Текст книги "Золото Серебряной горы"

Автор книги: Алла Озорнина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 2. Встреча в Приаргунске

В вагоне было жарко. Бумажкин спал в одних трусах, откинув в сторону одеяло. Он чмокал губами и блаженно улыбался. Снилась ему жаркая Индонезия, солнце палило нещадно, он сидел под раскидистой пальмой и уплетал изо всех сил бананы. Один, другой, третий… Вот уже возле его ног выросла целая гора банановой кожуры, а он все ел, ел… Пока не проснулся.

Петька не сразу понял, где находится. Тук-тук, стучали колеса. За окном было еще темно. Часы показывали двадцать минут девятого. Вставать не хотелось. Петька с наслаждением еще раз пережил необычный сон и принялся вспоминать вчерашний день. Он казался длинным, как целый месяц. И событий в нем было столько, что тоже на месяц бы хватило.

«Да, кстати, как там Смирнов?» – подумалось вдруг Бумажкину. Волнение, пережитое по поводу того, что вслед за журналистом вышел и Гималайский Медведь, теперь вызывало смех. Ерунда какая-то! Мало ли кто за кем вышел! Это же совершенно не значит, что обязательно с плохими намерениями.

Потом мысли Бумажкина перекинулись на вчерашний вечер. А точнее, на услышанный им разговор бывших одноклассников. Петька попытался еще раз, теперь уже на свежую голову, разобраться, о чем же все-таки шла речь, да так и не смог. Кругосветное путешествие, Америка, Индонезия, золото, серебро, старый рудник, души замученных стражников, да и еще и директор – ведьмак, тут, как говорится, без бутылки не разберешься.

Махнув на все это рукой, Бумажкин попытался прикинуть, сколько же времени он находится в пути. По подсчетам отца, дорога в одну сторону должна была, самое большее, занять двенадцать часов. Прошло уже сорок восемь. А ведь еще неизвестно, сколько времени тащиться до Благодатного на автобусе.

Петька и не заметил, как стало совсем светло. Он встал, умылся, налил кипяток из титана, растворил в нем кофе, намазал маслом булочку, отодвинул занавеску, да так и прилип к окну. Перед ним раскинулись бескрайние белые степи, обрамляемые у самого горизонта грядой темных сопок. Неправдоподобно синим было небо, а яркое забайкальское солнце так щедро расплескивало в разные стороны лучи, что оно казалось летним: жгучим и испепеляющим. После обычной осенней и зимней московской непогоды это воспринималось как чудо. И трудно было поверить, что на улице пои этом трещат морозы, да какие!

В глубине души появилось неведомое прежде чувство гордости за свою страну. «Это ведь не какая-нибудь Франция или Германия, которые можно пересечь на машине за несколько часов, – думал Петька, – это – Россия! Едешь, едешь, а все конца и края не видно».

Из всех тем, предлагаемых на конкурсах «Золотое перо», самой трудной для Петьки всегда была «За что я люблю свою родину». Он никогда и не брался-то за нее. «Ну вот за что можно любить свою родину? – размышлял в таких случаях Петька. – Просто так не ответишь. Это все равно, что сказать, за что я люблю своих родителей. Да потому что они – родители, и все».

Он и сейчас не смог бы ответить на этот вопрос. Но вдруг понял, что заставляло молодых парней, чуть постарше, чем он, Петька, жертвовать во время Великой Отечественной войны своей жизнью во имя Отчизны. Впрочем, почему же только во время Отечественной? Разве мало сейчас горячих точек?

…Приаргунск встретил прибывших не только крепким морозом, но и жгучим, пронизывающим ветром. Петька с завистью смотрел на выходящих из поезда. Все они были одеты не в пример ему: в шубы и дубленки, теплые сапоги и валенки, меховые шапки. Петькину легкую курточку и тонкую вязаную шапчонку продувало насквозь. Не успел он добежать до автобусной остановки, чтобы узнать, когда отходит нужный ему автобус, как уже до костей продрог. «Ох, и дурак же я, – уже в который раз подумал он, – не послушался папика, теперь неизвестно чем все это закончится. Еще не хватало заболеть и попасть в районную больницу». Ко всему прочему, у него опять начал свербить зуб.

