Текст книги "Путь гейши (СИ)"

Автор книги: Алина Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– С сегодняшнего дня будешь спать в моей комнате.

Мия вздрогнула. Ей показалось, что она ослышалась. В его комнате? Но почему? Наложнице надлежит обитать отдельно от господина на женской половине дома. Она подняла голову, поймала взгляд даймё. У него снова было такое непонятное выражение лица. И глаза светились, как два драгоценных камня – красиво и жутко.

– Я вам не помешаю?

– Нет. Хочу, чтобы ты была рядом.

– Хорошо.

Ее снова охватило ощущение неуверенности. В завтрашнем дне, в происходящем, в самом даймё. Мия хорошо знала, как ублажить мужчину ночью, как приветствовать утром, как попрощаться.

Но как жить рядом с ним? Что дозволено и что не дозволено делать? О чем она вправе просить?

Этому в «Медовом лотосе» не учили.

В чайные домики приходили за праздником. От гейш ждали флирта, тонкой игры, искусства обольщения, музыки, танцев… Каждый самурай имел возможность в окружении юных прелестниц почувствовать себя императором.

Быть может, Акио ждет, что Мия будет устраивать такую феерию для него одного каждый вечер? Но она не умеет. У нее так мало опыта, да и не справиться с подобным в одиночку. В чайном домике одним клиентом могли заниматься до восьми девушек одновременно.

А вдруг даймё разочаруется в ней и захочет вернуть Мию обратно?

Он вгляделся в ее лицо, помрачнел и спросил резко:

– Не хочешь жить со мной?

Мия растерянно заморгала. Она совершенно не понимала, что она сделала не так, но Акио снова переменился. Теперь его лицо стало бесстрастной маской, и он смотрел на нее холодно и зло.

– Я не знаю, господин, – честно призналась она. – Как я должна вас радовать?

Он удивленно свел брови:

– Радовать?

– Ну… вы же хотите, чтобы я как-то развлекала вас, – сбивчиво начала объяснять девушка. – Я постараюсь, честно. Только говорите мне – как. И не ругайте за ошибки, пожалуйста. Я не умею, но я научусь.

Он тяжело вздохнул. Не было причины для грусти – девочка всего лишь хочет быть удобной для него, все правильно. Наложница и должна стараться стать удобной для господина.

Но Акио все равно ощутил болезненную горечь. Ему хотелось иного от нее. Чтобы Мия счастливо улыбнулась, услышав о его решении. И чтобы сказала совсем другие слова.

– Верю, – это вышло не зло, а печально. – Ты научишься, ты же лучшая ученица.

Глава 12
НАЛОЖНИЦА

Сережку с противозачаточным заклинанием Акио подарил ей сразу после завтрака.

– Привез тебе подарок из Тэйдо, – пояснил он с кривой улыбкой в ответ на ее вопросительный взгляд. – Давай надену.

Боль кольнула мочку, и в ухе расцвел золотой цветок с крохотными каплями бриллиантовой росы на листьях.

Мия взглянула в зеркало, ощущая странную горечь. Она не чувствовала в себе готовности стать матерью, но этот подарок задел и даже обидел. Как напоминание, что Мия должна знать свое место – место наложницы. А рожать детей ему будет жена из знатного рода.

А потом Акио ушел, оставив Мию почти на весь день. Встреча с советниками, начальником стражи, главой купеческой гильдии, срочные прошения, обеспечение армии, непонятная задержка налогов из северных поселений. У даймё много дел.

Девушка слонялась по замку, чувствуя себя еще более неприкаянной, чем до его возвращения. Юрико пыталась развлечь ее музыкой и чтением стихов, но Мия была рассеянна, почти не слушала, отвечала невпопад, то и дело кидала быстрые взгляды за окно, а когда даймё появился на заднем дворе, и вовсе высунулась почти по пояс.

Она со смутной обидой следила, как Акио направляется стремительным шагом от казарм к хозяйственным складам, как суетится и приплясывает вокруг него господин Масуда собственной низкорослой персоной. Внезапно даймё остановился и поднял голову. Мия шарахнулась от окна и налетела на стену.

– Госпожа, что случилось? – испугалась Юрико.

– Ничего.

Мия снова прокралась к окну и выглянула так, чтобы ее нельзя было заметить со стороны двора, но Акио уже ушел.

