Текст книги "Измена. Не фригидная жена (СИ)"
Автор книги: Алиса Маис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
Что-то тут не вяжется…
Многих детей воспитывают подобным образом и далеко не все они сбегают посреди ночи из дома с парой купюр в кармане… Да, следующая история Тимура была именно об этом. Он гораздо охотнее рассказал мне, как почти без вещей отправился «в свое первое путешествие».
– Отец заблокировал мои счета, так что… Я первое время жил у друзей, а потом один из них предложил мне подработку – посмотреть код в приложении. Они знали, что я шарю в компьютерах. Так что теперь я этим и зарабатываю себе на поездки.
Тимур берет в руки нож и вилку, отрезая первый кусочек остывшего стейка.
– Я все еще не понимаю, прости, – стараясь казаться беззаботной, я тоже беру столовые приборы. – Ваш отец был всего лишь «немного строгим», но ты сбежал из дома при первой возможности, а Дамир… Дамир, хотя и работает в компании отца, откровенно его ненавидит. Даже слушать о нем не хочет. – Я накалываю на вилку кусочек огурцы слишком резко. – Но бросает меня в том числе по его указке.
– Вит, это…
– Я просто хочу разобраться, – я неосознанно повышаю голос, оказываясь в центре внимания сразу нескольких столиков. Вздыхаю и опускаю голову. – Я думала, что мы друзья, Тимур. Настоящие.
– Мы друзья, – кивает он.
– Тогда расскажи мне правду.
Я тянусь к его руке и накрываю своей. Жест поддержки слишком быстро становится неуместно интимным, поэтому я сжимаю его запястье один раз, и отстраняю ладонь.
Тимур устало потирает лицо.
– Да, ты права… Права в том, что дело заходило дальше правил и ограничений, которые знают многие дети. Но знаешь, Вит… Я рос в этой семье и я очень долгое время не знал, нормально ли это? Может быть, всех так воспитывают? Может, отец реально хочет сделать из нас людей?
Он тянется к бокалу и делает глоток.
Я слушаю затаив дыхание и не отрывая от него глаз.
– Он деспотичный психопат, окей? Мое беспристрастное мнение, – хмыкает Тимур. – Он наказывал нас за малейшие проступки, которые даже проступками-то и не считались… Не поздоровался с кем-то из его друзей? Наказание. Потратил карманные деньги на сладости? Наказание. Играл в приставку, пока родителей не было дома? Наказание. Потому что каждую свободную минутку мы должны были, по его мнению, уделять обучению, совершенствованию, дисциплине.
Он прерывается, чтобы перевести дыхание.
И я про себя задаюсь вопросом, спрашивал ли кто-нибудь Тима всерьез о детстве? Была ли у него возможность выговориться?
– Я не говорю уже о постоянных наказаниях за плохие оценки, за драки, за то, что послал местного идиота на три буквы, когда он начал меня задирать.
– Боже, Тим…
– Наказание – это отдельная тема. Иногда мы сидели в подвале, в настоящем подвале. Сыром, темном. Иногда отец распоряжался готовить невкусную еду. То, что мы не любим. Если мы недоедали или… Не дай бог, выбрасывали ее, снова наказание. Я не помню, сколько времени проводил в подвале… Иногда, клянусь, мне кажется, что полжизни, не меньше…
– Разве это вообще законно, издеваться над детьми?
– Милая моя, Сергеевы – это священные коровы этого города. Моему отцу лизали задницу и полицейские, и адвокаты, и прокуроры. Да отец сам хвалился своей «особенной методикой воспитания», и все слушали, кивали, соглашались с ним.
Его слова поднимают на поверхность воспоминание – слова Аслана. Он признался Карине, что Алексей однажды сам рассказал ему о воспитании детей.
– А Дамир, как он…
Я не могу подобрать слово. Но Тимур просто взмахивает рукой.
– Дамир тоже не считал это нормальным. Но… Как видишь. Он остался с отцом. Иногда мне кажется, что он что-то сломал в Дамире. Но это романтическое видение ситуации, Виталинка. По правде говоря, Дамир просто решил терпеть. Нашел причины, которые в его голове нивелируют то, что его жизнью руководит психопат.
