Текст книги "Вампиры девичьих грез (СИ)"
Автор книги: Алина Борисова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)
– Да запросто! – Кирилл, вопреки моим опасениям ничуть не разочаровался. – Я вон в том году Светку мою так обучил, что она теперь спец получше многих!
– Грубая лесть, конечно, но засчитывается, – рассмеялась Светка и обернулась ко мне: – ты тоже не катаешься?
– Честно говоря, нет. Да я как-то и не готова пока. Страшновато, – тоже уважительная причина.
– Не дрейфь! Это только в первый раз страшно, а потом увидишь – это здорово. Будет жаль, что день закончился.
После ужина был концерт, а потом еще и танцы. Мы так и держались вчетвером, и я просто диву давалась, как у наших новых знакомых на все сил хватает, они ж сегодня еще и на лыжах успели.
– Дома отоспимся! – беззаботно отмахнулся Кирилл, вытаскивая меня на очередной танец.
В номер мы вернулись уже ближе к полуночи, усталые, веселые. Наше неожиданное место отдыха уже не давило на меня своей крутизной, я уже не боялась, что я не соответствую, не впишусь… Нормальное место, нормальные люди отдыхают. Я уже готова была даже подумать, чтобы встать на лыжи. Вот только сил бы еще найти до кровати добраться!
– Ну? – весело произнес Петька, когда за нами закрылась дверь нашего номера. – А ты еще ехать сюда не хотела!
– Передумала, – беззаботно пожала я плечами. – Уже хочу!
– И? – попытался подсказать мне Петерс, пристально глядя в глаза.
– Что, милый? – преувеличенно нежно проворковала я.
– Как приличные девочки благодарят своих мальчиков за доставленное удовольствие?
– Спасибо, светлейший Петр, за доставленное мне удовольствие. Память о вашем благородном поступке будет вечно жить в моем сердце! – сдерживаясь изо всех сил, я все же сумела проговорить эту тираду серьезно и высокопарно.
– Ладно, проехали, – усмехнулся Петька, делая шаг ко мне. – Благодари как неприличные.
– А неприличные – не благодарят! – фыркнула я и попыталась пройти мимо него в ванную.
Но он меня поймал. И поцеловал сам, не дожидаясь, когда я «пойму», какой благодарности он от меня требует. И это было… так хорошо, так приятно, словно я умирала от жажды, а он дал мне глоток воды. И я пила его поцелуи, словно нектар. Словно я, как усталый путник, все бродила где-то, но наконец-то пришла домой. И он был моим домом, его теплом, любовью и нежностью. В какой-то момент мы оказались на кровати, и это было хорошо, потому как ноги меня давно уже держали с трудом. Все было хорошо, пока чья-то шаловливая ручка не заскользила у меня под юбкой как-то слишком уж выше колен.
– Далеко собрались, юноша? – отстранившись и прихватив его руку своей, спокойно так поинтересовалась.
– Нуу, – судя по мутному взору, в мыслях своих он уже везде добрался. – Ты ведь, кажется, была не против, – Петька попытался высвободить руку и продолжить.
– Была, – согласилась я, отодвигаясь и отстраняя от себя его жадную пятерню. – Вот до сего момента. А дальше – против. И, если ты не хочешь испортить нам обоим каникулы, вот на этом мы и остановимся.
– Да пожалуйста, – Петька обиженно отвернулся.
А я пошла в ванную переодеваться ко сну. Там только заметила, что пуговицы на блузке он мне расстегнул почти все. И когда успел? Впрочем, ложной скромностью я не страдала. Было приятно, ничего не скажешь. Уж точно лучше, чем с Темкой. И чего я на него тогда бросилась? Вот только… глупо как мы, люди устроены. Вот нам, девочкам, что надо? Чтобы обогрели, полюбили, утешили. А мальчикам надо обладать. Владеть им надо, иначе мужественность они свою не чувствуют. Вот и маемся.
Приняв душ, переоделась в ночнушку, очень закрытую, с длинными рукавами и высоким воротом, специально дома выбирала. И отправилась спать, понадеявшись, что Петька никак не хуже, чем я о нем думаю, и инцидент исчерпан.
