Текст книги "Изумруд (СИ)"

Автор книги: Алина Политова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

   Рене врала мне, нагло врала. Но зачем?! Почему ей так важно было не подпустить меня к этому Чаку? Она на ходу выдумывала всякий бред – такой бездарный, что даже младенец засомневался бы. Неужели она знала... неужели она была лишь охранницей при мне и все эти разговоры о дружбе и увлечении мной были не более чем ширмой, призванной объяснить ее постоянное присутствие при моей персоне... Я не хотела в это верить. За эти дни она стала для меня большим чем просто подружка. Я не смогла бы толком объяснить мое отношение к ней, но никогда еще никто на свете не становился мне так близок, как эта странная девчонка. Моя семья, парни, друзья – все они были лишь незначительными эпизодами в моей жизни. Я без сожаления расставалась со своими мужчинами; я вполне могла прожить без своих подруг; моих родных и меня вообще разделяла пропасть... Но Рене!.. Она была единственным человеком, заглянувшим мне в душу. Эта девочка увидела меня такой, какой я была на самом деле, без многочисленных масок, что я напяливала на свое сердце с самого детства, без масок, которые я со временем и сама привыкла считать истинной своей сущностью. Это не было сказано вслух, но я чувствовала это каждую минуту что мы были рядом. Какое-то душевное притяжение – то, для которого не существует названия как для любви или дружбы; для которого не нужны слова, потому что словами его описать невозможно. Рене была юной, совсем девчонкой, но в ней жила сила, которой не хватало мне. Она не была ребенком – нет, – ребенком была я. Одиноким и покинутым, спрятавшим все свои чувства и эмоции глубоко внутри и с деланной беспечностью взирающим на этот чужой враждебный мир. Рене увидела это. Какая несвойственная ее возрасту мудрость и проницательность царила в ее насмешливом взгляде! Она знала обо мне все. Ее забавляло это, порой она мучила меня, но в этом не скрывалось ни капли злорадства или желания причинить мне боль. День за днем она срывала с меня эти цепи предрассудков и скрытых комплексов, которыми я обвязывалась два десятка лет моей жизни. Но быть может для нее это являлось лишь развлечением? Может она была просто приставленной ко мне стражницей, лишь от скуки копающейся в моей слабой душе? Нет, я знала, что это не так. Или я просто хотела чтобы это было не так...

   Слушая вранье, которым она потчевала меня в столовой, я впервые по-настоящему ощутила страх ее потерять. Как странно и неожиданно это было... Я поняла, что мне во что бы то ни стало надо поговорить с Чаком. Плевать мне на этого Максима, плевать на папашу, просадившего все наши деньги, да и на сами деньги мне давным-давно наплевать. Я должна была убедиться, что Рене мне не врала, и что Чак этот никакой не Максим. Хотя, черт, теперь я была уже уверена, что это мой брат... Мне надо было с ним поговорить – в любом случае. Без Рене.

   Но в этот день Рене не отходила на меня ни на минуту, будто угадав мои намерения. Чак куда-то исчез – благо затеряться в парке можно было запросто. Когда подошло время ужина, и народ начал стягиваться к Большому дому, Рене внаглую утянула меня в видеозал, где мы просидели весь вечер разглядывая старые изумрудовские видеокассеты. Когда поздно ночью Рене проводила меня к моему домику, то не выдержала и напоследок заявила:

  – Послушай, я не знаю чего ты так присохла к этому Чаку. Делай что хочешь, но запомни – если ты будешь рядом с ним, я не смогу быть рядом с тобой. Мне нельзя к нему приближаться.

  – Почему?

  – Все, Клер, ложись спать.

   Я не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок, отгоняла комаров, иногда проваливалась в какую-то беспокойную полудрему и тут же выплевывалась обратно. Под утро, когда небо только-только начало светлеть, я вышла из домика и, стараясь двигаться бесшумно, побежала к Большому дому. Не знаю что заставило меня это сделать – я мало что соображала после тревожной бессонной ночи. Почему-то мне показалось, что Максима-Чака я найду именно в Большом доме и именно сейчас, когда Рене не путается под ногами. Странная мысль и совершенно необоснованная.