Его слова почти физически бьют меня, а в сердце рождается такой вихрь эмоций…
Я прикладываю ладонь к груди, ощущая, как быстро бьется сердце. Я испытываю искреннюю жалость к Тимуру, хотя он, вероятно, больше не нуждается в ней. Еще больше мне жаль моего мужа, который в моем воспаленном от эмоций мозгу предстает букашкой, пойманной в сети большого ядовитого паука. И, конечно, я жалею себя – женщину, которая ничего не знала, не понимала, за кого вышла замуж.
– Он обещал мне, Вит. Обещал, что не послушает отца… Он говорил мне это на вашей свадьбе. Я не знаю, почему он постоянно выбирает его, – пожимает плечи Тимур. – Когда-то я… Можно сказать, я был на твоем месте. Я предложил ему сбежать вместе, надеясь, что брат станет моей опорой, а я – его опорой. Я годами мечтал о побеге, и даже на секунду не предполагал, что он выберет отца и останется, а он отказался уехать тогда.
Я услышала достаточно.
Почти все, что хотела услышать.
Из-за слабости в ногах и в голове я не двигаюсь. Тимур допивает вино и молча наливает себе еще. Путешествие в травматичное детство далось ему сложно.
– Вопрос из разряда гипотетических… Но ты должен ответить на него честно, – я смотрю в глаза Тимура. Он едва заметно кивает, давая знать, что понял меня. – Если бы у нас с Дамиром родился ребенок, он бы… Алексей Сергеев бы попытался сделать с ним то же самое, что и с вами? Даже вопреки… Вопреки моему желанию?
Тимур невесело усмехается.
И у меня мурашки по спине бегут.
– Он ничьи желания не учитывает. Просто делает то, что хочет.
– Это не ответ.
– Да, Вит, – кивает Тим, делая реверанс рукой. – Естественно, он бы занялся и твоим ребенком. Вот мой честный ответ.
Через полчаса Тимур предлагает мне вызвать такси, беря во внимание мой бледный вид. Но я отказываюсь и сажусь в автомобиль. Холод освежает мысли, помогает сконцентрироваться на правильной последовательности действий – пристегнуться, завести мотор, заглянуть в зеркало, сдать назад. Но в голове так и крутятся ужасные сцены из детства Тима и Дамира, навеянные его рассказом.
***
После разговора с Тимуром у меня в голове полная каша.
Только один человек может помочь мне разобраться, Карина. Поэтому я пресекаю попытки мамы поговорить со мной о Дамире и после ужина закрываюсь в своей комнате. С отцом я тоже не говорю – хотя и понимаю, что не по-взрослому поступаю.
Кому-то придется первому пробить возникшую бетонную стену.
Я устраиваюсь на кровати, наушники засовываю в уши, набираю Карине через приложение видеозвонков.
Медленно дышу, стараясь не паниковать.
Она сразу берет трубку, включает видеосвязь. И я следом.
– Ты там как?
Голос звучит взволнованно.
– По-прежнему… В растерянности.
Она усаживается на диван.
– Вит, я не могу поверить, что там все было так ужасно. Как можно вообще вырасти нормальным с таким воспитанием? Кошмар. Алексеем Сергеевым должны были заниматься психологи с психиатрами, он…
И полиция.
Что-то подобное она сказала мне сразу после того, как узнала подробнее о методиках воспитания Алексея Сергеева.
Я об этом тоже думала.
Ужасное детство.
Воспитание, которое не могло пройти бесследно.
Несмотря на всю боль, которую причинил мне Дамир, я жалею его. Конкретно сейчас. Искренне жалею и спрашиваю себя…
– Как Дамир мог общаться с ним, работать на него после этого…
– Не знаю, милая. Но я тебе так скажу: если будешь пытаться удержать в голове двадцатилетнюю историю Сергеевых, то упустишь из виду самое главное – себя.
– Боже, ты права…
Я опускаю голову на спинку дивана и прикрывая глаза.
Перед моими глазами всплывает образ мужа. Предплечья покрываются мурашками.
– Я хочу позвонить Дамиру.
– Зачем? – восклицает Карина.
– Чтобы… Чтобы спросить о ребенке.
