Текст книги "Роль морских сил в мировой истории"

Автор книги: Альфред Мэхэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Этот печальный итог свидетельствует о слабости страны, полностью зависящей от внешних источников дохода благодаря своей роли в мировой торговле. С большой поправкой на разницу условий, обсуждать которую здесь нет необходимости, положение тогдашней Голландии во многих отношениях напоминает положение нынешней Великобритании. И правы те пророки, хотя и снискавшие, кажется, в своей собственной стране немного чести, которые предупреждают, что судьба внутреннего благосостояния британской метрополии зависит в первую очередь от утверждения ее господства за рубежом. Люди могут быть недовольными недостатком политических свобод, но им будет еще хуже, если они столкнутся с нехваткой хлеба. Для американцев будет особенно небезынтересно наблюдение, что итог развития Франции как морской державы, обусловленный протяженностью, прекрасной природой и плодородием ее территории, был воспроизведен в Соединенных Штатах. Вначале предки американцев владели узкой полосой земли у моря, местами плодородной, но мало возделанной, с многочисленными гаванями и близлежащими отмелями, богатыми рыбой. Такие природные условия сочетались с врожденной любовью к морю, биением той английской крови, которая еще течет в жилах американцев, биением, необходимым для того, чтобы поддерживать все те тенденции и устремления, от которых зависит жизнеспособная морская сила. Почти каждая из первоначальных колоний располагалась на морском побережье или на берегах больших рек, впадающих в море. Весь экспорт и импорт был обращен только к морскому побережью. Увлеченность морем и разумная оценка его роли в обеспечении благосостояния государства широко и легко распространялись. И действовал также мотив более сильный, чем защита государственных интересов, поскольку избыток финансовых вложений в судостроение и относительно малая доля других инвестиций сделали морскую торговлю прибыльным частным бизнесом. Все знают, как изменилась обстановка (в США во второй половине XIX века. – Ред.).Основа мощи страны уже не базируется только на морском побережье. Книги и газеты соперничают друг с другом в описании поразительного роста открытых и еще не освоенных природных богатств в глубине территории США. Капитал находит там наилучшее приложение инвестиций, труд – наибольшие возможности. Границы находятся в пренебрежении и лишены политического обоснования, фактически так же обстоит дело с береговыми линиями Мексиканского залива, Тихого океана и Атлантики по сравнению с расположенной в центре долиной реки Миссисипи. Когда снова придет день расплаты за пренебрежение к флоту, когда обнаружится, что три береговые линии не только слабы в военном отношении, но и обеднели из-за нехватки торговых судов, тогда объединенные усилия американцев, может, снова позволят заложить основы нашей морской силы. Пока же те, кто наблюдают ограничения, которые наложило на прогресс Франции отсутствие морской силы, видимо, скорбят по поводу того, что аналогичный избыток внутреннего природного богатства заставляет их собственную страну точно так же пренебрегать этим могущественным средством.

Среди разнообразных природных условий можно отметить разновидность, напоминающую Италию, – вытянутый полуостров с центральным горным хребтом, делящим его на две узких прибрежных полосы, вдоль которых проходят дороги, связывающие разные порты. Только абсолютное господствующее положение на море может вполне обеспечить безопасность таких коммуникаций, поскольку невозможно предвидеть, на каком участке противник, появившийся из-за видимой линии горизонта, может нанести удар. Однако же при наличии достаточных, управляемых из центра военно-морских сил можно вполне рассчитывать на возможность атаковать флот противника, который сам по себе является собственной базой и линией сообщения, до того как он нанесет серьезные потери. Вытянутый узкий полуостров Флорида с Ки-Уэстом на оконечности, хотя и является редко заселенной равниной, являет собой на первый взгляд условия, аналогичные Италии. Возможно, это сходство поверхностно, но вполне вероятно, что, если бы Мексиканский залив стал главным театром войны, сухопутные линии сообщения на полуострове, от его основания до окончания, могли быть сочтены противником важными объектами и подвергнуться атакам.

Когда море не только омывает, окружает, но также делит страну на две или более части, контроль над ним не только желателен, но жизненно необходим. Подобные природные условия либо порождают и укрепляют морскую мощь, либо делают страну бессильной. Таково положение с нынешним Королевством Италия с его островами Сардинией и Сицилией. И поэтому это королевство при всей своей молодости и сохраняющейся финансовой немощи предпринимает столь энергичные и разумные усилия по созданию военно-морского флота. Некоторые даже доказывают, что Италии при наличии флота, решительно превосходящего силы противника, лучше сосредоточить свои корабли на островах, чем на материке, – потому что уже отмеченная незащищенность линий сообщения на полуострове должна серьезно дезориентировать армию агрессора, когда она попадет в окружение враждебного населения и опасности ударов с моря.

Ирландское море, делящее Британские острова, скорее напоминает дельту реки, чем действительный водораздел. Но история доказала его опасность для Соединенного Королевства. Во время правления Людовика XIV, когда французский флот почти равнялся по численности объединенным английскому и голландскому флотам, возникли серьезнейшие осложнения в Ирландии, почти целиком попавшей под власть уроженцев страны и французов. Тем не менее Ирландское море, оставаясь угрозой для англичан – слабым звеном в их линиях коммуникаций, – не принесло выгоды французам. Последние не осмелились ввести свои линейные корабли в узкое морское пространство, их военные экспедиции были направлены против океанских портов на юге и западе островов. В критический момент большую французскую эскадру направили к южному побережью Англии, где она нанесла решительное поражение союзникам, и одновременно 25 фрегатов послали в пролив Святого Георга для нарушения линий коммуникаций англичан. Среди враждебного населения английская армия в Ирландии подвергалась серьезной угрозе, но ее спасли битва на реке Бойн (12 июля 1690 года) и бегство свергнутого еще в 1688 году Якова II. (После свержения Яков II при поддержке французов захватил большую часть Ирландии (где высадился в марте 1689 года), но был разбит прибывшей из Англии армией нового короля Вильгельма III (Оранского). – Ред.)Операция по нарушению коммуникаций противника является сугубо стратегической. Она представляла бы ныне для Англии такую же угрозу, как в 1690 году (это пытались позже сделать немцы в 1914–1918 и 1939–1944 годах. – Ред.).

Испания в том же веке продемонстрировала впечатляющий пример слабости, вызванный подобным разделением, когда части не связаны воедино значительной морской силой. Тогда эта страна еще удерживала в качестве остатков былого величия Испанские Нидерланды (сейчас Бельгия), а также Сицилию и другие земли в Италии, не говоря уже о ее обширных колониях в Новом Свете. Однако морская мощь Испании так ослабла, что хорошо информированный и рассудительный голландец того времени мог утверждать, что «в Испании все побережье патрулируют несколько голландских кораблей. Со времени мира 1648 года у нее так мало кораблей и моряков, что она официально брала внаем наши корабли для сообщения с Индиями. Между тем прежде испанцы старались списать с морской службы всех иностранцев… Очевидно, – продолжает голландец, – что Вест-Индию, в качестве «желудка» Испании (поскольку оттуда поступает почти весь доход страны), следует связывать с основой, своего рода «головой» испанской морской силы. Очевидно также, что Неаполь и Нидерланды, как две «руки», не могут ни напрячь свои силы в интересах Испании, ни извлечь что-либо из нее для себя, кроме как с помощью флота, – все это может быть легко сделано нашим флотом в мирное время, но не в условиях войны». Полстолетия ранее Сюлли, великий министр Генриха IV (Максимильен де Бетюн Сюлли, барон Рони (1559–1641), гугенот по вероисповеданию, в 1599–1611 году был сюринтендантом (министром) финансов. – Ред.),охарактеризовал Испанию «как одно из государств, чьи руки и ноги сильны и могущественны, но сердце бесконечно слабо и немощно». С того времени испанский флот испытал не только катастрофу, но полное уничтожение, не только унижение, но упадок. Ближайшее следствие этого состояло в том, что морская торговля расстроилась, а вместе с ней погибло и судостроение. Власти зависели не от поддержки широко распространенной процветающей торговли и промышленности (которые на самом деле таковыми не были. – Ред.)и которые могли бы выдержать много сильных ударов, наносимых по стране, от тонкой струйки серебра, перевозимого на нескольких кораблях из Америки, часто и легко перехватываемых военными кораблями противника. Потеря полудюжины галеонов не раз в течение года приводила к прекращению таких рейсов. Пока продолжалась война в Нидерландах, преобладание голландцев на море заставляло Испанию посылать свои войска длинным и дорогостоящим путем по суше вместо моря. По той же причине Испания стала испытывать такую нужду в самых необходимых товарах, что по обоюдному соглашению, весьма странному для понимания нынешним поколением, нужды страны удовлетворялись голландскими кораблями, которые таким образом помогали врагу, но взамен получали специи, пользовавшиеся спросом на Амстердамской товарной бирже. В Америке испанцы защищались наилучшим образом масонством, не получавшим поддержки дома, в то время как в Средиземноморье они избегли оскорблений и ущерба главным образом из-за безразличия голландцев, так как французы и англичане еще не начали соперничать там за господство. В ходе истории Нидерланды, Неаполь (Южная Италия), Сицилия, Менорка, Гавана, Манила и Ямайка были вырваны в то или иное время из испанской империи, не имевшей торгового флота. Коротко говоря, в то время как морское бессилие Испании первоначально было, возможно, симптомом ее общего упадка, оно стало заметным фактором низвержения страны в пропасть, из которой она еще полностью не выбралась (и не дали выбраться – США, спровоцировавшие войну 1898 года. – Ред.).

Кроме Аляски, США не располагают отдаленными владениями – у них нет ни пяди земли, недоступной по суше. (Повторимся, что книга вышла в 1890 году, позже США захватили немало таких владений. – Ред.)Очертания территории США таковы, что являют собой лишь немного выступов проблемного характера для обороны, все важные участки границ легкодостижимы: дешевле – водным путем, быстрее – по железной дороге. Самая незащищенная граница – тихоокеанская – удалена от наиболее опасных потенциальных противников на большие расстояния. Внутренние ресурсы, в сравнении с нынешними потребностями, безграничны. Мы можем самостоятельно жить неопределенное время в нашем «закоулке», как выразился один французский офицер в разговоре с автором книги. Однако, если этот «закоулок» перережет новый торговый путь на Панамском перешейке, Соединенные Штаты, в свою очередь, могут испытать неприятное разочарование – в тех, кто отказались от соблюдения естественного права всех людей – на море.

3.  Протяженность территории.Последним из факторов, влияющих на развитие страны как морской державы и выделяющих ее среди соседей, является протяженность территории. Обсуждение этого вопроса можно выразить в нескольких словах.

Что касается развития морской силы, то здесь во внимание должно быть принято не количество квадратных километров, составляющее площадь страны, но протяженность ее береговой линии и особенности ее гаваней. В этом отношении следует отметить, что при равенстве географических и природных условий протяженность морского побережья является фактором силы или слабости – в зависимости от многочисленности или малочисленности населения. Страна в данном случае похожа на крепость. Гарнизон крепости должен быть пропорционален ее периметру. Ближайший известный пример этого обнаруживается в американской войне между Севером и Югом. Если бы Юг располагал населением столь же многочисленным, сколько воинственным, а также флотом, соразмерным другим ресурсам южных штатов, большая протяженность их береговой линии и ее многочисленные бухты стали бы основанием большой силы. Народ и правительство северных штатов того времени справедливо гордились эффективностью блокады всего южного побережья. Это был большой подвиг, очень большой подвиг. Но его нельзя было бы совершить, если бы южане были более многочисленными, а также имели соответственное сообщество моряков. Тем, что сказано, иллюстрируется не то, как осуществляется такая блокада, а то, что такая блокада становится возможной в отношении населения, не только непривычного к морю, но также и малочисленного. Те, кто помнит, как осуществлялась блокада и какой класс кораблей поддерживал эту блокаду большую часть войны, знают, что правильный в определенных обстоятельствах план не может быть реализован без реального флота. Разбросанные вдоль побережья, лишенные снабжения корабли северян патрулировали свои участки моря в одиночку или в составе небольших эскадр перед лицом обширной сети водных коммуникаций на суше, благоприятствовавшей тайному сосредоточению войск противника. За первой линией водных коммуникаций находились устья рек с натыканными в разных местах укрепленными фортами. В каждом из устьев могли укрыться корабли противника с целью избежать преследования и получить защиту. Если бы корабли южан воспользовались таким преимуществом или разбросанностью кораблей северян, последние не могли бы оставаться в том положении, в каком были. И оттого, что им пришлось бы сосредоточиться для взаимной поддержки, образовалось бы много небольших, но полезных брешей, открытых для морской торговли. Но в той мере, в какой южное побережье с его протяженностью и многочисленными бухтами являлось фактором силы, в такой же мере оно, по тем же причинам, стало источником большого вреда для конфедератов. Славная история овладения северянами рекой Миссисипи лишь наиболее яркий пример одной из операций, которые неустанно проводились по всему Югу. В каждую из брешей морской границы южан входили военные корабли. Военные пути, которые несли блага и содействовали торговле отделившихся штатов, обернулись против них и позволили их противнику проникнуть в самую глубинку этих штатов. Уныние, безнадежность, паралич воли возобладали в регионах, население которых, при счастливом стечении обстоятельств, могло бы выдержать крайне изнурительную войну. Морская сила никогда не играла более грандиозной и решающей роли, чем во время противоборства, которое предопределило изменение хода истории посредством создания на Северо-Американском континенте одной великой страны вместо нескольких соперничающих штатов. Да, допустима законная гордость за то славное время и величие результатов, достигнутых благодаря превосходству в численности кораблей. Однако те американцы, которые понимают суть дела, должны постоянно напоминать самоуверенным сверх меры соотечественникам не только о том, что у Юга не было флота, а также опытных мореходов, но также о том, что его население не соответствовало протяженности морского побережья, которое должно было защищать.

4.  Численность населения.Вслед за рассмотрением природных условий страны должно последовать изучение особенностей ее населения, как фактора, влияющего на развитие морской силы. И первой среди этих особенностей, связанной с протяженностью территории, о которой только что шла речь, является численность населения. Относительно размеров страны уже сказано, что на становление морской мощи влияет не просто площадь ее территории в квадратных километрах, но ее протяженность и особенности морского побережья. Также в случае с населением следует принимать во внимание не только общую его численность, но количество людей, пригодных к мореплаванию или, в крайнем случае, готовых работать на морском побережье в судостроительной отрасли.

К примеру, до Великой французской революции 1789–1794 годов и вплоть до окончания великих войн, последовавших за ней, население Франции было значительно больше, чем Англии (например, при Людовике XIV около 20 миллионов против 8 миллионов в Англии). Но в отношении морской силы в целом, торговой и военной эффективности Франция сильно уступала Англии. В вопросе военной эффективности это весьма примечательно, потому что временами, в период военной подготовки перед началом войны, Франция имела преимущество, но не смогла его удержать. Так, в 1778 году, когда разразилась война, Франция посредством вербовки на службу во флоте смогла сразу укомплектовать 50 линейных кораблей. Англия, наоборот, по причине распространения по всему свету того самого торгового флота, на который так уверенно опирается ее морская сила, с трудом укомплектовала в метрополии 40 кораблей. Но в 1882 году Англия имела в строю или готовых вступить в строй 120 кораблей, в то время как Франция никогда не смогла преодолеть рубеж в 71 корабль. Опять же в 1840 году, когда две страны были на грани войны в Леванте, один весьма профессиональный французский офицер того времени, высоко оценивая эффективность французского флота и выдающиеся качества его адмирала, а также выражая уверенность в благоприятных результатах сражения с равным по силе противником, говорит: «У эскадры в 21 линейный корабль, которую мы смогли тогда собрать, не было никакого резерва. В течение 6 месяцев не был введен в строй ни один корабль». И это объясняется не только нехваткой кораблей и соответствующего вооружения, хотя и того и другого недоставало. «Возможности нашей вербовки на службу во флоте, – продолжает он, – настолько истощились из-за того, что было уже сделано (по укомплектованию 21 корабля), что постоянная квота, установленная для всех сословий, не принесла облегчения морякам, которые уже три года находились в плавании».

Сопоставление двух морских держав выявляет различие между ними в том, что называют отложенной силой или резервом, который даже больше, чем выглядит на поверхности. Потому что большой флот на плаву с необходимостью использует, помимо экипажа, значительное число людей, занятых в различных работах, которые облегчают строительство и ремонт судов, или других профессионалов, тесно связанных с морской отраслью и различного рода ремеслами. Подобные профессии с самого начала, несомненно, стимулируют интерес к морскому делу. Одна история показывает удивительное понимание этой проблемы известным английским моряком Эдуардом Пеллью. Когда в 1793 году началась война с революционной Францией, возникла обычная нехватка в моряках. Пеллью, стремившийся выйти в море и не имеющий возможности укомплектовать свой экипаж иначе, чем привлечь людей, не связанных с морем, поручил офицерам набирать корнуоллских шахтеров. Он мотивировал свое поручение тем, что опасные условия их работы, с которыми был лично знаком, позволят им быстро выработать навыки к морской службе. В итоге его расчет оказался верным, потому что удалось избежать неизбежной в таких случаях потери времени. Пеллью оказался настолько удачливым, что захватил в единоборстве первый в этой войне фрегат. Особенно поучительно то, что, хотя экипаж его корабля находился в плавании всего несколько недель, в то время как противник – более года, потери с обеих сторон были почти одинаковыми.

Могут сказать, что такой резерв ныне почти утратил прежнее значение из-за того, что требуется много времени для освоения современного корабля и вооружения (а также потому, что современные государства стремятся развернуть свои вооруженные силы в целом к началу войны настолько быстро, чтобы нанести противнику сокрушительный удар до того, как он предпримет такие же усилия). Проще говоря, не останется времени, чтобы задействовать для сопротивления все национальные ресурсы. Удар обрушится на имеющийся военный флот, и, если он не выдержит удара, солидность остальной структуры не будет иметь особого значения. Это верно до определенной степени (как и в прежнее время, хотя и в меньшей степени, чем сейчас). Допустим, сталкиваются два флота, фактически олицетворяющие всю современную военную мощь своих стран. Если один из них будет уничтожен, в то время как другой сохранит боеспособность, остается меньше надежды, чем прежде, что проигравшая сторона сможет восстановить свой флот для продолжения войны. Итог окажется катастрофичным именно в сфере зависимости страны от ее морской силы. Битва при Трафальгаре стала бы роковым ударом для Англии скорее, чем для Франции, поскольку английский флот в то время воплощал большую часть государственной мощи. В таком случае битва при Трафальгаре для Англии (если бы была Нельсоном проиграна) была бы тем же, чем стали Аустерлиц для Австрии и Йена для Пруссии. Британская империя была бы повержена в прострацию последующим разгромом ее сухопутных вооруженных сил, чего и добивался усердно Наполеон.

Но оправдывают ли такие катастрофические поражения в прошлом принижение значения резервной силы, которая основана на численности жителей, пригодных для определенного вида военной деятельности? – вопрос, который рассматривается нами здесь. Вышеупомянутые удары наносились деятелями исключительного военного дарования, корпоративного духа и престижа, возглавлявшими великолепно обученные военные формирования. К тому же эти удары наносились противнику, более или менее деморализованному комплексом неполноценности и прежними поражениями. Битве при Аустерлице (20 ноября (2 декабря) 1805) на протяжении короткого отрезка времени предшествовал Ульм, где 20 октября 1805 года 30 тысяч австрийцев сложили оружие. История предыдущих лет представляла собой длинный список неудач австрийцев и успехов французов. Трафальгар последовал сразу же за крейсерством, по праву названному военной кампанией, состоявшей почти полностью из неудач. Более ранними, но все еще памятными, были сражение у мыса Сан-Висенти (1797) для испанцев и Абукирское сражение (1798) для французов, при Трафальгаре сражавшихся против англичан вместе. За исключением Йены, эти сокрушительные поражения были не только катастрофами, но ударами судьбы. А в сражении при Йене (сражение при Йене – Ауэрштедте происходило 14 октября 1806 года. – Ред.)имело место неравенство противоборствовавших сил в численности, вооружении и подготовленности к войне, что делает этот случай неприменимым для оценки того, что может дать единственная победа.

В настоящее время (1890 год. – Ред.)Англия является величайшей морской державой мира. Паром и железом она обеспечила превосходство, которым обладала в эпоху парусных деревянных кораблей. Франция и Англия – две державы, располагающие крупнейшими военными флотами, и какая из них мощнее, остается открытым вопросом. Обе могут рассматриваться как практически равные по мощи относительно ресурсов для ведения морской войны. В случае вооруженного столкновения можно ли предположить наличие такого различия в численности личного состава вооруженных сил или готовности к войне, которое сделает возможной ситуацию, когда явное неравенство сил возникнет в результате одного сражения или одной военной кампании? Если отвечать на этот вопрос отрицательно, то следует допустить важную роль численности резерва. Во– первых, общего резерва населения, затем резерва населения, способного к морской службе, резерва технического состава, резерва материальных ценностей. Кажется, многие отчасти забывают, что ведущая роль Англии в развитии техники создает в ней резерв технического персонала, который может легко освоиться со службой на современных броненосцах. Когда же ее торговля и промышленность окажутся в условиях войны, оставшиеся не у дел моряки торгового флота и технические работники отправятся на службу в военный флот.

Весь вопрос о ценности резерва, подготовленного или неподготовленного, сводится теперь к следующему: возможно ли в условиях современной войны, чтобы один из двух равных по силе противников был настолько ослаблен в одной– единственной военной кампании, что другому в то же время достанется окончательная победа? Морские войны не дают ответа на этот вопрос. Решающие победы Пруссии над Австрией (1866), Пруссии над Францией (1870–1871), очевидно, относятся к победам сильной страны над слабой, независимо от того, объясняется ли эта слабость естественными причинами или некомпетентностью руководства страны. Как промедление, подобное тому, что было допущено русскими под Плевной в 1877 году, могло повлиять на дальнейший ход войны, если бы Турция располагала каким-нибудь резервом силы, пригодным для мобилизации?

Если время, как признается повсеместно, является решающим фактором войны, то что нужно делать странам, по сути, невоенного склада, население которых, подобно всем свободным людям, возражает против больших затрат на военные приготовления? Им надо следить за тем, чтобы быть как минимум достаточно готовыми в необходимый промежуток времени обратить душевные силы и способности своих граждан в новое состояние, требуемое для ведения войны. Если наличные сухопутные и морские силы достаточно велики, чтобы продержаться даже в невыгодных условиях, страна может опереться на свои естественные ресурсы (свою численность населения, богатство, разного рода возможности) и мощь, используя их там, где нужно. С другой стороны, если вооруженные силы страны будут быстро лишены боеспособности и разгромлены противником, то самые превосходные естественные ресурсы не спасут ее ни от поражения и унизительного мира, ни от гарантий того, что, при условии предусмотрительности противника, реванш перенесется в отдаленное будущее. На менее важных театрах войны постоянно повторяют: «Если такой-то может продержаться чуть дольше, то то-то и то-то можно будет сохранить или сделать». Точно так же во время болезни часто говорят: «Если пациент продержится достаточно долго, то его сильный организм позволит ему выздороветь».

До определенной степени Англия сейчас такой страной и является. Голландия была такой страной раньше. Ей не нужно расплачиваться за прошлое. Если она спаслась, то это было достигнуто максимальной ценой. «В мирное время и из страха перед случайной смертью они не станут принимать такие достаточно радикальные решения, которые ведут к заблаговременным материальным жертвам, – писал о своих соотечественниках великий голландский государственный деятель де Витт. – Характер голландца таков, что он не станет выкладывать деньги на собственную защиту, пока не столкнется с опасностью лицом к лицу. Мне приходится иметь дело с людьми, расточительными там, где следовало бы экономить, и часто жадными там, где следовало бы тратить».

То, что наша страна заслуживает того же упрека, известно всему миру. Соединенные Штаты не располагают тем щитом из оборонительной мощи, за которым выигрывается время для создания резерва силы. Что касается наличия населения, пригодного для морской службы, в количестве, отвечающем потенциальным потребностям, то где оно? Подобный резерв, находящийся в определенной пропорции к береговой линии страны и общему населению, следует искать только в национальном торговом флоте и связанных с ним отраслях промышленности, которые едва ли имеются в настоящее время. Малосущественно, будут ли экипажи торговых судов комплектоваться из уроженцев страны или иностранцев при условии, что они плавают под национальным флагом, а морская мощь страны достаточна, чтобы позволить большинству из этих судов вернуться из иностранных вод на родину в случае войны. Когда иностранцы тысячами допускаются к голосованию на выборах, не столь важно, что им предоставляются боевые места на кораблях.

Хотя трактовка этой темы была несколько дискурсивной, можно признать, что наличие значительной части населения, владеющей морскими профессиями, является ныне, как и прежде, важной составляющей морской силы и что США не хватает этой составляющей, поэтому они должны опираться на большой торговый флот под американским флагом.

5.  Национальный характер.Далее рассматривается влияние на становление морской силы национального характера и склонностей.

Если морская мощь действительно опирается на внушительный торговый флот, склонность к коммерческим предприятиям должна быть отличительной чертой стран, которые в то или иное время доминируют на море. История подтверждает эту истину почти без исключений. Кроме Рима, сколько-нибудь значимого примера, опровергающего это, нет.

Все люди в той или иной степени ищут выгоды и любят деньги. Но способ извлечения выгоды оказывает значительное влияние на торговлю и историю народа, населяющего страну.

Если доверять истории, то способ, которым испанцы и родственные им португальцы добивались благосостояния, не только запечатлелся в национальном характере, но также оказался губительным для развития их торговли. То же касается отраслей производства, за счет которых живет торговля, и, наконец, национального богатства, добывавшегося неверным способом. Жажда наживы достигла в них свирепой алчности, поэтому они искали на вновь открытых землях, которые придали такой стимул развитию морской торговли стран Европы, не новых сфер промышленного строительства, даже не здоровых впечатлений от открытий и приключений, но золота и серебра. Испанцы и португальцы были наделены немалыми достоинствами. Они отличались смелостью, предприимчивостью, темпераментом, стойкостью в испытаниях, энтузиазмом и развитым национальным самосознанием. Эти качества подкреплялись выгодами положения Испании с ее прекрасно расположенными портами, а также тем, что страна первой захватила огромные и богатые части территории Нового Света и долгое время оставалась вне конкуренции. Кроме того, сотню лет после открытия Америки она была ведущей державой Европы. В свете этого можно было бы ожидать, что Испания займет ведущее место среди морских держав. Результат, как известно, оказался прямо противоположным. Со времени битвы при Лепанто в 1571 году на страницах испанской истории не засияло ни одной сколько-нибудь значимой победы, хотя Испания участвовала во многих войнах. Упадок ее торговли в достаточной степени объясняет тягостное, а порой нелепое отсутствие профессионализма, обнаруживавшееся на палубах испанских военных кораблей. Несомненно, подобный итог нельзя свести только к одной причине. Несомненно, что испанские власти разными способами препятствовали свободному и здоровому развитию частного бизнеса, но характер великого народа определяет характер власти. И едва ли можно усомниться, что, если бы население было склонно к торговле, усилия властей прилагались бы в том же направлении. Обширные колонии тоже располагались вдали от центра деспотизма, который мешал развитию старой Испании. Из-за всего этого тысячи (миллионы. – Ред.)испанцев, принадлежавших как к работному сословию, так и знати, покидали страну. Сферы деятельности, которой они занимались за пределами метрополии, давали стране лишь звонкую монету или товары небольшого объема, требовавшие для своей перевозки судов малого тоннажа. Сама метрополия производила лишь не так много шерсти, фруктов и железа. Ее мануфактуры давали ничтожную продукцию, ремесла страдали от поборов, население неуклонно сокращалось. Испания и ее колонии зависели от Голландии в столь многих жизненно необходимых товарах, что продукции их собственных скудных ремесел не хватало для того, чтобы произвести товарообмен с голландцами. «Так что голландские купцы, – пишет современник, – которые возят деньги во многие страны мира, чтобы закупать там товары, должны из этой единственной европейской страны везти домой те деньги, что они получают в уплату за поставку своих товаров». Таким образом, Испания быстро рассталась со страстной мечтой служить символом богатства. Уже говорилось, как ослабил в военном отношении Испанию упадок ее торгового флота. Ее материальные ценности, которые перевозились в небольших количествах на нескольких кораблях, следовавших по более или менее постоянным маршрутам, становились легкой добычей противника, а деньги и материальные ресурсы, необходимые для ведения войны, бездействовали. В то же время материальные ценности Англии и Голландии, размещенные на тысячах кораблей, бороздящих все моря света, подвергались жестоким нападениям в ходе многих изнурительных войн, не тормозя развитие этих стран, которое оставалось стабильным, хотя и не без трудностей. Португалия, поддерживавшая союз с Испанией в наиболее сложный период ее истории, следовала по тому же пагубному пути, хотя с самого начала гонки за преобладание в морской торговле она сильно отставала. «Копи Бразилии погубили Португалию, так же как копи Мексики и Перу – Испанию. Все производство оказалось в непостижимом пренебрежении. Вскоре англичане стали снабжать португальцев не только одеждой, но всеми другими товарами, даже соленой рыбой и зерном. Вслед за своим золотом португальцы теряли свою землю. В конце концов англичане скупили виноградники в районе Порту посредством бразильского золота, которое поступало в Португалию лишь для того, чтобы затем оказаться в Англии». Мы уверены, что за пятьдесят лет 500 миллионов долларов были извлечены из «копей Бразилии и что в конце этого срока Португалия реально приобрела в звонкой монете лишь 25 миллионов». Вот яркий пример разницы между реальным и фиктивным богатством.