Бумажкин со всех ног бросился к зданию вокзала: хоть там отогреться, что ли! Но его ожидало жестокое разочарование: вокзал не отапливался. И температура воздуха там была не намного выше, чем на улице. Разве что ветра не было.

А между тем до отхода рейсового автобуса оставалось почти полтора часа. «Если еще и там не топят, – подумал Бумажкин, – то пока я доберусь до дяди Миши, совсем превращусь в ледышку». В этот момент его охватила жгучая, как порыв приаргунского ветра, обида на родственника. Ну почему, почему он не встретил Петьку? Вот тебе и благородная забайкальская натура, как любил повторять папик.

Бумажкин оглядел зал и увидел возле окна огромную батарею. Чуть ли не бегом он устремился к ней в надежде, что хоть там теплится жизнь. Бесполезно! Батарея была холоднющая, как впрочем, и все в этом зале.

Чья-то рука дернула Петьку за рукав. Он обернулся.

– Ну точно! С Московского рейса, с приаргунскоого поезда! – обрадовался стоящий перед ним мужчина. – Я давно за тобой наблюдаю, все думаю, ты – не ты. А потом решил, что если даже и не ты, все равно подойду. Видно же, как человек мучается.

Что же касается Петьки, то он без труда узнал, кто перед ним. Лицо его, правда, было неприметным, невыразительным, но куртка-то, куртка-аляска синего цвета! Именно по ней, по Петькиному предположению, и запомнился этот человек, если бы был террористом и пытался бы скрыться в толпе. Петька тот час же вспомнил все эти свои глупые мысли и ему стало неловко. И даже больше. Стыдно стало.

А между тем предполагаемый террорист уже увлекал Петьку к ближайшей скамейке, а достигнув ее, быстро скинул с себя аляску и протянул ее Бумажкину:

– Надевай быстро. А свою мне давай.

Петька так промерз, что предложение это не вызвало у него ни малейшего сопротивления.

– Так… – попутчик взглянул на Петькины ноги, обутые в кроссовки. – Н-да… – Размер-то какой носишь?

– Сорок первый.

– Идет.

Он опустился на сиденье, и не успел Петька ничего сообразить, уже снимал с себя теплые меховые ботинки.

– Ну что стоишь, меняйся, меняйся! С непривычки-то можно и воспаление легких подхватить. Небось москвич?

– Угу… – ответил Бумажкин, с удовольствием натягивая ботинок. Ноги от холода онемели и стали будто чужими, но в теплой обуви пальцы тот час же закололи сотни невидных иголок. Хорошо!

– Куда едешь-то? – спросил Петькин спасатель, когда тот немного пришел в себя и уже явно начал отогреваться.

– В Благодатный.

– О! И я туда же! Я-то там живу, а тебя какая нелегкая понесла? Да еще посредине учебного года? Да еще в такую холодрыгу?

Петька вкратце рассказал об отце, о дяде Мише, опустив тот момент, что была дана телеграмма, а его не встретили. Как-то неловко было представлять своего, правда, еще незнакомого родственника, перед посторонним в невыгодном свете.

– Михаила Дмитриевича я хорошо знаю, – сказал Петькин попутчик. – И правильно сделали, что решили о нем написать. О таких людях побольше нужно рассказывать. Он мне здорово помог, когда я сюда приехал.

– Так вы не местный?

– О, я ведь тоже москвич. А вот закончил педуниверситет и решил вдруг изменить свою жизнь. Выбрал на карте самую крайнюю точку страны, списался с директором школы и поехал.

