Текст книги "Не дай меня в обиду (СИ)"

Автор книги: Алиса Джемм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

====== Часть 1 ======

Не очень далёкое прошлое чередой невесёлых кадров промелькнуло в памяти Джастина. Прошлое-то было его, но как будто чужая жизнь. Злая неправдоподобная действительность, сюрреализм в самом мастерском исполнении… Он остался один. Совсем один. Ни семьи, ни друзей. И никаких средств к существованию. Хотя пока есть его умение рисовать. Ключевое слово «пока». Рука с каждым днём работала всё хуже и хуже.

– Малыш, посмотри на свою мамочку! – засюсюкала со своим пятилетним пацаном рыжая девушка, которую он сейчас рисовал сидящей на траве в парке. Мальчишка, несмотря на немалый вес, усевшись мамаше на колени, жевал что-то из яркого пакетика, всё время вертя головой и не обращая внимания на её слова. Джастин изначально уговаривал их сесть рядом, но рыжая отказалась наотрез. «Я буду держать сына на руках!», – заявила она, хотя рядом с толстыми щеками ребёнка её маленькое личико смотрелось карикатурно.

Джастин приходил к неутешительному выводу, что вскоре ему придётся вместо набросков делать фотографии. А потом дописывать портреты дома уже по снимкам. Цвет и фактуру снимки, конечно, уродовали, да и настроение передавали не всегда. Для этого был нужен качественный профессиональный фотоаппарат, а не та дешёвая «мыльница», которая валялась на квартире, но выбора у него не было. Писать быстро он не мог чисто физически из-за руки, а кушать хотелось стабильно хотя бы раз в день. Арендную плату за квартиру ему тоже пока никто не отменял даже за красивые голубые глаза. А первое августа не за горами. Вынь да положь. И ещё этот пухлый ребёнок вертится, как юла, мешая ему закончить работу вовремя. «Ну, и чёрт с ним. Допишу дома по памяти. Нахер кому сдалось здесь моё высокое творчество, если всё, что народ хочет купить на холсте – это мамочки с детьми, девочки с цветочками и кошечки с собачками… Тьфу, блядство… Аж тошнит… До чего ты докатился, Тейлор? Во что превратилась твоя жизнь…»

Все мечты о славе, работе с известными галереями, поездках, общении с интересными и талантливыми людьми и о финансовой стабильности – всё пошло под откос в тот день, когда Крис Хоббс проломил его голову бейсбольной битой. Реанимация, кома, долгие месяцы реабилитации и, как итог – плохо слушающаяся рука и полностью разрушенная жизнь. Единственный подарок судьбы – наверное прощальный – то, что мать не отказалась от него сразу. И благодаря её настойчивому «убеждению» семейство Хоббса, не дожидаясь суда, спасая своего выблядка, возместило все медицинские и моральные издержки, и по выходу из клиники Джастин никому ничего не был должен. Он был не силён в законах и не очень понимал, что и кому оплачивали Хоббсы, если существовала медицинская страховка. Суд спустил всё на тормозах. Родители не стали обжаловать его решение, и Крис отделался лёгким испугом.

Из зала суда Джастин отправился прямиком в свою новую жизнь в виде старой мизерной квартиры на пятом этаже без лифта, зато с небольшой застеклённой лоджией. Дом напротив был трёхэтажный, лоджию не затенял, и это единственное, что радовало Джастина в этой убогой, дешёвой квартире с тараканами и вечным сквозняком – возможность рисовать при нормальном дневном освещении.

А домой после суда он больше не попал. Осталось такое мерзкое, липкое чувство, что судили не Хоббса, а его, низкое богопротивное существо, которое всем своим голубым естеством оскорбляет всех присутствующих в зале: судью, свидетелей, любопытствующих зрителей, а главное – такого чуткого, нежного и ранимого Хоббса. Мать ушла, не попрощавшись. Ещё перед судом она сказала, что Джастину лучше сократить общение с семьёй до минимума, так как его откровенные высказывания в школе о своей ориентации и вызывающие танцы с приглашённым на выпускной парнем роняют тень на безупречную бизнес-репутацию отца и навредят будущему Молли. Отец на суде так и не появился.

