии находились вне сословий Российской империи, определенных для гражданского населения, и обладали специфическими обязанностями и правами, несколько ограниченными (например, им было запрещено входить в долговые обязательства, торговать вином, солью и т. п., но они имели право продавать произведенные ими ремесленные изделия).

Интересно, что в начале XIX века в числе солдатских наказаний было и лишение права носить мундир. Вместо суконной куртки с цветными полковыми отличиями провинившимся снова выдавали серый сермяжный кафтан, и это был весьма ощутимый удар по самолюбию нижних чинов, особенно – старослужащих, уже успевших позабыть о крестьянском житье-бытье и родной деревне.

Глава четвертая
«Сабля, ташка, конь гусарской, с вами век мне золотой…»

Кавалеристы XIX века были людьми романтическими. Когда в газете «Русский инвалид» в 1858 году развернулась дискуссия о будущем конницы, в ней приняли участие и убеленные сединами ветераны 1812 года, все еще служившие в гусарах. Один из них, генерал Броневский, сравнивал кавалериста с птицей, крыльями которой служит строевая лошадь. Если лошадь повинуется всаднику, если она здорова, сыта и полна сил, то конник вихрем летит на врага, сея панику в его рядах. Если лошадь плоха, то не будет ни знаменитой кавалерийской атаки, ни рукопашной схватки, где «саблям – звенеть, пикам – ломаться»…

Лошадей в России тогда было очень много. Точных цифр не имеется, но приблизительно конское поголовье в начале XIX века определяется в 30–35 миллионов голов. Боевые действия в 1812 году сократили его, особенно в Московской, Смоленской и Минской губерниях. У правительства возникли серьезные проблемы с формированием кавалерийских резервов. Дело дошло до того, что Александр I разрешил в 1813 году жителям Подольской и Волынской губерний вместо рекрут сдавать верховых лошадей: взамен одного рекрута – или три кирасирских, или четыре драгунских, или пять уланских и гусарских лошадей. Это дало войску 13 тысяч верховых коней. Стоимость рекрутской квитанции тогда достигала 350 рублей, и получается, что правительство платило за кирасирскую лошадь около 120 рублей, за драгунскую – около 87,5 рубля, за легко-кавалерийскую – 70 рублей.

Русское коневодство довольно быстро оправилось от потерь. Его база, заложенная еще при Петре Великом в виде государственных конных заводов в Казанской, Азовской и Киевской губерниях, вообще не пострадала. К тому же во второй половине XVIII века были основаны новые государственные конные заводы, специально предназначенные для выращивания строевых лошадей. Например, в лейб-гвардии Конный полк высокорослых лошадей темных мастей поставлял завод, расположенный в селе Починки Нижегородской губернии. Около города Гадяча Полтавской губернии находился конезавод, где разводили лошадей, годных для службы в тяжелой и средней кавалерии. Кроме того, лошадей для армии выращивали на Хорошевском конезаводе (100 рослых кобыл и 8 жеребцов), Гавриловском (120 кобыл и 9 жеребцов), Даниловском (217 кобыл «немецких пород, рослых, шерстью вороных», и 19 жеребцов), Сидоровском в Костромской губернии (130 кобыл, 14 жеребцов), Всегодническом во Владимирской губернии (115 кобыл и 9 жеребцов), Скопинском в Рязанской губернии (100 кобыл темных мастей и 10 жеребцов), Богородицком в Тульской губернии (90 кобыл и 8 жеребцов). Всего к концу XVIII века на государственных конных заводах находилось 1364 племенные кобылы.

Кроме государственных, в России в начале XIX столетия было более 250 частных конных заводов. Выращивание лошадей для нужд армии являлось весьма прибыльным делом. Правильно организованный конный завод вполне мог составить основу крупного дворянского состояния. При хорошем знании принципов разведения животных (скрещивание, отбор, подбор, выращивание молодняка, направленный тренинг и испытание рабочих качеств лошадей) на частных конных заводах даже выводили новые породы. На рубеже двух столетий, XVIII и XIX, это получилось у двух русских коннозаводчиков: графа А. Г. Орлова и графа Ф. В. Ростопчина. Орлов успешно вывел верховую породу лошадей, несравненную по манежным качествам, которые тогда требовались от лошади, а также рысистую, дожившую до наших дней. Ростопчину удалось вывести замечательную верховую лошадь, которая по своим скаковым способностям не уступала лучшим чистокровным лошадям Англии.

Известным в свое время коннозаводчиком был и Алексей Петрович Мелиссино, в 1801 году произведенный в генерал-майоры и назначенный шефом сначала Мариупольского, а затем Лубенского гусарских полков. Сын генерала екатерининской эпохи, Алексей Петрович основал первый частный конный завод в Новороссийском крае и потратил немало средств, выписывая для улучшения местной породы лошадей из Англии, Турции и Аравии. Конный завод Мелиссино славился по всей России и выращивал лошадей под офицерское седло. Это были кони в основном светлой масти, невысокие, очень подвижные и красивого экстерьера.

