Текст книги "Радуга чудес"
Автор книги: Альфред Хейдок
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Смерти нет
Он был моим другом и братом, и нас объединяла тяга к Прекрасному. Почти всегда между нами были тысячекилометровые расстояния, и редко нам удавалось встречаться. Он был поэт в истинном значении этого слова, скромен и не любил много говорить, но из него исходил тот тихий свет, к которому тянутся люди, сами того не сознавая. В лютые годы сталинского лихолетья, когда меня бросили в тюрьму, я предчувствовал, что где-то в тяжкой неволе заключения пути наши сойдутся. Так оно и было – почти пять лет мы провели на Полярном Круге почти совсем рядом – в полукилометре друг от друга, за колючей проволокой… А потом встретились на воле и провели три дня в избушке лесника у опушки леса, на цветочной поляне… Мы садились под цветущий розовый куст и говорили, говорили, перебивая друг друга, о самом нам дорогом…
Он умер, мой друг и брат, но «умер» не то слово: Жизнь никогда не умирает, а лишь вечно меняет формы. Мой друг жив, и после так называемой смерти, вернее «ухода», всеми силами старался дать знать об этом своим близким и друзьям. Я знаю – ему хотелось кричать об этом.
Нижеприведенное – запись его дочери.
* * *
5.11.1960 г. ушел от нас мой папа. Когда я его увидела умершим, меня охватило необыкновенное чувство торжественности и возвышенности.
Вскоре после ухода, когда я, наконец, умом постигла всю скорбь великой потери, я стала упрекать себя и считать виновной в том, что была недостаточно чутка к нему и в какой-то степени тоже виновата в его внезапном и быстром уходе.
Он пришел ко мне во сне, чтобы успокоить. Пришел энергичный, активный, в спортивного типа синей блузе (такая была у него) и многое мне сказал, учил меня. Помню, он сказал, чтобы мы не беспокоились, не скорбили о нем, что ему теперь очень, очень хорошо.
С 29.11 на 30.11. В это время я уже начала чувствовать отсутствие папы – начала страдать. И он опять пришел ко мне во сне.
Как будто были похороны. Его тело положили в гроб, обсыпали цветами. Хотелось подойти ближе к этому «телу», лежащему в розах. Вдруг поднимаю голову и вижу, что стоит папа – другой, настоящий – невдалеке от своего гроба с телом. Папа стоит молодой, красивый, стройный, в том темно-синем костюме и белой сорочке, в каких он выступил на торжественном собрании в Обществе имени Рериха, когда стал его председателем. Он был именно таким, каким был в самое счастливое время своей жизни, когда Елена Ивановна написала о благословении его Великим Учителем М. на пост председателя Общества имени Рериха.
На лице папы торжественная, сияющая улыбка. Он по-настоящему счастлив.
Когда я увидела его улыбку, он прикрыл рот рукой – «чтобы другие, посторонние, не увидели, что он «мертвый» улыбается», – взял мои руки в свои и крепко, тепло и ободряюще сжал, давая мне свое благословение и силу духа…
* * *
15-16.12.1960 г., рано утром.
Куда-то лечу, спешу к какому-то сроку.
Во сне осознаю, что прошло 40 дней со дня смерти папы, и теперь он может вернуться обратно в нашу жизнь и жить вместе с нами, в нашей большой комнате. Но я чувствую его теперь таким настоящим, реальным, близким и живым и, если так можно сказать, «существенным», каким почти никогда не могла его почувствовать при жизни. Я почувствовала именно присутствие его духа, независимого от физического и астрального тел. Эта встреча была неописуема; она превышала все встречи земные, настолько реальным, близким, настоящим, живым был папа. Почувствовав его таким, я от счастья ликую и кричу во весь голос: «Жив! Жив! Папа жив! Смерти нет! Смерти нет! Смерти нет!» Тогда папа подходит к буфету, где хранятся наши документы, достает из ящичка справку о своей смерти и уничтожает.
Проснулась и долго не могла понять, где я нахожусь; сознание было необыкновенно ясное, бодрое, переполненное счастьем; энергии много, как после утренней прогулки, но долго не могла войти в свое тело, и, когда витала, долго не работал центр равновесия, пол показался не на месте, очень кружилась голова.