– Ты не думаешь, что это подозрительно? – Карина тоже повышает голос, пытаясь привлечь мое внимание. – Если ты спросишь об этом, а потом внезапно потребуешь развод и пропадешь с радаров…
– Да он даже мысли не допускает, что я могла забеременеть.
Я фыркаю.
И на какое-то время между нами воцаряется тревожная тишина.
– Ты как маятник в последнее время, Виталина. Так нельзя. Только за сегодняшний день ты мне несколько раз говорила о разных своих решениях, – заявляет Карина и резко встает с дивана.
Я вижу, как она запирает двери. Наверное, Аслан тоже дома.
– Разных решений? – переспрашиваю.
– Да. Утром ты утверждала, что не сможешь взять и уехать, потом ты передумала, сказала, что ради ребенка сделаешь все, но после встречи с Тимом ты написала, что Дамир, мол, обещал ему не подчиняться отцу, подразумевая, что Дамир не отдаст ребенка, значит, тебе и бежать никуда не нужно. Я права?
– Не знаю. Не совсем…
– Хочешь узнать, как я вижу эту ситуацию? – смотрит подруга пристально в камеру. Мне кажется, что сейчас она сделает то, за что я ее люблю и ненавижу одновременно, станет безжалостно честной. – Дамир согласился играть по правилам Алексея в тот самый момент, как занял должность гендира в его компании.
– Сразу после свадьбы…
– И с тех пор он ни разу не дал лично мне оснований думать, что что-то поменялось, что Дамир, прости за выражение, отрастил яйца, чтобы послать своего тираничного отца на три буквы.
– И что мне делать?
– Ты уже знаешь, – кивает Карина. – Позвони ему и скажи, что хочешь развод. Затянешь, и вообще его не получишь, если кто-то из них начнет что-то подозревать. Затем спланируй свой отъезд. Все.
Я злюсь. Иррационально злюсь на них всех. На Дамира, на Алексея Сергеева, даже на Карину, которая так просто рассуждает о моей жизни. Приступ раздражения накатывает на меня высокой волной, смывая всю эмпатию и понимание.
– Как у тебя все просто, – кидаю я.
– Тебе нужно осмыслить мои слова. Прекратить отвергать идею переезда. За что тебе тут держаться, если на то пошло? – тихо продолжает она. – Мы с тобой связь не потеряем. Родители тоже смогут с тобой общаться по телефону…
Я отвожу взгляд в сторону, осознавая, что отъезд может стать не самым страшным испытанием. Самое страшное наступит потом – тайна. Между мной и близкими встанет тайный ребенок от Дамира. Я буду вынашивать его в одиночестве, рожать в одиночестве и воспитывать минимум несколько лет, даже не имея возможности посоветоваться с мамой… На меня накатывают слезы. Я закрываю лицо рукой.
– Представь, что будет, если ты не спрячешь малыша, – Карина и сама утирает одинокую слезу, наблюдая за мной. – Ты же себе не простишь. Никогда не простишь
– Ты права. Я не прощу себе.
Какие бы тягости судьбы ни пришлось мне пережить… Я будущая мать. Я несу ответственность. И если учесть, какое будущее Алексей уготовил моему ребенку, то измену мужа можно считать исключительным шансом избавиться от проблем. Гораздо сложнее было бы потом – и юридически, и… по-человечески. Я набираюсь сил и немного улыбаюсь Карине.
– Не могу терпеть твои слезы… Иди поспи. И завтра позвонишь Дамиру.
– Хорошо, – говорю я. – Доброй ночи.
Отключаюсь и ложусь на кровать, на подушку, которая все еще пахнет пылью и запустением. Засыпаю быстро. Но когда через девять часов медленно открываю глаза, осознаю, что мне всю ночь снились кошмары, пытки и чужие измученные дети.
С добрым утром, называется.
Глава 14
Я не маятник.
Больше нет.
Утром я открываю глаза и думаю об этом.
Я. Не. Маятник.
Я приняла решение и не отступлюсь от него. Хватит думать, что-то там взвешивать. Или искать варианты, которых нет. Поэтому я смело беру в руки телефон и набираю номер мужа. Он подписан «Любимый». Я не меняла надпись и сейчас жалею об этом. Глупо звонить абоненту «Любимый», чтобы обсудить развод. Но… если я начну анализировать свою жизнь, я найду там множество глупостей и похуже…
Итак, на часах полдевятого.