Петерс тут же захватил освободившуюся ванную, а когда он вышел, я уже спала. Проснувшись утром, правда, обнаружила, что свою половину кровати Петенька давно покинул и лежит, прижавшись ко мне и легонько обнимая одной рукой. Против таких объятий я, честно говоря, не возражала, в них даже уютней как-то. Поэтому с улыбкой чмокнула Петьку в нос. И с удовольствием смотрела, как открываются его глаза. Довольно маленькие для его лица глаза невыразительного болотного оттенка. Нос картошкой, волосы… Вот волосы у него должны были б быть рыжие, ему б пошло. А были просто русые, одного из тех невнятных оттенков, которые сходу и не знаешь, как обозвать. Но мне он был дорог и такой. Это ж был Петька. Мой Петька. Мы с ним даже родились с разницей в две недели, причем в одном роддоме, да еще у мамы его были какие-то осложнения после родов, и ее долго не выписывали. Так что Петька отправился домой лишь на следующий день после того, как родилась я. Дождался, как любили смеяться наши мамы. Они вообще, как встречались, так и начинали вспоминать бесконечные истории из нашего самого раннего детства, которые только в их памяти и сохранились.
Ну а мы… Мы отправились на завтрак, а потом – потом окунулись с головой в пучину местных развлечений, так что и не вспомнить уже, что уж там мы в какой день делали. И на лыжи я, не удержалась, тоже встала. Не в первый день, конечно. Но на третий – четвертый… да! И оно того стоило! И свист ветра в ушах, и ты летишь, рассекая снежную гладь! Страх? Восторг? Все смешалось в диком коктейле, и хочется повторить, и еще, и снова. Нет, и падала, конечно, куда ж без этого, и пребольно пару раз падала. А уж снега загребала под куртку – мама не горюй! У нас же с Петькой, в отличии от того же Кирюхи, специальных курток не было, ну там с резинками на нужных местах. И, хотя в местном магазине (а тут был и местный магазин) они продавались, денег на их покупку у нас тоже не было. Катались так, и не заморачивались. И на каток ходили. Правда, тут уж только мы со Светкой, кавалеры наши этого увлечения не разделяли. Подозреваю – не умели, или умели плохо, не хотелось позориться. Но мы и без них особо не скучали. Мы ж туда, собственно, кататься, а для общения нам и времени и места хватало.
А вот в бассейн я с ними не пошла ни разу, как они все меня не уговаривали. Не бывает НАСТОЛЬКО закрытых купальников. Вот и разговаривать не о чем.
Ну а наши с Петькой «постельные сцены»… Постель была, сцен не было. Дальше объятий и поцелуев я была идти категорически не готова. Так и спали, обнявшись, в одной кроватке, аки брат с сестричкой. Может, будь Петька постарше и поопытней, и все бы у нас случилось. Но ему, как и мне, еще девятнадцати не исполнилось, наверно, и у него были какие комплексы. В общем, мое «нет» было для него действительно «нет», а не циничным «девочка ломается».
Так и жили. И все было здорово. Долго. Почти все каникулы. До того дня, когда я поспешила. Мы забежали в номер после ужина, чтобы переодеться, а Петька захватил туалет – приспичило ему, видишь ли. Ну, я и решила, что успею, пока он там. Не успела. Я как раз потянулась, чтоб взять блузку, когда его возглас: «можешь занимать» захлебнулся на первом «мо…»
Я судорожно развернулась к нему лицом, но было поздно – он заметил.
– Что это, Лара? – потрясенно выдохнул он.
– Ничего, – нервно отрезала я, пытаясь попасть в рукава блузки дрожащими руками.
– Ничего?! – он в два шага преодолел разделяющее нас пространство и, схватив меня за плечи, развернул к себе спиной, попутно отбрасывая прочь мою так и не надетую блузку. И замер – потрясенный, шокированный, не находящий ни слов, ни даже мыслей, которые можно было бы этими словами выразить. А я стояла перед ним обреченно, беспомощно, и щеки мои горели от непереносимого стыда из-за того, что он узнал мою самую постыдную, самую гнусную тайну. Он думал, что я человек, а со мной, оказывается, можно – вот так…
– Кто. Это. Сделал? – наконец сумел выдавить Петька.