Петька во все глаза смотрел на своего спасителя. Это ж надо, добровольно поменять Москву, столицу, на какую-то дыру! Пусть даже там распрекрасно и освещение поярче, чем в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, но все равно ведь не Москва, а какой-то там Благодатный.

– Вот, преподаю химию, историю, увлекся. Да, а зовут меня Геннадий Борисович…

– А фамилия? – спросил Петька, поскольку придавал этому огромное значение.

– А фамилия моя Ильин. Геннадий Борисович Ильин.

«Ильин. А что, неплохо, – подумал Петька, – хотя у такого человека, как он, она должна быть более звучной».

Чем больше общался Бумажкин с новым знакомым, тем больше удивлялся тому, что поначалу он показался ему безликим и незапоминающимся. Запоминающийся, еще какой запоминающийся! Серые лукавые глаза, ямочка на подбородке, на кого же из артистов или популярных телеведущих он так похож?

– В этом году меня отправили на конкурс «Учитель года», – продолжал Геннадий Борисович.

– И что?

– Первое место, – скромно и как-то уж слишком буднично сказал Ильин.

– Как? Выходит, вы – самый лучший учитель в стране?

– Ну да, – ответил Геннадий Борисович так, будто речь шла о выигрыше в домино или лото. – Правда, только этого года.

– Елки-палки! – воскликнул Петька и хотел добавить о своих, пусть шутливых, но подозрениях, но не стал и невольно покраснел.

– Да, а что-нибудь об истории этих мест ты знаешь? – сменил тему учитель.

Петька покачал головой. Ведь из-за желания везде успеть он так и не смог выкроить времени, чтобы найти и прочитать раздел о Забайкалье хотя бы в Большой энциклопедии.

– О, это интереснейшие места! – воскликнул Геннадий Борисович и начал так увлеченно рассказывать, что Петька на время забыл о ноющем зубе.

Глава 3. Прошлое и настоящее этих мест

Как понял Петька со слов Геннадия Борисовича, в XVII веке в этих местах были обнаружены небывалые запасы серебряных руд. И это решало для России многие проблемы. Ведь прежде ей приходилось приобретать драгоценный металл в обмен на пушнину из-за границы, и это было не очень-то выгодно. Теперь появилось свое серебро. Правда, добыча и выплавка его были очень трудоемкими, и местные жители отказывались этим заниматься. Тогда сюда стали отправлять арестантов. Даже некоторые декабристы отбывали здесь свой срок. Так Забайкалье превратилось в главную каторгу страны.

Петька слушал, слушал и вдруг в середине этой мини-лекции вспомнил про одну вещь. Ведь он же опять про диктофон забыл! Сейчас бы записать все, о чем говорит Геннадий Борисович, так нет же, похоже, поезд ушел.

Вдруг Бумажкину захотелось тоже чем-нибудь поразить своего попутчика. Пусть тот – лучший учитель страны и хорошо знает историю этих мест, но он-то, Петька, тоже не лыком шит! Почему бы ему не показать «любимое детище» отца, журнал «Просторы», который он сейчас представляет.

– Ну, отогрелся немного? – неожиданно, безо всякого перехода, обратился Ильин.

Петька кивнул и начал расстегивать сумку.

– Это хорошо, – продолжал учитель. – А то ведь дорога дальняя. В автобусе, правда, тепло, но потом-то нам еще восемнадцать километров шагать…

Петька отдернул руку от молнии.

– Восемнадцать? – вскричал он.

– Ну да…

Бумажкин ошарашенно уставился на попутчика. В Москве-то ему не очень часто приходилось добираться куда-либо на своих двоих. Общественного транспорта там ого-го сколько! И метро, и автобусы, и троллейбусы, и трамваи, и маршрутные такси… И конечно же он даже представить не мог, как это возможно пешком одолеть такое расстояние.

