355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алина Лис » Путь гейши (СИ) » Текст книги (страница 6)
Путь гейши (СИ)
  • Текст добавлен: 16 марта 2017, 02:30

Текст книги "Путь гейши (СИ)"


Автор книги: Алина Лис



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Так приятно…

Чем ниже он спускался с поцелуями, скользя щекой по шелковистой нежной коже, тем сбивчивей становилось ее дыхание. Он раздвинул бледно-розовые лепестки и прошелся языком, пробуя ее вкус. Сладкая. Даже здесь сладкая. Девушка ахнула и дернула бедрами, выпрашивая еще ласки.

Акио почувствовал терпкий запах ее возбуждения, от которого мутилось в голове и хотелось взять ее сейчас, немедленно, грубо и властно. Тяжело заныло в паху. Охватил губами скользкий бугорок и услышал в награду глубокий возбужденный стон.

Он ласкал ее губами и языком, чуть прикусывал трепещущую плоть, пьянея от ее запаха, вкуса и прерывистых вскриков.

– Пожалуйста, не останавливайтесь, – жалобно всхлипнула Мия, когда Акио оторвался от бедер. – Пожалуйста!

– Нравится? – вкрадчиво спросил он, прижимаясь к девушке сзади и целуя ее в полуоткрытые губы.

Она зажмурилась и прошептала: «Да!»

– Думаю, это тебе понравится еще больше.

Его рука проникла меж призывно раздвинутых бедер, и Мия задвигалась в ответ, сама насаживаясь на пальцы. Она была не просто влажная – мокрая. Второй рукой он стиснул грудь, пощипывая и сжимая сосок.

Стоны превратились в крики. Сводящий с ума сладкий запах, нежная кожа под пальцами, изящное девичье тело в его объятиях.

Ему захотелось как-то пометить ее, оставить знак, что она принадлежит ему, и только ему. Заявить свои права так, чтобы никто и никогда не смог их оспорить. Акио прижался губами к шее, оставляя еще один засос, ниже первого.

Не то! Следы сойдут, все забудется. Он должен сделать ее своей навсегда…

Он вошел в нее сзади, резко, и застонал, ощутив, какая она узкая, горячая и влажная. Задвигался медленно и мягко. Каждый раз, когда он погружался в нее полностью, она вскрикивала на выдохе – чуть хрипловато, беспомощно и безумно возбуждающе.

Мия отдавалась без остатка, раскрывалась до конца, и Акио потерял контроль. Все на свете стало неважным, кроме женщины рядом – чувственной, покорной, жаждущей. Он повторял ее имя и рычал ей на ухо «моя!», оставляя укусы и засосы на жемчужно-белой коже.

Девушка изогнулась в его руках, замерла, тяжело дыша, а потом дернулась и протяжно всхлипнула. Он почувствовал, как она пульсирует и сжимается там, внутри, и не смог сдержаться. Стиснул пальцы на ее бедрах до синяков, прижал к себе так тесно, как только мог…

Удовольствие было не менее ошеломительным и ярким, чем в первый раз.

Мия лежала в его объятиях совершенно без сил. После пережитого не хотелось говорить или двигаться. Она вся пропиталась его запахом, плечи горели от укусов, широкие жесткие ладони обнимали ее талию, а на бедрах, похоже, опять будут синяки от пальцев. Словно Акио пытался везде оставить свои метки.

И она все еще чувствовала его внутри.

Девушка попыталась пошевелиться, и он недовольно заворчал, прижимая ее к себе крепче.

– Не уходи, – прошептал он ей на ухо. – Ты сладкая, Мия. И пахнешь сакурой.

– Я пахну вами. И я не уйду.

– Это правильно. – В его рычащем голосе послышалось урчание сытого хищника. Он потерся носом о ее шею, прижался губами к коже под ухом. – Тебе было хорошо, Мия?

Ей было хорошо. Даже лучше, чем в ночь мидзуагэ. Возможно потому, что сейчас в близости не ощущалось оттенка принуждения. Мия была вправе отказаться, но она сама пожелала этого мужчину.

– Очень, – тихо ответила девушка. – Только вот здесь…

Она наморщила носик и потерла плечо, где саднил и ныл след от особенно глубокого укуса.

