Текст книги "Куда залетают орлы"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Алистер Маклин
Куда залетают орлы

Глава 1

Грохот четырех поршневых двигателей действовал на нервы и давил на барабанные перепонки. Уровень децибелов, прикинул Смит, тут как на электростанции где-нибудь в Сибири, работающей на предельных оборотах, но вхолостую, потому что холодрыга в этой тесной, облепленной приборами кабине прямо-таки сибирская. Он бы все же предпочел быть сейчас на электростанции, с нее хоть не грохнешься в пропасть и не врежешься в скалу, а такой исход путешествия весьма вероятен, если не сказать неминуем, хотя пилот их «Ланкастера» и виду не подает. Смит отвел взгляд от серой пелены за лобовым стеклом, по которому бесполезно ерзали снегоочистители, и повернулся к мужчине, сидящему слева. Командир авиазвена Сесил Карпентер чувствовал себя здесь словно дома. Всякие сравнения с Сибирью он отмел бы как плод безумного воображения. Похоже было, что тряска доставляла ему удовольствие, как нежное прикосновение умелого массажиста, грохот моторов убаюкивал, а температура воздуха создавала ощущение настоящего комфорта. Перед ним на выдвижном столике удобно покоилась книга. Насколько мог судить Смит, краем глаза узревший леденящую взор обложку, на которой была изображена ничем не прикрытая девушка с окровавленным ножом в спине, командир не относился к почитателям серьезной прозы.

– Великолепно, – одобрительно отозвался Карпентер, перевернув страницу, и глубоко затянулся дымом из старинной вересковой трубки, распространявшей благоухающий аромат дорогого табака. – Черт подери, умеет же этот парень писать. Жалко, тебе это рановато читать, Тримейн, – обратился он к розовощекому юноше в кресле второго пилота, – подрасти маленько. – Он разогнал густой дым, клубящийся вокруг, и осуждающе посмотрел на парня. – Пилот Тримейн, опять у вас на лице уныние?

– Да, сэр. То есть, никак нет, сэр.

– Типичный нынешний недуг, – с сожалением констатировал Карпентер. – Молодежь разучилась наслаждаться жизнью. Не умеет ценить такие маленькие радости, как вкус тонкого табака, а также не верит старшим командирам.

Тяжело вздохнув, он аккуратно отметил дочитанную страницу, закрыл книжку и выпрямился в кресле:

– Человек имеет право на покой в собственной кабине.

Он открыл стекло бокового окна. В кабину ворвались ледяное дыхание ветра и усилившийся грохот моторов. Карпентер сморщился и высунул голову наружу, прикрыв глаза ладонью правой руки. Через пять секунд он безнадежно покачал головой, зажмурился и несколько раз поморгал, преодолевая резкую боль, закрыл окно, стряхнул снег со своих пламенно-рыжих волос и великолепных холеных усов и обернулся к Смиту.

– Мало радости, майор, заблудиться ночью в буран над Европой, раздираемой войной.

– Опять заблудились, сэр? – спросил Тримейн.

– Человеку свойственно ошибаться, сынок.

Смит вежливо улыбнулся.

– Вы хотите сказать, что мы сбились с курса, сэр?

– Почем я знаю? – Карпентер уселся поудобней, прикрыл веки и широко зевнул. – Я всего лишь водило. У нас есть штурман, у штурмана – радар, а у меня нет веры ни тому, ни другому.

– Ну и ну, – покачал головой Смит. – Подумать только, сколько мне лапши на уши навешали в министерстве. Уверяли, будто у вас три сотни вылетов и вы знаете весь континент, как лондонский таксист свой город.

– Грязные инсинуации, пущенные в ход враждебными элементами, нежелающими, чтобы я занялся непыльной работенкой за письменным столом в Лондоне.

Карпентер взглянул на часы.

– Я предупрежу вас ровно за 30 минут до выброски. – Он еще раз посмотрел на часы и сурово нахмурился.

– Пилот Тримейн, злостное нарушение вами служебных обязанностей ставит под угрозу выполнение задания.

– Простите, сэр?

– Мне следовало получить кофе ровно три минуты назад.

– Есть, сэр. Момент, сэр.