Рано утром 5.11.1960 г. видела сон: Юрий Николаевич дает всем нам большие билеты, на которых написано большими буквами «Билет Жизни». Папа отказывается от своего билета и отдает его нам с Леопольдом.
В это же утро папа ушел из жизни.
6.11.1960 г. вечером в день смерти папы одна его знакомая слушала у себя в комнате хорошие пластинки (исполнение Клайберна). Вдруг она видит, что ее собака соскакивает с места и начинает вилять хвостом, как будто кто-то хорошо знакомый вошел в комнату; потом смотрит на тот стул, где обычно сидел папа, когда приходил к ней; потом собака положила свою морду как бы на колени кого-то невидимого нами и смотрела вверх, будто в глаза этого невидимого гостя.
Петина история
Отпевание подходило к концу. Хотя гроб не «утопал в цветах», все же букетики первых весенних цветов украшали изголовье молодого покойника – ему не было даже полных 16 лет!
Среди набившихся в избу соседей немало было подростков – товарищей покойного по детским играм. Какими-то ошалелыми глазами глядели они на лицо своего непонятно спокойного друга в гробу, на убитое горем лицо Арины, его матери… Вот уж скоро отпевание кончится, начнется прощание, потом глухо застучит молоток по забиваемым в крышку гвоздям, и никто уже больше не увидит Петю, как и сам он не увидит голубого неба и ликующего весеннего дня…
Священник пропел последние формулы обряда, замолчал, взглянул на лицо покойника и уже собрался произнести: «Прими последнее целование», как вдруг заметил, что кисть руки покойного явно зашевелилась. «Летаргия! Сейчас встанет!» – мелькнуло в голове священника, он тут же сообразил, как это отразится на слабонервных плачущих женщинах – какая паника может подняться, и поэтому дрогнувшим голосом произнес:
– Слабонервные, уходите!
Но таких не нашлось ни одного: шелест крыльев Редкого События сковал всех: как зачарованные, с вытаращенными глазами они смотрели на юношу, который медленно приподнялся в гробу и, сидя, обвел всех глазами, потом слабым голосом спросил:
– Где я? Что со мной?
Арина так и рухнула на него:
– Сынок мой! – и забилась в нервном припадке.
И загудела изба:
– Жив! Жив! Ожил!
И когда все успокоилось, посыпались на Петю вопросы про Тот Свет, откуда он вернулся.
– Ну, как там? Что видел? Что чувствовал? Расскажи, Петя! И рассказал Петя историю своего сна бесхитростно, ненадуманно, а так, как он ее пережил и воспринял. А было, по его словам, так.
Лег он вечером спать, и приснился ему сон. Сон-то сон, но настолько всамделишный, что и от яви не отличишь. Пришла к нему женщина и сказала: «Пойдем». И должен он был пойти за нею, сам не зная, почему. Шли, шли и подошли к широкой реке. Женщина, как шла по суше, так и пошла по воде на другой берег, только обернулась и сказала, чтоб он за ней следовал. И заметался Петя туда-сюда, выискивая, как бы и ему переправиться. И тут, откуда ни возьмись, перед ним его старый пес – верный друг Шарик, который околел в прошлом году. Этого пса Петя принес от соседей еще щенком и, можно сказать, вместе с ним и вырос. Щенок у маленького Пети в ногах под одеялом спал, и за это мать Петю часто ругала. Так они вместе и выросли, только собачий-то век короче человеческого…
И говорит Шарик Пете человеческим голосом:
– Садись на меня верхом – я тебя через реку перенесу.
Сел Петя на старого друга и поехал. А на том берегу женщина ждала. И повела она Петю еще дальше, к большому дому, где их встретил какой-то мужчина. А тот, как только увидел Петю, сказал женщине:
– Ты не того привела. Мне нужен мужчина, который живет через два дома от его (т. е. Петиной) избы. Веди мальчика обратно!
Пошли они с ней обратно, и опять его старый пес радостно завилял хвостом и перевез Петю на противоположный берег.
Пес и женщина стояли на берегу и глядели ему вслед. И так жаль было с ними расстаться – такие они хорошие! И обернулся Петя, чтоб издали помахать им рукою, и когда он махал – это движение священник и заметил, после чего сказал: «Слабонервные, уходите!»
* * *
Но не все на этом закончилось: через два дня умер Петин сосед – он жил через два дома от Петиной избы.
