Текст книги "Радуга чудес"
Автор книги: Альфред Хейдок
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Гуляют… вещи
Вы уже знаете, что предметы могут передвигаться мыслью или психической энергией. Спросят невежды – почему не всем и не всегда подвластна огненная энергия мысли?
«Мир Огненный», ч. 3, § 501.
Что вещи могут внезапно приобрести способность двигаться – об этом я впервые прочел в тоненькой книжке, изданной до революции. В ней описывались странные события, происходившие в доме этапного коменданта (в книжечке указывался его точный адрес). После отправки одной из очередных партий арестантов в его доме вещи сами стали время от времени передвигаться по воздуху с одного места на другое. Например, ножницы с комода самостоятельно перелетали на стол, а один раз горстка горячих углей из печки перенеслась в спальню под кровать и подожгла матрац…
Второй раз я слышал о подобном явлении из уст почтенного коммерсанта, торговавшего на одной из станций Китайской Восточной железной дороги, – это были или ст. Хайлар, или ст. Маньчжурия. Он рассказал о русской девушке, нанимающейся в прислуги. Она обладала странной способностью – стоило ей рассердиться, как некоторые вещи приходили в движение: горшок с кухонной полки сам перескакивал на стол; засунутые в печку поленья дров с грохотом вылетали на пол… Из-за этого хозяева опасались нанимать ее в услужение.
В третий раз мне об этом рассказал сам очевидец, тихий, спокойный и ласковый крестьянин из Херсонской области, с которым я несколько лет провел вместе на Полярном Круге.
В деревне, где родился и проживал рассказчик, один крестьянин чем-то прогневал колдуна из соседнего села. С тех пор вещи крестьянина стали сами приходить в движение не только в избе, но и во дворе. Иногда люди собирались по вечерам у ворот этого хозяина поглазеть как на цирк, что будет твориться во дворе.
Сам рассказчик был дружен с сыном этого крестьянина. Однажды в воскресный вечер он играл в карты у своего приятеля. В комнате, кроме их двоих, никого не было. Вдруг тяжелый медный самовар, до сей поры спокойно стоявший в специальной нише, устроенной в стенке печки, «вышел» оттуда и, описав изогнутую траекторию, плавно опустился перед играющими.
Хотя подобные явления стали привычными для обитателей дома, но все же они неприятно действовали на нервы, а главное – порождали нежелательную известность… Хозяин решил покончить со всем этим и, так как считал, что во всем этом были виноваты «черти», пригласил священника. Тот отслужил в доме молебен. По окончании этого «мероприятия» священника пригласили за уставленный добрым вином и едою стол, который был накрыт во дворе под развесистым деревом. Только священник и хозяин успели «пропустить по маленькой», как произошло нечто неожиданное: откуда-то в конце двора появилась отрезанная с копытами баранья нога; неторопливо, мелкими шажками, точно ею орудовал живой, но невидимый баран, она медленно «шла» к накрытому столу. В этой «акции» скрывалось явное издевательство над только что совершенным молебном – подчеркивалась его «неэффективность»… Во всяком случае, так понял происходящее священник и, сделав отсюда соответствующие выводы, пустился наутек…
Сделал выводы и хозяин дома. Вооружившись бутылкою водки, он поехал к колдуну мириться. Тот проявил покладистость, они выпили, потолковали об урожае, и после этого вещи перестали «ходить».
* * *
Очевидец рассказал мне, что его знакомый – не колдун и не маг, а самый обыкновенный человек, притом любящий выпить, – в присутствии ряда зрителей проделывал следующее.
Перед ним ставили на стол налитую рюмку вина, исполнитель психического фокуса стоял «руки по швам» и сосредоточенно смотрел на нее. Через некоторое время рюмка сама медленно поднималась в воздух, точно ее несла живая невидимая рука, и опрокидывалась в рот «мага».
Как это осуществляется? «Не одним только способом можно убить кота» – говорит английская пословица; так и тут способы могут быть разные. Самый простой из них – экстериоризация астральной руки, другими словами – выделение руки тонкого (душевного или астрального) тела из телесной руки. Оставляя плотскую руку висящей «по швам», «маг» мысленно действует невидимой астральной рукой точно так же, как действовал бы плотской рукой. Такую способность можно выработать длительными, специально существующими для этой цели упражнениями. Возможно и привлечение к таким деяниям существа определенной категории из разнообразного населения невидимого физическому зрению мира.
В качестве иллюстрации к сказанному привожу пример из огромного научного труда Е. П. Блаватской «Разоблаченная Изида».
