Текст книги "Золото Серебряной горы"

Автор книги: Алла Озорнина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 10. Досадная неожиданность

Хоть и недолго пришлось мерзнуть Петьке в читинском аэропорту да на вокзале в Приаргунске, но все это дало о себе знать. Зуб, который до этого момента лишь время от времени поднывал, теперь заявил о себе в полную силу.

Даша и дядя Миша растерянно переглянулись. Да что они, не знают, что делать в таких случаях, что ли?!

– Мне бы к стоматологу… – промычал Петька.

Дядя Миша беспомощно развел руками:

– Так нет его в Благодатном.

– А где есть?

– В райцентре, – вздохнул дядя Миша.

– Да и то только с утра, – тоже вздохнула Даша.

– Двадцать три километра, конечно, не расстояние, – продолжал дядя Миша, – но вот когда зуб-то болит… Но ведь даже не это главное. Главное, к стоматологу не сразу попадешь. Даже если придешь с утра и будешь первым.

Петька молча уставился на родственника.

– Система такая, Петьк, – пояснил он. – Чтобы попасть к стоматологу, нужно все обследования у терапевта пройти, флюорографию сделать, и если у тебя не обнаружат туберкулез, вот тогда и к стоматологу талончик дадут.

– А если обнаружат?

– Да ты что, Петька, неграмотный, что ли? Тогда – прямым ходом в Читу, в тубдиспансер. Там заодно и зуб подремонтируют. Чтоб человек-то не мучился. Ну что, легче стало?

Петька кивнул. Пытаясь понять весь этот механизм, он на время забыл о зубе. И тут же боль напомнила о себе с новой силой.

– М-м-м… – замычал он, – таблетку хоть какую-то дайте, что ли… Анальгин, например…

– Так за ним тоже в райцентр бежать нужно! А аптека все равно там закрыта!

Петька метнулся к сумке. Он вспомнил, что мама хотела дать ему с собой лекарства, а он всячески сопротивлялся. Балбес! Но кто же знал, что все так по-дурацки повернется! А может, мама, все-таки положила несколько упаковок? Увы, чуда не произошло.

Отбрасывая в досаде сумку в сторону, Бумажкин ненароком заметил, что девочка и дядя Миша, словно глухонемые, подают друг другу какие-то знаки. Вероятно, Даша в чем-то пыталась убедить дядю Мишу, и тот крутил у виска указательным пальцем и показывал на Петьку. Девочка, судя по всему, не отступала.

Наконец ей удалось сломить сопротивление дядьки и тот коротко сказал, обращаясь к Бумажкину:

– Одевайся.

Петька ни о чем не стал спрашивать, молча надел валенки, телогрейку, нахлобучил шапку и вслед за Дашей вышел на улицу.

Глава 11. Баба Груня

Даша шла очень быстро, и Петька в своих огромных валенках еле поспевал за ней. Время от времени девочка оглядывалась и спрашивала:

– Болит?

– Угу…

– Потерпи немного. Скоро уже.

И, видимо, чтобы хоть как-то отвлечь Петьку от боли, начала рассказывать:

– К бабе Груне идем. А она живет в Индонезии, то, как бы выразиться… Словом, жители поселка районы так называют. Мы вот с дядей живем в Америке, а баба Груня – в Индонезии. Смешно, правда?

Говоря по правде, не очень. Но Петька промолчал. И не только от того, что старался лишний раз не открывать рот, а чтобы ненароком не обидеть девочку. Да и о народных названиях районов Благодатного он слышал уже третий раз.

Петьке показалось, что они очень долго шли, прежде чем остановились возле скособоченной, наполовину вросшей в землю, избушки. Даша постучала в окно.

– Открыто! – донесся старческий голос.

– Пошли! – шепнула девочка и дернула за ручку двери.

Миновав маленькие темные сени, они оказались в помещении, которое, видимо, было и комнатой и кухней одновременно. За столом, скрючившись, сидела маленькая усохшая бабка и размачивала в чае сухарь. У стены стоял небольшой старинный сундук, напротив – возвышалась русская печь.

– Добрый вечер, – обратился к бабке Даша.

– Здравствуйте, – с трудом разомкнул рот Петька.

– Баба Груня, – продолжала Даша, – помочь надо. Человек зубом мучается.