– Больно? – Акио отодвинул ее пальцы и поцеловал след. На мгновение ожгло холодом, а потом боль прошла. – Прости. Я увлекся. Буду осторожнее. Ты такая красивая, Мия.

Еще несколько несущих прохладу поцелуев, легких, как прикосновение крыльев бабочки. И руки, ставшие вдруг такими удивительно нежными. Пальцы, ласкающие и поглаживающие Мию так бережно и осторожно, словно она может рассыпаться от небрежного прикосновения.

Сейчас в ласках не было страсти, они убаюкивали, расслабляли. Мия закрыла глаза. Все путалось, тонуло в темноте и блаженном изнеможении. На границе сна и яви ей запомнился хриплый мужской голос, шепчущий невозможные, будоражащие кровь признания…

Но это, должно быть, уже было сном.

Глава 10
КОГДА НЕ ВЕРИШЬ СНАМ

В просторном жилище старосты сегодня было не протолкнуться. Под крышу набилось полдеревни. Пахло рисовыми лепешками, саке и разгоряченными телами. Сельчане сидели вплотную, не сетуя на тесноту. Оживленные разговоры то и дело перемежались громовыми раскатами хохота, от которых содрогались бамбуковые стены.

И как не захохотать, когда пришлый монах так уморительно изображает сценку с гейшей и самураем в лицах! Как жеманно он семенит, как потешно складывает губы дудочкой. И тут же, ухватив метлу на манер катаны, перевоплощается в грозного даймё, который требует от прелестницы любви.

Ну затейник!

– Ах, я не могу, я не такая, – просюсюкала «гейша», стыдливо прикрывшись заслонкой от очага, призванной изображать веер.

– Чего же ты хочешь, о женщина? – возопил «самурай».

Женщина хотела сладостей. И чтобы ухажер почитал ей стихи. И маленькую собачку. И пройтись с ним под цветущей сакурой. И золотых украшений. Набор шпилек, инкрустированных рубинами. И личный норимон с десятком носильщиков. И дом в столице. И…

Перечисление затянулось, но, когда корыстная дева иссякла, не в силах придумать что-то еще, и кокетливо выглянула из-за веера, оказалось, что ухажера след простыл. В возмущении гейша забегала, заламывая руки и расспрашивая зрителей, не видели ли они «подлого обманщика».

Крестьяне хохотали, хлопали себя по ляжкам и отрицательно качали головой.

Напоследок снова появился «самурай» и потребовал налить ему саке, дабы скрасить горечь от поражений на любовном фронте. Требование было немедленно исполнено, и домик снова наполнился разноголосицей.

Посиделки затянулись, крестьяне расходились неохотно, но в итоге за столиком остались только монах, изрядно поддатый староста и огромная бутыль с саке.

– А я ведь к вам по делу, – задумчиво сказал монах, прикладываясь к чарке. – Ищу одну женщину. Сачи Сайто ее звали, лет пятнадцать назад пришла в деревню из-за кряжа с маленьким ребенком.

Староста подозрительно сощурился:

– Зачем ищешь?

– Да вот, дядюшка у нее умер, друг мой хороший был. Никого родных, одна Сачи да дочурка ее. А я вроде как обещался ему разыскать родственницу. Теперь бегаю по всему Рю-Госо, чтобы отдать наследство.

Собутыльник развел руками:

– Померла Сачи. Еще восемь лет назад к предкам отправилась.

– Печально. Ну, за упокой!

За упокой староста выпил с удовольствием. Даже облился. Отер саке рукавом с подбородка, поморщился:

– Не любили мы ее. Пришла незнамо откуда. И неженка была, говорила непонятно, нос задирала. Подумаешь, писать-читать умеет! Зато козу подоить по первости подойти боялась, тьфу! И гонору…

– Понимаю, – поддакнул монах. – Женщина должна знать свое место. А она не знала, говоришь?

– Да какое там…

Староста начал горячиться, с растущим возмущением вспоминая реальные и мнимые пороки почившей женщины. Пришла Сачи из-за гор, сказала, что была с мужем, но по дороге на них напали сикомэ и растерзали ее спутника. Это сразу показалось старосте подозрительным. Если мужчину растерзали, то почему ее с ребенком не тронули?