– Тебе оно зачем, Петь? – очень тихо поинтересовалась я. – Думаешь, узнаешь, и станет легче? Ну, вот я знаю. Только что-то мне не легче, уж ты поверь…
– Легче?! Да ты о чем?! Да за такое убивать… Ладно, мы не он, но в суд-то подать надо обязательно! Тот, кто это сделал – он же не человек, он же выродок, ему не место среди людей!
– Правда? – у меня начиналась истерика. Я сложилась от смеха, упав на корточки возле кровати, слезы при этом лились потоком. – Не человек? Ну надо же! Да правда? А ты, значит, в суд? Подашь? На него? Или на меня? Только знаешь? Чем кончится суд? Знаешь? Меня убьют! Потому, что это я. Не человек. А ему – можно! Можно!
– Лара, Лара, что ты, – Петька упал на колени возле меня, обнял, прижал к себе. Начал укачивать, утешая, целуя меня в волосы, гладя плечи. – Тише, моя девочка, тише. Не надо, не плачь. Ты мне потом все расскажешь. Успокоишься – и расскажешь. Не плачь. Я люблю тебя. Я с тобой. Все будет хорошо, родная моя, все будет хорошо.
Он целовал. Волосы, плечи, шею. Потом его губы скользнули ниже, и я почувствовала, что он целует мои шрамы. Медленно-медленно скользит губами, целуя каждый миллиметр изуродованной кожи. А потом уже я его целовала, и снова он меня, и вот мы уже на кровати, и одежды на нас становится все меньше, и даже когда его руки потянули вниз мои трусики, я его не остановила. Мне хотелось быть с ним. Мне хотелось, чтобы он был во мне. Но вот хотела ли я его? Было не важно. Он целовал. Все шрамы на моей попе, и все места, где не было шрамов. Целовал и ласкал мою грудь, и вновь возвращался к губам. Я отвечала на его поцелуи и целовала сама, лаская его волосы, плечи, спину… И когда он раздвинул мне ноги и встал между ними на колени, я была готова. Я ждала его. И вот он потянул вниз уже собственные трусы… И я увидела ЭТО, и поняла, что меня сейчас вырвет. Потому, что мгновенно вспомнила другое «достоинство», перенесясь мысленно в Новогоднюю ночь, в больницу. Вновь как вживую увидела все это бесконечное, немыслимое непотребство. И даже вспомнила тот омерзительный запах – пота, спермы и крови.
– Нет, – выдавила, отодвигаясь, – нет. Я не могу, не могу!
Петька потерянно уселся на попу, возвращая трусы на место:
– Да ты что, Ларка, я ж не настаиваю… Я думал, что ты хочешь… Что ты готова…
– Нет, нет, нет, – я снова рыдала, сжавшись в комочек и дрожа мелкой дрожью.
– Лара, Ларочка, не надо, не плачь, – Петька осторожно полз ко мне, волоча за собой край одеяла. Очень аккуратно накрыл меня всю и обнял – только поверх.
– Тебя… еще и изнасиловали? – очень тихо спросил через какое-то время. – Это… в Новый год, когда ты не пришла, а я, дурак, еще и наврал?.. А тебя искать надо было. Спасать.
– Нет, Петька, меня не насиловали. Просто заставили… смотреть, как имеют других. И это было так мерзко, так отвратительно… Ты прости, я… не из-за тебя, просто вспомнилось сразу, и… Не могу! Не могу об этом, правда… А себя не вини, ты все правильно тогда сделал, хоть родители не дергались. А это все еще до того было. До того, как я позвонила… И меня бы довезли. Только я убежала. Гадостей наговорила и убежала. А потом заблудилась. Пьяная была. Вот и гуляла. Где-то, с кем-то. Ни одного лица не помню, одни фейерверки…
– Пьяная? – не поверил Петька. – Ты? Ты ж не пьешь.
– Да? – взвилась я. – А кого-то это волнует?! Меня, что же, спрашивают?! А еще я не люблю смотреть, как баб в грубой форме трахают! А еще мне не нравится, когда мне отцовским ремнем кожу на спине рассекают! Когда родителей доводят до состояния привидений! Когда убить обещают за малейший чих! Изнасиловали! Да лучше б меня изнасиловали! Только я ж не нужна! У меня же кровь проклятая! Ее же – только в землю! Только в землю! До последней капли! Ее же даже людям другим нельзя переливать, а то вдруг заражу! – захлебнувшись, наконец, собственными слезами, я замолкла, и только рыдала, рыдала, рыдала. Петька лежал рядом и обнимал через одеяло, но больше уже ни о чем не спрашивал. Видно, просто боялся.