Загадка Девы Гор Заилийского Алатау
На очередном подъеме в гору мотор забарахлил и мотоцикл остановился.
– Опять зажигание, что ли? – с досадой подумал Володя и соскочил с сиденья. Проверив свечи зажигания, он тоскливо оглянулся кругом: ничего нельзя было понять – все будто бы в порядке, а не идет… И надо же было этому случиться именно в воскресенье, когда он, усадив жену с ребенком в коляску мотоцикла, катил их на свою дачу, вернее, на садовый участок, отведенный ему далеко за городом, в горах, где они хотели провести весь день. И денек-то какой выдался – ясный, хрустальный! Несмотря на октябрь, было сравнительно тепло, безветренно, и до дальних красавиц-гор, казалось, рукой подать…
– Что будем делать? – первой заговорила жена.
– А я почем знаю? – с досадой буркнул Володя.
Ответ пришел сам собой: из-за поворота медленно выползала грузовая машина, идущая в обратном направлении, – на Алма-Ату.
– Знаешь, – обратился он к жене, – ты поезжай с ребенком домой, а я останусь – буду искать причину…
Так и сделали. Когда грузовая скрылась из виду, Володя подкатил мотоцикл ближе к придорожным кустам и приступил было к ремонту, как вдруг кусты раздвинулись, пропустив вперед совершенно нагую девушку…
Володя обомлел. Поблизости ни одного населенного пункта – откуда тут ей взяться?!
Он часто заморгал – это мог быть обман зрения, она вот-вот растает в воздухе… Но девушка по-прежнему недвижимо стояла перед ним. Длинные, чуть ли не до колен каштановые волосы струились спереди по ее телу, и между ними восхитительно отливали бронзой загорелые чаши девичьих грудей. Овал лица был бесподобен, и карие глаза смотрели ему в лицо без тени смущения. Стройные ноги, красивая линия бедер и талии, как и все тело, отражали нежную позолоту падающих на нее солнечных лучей. Она нарушила его созерцание, спокойно сказав:
– Ты видишь – я совсем нагая. Привези мне завтра женское одеяние.
Сказав, повернулась, и кусты снова сомкнулись за нею.
– Была или нет? – прошептал Володя и протер глаза. Какое-то время он все еще смотрел в ту сторону, где исчезла прекрасная гостья. Затем попробовал завести двигатель – и тот сразу заработал. Оставалось только поехать домой…
Нам неизвестно, как отнеслась жена Володи к его рассказу о встрече с дивной девушкой, но у своей матери он встретил полное понимание.
Его мать провела свою юность на лесистых холмах Верхневолжского края, где увидеть лешего или купающуюся русалку в то время не считалось большим дивом. Луга там цветасты, а по выгонам и полям попадаются громадные серые, мхом обросшие камни-валуны. Среди них есть и такие, про которые говорят, что если к ним тихо подкрадешься лунной ночью, то увидишь, как около них деловито снуют маленькие человечки ростом в пядь, бородатые и смешные…
Весь вечер и ночь мать Володи шила платье и другие принадлежности женского туалета, а наутро все это вручила сыну, чтобы тот увез и передал странной девушке. И так как народ, кого ни спроси, опасался новой, третьей по счету, мировой войны, крепко-накрепко наказала сыну:
– Передашь сверток и непременно спроси, будет война или нет.
Снова сел Володя на мотоцикл и поехал доигрывать свою роль в современной сказке-были. Вот и знакомый подъем, где у него мотоцикл забарахлил в прошлый раз. Выйдет, покажется ли опять? А то, может быть, все это было какое-то наваждение…
Нет! Снова раздвинулись кусты, и снова стала она там – Солнечная Девушка.
– Спасибо! – сказала она. Потом, немного помолчав, добавила: – А что же ты не спросишь, что мать тебе наказывала? Скажи ей, что войны не будет, но жертв будет очень много.
Сказала и исчезла в кустах, так же внезапно, как появилась. Как зачарованный, молча вернулся Володя к мотоциклу, ему казалось, что мир вокруг него как бы расширился, раздался – в нем жили, кроме людей, и другие существа, и они были прекрасны; ширилось и росло в груди сладкое чувство любви к этому бездонно глубокому и прекрасному миру…
* * *
Событие это произошло в октябре 1970 г., а автору этих строк оно стало известно в конце февраля 1971 г. Удалось узнать, что герой повествования служит милиционером в г. Алма-Ате. Что могут означать загадочные слова девушки: войны не будет, но жертв будет очень много?