Речь и внешний вид незнакомки тоже вызывали подозрения. Слишком ухоженные ручки, белая кожа, не знавшая солнца. Она утверждала, что ее муж был самураем, но из простых, деревенских. Староста знал, как выглядят и такие самураи, и их жены – они немногим отличались от крестьян, разве что одевались чуть лучше.

Ясно же – сбежала от кого-то, пряталась. Может, из чайного домика, может, наложница.

Тем не менее он проявил доброту к пришлой. Позволил ей занять покосившийся домик на окраине, который пустовал уже несколько лет. И даже был настолько щедр, что предложил помощь. Но она, невесть что возомнившая о себе гордячка, осмелилась отказать.

– И еще посмотрела так… как на погань какую, тьфу ты! Как будто сама не одна с дитем, без мужа. Но вишь ты, староста ей не люб!

Он ушел, оскорбленный в лучших чувствах, и забрал мешок с рисом, который принес, чтобы умаслить красотку. Еще и бросил напоследок: «Сама приползешь на коленях». Ждал, что приползет. Одна же, без мужика! И не умеет по хозяйству – разве работают в поле с такими ручками? Видно, что ничего тяжелее ложки не держала.

Не ради себя, так ради малышки приползет. Вон дите как жалобно плачет и кушать просит.

Но прошел месяц. Другой. Женщина спала с лица, под глазами залегли черные тени, ну чисто панда. При встрече староста издевательски кланялся ей и намекал на мешок с рисом мол, стоит еще, ждет. Уже и не хотел ее, до того подурнела, но зло заедало и гордость.

Сказал – приползет.

Не приползла. Брала рис у соседей, всегда честно возвращая одолженное. Научилась кое-как вести хозяйство. Домишко ее кривой-косой, на подгнившей опоре, заливало в дожди. В щели задували ветра, малышка болела и кашляла, Сачи не спала ночей, отпаивая ее целебным сбором, выменянным на последнюю миску риса, а с утра шла в поле работать.

Прижилась, освоилась, стала своей среди крестьянок. Те уважали ее за доброту и какое-то глубинное достоинство. И только староста при встрече кривился и отводил глаза.

Остался какой-то осадочек в душе. Всякий раз при взгляде на Сачи, а потом и на ее малышку, которая подросла и вовсю носилась по деревне с другой ребятней, он чувствовал самому не до конца понятное раздражение.

Ишь ты, императрица неузнанная!

Можно было сдать ее властям. Или пригрозить, что сдаст. Небось тогда бы не отказала. Но больно гадким выходил этот поступок. Раз уж принял, позволил остаться, пусть живет.

Так она и жила. С другими сельчанами близко не сходилась, держалась особняком. Дочка ее росла настоящей красоткой на погибель деревенским парням. Глазищи в поллица, кожа белая, как у благородной. Послушная была девочка, хорошая, помогала матери, как умела.

А потом пришел тот проклятый год. Год, когда даймё всего юга пожелали отделиться от Благословенных островов. В соседнюю провинцию сёгун направил армию во главе с генералом Такухати, чтобы тот выжег смуту огнем и мечом. А на Рю-Госо наслал эпидемию Желтой смерти…

Бунт захлебнулся. Обезумевшие от ужаса крестьяне и солдаты сами ворвались в замок даймё, чтобы уничтожить бунтовщиков, но болезнь уже гуляла по деревням.

Сачи Сайто была в числе умерших.

– А девочка? – спросил монах, слушавший откровения старосты с превеликим вниманием. – Она здесь, в деревне?

Тот скривился:

– Кто бы ее кормить стал? У нас тогда полдеревни вымерло, и больше взрослые. Я продал Мию в школу гейш «Медовый лотос», в двух днях пути на юг, вон за той горой.

Не будь староста так умопомрачительно пьян, он бы непременно заметил, каким обалдевшим стало лицо монаха при этих словах.

Эти сны всегда начинались одинаково, на крохотном скалистом пятачке между океаном и огненной землей. Приходил Джин в облике огромного огненного тигра, превращался в человека и переносил ее к горячим источникам или заброшенному храму с самодельными циновками на полу. Туда, где они узнали друг друга впервые. Где безопасно, безлюдно и так хорошо, так сладко любить друг друга.