Дамир, должно быть, уже на работе.
Хорошо, что он будет на работе, а значит, будет разговаривать максимально безэмоционально. Я сейчас как сухая ветка – упругая, твердая – но если чуточку сильнее надавить, вся моя воля хрустнет посередине, оставив от плана побега одни щепки. И я не позволю Дамиру надавить. В этом разговоре буду вести я.
Я прочищаю горло и слушаю гудки.
Один, второй, третий, четвертый…
На меня накатывает раздражение – я едва собралась на один звонок, а придется пробовать снова. Или Дамир возьмет и перезвонит, когда буду совсем не готова.
– Алло?
У него хриплый голос.
То ли усталый, то ли… До меня доходит, что он сонный. Дамир только что оторвал голову от подушки. Я рисую у себя в голове картинку, в которой муж – теплый и мягкий после сна – сбрасывает с себя одеяло и тянется за мобильным телефоном.
– Вита? – спрашивает он.
– Я думала, ты на работе, – отвечаю на автомате. – Что-то случилось?
«Заболел?» – крутится в голове мысль.
– Все нормально, просто… – в его паузу поместилась бы тонна смыслов, – сегодня мне нужно быть на работе к обеду.
– Понятно…
Вопреки моим ожиданиям, я не остаюсь спокойной, холодной, отстраненной, как планировала. Сердце колотится как сумасшедшее. Мы так давно не говорили, а сейчас говорим – почти как чужие. Наверное, это к лучшему. Я собираюсь сбежать от него с ребенком, зачем мне остаточные привязанности и вырванное (снова, да) сердце во время разговора?
– А у тебя как де…
– Я звоню по поводу развода, – не даю ему сказать. – Ты мне сделал очень больно, Дамир. И я не хочу и дальше… Формально быть с тобой в браке, – отрепетированный текст звучит так, как я и планировала – безапелляционно.
– Да, развод… – тянет он.
– Ты его тоже хотел, разве нет?
На самом деле не «тоже», а еще тогда.
Я стояла на пороге нашей спальни, наблюдая, как разлеталась на куски стеклянная картина под названием «любовь», а он уже хотел развестись и начать искать новую пассию. Не знаю, будет ею Марта или кто-то еще, не знаю даже была ли измена реальной причиной избавиться от меня, или формальной…
– Хотел.
Не понимаю, что там происходит с Дамиром. Он едва ворочает языком во рту.
Мы словно поменялись местами – я говорю твердо, он – лишь вяло реагирует.
– Тимур сказал, вы ужинали вчера…
– И что?
– Как прошло? – явное неудовольствие скользит в его словах.
– Никак. Просто дружеская встреча.
Я тихонько паникую, надеясь, что Тимур не стал посвящать брата в подробности. Он не такой скрытный, но я надеюсь, что болезненность воспоминаний сыграет роль.
– Дамир, когда мы пойдем подавать заявления на развод?
Если я правильно помню, то юридически наш брак прекратит существовать через месяц после подачи заявления. Я не могу ждать еще дольше! Мне предстоит сдать анализы, пройти еще несколько обследований по беременности. И живу я у родителей, которые (особенно моя мама) могут забраться в мою сумку и увидеть там направление из женской консультации.
Все висит на волоске.
Он молчит.
Просто молчит.
– Давай завтра, – предлагаю.
– Так сильно хочется?
– Что? Ты там в своем уме? Тебе напомнить про… Марту? Про девушку, которую ты притащил в нашу постель?! – я начинаю кричать, слишком поздно вспомнив, что за стенкой спят родители. – И это, уже не говоря о том, что ты сказал мне потом. Фригидная, да, Дамир?
– Нет. Конечно, нет.
Извинений я так и не услышала.
– Можешь ты хотя бы что-то для меня сделать? Если любил меня… Раньше. Давай завтра подадим заявления и закроем эту главу. Мне больно даже говорить с тобой.
– Не тебе одной.
Я падаю на кровать, надеясь сдержаться и не закричать. Эмоций так много и Дамир не помогает. Он снова стал самым собой, теплый голос обволакивает меня, даже когда тихо и медленно говорит в трубку:
– Во сколько ты сможешь?