На следующий день на лыжах мы не поехали. И на санках, и на коньках. Просто бродили, подавленные и тихие, по бесконечным дорожкам, и все больше молчали. Петька держал меня за руку, время от времени поднимал на меня взгляд, и вновь отводил глаза. Думаю, я знала, о чем он хотел спросить. Кто? Кто все это сделал со мной, и помешал ему насладиться любимой девушкой, и этим сказочным отдыхом? А что я могла ответить? Петька жил в мире благородных и добрых вампиров, благодетелей человечества. Зачем разрушать эту сказку? Чтоб он мучился, вот так же, как я? Сегодня я понимала куратора, сказавшего мне при первой встрече: хорошо, когда таких, как ты, большинство. А когда ты одна… Да и убьет, если стану про него гадости рассказывать. Он ведь правда не пошутил.
– Ты меня теперь презираешь? – спросила Петьку. – Жалеешь, что пригласил?
– Да ты что, Лариска, как ты подумать могла? – возмутился Петерс. – Я просто не хочу особо расспрашивать, вижу, как ты переживаешь. Не хочу, чтоб ты опять плакала… Думаю, как помочь. Я так понял, в суд ты на него подавать боишься?
– Смерти моей хочешь? – печально интересуюсь.
– То есть человек он влиятельный… Слушай, а может нам с Кирюхой поговорить? Ну, без подробностей. У него отец знаешь кто? Там и положение, и связи…
– Нет, Петька, спасибо. Не надо ничего. Не поможет Кирюха. Надо просто как-то жить. Дальше.
– Погоди, а твой вампир, – не сдавался Петька.
– Что? – думала, сердце остановится.
– Ну, куратор ваш, Анхен. Он же к тебе вроде неплохо относится, ты сама рассказывала. Может, его попросить, чтоб он разобрался? Против вампира никто не пойдет, по-любому. Ты ведь понимаешь, такое нельзя прощать, иначе это не кончится. Не ты, так другой кто пострадает, – Петька горел праведным желанием не то помочь мне, не то отомстить за меня, в общем, что-то сделать. И не замечал, что у меня вот-вот опять начнется та самая истерика, которой он так боялся.
– Он знает. Он обещал. Меня больше не тронут. Не тронут, – только и смогла выдавить я, пытаясь сдержать эмоции. Все, что только можно сдержать. – Давай съездим завтра на экскурсию, Петь. Я в холле видела объявление. Ну, там дом-музей Малькова, пещеры. Да и саму Пахомовку посмотрим. А то ближайший к нам городок, а мы и не были ни разу.
Петька идею одобрил, и мы пошли записываться на экскурсию. Петька даже чуть повеселел, вроде. Ну еще бы! Переложил дело защиты моей чести на вампира (тот ведь по-любому лучше справится, верно?), и теперь ему оставалось только меня развлекать. Ну, а уж это Петенька умел.
Кирилл со Светкой с нами на экскурсию не поехали. Они и были уже, да и каникулы кончаются, скоро лыжи чехлить, а уж с Кирюшкиным-то фанатизмом и полдня пропустить трагедия, а тут целый!
Поехали одни. Городок был маленький, весь усыпанный снегом по самые крыши. Домик великого художника тоже был такой маленький, кукольный, словно теремок. А картины так себе. Горы, сосны. Озера, реки. Поля, дороги. Людей он писал редко. Вампиров – так и вообще никогда. Хотя – откуда в Пахомовке вампиры? Тут их, наверно, и не видали отродясь. Это вон меня угораздило в наукограде родиться. А у нас да, куда ни плюнь… И все такие благородные. Девушек вон защищают. От неблагородных маньяков.
Так, нет, стоп, хватит. Что там у нас дальше? Камень, сосна, вода. Очень интересно, очень. Шедевр. Очень великий художник. Певец родной природы. Что вы говорите? Его кровать? И вот стул тоже его? За-ши-бись.