Алексей Петрович, как и положено гусару, был прекрасным наездником. Когда скульптор Фальконе по заказу Екатерины II работал над созданием памятника Петру Великому, то позировал ему двадцатилетний поручик Мелиссино. На одной из своих замечательных лошадей он заезжал на покатый помост, специально построенный для этой цели, и поднимал ее на дыбы.

Много небольших конных заводов имелось на Дону. Коневодство издавна было традиционным видом деятельности казаков. Но в отличие от государственных конезаводов, расположенных в Центральной России, где лошади, как правило, находились на конюшенно-пастбищном содержании и в первые недели жизни проходили «обтяжку» (приручение), а в возрасте полутора лет – «заездку» в манеже (седлание, взнуздывание, переход из аллюра в аллюр по команде всадника), на Дону все делалось иначе. Лошадей там держали только в табунах, и «обтяжку» проводили перед продажей, то есть в возрасте трех-четырех лет. Это сильно затрудняло «заездку» и дальнейшую работу по дрессировке. Кроме того, казаки выращивали лошадей только одной породы – донской.

Эта порода сформировалась в XVIII веке. Исходным материалом для нее послужили лошади степных кочевников, преимущественно ногайские, а также восточные породы – карабахская, персидская, туркменская. Типичная донская лошадь начала XIX столетия была невысока ростом (148–152 см в холке), имела сухую горбоносую голову, маленькие глаза, оленью шею, отлогую холку, недлинную спину, прямую или слегка выпуклую, несколько свислый круп, неширокую грудь, крепкие, сухие, высокие и прямые ноги. Преобладающей мастью в породе являлись рыжая и бурая, реже встречались гнедая, караковая, серая и вороная. Современники отмечали, что донскую лошадь нельзя назвать красивой, зато она вынослива, неприхотлива в корме и уходе, а также хорошо переносит суровые погодные условия среднерусского климата. К тому же стоили донские лошади недорого.

Вероятно, в силу вышеперечисленных качеств дончаки были признаны подходящими для службы в легкой коннице под солдатским седлом. Ежегодно на Дон приезжали ремонтеры – офицеры с командами солдат для покупки ремонта – новых строевых лошадей – и перегонки его к месту расположения своей воинской части. За гусарскую и уланскую строевую лошадь казна в 1802 году платила 40 рублей и еще 10 рублей отпускалось для доставки ее в полк. В 1813 году, как указывалось выше, правительству пришлось платить уже 70 рублей, а в 1819 году – 100 рублей, чтобы купить одну солдатскую легко-кавалерийскую лошадь.

При девятилетнем сроке службы верховой лошади в армии и восьмилетнем – в гвардии, российской кавалерии каждый год требовалось около шести тысяч коней. Полностью закрыть эти потребности донские конезаводы не могли. Поэтому еще одной крупной военно-ремонтной базой служили конезаводы в Херсонской и Таврической губерниях, где также было развито табунное коневодство и где ремонтеры покупали черноморских и черкасских (встречается и другое написание – «черкесских») лошадей. Обе эти породы были широко распространены на Южной Украине и на Кубани в XVIII веке, но до наших дней не сохранились; точных их описаний не имеется. Черкасские лошади появились в результате многовекового скрещивания местных степных лошадей и восточных, которых украинские казаки добывали в военных походах (в основном в Турции). Черноморская порода произошла от скрещивания черкасских лошадей, вывезенных казаками на Кубань во второй половине XVIII века, с горными (карабахскими, кабардинскими и др.). Специалисты предполагают, что черноморская лошадь достигала 151 см в холке, имела длинный и глубокий корпус, сухие конечности и крепкие копыта ^{1} .

Под офицерское седло шли более дорогие и породистые кони, нередко – привозные. «Испанские лошади, гордые красотою своей, и предпочитаются для войска и манежа всем прочим лошадям; датские – также к манежной езде способнейшие суть; арабские и барбарийские принадлежат к прекраснейшим на свете; персидские и туркменские аргамаки больше и статнее арабской лошади и более способны к искусственной езде, турецкие – породны, но плохи во рту, часто бывают злы; английские скачкой превосходят всех лошадей в Европе, хороши для езды на охоту; польские почти все заслуживают названия «аукционистов» по своей горячности и «астрономов», так как дерут голову вверх…» ^{2}

В царствование Екатерины Великой Военная коллегия рекомендовала офицерам приобретать лошадей сообразно их чинам. Штаб-офицер легкой кавалерии не мог ездить на лошади дешевле 70 рублей, обер-офицер – дешевле 60 рублей при цене на солдатскую лошадь 20 рублей. Но в эпоху Александра I никаких официальных установлений на этот счет уже не существовало. Офицеры, покупая лошадей для строя (не менее двух), руководствовались разными соображениями, и часто для них это был вопрос собственного престижа. Неизменным оставалось одно: офицерская лошадь всегда отличалась от солдатской по своему экстерьеру, породным данным и стоила в несколько раз дороже.