– В десять. Встретимся на месте, – отвечаю я и скомкано прощаюсь.
Смартфон летит на одеяло, и я закрываю глаза рукой. Было ли это сложно?
О да. Но и гордость я тоже ощущаю. В минуты растерянности уже привычно кладу руки на живот, надеясь, что малыш тоже чувствует любовь, присутствие, и большое стремление все для него сделать.
Глава 15
Завтра наступает быстро.
Я выбираю для встречи с Дамиром черный брючный костюм. Никаких сантиментов, попыток понравиться… Ничего. Одеваюсь, как для деловой встречи – решения вопроса. Забрасываю на плечо сумку, в которую еще вчера предусмотрительно положила все документы и их копии – на всякий случай. Смотрю на себя в зеркало… Убеждаюсь, что макияж я тоже выбрала правильный – персиковая – под цвет губ – помада, тушь для ресниц, светлые тени.
Я выхожу из комнаты с мыслью, что делаю нечто очень важное для ребенка, хотя и болезненное для меня. Так сложились обстоятельства, что еще не рожденный малыш уже проверяет меня на материнские инстинкты и готовность жертвовать… Из-за глубокой погруженности в себя не замечаю папы перед самым своим носом, и сталкиваюсь с ним в коридоре. Он держит кофе в руках и мою минералку (собиралась взять ее как средство от тошноты).
– Доброе утро. Спасибо, пап, – беру у него из рук воду.
Он кивает.
Но не уходит.
– Вит, может, поговорим?
Я удивляюсь его предложению. Думала, он так и не решится, сделает вид, что ничего не было – прямо как моя мама. Вывалила на меня историю измен мужа, а когда поняла, что на меня это не подействовало и к Дамиру я не вернулась, то просто прекратила об этом упоминать…
– Прости, пап, у меня сегодня очень сложный день, так что…
– Знаю, ты едешь разводиться.
– Да, – я не удерживаюсь в поисках хоть какой-то поддержки. – Думаешь, мама правда не будет со мной больше никогда разговаривать, если я это сделаю?
Он грустно усмехается.
У меня те же чувства. Хочется рассмеяться от идиотизма ситуации, родная мама злится, что у меня распался брак, что муж мне изменил и перечеркнул ее надежды на идеальный брак дочери. Мама иногда бывает очень эгоистичной. Я ей утром так и сказала, что за своими страданиями она забыла, что развод – это, вообще-то, не ее горе, мое! Моя катастрофа. И я нуждаюсь в поддержке.
– Она только грозится, – папа тянется к моему лицу, убирает несколько прядей. – Делай, как сама считаешь нужным, дочка.
Я пытаюсь улыбнуться ему.
– Кстати, о маме… – он трет глаза рукой, неосознанно раскрывая и усталость, и возраст. – Она сказала тебе правду, Вит.
В этом я не сомневалась.
У мамы хватает недостатков, но в таком масштабном вранье она не замечена.
– Я виноват, Вита, правда, виноват. Я не считал это правильным, никогда не считал, просто… У нас были сложные времена, – он останавливается, прикрывая глаза. – Я одно знаю точно: если бы я потерял вас с мамой, я бы никогда себе не простил, – отец берет меня за руку.
Его слова должны польстить, подбодрить… Сознание мгновенно накладывает их на мою ситуацию. Мама простила отца, а я не прощу Дамира. Пожалеет ли он однажды о потере семьи? Я поднимаю взгляд на папу.
– И если Дамир тебя так обидел… Нельзя оставаться в надежде на лучшее.
Те самые слова, которые должна была сказать мама. Я отпускаю себя и обнимаю папу, как и десять, пятнадцать лет назад. Прижимаюсь к нему и прикрываю глаза. Десять секунд слабости – решаю я. Но наши объятия длятся и того меньше, в кармане звонит телефон – Карина, наверное, хочет удостовериться, что я в порядке и готова распрощаться с Дамиром.
Через пять минут я уже бросаю на пассажирское сидение авто сумку и завожу мотор, а еще через пять подъезжаю к высокому зданию ЗАГСа. Даже измена мужа, вынуждена констатировать я, не мешает мне с теплотой вспоминать нашу свадьбу.
Теперь я знаю о ней немного больше.