Мия с нетерпением ждала прихода этих пугающе реалистичных грез. Чувственные и жаркие, они были ее тайной отрадой.

Но сейчас, увидев под ногами знакомый обрыв и перекатывающиеся кольца дракона внизу, она вместо радости ощутила тоску.

Это неправильно! Почему она продолжает грезить о Джине, если согласилась стать наложницей Ледяного Беркута? Если приняла это решение добровольно и отдалась даймё Такухати с радостью?

Можно сделать вид, что ничего не случилось. Разве властен человек над своими снами?

Но это будет ложью.

Мия чувствовала, знала – этот сон в ее власти. А если так, она должна выбрать.

Нельзя отдаваться одному мужчине, мечтая о другом. Это унизит ее и унизит Акио.

Сны или реальность? Самханский лазутчик или даймё Эссо? Предатель или человек, спасший Мии жизнь?

Нет, здесь нельзя выбрать разумом, как выбирают коня или ткань для нового кимоно на базаре! Нужно спрашивать сердце.

А сердце не спешило с ответом.

Джин… Он снился ей в пугающе чувственных снах. Пылкий и опытный любовник, веселый рассказчик, внимательный друг. Просыпаясь, Мия чувствовала себя такой несчастной и одинокой, что хотелось плакать в подушку. Она злилась на свою неспособность забыть самханца, но засыпала с надеждой увидеть его.

Мужчина, которому Мия спасла жизнь. В которого влюбилась – впервые в жизни, со всем пылом, свойственным юности. А он вел себя сдержанно, ничего не обещал, кроме того, что увезет ее в другую страну. В его объятиях Мия впервые познала наслаждение, а потом он изменил ей и исчез, так и не сдержав обещания.

Акио… Он хотел ее с первой встречи и не скрывал этого. Не желал понимать слова «нет», оскорблял и пугал Мию своей настойчивостью.

Но он же защищал ее всегда, когда в этом была необходимость. Защищал, лечил, отдав столько силы, что волосы и сейчас отрастают на ладонь в день. Спас от демонов и наместника, выкупил на мидзуагэ…

В душе он не такой, каким показался ей при первой встрече. За надменной и жестокой маской Ледяного Беркута прятался кто-то другой. Незнакомец, которого Мия пока не знала, только догадывалась о его существовании.

После прошлой ночи Акио стал ей ближе, будто они познали друг друга не только телом, но и душой. Вожделение, которое Мия вызывала в сильном и могущественном мужчине, льстило ее самолюбию. Но кроме тщеславия девушкой двигали иные, более глубокие и достойные чувства – восхищение, уважение, благодарность.

Акио Такухати притягивал и пугал. Рядом с ним Мия чувствовала себя слабой, но если раньше в этой слабости был привкус безнадежности, то теперь она стала сладкой. И гордость, прежде оскорбленно требовавшая забыть мужчину, который видит в Мие лишь постельную утеху, вдруг встала на его сторону. Теперь гордость велела показать все, на что способна его наложница, доказать Акио, что Мия достойна большего.

Теплые руки легли на плечи. Губы скользнули по шее, лаская, согревая дыханием.

– Почему я забываю тебя, когда просыпаюсь? – печально спросил голос над ухом. – И почему вспоминаю, когда попадаю сюда снова?

– Потому что я так хочу. – Ответ родился сам собой, раньше, чем разум успел осознать вопрос. Мия высвободилась из объятий и взглянула в упор в зеленые раскосые глаза.

Сердце сжалось от предчувствия разлуки. Она всматривалась в благородные черты лица: тонкий нос, высокие скулы, мужественный подбородок, мягкие губы, которые столько раз целовали Мию и шептали ее имя. Рыжие волосы отросли, теперь он собирал их в хвостик, но слишком короткие непокорные пряди спереди торчали смешными вихрами…

Идеальный мужчина. Фантом, созданный ее тоской по несбывшемуся.

Мия знает, каков реальный мужчина. Тот, кто ждет ее за порогом сна. У него колючие синие глаза и неуживчивый характер. Стальные пальцы, раз за разом оставляющие синяки на нежной коже, и хриплый голос, от которого внутри все плавится и находит приятная слабость.

С ним не будет просто, но он – настоящий.

– Не приходи ко мне, – четко выговорила Мия, глядя прямо в глаза Джину. – Я больше не хочу, чтобы ты мне снился.