Все необходимые вещи в квартиру Джастин перетаскал сам ещё до того, как этот фарс под названием «суд» подошёл к логическому завершению. Оплатив квартплату за три месяца (по видимому, из пожертвования семейства Хоббс на моральный ущерб), мать посчитала свою миссию выполненной и забыла о нём, как о прокажённом.

С выпускного прошло чуть больше года. Ему уже восемнадцать.А перспектив – ноль. Быть всю жизнь золотым мальчиком, иметь талант и неплохие мозги (полторы тысячи баллов на едином экзамене не всем удаётся получить) и в одночасье всё потерять – всё это Джастин осмысливал долго и с трудом. Тяжелее всего для восприятия было предательство родителей. Сын-гей не вписывался в их нормы жизни. Даже удар Хоббса был не таким болезненным для Джастина, как этот простой факт.

Но даже то, что случилось, не заставило бы Тейлора вернуть всё назад. Он тот, кто он есть. Если не тогда, то через время, но правду о его ориентации всё равно узнали бы все. Скрывать не имело смысла. Он и не стал. Быть трусом Джастин не умел.

====== Часть 2 ======

POV Брайан

– Синтия!!! – проорал я, потому что лень было тянуться за телефоном, лежащим на столе. Мы с Линдси сидели у меня в кабинете и допивали кофе. Из приёмной донеслись шаги и недовольное бормотание.

– Да, Брайан! Я слушаю, и незачем так орать, – выдала моя помощница, подходя ко мне с блокнотом, хотя рабочий день уже закончился.

– Расслабься, Синтия, дел больше нет. Пятница сегодня наступает вовремя, – улыбнулся я ей. – Позови ко мне Теда, и на сегодня все могут быть свободны.

– Фуф, – реально выдохнула та, – у моего парня сегодня День Рождения. А мне ещё нужно в кондитерскую за тортом. Пока, Брайан, пока, Линдс, – и она унеслась, стуча каблуками и оставляя за собой шлейф запаха мерзко-сладкого французского парфюма, подаренного ей вышеобозначенным бойфрендом.

Синтия классная. Если бы я не я был геем, я бы её трахнул. Красивая, весёлая, лёгкая в общении, без комплексов и заморочек, она однако имела мужскую деловую хватку и железный характер во всём, что ни касалось этого пресловутого бойфренда по имени, тьфу напасть, Антуан. Тут её мозг ей изменял, плавился и вытекал низом, увлажняя кружевное брендовое бельё (Видели, знаем. Стриптиз в честь Дрю Бойда всех открыл с неожиданной стороны).

Таких помощников, как Синтия, надо беречь и хорошо оплачивать, чтобы не увели конкуренты. Она знает положение дел в Киннетике и в филиалах Нью-Йорка и Лос-Анжелеса едва ли не лучше меня.

В кабинет боком протиснулся Тед, мой бухгалтер и, так уж случилось, один из моих близких друзей.

– Привет, Линдси. Как твои дела? Как Гас, Мелани? – он сел в кресло напротив, закинув ногу на ногу, приготовился услышать какую-нибудь обычную историю из жизни моего сына (да, у меня есть сын) и его второй матери. Мел и Линдс женаты и воспитывают Гаса вдвоём.

– Вот об этом, Тедди, мы и поговорим серьёзно, – сказал я, и улыбка, предназначавшаяся до этого Синтии, бесследно улетучилась. – Мел и Линдс расходятся.

Тед с треском поставил вторую ногу на пол и обернулся ко мне вполоборота.

– Что? Вы что, с ума сошли? Вы столько лет вместе!

Линдси сидела молча, уставившись в чашку с кофе. А что бы она сказала? Что в очередной раз изменила Мелани, и та не захотела её больше прощать? Что мужской член спустя годы всё-таки оказался для неё притягательнее женской киски? Да я и так всегда это знал! Странно, что она так долго продержалась.

– А дело в том, Тед, что Линдс интересуется, с чем она с Гасом останется теперь, когда Мелли умыла руки. И очень волнуется, как бы я не лишил её финансовой поддержки.

– А ты можешь? – спросил Тед тихо.