Знаю, что Дамир верил, что не откажется от меня – и об этом он сказал брату. По крайней мере, тогда он точно любил меня.
Мы с пока еще мужем сталкиваемся возле дверей ЗАГСа. Когда он оказывается рядом, я автоматом задерживаю дыхание. На Дамира тяжело смотреть. Он не брился уже дня три. Волосы, которые всегда красиво уложены, вьются во все стороны. Одежда на нем тоже не та, что обычно: джинсы, однотонная футболка и спортивная кофта. Он по-прежнему до безобразия красив, но… Будто сломленный.
Мы неловко здороваемся.
– Видишь, я здесь, как ты и просила.
– Давай покончим с этим, – отвечаю я.
Иду наравне с Дамиром и стараюсь на него не глазеть.
На меня столько всего наваливается, что подача заявлений проходит как в тумане. Мне что-то говорят, я что-то говорю. Присутствие мужа ощущается ровно как раньше. Это парадокс… Я пришла разорвать наш союз, но Дамир остается моим «крепким плечом». От всего он сумел меня защитить, но только не от отца-тирана…
На всю процедуру идет от силы двадцать минут. Парадоксально быстро нынче можно избавиться от того, кого перед этим называла любовью всей жизни. Я вписываю в заявление желание вернуть добрачную фамилию, а Дамиру говорю, что не буду претендовать ни на какое имущество, кроме автомобиля, купленного за деньги родителей. Дамир кивает, мол, «конечно».
Регистрация расторжения брака состоится через несколько недель, видимо, из-за этого явных изменений я пока не ощущаю. Одну усталость. Муж рядом высасывает из меня все силы, напоминая обо всем хорошем, что от нас ушло. Обратно мы тоже идем рука об руку, но в молчании.
Мне нечего ему сказать.
Ему, наверное, тоже. Я не хочу думать, как Дамир сейчас разрывается между мной и отцом, я возвращаюсь мыслями к ребенку… И именно в этот момент меня скручивает необычно острый спазм. Я обхватываю живот раньше, чем вспоминаю, что не одна. Чисто инстинктивно останавливаюсь и закрываю глаза. Боль слишком острая, опоясывающая, интенсивная, чтобы идти… И думать.
– Нет, нет, нет, – произношу я, даже предположить боюсь, что это из-за беременности. – Пожалуйста, нет, нет…
Дамир оказывается рядом.
Подхватывает меня.
Его сильные руки обнимают меня за спину и ведут к ближайшей лавке.
– Что с тобой, Вита? Пожалуйста, скажи, где болит? Девочка моя, ну, пожалуйста, не молчи… – он становится передо мной, сидящей на лавке, на колени, кладет руки мне на ноги, привлекая внимание.
Мне так больно, что я не могу говорить…
Глава 16
Кое-как Дамир доводит Виту до автомобиля. Ее машина осиротело остается на стоянке под палящим солнцем ждать свою владелицу. Дамир почти укладывает ее на сидение, но не успевает пристегнуть ремень: Вита опускается, вся сжимается и утыкается лицом в колени.
– Вита, ты меня слышишь? Солнце, слышишь меня? – он касается ее, как самое хрупкое создание на земле, стараясь гнать от себя дурацкие страхи, что он может ее потерять. Потерять, если сделает что-то не так, не поймет, не отреагирует правильно. – Давай я тебя пристегну и поедем к врачу… Вит, ты как…
Она молча поднимается и дает Дамиру прижать ее к сидению массивным ремнем безопасности. Бросив один взгляд на ее лицо, Дамир весь холодеет. У Виталины на лице видны слезы. Из прокушенной губы сочится кровь. Она напугана. Наверное, даже больше напугана, чем могла бы быть из-за боли в животе. Но спросить он не решается, хлопает дверью, за две секунды добирается до руля и заводит мотор.
Дамир везет ее в ближайшую больницу, толком не понимая, какой врач им нужен… Он старается держать себя в руках ради Виты. Должен. Если бы только эмоции так работали. Собрал в кулак – все, спокоен.
За пеленой этих эмоций Дамир едва видит дорогу…
Он дотягивается до Виталины, позабыв напрочь, что они только что формально развелись, что он – не факт, что имеет право так поступать. Его мысли сейчас вращаются вокруг поддержки и спасения. Нормализовать ситуацию – вот его задача.