   Влажный ночной воздух плеснул мне в лицо запахом реки. Но внутри у меня по-прежнему была темнота бессонной ночи, и она упрямо тащила меня вперед. Большой дом темной громадиной выделялся на фоне синеющего неба. Пустой и безжизненный. Только на третьем этаже сквозь жалюзи одного из окон пробивался слабый свет. Кто-то там не спал. Дверь в холл была приоткрыта, как и днем, и я бесшумно скользнула в дом. Тишина. На диване виднелись очертания чьего-то тела, но кажется я осталась незамеченной. Уже поднимаясь по лестнице, я в первый раз поняла, что сама не знаю толком зачем пришла. Может, я хочу увидеть Поля? Так сильно было во мне впечатление от нашей встречи, что я в конце концов вот так вот, в полудреме, потащилась зачем-то к нему? Или мне нужна Рене? Может я зачем-то решила рассказать ей все? Я не знала. Единственное что до меня дошло, это то, что мне немедленно следует уносить отсюда ноги. Наверняка я так и сделала бы дойдя до второго этажа, но неожиданно сверху до меня донеслись звуки. В полной темноте, держась за перила, я взлетела на третий этаж и прислушалась. Из-за второй двери после библиотеки послышался стон. Потом вскрик, невнятное бормотание, снова вскрик... И вдруг совершенно отчетливо я услышала голос Рене: ' Ну хватит, больно же! Надоело!" В ответ голос Поля, будто раздраженный: 'Терпи, хватит дергаться!" Рене пронзительно вскрикнула. Сама не зная зачем я вдруг метнулась к двери из-за которой струился свет и наткнулась в темноте на что-то тяжелое. Не удержавшись, хлопнулась на четвереньки и с ужасом услышала металлический звук, с которым грохнулось на пол то, на что я наскочила. Да, если в этом доме кто-то и спал, то сейчас он проснулся. Я застыла на месте, хотя правильнее для меня было бы сейчас бежать отсюда со всех ног. Потеряла какие-то секунды, которые могли бы меня спасти. Но теперь уже было поздно. Дверь, за которой был свет, резко распахнулась и я увидела силуэт Поля.

  – Клер? – Удивленно спросил он. – Что тебе нужно?

  Стараясь сохранить остатки достоинства, я поднялась с пола и смело уставилась на силуэт.

  – Мне нужна Рене. Я слышала, как она кричала – что с ней?

  Мой голос заметно дрожал, но с этим я ничего поделать не могла.

  – Иди спать, Клер, – довольно резко произнес Поль. – Рене сейчас занята. И разбуди-ка того идиота внизу, который пускает сюда всех подряд.

  Наверное мне следовало позвать Рене, убедиться, что с ней ничего плохого не случилось, но от этого резкого тона, которым Поль заговорил со мной, у меня по спине побежали мурашки, и я малодушно припустила вниз по лестнице, только пятки засверкали. Не помню как добежала до домика, как свалилась на постель, о чем думала перед сном. Единственное в чем уверена – я ни за что не хотела даже в мыслях представлять почему кричала Рене и что этот изверг с ней творил.

   На утро все показалось кошмарным сном. Я проснулась посвежевшая и странно спокойная. Возможно ночной мой поход действительно приснился мне. Никуда я не ходила, ничего не слышала. Господи, пусть бы это было так. Я вышла на маленькую террасу перед домиком. Солнце уже взошло, но никто еще не проснулся. Если ночью я куда-то ходила, то прошло не больше двух-трех часов. За это время я не успела бы выспаться. Но я чувствовала себя прекрасно. Что ж, значит все приснилось. Тем лучше. Я решила сходить принять душ пока никто еще не проснулся. Весело спрыгнула со ступенек, едва не раздавив дремлющего внизу Диониса и пошла по тропинке в сторону душевых кабинок. Пес потрусил следом за мной. Последнее время он вел себя вполне прилично. Наверное из-за того что пару дней назад у меня закончились месячные, а может просто ему надоело получать копьем по яйцам. Восемь кабинок, спрятанных за кустами ежевики были пусты, но в последней, девятой, кто-то уже плескался. На секунду я притормозила, потом махнула рукой и нырнула в первую попавшуюся кабинку, плотно закрыв за собой дверь. Собачья морда грустно уставилась на меня из-под двери.