Мудрость веков, заключенная в древнеиндийских «Ведах», получившая подтверждение в Учении Гималайских Махатм, говорит о циклах обновления нашей планеты, сопряженных с гигантскими геологическими катастрофами. Примеры их – Гондвана и Атлантида. Указано циклическое завершение Века Мрака (Кали-Юга) и наступление Светлого Века (Сатия-Юга), другими словами – разрушение Старого мира и наступление Новой светлой эры человечества. Сейчас среди народа, в особенности среди сектантов, глухо говорят о надвигающемся конце мира – о светопреставлении. Это речи неосведомленных людей. Учение Гималайских Махатм говорит не о разрушении планеты, а о конце Старого мира войн, невежества, мрака, чудовищных преступлений против человечества и неслыханном расцвете истинной культуры на Земле. Это великое переустройство, однако, связано с большими конвульсиями планеты и очищением человечества от элементов негодных и вредящих будущему построению новой и светлой жизни на Земле. Сказано: «Уйдут негодные». В последние десятилетия все учащающиеся и усиливающиеся стихийные бедствия – ураганы, землетрясения и т. п. – предвестники приближающейся катастрофы, которой завершится разрушение Старого Мира, после чего наступит Новая счастливая эра человечества. Так как Россия является носителем идей всемирного братства и сотрудничества народов, а также и других основ Нового Мира, то в надвигающейся катастрофе она пострадает меньше всех.
Многие знаки и грозные предупреждения ныне являются человечеству. Одно только пакистанское бедствие в ноябре 1970 г. унесло более полутора миллиона человеческих жертв. Загадочные слова Девы Гор могли относиться именно к такого рода жертвам.
Я заканчиваю эту запись 9 марта 1971 года. Будущее покажет.
г. БалхашМарт, 1971 г.
Вещее материнское
1962–1964 гг. – точной даты рассказчик не помнит. Осенней темной ночью на могучем Енисее, километров 50 ниже Красноярска, перевернулась и затонула самоходная наливная баржа. Спаслись молодой капитан баржи В. Рыжиков и члены экипажа самоходки – все, за исключением жены капитана Веры.
Поиски тела утонувшей в глубокой, полноводной, исполинской реке результатов не дали, несмотря на все усилия горем охваченного мужа. Искать перестали: река стала покрываться льдом.
И тогда пришла к своему зятю-капитану мать его утонувшей жены и сказала:
– Не там искал, сынок! Вера моя на Галанинском повороте ждет, дожидается, когда за нею придут.
– А откуда ты знаешь, мама, что она там? – спросил капитан.
– А я, сынок, вижу ее в мыслях своих. Вот и сейчас она у меня перед глазами в зеленом пальто.
Галанинский поворот находится за знаменитым Казачинским порогом, и, чтобы добраться теперь до него, надо пройти не менее трехсот километров от Коковского затона, где проживала мать.
Но поверил капитан вещему духу своей тещи и отправился в далекий путь разыскивать останки той, которую любил. И он действительно нашел ее на Галанинском повороте, вмерзшую в прозрачный лед у самой поверхности, в том самом зеленом пальто, которое было на ней в злополучную ночь.
Отрывок из письма друга [26]26
Приводится без сокращений.
[Закрыть]
«… В 1922 году я с Поляковым поехал на Камчатку: я – рабочим, он – конторщиком к его отцу-рыбопромышленнику. В пути нас прихватил шторм. Три дня мотал по океану, унес в море, разбил все лодки и смыл скот с палубы. Все рабочие были наглухо закрыты в трюмах, но мы оба сумели избегнуть этого пленения и отсиживались в каюткомпании, куда никто уже не заходил и где был хаос и вода. И вот я заметил, как наш пароход, полузатопленное судно, которое беспрестанно гудело, призывая (кого?) на помощь, вдруг стало вставать на дыбы. Я подумал, что оно опрокинется, и выполз наружу (зачем, не знаю, от страха не помню, что делал). Зеленая кипящая гора воды ударила с носа и понесла, все смывая. Я вцепился мертвой хваткой в железную стойку, меня стало заливать. Вода была уже выше груди, а поток все несется. Вот она залила лицо, в ушах зазвенело, рот наполнился горькой водой. «Конец!» – мелькнула мысль, и вдруг я услыхал как чей-то спокойный и проникновенный голос произнес: «За плавающих, путешествующих Господу помолимся!»