– Вижу, – не глядя на Петьку, отозвалась та и вынув из стакана сухарь, поднесла ко рту. В последний момент половина сухаря оторвалась и упала обратно в стакан.

– Садись, голубь ясный, – прошамкала бабка.

Петька обвел взглядом помещение и опустился на сундук. Больше прикорнуть было некуда. Даша продолжала стоять у дверей.

– Смотрю не нашенский паренек-то, – уткнувшись взглядом в стакан, произнесла бабка. – Откель будет-то?

– Из Москвы, баба Грунь, – отозвалась Даша. – Он сам-то сказать не может. Зуб у него болит.

– Конечно, болит, – согласилась баба Груня, безуспешно пытаясь извлечь из стакана крючковатым пальцем сухарь.

«Скорей бы она с этим сухарем закончила, что ли», – с досадой подумал Петька, держась рукой за щеку.

Наконец бабка положила в беззубый рот тюрю, запила чаем и, отодвигая стакан в сторону, прошамкала:

– Ладно, потом допью. У меня еще где-то кусочек сахара есть. А то че парнишка мучается?

Она вышла из-за стола и, скрючившись, направилась к Петьке. Тот приготовился подробно рассказывать, где, как и когда начал болеть зуб, как это делал на приеме у врача, но баба Груня внезапно развернулась на сто восемьдесят градусов и пошла в другую сторону.

– Ну где же она? – недоумевала бабка. – Запамятовала, ей-богу! Ведь намедни же ей рожу Петровне выводила!

Баба Груня зашла за печку.

– Вот она, родимая, – донеслось оттуда, – я ж сама ее сушиться положила! Ну все! Теперь, голубь ясный, считай, что зубной боли у тебя будто и не бывало!

Бабка вынырнула из-за печки, держа в руках красную тряпицу отнюдь не первой свежести. О, каким замечательным, каким желанным представился в этот момент Петьке кабинет стоматолога! С какой радостью погрузился бы он сейчас в зубоврачебное кресло! С каким наслаждением слушал бы он звяканье медицинских инструментов, от которых прежде он, дурак, готов был бежать куда глаза глядят.

Бабка между тем остановилась перед Петькой и внимательно посмотрела на его щеку. Потом развернула тряпицу, склонилась над ней, что-то прошептала и, смачно плюнув на ее середину, быстро приложила к Петькиной щеке. Он невольно дернулся, почувствовав на себе влажное бабкино лекарство.

– Сидеть, голубь! – строго приказала она. – А то не поможет!

Петька замер, смирившись со своей участью. Правда, подумал о том, как бы не подцепить какой-нибудь заразы, но сдернуть со щеки тряпицу не решился.

Да, интересная все-таки штука жизнь! Ну разве мог он, Бумажкин, еще неделю назад предполагать, что у него вдруг разболится зуб и лечить его будут не где-нибудь, а на самом краю России. Да еще таким средневековым способом!

– Полегчало? – спросила бабка.

Петька осторожно, чтобы не уронить тряпку, покачал головой.

– Болит?

– Угу…

– Ничего, пройдет. Можно идти.

– Баба Груня, я вам завтра меду принесу, ладно? – сказала Даша. – Сейчас просто некогда было.

– Да ничего мне не надо, – отозвалась баба Груня, – принесешь – хорошо, не принесешь – тоже хорошо.

Она склонилась над Петькой, и в этот момент он увидел, что из-за воротника старенькой кофточки блеснул неимоверной красоты медальон… Ерунда какая-то, наверное, померещилось. Петька зажмурился, а когда открыл глаза, баба Груня стояла уже во весь рост и, обращаясь к Даше, говорила.

– Идите, голубцы, идите, поздно уже…

– Так болит же, – промычал Бумажкин.

– Это – до поры, – баба Груня ласково погладила Петьку по голове, – как только в свою калитку зайдешь, боль словно рукой снимет… – Вдруг она задержала на Петьке взгляд, потом внимательно всмотрелась в его лицо, потом устремила взгляд куда-то вдаль и всплеснула руками: – Батюшки мои, что делается-то! А ну погодь!

– Что такое, баба Груня? – забеспокоилась Даша.

Та горестно покачала головой.

– Ой, видятся мне вещи страшные. Скоро случатся. Завтра или послезавтра… Зуб-то, оказывается, ерунда, по сравнению с тем, что ждет этого голубца!