– А почему бы и нет? – я почувствовал, что от злости сводит зубы. – Сначала они увезли моего сына в грёбаную Канаду. Там он практически вышел из-под контроля, потому что бизнес не давал мне часто ездить к ним, а здравый смысл не подсказал им, что они упускают мальчишку из рук. Ни одна из них и словом не обмолвилась, что проблемы у него начались сразу же. Это уже сейчас, Тедди, они признались, что психологи давно советовали им усилить мужское влияние на ребёнка, потому что… потому… чёрт… – слова застряли в горле, как я их не выпихивал. Потому что он скучал по мне. Да. Так сказал врач, с которым я общался. Недостаток отцовской любви… Уж материнской у него было хоть отбавляй…

И, войдя в переходный возраст, Гас сорвался. Он пробовал наркотики, не стесняясь, курил при матерях, пару раз его ловили пьяным, и вот только недавно, отмечая со взрослыми друзьями свой тринадцатый день рождения, влип в кражу мотоцикла. Дело удалось замять только благодаря тому, что Мел сдалась мне с потрохами, я примчался в Торонто и выкупил мотоцикл, свободу и чистую совесть у хозяев украденной собственности. Гас только сверкал в мою сторону глазами, когда я орал на этих идиоток, что они довели ситуацию до абсурда. Давно надо было вернуться в Штаты, раз не удалось наладить спокойную жизнь там. Добившись от них обещания подумать над моими словами, я уехал с тяжёлым впечатлением от состояния Гаса, обещая себе изменить ситуацию с местом жительства сына в корне, однако через месяц она изменилась сама. Вкратце: Линдси трахнулась с модным молодым художником, Мел её спалила и сказала, что больше знать её не желает.И теперь Гас здесь, в Питсбурге, а Линдси третий день воет мне в уши о своём трудном материальном положении.

– К тебе, Тед у меня дело такого рода, – наконец разродился я словами, – разберись с оплатой новой школы для Гаса, страховками, проверь договор аренды и оплати квартиру, которую Линдси выбрала. И выпиши ей счёт на первое время.

– На сколько? – пикнула Линдс с дивана, напоминая что она всё ещё здесь.

– На мало! – заорал я, срываясь. – Я влетел на кругленькую сумму, разгребая ваше дерьмо, которого не должно было случиться, живи Гас здесь, а не в ёбаной Канаде. А пока я его грёб, у меня сорвалась сделка на миллионы! Миллионы, Линдси! Так сколько я тебе должен, а?

– Но…

– Без но, Линдс! Я содержу Гаса, а ты устраиваешься на работу, и содержишь себя! Я не Мелани и не позволю тебе сидеть на моей шее годами! Ты подаёшь плохой пример сыну.

– Кто бы говорил про плохой пример… Главный жеребец Либерти Авеню… Человек без совести и ни разу не имевший в своей жизни никаких отношений. Да ты не знаешь, что это такое!

– Потому я их и не имею! Разговор окончен, Линдси. Ты свободен, Тед.

– До встречи вечером в Вавилоне? – спросил Тед, выходя из кабинета

– Да. До вечера.

====== Часть 3 ======

POV Брайан

Последнее время я ничего не мог поделать с адской головной болью. Тупая и выматывающая, она не прекращалась ни после приёма таблеток, ни после косяка, ни даже после того, как я натрахаюсь до потери сознания и пьяный вусмерть вырублюсь до следующего утра, чтобы проснуться, и лёжа в постели с закрытыми глазами, гадать: повезёт-не повезёт. Сегодня мне не повезло – боль после ночного отдыха никуда не делась, а наоборот ещё и многократно усилилась стараниями Линдси, мыслями о Гасе и потерянном контракте.

Наконец этот блядский день подошёл к концу. Если бы не упущенный клиент, весь офис, несмотря на вечер пятницы, ещё шуршал бы работой, стараясь успеть всё в срок. Но… Вот же пиздец… Такси Линдси скрылось за поворотом, а я сел за руль Корвета, своей любимой взрослой игрушки, и выехал со стоянки. Мысли в голове роились и зудели. Я почему-то не мог себя заставить сердиться на Гаса. Должен бы, ведь это он облажался, в конце концов, но не мог. Перед глазами опять появлялся его затравленный, осуждающий взгляд, которым он наградил меня перед моим отъездом из Торонто. Именно этого взгляда я ждал и боялся с того самого дня, когда подписал бумаги об отказе от своих родительских прав в пользу Мелани. Тогда это казалось правильным и решало много проблем. А вот теперь… Но ни одно доброе дело ещё никогда ни сходило тебе с рук безнаказанно, правда, Кинни? О да!