– Вы смотрели на господина? – догадалась служанка. – Я тоже иногда так делаю. Он такой, такой… Только всегда сердится, если замечает. Говорит, чтобы не пялилась и шла работать. – Юрико восторженно вздохнула. – Ах, госпожа, вы счастливица…

Мия фыркнула. Ее неожиданно взяла досада, и девушка поклялась себе, что больше не взглянет лишний раз в сторону даймё. Пусть он занимается своими делами, а она будет заниматься своими.

Но дел у Мии не было.

У майко или гейши много обязанностей и почти нет прав. Жизнь наложницы оказалась зеркальным отражением прежней жизни. От Мии никто ничего не требовал, и сотни слуг Инуваси-дзё были готовы исполнить любую прихоть девушки по первому слову. Только пожелай.

Но чего желать, когда она сыта, одета изысканней придворной дамы? Когда к ее услугам множество музыкальных инструментов, свитки с романами и поэмами, рукоделие, если госпожа наложница пожелает им заняться, или любое другое развлечение, которое приличествует знатной женщине?

А Мии было скучно.

Она не привыкла к излишку свободного времени. Безделье, которым так кичились иные высокорожденные, угнетало девушку. Ей не хватало дружеского общения и участия. Юрико, при всей ее доброжелательности, не уставала подчеркивать, что она не ровня госпоже. Мия задумчиво ковыряла иголкой вышивание и вздыхала, вспоминая резкую, импульсивную Кумико или веселого Дайхиро.

Где они теперь?

Девушка попробовала вернуться к танцам – занятие, которое всегда дарило ей особую радость, но оказалось, что в замке нет музыкантов. Госпожа Масуда предложила вызвать артистов из Асикавы, но Мия представила, сколько суеты поднимется, как будут бегать и готовить зал для занятий служанки, как отправят посыльных в город, привезут музыкантов – их ведь и поселить где-то нужно. Весь замок будет знать, что госпожа наложница занимается танцами, еще и подглядывать начнут, обсуждать…

Представила все это – и отказалась.

Плохо было, что Мия сама не понимала до конца, что ей позволено как наложнице и в каких пределах. И мысленно сравнивала себя с бесполезной красивой безделушкой в жизни даймё.

Не с кем было поговорить, не к кому обратиться. На холодном неласковом Эссо вовсю бушевала весна, и казалось, что жизнь проходит мимо, касаясь лица краешком рукава. Снова вернулось тоскливое чувство беспомощности, ощущение, что Мия ничего не решает в своей судьбе.

И ведь не на что жаловаться! Одета, обута, сыта. Слуги обращаются к ней, как к знатной даме, мужчина рядом – предмет тайных воздыханий половины женщин острова. А она опять несчастна.

Неблагодарная!

Кроме Мии, в Инуваси-дзё не было бездельников. Каждый житель замка, от служанки, драившей полы, до даймё, занимал свое место в четко отлаженном механизме. И на фоне этой всеобщей занятости девушка особо остро ощущала свою бесполезность и ненужность.

Единственную свою обязанность – отдаваться господину – Мия не могла воспринимать как обязанность. Обязанность – что-то скучное, неприятное, но необходимое. Она же дарила ласки искренне, с наслаждением. Таяла под поцелуями, хмелела от его низкого хриплого голоса, подчинялась, готовая исполнить любое его желание. И с восторгом ловила выражение блаженства на его лице, когда они становились единым целым.

Он был страстным и неутомимым любовником. Властным, но заботливым. Секс с ним открывал ей новые, неизведанные грани собственной чувственности. Мия не узнавала себя, такой изобретательной и бесстыдной она становилась в его объятиях.

Но стоило ему утолить голод, как Акио снова замыкался. Это ранило, обижало до слез. Мия знала, что не имеет права претендовать на что-то еще, он и так давал ей куда больше, чем может ожидать наложница от самурая. И все же от его холодности было больно.

После близости он часто дарил подарки. Мия принимала их – наложнице нельзя не принять подарок своего господина. Но девушка не могла избавиться от унизительного чувства, что он только что заплатил ей за секс.

Как гейше.

Она прятала драгоценности в шкатулку и мечтала забыть о них. Благо даймё не требовал, чтобы Мия носила подаренные украшения.