Смит опять улыбнулся, потянулся, распрямляя затекшее тело, и вышел из кабины. В фюзеляже, этом промозглом, темном закутке, похожем на железный склеп, сравнение с Сибирью казалось еще более подходящим. Шум достигал почти невыносимого уровня, холод стоял зверский, а металлические ребристые стены, покрытые инеем, никак не создавали ощущения уюта. Так же, как и полотняные сиденья на металлических каркасах, привинченных к полу, – идиотский продукт дизайнерского функционализма. Попытка установить эти, рожденные воображением садиста, пыточные инструменты в исправительных учреждениях Ее Величества вызвала бы волну общенационального гнева.

В шести креслах этой дурацкой конструкции сидели, съежившись, шестеро самых жалких на вид мужчин, каких только ему, Смиту, доводилось встречать. Все они, как и он сам, были одеты в форму немецких альпийских войск. Как и у него, у каждого было при себе два парашюта. Парни мелко дрожали, топая ногами и хлопая ладонями. В воздухе туманом стояло их замерзшее дыхание. Вдоль всего борта по верхнему краю фюзеляжа тянулась туго натянутая проволока, ведущая к выходному люку. К ней были прицеплены страховочные крюки, тросы от которых спускались к сложенным парашютам, и еще куча каких-то узлов. Из одного торчало несколько пар лыж.

Парашютист, сидевший с краю, смуглый парень латинского типа, поднял глаза на Смита. Никогда еще, подумал Смит, не видел он Эдварда Каррачолу таким подавленным.

– Ну? – уныло спросил Каррачола. – Клянусь, они, там в кабине не лучше моего знают, где мы находимся.

– Похоже, он выбирает курс через Европу по запаху, – подтвердил Смит. – Но я не стал бы волноваться.

Он остановился на полуслове – со стороны хвоста вошел сержант-стрелок с дымящимся кофейником и кружками в руках.

– И я тоже, сэр, – сержант вежливо улыбался. – Конечно, у командира есть свои маленькие слабости. Кофе, джентльмены? Он любит прикидываться, будто только и знает, что детективы почитывать, а местонахождение будто ему ребята подсказывают.

Смит обнял замерзшими пальцами кружку с кофе.

– А вы-то знаете, где мы находимся?

– Конечно, сэр.

Он кивнул на металлические ступени, ведущие к турельной установке.

– Вон, сами взгляните.

Смит удивленно поднял бровь, поднялся по лесенке и заглянул в прицел установленного на турели пулемета. Сначала ничего не было видно в кромешной тьме, но постепенно где-то внизу неясно обозначилось призрачное свечение, вскоре превратившееся в геометрически четкую сетку городских огней. По лицу Смита пробежало недоумение, тут же сменившееся обычным невозмутимым выражением.

– Ну, ну, – он вернулся к своему кофе. – Что же им никто не подскажет – вся Европа погружена в темноту.

– Только не Швейцария, сэр, – терпеливо объяснил сержант. – Это Базель.

– Базель? – Смит уставился на сержанта. – Базель! Господи прости, он же отклонился от курса миль на семьдесят– восемьдесят. По плану полета мы должны держать на север от Страсбурга.

– Так точно, сэр, – у сержанта на все был готов ответ. – Командир говорил, что не понимает планов полета. – Он улыбнулся, как бы извиняясь. – По правде сказать, сэр, это совершенно безопасный полет. Мы летим вдоль швейцарской границы, потом поворачиваем на юг от Шаффхаузена…

– Но это же территория Швейцарии!

– Ага! В ясную ночь можно видеть огни Цюриха. Говорят, у командира Карпентера там всегда забронирован номер в отеле «Бауэр-о-Лак».

– Что?

– Он говорит, что, если придется выбирать между немецким лагерем для военнопленных и интернированием в Швейцарии, он успеет совершить посадку по нужную сторону границы. А потом мы полетим над швейцарским побережьем озера Констанс, над Ландау, повернем к востоку, поднимемся на высоту восемь тысяч, где чистое небо, а там глазом не успеешь моргнуть – и мы у горы Вайсшпитце.

– Понятно, – без энтузиазма отозвался Смит. – А швейцарцы как – не возражают, что вы тут мелькаете?