Сон ушел мгновенно. Джин сел на циновке, глотая воздух ртом и вглядываясь в темноту каюты невидящими глазами.

Пахло благовониями и просмоленным деревом, за тонкой стенкой мерно шелестели волны.

– Что за ёкайские проделки? – громко спросил Джин и сам удивился, как сдавленно прозвучал его голос.

Он опять не помнил своего сна, но если раньше это вызывало только легкую досаду, то теперь в голове навязчиво что-то билось, стучало: «Опоздал!»

Попытка вернуть улетевшее видение отозвалась резкой болью в висках. Принц встал, выругался, наткнувшись впотьмах на угол столика.

– Шутишь со мной, старик? – сквозь зубы спросил Джин у морского божества, но тот, как всегда, промолчал. В каюте было тесно и душно. Джин с досадой отодвинул в сторону дверь и протиснулся в слишком узкий для него дверной проем.

Чтоб ему пусто было, повелителю морских драконов! Можно подумать, потомок огненного бога жаждет неделями болтаться посреди чуждой стихии.

Холодный ночной воздух остудил разгоряченное лицо. Что же ему снилось? Почему, откуда эта тоска и щемящее чувство утраты?

Справа, слева, позади простирался океан – молчаливый и обманчиво безмятежный. Он молчал.

Впереди, в неделе пути ждала Оясима.

Староста отрубился прямо на циновке. Вытянулся и захрапел, распространяя вокруг себя запах перегара. Низенький монах поскреб затылок, задумчиво оглядел немолодого и рыхлого мужчину.

– Признаться, я в затруднении, – обращаясь то ли к самому себе, то ли к спящему, произнес монах. – Вроде и гадкий ты человечишко, но не сказать, чтобы совсем пропащий. Зла не сделал, хоть и мог. К тому же, не продай ты Мию, я бы не имел возможности развлекать этим вечером добрых поселян, а посему мстить тебе вроде как не за что. Но все равно хочется…

Он еще постоял, потом щелкнул пальцами, словно пришел к какому-то решению, и принялся за дело. Извлеченным из очага угольком разрисовал лицо спящему, превратив его в подобие карнавальной маски демона-они. Волосы и жидкую бороденку заплел в мелкие дурацкие косички. Небрежными стежками сшил рукава одежды и связал ноги пеньковой веревкой – легко, чтобы не перекрыть тока крови, но так хитро, чтобы, встав спросонья, человек непременно навернулся. Выплеснув половину воды из глиняного кувшина у изголовья, щедро долил туда рисового уксуса. Остатки уксуса монах вылил в бродившее в огромной бочке на заднем дворе саке.

Проделав эту и еще с десяток подобных пакостей, он прихватил початый мешок с рисом и кулек с сушеными сливами, поклонился домику старосты и был таков.

Глава 11
ПРОБУЖДЕНИЕ

В этот раз Мия проснулась первой.

Ее щека уютно устроилась на широкой мужской груди. Акио прижимал девушку к себе и, как будто этого было недостаточно, намотал на руку отросшие волосы, превратив их в созданный самой природой поводок. Оставшейся длины хватало, чтобы отодвинуться или повернуться, но уйти, не разбудив мужчину, Мия не могла.

Несколько мгновений она лежала, прислушиваясь к его дыханию и своим ощущениям.

Уходить не хотелось. Но очень хотелось освободиться. Чтобы знать – Мия может уйти. Когда пожелает.

Она попыталась аккуратно высвободить волосы, но в ответ Акио недовольно проворчал что-то и, не просыпаясь, сжал объятия, удерживая свою добычу.

Если разбудить даймё, он отпустит волосы. Но Мии вдруг стало любопытно. Девушка поняла, что впервые видит Акио Такухати спящим, и ей захотелось рассмотреть его поближе. Сейчас, пока он лишен всех привычных щитов и масок. Возможно, тогда она сможет чуть лучше понять человека, который распоряжался полностью ее жизнью. Или понять, зачем она ему.

Дождавшись, пока дыхание мужчины снова станет ровным и глубоким, а объятия ослабнут, Мия чуть приподнялась, вглядываясь в лицо даймё, словно видела в первый раз.

Во сне он был другим.

