Текст книги "Настоящее счастье"

Автор книги: Алина Феоктистова

* * *

Проводив Преображенского с Майклом в гостиную, Виолетта вышла на кухню организовать маленький ужин. Угощение, как всегда, было приготовлено домработницей заранее, и Виолетте нужно было только привести его в надлежащий вид: разогреть в микроволновой печи отбивные, довести до готовности картофель фри, залить майонезом салат из крабов и украсить его зеленью, смешать с шампанским в хрустальной крюшоннице замоченные в вине фрукты.

Девушка занималась сервировкой, стараясь сосредоточиться на том, что она делает, ведь ей хотелось, чтобы юноше понравился проведенный в их доме вечер. Ей не терпелось хоть как-нибудь отблагодарить его за талант, за те минуты горя и счастья, которые он своей игрой доставил ей и людям, сидящим в зале. Но девушке с трудом удавалось это. То и дело на глаза набегали слезы и рука замирала на полпути.

Она никак не могла успокоиться после встречи с Андреем, так неожиданно происшедшей в театре. Сколько раз Виолетта представляла себе, как она встретится с ним, как будет себя вести, что скажет ему, но все оказалось совсем не так. Она даже не смогла подойти к нему и теперь уже, конечно, ничего не сможет поправить в отношениях с ним. Как холодно он приветствовал ее, когда она сидела в ложе, как надменно посмотрел на нее, когда увидел в фойе стоящую под руку с Преображенским, окруженную репортерами. Как прошел мимо, словно она больше не существует для него. Скорее всего, так оно и есть. Она оттолкнула его, и он постарается выбросить ее из своей жизни и из своего сердца, и ему удалось это. Разве не свидетельство тому то, как он вел себя во время их встречи?

Ведь в его лице не было ни капли любви к ней, тогда как она еле сдерживалась, чтобы не броситься к нему. И, конечно, даже если после их разрыва в его душе сохранились хоть какие-то теплые чувства к ней, то теперь, когда он увидел ее в театре вместе с известным режиссером, он, наверное, решит, что был прав, порвав с ней, он подумает, что ее на самом деле интересуют только деньги.

Виолетте казалось, что сердце ее не выдержит, так сильно оно болело. Так неодолимо тянулась сама она к человеку, презрительно отвернувшемуся от нее в театре.

Девушка смахнула со щеки слезинку и постаралась взять себя в руки. Ну а что произошло бы, если бы Андрей повел себя иначе, или если бы она, преодолев все преграды, сама подошла к нему в фойе и сказала бы ему, что больше не может жить вдали от него? Что было бы тогда? Ведь он не согласится, чтобы она жила с ним, как соглашается на это Преображенский, на правах подруги, сестры. И опять, рано или поздно, произойдет неприятная для них обоих сцена, которая приведет к новому разрыву, пережить который будет еще сложнее. Нет, ей повезло, что рядом с ней находится сейчас такой умный, все понимающий, верный друг, как Преображенский. Постель, сказал он ей, не самое главное для него в отношениях с ней. И это действительно так. Он любит ее гораздо сильнее, чем Андрей, который только притворялся внимательным и заботливым по отношению к ней, чтобы потом воспользоваться ею, удовлетворяя свои сексуальные потребности.

Преображенский по-настоящему внимателен к ней, он заботится о ней для нее, а не для себя, не ища никаких выгод. Он не пожалел средств, чтобы она красиво выглядела сегодня, он до тонкостей продумал ее наряд, он сам заказал ей платье и украшения. И все для того, чтобы она развлеклась. И он заметил, как она восхищалась игрой Майкла, и пригласил его на ужин, чтобы отвлечь ее от мыслей об Андрее. Никогда у нее не будет друга лучше, чем он. Он предлагает ей стать его женой, официально зарегистрироваться с ним. Раньше она отказывалась. Но не потому, что не хотела разводиться с Леонидом, ее заявление давно лежало в ЗАГСе, и скоро их должны были развести.