– А автобус разве не заезжает в Благодатный? – спросил Петька в надежде, что Ильин сейчас рассмеется и скажет, что это шутка.

– Нет, конечно.

– А дядя, кажется, писал, что ходит… – разочарованно протянул Бумажкин.

– Так когда это было! Говорят, лет десять назад! Маршрут даже был «Райцентр-Благодатный». По три рейса в день делал. Теперь-то уж никто и не вспоминает об этом.

Лет десять назад! Петька ошарашенно уставился на Геннадия Борисовича. Оказывается, он совершенно не знал не только того, что происходило в стране в прошлом и позапрошлом веках, но и в последние годы… Лет десять назад… Да, он слышал о каких-то трудных перестроечных временах начала девяностых годов, которые коснулись и Москвы, но теперь-то там все хорошо: и фонари горят, и автобусы ходят, и самолеты летают…

– Понимаешь, – видя недоумение Петьки, решил пояснить учитель, – рудник почти не работает, те, кому было куда уехать, уехали. Те же, кто остался, вот уже несколько лет живут без денег, на собственном хозяйстве…

И опять не все понял Петька. Во-первых, как можно жить без денег, пусть даже на собственном хозяйстве, и, во-вторых, почему учитель говорит так, будто рудник в Благодатном один? Дядя-то ведь писал о двух. Поэтому он спросил:

– А вы какой рудник имеете в виду? Старый, или новый?

– Конечно, новый. Старый-то сразу же после революции закрыли.

Ну уж тут сам черт не разберет! Один пишет, что рудники, старый и новый, работают, да, вот буквально месяц назад письмо пришло; другой утверждает, что один из них закрыт. Выходит, кто-то из этих взрослых… лжет? Но почему?

Петька опять потянул за бегунок молнии, но теперь уже в противоположную сторону. Доставать журнал расхотелось. Мало того, за какое-то мгновенье с ним что-то такое произошло, что ему стало стыдно этого журнала. Какие же это «Просторы», когда там ни слова о жизни в российской глубинке? Когда там все о столичной элите да об олигархах. Народ-то, как выясняется, живет совсем по-другому. Бумажкин об этом даже и не подозревал. Знал ли об этом отец? Тоже маловероятно. Хотя, наверное, догадывался, если уж снова стал одержим дальними командировками по стране.

– Ну вот и автобус подошел, – сказал в этот момент Геннадий Борисович. – Побежали!

Петька поднял сумку и устремился вслед за учителем.

Глава 4. История старого рудника. Души замученных стражников

В автобусе Петьку сморило. Он откинулся назад и крепко заснул. Когда Геннадий Борисович затряс его за плечо, Петька подумал, что прошло не больше десяти минут. Однако уже вечерело.

Автобус притормозил на широкой проселочной дороге. Справа от нее был лес, слева – степь, опоясанная, как и при подъезде к Приаргунску, бесконечной грядой сопок.

На улице было тихо и морозно.

– Тепло, – констатировал Геннадий Борисович. – Не больше минус двадцати пяти будет. Это хорошо. Утром-то, наверное, все тридцать пять. Ну, вперед.

С этими словами Ильин вошел в лес и исчез за деревьями.

– Так вот же дорога, – удивился Петька, – или что, она ведет не туда?

– Туда, – послышался голос невидимого учителя, – только сейчас там ходить не стоит. Уже темно.

Невольно вспомнился разговор двух странных одноклассников. В нем тоже шла речь о дороге, по которой не следует ходить в темное время суток. Бумажкину стало не по себе.

– Ну, где же ты? – донеслось из-за деревьев. – Время-то позднее!

Петька продолжал стоять, так и не осмеливаясь пойти следом. Воздух был серовато-синим, а небо – еще почти светлым. Но сосны отбрасывали такие длинные и густые тени, что внизу было гораздо темнее, чем у верхушек деревьев. Вокруг было спокойно и тихо. Но эти тишина и спокойствие казались Бумажкину обманчивыми, как это бывает перед грозой.