На базаре в Индии выступал фокусник, буквально творящий чудеса. Присутствующий при этом миссионер-европеец обвинил фокусника в том, что свои чудеса он творит с помощью Дьявола и что он сам – слуга Дьявола. Такое заявление чрезвычайно возмутило фокусника. Он назвал миссионера лжецом и пояснил, что помогающий ему дух его раб и уже несколько сотен лет служит его семье.
Что это было?
Я только закончил институт и перед тем, как поехать молодым инженером на место назначения, приехал домой в деревню к родителям. Так сложилась обстановка, что не был я у них лет пять. Ну, конечно, радость… Родственники набежали… Многое изменилось…
Пожил денька два. Как-то иду по улице, и тут мне навстречу дядя. А жил он в другом конце деревни и был, как у нас говорят, «непутевый человек», сильно пил, и поговаривали, что он с нечистой силой знается. Как я его увидел, мне та нечистая сила и припомнилась. А дядя уже подходит ко мне, здоровается и говорит:
– Вот что, Сеня, ты что хошь делай, а пол-литра мне поставь – опохмелиться хочу, умираю… А я, даже не подумав, как-то сразу бабахнул ему:
– Ладно, дядя, поставлю, а ты меня колдовать научи.
Дядя сразу посерьезнел, пытливо на меня взглянул, потом сплюнул и, помолчав немножко, сказал:
– Дело это грязное и тебе ни к чему.
– А может, – говорю я ему, посмеиваясь, – и дела тут никакого нет; зря про тебя болтают люди, а ты морочишь им головы?
– Ну, этого ты не говори: что я знаю, то я знаю!
– Знаешь, так покажи что-нибудь!
– А не струсишь? И бутылку поставишь?
– Я же сказал – поставлю.
– Пошли со мной!
Привел он меня в свою избу – пусто все, лавки да стол: бобылем жил дядя.
Велел он мне стоять смирно да глядеть и не вмешиваться, а сам стал что-то нашептывать. Прошел какой-то пустяк времени, и из-под стены на пол выбежала мышь – выбежала и перед собою колокольчик по полу катит и ничуть нас не боится. Подкатила звонок к ногам дяди и остановилась. Дядя нагнулся, взял колокольчик и начал звонить. И тут началось такое, что у меня мороз по коже прошел. Из-под стены начали выползать различные гады: змеи, лягушки, жабы и невиданные паукообразные – весь пол ими кишмя кишит… Я дернулся, с испугу хотел на стол вскочить, но дядя одернул меня и зашипел:
– Не смей! Виду не подавай! Они тебя не тронут!
Тут он опять начал звонить, и вся эта нечисть стремительно начала уползать обратно под стену. Через несколько мгновений ни одного гада в комнате не было – осталась только одна мышь у ног дяди. Он нагнулся и положил перед ней колокольчик – она мигом откатила его к стене и исчезла. Дядя насмешливо повернулся ко мне:
– Видел?
– Видел, дядя.
– Ну то-то.
* * *
Здесь могло быть волевое воздействие: то, что видел рассказчик, могло быть ментальной (мысленной) картиной, которую дядя создал в своем воображении и гипнотически навязал зрителю.
Могло быть и другое волевое воздействие. На эволюционных ступенях невидимого мира имеются бесформенные существа, которым придает форму воображение смотрящего на них человека. Такими могли быть земноводные, продемонстрированные дядей, воображение и воля которого придали им форму.
Из жизни маленького человека
Он был маленьким не только по своему общественному положению, но и мал ростом, скромен, чрезвычайно покладист и уступчив во всем, в чем только можно уступать. Последняя черта, как мы увидим из дальнейшего, не всегда приводит к добру…
Он сам мне рассказал свою жизнь – рассказал тихим голосом, который тонул в гуле других голосов в бараке заключенных на Полярном Круге. На дворе была пурга; электрические лампочки под потолком слабо горели красноватым светом и при сильных порывах ветра слегка покачивались. Мы сидели на нарах близко друг к другу, как два заговорщика, и я нагнулся к нему, чтобы лучше слышать: ведь не так уж часто делятся с нами искренними излияниями души…
Он вырос в Риге, и все детство и юность его были связаны с мрачным, старинным, построенным из булыжника домом с довольно большим двором и несколькими посаженными там деревьями.
В этом дворе он малышом начал свое знакомство с миром. Дом был многоквартирный, жили в нем немцы и латыши. Дети их, из года в год вместе играя во дворе, легко овладевали обоими языками. Эдуард (так звали рассказчика) любил играть с маленькой немкой Бертой из соседней квартиры. Когда выросли, пути их разошлись…
Маленький, робкий, стеснительный тихоня Эдуард насилу устроился на скромную должность в почтовом ведомстве, а Берта… На Берту обратил внимание крупный рижский коммерсант (правда, женатый) и принял ее на службу в свою контору. С тех пор Берта стала красиво одеваться, у нее появились деньги, и она даже переехала от матери на другую квартиру якобы потому, что та ближе к месту службы… Так тянулось довольно долго, как вдруг в семье коммерсанта разразился грандиозный скандал – жена потребовала, чтобы Берта была немедленно уволена. А так как оборотный капитал коммерсанта в значительной части состоял из крупного приданого жены, – пришлось уступить… Берта переехала обратно к матери. После этого, конечно, смешно было надеяться, что на ней женится зажиточный бюргер.
А за это время умерли родители Эдуарда. Тут, право, ему надо бы жениться, чтоб не оставаться одному в пустых комнатах, но как он мог это сделать, когда у него просто не хватало духу подойти к девушкам… Ведь они явно предпочитали других – высоких, стройных, и не раз заставляли его мучительно переживать свою неказистость. Он был болезненно чувствителен, боялся отказа, насмешек, боялся, что нанесут новые раны его мужской гордости, – и замкнулся в себе…
А между тем ему хотелось любви не меньше других, хотя он никому в этом не признавался. А может быть, даже и больше, потому что у него была нежная душа мечтателя. Он так бы и остался холостяком, если бы не опытная в любви женщина, которая взяла инициативу в собственные руки…
Случилось так, что, возвращаясь со службы домой, он на лестничной площадке столкнулся с Бертой. Она тепло выразила ему дружеское сочувствие по поводу смерти родителей, ласково с ним разговаривала, напомнила о совместных играх в детстве. Увлеченная воспоминаниями, она приблизилась и положила свои ладони ему на плечи. В голову ударил ее аромат – не духов, нет! Он чувствовал аромат молодого женского тела… У него захватило дух, стало трудно дышать, он не мог выдавить из себя ни слова. В эту ночь он очень плохо спал…
Потом они встретились еще, и как-то вечером она постучалась к нему в дверь: ей срочно понадобились какие-то сведения… Он пригласил ее войти срывающимся от волнения голосом.
Подробности той встречи он мне не рассказал, только сообщил, что, когда Берта уходила, между ними уже твердо было решено: они поженятся.
После свадьбы одно время он действительно был счастлив (а, может быть, и она тоже). Он приносил и отдавал ей все до копеечки заработанные деньги, помогал стирать, убирать; и Берта часто находила свои туфли до блеска начищенными. Но потом что-то «нашло» на Берту: она стала охладевать к нему… Иногда, возвратившись со службы, он находил ее пьяной, а на столе остатки закусок и пустые бутылки.
– У тебя кто-нибудь был? – спросил он однажды.
– Да, были! – пьяно закричала она.
– Есть люди, которые ценят меня и удивляются, как я могла выйти за тебя… У-у! Слюнтяй!.. Ненавижу!..
Он замолчал, удалился на кухню и сидел там, пока Берта не легла спать.
Подобное стало повторяться все чаще. Эдуард получал доказательства, что пока он на службе, к жене приходят приятели по той, другой жизни (когда коммерсант возил ее по ресторанам), что жена изменяет ему явно и бесстыдно…
Он все терпел, не возражал ей, ничего не спрашивал: думал – образумится…
Но через какое-то время жена перестала его пускать на супружескую кровать и, как бы издеваясь, клала с собой в постель кота…
Он примостился на диване, по утрам сам готовил себе кофе, пока Берта спала, тихо уходил на службу и думал, думал…
И надумал – оформился матросом на пароход дальнего плавания и исчез из города.
Жена столь решительного поступка от него никак не ожидала и поначалу даже была удивлена его «выходкой», но все же об исчезновении мужа сообщила посетившим ее приятелям со смехом. Приятели почему-то не особенно обрадовались этой вести, а когда она по истечении месяца намекнула, что ей нечем платить за квартиру, они, правда, тут же собрали требуемую сумму, но после этого ни разу больше не приходили…
Начались поиски работы – ее не было, или же это была такая работа, к которой совершенно не лежала душа. Набегавшись по различным учреждениям, она, усталая, возвращалась домой. Матери уже не было: ее похоронили еще раньше, в то беззаботное время, когда Эдуард каждое утро целовал свою обожаемую Берту, уходя на службу. А теперь жизнь неслась мимо нее, и она оказалась в ней лишней.
Как ни долго было плавание, пароход с Эдуардом на борту снова вернулся в Рижский порт. Возвращение в родной город сильно взволновало его, что было вполне естественно: раньше никогда не приходилось надолго покидать родные места. На пристани толпился радостный, суетящийся народ, пришедший встречать возвратившихся моряков. Жены пришли встречать мужей – улыбки, объятия, поцелуи, кое-где цветы…
И тут Эдуард остро ощутил, что он одинок; что никому нет дела до того, приехал он или нет… Мог бы и не приехать, и никто бы этого не заметил – он никому не нужен…
Затемнилась при этой мысли вся радость возвращения. Хмуро прошел, не глядя ни на кого, через толпу на пристани и двинулся дальше… Куда? Сначала он сам этого не знал, но потом стал отдавать себе отчет, что его неотвратимо тянет взглянуть на покинутый дом, и он идет туда, где провел детство и где ему преподнесли отраву, которую он принял за любовь.
Но, странно! Он вдруг поймал себя на мысли, что у него нет злобы к Берте за обман, потому что этот обман был невыразимо сладок, пока не открылся, и что если бы Берта не сбила его с той уныло-однообразной тропинки, по которой он шел до памятной встречи с нею, то не было бы мук, но не было бы и радости… А что в конце концов лучше: жить, как серый камень, или же превратиться в натянутую струну, из которой смычки Скорби и Ликования поочередно извлекают свои мелодии!..
Путь от пристани до дому был неблизкий: он пересаживался с трамвая на трамвай, благо, знал все маршруты, как свои пять пальцев, но не мог составить никакого плана действий. «Э-э, там видно будет!» – решил он наконец.
Уже зажглись вечерние огни, когда он очутился перед огромными дубовыми воротами с калиткой, ведущей во двор его дома. Во дворе, кроме ребятишек, никого не было. Он прошмыгнул к ближайшему дереву, стал за ним и начал наблюдать за окнами своей квартиры – света не было. Наверное, Берта еще не вернулась, а может, она переехала к кому-нибудь из тех, с которыми… Может быть, там теперь другие жильцы?..
Последнее предположение ему явно не понравилось. Ключ от квартиры был в кармане. Он решил выяснить, ведь в конце концов там остались его вещи, которые могли понадобиться…
Он удивлялся, пока поднимался по лестнице, отчего так страшно колотится сердце: неужели для него что-нибудь да значит женщина, которая так подло с ним поступила?..
Ключ щелкнул в дверях – он вступил в полную темноту передней. Когда рука в привычном месте нащупала выключатель и вспыхнул свет, он увидел перед собой Берту. Она стояла в дверях комнаты и была даже принаряженной. Очень спокойным голосом она произнесла:
– Я ждала тебя гораздо раньше: в пароходстве сказали, что прибытие ожидается к обеду.
Затем быстро подбежала, охватила его шею руками и зашептала:
– Я была дура!.. Я была так одинока… Бей меня, если хочешь!..
Мог ли он ее бить? Мог ли он ей в чем-либо отказать? Эта женщина когда-то властно взяла его, и, если бы не взяла, он, может быть, никогда и не отведал бы дурманящего напитка любви, который могут сварить небо и земля только вместе, но никогда – порознь.
У Берты даже стол оказался празднично накрытым. Садясь за него, Эдуард взглянул на диван, где обычно должен спать кот, но его там не было. Поймав его взгляд, Берта коротко бросила: «Потерялся».
Старые, с детства знакомые предметы снова окружали его; стало необычайно уютно… Где-то на задворках сознания хитрая старушонка с ехидно поджатыми губами – житейская мудрость – зашамкала:
– Не выдержит она жизни с тобою: ты скучный – сорвется…
– Уйди! – вырвалось у него, – хоть день, да мой!..
– Ты что-то сказал? – уставилась на него Берта.
– Нет, ничего! – ответил он и, медленно привлекая ее к себе, обнял…
* * *
В том, что мы рассказали о жизни маленького человека, нет ничего непонятного, таинственного, потустороннего или страшного. Тем не менее, последнее в нем участвовало, и все, рассказанное нами до сих пор, только фон, на котором разыгралось странное событие. Рассказала об этом Берта.
После неудачных поисков заработка она впала в очень подавленное состояние. На ней буквально сказалась старинная поговорка: «Что имеем – не храним, потерявши – плачем». Она осознала, что Эдуард положил к ее ногам всю жизнь целиком, без остатка… И тем, другим, она была нужна лишь как временная игрушка… Появилось желание, чтобы Эдуард вернулся, но мог ли он с ней помириться?
Во время тяжелых раздумий одна из подруг посоветовала сходить к древнему старику, который достоверно предсказывал будущее, и сама вызвалась проводить к нему, так как ей тоже хотелось кое-что узнать.
Повела она ее куда-то на окраину Риги, где теснились друг возле друга маленькие домики. Тут их и принял одинокий старик-ведун. В домике была всего одна комната, так что посетители, если их было несколько, могли слышать, что говорил старик каждому из них. Подруга уступила Берте первую очередь, и старик в точности предсказал ей возвращение Эдуарда и что они помирятся, указал сроки. Затем перед стариком села подруга. После того как ведун изложил ей все, что она хотела узнать, он сказал:
– Я стар, очень стар, даже старше, чем люди думают, и мне пора умирать. Но я должен кому-либо передать свое искусство с тем, чтобы тот в свою очередь передал его другому, когда придет его час. В тебе я вижу способности к нашему делу, прими от меня мое знание, и ты проживешь жизнь в богатстве, без забот – денег у тебя будет достаточно, а если кого полюбишь – не устоит он против твоих чар. Решай, доченька, упустишь случай – пожалеешь!
С затаенным дыханием подруга выслушала речь старика, и какая-то борьба началась в ней. С одной стороны, это было очень хорошо: она мечтала о такой беззаботной жизни, а с другой – чудилось что-то неладное… Прошла минута, другая – старик ждал ответа. Она уже было решила согласиться, когда у нее непроизвольно вырвался вопрос:
– А что будет, если я, когда настанет мой смертный час, не найду человека, согласного принять от меня знание?
По сморщенному, как маска старости, лицу предсказателя проползла гримаса ужаса.
– Тогда, – сказал он с дрожью в голосе, – придут черти и по кусочкам отщиплют у тебя мясо с костей.
– Не надо мне твоего искусства! – воскликнула девушка, и обе подружки поспешно ушли.
Две недели спустя они прочли в газете о загадочном убийстве. Был убит одинокий старик, живший на окраине Риги в собственном домике. Соседи, заметив, что старик долгое время не открывает ни дверей, ни ставень своего жилья, дали знать в милицию. Когда на стук милиционера никто не отозвался, взломали дверь. То, что они увидели, леденило душу: от старика остались на полу одни лишь кости… Мясо было отделено от костей кусочками, которые тут же валялись на полу. Но самым загадочным и неразрешимым в этой истории оставался вопрос – каким образом убийца мог проникнуть в дом, если дверь и ставни были изнутри заперты на засовы и были целы и невредимы?
Привидение
По поручению редакции я должен был посетить старую одинокую женщину. Раздобыл адрес и пошел. Ее квартира на третьем этаже. Поднимаюсь. На втором этаже вижу: навстречу мне идет дама, вся в черном, лицо под черной вуалеткой. Ну я, конечно, посторонился, пропустил ее и стал было подниматься выше. Но что-то заставило меня тут же обернуться и – дамы нет, исчезла… Сойти вниз она бы еще не успела, даже до первого этажа. Все же я бросился вниз. Нет. И зайти на второй этаж, в какую-либо квартиру она тоже не могла – услышал бы, как открывалась дверь.
Удивился я такому быстрому исчезновению, стал подниматься наверх, стучу в дверь – на каждом этаже только по одной квартире. Спрашиваю нужную мне женщину. А мне отвечают: сегодня умерла! Хозяйке одной из квартир, открывшей мне дверь, я рассказал, что встретил на лестнице какую-то даму и описал ее наряд. Та удивилась: «Покойная, – говорит, – ходила именно в таком костюме». Ушел я в полной растерянности.
* * *
Приведенному случаю можно дать довольно простое объяснение: умершая, как подавляющее большинство людей, не была осведомлена (или была недостаточно осведомлена) о жизни человеческой души после смерти в условиях существования в Тонком (астральном) мире. Подобно многим умершим, она сразу после смерти не поняла, что с нею произошло, и по-прежнему считала себя живой в физическом значении этого слова и поэтому продолжала вести себя, как таковая. Она надело свое обычное черное платье, не сознавая, что это не ее прежнее платье, о мыслеобраз, неосознанно ею тут же созданный, ибо в Тонком мире мысли творят реальные для того мира предметы.
Вместо доступной душе возможности переноситься по воздуху в другие сферы она, как обычно, решила выйти и спуститься по лестнице, где и встретилась с рассказчиком. Последний, надо полагать, обладал в небольшой степени ясновидением, чему могли способствовать удачно сложившиеся атмосферные условия, благоприятные для частичной материализации. Во всем этом случае не было ни «предзнаменования», ни особого «явления»; это был только небольшой всплеск волны огромного океана окружающей нас незримой жизни.