– Да что такое? – с нескрываемой тревогой спросила Даша.

– Ни за что не ходи на Серебряную гору! – глядя Петьке прямо в глаза приказала баба Груня. – Понял?

Петька машинально кивнул. Он почти не вслушивался в то, о чем шел сейчас разговор.

– Ну мы пошли, – сказала Даша.

– Идите, голубцы, идите!

– Ну как? – спросила девочка, когда они вышли на улицу. Петька только рукой махнул. Сил говорить не осталось. Зуб разболелся в сто раз сильнее, чем прежде.

Весь обратный путь Бумажкин шел в каком-то полуобморочном состоянии. И вдруг, в одно мгновенье, боль исчезла, и Петька увидел совсем рядом крыльцо, приветливо распахнутую дверь, из которой в нетерпении выглядывал дядя Миша.

– Ну как? – с беспокойством спросил он.

– Нормально! – ответила Даша.

– Ну вот я же говорил!

Петька поднял голову и увидел, что на небе звезд больше, чем песчинок на дне реки, а прямо над домом, словно спелый банан, висел огромный растущий месяц! Потом обернулся и обомлел. В полутора шагах от него находилась калитка.

Глава 12. В бане

Как, оказывается, иногда полезно пострадать, чтобы потом во всей сладости ощущать вкус жизни! Так и с Петькой: стоило ему пройти через зубную боль, чтобы понять, до чего же хорошо все вокруг!

– Угомонился зуб-то? – спросил дядя Миша.

– Угомонился.

– Ну слава богу! А то я извелся тут совсем. Смотрю, как ты мучаешься, а ни чем помочь не могу.

– Так почему вы сразу-то о бабе Груне не сказали? – удивился Петька. – Вот бы и помогли.

– Так стыдно, Петька, стыдно, – немного помолчав, ответил дядя Миша. – Стоматолога в поселке, и того нет. А ведь был когда-то! Вот я и надеялся, что успокоится твой зуб-то сам по себе, и ни к какой бабе Груне вести не придется. Он вон что, не успокоился. Ну ладно, слава богу, все обошлось. В бане-то не передумал мыться?

– Что вы!

– Ну тогда пошли. Покажу тебе, где баня, да небольшой инструктаж проведу. Ты бельишко-то свое возьми и – вперед.

Баня оказалась, как и нужник, в огороде, только в другой стороне.

– Значит, техника безопасности такова, – начал дядя Миша, когда они подошли к двери. – Главное, Петька, это чтобы ты с непривычки не ошпарился, да баки с холодной и горячей водой не перепутал. И когда на полок забираться будешь…

– Куда-куда? – не понял Петька.

– На полок! Ну лавка такая в бане… А ты что подумал?

– А… А мне показалось, на потолок.

– Ладно, слушай дальше. Как будешь на него взбираться, смотри, чтобы не поскользнуться. А то свалишься на пол, того и глядишь, бок зашибешь. И с печью осторожнее. Ногой не задень. Она сейчас так раскалилась, что кожа враз припечатается. Был в нашем поселке такой случай…

Слыша все это, Петька всерьез забеспокоился. Тем более что в последнее время дурацких ситуаций в его жизни более, чем достаточно. Одно посещение туалета в Нижнем Новгороде чего стоило.

– Да, когда веником хлестаться будешь, – продолжал дядя Миша, – не переусердствуй. Чуть голова закружится – сразу дверь открывай, а то и вообще выскакивай на улицу. Не бойся, никто тебя не увидит. А то с непривычки можно и в обморок шмякнуться. Ну а теперь приятных тебе процедур.

Дядя Миша распахнул дверь, и оттуда повалили клубы белого, похожего на вату пара.

– Ну, бывай!

Дядя Миша направился к дому, не пройдя и трех метров, вернулся и продолжил инструктаж:

– Да, забыл сказать, – он открыл дверь в баню. – Вот это, Петьк, предбанник называется. Ну, стало быть, перед баней, понял?

– Понял.