  – Ладно, заходи. – Сжалилась я и впустила Диона. Вдвоем мы едва помещались в узком пространстве кабинки, но пес ощущал себя вполне комфортно. Вообще-то я люблю по утрам холодную воду, но ради собачьей морды врубила потеплее, и мы принялись за помывку. Сначала я намылила пса ароматным гелем для душа и хорошенько его прополоскала. Сомневаюсь, что для него это была приятная процедура, но он стойко выдержал испытание, лишь изредка фыркая в сторону. Когда с собакой было покончено, я без особых церемоний вытолкала его наружу и, сопровождаемая его наглым взглядом из-под двери, принялась наконец за свое бренное тело. Брр, холодненькая водичка была в самый раз. Сначала противно, а потом еще хуже. Зато после душа чувствуешь себя заново родившейся. Выключив воду, я растерла себя полотенцем и натянула сандалии, бусы и свою символическую юбочку. Ну вот, теперь можно кидаться в новый день с новыми силами. Все еще постукивая зубками от холода, я выбралась на свет божий и изумленно уставилась на Джулиуса, сидевшего прямо напротив моей кабинки. Он нахально сверкал своими ослепительно-белыми зубами, чесал мокрое ухо Диониса и конечно же с зоологическим интересом разглядывал мою персону.

  – Не ожидал что ты любишь собачек. – Произнес он и улыбка его стала еще шире.

  – Мы просто купались. – Растерянно сказала я, но потом, поняв о чем именно говорил Джулиус, не удержалась и смущенно засмеялась. У него была чудесная улыбка – просто не возможно было не улыбнуться в ответ. И в то же время он был таким ослепительно красивым... это меня смущало. Я не привыкла оставаться наедине с такими людьми и совершенно не знала как себя вести, что говорить. Просто стояла и переминалась с ноги на ногу, как школьница на первой дискотеке. А он молча наблюдал за мной, будто получая наслаждение от этого моего дурацкого смущения.

  – Все еще спят наверное, – наконец выдавила я, – а ты Рене не видел?

  – Видел. – Спокойно ответил он.

  Я вскинула голову. Ну вот, хоть будет повод уйти.

  – Она в баре сидит, с камерой возится. – Он встал и подошел ко мне. Я была такая крохотная рядом с ним – его плечи заслонили весь мир. – Ей сейчас не до тебя, Клер. Она уронила камеру в бассейн, теперь вот пытается что-то с ней сделать.

  – В бассейн... какой ужас...

  Джулиус осторожно взял меня за руку. Его ладонь была теплая и приятная. Сильная.Я почувствовала как по спине моей побежали приятные мурашки. Ну вот, приехали... Ложись на спинку, подружка.

  – Ты такая маленькая, Клер. – Прошептал он, почти касаясь губами моего уха. – Как пушинка. Побудь со мной немного, не уходи.

  – Хорошо, – хрипло выдавила я, – только... Дион не любит когда ко мне кто-нибудь прикасается.

   Господи, что я несу! Совсем разучилась разговаривать с мужчинами! Впрочем, ТАКИХ у меня не было...

  Джулиус хохотнул и мягко положил руку мне на талию.

  – Я его хозяин, Клер. Он не тронет меня.

  – Разве? – Удивилась я. – Я думала, что он Поля...

  – Не-ет, – проворковал Джул, – он мой. Клер, пошли погуляем, черт с ним, с Дионом.

  Я радостно закивала головой. Почему-то мне показалось, что он меня прямо здесь разложит.

  Он осторожно, будто и впрямь боясь раздавить, потянул меня за руку и мы пошли по тропинке.

  – Тебе не скучно здесь? – Спросил он. – Рене совсем еще ребенок, наверное тебя здорово достает что она постоянно крутится возле тебя.

  – Вовсе нет. Она очень интересный человек, – отозвалась я, – мне кажется в ней есть загадка, и я постоянно пытаюсь ее разгадать. Так что скучать не приходится.