Поэтому он находит рукой ладонь Виталины и сжимает. Проходит всего несколько секунд, и Вита убирает руку, отстраняется и кладет ее себе на живот.
Дамир почти презирает себя за укол обиды, по-хорошему он не должен ее ощущать. Дамир сам же разрушил их семью…
– Как ты? Сейчас как? Болит?
– Немного слабее, – Дамир читает это по ее сухим губам.
– Все будет хорошо, малышка, все будет хорошо. Верь мне, пожалуйста…
Наверное, он мог бы вздохнуть с облегчением, подумать, что худшее позади, но почему-то такие мысли на ум не идут. Идут другие, как будто что-то уже случилось, будто они не успели.
– Скоро приедем, – говорит он.
Дамир впервые в жизни жалеет, что совсем не учил биологию и анатомию, он ничего не смыслит в медицине, а сейчас он хочет знать все. Возле клиники Вита медленно и осторожно встает с кресла, Дамир подхватывает ее, берет на руки. Она так слаба, что даже не возмущается, а он так взволнован, что эйфория оттого, что Виталина снова рядом, выходит вымученной и острой. Он несет ее к дверям клиники, словно по осколкам горячего стекла.
В холле громко зовет врачей, не желая ждать ни минуты.
Виталину уводят медики, позволяя Дамиру остаться одному, отдать себя на растерзание мыслям. Сначала он садится на стул для ожидающих, но сердце так стучит, что он начинает задыхаться. Тело до сих пор хочет действовать под влиянием попавшего в кровь адреналина.
Дамир достает телефон и останавливается на номере матери Виты…
Нет. Еще рано.
Палец замирает над кнопкой. Он позвонит и ей, и отцу Виты, даже Карине позвонит, если Виталина скажет, но позже, когда станет ясно, что именно с ней произошло.
Дамир идет дальше и находит номер брата. Какое везение, что он не за океаном, а в одном с ним городе, без него Дамир сошел бы с ума. Он подходит к окну, слушая первые гудки. Сжимает и разжимает кулак.
– Дамир, что там?
– Тим, я в больнице, Виталине стало плохо… Мы только развелись, и вроде все было нормально, – Дамир останавливается, ощутив, как фальшиво и коряво он выразился. – Короче, она у врачей, а я не знаю, что делать. Может, это из-за стресса? Может, я виноват в том, что ей плохо? – вырываются изо рта слова.
– Так, помедленнее, – просит Тим. – Что конкретно там случилось?
– У нее заболел живот. Сильно… Не знаю, похоже на какой-то приступ.
Дамир берется пересказывать, а брат – в своей манере – но успокаивать.
Тимур говорит, что если Виталина у врачей, значит, кризис, можно сказать, миновал. И ей обязательно помогут. Не допустят, чтобы ситуация вышла из-под контроля. Дамир хочет с этим согласиться. Он отходит от окна, заглядывает в коридор, пусто. Да сколько они там будут с ней? Когда скажут, что именно произошло? Он уже не может ждать.
– Насколько это может быть опасно, Тим? Такая резкая боль в животе, отчего она бывает? Ты что-то знаешь? – вздыхает Дамир. – А последствия могут быть у нее?
– Стоп, остановись. Не надо домыслов и самонакрута. Я сейчас приеду…
– Думаешь, стоит?
– Конечно. Вы, ребятки, не обижайтесь, но те еще истерички, оба, – говорит Тимур, выбивая из Дамира первый смех за день. Он напряженный и короткий, но все-таки… – Скинь адрес в мессенджер, ок?
– Сейчас сделаю.
Дамир едва успевает вспомнить и напечатать Тимуру, где находится больница, как из-за угла выходит врач. И если Дамир хоть немного смыслит в человеческих эмоциях, то у доктора на языке не самые хорошие новости для него.
***
Врач выглядит усталым, но в его движениях прослеживается опытность, которая немного успокаивает Дамира. Мужчина с седыми волосами и глазами цвета тумана деловито смотрит на часы и затем предлагает Дамиру присесть, поговорить. Пока они добираются до стульев, Дамир умудряется раз пять спросить, что с его женой, с Виталиной.