– Во-от. А за той дверью главная баня и есть. Ну где будешь мыться. Вот сюда, Петьк, положишь одежду, потом – в ту дверь зайдешь. Как там действовать, ты уже знаешь. Ну, бывай…

Присев на лавку, Петька начал стягивать с себя валенки. В этот момент послышался стук в окно и донесся знакомый голос:

– Эй, погоди. Еще одно! Ты, Петьк, смотри не угори там. В нашем поселке, правда, такого еще не было, но кто знает, как у вас, москвичей, организьм устроен?

Бумажкин разделся, сложил в кучку одежду и еще раз освежил в памяти рекомендации дяди Миши. «Значит, так. Не перепутать баки с горячей и холодной водой, не ошпариться, не свалиться с лавки, не припечататься ногой к печке, не угореть и не потерять сознание. Кажется, все». И он отворил дверь в парную.

Чего только не вытворял Петька в следующие тридцать минут, начисто забыв о всяческих инструкциях! Он плескал воду на раскаленные камни, безжалостно хлестал себя березовым веником, потом заваливался на полок и пытался сквозь пар разглядеть растопыренные пальцы рук. Потом выскакивал на мороз и смотрел, как уже от его разгоряченного тела во все стороны идут белые облака, вновь забегал в баню, и опять плескал воду на камни. Раз пять за все это время в окошко стучал дядя Миша и с улицы доносился его встревоженный голос:

– Петьк, а, Петьк! Ты там живой?

– Живой… – отвечал Петька с каждым разом все тише и слабее.

– Ты вот что, друг, – приказал дядя Миша, когда Петькин голос стал напоминать шуршанье осенней листвы, – вылезай-ка оттуда. С непривычки коньки откинишь, что я с тобой делать буду?

Тут только Петька вспомнил, что неплохо бы и помыться с дороги. Но сил на это уже не осталось. Он провел мочалкой по животу, по голени правой ноги, ополоснулся и начал натягивать на распаренное тело трусы. Потом накинул на себя большое махровое полотенце, приготовленное дядей Мишей и, прихватив пакет с одеждой, качаясь, вышел на улицу. А навстречу ему уже бежал беспокойный дядя Миша.

– Чуяло мое сердце, что один не дойдешь, – сказал он и, легко подняв Петьку на руки, словно тот был пяти килограммов весу, понес в избу.

Глава 13. «Просторы»

Лежа на широкой кровати и вдыхая запах пельменей, Петька блаженствовал. В голове, как ни странно, не было даже мало-мальски приличной мыслишки. Ни одной! Такого с Петькой еще не бывало. Обычно в его черепной коробке постоянно крутилась всякая всячина. Иногда медленно, словно улитки, но чаще бурлила, будто кипящая вода в котелке. Теперь голова была пуста, как холодильник после ухода незваных гостей.

Петька лежал, и ему казалось, что дома сквозь потолок ему видится усыпанное звездами небо и спелый месяц-банан, которого в самую пору съесть. Через неплотно закрытую дверь просачивалась тонкая полоска света.

В комнате царил полумрак, а из кухни, наполненной всевозможными запахами, доносились приглушенные голоса Даши и дяди Миши. Они говорили тихо, вполголоса, стараясь не мешать Петьке отдыхать. Петька, вопреки своей давней привычке в любой ситуации ловить информацию, даже не прислушивался, о чем они говорят. Ему было хорошо и спокойно.

Вот дверь открылась, и в желтом проеме появилась темная фигура дяди Миши.

– Ну что, Петьк, очухался, нет ли?

– Да вроде очухался, дядя Миша.

– К столу-то подойти сможешь?

– Куда ж я денусь? Конечно, смогу!

– Ну тогда подползай. А то у нас с Дарьей животы к спинам поприлипали.

Петька вышел на кухню и оторопел. Чего только не было на столе: и маринованные огурчики, и соленые грузди, и деревенский творог со сметаной. А посреди всего этого великолепия дымилось огромное блюдо с пельменями. Рядом возвышалась бутылка водки.

– Хряпнешь? – спросил дядя Миша, показывая на нее взглядом.

– Нет, – ответил Петька. Он, кроме шампанского, пока еще ничего из спиртного не пил.

– Я тоже не пью, – сказал дядя Миша, – но ради такого случая. Одно слово – гость в доме! Гость – он из любого места – гость. Что из Москвы, что из чабанской стоянки. Ну, бывай!