«Известные на всю страну пещеры» почему-то тоже не порадовали. То ли у меня с воображением что-то не то, не знаю. Ну где там зайчик? Камень и камень. Ну, оплывший, и подтекает там еще чего-то. А это, стало быть, гномик? А почему не наоборот? И все какое-то грязно-серое, мрачное. Сталактиты, сталагмиты, помнить бы еще, что что, гроты какие-то, похожие на маленькие тюремные камеры. И чего мы вообще сюда поперлись, сидели бы в горах, воздухом дышали…
А потом мы вышли к озеру, и я разом перестала бурчать. Потому что вот это действительно было красиво. Огромное, незамерзающее даже зимой, умело подсвеченное прожекторами, оно словно выступало из тьмы. Благодаря подсветке, воды его местами казались синими, местами черными, а края терялись во мраке, сливаясь со смутно проступающими очертаниями скал. И все это было такое недвижимое, завораживающе холодное, завораживающе безмолвное. И мне даже представилось, как где-то там, из-за скал, появляется черная лодка, и бесшумно скользит по этой глади, а в лодке едва различимая фигура с длинным шестом – представитель какого-нибудь сказочного подземного народа, в чьи владения мы вторглись.
– Глубина этого озера… – заголосила над самым ухом гидша, и морок растаял. Шумная толпа людей вокруг, кто-то бросил в воду камень… Выгнать бы вас всех отсюда. Остаться одной. Здесь. Насовсем. Я подошла к самому краю и опустила в озеро руку. Ледяная вода обжигала, сводила пальцы. Но это было приятно. В этом был покой.
– Ларка, ты что, руку отморозишь! Пошли, – и Петька потянул меня вслед за нашей группой. Озеро было последним объектом подземелья. Дальше выход. И сувениры.
Вереница лотков с поделками из природного камня тянулась вдоль всей площадки у входа в пещеры. Здесь было многолюдно. Стояла очередь на вход, ждали своего часа многочисленные экскурсии, бродили среди лотков те, у кого экскурсия уже закончилась. Бродили и мы. А некрасивый белесый камень, оказывается, после обработки становился желтовато-оранжевым, словно слегка прозрачным. А уж поделки из него! Такие гладкие, скользящие в руках, обтекаемые, ни одного острого угла. Я поняла, что пропала, едва увидела их. Поняла, что куплю. И даже не одну. Вот только глаза разбегались, и я все никак не могла выбрать, и все переходила от лотка к лотку, и брала в руки то одно, то другое.
– Да клянусь! Я правда видел вампира! – донесся вдруг до меня звонкий мальчишеский голос. Ага, во сне. Наши мальчишки, помнится, хвастались, что и за Бездну летали.
– Ну ладно, не самого, – сдался мальчишка под напором не верящих одноклассников, – машину. Такую сияющую красную машину! Мы в хоккей играли, а она над нами – прямо над головой!.. А в машине кто, по-твоему, сидел? Человек? Так что видел! Не вру!
Изящная селенитовая белочка выскользнула из моих рук и упала в снег.
– Ларка, ты чего?
– Купи мне ее Петька, ладно? Пожалуйста! – я развернулась и отправилась на поиски говорившего.
Группа ребят лет двенадцати стояла неподалеку. Видно, на экскурсию привезли. Подошла, попытавшись придать лицу подобие дружелюбия. Ну, может же клятый вампир улыбаться так, что ему веришь. Почему у меня не получится?
– Привет! Слушайте, а кто из вас вампира видел? Ну, в красной машине.
– Я видел, – мальчишка смотрел на меня с вызовом. – А что, не веришь?
– Да нет, скорее завидую. А где ты его видел, здесь? Давно это было?
– Да нет, не здесь, дома. Ну, в Усть – Каменке. Это знаешь где? На самом краю, – охотно принялся объяснять мальчишка. – Это у вас тут вампиров днем с огнем не сыщешь, а через нас они летают – только так. От нас же до их Города – рукой подать. Только обычно они высоко летят – не разглядеть. А в тот раз он низко летел – над самой рекой…
Почувствовала, что снова могу дышать. Я уж думала, он его здесь, сегодня, сейчас видел. А уж то, что красная машина не одна на свете, так и просто в голову не пришло. У меня мысли уже были – не возвращаться на турбазу, бежать… А куда сбежишь? Глупо. Захочет – найдет. Да и зачем ему я? Сижу молчу. На лыжах катаюсь, сталактиты рассматриваю. А впрочем… неужели мальчишка и вправду нас видел? Ну, когда мы на Ледяные водопады? Ведь и впрямь – над самой рекой…
– Так когда это было, говоришь?