И когда он уже всерьез раздумывает над вариантом схватить его за грудки и трусить, пока не получит ответы на все свои вопросы, этот мужчина заговаривает.
– Меня зовут Лев Анатолиевич, а вы…
– Дамир Алексеевич Сергеев, муж Виталины, – на одном дыхании отвечает он. – Как она? С ней все хорошо?
– Пациентка сказала, что не знала… – говорит он тихо, будто самому себе, а не Дамиру. – Значит, и вы не знали… – он поднимает глаза. – Ваша жена беременна. Она могла потерять ребенка. Нам удалось на данный момент стабилизировать состояние Виталины и плода. Я оставлю ее в стационаре, на успокоительных и под наблюдением. Пациентка сказала, что вы разводитесь? Такой крупный стресс вполне мог и стать причиной угрозы выкидыша.
Дамир смотрит на него и моргает.
До него не сразу доходит смысл сказанного. Не сразу. Смысл парализует его и борется с установкой «невозможно». Виталина не могла забеременеть от него, из-за этого они и развелись. Она бы сказала ему, так? Почему она ничего не сказала?! Как она могла не знать, если постоянно сдавала анализы и так внимательно следила за циклом! «Жена беременна», – повторяет Дамир, пробуя на вкус словосочетание, которое он сотни раз хотел произнести с улыбкой на губах.
Если бы он только знал, в каких условиях впервые услышит об этом.
Виталина рассказывала о своих планах на особенный вечер. Говорила, что обязательно дождалась бы, пока они останутся вместе. Виталина хотела принести им по чашке чая или какао, залезть с ногами на диван, насладиться его объятиями, и в абсолютном уюте и тишине сказать, что их теперь будет трое. Дамир тоже хотел прожить такой момент и сделать из него воспоминание.
Из-за желания отца обзавестись наследником, беременность Виталины стала его навязчивой идеей. Но вовсе не из-за того, что он нуждался в ребенке настолько сильно или хотел угодить отцу… Нет, он боялся, что потеряет Виту. Боялся, что терпение отца кончится, как в итоге и случилось. В остальном он ничем не отличался от других мужчин, которые, конечно, хотели детей, хотели, чтобы любимая женщина родила им малыша…
Дамир всю жизнь скорректировал таким образом, чтобы ребенку было удобно.
Но Виталине удалось забеременеть, судя по отсутствию видимого живота, перед самой его изменой. Черт возьми. Зачем он придумал тот дурацкий план с Мартой! Он и раньше жалел о принесенной ей боли, но если все это произошло уже тогда, когда в ее животике росла новая жизнь…
Он сглатывает, заставляет себя вернуться в настоящее.
Проходит, наверное, минута, прежде чем к Дамиру возвращается способность говорить. Он поднимает глаза на доктора.
– Она беременна…
– Да, – кивает Лев Анатолиевич.
– На каком сроке?
– Восемь недель. Следующий месяц – критический. Будем выяснять, почему возникла угроза плоду, – говорит врач.
– Она беременна, – шепчет Дамир и садится.
Облегчение после новостей, что Виталина в порядке, смешивается с шоком. Ощущение такое, будто ему, свисающему над пропастью, наконец, дают веревку, но едва он хватается за нее в надежде на спасение – веревка рвется, и он падает.
– Я оставлю вас. Если понадоблюсь, зовите меня через нашу медсестру Алису…
Дамир хватает врача за руку.
– Я могу ее увидеть?
– Точно не сейчас, – безапелляционно заявляет он. – И, скорее всего, не сегодня. Никаких стрессов. – он поднимается, останавливается, будто вспомнив что-то. – Скажите заботливым родственничкам, чтобы приезжали не раньше завтрашнего дня. Договорились?
На ватных ногах Дамир возвращается в автомобиль, решая подождать Тимура здесь. Его накрывает. Накрывает осознанием потерянной жизни вместе с Виталиной. Ему хочется, чтобы все было как раньше, так хочется обнять ее, как два месяца назад… Но между ними измена и несколько десятков обидных слов.
Виталина хочет оставить его позади.
***
Ожидая брата, Дамир перебирает мысли, перелистывает их, словно страницы книги. Все они ужасные. Наполненные страданиями и виной. Его жизненного опыта не хватает, чтобы представить – лишь представить – что пережила его Виталина.