Он быстро опрокинул в себя стопочку, закусил соленым огурцом. Когда все наелись, как говорится, от пуза и Даша налила чай, дядя Миша вдруг стал очень серьезным:

– Ну а теперь, мой друг, поведай-ка нам о том, каким ветром тебя сюда принесло? Ведь не просто же в гости ты тащился в такую даль!

Петька в двух словах рассказал о журнале «Просторы», но об истинной цели визита решил пока умолчать. Ему не захотелось говорить о ботаническом саде и тем самым ставить дядю Мишу в неловкое положение. Понятно же, что никакого сада здесь нет и быть не может! При таком-то морозе разве может хоть что-нибудь вырасти? Пусть даже в теплице. Да и потом, куда денешь страсть дяди Миши приукрашивать все в своих письмах? Петька только сообщил, что прилетел вместо отца, который якобы заболел в самый последний момент, чтобы собрать для журнала кое-какой материал.

– Ну наконец-то и о глубинке вспомнили! – воскликнул дядя Миша. – А то я пишу, пишу Константину: приезжай сюда, посмотришь, как мы здесь, а в ответ на это – молчанье. Оно и понятно, вас, москвичей, куда только не зовут и везде вы желанные гости. А потом Константин же теперь большой человек стал. Главный редактор!

Петька попытался незаметно перевести разговор на другие рельсы, чтобы не пришлось показывать журнал, но не тут-то было! Дядя Миша сказал:

– Слышь, Петьк! Журнальчик-то небось у тебя с собой! Давай-ка его сюды. Хоть краем глаза взглянуть. А то все в письмах «любимое детище, любимое детище»! Вот и посмотрим, что это за детище!

Петька полез в сумку и прикинулся, что усиленно ищет «Просторы». Он уже хотел сделать расстроенное лицо и сказать, что забыл, как дядя Миша, заглядывающий через его плечо, закричал:

– Да вот же он! На самом дне! Ну вот же, вот, я даже вижу, как морды толстые с обложки блестят! Давай, давай сюда, журнальчик-то!

Петька нехотя вытащил «детище» и протянул его дяде Мише. Тот повертел журнал в руках.

– А что, красиво, ярко! Я таких сроду не видывал. Бумага хорошая. Хм… Ну-ка, хоть че там пишут-то? Та-а-к… «Московские школьники занимаются в обсерватории…» Хм… Звезды, стало быть, изучают. Хорошо. А это? Че тут написано, не разберу… А-а-а… Элитная поликлиника… А это что за морды-то на обложке? А, вот они. Московские финансисты, стало быть. Ну, тогда понятно, почему они такие толстые. Жрут, поди, день и ночь. Икру на масло намазывают. Денег-то много. Та-ак… «Состоятельны ли вы?» Тесты… Ну это ко мне и безо всяких тестов не относится. Подожди, так это все, что ли? А кажется, что толстый. – Дядя Миша растерянно повертел журнал в руках. – И в самом деле толстый… А читать-то нечего. Где здесь просторыто? Я-то думал, что это для людей журнал, а это…

– Дайте мне, дядя Миша, – Даша протянула руку к журналу, – пожалуйста!

Дядя Миша протянул ей «Просторы». Петька весь напрягся. Ему не хотелось, чтобы Даша его смотрела. Он боялся, что после этого он безнадежно упадет в ее глазах.

Чем дольше Даша листала журнал, тем больше хмурилась. Хмурился и Петька. «Вот бестолочь! – костерил он себя. – Надо было этот дурацкий журнал на вокзале оставить, в Чите или Приаргунске, и дело с концом». Но в следующий момент он сердился уже не на себя, а на папика. Ведь в конце концов он главный редактор. И стоило ему полжизни мотаться по командировкам, чтобы потом выпускать такого урода.

– Петька, я что-то не понимаю, – сказала Даша, возвращая ему «Просторы». – Тут сверху, смотри, написано: «Журнал о российском благополучии».

– Так вот благополучие тут и показано, – пытаясь хоть таким образом оправдаться в ее глазах, и глазах дяди Миши, ответил Петька.

– Словом, фигня все это, – резюмировал дядя Миша, – Россия так не живет. Москва – может быть. Но чтобы все…

Петька молчал. Все блаженство, которое он испытал, парясь в бане, валяясь на кровати и уплетая пельмени, исчезло. Он чувствовал себя учеником, с позором провалившим экзамен.