– Да не помню. Еще до Нового года. Нас же как в каникулы всех сюда перевели, так с тех пор домой и не отпускают. Карантин у нас там. Говорят – до конца февраля еще здесь учится.
– Вас всех – это кого? Весь класс?
– Не, всю школу. Да и не только нашу. Просто другим больше повезло, у меня вон приятель в трешке учится, так их в Устиновск вывезли. Большой город. Не то, что эта дыра.
– Так и Усть-Каменка не столица, – опешила я.
– Вот, а кто-то и в столицу попал. А мы так, шило на мыло променяли.
– Зато здесь есть пещеры, – я продолжала разговор с ним по инерции, никак не находя повода откланяться. Это что же выходит, пока их Владыка давится от жадности, они увозят от Бездны детей. Не поднимая шума, без объявлений в прессе, они спасают наших детей. Да сто раз плевать, что для поддержания популяции, но они их спасают! Не смотрят, не ждут, что-то делают!
– Держи свою белку, – Петька протянул мне бумажный пакетик. – Идем, а то автобус без нас уйдет.
Всю обратную дорогу не могла отделаться от какой-то мысли. Она зудела где-то на краю сознания, не давая покоя, но и не даваясь в руки. Что-то было не так. Слишком гладко. Детей из Усть-Каменки вывезли сюда. В горы. Максимально далеко от Бездны. Ну, логично. Полумеры – они зачем? Спасать так спасать. И мы с Петькой (вот совершенно случайно) едем сюда. Не просто в горы, но в один из тех городков, куда эвакуируют детей из опасных районов. Что из этого следует? Да ничего. В стокилометровой зоне Бездны существует множество поселений, от деревень до городов. Вот и увозили оттуда детей – с крайнего востока на крайний запад, не по диагонали же их возить. Ну а Усть-Каменка на нашей широте, вот мы и встретились. Но ведь мы – на курорт. По случайной путевке, могли хоть на север, хоть на юг. А путевка досталась – строго на запад. Тем же маршрутом, так сказать. Нет, я так с ума сойду.
– А расскажи-ка ты мне, Петька, про своих сказочных знакомых, – ткнула его в бок. А то что это он, неужели дремать собрался?
– Что тебе рассказать?
– Ну вообще… Кто такие, откуда знаешь?
– Да ниоткуда, случайно все вышло.
– Вот с этого момента поподробнее, ладно?
– Как прикажете. Сижу я в столовке перед экзаменом…
– Ты перед экзаменом в столовке сидишь? А я обычно в библиотеке, – не могла не подколоть.
– А че там? Перед смертью не надышишься. А кушать хочется всегда. Так тебе рассказывать?
– Рассказывай, Петенька, рассказывай.
– Так вот. Народу много, все столики заняты. А я один сижу, Марик со мной не пошел, предпочел под дверью мучиться. Подошла девчонка с подносом, попросилась со мной присесть. Ну, я красивым девушкам не отказываю.
– О, так она красивая была?
– А ты ревнуешь? Приятно. Ну, наверно, девушка как девушка. Веселая такая, общительная. Разговорились. Ну и к слову она и обмолвилась, что с парнем поссорилась, а теперь путевка пропадает, одной ей ехать не хочется, да и не одной тоже. Спросила, не знаю ли я, может, кто захочет купить, хоть за полцены, ей бы хоть часть денег вернуть. Вот, собственно, и все. Потом еще встретились, я ей деньги отдал, она мне путевку.
– Ну а хоть что-то ты о ней знаешь? Как зовут, с какого факультета, курса?
– Зовут Инга, факультет не знаю, не спрашивал, ну а курс – точно не первый, а там кто ее разберет.
– А волосы… у нее такие короткие, обрезанные, верно? – зачем-то еще спросила я. Хотя, чего уж там, далее без вариантов. – Светлые такие?
– Верно, – удивился Петька. – Ты ее знаешь, что ли?
– Видела. Мельком. Однажды. Все больше слышала. Исключительно хорошее, – под конец не удержалась от язвительности в голосе. Случайно она подсела. Угу, конечно. Посидеть больше негде.