Виски сдавила такая резкая боль, что у меня потемнело в глазах. Пришлось остановиться и съехать на обочину. Слева от дороги располагался городской парк, отгороженный от проезжей части только невысокой живой изгородью. По парку то тут, то там сновали дети, по лавкам сидели счастливые гетеросексуальные парочки, приглядывающие за своими чадами, неподалёку молоденький белобрысый художник укладывал свои краски и кисти в огромную плоскую брезентовую сумку, посматривая, как рыжая семейка, состоящая из матери и сына, которую он тут, видимо, рисовал, поднимается с травы, отряхивается и, прощаясь, уходит. Понаблюдав минуту, как мальчишка собирает своё барахло, я закрыл глаза рукой, чтобы солнечный свет не проникал даже в виде ярких пятен сквозь веки. Чёрт! Как же больно! На пару минут я, кажется, отключился, а открыть глаза пришлось от резкого стука в окно. Я опустил стекло. В прохладный, благодаря кондиционеру, салон машины ворвался горячий летний воздух.

– Мистер, вы хорошо себя чувствуете?

– Что? – смысл сказанного ещё плохо до меня доходил, но визуальный образ был весьма себе ничего. Голубые глаза, пушистые ресницы, красивые пухлые губы… Блядские… Идеальные для… О чём это я, твою ж мать…

– Вам плохо? – тот самый блондинистый художник заглядывал в окно Корвета и улыбался.

– Вот теперь уже лучше, – ответил я, наконец поняв, что ему нужно, – Просто чертовски болит голова.

Я сказал это вслух? Блядь! Я Брайан Кинни. Бог гей-секса и Главный Жеребец Либерти Авеню. У меня априори никогда ничего болеть не может. Я вечно молодой и красивый! Я твердил себе эту мантру, пытаясь справиться с резью в глазах, а мальчишка внезапно открыл дверь и потащил меня за руку наружу. Сил сопротивляться не было совсем, да и чёрт с ним, он меня не знает. Можно и не выделываться. Я пикнул сигналкой и пошёл, ведомый его тёплой, крепкой рукой.

Усадив меня на скамейку рядом со своим ещё не собранным мольбертом, пацан достал из своей необъятной торбы бутылку с водой, а из кармана блистер с какими-то таблетками.

– Это обезболивающее, если хотите, – протянул он их мне, – или просто воды?

Я молча кивнул. Он выковырнул пару таблеток из упаковки и положил мне на ладонь, едва коснувшись пальцами. Я проглотил колёса не глядя (мало ли чего я глотаю в Вавилоне – хуже не будет), запив противной тёплой водой из бутылки, и откинулся на скамейке, закрыв слезящиеся от солнца и боли глаза. Чёртова мигрень! Чёртова ты лесбиянка, Кинни, с бабской болячкой!

Очнувшись, я не сразу понял, где нахожусь. Парк. Скамейка. Пацан. Ага. Сидит рядом на корточках, слегка трогая меня за пальцы левой руки.

– Сэр, уже поздно, мне надо идти, может и вам тоже? – оглядываюсь. Уже реально вечер. Солнце низко, стало прохладнее. А главное – моя проклятая голова не болит! Я тряхнул волосами – нет, правда не болит. То ли таблетки помогли, то ли свежий воздух, хер его знает.

– Я не мог уйти, пока вы спали, – мялся рядом мальчишка, – но мне правда пора. У меня последний автобус. Ещё до дома добираться.

– А такси на что? – брякнул я не подумав – вряд ли у него были лишние деньги на такси. – Пойдём к машине, у меня там бумажник. Я оплачу тебе проезд. Ты ведь мой, вроде как, спаситель.

– О нет, спасибо. Я ещё успеваю, – мелкий перекинул ремень своей здоровенной торбы через плечо и рванул в сторону автобусной остановки. Он успел в последний момент, дверь закрылась, и автобус уехал. Чёрт, чего я его сам-то не отвёз, спрашивается? Хоть какое-то спасибо. Даже имени не узнал. Хотя я сроду никогда имён не спрашивал. Зачем? Сколько безымянных трахов прошло через мои, если можно так выразиться, руки. Ничьё имя мне до сих пор так и не понадобилось. Но, с другой стороны, я ведь его и не трахал, верно?