Акио Такухати все так же вызывал у нее противоречивые чувства. Они жили рядом, спали в одной постели, занимались сексом, но оставались чужими друг другу. Бывало, что он почти демонстративно не замечал Мию. Тогда ей хотелось уйти, сбежать, навсегда покинуть проклятый Эссо, забыть его холодную красоту и его повелителя. В иные минуты даймё, напротив, смотрел на нее так, будто на свете нет ничего интересней и значимей Мии. Тогда она ощущала себя самой прекрасной и желанной женщиной в мире. И это тоже пугало, потому что было самообманом.

Энергия и ритм жизни даймё восхищали. Казалось, Акио знал по именам и в лицо всех солдат своей армии и слуг в замке, помнил, кому и когда отдал какое распоряжение, кто справился, а кто проявил себя не лучшим образом.

Он вставал в пять утра, шел на двухчасовую тренировку, потом выливал на голову ведро ледяной воды, переодевался и до обеда успевал побеседовать со всеми советниками, просителями и подчиненными, вникнуть в каждую проблему и решить ее в своей обычной манере – быстро и жестко. После обеда приходило время работы с бумагами. Акио разбирал бесконечные прошения, жалобы и предложения. Потом еще одна тренировка, легкий ужин и несколько коротких часов перед сном, которые он мог посвятить себе.

Родовая магия словно накладывала свой отпечаток на личность Акио Такухати. Мия чувствовала опасливое восхищение его страшной силой – силой холодных северных штормов и ледяного ветра. Трепет перед умением быть непреклонным, решать любые задачи, давить, гнуть и ломать других людей.

Порой ей казалось, что первым человеком, которой изведал эту силу даймё и подчинился ей, был он сам. Тот незнакомец, который иногда мелькал за высокомерной и отстраненной маской.

Она хотела бы увидеть его, узнать поближе. Заслужить доверие. Но как Мия ни пыталась, все ее попытки наталкивались на стену, которую Акио возвел вокруг своей души.

Одержимость усиливалась с каждым днем. Потребность видеть Мию, слышать ее голос приобретала размер болезненной мании. В минуты просветления Акио с ужасом понимал, что готов сделать что угодно, лишь бы вызвать на ее лице счастливую улыбку.

Болезнь. Сумасшествие.

Войдя в помещение, он первым делом инстинктивно искал глазами свою наложницу. Вглядывался в лицо, когда она спала, словно силился запечатлеть навсегда в памяти эти черты. Она бывала веселой, хмурой, серьезной, иногда даже сердитой, но всегда бесконечно милой. И грозный даймё Эссо стискивал зубы и отводил взгляд, пережидая приливы неконтролируемой мучительной нежности.

В надежде избавиться от наваждения он уходил в дела и тренировки. Старался не обращать на нее внимания, чтобы не выдать случайно позорной слабости. И только в мгновения, когда она была в его объятиях, Акио давал волю постыдному и сладкому чувству. Ласкал ее, выцеловывая каждый пальчик, каждую клеточку тела, разбирал волосы по прядкам, снова и снова доводил до высшего наслаждения. И отворачивался после, стараясь подавить глупые признания.

А Мия день ото дня становилась все печальнее. Ее не радовали новые наряды. Украшения вызывали на лице бледную дежурную улыбку, она кланялась, говорила «спасибо, господин», и Акио понимал – не то. Она положит очередной подарок в шкатулку к другим драгоценностям и забудет.

Что ей нужно? Он хотел, чтобы Мия была счастлива, ее улыбка была нужна ему почти так же, как воздух! Но что нужно ей – маленькой, такой хрупкой и такой сильной, так не похожей на всех остальных женщин, когда-либо бывших в его жизни? Почему ей плохо с ним, он же старается, чтобы у нее было все?

Ми-я… Его солнце, его счастье, его сокровище.

На пятый день Мия поняла: еще немного и она взвоет от вынужденного безделья. Стены замка давили, в окно заглядывали ветра, приносили запах почти отцветшей сакуры, звали прогуляться по холмам. Госпожа Масуда, вздохнув, выделила девушке двух уже знакомых самураев. Но в тот момент, когда они почти пересекли двор и подошли к центральным воротам, судьбе было угодно столкнуть Мию с Акио Такухати.

– Куда собралась?

Мия даже споткнулась, напоровшись на злой голос, как на нож. Он стоял у нее на пути, перекрыв дорогу, и смотрел так, словно поймал на месте преступления.

– На прогулку. – Она услышала в своем голосе просительные нотки, как будто и правда была застигнутой преступницей, и рассердилась. – Госпожа Масуда разрешила…

Он сжал челюсти так, что желваки заиграли под кожей.

– Она не госпожа, Мия! Твой даймё я, только я могу что-то разрешить тебе делать. Никаких прогулок. Пошла домой! Я скажу страже, чтобы тебя не выпускали.

Мия развернулась и побрела обратно. Хотелось разрыдаться от несправедливости полученной выволочки. За что он так с ней? Она же не хотела ничего плохого! Неужели теперь ее судьба вечно сидеть в четырех стенах и развлекать даймё, когда тот пожелает плотских утех?

Чтобы никто не видел, она забилась в комнату для хозяйственных нужд в дальнем крыле замка. Свернулась калачиком на циновке в углу и уже там дала волю слезам, оплакивая глупые девичьи мечты. Зря она надеялась стать для Акио Такухати чем-то большим, чем просто постельной игрушкой. Да, даймё одержим ее телом, но и только. Однажды он насытится и выкинет ее из своей жизни.

Верно говорили в школе. Нельзя доверять мужчинам. Они предают, используют и бросают. Да, формально Акио Такухати выполнил свою клятву – он не бил, не насиловал и не унижал Мию.

Но обидеть можно не только действием. Иногда невнимание обижает сильней.

Наплакавшись вволю, она уснула.

Проснулась Мия оттого, что стало жарко. Отбросила в сторону тяжелое шерстяное одеяло и села, удивленно моргая.

Она помнила, что уснула на циновке, но сейчас под ней был футон. И даже вышитая подушечка под головой, а рядом валялось одеяло.

Знакомая обстановка подсказала, что Мия в спальне даймё. За наполовину задвинутыми ставнями сгущались сумерки, и комнату освещал дрожащий огонек в масляной лампе.

Но как она здесь оказалась, если уснула совсем в другом месте?

Со второго взгляда Мия поняла, что она не одна в комнате. Акио сидел на футоне рядом и смотрел на нее внимательным тяжелым взглядом.

– Господин Такухати!

– Проснулась? Хорошо.

Судя по его тону, все было совсем нехорошо.

– Как я здесь оказалась?

– Я принес тебя. – Теперь голос Акио был просто ледяным.

– Ясно.

Он зло сощурил глаза.

– Ясно? А мне нет! Что это за фокусы, Мия? Моя наложница не должна спать на полу в чулане.

Мия опустила взгляд. От его суровости снова захотелось разрыдаться.

– Простите. Больше не повторится.

Акио медленно выдохнул, словно пытался успокоиться.

– Ты плакала. Почему?

Мия пожала плечами. Любое объяснение прозвучало бы как претензия, а разве у нее есть право их предъявлять?

– Я задал вопрос!

– Простите, – буркнула она, отводя взгляд. – Это тоже больше не повторится.

– Какого… – Владевшая им ярость прорвалась наружу. Даймё с размаху саданул рукой по стене, разбив в кровь костяшки, и вскочил. Его лицо было искажено, магический огонь в глазах полыхал так ярко, что казалось, синева заливает глазницы. Мия съежилась, отползла в угол.

Она только раз видела Акио Такухати в таком гневе. В тот вечер, когда он унизил ее, а потом овладел.

– Чего ты хочешь? – прорычал он. – Что тебе нужно, Мия?!

– Простите… – Мия всхлипнула и заревела.

Акио сжал кулаки и выругался, беспомощно глядя на рыдающую девушку. Прошелся по комнате, усмиряя гнев, снова опустился на татами рядом.

– Мия…

Она шарахнулась от протянутой ладони. Мужчина тяжело выдохнул и привалился к стене.

– Чего ты хочешь, Мия? – с болью в голосе повторил он. – Чего тебе не хватает?

– Простите…

– Это я уже слышал. Будем считать, что простил. – Он шумно выдохнул несколько раз, успокаиваясь. – Итак, – голос зазвучал равнодушно и жестко, – почему ты рыдаешь в чулане? И почему шарахаешься от меня? Разве я не клялся не причинять тебе вреда?

Она сглотнула и постаралась взять себя в руки. Гнев даймё пугал, но бесстрастный тон ранил сильнее. Всякий раз, когда Акио становился таким отстраненным и высокомерным, у Мии появлялось ощущение, что она бьется всем телом о глухую стену.

Зачем? Для чего пытаться стать близкой с мужчиной, которому эта близость не нужна? Зачем протягивать свое сердце в ладонях тому, кто швырнет его в грязь? Акио нужно ее тело, нужна послушная красивая игрушка в постели? Пусть так. Мия тоже научится равнодушию.

У нее получилось ответить так же безразлично и холодно:

– Глупая женская истерика, мой господин. Больше не повторится.

Акио дернулся, как от пощечины.

– Позвольте, я приведу себя в порядок. – Она встала.

– Мы не договорили.

Он тоже встал.

– Что еще угодно господину?

– Прекрати! – Акио надвинулся, взял ее за плечи, стиснул до боли, встряхнул. – Посмотри на меня!

Она неохотно подняла лицо. Под его горящим взглядом удерживать почтительную безучастную маску было непросто.

– На меня, а не сквозь меня, Мия!

– Я смотрю, господин.

– Хватит! – Он навис сверху – опасный, непонятный, требовательно заглядывая в ее лицо. – Хватит изображать образцовую наложницу!

– Вы же сами хотели… – Надолго ее не хватило, губы снова начали дрожать.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, а не плакала, – тихо сказал Акио. – Что не так, девочка?

И столько внезапной нежности было в этом коротком «девочка», что Мия растаяла и раскрылась.

– Я вам не нужна, – выдавила девушка. – Я никому здесь не нужна.

Его зрачки расширились. От изумления даймё даже ослабил хватку.

– Что за чушь! Ты нужна мне!

– Вы не обращаете на меня внимания.

– Я провожу с тобой каждую ночь!

– Вы не обращаете на меня внимания, – с отчаянием повторила она. – Не разговариваете, только приказываете. Гоните из комнаты, когда заняты. Не замечаете, пока я вам не понадоблюсь…

Мия говорила торопливо, пытаясь выплеснуть наболевшее. Рассказать о горьком чувстве одиночества и неприкаянности, которое испытывала последние дни. О том, как невыносимо быть бесполезной. Как Мия чувствует себя пустым местом, когда Акио не замечает ее, находясь в той же комнате. И как больно и обидно, когда он отворачивается и засыпает сразу после секса или уходит по своим делам, не подарив даже поцелуя на прощанье.

На протяжении этой обвинительной речи на лице даймё по очереди сменились изумление, возмущение и задумчивость.

– И вы не хотите от меня детей, – жалобно закончила она.

– Хочу, – возразил Акио. – Очень хочу.

– Но… – Рука сама собой потянулась к сережке.

– Сейчас это слишком опасно. Самое большее через полгода все решится. Тогда я сниму ее. Если буду жив.

Она ойкнула. Сердце трепыхнулось от страха.

– Почему опасно? – шепотом спросила Мия.

Акио покачал головой и взял ее лицо в свои ладони:

– Политика. Забудь. Что до остального… – Он поцеловал ее в заплаканные глаза и обнял. – Я понял, – глухо выдавил мужчина, утыкаясь лбом ей в плечо. – Понял…

Никогда еще Ледяному Беркуту не было так сложно.

Он желал, отчаянно пытался стать мягче с Мией. Дать волю сжигающей душу нежности, позволить себе слабость, произнести слова, что так и рвались с языка…

И не мог.

Что-то останавливало в последний момент, словно он с размаху натыкался на стену. Прозрачную ледяную стену, отделявшую его от всех людей вокруг, великолепно защищавшую душу от любых невзгод и потрясений. Нападала мучительная немота или с губ срывались совсем другие, резкие и злые слова…

Как в тот раз, когда он испугался, поняв, что Мия собралась за пределы замка в сопровождении всего двух воинов. Нужно было поговорить по душам, объяснить, выделить ей отряд для охраны, а еще лучше отправиться вместе с ней.

Но он не умел разговаривать по душам.

Мир вокруг подчинялся строгой иерархии – были те, кто обязан выполнять приказы Акио. И те, чьи приказы он обязан выполнять. Ледяной Беркут прекрасно умел приказывать. Назначать ответственного, раздавать задачи и следить за их исполнением. Он даже иногда вдавался в объяснения, если этого требовало дело. Коротко и сухо, спокойно.

Но Мия словно взламывала его холодный, упорядоченный мир одним своим присутствием. Рядом с ней его почти трясло от новых, ранее неведомых чувств. Тревога, нежность, желание заботиться, восхищение, страх потери, счастье…

И все это разбивалось о ледяную стену в душе, умирало несказанным.

Когда-то Акио горел заживо, стоя на передовой в Огненной долине. Сейчас он тоже горел, сжигая себя в огне новых чувств. Стена, бывшая раньше безопасным убежищем, стала темницей, из которой не было выхода.

Он вспоминал Хитоми. Сестра – единственный человек в этом мире, проходившая за ледяную стену. Спокойно, как к себе домой.

Нет, он никогда не впускал ее, она входила сама, не замечая преград. Ее не отпугивала напускная холодность и жестокость Ледяного Беркута, она видела в Акио сильного, доброго и заботливого старшего брата, и он становился для нее таким.

Но Мия так не умела. И Акио понимал – еще немного, и все. Он потеряет ее.

Навсегда.

– Господин…

Мия нерешительно застыла на пороге кабинета. Соседняя со спальней комната, в которой даймё хранил архив, переписку, карты, своды законов, многочисленные свитки по экономике и военному делу. Обычно именно здесь после обеда он разбирал письма и бумаги. Мия до сих пор была в этой комнате лишь однажды, в самый первый день.

Акио сидел за столиком, просматривая какое-то донесение, и делал пометки на листе рисовой бумаги.

– Иди сюда.

Она робко подошла и опустилась на татами рядом со столиком. Непривычно было, что Акио больше не гонит ее и не отмахивается.

– Сейчас закончу, – сказал он, не отрывая глаз от бумаги. – Подожди.

Изящная кисть казалась слишком маленькой для его руки. Меч смотрелся в ней куда уместнее.

Мия опустила взгляд на беспорядочные черточки, которыми он пятнал белизну бумаги. При виде такой записи преподавательница каллиграфии из «Медового лотоса» схватилась бы за сердце. Иероглифы торчали вкривь и вкось, местами и вовсе только по соседним значкам можно было догадаться о значении того или иного символа.

– У вас плохой почерк.

– Ужасный, – хмыкнул Акио. – Отец считал, что для будущего даймё важнее уроки кэндо, экономики и военного дела.

– А говорят, что кэндо и каллиграфия – едины. И мастер в одном искусстве будет мастером и в другом.

– Врут.

Он обмакнул кисть в тушь, занес над бумагой и выругался, посадив кляксу прямо по центру свитка. Некрасивое пятно съело половину иероглифов, лишив смысла все прочие.

Со словами «опять переделывать!» Такухати скомкал испорченный лист и достал новый.

– Неправильно.

– Что? – Он поднял голову и хмуро уставился на Мию.

– Вы слишком глубоко погружаете кисть. Достаточно на треть. И тушь лучше не стряхивать, а отирать. Давайте я покажу.

Акио протянул девушке кисть. На лице его читалось такое явное сомнение, что Мию разобрал азарт. Не зря же она была лучшей по каллиграфии в «Медовом лотосе».

– Вот! – Девушка аккуратно прошлась кончиком кисточки по краю баночки с тушью. – Вы еще и держите неправильно. Неужели никто не говорил?

Даймё покачал головой.

– Вы держите ее, как палочки для еды. А надо вот так… – Она заставила его сложить вместе указательный и средний пальцы, вложила в руку кисть и прижала сверху большим. – Если хотите тонкую линию, берите за кончик. Если толстую, перехватывайте у основания. Попробуйте!

Он попробовал. С задумчивой усмешкой посмотрел на получившуюся тонкую линию, потом протянул кисть Мии:

– Давай ты.

– Я? – растерялась девушка.

– Да, ты. Я буду диктовать. – Даймё подвинулся, освобождая ей место перед листом бумаги. Сел сзади, обнял, прижав к себе, и уткнулся лицом в ее волосы.

От этого объятия по телу прошла сладкая дрожь. Мия замерла, наслаждаясь ощущением близости мужчины, защищенности. Все соображения по поводу каллиграфии как ветром выдуло.

– Записывай, – хриплым шепотом сказал Акио и поцеловал ее в макушку. – Асикава, налоговые сборы с гильдии корабельщиков…

Она механически водила кистью, занося на бумагу его слова. Попроси Акио пересказать только что записанное, Мия не смогла бы вспомнить ни строчки. Все мысли сконцентрировались внизу живота. Там, где его руки обнимали и легонько поглаживали ее тело сквозь ткань кимоно. Губы спустились ниже, лаская и выцеловывая хрупкие позвонки на оголенной шее, опаляя жарким дыханием. Низкий мужской голос диктовал что-то о налоговых обязательствах и недоимках так страстно, словно это были признания в любви. Атмосфера в комнате неуловимо изменилась, теперь она была заполнена скрытым вожделением…

Он медленно вынимал шпильки из ее прически, одну за другой, и шептал что-то про баланс и расходы, развязывал пояс и говорил о перераспределении земельных наделов. И Мия, околдованная хриплым голосом, бездумно обмакивала кисточку в тушь, выводя иероглиф за иероглифом, пока мужские руки проникали под кимоно. Сладкое томление разлилось по телу, от прикосновений по коже расходились блаженные волны. Горячий шепот на ухо, губы, ласкающие мочку уха…

– А? – Она изумленно уставилась на иероглиф «сокровище», следовавший сразу после иероглифов «долговые обязательства».

– Мое сокровище, – выдохнул Акио ей на ухо. – Хочу тебя! Сейчас!

Кисточка выпала из ослабевших пальцев, покатилась по бумаге, размазывая безупречно выписанные иероглифы. Мия откинулась в его руках, наслаждаясь поцелуями. Шелковое кимоно соскользнуло с плеч на татами, за ним последовала тоненькая нижняя рубаха и мужской пояс…

Акио чуть приподнял ее за бедра и опустил. Мия негромко ахнула, ощущая, как напряженный стержень медленно входит в ее тело, растягивая нежные стенки, заполняя ее целиком, подчиняя и даря наслаждение.

Его зубы сомкнулись на мочке уха. Рука нырнула между раздвинутых бедер, надавила на чувствительную точку, и девушка застонала в голос.

– Двигайся!

Мия послушно приподнялась и опустилась. Его пальцы продолжали мять и поглаживать скользкий бугорок между ног, вторая рука сжалась на груди, вызвав короткую судорогу наслаждения.

– Господин, – всхлипнула она, насаживаясь на него. – Так хорошо-о-о!

Еще несколько торопливых движений вознесли ее к вершине удовольствия, но Акио не остановился на этом. Он заставлял ее стонать и вскрикивать снова и снова, пока Мия совсем не обессилела.

Потом они лежали в обнимку на брошенной на циновки одежде, переплетя руки и ноги. Утомленные, но не пресыщенные друг другом. Мия улыбалась счастливой и глупой улыбкой, вспоминая полный страсти голос, шепчущий: «Мое сокровище».

Сокровище. Раньше он никогда не называл ее так. И он не отвернулся на этот раз! Не встал, не ушел, не оставил ее одну!

– Будешь моим секретарем?

– Что?

Девушка вздрогнула и посмотрела на него недоуменно. Слишком неожиданно прозвучали эти слова.

– Будешь записывать под диктовку? У тебя красивый почерк.

– И каждый раз все будет вот так заканчиваться? – прыснула Мия.

– Не каждый. – Он сощурил глаза, в голосе зазвучали ленивые интонации сытого хищника. – Через раз.

– С радостью, господин. – Мия помедлила. – А вы не боитесь, что я узнаю что-то… важное.

– Не боюсь. – Он медленно намотал ее волосы на руку, оголяя шею, чтобы поцеловать. – Я тебе доверяю.

Мия вздрогнула. По телу как будто прошлась теплая волна от затылка до кончиков пальцев на ногах, такими волнующими и сладкими показались ей слова даймё. Она обхватила его за плечи, уткнулась в грудь, пряча подозрительно заблестевшие глаза.

– Спасибо! Спасибо, господин! Обещаю, вы не пожалеете!