– И кто она? – вот бездна, еще и Петьку заинтересовала своим интересом.
– Так. На нашем факультете учится. Кажется. Мы не знакомы, просто… имя редкое. И прическа у нее такая странная. Вот и подумала.
– А-а.
И вот что я должна сейчас чувствовать? Вот и я не знаю. Ничего не чувствую. Ступор. Знаю только, что Петьке сказать не смогу. Никогда. Пусть думает, что это он. Что благодаря ему. Что случайно.
Вспомнилась лилия, что ждала нас на маленьком столике. Она давно завяла и ее выкинули, а жаль. Такую красивую я никогда еще не видела. Говорят, у вампиров в оранжереях любые цветы цветут в любое время года. Хотя – кто говорит? Только сами вампиры. Из людей, что видели те оранжереи, ни один уже ничего не расскажет.
Он обещал меня отпустить… Или это он так отпускает? С Петькой в одну кровать положил? Чтоб быстрее, типа, замуж выходила. И благословляла на поиски алмазов. А уж отыщет мой благоверный алмазы – будем и сами себе… костюмы горнолыжные покупать. Для лучших турбаз страны. Не хочу думать. Не могу об этом думать. Устала.
А с утра решила выкинуть все из головы и наслаждаться. Последние ж дни остались. Ну и в самом деле, чтоб я дома делала? Лежала, плакала да жалела б себя. В конце концов, я могла и не узнать, что это все он. Да если б не тот случайный мальчишка, и в голову б не пришло. Все, решено, спасибо – Петьке, а никаких вампиров я и знать не знаю. Не было. Не знакомы. Да и не задаром все это, Петька деньги платил, и немаленькие.
И мы вновь летели вниз под свист ветра, и снова снег набивался под куртку, потому что вечно мы выбирали для себя не те высоты, не соизмеряя желания с мастерством, стремясь охватить все и сразу. А вечера вновь были долгими, потому как танцевали мы действительно до упаду. Вот приходили в номер и падали от усталости на свое королевское ложе, и спали до утра, как короли.
И если б спросили меня, как, по-моему, счастье есть? Я б ответила, не задумываясь: да, вот оно, счастье. Здесь и сейчас.
А потом я заболела.
Температура поднялась внезапно, в ночь. Вроде ложилась еще здоровой. А проснулась среди ночи в ознобе, и горло болит ужасно, и еще, почему-то, сердце. Попыталась разбудить Петьку, но не сразу нашла его в темноте. Он спал, откатившись на свой край пастели, а для меня кровать уже была – море, и я шарила руками, пытаясь выплыть, и рукам не за что было ухватиться. А потом одна рука моя коснулась холодного металла, и я тянула этот холод к пылающему лбу, и все шептала Петьке: «Помоги мне!». А дальше судорогой свело мышцы, и рассудок ухнул во тьму.
* * *
Потом… где-то совсем-совсем потом появилось ощущение. Горло. Мое горло, распухшее, стянутое пленками, почти чужое. И по нему течет что-то теплое, чуть сладковатое на вкус. Попыталась сглотнуть, и у меня получилось, и это даже не больно. И тогда пришли звуки. Чьи-то гулкие шаги, шорохи, скрипы. Тяжелое дыхание, кашель, стоны. И, где-то вдалеке, слова, сказанные высоким женским голосом. Вернее – звуки слов. Без смысла, без содержания. Чей-то ответ. Другим голосом, тише, но столь же бессмысленно. Глотаю еще раз. Ощущаю свое тело, вытянутое на кровати. Жесткой кровати, сказочным принцессам такие не нравятся. Кто-то сидит рядом, вплотную к руке. Еще и узкой кровати…
– Петька, – хочу позвать его, но не могу произнести не звука. Снова глотаю. Удается открыть глаза. Вокруг туман, но лицо я вижу. Не Петькино лицо. Ласковые карие глаза, и улыбка – такая искренняя, такая лживая.
– Тише, тише, – шепчут мне его губы. – Это сон, это просто сон. Спи.
Глаза закрываются. Сплю.
– Что здесь происходит? – Голос звучит совсем рядом. Незнакомый, властный, решительный. Женский.