Остался какой-то осадок. Я никак не мог понять от чего. Подняв руку, чтобы открыть машину, я увидел, что мои пальцы испачканы краской. Это, наверное, когда он тащил меня из Корвета на воздух. Я поднёс кисть ближе к лицу. Розовая. Краска розовая, как его блядские губы. Я лизнул пятнышко языком, оно оказалось сладким.

Н-да… Мне давно пора в задние комнаты Вавилона. Пятница зовёт… Надо только заехать в лофт, переодеться и принять душ.

====== Часть 4 ======

Утро субботы выдалось до охуения предсказуемым. Голова у Брайана болела невыносимо, безжалостно и как-то рывками, простреливая не протрезвевший ещё мозг насквозь, что заставляло неожиданно вздрагивать, уткнувшись носом в подушку, и прятаться от жестокой реальности под одеялом. Судя по тому, как сегодня было плохо, вчера в Вавилоне было просто заебись как хорошо!

Весь организм Кинни категорически бунтовал: мышцы болели от долгих танцев и качественного траха в комнатах отдыха, от всего выпитого, выкуренного и проглоченного в виде таблеток желудок восставал и грозился выйти наружу. Жутко тошнило. Ну, и эта блядская головная боль, уже ставшая такой привычной…

Брайан вспомнил парк и скамейку, на которой вырубился вчера, проглотив колёса, которые всучил ему мелкий белобрысый художник. Чёрт знает, что он ему дал, но у Брайана не было сил даже спросить, хотя глотать какую-то дрянь из рук незнакомых парней было вообще не в его привычках. Уж если что-то и принимать, то хотя бы парень должен быть знакомый, а так – ерунда выходит… Повёлся, как последний лох.Но ведь помогло же. Да и мальчишка был симпатичный.

А вечер потом удался на славу. Сначала они с Майклом по привычке накурились в туалете, потом было два, с небольшим перерывом, отсоса, вполне себе ничего, второй даже очень настаивал на повторить, но Кинни – это всё-таки бренд, пора бы привыкнуть, что по две обедни не служит. Эммет и Теодор пробыли недолго, напились девчачьих коктейлей с вишенками и, прости господи, трубочками, немного потанцевали и, попрощавшись, отчалили к своим бойфрендам.

От Майки так просто отделаться не удалось.Парней он не снимал, зато как всегда сверлил Брайана взглядом, когда тот с очередным трахом уходил в комнаты отдыха. Майкл был давно и безнадёжно влюблён в него. Брайан тоже любил Майкла. Но только как друга. Или как брата. И только. Это много, но и так мало. Майклу хотелось совсем иной любви.

Вернувшись к стойке, Брайан взял ещё выпить себе и Майки. Настроение у него было улётное, даже щенячий взгляд друга, которого уже отпустил косяк, сейчас не бесил.

– Майкл, не будь таким унылым говном, будь весёлой какашкой! Пойди трахни кого-нибудь! Здесь полно желающих, – уже не первый раз предлагал Кинни, беря новую порцию виски и обшаривая глазами танцпол на предмет ещё разок потрахаться.

Навотны как всегда не внял. И вечер закончился по накатанной – Брайан отымел очередного парня, кстати, опять блондина, уже третьего за сегодня, на этот раз жёстко, у стены, получил свои дивиденды в виде визитки и предложения продолжить и отбыл вместе с Майклом, успев по пути к выходу поцапаться с Сепом, хозяином клуба, который снова сделал ему недвусмысленное предложение.

И вот теперь, лёжа в кровати в своём лофте, Кинни страдал от похмелья, мыслей, роящихся в больной голове, и мечтал о чашке кофе. Но сама она к нему так и не пришла, поэтому пришлось всё-таки вставать и включать кофеварку. Как только он уселся голым задом на барный стул с дымящимся кофе в руках, раздался стук в дверь.

– Идите нахуй, – простонал Кинни в сторону двери с закрытыми глазами. В квартиру всё-таки кто-то очень хотел попасть, так как бесячие звуки продолжались. Каждый стук отдавался в затылке, грозя разломить голову пополам.