– Мама, мама! Молись за меня! – хотел я закричать. Острый ветер резанул мне в лицо, волна прошла, я остался жив…
К вечеру тайфун стал утихать. Через два дня мы добрались до Петропавловска-Камчатского и стали зализывать раны.
А в ту ночь мама вдруг проснулась, стала плакать и говорить, что со мной несчастье. Потом, опустившись на колени, молилась всю ночь. Об этом мне после она и Юля рассказывали…»
Кабаниха
Под таким именем персонажа пьесы Островского эта женщина навсегда осталась в памяти Петра Степаныча. Некрасивая, мужеподобная, грузная и чрезвычайно жадная, она обладала крупным состоянием, что, однако, не мешало ей самой работать, как последнему поденщику на своем дровяном складе в Харбине. У нее был муж, кроткий рассудительный человек, но из-за крутого нрава супруги и, главным образом, ее жадности, их брак как-то незаметно для них сам по себе растаял и превратился просто в товарищество на паях. Их связывал только дровяной склад, дававший немалые прибыли. Бухгалтерия велась тщательно; прибыли делились поровну, а до личной жизни друг друга не было дела…
Харбин 1930-х годов был что называется «битком набит» российскими беженцами от революции, большинству которых ежедневно приходилось решать вопрос, «как живу быть», как изловчиться, чтоб не погибнуть от безработицы на чужой земле.
Дела дровяного склада процветали – пришлось нанять служащего. Им оказался бывший петроградский присяжный поверенный, которому эта служба явилась тем спасательным кругом, за который удалось ухватиться уже потерявшему всякую надежду тонущему человеку. Кабаниха обратила на него свои милостивые взоры.
Бывший присяжный поверенный отреагировал так, как в его положении следовало ожидать. Соседи и даже муж решили, что это правильно – при ее-то комплекции… И одно время все были довольны: Кабаниха даже стала как-то мягче относиться к людям.
В то же время она сознавала, что грешит, и поэтому поддерживала близкие отношения с игуменьей только что созданного в Харбине женского монастыря Руфиной – вносила крупные пожертвования в монастырь и заказывала молебны. По ее старомещанским понятиям, все было логично и просто: человек грешит, и Церковь отмаливает его грехи, но за это надо платить. И блистательная Руфина, любившая появляться на люди ведомой под руки двумя послушницами, ценила Кабаниху и оказывала ей почет.
Но пришла беда. Бывший присяжный поверенный носил в себе затаенную страсть к азартным играм – может быть, ему мерещились, как Остапу Бендеру, свой Рио-де-Жанейро и другие женщины… Сперва Кабаниха терпеливо покрывала его мелкие проигрыши, но когда тот в одно утро явился на дровяной склад с мутными от бессонной ночи глазами и какой-то тихий, точно побитая собака, стараясь не глядеть в глаза своей хозяйке, та сразу поняла, что проигрыш превышает всякие нормы, и грозно спросила:
– Сколько?
– Двести сорок три рубля 80 копеек – все, что получил по счету от Каломийцевых, – был ответ, и виновный как-то весь сник, втянул голову в плечи, стал боязливо озираться, как бы ища места, куда юркнуть после ожидаемого удара…
Но удара не последовало: случилось худшее – он был сразу уволен. В сознании Кабанихи любовь имела как бы свои материально-ценностные эквиваленты в рублях, и если они не покрывали причиненного материального ущерба, то что же оставалось делать?..
И тогда она вспомнила про существование Петра Степаныча, в то время еще молодого и сильного – он закупал дрова по станциям Китайской Восточной железной дороги и отправлял их вагонами на склад. Это ничего, что у Петра Степаныча была жена. Кабаниха верила во власть денег. Мужчины… Э-э, все они одинаковые!..
Петр Степаныч был переведен на склад, а на его место поехал муж. Началась атака на Петра Степаныча, хотя атака – не то слово; так как женскими чарами Кабаниха не обладала, то она повела наступление тихой сапой: после трудового дня приглашала Петра Степаныча выпить коньячку и закусить, чем бог послал. При этом она всячески восхваляла его способности и намекала, что не такую бы ему надо иметь жену, как у него…
Петр Степаныч от коньяка отказывался, он, вообще, не пил спиртного, а за достоинства своей жены вступал в спор. Кабаниха пока что не теряла надежды. Но тут вмешался случай.
Однажды на склад забрел китаец-старьевщик. Среди всякой предложенной ему рухляди был забракованный топор с отломанным уголком. Хозяйка склада требовала за него 10 копеек, а китаец давал только пять. В пылу торга подошел Петр Степаныч.
– Мария Михайловна, я покупаю у вас этот топор, вот вам 10 копеек.
– Да что вы, Петр Степаныч! Не надо мне ваших 10 копеек, я вам дарю его. Люди свои…
Петр Степаныч отнес топор кузнецу. Тот привел его в полный порядок, вставил топорище, и обошлась эта работа Петру Степанычу немногим больше рубля. Зато свой топор! Какое же хозяйство без топора? Но допустил одну оплошность – как-то принес на склад, а там хозяйка его увидела…
– А топор-то получился у тебя хорош! – только и сказала.
Прошла неделя. Хозяйка попросила Петра Степаныча принести топор на склад – что-то понадобилось рубить.
Петр Степаныч принес. В тот же день муж с линии приехал: счета денежные надо было в порядок приводить, бухгалтерия – она точность любит.
Поработав до вечера, Петр Степаныч взял свой топор и пошел было домой, как тут налетела на него хозяйка.
– Куда мой топор тащишь? Мне самой нужно!
– Как ваш? – удивился Петр Степаныч. – Вы же сами мне его отдали – я еще вам денег предлагал…
– Не дам топор! – гневно закричала хозяйка.
– Отдай…
Вскипел Петр Степаныч.
– На, возьми! Подавись! – кинул он топор ей под ноги. – И больше я тебе не слуга – давай расчет! И ноги моей тут никогда не будет! Но ты, жадюга, помни: умирать будешь, так черти за тобой придут, и никакая Руфина тебе не поможет! Если есть пекло, так для тебя оно уготовлено…
На крик выбежал из конторы муж Кабанихи, схватил за руки Петра Степаныча и увел в контору, где пытался уговорить его остаться, но тот категорически отказался. Так они и расстались.
Прошло два года. Петр Степаныч устроился в мясной рубщиком – был мастером разделывать туши, а жил в Нахаловке, пригороде, построенном беженцами, сплошь состоящем из деревянных домиков.
В зимнюю ночь, часа в два, понадобилось Петру Степанычу покинуть теплую постель и выйти по нужде на двор. Возвращаясь, он прошел трое дверей: на крытую веранду, с нее в переднюю, оттуда на кухню, за которой находилась его спальня. Проходя, он каждую дверь за собой запирал на крючок. Но когда очутился в кухне, то, не веря своим глазам, увидел перед собой… Кабаниху. В белом платье, такая же грузная и некрасивая, как всегда, она стояла перед ним, и глаза у нее были в тот момент умоляющие.
– Мария Михайловна, это вы? – вырвалось у Петра Степановича.
– Да, я, Петр Степаныч, голубчик, придите сейчас к нам – очень нужно.
– Да я… Как же так… А какая нужда? – ошеломленно подбирая слова, спросил Петр Степаныч.
– Мужу… мужу моему очень нужно…
В этот момент из спальни донесся голос жены:
– С кем ты там разговариваешь, Степа?
– Да тут Мария Михайловна пришла.
Только он это сказал, как Кабаниха исчезла – была и нет. Петр Степаныч бросился к дверям – крючки все на месте, заложены.
Долго не мог заснуть после этого Петр Степаныч, а жена сказала:
– Не иначе – умерла в эту ночь Мария Михайловна.
И действительно, так оно и оказалось.
На утро Петр Степаныч читал в газете траурное объявление: «С прискорбием извещаем… горячо любимая жена… умерла в два часа ночи…» Вынос тела тогда-то, и прочее и прочее.
Но что заставило душу этой женщины в момент оставления тела явиться к человеку, которого она обидела? Угрызения ли совести? Желание ли помириться? Страх ли перед грозным Неведомым, куда ей предстояло вступить с сознанием, что не так она прожила свою жизнь, как шептало ей сердце?