  – Ха! Ты попалась на примитивный женский крючок. – Хохотнул Джул.

  – Почему?

  – Женщины строят из себя загадочных и именно это в них привлекает мужчин. До поры до времени.

  – Я тоже кажусь такой псевдозагадочной? – Кокетливо поинтересовалась я. Когда Джулиус не смотрел на меня своим искушенным взглядом, смущение мое как рукой снимало.

  – Несомненно. – Ответил Джул.

   Мы вышли на полянку недалеко от Большого Дома. Сквозь окружающие поляну кусты ежевики можно было даже разглядеть бассейн и пустынную в этот час террасу, что огибала здание. Я думала, что мы пойдем к дому, но Джулиус потащил меня к беседке, приткнувшейся к огромному одинокому дубу посреди поляны. Я послушно топала следом. Когда сказочно красивый самец держит тебя за руку, сопротивляться невозможно.

  – Прекрасный интерьер для какого-нибудь порнофильма. – Невольно вырвалось у меня когда мы вошли в беседку. Джулиус что-то промычал в ответ, усаживаясь на широкую скамейку, и не успела я глазом моргнуть как оказалась у него на коленях. Весьма в недвусмысленной позе наездницы. О нет, моя скромность конечно же взбунтовалась, и я обязательно спрыгнула бы с него, но... его губы уже набросились на мою обнаженную грудь и в этих порывистых ласках было что-то такое сладкое, что я просто с дурацким вздохом закинула голову и посильнее вжалась в его тело... Во мне наступило раздвоение. И та моя низменная часть, что наслаждалась забыв обо всем на свете, в эти секунды оказалась сильнее. Все что сдерживало меня; то, что я считала всегда своим настоящим Я – обиженно забилось поглубже и закрыло глаза, чтобы не видеть творящегося безобразия. Ну что ж, это меня вполне устраивало. Наконец-то я могла стать на время животным. И это было прекрасно! Меня не беспокоило больше ничего на свете. Подчиняться грубым мужским рукам, давать им безнаказанно шарить по моему телу, забираясь в самые укромные места, позволить себе быть слабой, податливой, униженной... не возлюбленной, нет – просто самкой. Разрешить ПОЛЬЗОВАТЬСЯ собой безо всяких духовных копаний... Это был секс в чистом виде, наслаждение, свободное от всех этих нагромождений, что мешают сосредоточиться на своей похоти, все время заставляют смотреть на себя со стороны, думать о партнере и том, что ощущает он. Это было удовольствие, которое большинство людей могут испытать лишь наедине с собой, когда не перед кем притворяться и играть в киношную страсть или любовь. Секс без любви или хотя бы ее видимости считается чем-то безнравственным и грязным даже в наше якобы свободное от предрассудков время, но сколько бед из-за этого! Любовь приносит лишь духовное очищение, ведь мы никогда не станем выбрасывать накопившийся в нас темный животный негатив на того, кого любим. Романтичный карамельный секс не дает выплеснуться стихии, тому животному началу, что прижимает нас к земле. И иногда, чтобы вновь обрести крылья, нужно вываляться в грязи, позволить вырваться наружу тем темным бесам, которых мы с рождения учимся прятать глубоко внутри себя. От их нужно избавляться иногда, иначе в один прекрасный момент эти бесы сожрут нас. Конечно нет, конечно эти истины не открылись мне в тот самый момент когда самая желанная часть плоти Джула оказалась наконец во мне. Тогда мне было не до этого. Я не думала ни о чем, совершенно ни о чем, только подчинялась самому чудесному ритму на свете и ловила электрические заряды, сновавшие по моему позвоночнику. Я старалась как можно сильнее прижаться к Длжулу, ловить малейшее движение его тела, вдыхать его запах – это было что-то инстинктивное – познать друг друга до конца в те минуты когда мы вместе, чтобы потом между нами не осталось ничего... Я нашла губами мочку его уха, он вдруг порывисто выдохнул и дернулся, оставив у меня во рту металлический привкус крови. Я даже не заметила когда укусила его, так же как и не заметила, что все это время глаза мои были закрыты. Вряд ли моему партнеру было очень больно, но меня это немного отрезвило. Продолжая двигаться в такт ему, я открыла глаза и едва не задохнулась от неожиданности. В нескольких шагах от нас на траве сидела Рене и не моргая смотрела прямо на меня. На колене у нее лежала маленькая цифровая камера. Заметив, что я открыла глаза, Рене медленно подмигнула мне и подняла камеру, спрятав глаза за монитором видоискателя.