Набрав побольше воздуха, Петька побежал за учителем по узкой тропинке. Услыхав шаги, тот остановился, чтобы дождаться Петьку.

– Считай, мы почти дома, – бодро произнес Геннадий Борисович. – Сейчас только через лес пройти – и все в порядке.

Однако сказал он это так громко и так чересчур уж уверенно, что Петька понял: он и сам чего-то боится. А держится так только для того, чтобы Бумажкин не заметил, что ему тоже страшно.

– Все, пошли! – Ильин опять устремился вперед.

– Так что же все-таки происходит в этих местах? – с трудом приноровившись к шагу Геннадия Борисовича, спросил Петька.

– Даже не знаю, как тебе это объяснить. В последнее время в поселке, говорят, ведьмак появился, – учитель перешел почти на шепот, – и по вечерам на той дороге, про которую ты спрашивал, творятся странные дела. Очень странные…

– И вы в это верите? – изумился Петька, который теперь, оказавшись в этом, чужом, темном, незнакомом лесу, за шесть тысяч километров от дома, и сам готов был поверить во что угодно. Но то – он, мальчишка, а то – совершенно взрослый человек, представитель образования, который, по мнению Бумажкина, должен был быть выше каких-либо слухов.

Геннадий Борисович будто прочитал его мысли:

– Знаешь, а я ведь до сегодняшнего дня не верил во все это… А тут вдруг – не по себе стало.

То, о чем рассказал Ильин, странным образом совпадало с историей, услышанной Петькой в поезде. Только там речь шла то ли об Индонезии, то ли об Америке… Но если сейчас учитель начнет рассказывать про души загубленных стражников, то не останется никаких сомнений в том, что речь идет об одном и том же. Только опять же при чем здесь Индонезия и Америка?

Учитель остановился и вытянул руку вперед:

– Во-он там, за деревьями, находится сопка. Ее прозвали Серебряной горой.

– Какое красивое название!

– Да. В ней когда-то был рудник. Именно там и добывали с семнадцатого века серебро. Об этом я тебе уже рассказывал. Да, кстати, а когда произошла в нашей стране буржуазная революция? – вдруг безо всякого перехода спросил Ильин.

– В феврале тысяча девятьсот семнадцатого года, – не очень уверенно ответил Петька.

– Молодец, многие твои сверстники даже этого не знают. Так вот, после этой самой революции некто Керенский, тебе, конечно, известно, кто это такой…

Петька испугался, что его опять что-нибудь спросят, и на сей раз он не сможет сказать ничего вразумительного: он вдруг почувствовал себя на уроке, к которому не очень хорошо подготовился. Но Геннадий Борисович продолжал свой рассказ, и Петька облегченно вздохнул: пронесло!

– Так вот, Керенский издал указ об освобождении политических каторжников, которые работали на руднике вместе с уголовниками. А на уголовников этот указ не распространялся. Вскоре после того как политических каторжников выпустили, уголовников, а их было всего-то около двадцати человек…

– А политических? – спросил Петька.

– Тех свыше двухсот… Ну слушай дальше. После того как политических выпустили, рудник собрались закрывать, он, говорят, был уже выработан, а уголовников перевести работать на другой. Их охраняло пятеро стражников. Отработав последнюю смену, уголовники неожиданно напали на стражников, заставили снять с них кандалы…

– И что же?

– Потом их избили, надели на них свои кандалы и приковали к крепежным стойкам штольни…

– А что такое штольня?

– Штольня это… Ну как бы тебе объяснить… Нет, пожалуй стоит начать с того, что же такое рудник. Рудник – это система подземных сооружений для добывания полезных ископаемых. Это, так сказать, научное определение. А если по-простому, то представь себе сопку, из которой добывается руда с такими ископаемыми. Внутри она наполовину полая. Если ты войдешь в нее, то попадешь в широкий, длинный, каменный коридор. Это и есть штольня. А для того чтобы порода не обваливалась, ее укрепляют деревянными крепежными стойками, расположенными вертикально… Эх, если бы все это можно было изобразить на бумаге, ты бы сразу все понял…

– Да мне и так все понятно, – сказал Петька, быстро нарисовавший в своем воображении внутреннее устройство рудника.

– Вот к таким стойкам и приковали стражников, а вход в рудник взорвали. И стражников, и уголовников хватились не сразу. На новом руднике, где они должны были работать со следующего дня, предположили, что те решили повременить с переездом. На старом были уверены, что они уже уехали. Когда же все выяснилось, из пятерых стражников в живых остался только один… Вот, говорят, теперь души четырех замученных и жгут костры на той сопке, да по дороге бродят… – Петька чувствовал, как с каждым словом в него все больше проникает страх. – Но это еще не все, – продолжал Геннадий Борисович. – Как потом выяснилось, в тот же день исчез еще один человек: горный инженер Епачинцев.

«Епачинцев», – Петька уже где-то слышал эту фамилию… Ну, конечно, ее не раз произносили в поезде странные пассажиры, с которыми он ехал.

– Старики говорили, что тот как-то спьяну проболтался о том, что в рудной породе, кроме серебра, может быть и золото… Но насколько это правда, никто не знает…

– Так что же все-таки стало с этим Епачинцевым? – спросил Петька, стараясь не подавать вида, что ему давно уже не по себе.

– А кто его знает… Многое говорят, но ничего не известно, – уклончиво ответил Ильин. И продолжал: – Да, в этой истории есть еще один очень странный момент. Дело в том, что буквально на другой день после того, как вход в шахту разобрали, а тела стражников вытащили, вход вновь оказался взорванным… Пошел слух, что это сделали погибшие стражники…

Глава 5. Души стражников рядом

Если бы Петька услышал этот рассказ средь бела дня, да еще в своей московской квартире, да еще если б на кухне при этом разговаривали родители, он, наверное, лопнул бы от смеха. Но здесь ему было определенно страшно. А после стольких непонятных событий, которые с самого начала буквально преследовали его, втройне.

– Мы тут коснулись темы золота, – после некоторой паузы продолжал учитель, – так вот хочу сказать, что появление где-либо этого драгоценного металла, как правило, всегда для кого-то заканчивается трагедией. В начале прошлого века километрах в десяти от Серебряной горы находился золотой прииск. Так вот каждый день, перевалив через Лысую сопку, слышал о такой?..

– Угу, – промычал Петька.

– Перевалив через сопку, приходили из Китая хунхузы. Они меняли спирт на золотой песок. Понятно, что многие из них не добирались до дома: на обратном пути их зачастую грабили и убивали разбойники… Ну а теперь, как говорится, вернемся к нашим баранам, – спустя какое-то время, продолжил Геннадий Борисович. – После Октябрьской революции по другую сторону от Благодатного начал разрабатываться новый рудник. Там же построили и новое рудоуправление…

Рассказ о новом руднике и рудоуправлении Петька слушал вполуха: он чувствовал, что неимоверно устал. Сколько же они одолели километров? Пять? Восемь? Десять?

– Передохнем немного, – замедляя шаг, предложил Геннадий Борисович. – Идти-то еще прилично!

Прилично! От одного этого слова у Петьки заметно упало и так не очень-то хорошее настроение.

В лесу стало совсем темно. Только от белого снега, тонким слоем покрывающего землю, исходило матовое сияние.

Петька поднял голову. Высоко вверх, чуть ли не в бесконечность, возносились темные верхушки деревьев. А еще выше, в бескрайнем небе, зажигались звезды. Много звезд. Петька прищурился и ему почудилось, будто одна из них весело подмигнула ему с невообразимой высоты. Мол, держись, Петька, все будет нормально! Даже несмотря на то, что в твоей сумке лежит, прилипшая к ее дну, книга Агаты Кристи!

– Ну а дальше что было? – немного успокоившись, спросил Петька, когда они снова двинулись в путь.

– Первое время после революции ходили слухи о том, что возле старого рудника стали появляться души замученных стражников. По ночам они жгли костры на Серебряной горе, гремели кандалами и издавали леденящие души звуки. Каждому, кто слышал их, становилось не по себе. Некоторые от страха падали в обморок… У одного, как это теперь говорится, поехала крыша… Ну а потом все успокоилось, забылось, сам рудник, как памятник, стали показывать приезжим… И вот этим летом, сразу же после назначения нового начальника рудника, стали повторяться прежние странные вещи… С наступлением темноты опять появляются души стражников. Только на сей раз радиус их действия стал значительно шире…

Учитель понизил голос, и Бумажкину стало совсем не по себе. Он замедлил шаг, и в этот момент ему показалось, будто мимо пронеслись какие-то бесплотные тени. Он отдавал отчет, что скорее всего это уже буйство его фантазии, и все же, все же… «Скорей бы уж до дяди Миши дойти, что ли», – подумал Петька, ощущая в горле противный комок. Он поднял голову, но звездочки, которая так приветливо подмигивала ему, не нашел.

– Мало того, – уже каким-то совсем замогильным голосом продолжал Геннадий Борисович, – на этот раз души стражников стали вести себя совсем агрессивно. Совсем недавно на одного паренька напали…

В этот момент внимание Бумажкина переключилось на странные звуки, доносящиеся со стороны дороги. Звяк-звяк… Звяк-звяк… А может это опять только чудилось? Как бы то ни было, ноги у Петьки стали совсем ватными, он покрылся холодным потом и боялся дышать. Казалось, что все, что их окружает, теперь приобрело тайный, зловещий смысл. Небо стало почти черным и в него буквально вонзались острые ветки сосен. То там, то сям возникал какой-то непонятный треск, будто вокруг шныряли невидимые злобные существа.

Геннадий Борисович между тем ускорил шаг, и расстояние между ним и Бумажкиным быстро увеличивалось. «Почему он так быстро идет? Почему не дожидается меня?» – пронеслось в голове у Петьки. В один из моментов у него вдруг возникло нелепое подозрение: а не случайно ли учитель так себя ведет? Не хочет ли он оставить Петьку одного на растерзание душам замученных стражников? Но зачем ему это нужно?

Вдруг со стороны дороги раздался громкий протяжный крик, напоминающий крик раненого животного. Петька остановился. Крик повторился, на этот раз громче и продолжительнее. Не помня себя, Бумажкин бросил в снег сумку, метнулся к Геннадию Борисовичу и вцепился в рукав его куртки. Тот стоял неподвижно, как изваяние.

– Выходит, – прошептал он, – все это на самом деле правда… Т-с-с… Слышишь?

Душераздирающий крик прекратился. Но теперь уже совсем рядом кто-то громко ударял друг о друга металлическими предметами, и стоны, стоны…

– Кандалы, – одними губами произнес он. – И стоны…

От страха Петька даже кивнуть не мог.

– По дороге идут… – продолжал учитель. – Хорошо, что мы через лес пошли…

Постепенно все стихло и в лесу вновь воцарилась тишина. Но путники не торопились идти дальше. Какое-то время они продолжали стоять, тесно прижавшись друг к другу. Петька вспомнил о своих мимолетных подозрениях, касающихся Геннадия Борисовича, и ему стало стыдно.

– И все же, нужно идти дальше, – сказал учитель.

Бумажкин подошел к сумке, брошенной в снег, но поднять ее так и не смог. Во всем теле чувствовалась небывалая слабость.

Геннадий Борисович молча взял Петькину ношу и медленно побрел дальше.