– Да не переживай ты! – успокоил его дядя Миша. – Ты, что ли, эту галиматью выпускаешь? Не ты! Вот и живи спокойно! О, времечко-то – одиннадцать уже. Теленовости пора смотреть.

Дядя Миша подошел к телевизору, щелкнул выключателем, и на экране появилась заставка: «Время».

Глава 14. Разговор по душам

Признаться, Петька не очень-то любил смотреть телевизор. А если и смотрел, то, как и отец, преимущественно московский канал. В столице, как правило, дела обстояли неплохо, и Петьке, как, наверное, и многим другим москвичам, даже в голову не приходило, что есть места, где люди живут не просто хуже, а в сто раз хуже. И вот теперь из общероссийской информационной программы он, чуть ли не впервые, узнал, что на Сахалине отсутствует электричество, Владивосток замерзает, а учителя Кемеровской области объявили забастовку.

– Вот так же и у нас, – вздохнув, произнес дядя и выключил телевизор. – Все разваливается… – Он остановился, поймав недоуменный взгляд Петьки. – Знаю, знаю, что ты хочешь сказать… Для чего же, в таком случае, старый хрыч писал всякую ерунду? Что, мол, все работают. Получают зарплату, что освещение, как в Лос-Анджелесе, даже лучше, но ведь лет десять назад так и было! И стыдно за нас, и обидно… И чего бы я нюни в письмах распускал? Пусть, думаю, хоть в них все хорошо будет. А потом, Петьк, я еще одну вещь преследовал. Ты, наверное, заметил, что в последнее время я только и писал: «Приезжай, Константин, посмотришь, как у нас». Надеялся, что приедет. Потому что, если честно, Петьк, у нас тут в последнее время такое творится!..

– А что творится-то? – с нетерпением спросил Петька. Ему вспомнилась дорога через лес, странные, непонятные звуки. Геннадий Борисович, правда, подробно разъяснил, что к чему, но хотелось послушать по этому поводу версию дяди Миши. Может, ему еще что-то известно?

– Ты куда, Даш?

Тут только Петька заметил, что Даша в тулупчике и валенках стоит у дверей.

– К Вальке сбегаю. Предупрежу, что в школу не приду. Гость же у нас.

– Ладно, только быстро. Ночь на дворе.

Хлопнула дверь.

– Даша-то кем вам приходится? – наконец-то задал Петька вопрос, который давно уже вертелся у него на языке.

– Друзья у меня были, – вздохнул дядя Миша, – прошлой весной утонули в полынье. Вот я и взял Дашу к себе. Она мне теперь как родная. Ну ладно, я тебе еще кое-что расскажу, пока она ходит. При ней бы не стал: зачем пугать ребенка?

При этих словах Петька, несмотря на то что, как оказалось, был ее ровесником, а ростом – на голову ниже, сразу же почувствовал себя взрослым и значительным. И как бы сами по себе расправились плечи, выдвинулась вперед грудь.

Он не спеша снял очки, протер их носовым платком, надвинул на переносицу. Разговор, вероятно, предстоял серьезный, а потому надо хорошо подготовиться, чтобы ни слова не упустить.

Дядя Миша громко откашлялся и начал:

– Речь пойдет о новом начальнике рудника, Саянском хм… Понимаешь, мне, как человеку с атеистическим воспитанием, даже неловко говорить-то на эту тему…

– Ничего, ничего, говорите! – откинувшись на спинку стула, великодушно позволил Бумажкин.

– Так вот, – дядя Миша перешел почти на шепот, – в народе-то говорят, будто он с нечистой силой связан…

Петька кивком головы подбодрил дядю Мишу:

– Ну и дальше…

– Его даже ведьмаком прозвали!

Дядя Миша вдруг замолчал и уставился на Петьку. Тот пока тоже хранил молчание. Хотя в сообщении дядьки для Бумажкина не было ничего нового, сказано оно было таким тоном, что у того даже мурашки по спине побежали. Причем добрые, приятные мурашки, которые появляются не от страха, а от предвкушения чего то такого, щекочущего нервы, но абсолютно неопасного для жизни. Как это бывает, когда смотришь по видику фильм ужасов. Петька улыбнулся, вспомнив, как они с Геннадием Борисовичем шли через лес. Да, одно дело слышать о проделках нечистой силы в темном, зловещем лесу, другое – в теплом уютном доме, в котором горит электрическая лампочка да потрескивают дрова в печке…

– Я вот все хотел спросить, – продолжал дядя Миша, – вы с Геннадием Борисовичем как до поселка добирались: через лес или же по дороге?