Нет, она просто никак не могла забыть Андрея и жила надеждой, что может произойти чудо и она сможет быть вместе с ним. Но ее надежда была так смешна и нелепа. Чуда не произойдет. Чудес вообще не бывает. И чем быстрее она станет женой Преображенского, тем лучше. Она, конечно, не любит его так, как надо любить, и, наверное, всегда будет любить Андрея, но она относится к нему как к другу, как к отцу, она благодарна ему. Ведь только он один по-настоящему понимает ее, не требуя от нее невыполнимого. Так зачем же обижать его отказом? Он считает, что в его положении солиднее иметь жену, чем любовницу. Но, скорее всего, он опять думает не о себе, а о ней. Он не хочет порочить ее в глазах общества, он заботится о ее репутации и о репутации ее родителей – ведь, хотя они и не поняли ее, она по-прежнему любит их. И, вероятно, он хочет, чтобы она помирилась с ними.

Что же, так тому и быть. Она сделает все, чтобы отблагодарить его за любовь к ней, за то добро, что он делает для нее. Тем более что тогда окончательно разорвутся все нити, связывающие ее с Андреем. Не останется ни малейшей надежды на то, что когда-нибудь они будут вместе. Хотя Преображенский и сказал ей, что она может встречаться с Андреем, если хочет, настолько сильно он любит ее, но она не из тех, кто может черной неблагодарностью ответить любящему человеку. Она запретит себе даже думать об Андрее, ведь она станет женой другого. Она будет думать об Александре Анатольевиче, стараясь сделать все, чтобы ему было хорошо с ней. Она сделает его счастливым и будет по-настоящему счастлива с ним. И начинать надо сейчас, когда она приняла это решение. Вот только если бы ее сердце слушалось этих разумных доводов и не так сопротивлялось. Но она справится с ним.

Наконец, когда все было готово, девушка поставила на поднос первые блюда и заставила себя улыбнуться, прежде чем войти в комнату. Ей это удалось, и она с веселым лицом зашла в гостиную и застыла на пороге, едва не уронив от удивления поднос. Улыбка сбежала с ее лица, уступив место искреннему недоумению. Майкл, сидя на коленях у Преображенского, расположившегося на диване, и ласково улыбаясь ему, нежно целовал его лицо. Услышав, как скрипнула дверь, он обернулся. А заметив испуг на лице Виолетты, испугался сам и, соскользнув с колен Преображенского, покраснел и направился было к дверям. Но режиссер, удержав его за руку, насильно усадил рядом с собой на диван и обнял за плечи.

– Вот и ужин готов, – весело произнес Преображенский, словно ничего не произошло. – Ставьте, Виолетта, тарелки на стол. Я голоден так, что могу съесть слона. А ты, Миша?

– Нет, спасибо, я не голоден. Я как раз собирался идти, – все еще красный от смущения, лепетал Майкл, порываясь встать.

– Не выдумывай. Ты потратил столько энергии на спектакле, что тебе просто необходимо восстановить свои силы. А моя жена – настоящая волшебница. Посмотри, как она постаралась украсить салат. Когда ты будешь его есть, ты не только получишь нужные калории, но и истинное наслаждение. А если тебе не сидится на месте, лучше помоги ей накрыть на стол. И возьми у нее из рук поднос. Она, кажется, решила его уронить.

Майкл встал и, не глядя на Виолетту, взял у нее из рук поднос, поставил тарелки на стол, а потом, продолжая смущаться, застенчиво спросил, хлопая длинными, загнутыми вверх ресницами:

– Чем я могу помочь вам?

Молодые люди, пряча друг от друга глаза, прошли на кухню.

Виолетта все никак не могла прийти в себя. То, что произошло в гостиной, было настолько невероятно, что она даже начала сомневаться: не пригрезилось ли ей увиденное? Но смущение Майкла доказывало обратное. Он возвращался с пустым подносом из гостиной и так жалко улыбался ей, что было понятно: она не ошиблась. Наконец она поставила на поднос бокалы для крюшона и маленькие коньячные рюмочки и вместе с юношей возвратилась в гостиную.