Так, например, корнет Уланского Его Высочества Цесаревича полка Ф. В. Булгарин в октябре 1806 года в Санкт-Петербурге купил у своего однополчанина корнета Прушинского лошадь за 300 рублей ассигнациями. «За такую лошадь я дал бы теперь (в 1845 году) охотно и две тысячи рублей!» ^{3} – писал мемуарист, расхваливая своего коня. Н. А. Дурова, прибыв в феврале 1808 года под именем корнета Александрова на службу в Мариупольский гусарский полк, стоявший на Волыни, была вынуждена купить у офицера своего эскадрона штабс-ротмистра Мальченко лошадь за 100 рублей серебром (400 рублей ассигнациями), и эта лошадь ей не очень нравилась, так как оказалась не совсем подходящей под офицерское седло ^{4} . Прапорщик Свиты Его Императорского Величества по квартирмейстерской части Н. Д. Дурново в апреле 1812 года в Вильно тоже покупает верховую лошадь: «Утром отправился посмотреть лошадь, принадлежавшую графу Платеру. Она мне очень понравилась, но цена чрезмерна. Надеюсь, что он будет более рассудителен и согласится мне ее отдать за восемьсот рублей… Я был еще в постели, когда казначей графа Платера явился ко мне сообщить, что его хозяин уступает лошадь за восемьсот пятьдесят рублей. Я тут же ее купил… После обеда мы отправились на прогулку верхом за город. Я очень доволен своей лошадью, которую назвал Селиной…» ^{5}

В ноябре 1819 года в Высочайшем указе «О содержании от казны верховых лошадей для полковых офицеров» государь, «желая доставить новые способы полковым штаб– и обер-офицерам к лучшему и исправному содержанию им себя по службе», повелел выдать из казны по 750 рублей ассигнациями на каждую кирасирскую и драгунскую лошадь и 600 рублей – на каждую гусарскую и уланскую (всего купить 2075 голов), а также производить за казенный счет фуражное довольствие этих офицерских лошадей и держать их в мирное время при полковых штабах под присмотром полковых берейторов ^{6} . Однако в августе 1823 года этот указ был отменен и последовало распоряжение в каждом полку содержать казенно-офицерских лошадей лишь на четвертую часть штатного числа офицеров, каждую ценой в 750 рублей, и давать их офицерам на конные учения.

И солдатские, и офицерские лошади должны были, тем не менее, отвечать совершенно определенным требованиям. Военное министерство неоднократно издавало Высочайше утвержденные инструкции для офицеров-ремонтеров. Последняя, вышедшая в царствование Александра I (в 1819 году), гласила, что покупать для строя можно кобыл, жеребцов и меринов, в легкую кавалерию – ростом не меньше 2 аршин и 2 вершков (примерно 150 см в холке) и не больше 2 аршин и 3 вершков (примерно 155 см в холке), вороной, карей, гнедой, бурой, рыжей и серой мастей, избегая при этом больших проточин (продолговатых белых пятен) на морде и белизны до колена на ногах, в возрасте от четырех до шести лет ^{7} .

Список лошадиных болезней и пороков, приложенный к этой инструкции, включает тринадцать пунктов. Ремонтеры должны были сразу браковать лошадей со слишком короткими и мясистыми шеями (из-за их неспособности к «сбору»), чрезмерно пашистых (с большими, провисшими животами), седлистых (с проваленной спиной), низкозадых и вислозадых, косолапых, хромых, с бельмами на глазах, с мокрецами и костяными наростами на ногах («шпат», «курб», «колодка»), с порочными копытами, с коростой и шелудивой кожей, «с сомнительным течением из ноздрей»…

Естественно, что инструкция отражала представления начальства о том, что и как следует делать в данном случае. Но в реальной, повседневной жизни многое складывалось по-другому. Например, современники отмечают, что в это время в строю было сравнительно мало жеребцов, а преобладали мерины, кобыл же ставили во вторую шеренгу. Жеребцов покупали, если они подходили по своим данным под легко-кавалерийский стандарт, но затем в полках холостили, так как мерины лучше поддавались дрессировке.

Заботясь о красоте и единообразии кавалерийского строя, в эпоху Александра I постепенно перешли к подбору конского состава в полках по мастям. Сначала лошадей подбирали в одну масть по эскадронам. С октября 1815 года в лейб-гвардии Гусарском полку, например, лейб-эскадрон ездил на серых, эскадрон полковника Коровкина – на вороных, эскадрон полковника Альбрехта – на рыжих, эскадрон полковника Андреевского – на серых, эскадрон полковника князя Абамелека – на гнедых, эскадрон генерал-майора Левашева – тоже на гнедых, а трубачи все – на буланых и соловых ^{8} .

В 1823 году одношерстный состав был уже выведен Высочайшим повелением во всей армии и гвардии. В армии он указывал, между прочим, на номер полка в дивизии: первые полки сидели на рыжих конях, вторые полки – на вороных, третьи – на серых, четвертые – на гнедых, все трубачи – только на серых, а офицерам разрешалось покупать лошадей любой масти. Лейб-гвардии Гусарский полк получил лошадей гнедых, а серых, рыжих и вороных отдал другим гвардейским частям, получив взамен: из лейб-гвардии Уланского – 169 лошадей, из лейб-гвардии Драгунского – 176 лошадей, из Кавалергардского – 134 лошади ^{9} .