– Через лес.

– Ну и как?

Бумажкин подробно рассказал обо всем, с чем им пришлось столкнуться, и поймал себя на том, что все это кажется теперь, по крайней мере, забавным.

– Вот и ты о том же. А люди-то еще похлеще истории рассказывают… Вот, с парнишкой одним не так давно история произошла, – и он повторил то, о чем Петька уже знал из разговора с Геннадием Борисовичем.

– А хоть кто-нибудь занимался расследованием всего этого? – с видом журналиста-профессионала спросил Петька.

– Конечно! И милиция была, и засады всякие делали… Геннадий Борисович такую деятельность развел, весь поселок на ноги поставил…

– И что?

– А ничего. Как милиция выйдет в наряд, так тебе ни огней на сопке, ни криков жутких, ни звона кандалов… Будто чувствуют, что за ними следят…

– Странно, – сказал Петька. – Только я вот одного не пойму: а при чем тут Саянский?

Дядя Миша задумался. Почесал за ухом:

– Так ведь он же – ведьмак…

Петька понял: утверждение «Саянский – ведьмак» для жителей поселка уже аксиома. Ему же хотелось докопаться до сути.

– И все-таки – почему? – глядя на дядьку в упор, громко и требовательно спросил он.

– Ну как – почему… Ведь с его появления здесь все и началось…

– Хм… – произнес Бумажкин и тоже почесал за ухом. – Логики-то, дядя Миша, нет.

– Как это – нет? – возмутился тот. – Ты, Петьк, мозгами-то пошевели! Не было Саянского – не было и кошмаров! Появился Саянский – появились кошмары. Чего тут сомневаться-то?

– И все-таки, дядя Миша, как говорится в латинской пословице: после этого не значит, что вследствие этого.

– Ну я твоих пословиц не знаю, – несколько сбитый с толку, пробормотал дядька, – тем более, латинских. После этого, не после этого. Сам-то подумай, Петьк, если это не Саянского рук дело, то чьих же тогда?

Петька пожал плечами. Ему-то откуда знать? Может и правда все это проделки начальника шахты. Хотя, говоря по правде, верится с трудом.

– И все-таки ты не прав, Петьк, – не унимался дядя Миша. – Ведь весь же поселок говорит, что Саянский – ведьмак. А ведь сам же знаешь, зря говорить не будут – уже без прежней убежденности добавил он.

Бумажкин только вздохнул в ответ. Кто знает, не ходи он в последние годы в тренинговую группу по психологии, где, кроме всего прочего, учили прислушиваться к внутреннему голосу и отстаивать собственное мнение, может точно так же, как дядька, поддавался бы мнению толпы.

– В общем, тут без бутылки не разберешься, – подвел итог дядя Миша. – Вот я и писал Константину, приезжай, мол, племянник…

– Так почему же вы все как есть-то не писали? – удивился Петька. – Может как раз тогда бы папа и приехал. Так сказать, журналистское расследование проводить. А то «у нас все хорошо», а освещение лучше, чем в Лос-Анджелесе, – не удержался Петька, чтоб не съехидничать.

– Так говорил же, почему так писал, – оправдывался дядька. – Все думал, чем лучше напишу, тем быстрее приедет. А может, думаю, все это просто явления, как это анор…

– Аномальные, – подсказал Бумажкин.

– Да, аномальные. Сейчас же много всякого аномального на свете. Вот, думаю, приедет Костя, посмотрит, что у нас тут творится, да и профессора какого-нибудь подошлет. У вас же, в Москве, их пруд пруди. А у Константина, поди, связей немерено. Все-таки, как ни говори, главный редактор журнала. Да и у тебя, поди, коль ты его сын…

Бумажкин почувствовал, что попал в тупик. С одной стороны, он и понятия не имел, как на это ответить, с другой – не хотел развенчивать миф о связях с лучшими умами столицы. Он морщил лоб, многозначительно барабанил пальцами по столу и молчал.