– Чёрт, сами напросились, – сползая со стула и не одеваясь, Брайан пошёл открывать.

– О! А вот и причина моей мигрени! – отвесил он шутовской приветственный поклон, увидев в дверях Линдси и маячившего где-то за её спиной сына. Войдя в лофт, Гас сразу метнулся подальше и, усевшись к ним спиной в белое кожаное кресло в зоне релакса, как выражался Эммет, с головой погрузился в какую-то электронную игрушку на телефоне.

– Ну, и? – вопросительно глядя на Линдси и жестом предлагая ей начать, Брайан натянул джинсы и пошёл за своим кофе.

– Твой сын стал просто невыносим!

– О! Да неужели? Удивлены ли мы? – начал заводиться Кинни, – а давай-ка вспомним о наследственности! А ещё давай поговорим о том, что вы столько лет скрывали от меня, что у него проблемы с адаптацией. Ещё давай обсудим его ебучий переходный возраст.

– Вообще-то я здесь, если что, – раздалось из кресла.

– Ну, да, конечно. И твои нежные тинейджерские уши не готовы воспринимать реальную, блядь, человеческую речь? – Брайан уже кипел.

– Брайан! Прекрати, и без тебя одни проблемы…

– Так чего ж ты ко мне пришла?

–… сменяются другими, – шипела, не останавливаясь, Линдси. – Вчера после «Киннетика» мы ездили знакомиться со школой, так он успел попасться с сигаретой, пока я общалась с директором. Получили выговор авансом – он же зачисляется с понедельника. А сегодня он уже успел настроить против себя соседей, заявив им, что он гей, вся его семья нетрадиционной ориентации и срать он на них хотел, если им не нравится.

– О, а вот это одобряю! Срать на всех – это приятно. Сразу видно, что ты и правда мой сын.

– Брайан, это не смешно! Квартира уже оплачена, и если всё не устаканится мы будем жить как на пороховой бочке, и среди врагов!

– Так что ты хочешь чтобы я сделал?

– Заставь его извиниться и сказать, что он пошутил! – Линдси сверкала глазами от злости и нервно, раз за разом, рукой откидывала с лица волосы. Этот жест Брайана уже достал.

– То есть ты хочешь, чтобы я заставил его врать?

– Это не ложь! Это…

– Мама! – Гас встал с кресла, бросив свой гаджет, и смотрел на неё злыми глазами. – Я не буду! Я не стану извиняться перед ними. Они нас ненавидят! Всех нас!

– Ты ещё слишком мал, чтобы рассуждать о таких вещах! – Линдси уже орала. – Квартира оплачена, и нам надо как-то существовать рядом с людьми!

– Так почему же ты не поселилась поближе к общине геев, а, Линдс? Или на Либерти Авеню? Почему ты сняла себе самую дорогую из всех возможных квартиру в самом гомофобском районе города? А? – Брайан смотрел не неё, прищурившись, и недоумевал.

– Потому что я хочу жить НОРМАЛЬНО! Как все! Мы для этого уезжали в Канаду! И ничего не получилось! Теперь мы опять здесь, и опять в полной жопе!

– О! Ну, это моё любимое место! – заржал Кинни.

Гас, слушавший их перепалку молча, отвернулся и снова сел в кресло. Воспользовавшись временной передышкой Брайан опять налил себе кофе, уже изрядно остывший.Подвинул чашку Линдс, но она мотнула головой.

– Как хочешь, – Брайан сел. Покосившись в сторону кресла, он заметил, что плечи Гаса подозрительно вздрагивают.

– Так, прекращай этот балаган, Линдс, – и правда, пора ей на выход. – Тебе надо – ты и разбирайся с этим дерьмом, а Гаса оставь в покое. Он сказал то, что думал. Не нравится – пусть не едят!

Линдси, не добившись никаких результатов, громко стуча каблуками пошла к двери.

– Гас! – взвизгнула она. Мальчишка вскочил, как подорванный, и сделал пару шагов к матери, оглядываясь на Брайана. В его глазах, изрядно покрасневших, читались обида и боль, а в движениях – явное нежелание уходить. Брайан пожал плечами.

– Оставайся, я потом тебя отвезу.