Сон слетает. Глаза открываются легче. Туман почти растаял. Действительно, Анхен, живой и настоящий. Сидит на моей кровати в небрежно накинутом на плечи халате и держит запястье над моими губами. И теплые сладковатые капли стекают по моему языку в горло. Так он меня что, своей кровью??!.. А я думала, кровь соленая… ну, солоноватая… или это у людей…
Анхен улыбается мне и оборачивается на голос.
– Авэнэ? – в женском голосе изумление, почтительность и словно бы извинение за предыдущую властность.
– Добрый день, Альера, – светлейший Анхенаридит невозмутим и доброжелателен, как всегда. – Приятно, что медицина в вашем лице добралась и до этой забытой богами больницы.
Так мы в больнице? Оглядываюсь. Да, причем в переполненной. Моя кровать, как и многие другие, стоит в коридоре.
– Вы льстите мне, авэнэ. К моему глубокому сожалению, я не несу с собой медицину, я лишь проверяю ее наличие, – она наконец-то подходит ближе, и я могу ее разглядеть. Вампирша. Красивая. Короткие каштановые волосы подчеркивают форму головы. Никаких острых изломанных линий. Весь ее облик – воплощенная мягкость и женственность. Ощущение тепла и света накрывает меня волной. Я чувствую ее ауру поверх ауры Анхена, с которой уже сроднилась. Сладость. Благоговение. Обожание. Нет, никакой разницы вампир или вампирша, эмоции они вызывают сходные.
– Ее отсутствие, – поправляет Анхен весьма невесело. – Вы не подадите мне пластырь, Альера?
На время она пропадает из моего поля зрения, затем возвращается, протягивая ему пластырь. Во взгляде явно читается неодобрение, но вслух она ничего не говорит. Анхен невозмутимо заклеивает рану на запястье.
– В районе вспышка тяжелейшей инфекции, а в районной больнице на десятый день кончается сыворотка. Это вообще как? – продолжает он свой диалог с вампиршей. – Я понимаю, когда мы теряем людей от болезней, которые они и лечить-то не могут. Но вот так, от нехватки лекарств! Я очень надеюсь, Альера, что ваша инспекционная проверка поможет разобраться с вопросом снабжения больниц лекарственными средствами в необходимом объеме. Очень бы не хотелось еще и этим заниматься лично.
– Я тоже надеюсь, что мне это удастся, авэнэ. Мой отчет будет у вас в течение следующей недели.
– Да, конечно, спасибо, Альера. Я был бы благодарен, если б вам удалось справиться с этим чуть раньше. Но торопить не имею права, мне важно качество.
– Я все понимаю, авэнэ, – вежливо кивнув, она проходит дальше. Но почти сразу возвращается.
– Я хотела спросить, Анхенаридит, – нерешительно начинает она. – До меня дошли слухи… Это правда, что принято решение прекратить все исследовательские работы в Бездне и наглухо перекрыть туда доступ?
– Да. Работы по установке саркофага уже ведутся. К концу февраля все должно быть закончено, – его голос спокоен и уверен. Ее же явно мучают сомнения:
– Но… ведь это лишает нас шанса…. надежды… Как жить, когда не остается даже надежды?
– Надо жить будущим, Альера. Нельзя бесконечно стремиться в прошлое. Оно ушло, его не вернуть, – Анхен встает и обнимает вампиршу за плечи.
– Но разве у нас есть будущее, Анхенаридит? – она поднимает на него глаза. Огромные, очень красивые и очень печальные глаза цвета больной бирюзы. А он, едва касаясь, целует ее в губы.
– Надо жить, Альера. И создавать – свое будущее. А не пытаться откапать собственное прошлое, губя при этом все живое вокруг.
Она какое-то время молчит, прислонив голову к его плечу, а он легонько гладит ее по волосам. Потом взгляд ее останавливается на мне, и в глазах появляется удивление. Безмерное удивление.
– Конэсэ? Вы отдали ей конэсэ?
– Подарил, – Анхен тоже смотрит на меня. Во взгляде – теплота, на губах – легкая улыбка. – Это уже не конэсэ, просто безделушка, – вампир склоняется надо мной, и аккуратно укутывает одеялом. – Спи уже, – улыбаясь, шепчет он мне, и вновь оборачивается к вампирше. – Все думаю: может, распилить ее на две половинки, чтоб удобнее было девичьи косы закалывать?