   Она все видела. С самого начала она была здесь – иначе и быть не могло. Скорее всего они заранее договорились с Джулиусом.

   Я была в секунде от гнева и обиды но вдруг какое-то странное ощущение пробежалось по моему телу и снова откинуло меня в прежнее состояние. Я буквально ОСЯЗАЛА ее глаза. И это было еще приятнее чем чувствовать руки Джула. Мне ХОТЕЛОСЬ, чтобы Рене смотрела на меня. Теперь я отдавалась этим глазам, и это тягучее наслаждение было во сто крат сильнее чем ласки моего партнера. Джул был лишь инструментом. А Рене... нас разделяла физиологическая пропасть принадлежности к одному полу, но я хотела, чтобы вместо Джула со мной была она. ОНА! И в то же время я понимала, что это невозможно. Откуда же во мне было это противоестественное желание?! Я бы никогда не призналась себе в том, что испытываю физическое влечение к девочке, к этой маленькой дерзкой негоднице – это было уму не постижимо! И все же я продолжала смотреть на нее, пожирать глазами камеру, зная, что где-то там прячется ее насмешливый смелый взгляд, продолжала смотреть до тех пор, пока сразу несколько горячих волн не прокатилось по моему телу. Сквозь туман я услышала собственный судорожный вздох и тут же как удар кувалды обрушилась на меня реальность. Вместо приятной неги я почувствовала опустошенность и стыд. С ужасом уставилась на постанывающего Джулиуса, продолжавшего попытки двигать мое внезапно окаменевшее тело, скинула с себя его руки и, не своим голосом рявкнула: "Ну все, хватит!" Джул недоуменно захлопал ресницами, но я уже брезгливо слезла с него и отодвинулась на дальний край скамейки, тут же скрестив ноги.

  – Это не честно, – растерянно пробормотал он, – что за дурь на тебя нашла, мы же еще не закончили.

   Я исподлобья сверлила его взглядом.

  – Не честно было звать Рене.

   Джул медленно повернулся и, заметив девочку, с интересом наблюдающую за нами, вяло помахал ей рукой.

  – Я не договаривался с ней. – Снова посмотрел на меня. – Но она часто снимает вот так. И в этом ничего такого нет. В конце концов ты знала что это за место, Клер, и знала для чего мы все здесь находимся. Если тебя что-то не устраивает, отправляйся в детский сад. – Резко закончил он, поднялся, натягивая на ходу свои странные цыганские штаны и решительно зашагал в сторону Большого Дома.

   Рене засмеялась, откинувшись на траву.

  Я хотела сказать что-нибудь грубое, но с удивлением поняла, что совершенно не злюсь на нее. Мне было обидно и стыдно за мое животное поведение, но негодовала я на саму себя.

  – Это гадко. – Сквозь зубы процедила я. – Лучше бы я умерла!

  – Ты обидела Джула, глупая Клер, – сквозь смех пробормотала Рене и, посмотрев на меня из-за камеры, пропела противным голоском: – Эгоистичная-глупая-злая Кле-ер!

  – Хватит!

  Но Рене разошлась не на шутку. Ловко перепрыгнув через ограду беседки, она уселась верхом на скамейку и принялась изучать меня возбужденным взглядом энтомолога, поймавшего редкую муху. Я сидела по-прежнему со скрещенными ногами как раз напротив нее и готова была сквозь землю провалиться от смущения – ведь стоило ей немного опустить глаза и она смогла бы преспокойно лицезреть все, что пока еще оставалось недоступно ее взгляду. Но целомудренно сдвинуть ножки и поменять позу означало сейчас нарваться на очередную порцию насмешек – нет, только не это. Лучше уж краснеть. Я подумала, что после того что довелось увидеть Рени несколько минут назад, такие незначительные детали как части моего тела уже вряд ли ее сильно заинтересуют. К тому же... в данный момент ее больше захватывало то, что происходило на моем лице. Если бы существовал скальпель для того чтобы препарировать глаза и добраться до души, профессор Рене несомненно сейчас им воспользовалась бы.

  – Ну что тебе надо? – угрюмо выдавила я, не в силах больше выносить этот прессинг.

  – А что?

  – Хватит на меня так пялиться.

  – Слушай, вот странно...

  – Что еще странно?

  – Ну твоя реакция на оргазм. Какая-то мужская.

  – Чего? – Я недовольно скривилась. Противненький разговорчик.

  – Обычно после оргазма резкий спад бывает у мужчин, – принялась увлеченно вещать Рене, – поэтому они сразу теряют интерес к сексу и хотят побыстрее уснуть. А женщины наоборот – еще долго находятся в приподнятом состоянии после того как кончат и вполне нормально могут продолжать половой акт пока мужчина не созреет. А ты...

  – Фу, Рене, ну хватит! Тебе что, нравится издеваться надо мной? – Не выдержала я и попыталась встать. Щеки у меня просто пылали.

  – Господи, ну что с тобой, Клер! – В сердцах крикнула Рене и за руку дернула меня на прежнее место. – Что такого произошло...

  – Ты что, не понимаешь?!

  Она повела плечами.

  – Рене, я понимаю, что виновата сама, что никто не заставлял меня, но сейчас я чувствую себя так, будто... ну не знаю, в общем отвратительно. Как будто я какая-то грязная вся и... для тебя это забавно может быть, но то, что ты меня увидела в такой ситуации – я... даже не могу с тобой после этого разговаривать. Так гадко себя чувствую – ты не представляешь! А тут ты еще со своими разговорами как будто диссертацию про шлюх пишешь... Меня тошнит от всего этого!

   Рене устало возвела глаза.

  – Я не шучу. – Пробормотала я, не решаясь посмотреть на нее.

  – Но тебе же это нравилось, я видела, Клер. – Спокойно отозвалась она.

  – Лучше бы ты ничего не видела.

  – Здесь, на записи, есть этот твой взгляд. Ты смотрела на меня, Клер. И тебе это нравилось. Нравилось, что я вижу тебя.

  – Это гадко! Я себя не контролировала!

  – Но разве может быть что-то лучше чем быть естественной?! Разве может быть что-то... более яркое? Тебе же понравилось!

  – Мне противно!!!

  – Черт, Клер, ты так нелогична. – Обессилено пробормотала Рене и стала нервными движениями вертеть камеру.

  – Здесь все нелогично, – так же устало отозвалась я, – и ты сама тоже нелогична, и вообще мне здесь не место. Давно надо было уехать.

   Рене промолчала, будто забыла про меня. Просто сидела и возилась со своей идиотской камерой. Мне наверное самое время было уйти, но почему-то я продолжала сидеть, уставившись в деревянный пол беседки.

  – Все, я стерла запись. – наконец ожила Рене. – Ничего не осталось, можешь посмотреть. – Она протянула мне камеру. Я отмахнулась.

  – Если бы ты еще из головы своей могла все стереть...

  – Считай что это так. – Заверила меня она. – Пойми, я просто не знала что у тебя будет такая дурацкая реакция. Если бы я знала – я бы не стала снимать вас. Наверное тебе было бы легче, если бы ты считала, что никто кроме вас двоих не знает про это. Я как-то не учла что ты совсем не из нашего мира.

  – Я из обычного мира. – Вздохнула я. Эти извиняющиеся интонации Рене совсем сбили меня с толку. Как-то не похоже было на нее..

   Мы помолчали некоторое время. Этого мне хватило чтобы немного прийти в себя. Наверное я совсем расслабилась, потому что в голове у меня вдруг всплыла недавняя картинка – Рене держит в объятиях прекрасную Барби. И я вспомнила почему-то те странные чувства, которые испытала тогда. Вопрос вырвался у меня неожиданно, как будто сам собой. И когда он прозвучал, я внутренне врезала себе оплеуху, хотя было уже поздно.

  – Ты не ревновала меня, Рене?

   В панике от того что услышала сама от себя, я тем не менее взяла где-то силы поднять на нее взгляд. О боже! Что я несу! Но глаза наши уже были на одной прямой. Мы замерли, полностью утратив ощущение времени. Сейчас мы обе знали о чем я спросила, и обе знали, что смотрим друг другу в самое сердце, где спряталось все то, о чем никогда не решимся заговорить вслух. С ужасом я осознала, как много может узнать сейчас обо мне Рене, но было уже поздно. Я впустила ее сама... И она наверняка прочитала то, о чем мне самой предстояло еще только узнать. Губы Рене слегка дрогнули в улыбке, но она их сдержала.

  – А с чего это я должна тебя ревновать? – Настырно вопросила она, спасая нас обеих этим непонимающе-пустым тоном. И тут же засуетилась: – Ладно, Клер, мне надо исчезнуть ненадолго, а то Поль задницу надерет. Потом поболтаем.

   Она как-то слишком поспешно поднялась и, сделав мне ручкой, потопала к выходу.

  Я, как каменное изваяние, продолжала пялиться на то место, где она сидела.

  Уже спустившись со ступеньки беседки, Рене вдруг остановилась, будто увидела что-то интересное у себя под ногами и пробормотала едва слышно:

  – Я никогда не ревную к сексу, это глупо.

  Потом посмотрела на меня из-за плеча, озарив на секунду ясным солнечным светом и добавила:

  – К тому же ты была со мной. Ты что, так и не поняла?

  4

  Кажется, это была суббота. Какого-то месяца, какого-то года. Какого-то

  тысячелетия. Я уже давно потеряла счет времени, и только яркое солнце и зелень

  деревьев напоминали о том, что прошло не так уж много тысячелетий – лето в наших

  краях длится лишь пару месяцев. Впрочем, в Изумруде могло быть вечное лето.

  Могло быть все что угодно. А ведь на самом деле мне стоило бы запомнить этот

  день! Записать красными буквами на стене, и каждый год отмечать этот день

  бутылкой дешевой водки. Даже название я этому празднику придумала уже – День

  Тупой Беспросветной Дуры! Но вот досада-то! Не догадалась я запомнить сию

  знаменательную дату. Как ни стараюсь – вспомнить не могу. Но вот то, что это

  была суббота – уверена на все сто!

  По субботам в Изумруде всегда что-то праздновалось. Парк вокруг Большого Дома

  украшали блестящими фонариками, столы в баре сдвигались, откуда-то извлекалась

  гора разноцветных новогодних хлопушек, а повар превосходил себя, балуя нас

  чем-нибудь вовсе уж экзотическим. И вот судя по тому, что в тот день Изумруд с

  самого утра стоял на ушах, я и поняла, что была суббота. К тому же это был день

  рождения Джула.

  Рене суетилась больше всех. Неожиданно появлялась то здесь то там, давала ценные

  указания, задиралась, по-детски злилась, громко хохотала и так же внезапно

  исчезала. Для меня отсутствие ее бдительного контроля было прекрасным поводом к

  тому, чтобы найти в этом водовороте обнаженных и немного одетых тел Чака и

  поболтать по душам, но не так проста была Рене. Не успела я начать охоту, как

  была бесцеремонно схвачена моей подружкой, усажена на самую просматриваемую

  полянку возле Большого Дома и задействована в самом архиважном занятии. Даже не знаю, как Рене удалось убедить меня в том, что тупое вырезание кружочков конфетти из фольги – "дело жизни и смерти", и что если Джулиусу на его день рождения не вывалить на голову ведро(!) конфетти, непременно наструганного моей рукой, праздник будет безнадежно испорчен. Короче, убедила она меня. И тут же испарилась вместе с черным Джамбо где-то во внутреннем дворике Большого Дома. А я усердно принялась за конфетти. Занятие не очень пыльное и напряженное, поэтому у меня хватало времени еще и время от времени пялиться в сторону бара и бассейна, где мог появиться Чак. В баре Лио и Дин возились с электрическими гирляндами – делали вид, что умеют делать что-то

  помимо фрикционных движений. Бедные гирлянды... Впрочем, наблюдать за парнями

  было приятно. Пару раз я даже щелкнула ножницами по пальцам, но грязные мои

  мыслишки были такими сладкими, что я даже не почувствовала боли от порезов.

  Внезапно, когда грезы мои достигли совсем уж непотребных границ, мне на плечи

  опустились чьи-то руки.

  – Привет, Диана-охотница! – Обжег мое ухо голос Поля. Электрический заряд от

  макушки до пяток. Обычное дело – должно быть на завтрак Поль лакомится живыми

  электрическими угрями. Я едва сдержала свой женский инстинкт переворачивания на

  спину. Нет, ну это же неприлично. Кстати, а где он пропадал целую неделю? Я не

  видела его с тех пор, как он спугнул меня в Большом Доме (хотя может все-таки

  приснилось?). Наверное сейчас он скажет мне пару недобрых слов по этому поводу.

  Или вообще попросит освободить изумрудное пространство. Да нет же, глупости все

  это. Мужчина, которого я так отчаянно хочу, не станет выбрасывать меня как

  собачонку. Должна же быть в нем элементарная жалость!

  Поль сел на траву напротив меня и забрал из моих ослабевших лапок ножницы (такие

  здоровенные! Наверное, Рени подсунула мне секатор. На всякий случай не забыть

  пересчитать пальцы). Некоторое время он недоуменно смотрел на мои

  окровавленные руки, а я смотрела на его обнаженную грудь в вороте гавайки, и

  боялась поднять глаза выше. Если бы я все-таки решилась встретиться с ним

  взглядом, то непременно попросила бы его сделать что-нибудь нехорошее.

  Поцеловать меня для начала. Фу, какая пошлость просить об этом...

  – Ты зачем это делаешь? – Спросил он, заметив горку блестящих кружочков у моих

  ног.

  – Рене сказала, что надо конфетти, – пропищала я отвратным детским голоском.

  Он тихо засмеялся. Ох, лучше бы ему этого не делать! Я едва не застонала.

  – Рене пошутила. У нас полно конфетти, Клер.

  – Пошутила?! – Слабо возмутилась я. Игра плохого актера. Плевать мне на

  "пошутила" и на все на свете. Я взглядом пожирала его небритый подбородок,

  представляя как... Черт, я бы отдала пару десятков лет своей юной жизни только

  что бы прижаться губами к этому подбородку. На губы я уже боялась смотреть.

  Столько жизни у меня, наверное, нет. Да, странная форма одержимости – я совсем

  не думала о Поле когда он не был рядом, не страдала, не мечтала, но стоило ему

  оказаться поблизости, как я тут же превращалась похотливое животное, готовое

  следовать за ним на край света и слепо выполнять любое его желание. Кто бы

  научил, как бороться с этим...

  – Не сердись на Рене, – попросил Поль, – шутки у нее глупые бывают, но это ребячество. Хотя ее иногда трудно понять.

  – Ну да, я знаю. – Промямлила я для поддержания разговора. Слишком это было

  непросто – поддерживать разговор и одновременно бороться с мыслями о сексе.

  – Ты была ночью в Большом Доме недавно. – Неожиданно произнес он немного

  изменившимся голосом. – Скажи мне зачем.

  Ну вот, доехали-приехали. С этого и надо было начинать. Разговор ступил на

  опасную почву, и это немного меня отрезвило. Лишь немного. Странная такая есть у

  меня черта – когда меня на чем-то подлавливают, я начинаю кусаться. Или я уже говорила это?..

  – Я не знала что это запрещено. – Твердо сказала я. И сама себе порадовалась. По

  крайней мере, контроль над телом возвращался. – Тем более я услышала крик Рене.

  Так кричат люди, когда им больно.

  – И ты как отважная тигрица кинулась ей на помощь? – С насмешкой спросил он. -

  Зачем, Клер? Что тебе до нее? У нее своя жизнь – у нас с ней своя жизнь. И никто