Черты лица неуловимо изменились, стали мягче. Исчезла жесткая складка у края красиво очерченных губ, вечно хмуро сдвинутые брови разошлись в стороны, чуть вздрагивали густые темные ресницы, скрывая холодное синее пламя.

Девушке вдруг до зуда в кончиках пальцев захотелось коснуться его лица. Провести по краю щеки, скулам, подбородку – запоминая, изучая.

На доверчиво откинутой шее часто билась жилка. Скользнуть бы вдоль нее языком, попробовать на вкус его кожу. Но тогда даймё точно проснется.

Его черные волосы разметались по подушке. Мия робко пропустила сквозь пальцы несколько прядей. Жесткие, почти как конская грива. Он не выбривает макушку, просто собирает их в хвост на затылке. Ему идет.

Она все же не удержалась и провела кончиками пальцев вдоль его плеча, очерчивая мускулы. Его смуглое тренированное тело завораживало. Можно сотни раз повторять себе, что внешняя красота в человеке не главное, но нельзя перестать восхищаться ею.

Широкие плечи, сильные руки с проступающими под кожей венами. Тело воина. Он ведь отрабатывает удары с катаной каждый день. Гейши в «Медовом лотосе» говорили, что даймё – лучший в кэмпо среди самураев Оясимы. В памяти всплыла картина, подсмотренная несколько месяцев назад в школе. Короткий свист меча, почти незаметное глазу движение, игра мускулов под чуть влажной от пота кожей – это было так красиво! Мия хотела бы увидеть еще раз его тренировку. Может, он разрешит посмотреть…

Взгляд скользнул ниже. По четко очерченным мышцам груди и живота к возбужденному члену. Девушка уставилась на него, ощущая одновременно смущение и любопытство. Конечно, она прекрасно знала, как устроены мужчины. Наставницы на занятиях уделили немало времени этому вопросу, да и практики с фантомами было предостаточно… Но в том, чтобы вот так жадно рассматривать не абстрактный каменный фаллос или иллюзию в генсо, а живого, опасного мужчину, с которым ты провела ночь, было что-то очень волнующее. И член так непристойно торчал, наводя на стыдные фантазии. Мии захотелось положить на него руку, чуть сжать, провести, ладонью ощущая выступающие вены, поцеловать…

Она вспомнила его вкус и покраснела. Ей действительно очень понравилось дарить ему наслаждение. Лаская его, Мия ощутила, что не только она принадлежит этому мужчине, но и он принадлежит ей. В тот момент она до того поверила в это, что даже осмелилась бы назвать его «своим».

Но вряд ли даймё согласится. Наложница принадлежит самураю, а не самурай наложнице.

На душе стало горько, и девушка отвернулась. Как глупо и неправильно устроен человек – всегда хочет большего. Разве она не мечтала, чтобы даймё Такухати назвал ее своей и забрал из чайного домика? А вот теперь, когда он спас Мию, убив равного, поклялся не обижать ее, окружил заботой, сделал своей, она опять чем-то недовольна. Неблагодарная.

Она снова как завороженная уставилась в лицо спящему. Какой он все-таки красивый. И опасный. Прозвище «Ледяной Беркут» ему удивительно подходит, в этих резких чертах есть что-то птичье. Не зря его предок умел оборачиваться гигантским белым беркутом. Хищно растопыривший когти орел на знаменах Эссо, должно быть, и есть тот самый Такэхая. Повелитель северных ветров, льдов и туманов, бившийся с драконом и проигравший ему…

Ресницы дрогнули. Мужчина открыл глаза.

Мгновение он смотрел на Мию с недоумением только что разбуженного человека, а потом по губам даймё скользнула улыбка. Она красила его лицо, делала привлекательнее и моложе. Сейчас перед Мией лежал Ледяной Беркут, но он словно надел маску не до конца. Сквозь нее проглядывал незнакомец, которым Акио становился во сне.

Он же вправду только что проснулся? Не видел, как она его разглядывала? Или видел?

– Доброе утро, господин, – шепотом сказала Мия и покраснела.

– Мия!

Мия снилась ему – покорная, нежная, сладкая. И первым, что он увидел, проснувшись, было ее лицо. Встрепанная после сна, с блестящими глазами и румянцем на щеках, она была невозможно соблазнительной и хорошенькой. Совершенно без причины Акио почувствовал себя счастливым – почти позабытое чувство из детства.