– Ну что, дети мои? Пришли в себя? Успокоились? – посмеиваясь, спросил их режиссер.

Он притянул Майкла к себе и опять усадил его рядом.

– Садись со мной, мы ведь так давно не были с тобой вместе, малыш. Все дела, дела… И вы, Виолетта, присаживайтесь, не стойте. – Он указал ей на кресло, подкатывая его к столику. – И перестаньте так испуганно на меня смотреть, словно я на ваших глазах превратился в крокодила. Вы ведь не глупая простушка из деревни, которой вбили в голову массу непреодолимых предрассудков. Вы умная воспитанная женщина, вы читаете книги, смотрите хорошие кинофильмы и, думаю, знаете, что любовь может прийти к лицам одного пола?

– Да, я знаю об этом, – сумела наконец выговорить Виолетта.

– Ну так сделайте милость, пожалейте меня, не смотрите на меня с таким ужасом. Улыбнитесь. Мало мне того, что Миша уже скоро месяц как терзает меня сценами ревности. Он возомнил, что я увлекся вами. Честное слово, с меня достаточно его глупостей. Вы в отличие от него умны. Так что возьмите рюмку. И давайте все вместе выпьем за успех сегодняшней премьеры. Я все-таки имею к ней прямое отношение. – Преображенский разлил по рюмкам коньяк и взял в руку одну из них. Майкл последовал его примеру.

Но Виолетта продолжала сидеть в оцепенении. Ей казалось, что она сходит с ума. Она никак не могла поверить, что все происходит в реальности.

– Виолетта, возьмите себя в руки. Посмотрите на вещи трезво, – в голосе Преображенского послышалась спокойная усталость, словно он безуспешно старался объяснить что-то непонятливому ребенку. – Вы только что восхищались гением Шекспира. Его пьеса заставила вас плакать и смеяться. А его имя должно было бы наводить на вас такой же ужас, с которым вы сейчас смотрите на меня. Но вы ведь читаете его книги, смотрите его трагедии. Миша, прочти, пожалуйста, нашей очаровательной даме сороковой сонет Шекспира. Может быть, ее хоть немного успокоят его великие строки.

– Хорошо, – послушно кивнул головой Майкл.

Он отсел от Преображенского на другой конец дивана и стал декламировать стихотворение. В его взоре, устремленном на режиссера, в его чуть дрожащем голосе была неподдельная любовь.

 
     Все страсти, все любви мои возьми —
     От этого приобретешь ты мало.
     Все, что любовью названо людьми,
     И без того тебе принадлежало.
     Тебе, мой друг, не ставлю я в вину,
     Что ты владеешь тем, чем я владею,
     Нет, лишь в одном тебя я упрекну,
     Что пренебрег любовью ты моею.
     Ты нищего лишил его сумы,
     Но я простил пленительного вора,
     Любви обиды переносим мы
     Трудней, чем яд открытого раздора.
     О ты, чье зло мне кажется добром,
     Убей меня, но мне не будь врагом.
 

Звонкий голос Майкла смолк. Но юноша продолжал, не отрываясь, смотреть на Преображенского. Александр Анатольевич улыбнулся ему и жестом попросил сесть на прежнее место, рядом с собой.

– Ты так прекрасно читал, малыш, что я даже почувствовал себя в чем-то виноватым перед тобой. Словно эти строки были адресованы мне, настолько убедительно ты их произносил. Если ты сумел достичь такого актерского мастерства, то я клянусь, что помогу стать тебе великим актером. А если ты произносил их искренне, вспоминая наши с тобой недоразумения последних недель, то, повторяю, ты не прав. Я действительно был очень поглощен предстоящей премьерой, и не моя любовь к этой девушке, которая сидит сейчас рядом с нами, заставляла меня не встречаться с тобой. Я мог, я должен был думать только о спектакле, о том, чтобы он состоялся. Так что твоя ревность была необоснованной, – сказал Преображенский.

– Я действительно адресовал сонет вам, – вскинув ресницы вверх, Майкл заглянул режиссеру в глаза.

– Ну ладно, мы поговорим об этом позже, – потрепав Майкла по кудрям, засмеялся режиссер и обратился к Виолетте: – Ну как, понравился вам сонет?

– Да, это очень красивый сонет, – согласилась Виолетта.

– Он не просто красивый. Он один из лучших сонетов, какие только были когда-либо написаны поэтами. И речь в нем идет о любви мужчины к другому мужчине. И подобных сонетов у Шекспира много. Кроме того, в стихотворениях, где объектом любви является женщина, пол адресата был выбран переводчиком произвольно. Понимаете ли, Виолетта, в английском языке у прилагательных нет рода. И невозможно определить, к женскому или мужскому роду оно относится. Поэтому некоторые стихотворения, где переводчик чаще всего не хотел, чтобы любовные признания были превратно истолкованы, присутствует женский род. Я не смею утверждать, в каких отношениях состоял классик со своим другом. Это пошло, грязно и никого не касается. Исследователи его творчества потратили много красноречия, чтобы убедить порядочного читателя в платонической любви Шекспира к мужчинам. Они писали, что в эпоху Возрождения дружба ценилась наравне с любовью. Я не хочу дискутировать на эту тему. О жизни Шекспира ничего точно не известно. Но любовь была… И она вдохновила его на прекрасные стихи. Я ведь недавно давал вам, Виолетта, читать сборник его сонетов. Неужели вы осуждаете Шекспира за эти строки? – поинтересовался Преображенский.

– Нет, но это другое, – возразила Виолетта.

– Другое? Вы думаете, что его поэзия была в самом деле навеяна платонической дружбой? Допустим, что вы правы, – согласился режиссер. – А Оскар Уайльд? Я на днях порекомендовал его вам для чтения. И вы с увлечением читали «Портрет Дориана Грея» и «Счастливого принца». И чуть не плакали над «Тюремной исповедью». Вы ведь не бросились жечь его книги. А относительно того, кто и что вдохновило писателя на эти произведения, сомнений быть не может. Он любил прелестного Бози, Альфреда Дугласа и даже сидел в тюрьме за свою любовь. Понимаете ли, в Англии девятнадцатого века в вопросах морали царили такие же догмы, как в вашей прекрасной головке. Так будьте же современны. Не уподобляйтесь старушке Англии. А если вам мало свидетельств художественной литературы, я призову на помощь философию. Возьмем хотя бы «Диалоги» Платона. Вы читали их когда-нибудь?

– Нет, – призналась Виолетта.

– Тогда я немного расскажу вам о том, что в них написано по поводу происхождения любви. В очень давние времена люди были трех полов. Мужчины, женщины и андрогины, совмещающие в себе мужской и женский пол. Все эти три типа были не похожи на нас. Они были круглой формы, у них было по четыре руки, четыре ноги, по два лица и так далее. Они обладали большой силой и мощью и, много возомнив о себе, стали посягать на власть богов. Боги разгневались и решили наказать их, уменьшив их силу. Они разделили каждого из них на две половины. И каждый из нас – это половинка одного прежнего человека, поэтому каждый ищет соответствующую ему половину. Мужчины, получившиеся при разрезании двуполого андрогина, стремятся любить женщин. Женщины этого же происхождения стремятся к мужчинам. И то, и другое – распутная любовь. Женщины, представляющие собой прежде половинку прежних женщин, тянутся к себе подобным. Это лесбиянки. Мужчины, которые были раньше половинками мужчин, испытывают, как вы понимаете, тоже влечение к своему полу. У Платона написано, что это самые лучшие из людей, они – самые мужественные и сильные, храбрые и смелые. И нет ничего порочного и бесстыдного в том, что такой человек тянется к своему подобию, он любит не только тело – ведь для этого достаточно было бы иметь связь с женщиной, – но и душу. Это истинная любовь, ведь она не вызвана инстинктом продолжения рода, не связана с деторождением. Она идет от ума. Если взрослый человек любит юношу за его красоту, за его молодость, его совершенство, а юноша отвечает ему взаимностью, восхищаясь его мудростью и добротой, в этом нет ничего унизительного и позорного. А для юноши это даже полезно, потому что, общаясь со старшим другом, он сам становится умнее и добродетельнее. Так написано у Платона. Так происходит и у нас с Мишей. Я, как Оскар Уайльд, ценю его красоту и юность, его зарождающийся талант. И я стараюсь сделать все, чтобы развить его, не дать ему угаснуть. Кроме того, я ведь не принуждаю Мишу любить меня за то, что я помогаю его карьере. Он ведь сам говорил вам, что боготворит меня. Так что успокойтесь, Виолетта. Ничего грязного и пошлого в нашей с Мишей любви нет, если смотреть на нее с точки зрения древних греков. А они были люди гармонично развитые. Ориентируйтесь на них, а не на наше общество. Я, правда, не разделяю мнения Платона, что любовь мужчины к мужчине более возвышенна, чем любовь мужчины и женщины. Но, мне кажется, каждый имеет право выбирать то, что ему больше по душе. Хотя, представьте, если бы не было любви, которая привела вас в состояние неподдельного ужаса, мы бы с вами никогда не услышали большей части произведений Чайковского, его удивительной музыки, на которую его тоже вдохновила любовь к мужчине. Да мало ли еще имен… Так что возьмите рюмку, Виолетта, и поддержите мой тост. Ничего страшного не произошло. Все останется по-старому. Вы станете моей женой – женой для общества. А Миша останется моим любимым. Я не думаю, что вы будете ревновать его ко мне. Как мужчина я вам не нужен. Вы ко мне равнодушны так же, как и я к вам. Мы – хорошие друзья, и разве мои отношения с Мишей могут помешать нашей дружбе? Нисколько. Правда, признаюсь вам, я несколько удивлен, что вы ни о чем не догадывались раньше. Я чуть ли не открытым текстом все давно объяснил вам. Я не мог говорить с вами откровенно, я плохо знал вас и боялся, что вы не согласитесь жить со мной, а потом станете рассказывать обо мне, пороча мое имя. Но мне казалось, что вы поняли мои намеки и согласились быть прикрытием моей жуткой извращенности. Так, кажется, характеризовали бы меня обыватели? – Преображенский улыбнулся.

Все окончательно смешалось в голове у Виолетты: Платон, Шекспир, Оскар Уайльд, Чайковский, убедительно звучащий голос Преображенского, впечатления от спектакля «Ромео и Джульетта» и сам Ромео, который сидел напротив нее, слегка захмелевший от коньяка и крюшона и уже без стеснения положивший голову на плечо режиссера, – внимательно слушал его, ловя каждое слово.

Где-то в глубине сознания девушки стала вызревать какая-то мысль, но она ускользала, отпугиваемая все новыми и новыми доводами Преображенского. Виолетте хотелось остаться одной, чтобы разобраться в сонме нахлынувших эмоций, привести в норму пришедшие в смятение чувства.

– Я поняла вас, – стараясь улыбаться, произнесла она и тоже взяла рюмку.

Чем скорее будет покончено с ужином, тем скорее она сможет остаться одна.

Когда тарелки опустели, Виолетта поднялась из-за стола и стала убирать посуду.

– Подождите, Виолетта, – остановил ее режиссер. – Я рад, что не ошибся в вас, считая вас умным человеком, способным понять, как нелепы некоторые предрассудки, сохранившиеся, к сожалению, не только в деревнях, но и в нашем обществе. А если так, побудьте еще немного в роли хозяйки дома, продолжайте выполнять свои обязанности: постелите в моей комнате чистое постельное белье и найдите кассету с записью концерта «Князя Серебряного». Она подойдет для сегодняшней ночи.

Виолетта, двигаясь, как механический робот, достала из шкафа белье и прошла в комнату Преображенского. То, что происходило, казалось ей невероятным. Она перестелила кровать и вышла в гостиную. Преображенский с Майклом целовались, не обращая на нее никакого внимания.

Рука режиссера ласкала черные кудри, рассыпавшиеся по его плечу.

Виолетта нашла на полке нужную кассету и, не зная что ей делать дальше, без единой мысли застыла посредине комнаты.

– Включите, пожалуйста, магнитофон в моей спальне, Виолетта, – заметив ее, произнес режиссер. – И попозже принесите нам кофе. Приблизительно через час. А пока отдыхайте.

Девушка вставила кассету в паз магнитофона, заиграла музыка, и высокий бархатный голос Сергея Пенкина заполнил комнату.

Преображенский с юношей встали с дивана и, пройдя через комнату, скрылись в дверях спальни.

Виолетта стала убирать со стола грязную посуду, но потом села, бессильно уронив голову на спинку дивана. Истина начала вырисовываться перед ней. Так вот зачем она была нужна известному режиссеру городского драмтеатра! Вот почему еще тогда, на даче, он предложил ей уйти к нему. Она была нужна ему как ширма. Он использовал ее, прикрываясь ею от любопытства толпы, интересующейся личной жизнью известных людей. А в их маленьком провинциальном городе Преображенский был едва ли не самой знаменитой фигурой. Он не хотел, чтобы люди распускали сплетни о его истинных привязанностях. Ведь он сам сказал: многие в их обществе не понимают этого. А он не желал терять нужные ему связи, контакты, становиться скандальной фигурой. Поэтому он так заботился о том, как она будет выглядеть на премьере. Ведь тогда он впервые показал ее всем. И чем ярче она выглядела, тем заметнее всем была. И он специально пригласил журналистов и кинорепортеров, чтобы как можно больше народа узнало о его новой мнимой любви.

Как она могла быть настолько глупа и самонадеянна, что подумала, будто он станет тратить время и деньги только из дружеских чувств к ней?! Он много говорил о красоте, но и красота была нужна ему лишь для того, чтобы люди легче поверили в то, что он увлекся ею. И только потому, что он не любит женщин, он не настаивал на близости с ней. Он сказал, что все будет так, как она захочет. Если она захочет переспать с ним, он ее не разочарует. Но он ведь знал, что она не попросит его об этом. Она ведь рассказала ему о своем отвращении к сексу, так что он нисколько не рисковал, предоставляя ей право выбора. Он был уверен в нем. Значит, он не заставлял ее ложиться с ним не потому, что очень любил ее и не хотел доставлять ей неприятности, а просто потому, что она была не нужна ему. А она нафантазировала невесть что о его неземной доброте и заботливости, о его внимательности и любви! Ничего этого не было. Был лишь расчет. Он всего-навсего ловко использовал ее и платил ей за это. Он ведь сам сказал, что она может расценивать это как сделку. Это и была сделка. Всего-навсего сделка, а не любовь. Преображенский и не думал о ней, о Виолетте, он думал о себе.

Только один мужчина из тех, с кем ей доводилось встретиться, думал о ней самой, любил ее. И был внимателен к ней и заботлив, ничего не требуя от нее взамен. Это был Андрей. А она еще смела так плохо думать о нем, сравнивая его отношение к ней с отношением режиссера!

И в том, что произошло между ними, он совсем не был виноват. Она сама спровоцировала его, сказав ему, что любит его. А он – нормальный мужчина, и его желание обладать любимой и любящей его женщиной естественно и совсем не порочит его. А она оттолкнула его и еще ставила Преображенского выше за то, что тот ее не хотел.

Тоска по Андрею с новой силой сжала сердце девушки. Если бы она не родилась по какой-то причине непохожей на других – неполноценной в любви, – как бы ей хорошо было с ним! Ведь она никогда никому не была нужна, только ему, только он один любил ее. Кто мог еще так, как он, угадывать ее настроение и состояние, кто думал о ней так, как он?

Виолетте стало так плохо, как, наверное, не было никому и никогда. Изящество квартиры режиссера, в которой она жила, сразу утратило свою привлекательность. Если в ней нет тепла, значит, нет и уюта.

Отчего ей было так уютно в деревянном домике около парка? Оттого, что там был Андрей с его заботой и теплотой, с его любовью. А если есть теплота и любовь, можно жить где угодно, в каких угодно условиях. А если ее нет, то самая прекрасная квартира потеряет свое очарование. Ей было хорошо здесь. Но она искренне верила, что их связывают с Преображенским хотя бы дружеские чувства. А теперь, когда она знает, что это не так, ей все кажется здесь чужим и отталкивающим: и эти тропические бабочки, и дорогие фарфоровые вазы, и изящные статуэтки, подаренные режиссеру его другом скульптором. Ей очень захотелось уйти отсюда, и она поняла, что просто не в состоянии зайти в комнату Преображенского с чашечками кофе и увидеть в его объятиях Майкла, а потом жить с ним дальше, делая вид, что все остается по-прежнему.

Она быстро прошла к себе в комнату и, отыскав в шкафу среди новых платьев то, в котором она пришла сюда, – подарок Андрея, разделась, сняв вечернее платье и украшения, и надела его. Не взяв ничего из вещей, купленных ей Преображенским, она вышла в коридор, а потом на лестничную площадку. В который раз за нынешнее лето ей приходится уходить из жилья, к которому она привыкла!

Девушка стремительно сбежала по лестнице и вышла на улицу.

Стояла ночь. На неосвещенной улочке было непроглядно темно, и Виолетта поспешила выйти на проспект, слыша за собой лай собак и чьи-то шаги. Она и сама не знала, куда ей теперь идти. Она осталась совсем одна, потеряв человека, которому верила, и другого, которого любила. И он любил ее по-настоящему. Но она к нему не пойдет, ведь его любовь в прошлом. Он больше не любит ее, разочаровавшись в ней. Отчаяние охватывало девушку, заполняя все ее существо. И, почти ничего не сознавая от горя, она шла, не думая, куда идет. Лишь бы усталость до изнеможения, до отупения, чтобы ни о чем не думать, чтобы забыть и презрительный взгляд Андрея, брошенный на нее в театре, и то, как она ошиблась, думая, что Преображенский – ее друг. Ей казалось, что жизнь кончена, что никогда в ней не будет уже ничего хорошего.

Виолетта шла по улицам, не глядя по сторонам, и незаметно для себя вышла на автотрассу, ведущую из города. Редкие машины, проезжающие по ней, освещали своими фарами одинокий силуэт девушки, понуро бредущей по дороге, но она не замечала их. Лишь потом она внезапно пришла в себя от того, что одна из машин притормозила около нее и высунувшаяся из окошка голова спросила ее с ярко выраженным восточным акцентом:

– Дэвушка, вас подвезти?

Она огляделась вокруг и, поняв, что находится на темной дороге далеко за городом, испугалась. Она бросилась прочь от машины и побежала подальше от дороги, боясь, что ее станут преследовать. Но вслед ей раздался лишь громкий смех, и машина сорвалась с места, пропав в темноте. Виолетта догадалась где находится. Ноги сами вынесли ее туда, куда влекло ее сердце.

Если сейчас свернуть налево, она окажется на извилистой дорожке, по которой они ехали с Леонидом в тот самый счастливый для нее день. Ведь в тот день на этой самой дороге она встретилась с Андреем.

Виолетта свернула с автотрассы. Она не чувствовала усталости, и темнота не пугала ее. Сейчас глубокая ночь, и люди сладко спят в своих домах, лишь она одна идет среди ночи. Идет к тому месту, которое навсегда, что бы ни произошло с ней, останется для нее самым замечательным местом на земле. Там она нашла свою любовь. И пусть она ее потеряла, и ей сейчас хуже, чем было раньше, но если бы ее не было, она никогда бы не узнала, как хорошо бывает с другим человеком. Как весело просыпаться, когда тебя будит его голос. Как не страшно жить, ощущая его сильную руку.

Звезды сияли у нее над головой. Они тоже изменились с тех пор, как она познакомилась с ним: они стали ближе и роднее, ведь среди них есть созвездие Андромеды, любимое созвездие Андрея. И оно напоминает ей о нем, о той красивой легенде, которую он рассказал ей. Девушка отыскала его на небе. Душевная боль стала еще сильнее. Ну почему он сейчас не может быть рядом с ней? Ведь даже когда его нет, а есть что-то, что напоминает ей о нем, как, например, эти звезды, она не чувствует себя такой несчастной и одинокой. А что было бы, если бы рядом был он!

Она дойдет до поворота, где впервые встретила его, и, может быть, придумает, как ей быть дальше. Когда она будет там, он незримо будет присутствовать рядом, ведь она все сильнее ощущает его присутствие, и она сможет что-нибудь придумать. Все будет так, как будто он опять помогает ей. Как она могла решить, что жизнь кончена? Ведь где-то есть человек, которого она любит. Пусть даже он больше и не любит ее, но он столько открыл ей в жизни прекрасного, и это прекрасное осталось и будет напоминать ей о нем, хотя его больше и нет.

Вот и знакомый поворот. Сердце девушки тревожно забилось. Подходя к знакомому месту, Виолетта чувствовала себя так, словно ее любимый был с ней среди непроглядной тьмы. Подходя к повороту, она заметила на дороге едва различимые очертания какого-то неподвижного предмета. Когда она подошла совсем близко, то узнала спортивную машину, чуть было не сбившую ее когда-то, машину, которая в их городке могла принадлежать только одному человеку – Андрею. Вскрикнув от неожиданности, она постаралась скрыться, пока ее не увидели, но яркий свет фар, разрезавший темноту, ослепил ее, высветив во тьме ее фигурку, и она остановилась, заслонившись рукой от света. Все еще ослепленная, она не видела, как Андрей, легко выпрыгнув из машины, подошел к ней. Только когда он стал совсем рядом с ней, держа ее за плечи, она наконец убрала руку от глаз и посмотрела на него. Он был одет так же, как в театре, – белая рубашка, выделявшаяся даже в темноте, костюм широкого модного покроя, чернота которого соперничает с чернотой ночи. Потрясенные встречей, молодые люди молчали, глядя друг на друга.

– Ты здесь. И все такая же, как тогда. Все в том же платье, – произнес наконец Андрей. Его голос дрожал от волнения. – Мне кажется, что я уснул, думая о тебе, и ты мне всего лишь снишься.

Девушка протянула руку и, как тогда, в первый момент их встречи, проведя по его волосам, откинула их назад.

– Нет, это не сон. Я… – голос Виолетты прервался, и волнение сегодняшней ночи выплеснулось наружу неудержимыми слезами.

Андрей прижал ее голову к своей груди, гладя ее по распущенным волосам.

– Успокойся, милая, успокойся, все хорошо, я с тобой, – говорил он.

От его голоса и от его рук шло такое спокойствие, что через несколько минут Виолетта затихла, все еще прижимаясь к нему.

– Хорошо, что больше не плачешь, – сказал Андрей, приподняв ее лицо и заглядывая ей в глаза. – А то моя рубашка совсем промокла бы.

Он долго смотрел девушке в глаза и, как и раньше, ни о чем не стал расспрашивать ее. Он задал ей лишь один вопрос:

– Ты шла от города пешком?

– Да, – ответила девушка.

Только сейчас она заметила, как сильно устала, едва держится на ногах. И ей захотелось сесть. Хотя бы даже на эту пыльную дорогу. Андрей подхватил ее на руки и опустил на переднее сиденье машины.

– Представляю, как ты устала, – сказал он, нажимая на рычаг.

В передней стенке машины откинулась крышка, открывая небольшой бар с напитками. Андрей достал оттуда бутылку и протянул ее девушке, заранее откупорив ее встроенной в бар открывалкой.

– Выпей, тебя это немного взбодрит.

Девушка с наслаждением потягивала из горлышка шипучую кока-колу, чувствуя, как силы понемногу возвращаются к ней. Если бы она еще могла распрямить ноющие ноги! Она слегка пошевелила ими, почти не ощущая их после такой длительной ходьбы.

Андрей, нажав на другой рычаг, одной рукой обнял Виолетту, придерживая ее за спину, а другой откинул спинку ее сиденья так, что между передним и задним сиденьями образовалось подобие софы.