– Довольно часто, сэр. Причем их протесты, как правило, не совпадают с нашими полетами. Командир Карпентер считает, что какой-нибудь – злоумышленник из люфтваффе нарочно нас дискредитирует.

– И пока вам это сходит с рук? – спросил было Смит, но сержант уже поднимался к турели и не слышал его.

«Ланкастер» в очередной раз плюхнулся в воздушную яму, Смит схватился за поручень, чтобы удержаться на ногах, а лейтенант Моррис Шэффер из управления стратегических служб США, заместитель Смита, выругался, потому что добрая порция горячего кофе выплеснулась ему на брюки.

– Этого только не хватало, – в сердцах сказал он. – Во мне ни капли боевого духу не осталось. Совсем скис. Уж лучше бы шлепнулись где-нибудь тут в Швейцарии. Представляете – шницель по-венски, яблочный струдель. После двух лет кормежки галетами, яйцами и маргарином – это как раз то, чего пожелала бы мамаша Шэффер для растущего организма своего сыночка.

– Держите карман шире, – мрачно проговорил Каррачола. Он перевел взгляд на Смита и вперился в него немигающими глазами. – Дерьмово припахивает это дельце, майор.

– Не понимаю, – спокойно ответил Смит.

– Кладбищем пахнет, вот что. Какова команда подобралась! – Он указал на трех парней, сидевших слева от него.

Это были гладко зачесанный Олаф Кристиансен, Ли Томас, низенький темноволосый валлиец – оба, похоже, забавлялись происходящим, – плюс Торренс-Смиз, аристократического вида мужчина, похожий на какого-нибудь французского графа, а на самом деле кроткий преподаватель из Оксфорда, видно, унесшийся мечтами в родные университетские стены. – Кристиансен, Томас, старина Смизи и ваш покорный слуга. Штафирки, цивильные клерки, чернильные души…

– Я знаю, кто вы такие, – не теряя выдержки, ответил Смит. В неровном гуле моторов легкий сбой в его голосе остался незамеченным.

– Да и сами-то вы хороши, – продолжил Каррачола. – Майор Королевского шотландского полка! Наверно, надоело тянуть волынку в Эль-Аламейне, вот вы и навязались нами командовать. Не в обиду будь сказано. Все мы одного поля ягоды. Взять вон лейтенанта Шэффера. На кой он здесь? Ковбой воздушный.

– Терпеть не могу лошадей, – громко объявил Шэффер. – Поэтому удрал из Монтаны.

– А Джордж что здесь забыл? – Каррачола ткнул большим пальцем в сторону последнего члена команды Джорджа Хэррода, коренастого армейского сержанта-радиста, сидящего с выражением безмятежного покоя на лице. – Бьюсь об заклад, он ни разу в жизни с парашютом не прыгал.

– Скажу вам больше, – вежливо вставил Хэррод, – я впервые в жизни сел в самолет.

– Он впервые в жизни сел в самолет, – с отчаянием в голосе повторил Каррачола. – Господи, просто похоронная команда какая-то. Нам необходимы профессиональные альпинисты – скалолазы, спасатели, десантники, а мы что имеем? – он медленно покачал головой. – Мы имеем не больше того, что мы имеем.

Смит мягко начал:

– Мы – те, кого смог набрать полковник. Что скрывать – он ясно вчера сказал, что будь у него время…

Каррачола ничего не ответил, другие тоже промолчали, но не требовалось быть ясновидящим, чтобы понять, о чем они думали. Каждый мысленно перенесся на несколько часов и несколько сотен миль назад, в кабинет вице-адмирала Ролленда, официального помощника директора морских операций, а на самом деле – начальника британской контрразведки, и его заместителя, полковника Уайет-Тернера, который мрачно и неохотно инструктировал их насчет задания. Похоже, оба они тоже сознавали, насколько безнадежной была предстоящая операция.

– Чертовски извиняюсь и все такое, ребята, но сейчас особенно время – деньги. – Уайет-Тернер, огромный, краснолицый, пышноусый похлопал указкой по настенной карте Германии, найдя на ней точку к северу от австрийской границы, чуть западнее Гарлиш-Партенкирхена. – Наш человек попал сюда в два часа ночи, но эти умники из штаба экспедиционных сил сообщили нам об этом только сегодня в десять утра. Идиоты проклятые! Идиоты, потому что не дали нам сразу же знать, и вдвойне идиоты, что нас не послушали. Черт их подери, научатся они когда-нибудь нас слушать или нет? – Он яростно помотал головой и опять постучал указкой по карте. – Ну, в общем, он вот тут. Шлосс Адлер. Замок Орла. Ей-богу, точное название. Туда только орел и может залететь. А наша задача…

– Но откуда такая уверенность, что он именно здесь, сэр? – перебил его Смит.

– Уверенность обоснованна. «Москито», на котором он летел, совершил вынужденную посадку в десяти милях от этого места. Пилот успел сообщить по радио, прежде чем появился немецкий патруль. – Он замолк, угрюмо усмехнулся и продолжил: – Замок Адлер, майор Смит, – это гнездо штаба немецкой секретной службы и гестапо во всей Южной Германии. Только туда его и везти.

– А как его вообще занесло в те места?

– Такое вот везение. Прошлой ночью мы специально осуществляли массированный рейд на Нюрнберг и рассчитывали, что за целую сотню миль до самой австрийской границы не будет ни одного немецкого истребителя. По-видимому, какой-то шальной заблудившийся «мессершмитт». Но не в этом дело. Дело в том, чтобы его оттуда извлечь, пока он не запел.

– А он запоет, – пробурчал Томас. – Как пить дать. И какого черта они нас не слушают, а, сэр? Мы же за два дня их предупреждали.

– Ну что теперь канючить, – устало отозвался Уайет-Тернер. – Теперь уже ничего не поправишь. Он, конечно, заговорит, это – факт. Так что надо его оттуда извлечь. Чем вы и займетесь.

После этих слов Торренс-Смиз деликатно откашлялся:

– Но ведь существуют парашютисты-десантники…

– Боязно, Смизи?

– Естественно, сэр.

– Замок Адлер недоступен и неприступен. Чтобы его захватить, нужен целый десантный батальон.

– Конечно, – вставил Кристиансен, – на организацию массированной десантной атаки времени нет…

Судя по энтузиазму, которым кипел Кристиансен, обсуждаемая операция его сильно привлекала. Уайет-Тернер одарил его взглядом ледяных глаз и на реплику не отреагировал.

– Секретность и ловкость – вот залог успеха. – продолжал он как ни в чем не бывало. – В этом, джентльмены, я уверен, вам нет равных. Как и в умении выжить в тылу врага. Тут вам опыта не занимать. Майор Смит, лейтенант Шэффер и сержант Хэррод будут выступать в своем основном профессиональном качестве, они находятся в замечательной форме. Остальные с… хм… с несколько иными обязанностями…

– Да, все уже давно быльем поросло, сэр. – перебил его Каррачола. – По крайней мере, что касается Смизи, Томаса, Кристиансена и меня. Мы отстали от поезда. Понятия не имеем о современном оружии и технике рукопашного боя. О форме и речи нет. После двух лет сидения за конторским столом меня хватает только на то, чтобы пробежать пятьдесят метров за автобусом.

– Да вы ее моментально восстановите! – холодно парировал Уайет-Тернер. – Кроме того, все вы, не считая майора Смита, прекрасно знаете Западную Европу. Отлично говорите по-немецки. Сами увидите, что ваша боевая подготовка – в той мере, в какой она понадобится, – не хуже чем пять лет назад. У вас репутация исключительно ловких, находчивых и сообразительных людей. Если кто-то и способен выполнить это задание, то только вы. И потом, вы же добровольцы, не так ли?

– Добровольцы, – эхом отозвался Каррачола с непроницаемым видом. Он вопросительно посмотрел на Уайет-Тернера. – Есть, правда, еще один путь, сэр, – он сделал паузу и продолжил спокойно и неторопливо, – путь, стопроцентно гарантирующий успех.

– Ни адмирал Ролленд, ни я не претендуем на безошибочность решений, – медленно произнес Уайет-Тернер. – Мы упустили какую-то возможность? У вас есть радикальное решение?

– Да. Отдайте приказ поднять эскадрилью «Ланкастеров» с тяжелыми фугасками, и тогда в замке Адлер не останется никого, кто смог бы заговорить.

– Вряд ли это лучший выход, – негромко заговорил адмирал Ролленд, оторвавшись наконец от стены, на которой висела карта. Адмирал Ролленд всегда говорил негромко. Обладая такой невероятной властью, нет нужды напрягаться, чтобы тебя услышали. Он был невысок, седовлас, на лице, изборожденном морщинами, лежала печать значительности.

– Нет, – повторил он, – вряд ли это будет лучше. Боюсь, что ваша поразительная безжалостность – результат плохой информированности. Дело в том, что пленный генерал-лейтенант Карнаби – американец. Если мы уничтожим его, генерал Эйзенхауэр наверняка откроет второй фронт против нас, а не против немцев.

Он улыбнулся, чтобы смягчить упрек.

– В наших отношениях с союзниками есть свои щекотливые моменты, которые следует учитывать. Вы не согласны?

Каррачола не ответил. Ему, видимо, нечего было сказать. И другим тоже. Полковник Уайет-Тернер прочистил горло.

– Ну, тогда так, джентльмены. В десять вечера на аэродроме. Вопросов нет, я правильно понял?

– Простите, сэр, – не согласился с ним и с горячностью выступил вперед сержант Джордж Хэррод. – Мы хотели бы узнать, в чем, собственно, дело? Что за птица такая, этот пленный? Какого дьявола мы должны рисковать своими головами?

– Довольно, сержант, – голос Уайет-Тернера прозвучал резко и властно. – Вам сообщили все, что необходимо знать…

– Если человека посылают почти на верную смерть, полковник, я думаю, он имеет право знать, за что ему, возможно, придется умирать, – негромко, почти извиняющимся тоном перебил его адмирал Ролленд. – Остальные знают. Хэрроду тоже следует это узнать. Все очень просто, сержант. Генерал Карнаби – координатор акции под названием "Операция «Оверлорд» – по открытию второго фронта. Скажу без преувеличения, ему известно о подготовке второго фронта больше, чем кому-либо еще. Прошлой ночью он вылетел на встречу с партнерами для координации окончательных планов по высадке в Европе. Встреча должна состояться на Крите – русские соглашались на консультацию только там. У них нет самолета, на котором можно было бы уйти от немецких истребителей. Английский «Москито» способен на это, но вчера ему явно не повезло.

В комнате повисло тяжелое молчание. Хэррод потер ладонью глаза, медленно покачал головой, будто приводя в порядок мысли. Когда он заговорил, в его голосе уже не осталось и следа горячности. Слова медленно падали одно за другим.

– И если генерал заговорит…

– А он обязательно заговорит, – сказал Ролленд. В его тихом голосе звучала твердая уверенность. – Как только что заметил мистер Томас, – любой на его месте заговорил бы. Он потеряет контроль над собой. Мескалин и скополамин сделают свое дело.

– И он выложит им все планы по открытию второго фронта, – Хэррод говорил будто бы во сне. – Когда, где, как… Господи, сэр, мы же так все провалим!

– Точно. Провалим. Никакого второго фронта в этом году не откроется. Значит, еще месяцы войны, еще миллионы бессмысленно загубленных жизней. Теперь, сержант, понимаете огромную важность этого задания?

– Понимаю, сэр. Теперь понимаю, – Хэррод обернулся к Уайет-Тернеру. – Извините, что погорячился, сэр. Нервы, сэр.

– У всех у нас нервы, сержант. Итак, в десять на аэродроме, там проверим снаряжение, – полковник нерадостно улыбнулся.

– Боюсь, форма может совсем не подойти. Склад сегодня, закрылся.

Сержант Хэррод поудобнее устроился в кресле, похлопал замерзшими руками по плечам, угрюмо оглядел обмундирование, висевшее на нем мешком (оно было размера на три больше нужного), и, стараясь перекричать гул моторов, с горечью сказал:

– Да насчет формы он точно заметил.

– Зато соврал насчет всего остального, – хмуро отозвался Каррачола. – Я говорил и говорю, что надо было бомбардировщики послать.

Смит, который все еще стоял у правого борта, зажег сигарету и внимательно оглядел его. Открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал, решив, что ребят сейчас лучше не трогать.

В кабине вольно раскинувшийся в кресле Карпентер по-прежнему предавался чтению, покуривая трубку и прихлебывая кофе. Пилот Тримейн не разделял его безмятежности. Он нес вахту, попеременно взглядывая на панель управления, мутную тьму за лобовым стеклом и расслабленную фигуру старшего офицера, которого, казалось, вот-вот одолеет сон. Вдруг Тримейн резко подался вперед, несколько секунд пристально вглядываясь в пространство, и потом взволнованно обратился к Карпентеру.

– Там, внизу, Шаффхаузен, сэр!

Карпентер страдальчески вздохнул, захлопнул книжку, допил кофе, с новым тяжелым вздохом потянулся, открыл боковое стекло и сделал вид, что изучает тускло мерцающие внизу огоньки. Но высовываться наружу, подставляя лицо пронизывающему ветру, уже не стал.

Закончив эту процедуру, он обратился к Тримейну.

– Видит Бог, – восторженно произнес он, – вы правы, юноша! Что за великая удача – иметь рядом с собой такого надежного человека. Ей-богу, великая удача! – И пока Тримейн ошарашенно глядел на начальника, тот успел передать по внутренней связи:

– Майор Смит, объявляю 30-минутную готовность. – Потом снова повернулся к Тримейну: – Курс юго-восток на Бодензее. И ради Бога, держитесь по швейцарскую сторону границы.

Смит снял наушники и посмотрел на шестерку сидящих перед ним мужчин.

– Ну вот и все. Осталось полчаса. Будем надеяться, там, внизу, потеплее, чем здесь.

Ни у кого не нашлось слов, чтобы прокомментировать это сообщение. И никаких других надежд тоже ни у кого не обнаружилось. Парашютисты молча переглянулись и стали неуклюже подниматься на ватных ногах. Потом тоже неуклюже, медленно начали готовиться к выброске. Одеревеневшими пальцами они помогали друг другу разместить под парашютами груз, потом втискивались в лыжные брюки. А сержант Хэррод даже облачился, надев поверх всего, в огромную, не по размеру куртку, с трудом застегнул ее на «молнию» и натянул на голову капюшон. Кто-то хлопнул его по спине. Хэррод оглянулся.

– Крайне неприятно говорить об этом, – неуверенным тоном произнес Шэффер, – но вряд ли ваша рация выдержит удар при приземлении, сержант.

– Почему же? – Хэррод помрачнел. – У других же выдерживала.

– Может быть. Но по моим прикидкам в момент приземления ваша скорость достигнет ста восьмидесяти миль в час. И все из-за того, что, осмелюсь предположить, у вас возникнут трудности с раскрытием парашюта.

Хэррод посмотрел на Шэффера, потом на остальных пятерых товарищей, не надевших куртки, и ткнул себя в грудь.

– Вы хотите сказать, что это следует надеть после приземления?

– Вот именно, – задумчиво проговорил Шэффер, – так наверняка будет лучше.

И он улыбнулся Хэрроду, которому удалось почти искренне улыбнуться в ответ. Даже губы Каррачолы слегка шевельнулись в пародии улыбки. Все почувствовали, как тяжелое напряжение, в котором они пребывали во время полета, разом спало.

– Ну вот, пришла пора мне отрабатывать свое командирское жалование, а вам, юным пилотам, отдыхать и восторженно наблюдать за моими действиями. – Карпентер внимательно посмотрел на часы. – Два пятнадцать. Давайте, Тримейн, меняться местами.

Они расстегнули привязные ремни и переместились из кресла в кресло. На новом месте Карпентер установил спинку и приладил ремень так, чтобы чувствовать себя максимально удобно. Затем надел шлемофон и включил связь.

– Сержант Джонсон? – Карпентер не утруждал себя соблюдением субординационных формальностей. – Проснулись?

Зажатый со всех сторон приборами, штурман сержант Джонсон во время полета ни минуты не вздремнул в своей крохотной и на редкость неудобной нише. Склонившись над радионавигационной панелью, он как раз уточнял курс, выверяя его по карте, компасу, высотомеру и спидометру.

– Я не сплю, сэр.

– Если мы с вашей помощью врежемся в склон Вайсшпитце, – пригрозил Карпентер, – я разжалую вас в механики: в бортмеханики второго класса, Джонсон!

– Не хотелось бы, сэр. Мы будем на месте через девять минут.

– Впервые в жизни о чем-то договорились. – Карпентер отключил связь, открыл лобовое стекло и выглянул наружу. Слабый свет луны помогал мало: видимость была почти нулевая. В мутно-мглистом пространстве мелькали только редкие снежинки. Карпентер стряхнул с пышных усов снег, закрыл окно, с сожалением посмотрел на потухшую трубку и аккуратно положил ее в карман.

Действие с трубкой послужило Тримейну последним сигналом, означавшим, что командир закончил подготовительные мероприятия.

– Хреново, сэр? – уныло спросил он. – Я имею в виду – определить, где тут эта самая Вайсшпитце?

– Хреново? – Голос Карпентера звучал почти весело. – Хреново? Отчего бы это? Такая большая гора! Не промахнемся. Никак не промахнемся, малыш.

– В том-то и дело, что гора. – Тримейн многозначительно помолчал. – Плато, на которое мы должны сбросить этих людей, – всего три сотни метров шириной. Сверху горы, сбоку обрыв. И еще эти, как их, адиабатические ветры, которые дуют, куда хотят. Подует чуток на юг – врежемся в скалу, чуток на север – они ухнут в пропасть… Триста метров!

– А вы чего хотели бы? – строго спросил Карпентер.

– Чтобы вас тут аэропорт Хитроу ожидал? Триста метров! Да это мечта пилота! Мы сажали эту старую керосинку на посадочную полосу в одну десятую этого замечательного плато.

– Да, сэр. Взлетно-посадочная полоса с огнями – штука хорошая. Но на высоте больше двух сотен метров прицельно сбросить людей на такую плешку…

Тримейна прервал сигнал внутренней связи. Карпентер включился на прием.

– Джонсон?

– Да, сэр. – Джонсон склонился над навигационной панелью, следя за белым пятнышком справа от центра.

– Цель поймал, сэр. Там, где и ожидал. – Он перевел взгляд с экрана на стрелку компаса. – Курс ноль-девять-три, сэр.

– Молодец. – Карпентер улыбнулся Тримейну, внес поправку к курсу и принялся что-то насвистывать себе под нос. – Глянь-ка из окошка, сынок. А то у меня от этой сырости усы обвисли.

Тримейн открыл окно, высунулся, насколько мог, но не увидел ничего, кроме серой мглы. Сев на место, он молча помотал головой.

– Не падай духом, никуда эта плешка не денется, – спокойно отреагировал Карпентер.

– Сержант, – обратился он по внутренней связи, – готовность пять минут.

– Всем пристегнуться! – передал сержант-стрелок приказ семерке, выстроившейся в цепочку вдоль борта. – Готовность пять минут.

Они молча пристегнули карабины своих парашютов к протянутому тросу, стрелок внимательно проверил каждое сцепление. Крайним к выходному люку стоял сержант Хэррод, которому предстояло первому прыгать. Следующим – лейтенант Шэффер, самый опытный в группе парашютист, ему было поручено подстраховать Хэррода. Дальше – Каррачола, потом Смит – как старший в команде он предпочитал держаться посередке, – за ним Кристиансен, Томас и Торренс-Смиз. За Смизи стояли наготове двое механиков, которые должны были скинуть вслед за последним парашютистом снаряжение. Сержант-стрелок занял свое место у люка. Опять в воздухе почувствовалось напряжение.

В кабине за стеной фюзеляжа, где замерла цепочка парашютистов, Карпентер в пятый раз за последние несколько минут открыл боковое окно. Обвисшие усы утратили свою великолепную пышность, но командир, видно, решил, что в данный момент есть кое-что поважнее мужественной внешности. На этот раз он надел защитные очки, стекла которых приходилось то и дело очищать от снега мягкой замшей, но все равно ничего не было видно, кроме возникающего из глухой тьмы и пропадающего в ней же снега. Он закрыл окно.

Раздался сигнал внутренней связи. Карпентер включил прием, выслушал сообщение и кивнул.

– Готовность три минуты, – сказал он Тримейну. – Курс ноль-девять-два.

Тримейн произвел соответствующую корректировку. Он уже не смотрел ни на пульт управления, ни на боковую панель, целиком сосредоточившись на трех объектах: компас, высотомер, Карпентер. Возьми он сейчас всего на один градус южнее, чем нужно, и «Ланкастер» врежется в склон горы; если он снизит высоту на какой-нибудь десяток метров, произойдет то же самое; если пропустит вовремя поданный Карпентером сигнал, операция закончится прежде, чем начнется. Его юное лицо застыло, тело окаменело, и он вел «Ланкастер» с точностью, какой еще никогда не достигал в управлении. Только глаза выдавали напряжение: машинально они перебегали с одного объекта на другой: компас, высотомер, Карпентер – компас, высотомер, Карпентер, нигде не задерживаясь дольше секунды.

Карпентер в очередной раз открыл окно и выглянул наружу. Он опять ничего не увидел, кроме серой мутной мглы. Продолжая всматриваться, он поднял левую руку и сделал движение ладонью вверх. В тот же миг рука Тримейна двинула ручку скорости. Грохот двигателей перешел в мерный гул. Карпентер как ни в чем не бывало уселся на место, продолжая тихонько насвистывать. Он спокойно, даже беззаботно посмотрел на приборную доску, потом, обернувшись к Тримейну, как бы между прочим, спросил:

– Вы там, в летной школе, слыхали что-нибудь про такую странную штуку, как критическая скорость полета?

Тримейн торопливо бросил взгляд на приборную доску и тут же увеличил скорость. Карпентер улыбнулся, взглянул на часы и дважды нажал кнопку связи.

Над головой сержанта-стрелка, стоящего у выходного люка, зазвенел звонок. Он посмотрел на застывшие в напряженном ожидании лица готовых к прыжку людей и кивнул.

– Осталось две минуты, джентльмены.

Он попробовал приоткрыть дверцу, чтобы убедиться, что ее не заклинит в нужный момент. В отсек сразу ворвался рев двигателей, а с ним свистящий порыв ледяного ветра. Парашютисты обменялись взглядами, в которых прочитывалось беспокойство, не укрывшееся от сержанта, и он сказал, прикрыв дверцу:

– Да, джентльмены, в такую погоду и собаку за порог не выгонишь.

Командир Карпентер, опять высунувшийся из окна, вполне разделял это мнение. Пять секунд на этом арктическом холоде под снежным обстрелом – и лицо покрывается ледяной коркой, пятнадцать секунд – и кожа теряет чувствительность, которая с адской болью возвращается, когда снова окажешься в относительном тепле кабины. Но Карпентеру пришлось терпеть, чтобы углядеть Вайсшпитце. Он прилежно тер замшей защитные очки и терпеливо, немигающим взглядом всматривался в серую мглу, надеясь увидеть цель раньше, чем самолет врежется в гору.

А глаза Тримейна двигались все по тому же маршруту: компас, высотомер, Карпентер – компас, высотомер, Карпентер. Правда, теперь Тримейн чуть дольше задерживал взгляд на Карпентере, ожидая сигнала. Левая рука Карпентера была в постоянном движении, но это не был ожидаемый сигнал: он просто барабанил по колену.

Прошло десять секунд. Пять. Еще пять. Тримейн чувствовал, как в этой ледяной коробке лицо его заливает горячий пот. В душу вползал страх, тот панический страх, от которого теряешь голову, страх, которого он не испытывал никогда в жизни. Даже не знал, что такое бывает. И тут он каким-то шестым чувством ощутил, как что-то переломилось: Карпентер прекратил барабанить по колену.

Он поймал цель. Точнее он ее почувствовал, угадал, где именно гора должна быть. А потом постепенно, едва ощутимо она стала приобретать зримые, а не воображаемые очертания, материализоваться из небытия. И вдруг, совсем неожиданно, ясно мелькнула гладкая поверхность почти вертикального склона горы и тут же пропала, нырнула во тьму. Карпентер удобно уселся в кресло, оставив окно открытым, и нажал кнопку связи.