Он провел по ее нижней губе, намекая на поцелуй, и девушка, повинуясь какому-то инстинкту, поймала кончик пальца губами и разомкнула рот, впуская его внутрь.

Акио замер. Мия медленно обвела языком вокруг пальца, не отрывая взгляда от враз потемневших глаз даймё. И так же медленно, не прекращая ласкать и облизывать, заглотила его целиком. Она делала это намеренно неторопливо, испытывая его терпение и наслаждаясь тем, какой эффект производит это простое действие на мужчину рядом.

Он перестал дышать. Расширенными зрачками смотрел, как девушка подается то вперед, то назад в пикантной пародии на вчерашние ласки. Округлившиеся губы охватывали и сжимали палец, Мия покусывала его – легонько и нежно – и бросала дерзкие взгляды снизу вверх. Горячо заныло в паху, ушли все мысли, осталось только зверское желание раздвинуть ей ноги, войти, выплеснуться. Бросились в глаза засосы на тонкой шейке – его метки. Темно-лиловые, они выделялись на бледной коже, как клеймо. Акио почувствовал, что у него темнеет в глазах от возбуждения. Маленькая ведьма! Она прекрасно понимала, что делает, когда начинала эту игру!

– Дразнишь меня, лучшая ученица?

Он выдернул палец из ее жаждущего ротика и положил руку девушке на затылок. Вторая рука, все еще удерживавшая волосы Мии, сжалась в кулак. Акио потянул, принуждая ее лечь на себя.

Поцелуй был напористым и жадным. Акио заставил ее раскрыть губы, вторгся языком внутрь, изучая и подчиняя. Мия почувствовала, как жесткая ладонь скользнула вниз вдоль спины по чуть выступающим позвонкам, надавила на талию, сжалась на ягодице, притискивая крепче свою добычу. Бедром она ощутила его напряженный член и задохнулась от внезапно нахлынувшего возбуждения. Словно Акио влил в нее свое желание вместе с поцелуем. На коже полыхнули оставленные им вчера метки, соски съежились, став похожими на маленькие горячие камушки. Мия чуть потерлась о его тело, чувствуя, как низ живота наливается пульсирующим теплом, а мысли растворяются в желании принадлежать этому мужчине, снова почувствовать его внутри.

Акио оторвался от ее губ лишь для того, чтобы потянуть девушку вверх и прижаться губами к ее груди. Облизал сосок, втянул в рот, лаская и поглаживая языком. Оторвался, чтобы подуть. Прикосновение холодного воздуха заставило Мию вздрогнуть и прерывисто вздохнуть.

Как и вчера, эти прикосновения его языка, губ и пальцев просто сводили с ума, лишали воли, превращали ее в послушную глину в умелых руках гончара. Не хотелось ничего, только всхлипывать и умолять его не останавливаться.

– У тебя красивая грудь, Ми-я. Как два персика. Так и хочется укусить. – В подтверждение своих слов Акио игриво куснул сосок и довольно сощурился, услышав очередной стон. – Ты такая чувствительная. Тебе ведь нравится, когда я делаю так? – Он чуть сжал пальцы, вглядываясь в ее затянутые поволокой глаза.

– Да, – с придыханием призналась Мия. – Мне нравится все, что вы делаете.

Ей нравился секс. Нравилась властность Акио в постели. И до одурения, до сладких мурашек нравилось, как в его глазах при одном взгляде на Мию разгорается голодное пламя. Хотелось бросать ему вызов, дразнить снова и снова…

Подчиняясь его желанию, она легла на спину. Акио выпустил волосы, и они разметались по футону черными кольцами. Жесткие, в мозолях от катаны, руки накрыли грудь. Сжались, погладили. Контраст смуглой и перламутрово-бледной кожи завораживал и возбуждал.

– Такая нежная… – хрипло сказал он, чуть сжимая пальцы. – Словно шелк.

Акио наклонился и провел языком от камушка, лежащего между грудей, до ямки пупка, шумно выдохнул «сладкая!» – и снова склонился над девушкой. Он целовал ее, прикусывал кожу, ласкал губами и языком и никак не мог насытиться ее телом.