Гас с облегчением выдохнул, а Линдси, напоследок прошипев что-то себе под нос, изо всех сил с шумом задвинула тяжёлую дверь.

В лофте стало неестественно тихо. Кинни подошёл к телевизору, включил его и отдал пульт сыну.

– Располагайся, где хочешь. Диски там. Вода в холодильнике. По части быта и досуга у нас как-то всегда были твои мамаши. Я в этом не силён, – сказал Гасу Кинни, а сам подумал, что никогда и не стремился, если честно. Да-а, хотеть, чтобы сын был рядом, и знать, что с ним делать – это всё-таки разные вещи.

– Я, если ты не против, в душ, а потом в тренажёрку. В ящике под барной стойкой запасной ключ. Возьми себе. Только не забывай, уходя, включать сигнализацию.Телефон на стене у двери.Я предупрежу на пульте, что ты будешь им звонить. Захочешь есть – закажи по телефону. Чёрт, как же блядски болит голова…

Закинув в рот две таблетки и запив водой из бутылки, Брайан скрылся в ванной, и оттуда донёсся звук льющейся воды.

– Хорошо, папа, – ответил пустому лофту Гас.

====== Часть 5 ======

POV Брайан

Вернувшись в субботу из тренажёрки, Гаса я в квартире не застал. Снова приняв душ, выпив ещё парочку обезболивающего и запив его виски, я сел к телевизору, прихватив с собой коробку с китайской лапшой. С час переключая каналы и не видя ничего из-за непрекращающейся мигрени, я решил, что, раз выходной не удался, надо поработать. Встал, взвыл от резкой боли в висках, подумал и отправился в спальню. Нахуй! Спать! И к Дебби на ужин сегодня тоже не пойду. Обойдутся без меня.

Проснувшись в воскресенье после пятнадцатичасового сна и поняв, что ничего не изменилось, день сурка* продолжается, и чёртова голова по прежнему болит, я понял что от похода к доктору не отвертеться. Но добрый доктор сможет принять меня, само собой, только завтра, а сегодня – сдохни, Кинни, только не ной! Полдня я работал, ел, пил кофе, снова работал, а потом не выдержал, схватил ключи от машины и решил прокатиться. Купить продуктов, заехать на мойку, снять кого-нибудь, просто поездить по кругу, как цирковая лошадь, только бы отвлечься от этого гула в башке.

Я заехал в супермаркет, набрал два пакета с полезной жратвой, пару упаковок пива и, вспомнив, что дал Гасу ключ от квартиры, добавил ещё немного всякой сладкой и жирной херни, которой травятся все тинейджеры. Придавив это всё парой пакетов апельсинового сока (уж явно не для себя), расплатился, загрузил всё в машину и поехал в центр.

Я не сразу понял, зачем я сюда еду, но мой организм вёл меня сам. Подъехав к парку, где я прошлый раз дрых на скамейке, я оглянулся в надежде снова увидеть тут того блондинистого художника и наконец-то узнать, какими, блядь, колёсами он тогда меня накормил. Слава яйцам, он был здесь!

На этот раз он рисовал девчонку с букетом. Каждый раз, отрываясь от холста, чтобы взглянуть на неё, пацан резко вскидывал голову, убирая с глаз длинную, давно не стриженую чёлку. Пока я сидел и смотрел, как он писал, ему пару раз приходилось откладывать работу, чтобы зачем-то размять кисть правой руки. Он неловко тряс ею, болезненно морщил лицо и снова начинал рисовать.

Я довольно долго просидел в машине, наблюдая за мальчишкой, и, кажется, даже задремал. Блядь! Очнувшись, я даже слегка психанул. Что за хуйня? Этот мелкий пиздёныш действует на меня, как снотворное! Я вышел, хлопнул дверцей Корвета, и он обернулся Чёрт! Такой улыбкой можно подъезды по ночам освещать. По-моему, он мне обрадовался.

Девчонка с цветами уже откланялась, и он, бросив кисть, пошёл мне навстречу.

– Привет, – он хотел протянуть мне руку, но, увидев, что она вся в краске, передумал и, виновато улыбнувшись, спрятал её в карман необъятных карго-штанов песочного оттенка с дыркой на колене.

– Привет, – ответил я ему и уселся на лавку, – хорошо что ты сегодня здесь. И, надеюсь, не один, а в компании тех охуенных таблеток, которыми ты меня прошлый раз усыпил. – Он широко распахнул на меня свои пиздец нереально какие голубые глаза и выдал:

– Я не усыплял! Это всего лишь обезболивающее! Я от него никогда не засыпаю, хоть полпачки сожри!

Похоже не врёт. Разве можно врать и смотреть на тебя ТАКИМИ глазами… Пока я его разглядывал, он выудил со дна своей здоровенной тряпичной сумки тот самый блистер и протянул мне.

– Возьми. Они мне всё равно больше не помогают…

*Американская фантастическая комедия «День сурка» режиссера Гарольда Рэмиса, где каждый день героя повторялся точь-в-точь как предыдущий. Выражение «день сурка» теперь употребляется довольно часто, чтобы описать жизнь, в которой один день почти в точности напоминает другой.

POV Джастин

Оказалось, что этого классного парня, что я встретил в пятницу, зовут Брайан. Брайан Кинни. Ему тридцать три. Он занимается рекламой, и у него собственное рекламное агенство. «Киннетик», кажется. С несколькими филиалами в других городах. Он выглядит так, что дух захватывает. Как будто только что сошёл со страницы глянцевого журнала. Его лицо… Боже, его лицо!!! Я не могу его описать. Я рисовал его дома и плакал навзрыд от того, что даже имени его не спросил. Это лицо – лицо бога, с него можно писать портреты, лепить скульптуры. Да, я не ошибся. Скульптуры тоже, потому что его тело хочется трогать, трогать везде – глазами, руками, губами. Он сложен идеально.Одет в брендовые шмотки. А от запаха его парфюма у меня сносит крышу.

Когда я увидел, что он идёт в мою сторону, я так разволновался, что начал улыбаться, как идиот, и чуть не кинулся ему навстречу вприпрыжку. В последнюю минуту остатки здравого смысла возобладали над моим либидо, и я поздоровался вполне прилично, на мой взгляд.

Мы долго просидели с ним на скамейке, уходить он, по-моему, не спешил. Выпил пару таблеток, запил водой из бутылки, за которой сходил к своему Корвету. Угостил меня пачкой «Лейсов», которые тоже прихватил из машины. Я был чертовски голоден, поэтому чипсам обрадовался и сгрыз их тут же, запивая водой из его бутылки. Брайан стянул у меня пару чипсин, а потом долго плевался, говоря что это «жирная, калорийная хуйня, нашпигованная натрием».

Какое-то время мы сидели молча и наблюдали за парочками, гуляющими по парковым дорожкам. А я думал только об одном: как узнать у него, не выглядя при этом дураком, натурал он или гей?

Потом он спросил меня, на хрена мне таблетки, и почему я всё время тереблю кисть правой руки. Вспоминать об этом не хотелось, но он так внимательно слушал, что я вывалил на него всё: и про то, что я гей, и про выпускной, и про биту ёбаного Хоббса, и про суд, и про то, что мои родители выкинули меня из своей жизни, как ненужную вещь, и про руку, которая, блядь, отказывается работать.

– Почему ты не учился этот год? – спросил Брайан. – Если из-за денег, так ведь есть стипендии, разве не так?

– Да, стипендии, конечно есть, – ответил я, – и меня с моими полутора тысячами на едином экзамене брали куда угодно, и даже в ПИФА, куда я и мечтал попасть, только мой отец слишком богат, поэтому конкретно мне не полагается ни стипендия, ни общежитие, – пока я болтал, я ковырял носком старого кроссовка дорожку под ногами, а Брайан разглядывал мою обувь. По видимому, с явным отвращением. Или с жалостью… Не знаю, не понял.

– А на что ты живёшь сейчас?

– Несколько часов в день работаю в закусочной возле дома, где снимаю квартиру. Полный день не могу – рука начинает дрожать и её сводит судорогой. Перебил много посуды в кафе. Но несколько часов – ничего. А ещё живопись. На этих заказах много не заработаешь, но на аренду жилья мне хватает. Вот только последнее время с рукой полный пиздец. Болит постоянно, таблетки совсем не помогают. Поэтому прошлую работу задержал, дописывал дома, и завтра придётся приезжать сюда к шести, подойдёт заказчица с деньгами, – я вздохнул.