Мия металась, постанывала и выгибалась ему навстречу в безмолвной мольбе. Желание жгло изнутри, щекотало кипучими пузырьками воздуха в горячем источнике. Она хотела этого мужчину, стеснялась своего вожделения и одновременно жаждала как-то выразить его. Показать Акио Такухати, что Мия – не безропотная жертва. Что все происходящее – и ее выбор.

– Господин, возьмите меня!

Эта просьба, произнесенная прерывающимся голосом, вызвала на лице мужчины довольную улыбку. Он скользнул вдоль ее тела, касаясь кожи одним лишь жарким дыханием, и навис над Мией. Девушка почувствовала прикосновение члена к своему самому чувствительному местечку и чуть не застонала от нетерпения.

– Можно я буду сверху, господин?

Она подалась вперед бедрами, но Акио снова усмехнулся, покачал головой и легонько укусил ее за губу, обозначая, что сегодня он, и только он, будет все контролировать. Бережно, но непреклонно заставил девушку поднять и свести руки над головой, с легкостью удерживая их одной ладонью.

– Будешь, – пообещал он на выдохе, входя в нее. – В другой раз.

Мия ахнула, подалась ему навстречу, а дальше были только приятная тяжесть тела сверху и восхитительное ощущение наполненности. Акио целовал девушку жадно, почти грубо и яростно врывался в ее тело, вызывая неконтролируемые вскрики. Его пальцы до боли стискивали тонкие запястья. Мия не пыталась освободиться, но ему словно нравилось так утверждать свою власть.

Ощущение чужой плоти внутри сводило с ума, отдавалось во всем теле блаженными разрядами. Внизу живота то скручивало, то отпускало сладостной судорогой.

Девушка задрожала, выгнулась, оплела его ногами, стремясь стать еще ближе, слиться в одно. Он разжал ладонь, и Мия вцепилась в его плечи. Ногти скользнули по смуглой коже, оставляя царапины, Мия вжалась в мужчину, жалобно простонала его имя. Наслаждение прошило тело молнией, оглушило на мгновение. Она всхлипнула и обмякла. Сквозь блаженную истому Мия чувствовала, как он продолжает двигаться в ее теле. Толчки отзывались сладкими спазмами, она тихо стонала ему в губы каждый раз, когда он погружался в нее до конца.

Акио навалился, вдавливая девушку в футон, стиснул так, что стало трудно дышать, громко хрипло выдохнул и замер. А потом медленно вышел из нее и опустился рядом. Обнял, и она в ответ прижалась и положила голову на плечо. Простой, полный доверия жест, всколыхнувший целую бурю чувств в нем.

Было хорошо, но это было какое-то очень непривычное «хорошо», не похожее на апатию, которую он чувствовал после секса с другими женщинами. От нежности к маленькой гейше перехватывало горло, Ледяной Беркут не рискнул бы сейчас заговорить. Это пугало, он не привык испытывать ничего подобного.

Акио стиснул зубы, пережидая непонятный приступ. Это безумие, он одержим. Тянет к Мии, словно курильщика опиума к трубке. И так же хорошо от близости с ней.

Он надеялся, что утоленное желание приглушит развитие болезни, но вышло наоборот. Нельзя было выкупать ее на мидзуагэ, нельзя было спать с ней, нельзя было касаться нежной перламутровой кожи. Мия – яд, сладкий яд, совершенная отрава, призванная свести его с ума.

Но как Акио ни старался, он так и не смог искренне пожалеть о том, что было. Щемящее сумасшедшее счастье накрывало его с головой при взгляде на ее довольное лицо, блестящие глаза и распухшие от поцелуев губы. Он погладил Мию по спине, чуть касаясь кончиками пальцев выступающих позвонков, и девушка потерлась в ответ щекой о его грудь.

Маленькая, хрупкая, такая покорная и сладкая. Его сокровище. Его женщина!

Значит, остается только сдерживаться, чтобы не выглядеть рядом с ней слюнявым идиотом, как те же курильщики в объятиях наркотических грез. И стараться, чтобы Мия не догадалась, насколько он зависим от нее. Держать лицо, давить бредовые признания и нежные слова, что рвутся с языка. Никто не должен знать, что Ледяной Беркут сошел с ума…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю